Текст книги "На пороге"

Глава 13

Я даже не стал смотреть, как будет расправляться со своей порцией, а то в самом деле потом ухватит мою, взялся за пожирание настолько профессионально, что, думаю, мог бы выступать на каком-либо конкурсе в Западной Европе. Там у некогда цивилизованных и культурных наций только эти развлечения и остались, простые, демократически понятные и приятные.

Она время от времени бросала острый взгляд поверх тарелки в мою сторону, но не отвлекалась от более важного, что есть еда, хоть секс может поспорить насчет важности, так как ему не мешает ни голод, ни даже острая зубная боль.

Расправившись с телятиной, она чуть замедлила темп, по сторонам не смотрит, такие люди охватывают все одним взглядом и держат в памяти все мелочи, я же подозреваемый, хотя и не единственный, но она, как вижу, допускает идею, что веду какую-то странную игру по запутыванию следствия, направляя по ложному следу.

– Пирожные? – спросил я. – Смотри какие крохотные, как твои сиськи.

Она сделала вид, что не услышала такое художественно-кулинарное сравнение, посмотрела на пирожные, потом на меня.

– А ты что, – поинтересовалась она с сарказмом, – такие сладости употребляешь? В самом деле? А как же диабет?

– Мне можно все, – сообщил я кротко. – Ученые вне вашей картинной брутальности. Мозгам сладкое, что высокооктановый бензин автомобилю. Но силовым ведомствам, понятно…

Она перебила:

– Подай вон тот коржик! Его хватит.

Я придвинул в ее сторону блюдце с горкой сладких коржиков, хрупких и рассыпчатых, сам сожрал четыре этих крохотных пирожных, а потом, поколебавшись, ухватил и пятое, нечего ему одному оставаться в коробке, скучать будет без товарищей.

Она сказала со странным выражением:

– Ты как спецназовец.

– Чё-чё? – переспросил я.

Она указала взглядом на кухонные полки, где у меня выстроились пакеты с продуктами долгосрочного хранения.

– Почти все в сухих пайках, – пояснила она. – Чтоб не возиться, да?

– Не знаю, – ответил я с достоинством, – как там у вашего спецназа, но у доктора наук могут быть и поинтереснее занятия, чем возиться на кухне.

– Хорошие запасы, – сказала она с одобрением. – Можно месяцами сидеть за микроскопом и не выходить в магазин.

– Неплохие, – согласился я сдержанно. – И все на месте. Не приходится искать, как твои сиськи, которых Андрей Волконский точно бы не нашел.

Она поморщилась.

– Что это тебя заклинило на моих сиськах? Вот, пожалуйста!.. Что, совсем не видно?

Она рывком задрала маечку. Я в самом деле посмотрел добросовестно, раз уж напросился, поискал взглядом, к чему придраться, а она, ощутив, в какой нелепой позе застыла передо мной, сердито сняла майку вовсе и чисто мужским жестом швырнула на спинку стула.

– Вообще-то видно, – сообщил я вынужденно. – Если присмотреться… Нет, размеры, конечно, впечатляют… Третий номер? Но вот бицепсы четвертый, а то и пятый… Потому да, на их фоне сиськи проигрывают.

– Ну вот и хорошо, – отрезала она. – Бицепсами горжусь больше. Их качать труднее. А сиськи что, сами отросли! Маме спасибо, я ни при чем.

– Сиськи тоже накачаны, – уличил я. – Вот здесь наклонная штанга чувствуется, верх подрезала разведениями… Что так смотришь? Я тоже качался, вон в кладовке штанга и гантели. У тебя кач чувствуется, иначе бы чуточку опустились, как у всех, а у тебя сейчас как будто из холодного мрамора ювелир вытачивал! Не колыхнутся.

– И не надо, – ответила она холодно. – Пусть у других трясутся. Вон там на заставке твоя подружка?

– Она, – согласился я. – Упорхнула, увы.

– Хорошенькая, – проговорила она оценивающе. – Только у нее, если не подводит глазомер, вообще второй, а то и вовсе первый номер.

– С ее ростом вполне, – возразил я задето.

Она фыркнула.

– Любишь маленьких женщин?

– Обожаю, – признался я. – А кто их не любит? Мужчина с маленькими женщинами чувствует себя сильнее, умнее и даже мужчиннее.

Она скривилась.

– А я вот маленьких мужчин не люблю.

– А что любишь?

– Телячью отбивную, – ответила она. – Кстати, готовишь прекрасно!.. Взять к нам в управление поваром, что ли?.. Зарплата, конечно, поменьше, чем у вас, зато сможешь ставить на крышу мигалку и гнать во всю дурь, а другие будут уступать дорогу.

– А дубинкой по ребрам смогу?

– Тоже можно, – разрешила она. – Иначе какое удовольствие служить в силовых ведомствах? Власть, данную нам законом, нужно применять себе в радость и населению на пользу. Это называется гармония личного и общественного. Как и должно быть в развитых обществах тоталитарной демократии нового образца.

Я подумал, сказал в растерянных чувствах:

– Надо обдумать.

– Да что думать, нужно соглашаться!

– Предложение очень интересное, – сказал я. – Надеюсь, возвращать двенадцать миллионов не обязательно?

– Нет, – ответила она великодушно. – Но поделиться придется. С вышестоящими. Чтобы и на будущее крышевали. Где их спрятал?

– Э-э, – ответил я, – не так сразу!.. Мы еще ни о чем не договорились. Если из статуса одиночки перехожу в организованную преступность, кем является власть, я должен с таким солидным взносом выторговать себе достойное место… Вообще-то ты права, сиськи у тебя классные, признаю. Это меня наросшая вокруг них мускулатура отвлекала.

Она фыркнула.

– Мужчины!.. Вроде бы доктор наук, а туда же, на мускулы смотрит, со своими сравнивает ревниво… Вот так и рушатся светлые детские мечты об ученых, как светочах разума, духовности, источниках великих открытий, незапятнанности побуждений…

– Побуждения у всех одинаковые, – возразил я задето. – Но мы, ученая кость, отличаемся от силовых структур уже тем, что умеем пользоваться столовыми приборами и держать сексуальные побуждения под контролем.

Она посмотрела свысока.

– Кто-то, насколько я помню, мечтал о сексуальном насилии?..

– Ой, – сказал я в испуге, – а можно перемечтать?

– Поздно! – отрезала она громовым голосом.

Глава 14

Жалобы, что я больной ботаник, не помогли, с властью не спорят, а она олицетворяет власть, да еще какую, так что лежать пришлось не под стенкой, а посредине. Вообще-то я сказал вовремя, что побуждения одинаковые как у докторов наук, так и у силовых структур, хотя это два полюса, наш отличается большей дисциплиной разума, но, как сказал еще Уайльд, проще бывает поддаться соблазну, чем сопротивляться ему, тем более что от силовых структур мы отличаемся всего лишь лучшим развитием коры головного мозга, а от всего остального… к примеру, от жареной телятины, удовольствие получаем одинаковое.

Наконец она упала со мной рядом и спросила с выдохом:

– А ты вообще… в самом деле… доктор наук?

– Самый настоящий, – ответил я совсем незапыханный, трудиться почти не пришлось. – Свеженький, только-только защитился. Еще даже не обмыл… На вечеринке по такому случаю вылезешь из торта?

Она сказала благосклонно:

– Не знала бы, что ученый, решила бы, что мужчина… Вполне так, даже странно как-то. Будто меня обманули. А когда покажешь диплом доктора, разрешат даже лекции студентам читать?

– И сейчас могу, – заверил я. – Только некогда.

Она сказала недоверчиво:

– Доктор наук… это же профессор? А профессора все старые, дряхлые, ходят с палочками…

– То старшее поколение, – пояснил я. – А сейчас если к тридцати не доктор, то остаешься на третьих ролях, подай да принеси, почеши… Кстати, почеши.

– Хватит, – отрезала она. – Надо выспаться, с утра начнем искать тех, кто все это затеял. Надеюсь, не всполошатся и не залягут на дно. Все-таки нити обрублены благодаря некоторым то ли криворуким, то ли агентам госдепа.

– Плюс пятой колонне, – подсказал я.

– Вот-вот, – согласилась она. – И это тоже висит на тебе тяжкой гирей. Здорово гнетет?

– Здорово, – согласился я. – Ладно, только не лягайся. Я же доктор наук, должна понимать! Мы нежные.

Она фыркнула.

– Чего?.. Это ты нежный? Такой грубой свиньи я еще не видела!

– Старался соответствовать, – объяснил я туповато. – Ты же представитель власти, ты ж по-другому, наверное, и не поняла бы… я ж для тебя старался.

– Ага, – сказала она саркастически, – даже хрюкал, свинья такая… Спи!

Она отвернулась и попыталась стащить на себя две трети одеяла, но я же доктор наук, умный, значит, предусмотрел все и потому зажал край под своей задницей, а когда она перестала дергать, поняв, что ее попытки обречены, и затихла, обнял ее со спины, объяснив шепотом на ухо, что это я в поисках того, что искал когда-то бравый поручик у Наташи Ростовой.

Для поколения моей бабушки и моего дедушки совместная ночь с женщиной под одним одеялом что-то да значила бы, даже для моих родителей, но мы уже в другом мире. Для нас, нынешних, ночь под одним одеялом всего лишь ночь под одним одеялом, а что попутно повязались, так это такой пустяк, что и упоминания не заслуживает.

Однако ночь под одним одеялом в некоторой степени знакомит, даже сближает, как это ни звучит высокопарно, и утром мы поднялись, как уже супруги, прожившие десяток лет.

Собственно, все мировоззрение и свободы в личной жизни сейчас направлены на то, что все мы – семья, все человечество, и потому с каждым можно и нужно вступать в доверительные отношения. А секс – это одна из составляющих для доверия, не самая главная, кстати.

Проснувшись, я прислушался к ее дыханию, а она произнесла трезвым голосом:

– Я уже пару минут не сплю. У тебя здесь уютно. Не думала, что одинокие мужчины тоже умеют устраиваться.

Я спросил в изумлении:

– В самом деле?

– Точно.

Я пробормотал:

– Тогда не представляю, что творится у тебя.

– Грубиян.

Не дожидаясь ответа, выскользнула из-под легкого одеяла. Я провожал взглядом, пока не скрылась за дверью душевой, потом только слез с постели, прислушался к себе.

Никакой слабости, никакой мышечной боли, только в голенях малость крепатуры, вчера много ходил, непривычно, но рассосется через несколько минут. А вот пожрать…

Во время сна малость потерял контроль над корой головного мозга, которой похвастался перед сном, перед глазами снова, на что ни взгляну, мелькают цифры, графики и ссылки на гиперссылки.

Пришлось сесть на край кровати и несколько минут взнуздывать те отделы, что выдают информацию без спроса. Как раз это «без спроса» и есть главный путь к сумасшествию, а пациенты психиатрических дурдомов – это люди, которые не могут справиться с тем, что мозг выдает сам, минуя фильтры.

Хлопнула дверь душевой, я покосился на ее атлетическое тело, это же Афина Паллада, что вроде бы назначена богиней мудрости, но почему-то постоянно носилась с копьем в руках, остервенело участвовала во всех войнах и постоянно дралась на равных с Аресом, грозным богом войны.

Она хмыкнула:

– Еще не проснулся?

– Почти, – ответил я сиплым голосом. – Щас дерну кофейку и буду человеком…

– А сейчас кто?

– Помесь ленивца с полицейским…

Она прошествовала мимо на кухню и принялась готовить завтрак, все как положено, основные поведенческие реакции никто не отменял. Женщина остается женщиной, даже если кухни и мужчины в современном мире постоянно меняются, все равно в постели со всеми принято вязаться, а на кухне готовить.

Я взял с поддона кофейного автомата чашку с горячей темно-коричневой жидкостью, сел за стол и сделал вид, что просматриваю в Интернете данные, ищу как бы.

Конечно, уже давно просмотрел все, что имеет хотя бы крохотные связи с этим делом, но время надо убить и сделать вид, что тружусь на общее благо, даже подумал, что вообще-то мы все делаем вид, что трудимся на общее, а на самом деле…

С утра солнечно и жарко, на кухне она в том, в чем спала, что значит – в броне бодибилдерской мощи, я смотрел то на ее мышцастую мускулистую спину с широкими плечами, что красиво сужается книзу и переходит в тугую талию, а та опирается на вздутые ягодицы, настолько совершенные, что уже и не жопа вовсе, а тугие полушария идеально подогнанных мышц, чуть-чуть прикрытых плотно натянутой тонкой кожей. Не жопа, а произведение искусства, подлинный образец для шедевральной кисти Леонардо.

Она оглянулась, я успел увидеть взлетевшую в ироничном изумлении бровь.

– Ты что там сопишь?

– Крылья у тебя хороши, – заметил я с одобрением.

– Что-что?

– Не те крылья, – пояснил я, – что крылья, откуда они у полицейских, а широчайшие! Красиво так это идут вниз и смыкаются с косыми, где переходят в задницу… в смысле, большую и среднюю мышцу задницы. Большая у тебя развита хорошо, хотя и похожа на дельтавидку на руках…

Она буркнула не оборачиваясь:

– Теперь хватает часа в тренажерке, чтобы поддерживать.

– А сперва было тяжко?

Она сдвинула плечами, отчего мышцы красиво пошли волнами, перемещаясь, тесня одна другую и даже как бы эротично заползая одна на другую.

– Не тяжко, но пять часов в день отнимало.

– А я лучше и один час на диване полежу, – сообщил я. – А пять так вообще…

– Не бреши, – отрезала она безжалостно. – Ты не ложился на этот диван вообще. Куплен пять лет тому, а все как новенький. Ты из тех, кто вкалывает круглые сутки, но рассказывает, что смотрит футбол и бокс.

– Не рассказываю, – ответил я мирно. – Некому. У меня и коллеги такие же, нележальные. Нам врать друг другу незачем. Тебе, другое дело… Икры и двуглавая накачаны приседом, а камбаловидная и латеральная чем, велосипедом?

Она отвернулась к плите, позвякала там женскими непонятностями.

– Некогда велосипедами. Тренажеры. Только тренажеры. Они у нас даже в участке. Тебе тоже, кстати, не помешали бы.

Я фыркнул.

– Это говоришь человеку, который с точностью до месяца знает, когда будем менять тела целиком на синтетические?

– Что, – спросила она с недоверием, – в самом деле с такой точностью?

– С точностью до года, – уточнил я. – Плюс-минус. Если бы простой народ и полиция, что едина с народом, знали, что их ждет, все качалки мира бы опустели.

– А что нас ждет?

– Не скажу, – отрезал я мстительно.

– Тогда скажи, – потребовала она, – что ждет сегодня.

– Накопал не много, – сказал я, – но что-то наклевывается.

Она повернулась, блистающая и прекрасная, в самом деле богиня Афина, у которой из одежды были только шлем и копье, только этой не нужна такая допотопная хрень, когда вот в кобуре многозарядный пистолет.

– Что?

– Сперва поедим? – предложил я.

– Какой же ты жрун, – сказала она с неудовольствием. – Почему мужчины всегда жрут?

– Потому что субдоминанты кушают, – ответил я. – Ты что, бекон жаришь?.. Ладно, люблю все вредное. Тащи быстрее на стол, слюнями захлебнусь.

– Сейчас, еще две минуты.

На той стороне кухни по жвачнику под бравурную музыку из трех нот, больше для среднего человека невыносимо сложно, идет очередное шоу с угадыванием городов по каким-то примерам. Чувствуется, все расходы оплатили туристические фирмы. Ведущий задает вопросы о каких-то улочках, достопримечательностях, в зале несколько тысяч человек зрителей, а еще десятки миллионов жадно столпились у экранов в своих квартирах.

Наконец какая-то дура сумела назвать Марсель. В зале подняли радостный крик, а ведущий провозгласил так ликующе, словно добился бессмертной жизни для всего человечества:

– Вы получаете второй приз в три миллиона долларов!.. Поздравляем! А мы продолжим соревнование за главный приз в десять миллионов!

Она покосилась в ту сторону.

– Дуры.

– Все верно, – ответил я с горечью, – не на сраную науку же тратить. Пусть еще одна демократка накупит на пять миллионов туфель и на пять платьев… Прости, что задел.

Она поморщилась.

– У меня одна пара туфель с высоким каблуком, да и те не ношу. Рост не позволяет. А в кроссовках и бегать не так смешно.

– Я когда говорю про дур, – уточнил я, – то не обязательно имею в виду тебя. И даже полицию. Во всяком случае, не во всех случаях. Ты вполне хорошо соображаешь… для женщины, конечно.

– Ну спасибо. Ты как к рыбе относишься?

– С пониманием, – ответил я. – И уважением, все-таки наши предки, а сейчас уважение к традициям снова в тренде.

– Семга была нашим предком?

– А она была кистеперой?

– Вряд ли, – рассудила она, – у этой плавники.

– Тогда ей не повезло.

– Хорошо, на второе филе из семги. А на первое, конечно, мясо. Мы, бодибилдеры, без мяса, как Ромео без Вероны. Или как вы, яйцеголовые, без шоколада.

– Знаешь, – удивился я.

– А то!

Она переставила с плиты на стол сковородку, я помог переложить мясо на тарелки. За стол она села эффектная и красивая, я поймал себя на том, что в самом деле любуюсь ее прямыми плечами со вздутыми дельтами, резко очерченной грудью, настолько твердой, что почти мрамор, а лицо так и вовсе безукоризненно, словно программисты отрендерили модель для эльфийки, но пришел приказ срочно переделать на женщину-воина, потому поспешно добавили угловатости черт, выдвинули подбородок, приподняли и чуть расширили скулы, но кожа все так же натянута настолько туго, что ее и нет вовсе, а на морщинки никогда и не будет даже намека.

– Что смотришь? – спросила она с подозрением.

– Кто-то из древних говорил, – ответил я, – что нет ничего на свете прекраснее скачущей лошади, клипера под всеми парусами и танцующей женщины. Жаль, танцевать не умеешь.

– Ага, – ответила она с сарказмом, – надейся…

– Все хорошо, – сказал я, – только имечко у тебя больно… айсбергистое.

Она приподняла густые смоляные брови.

– В смысле?

– Холодное, – пояснил я и поежился. – Могли бы дать имя и потеплее. Ну там Маргарита, а то и вовсе Марго, или Макавея… От тех так и веет теплом.

Она отрезала холодно:

– Мир размяк от избытка тепла и соплей. Пора остудить. Вон те кровяные колбаски возьми. Они, правда, с перцем, но если у тебя желудок в порядке… Что у меня не так?

– Все так, – сказал я поспешно. – Просто все еще смотрю на тебя, как на произведение искусства. Архитектурное. Монументальное.

– То-то ты его старательно поганил, – буркнула она. – Как дикий варвар в Риме. Ешь быстрее, мне на службу.

– Сегодня не выходной?

Она сдвинула плечи, из-за чего наконец-то обе груди чуть сдвинулись, не меняя формы, и тут же вернулись на свои места.

– Не хочется оставлять дело на полпути. У меня же кабинет не опечатали.

– Какое полпути, – сказал я. – Как ни сужай круг, но если нет даже косвенных улик…

Она спросила живо:

– А какие есть?

– Никаких, – сообщил я. – Есть только предположения, кто может за этим стоять.

– Кто?

– Кто заинтересован, – пояснил я.

– И кто же?

Я развел руками.

– Вообще-то заинтересованы все на свете… за исключением религиозных фанатиков и психопатов, но если отсеять просто заинтересованных от тех, кто не просто заинтересован, но и смог бы…

– Ну-ну!

– Круг сузится, – сказал я. – За несколько сотен лет можно перебрать всех. Если, конечно, подключить к этому человек так это с миллиончик. А то и полтора.

Она нахмурилась.

– А что тебе говорит интуиция? Если уж начал сдавать сообщников, то давай имена, явки, клички… А я выхлопочу послабление. И место на нарах поближе к окошку.

– Могу составить список, – предложил я. – Но… ни ордера тебе не дадут, ни каких-то зацепок. А просто поговорить… это если сами с тобой изволят. Сумеешь как-то заинтересовать? Ну там сиськи покажешь… или что-то как-то, но чтобы пинком в зад не совсем уж сразу?

Она подумала, подвигала бровями.

– Там увидим. К кому едем?

– В ваш полицейский участок, – ответил я и подумал, как быстро она передала мне вожжи. То ли решила, что люди из загадочного мира ученых в самом деле лучше во всем разбираются, то ли убедилась, что у меня бывают озарения, способные сдвинуть, а то и ускорить поиски злоумышленников. – На вашем сервере все преступники в базах?

Она кивнула.

– Естественно.

– И, как догадываюсь, – сказал я, – заодно и все население нашей богоносной страны и прочие к ней прилегающие, вплоть до Кунгуринии? Ешь быстрее, а то как ворона на ветке перед лисой…

– Это как?

– Все жду, – сказал я любезно, – когда каркнешь.

Глава 15

Автомобиль, только завидев нас на крыльце подъезда, поспешно распахнул обе дверцы. Полицейские машины приучены экономить драгоценные секунды, которые люди все равно просрут в привычном для них разгильдяйстве.

Мы сели в машину, королева воинов небрежным взмахом руки забросила на крышу мигалку. Окрыленный привилегиями, автомобиль понесся легко и свободно, как ястреб среди шарахающихся в стороны воробьев.

Заботливый навигатор сообщил о срочной новости и вывел на боковую панель кадры заседания Госдумы.

Я вздохнул с некоторым облегчением. Не теракт, к счастью, не захват боевиками Халифата очередного города и массовая резня там, а всего лишь голосование насчет увеличения возрастного ценза с двадцати пяти лет до тридцати. В самом деле, каждый из нас с каждым годом становится если не умнее, то хотя бы мудрее, уже не так с плеча судит, понимает, что не все так просто, как кажется восемнадцатилетнему…

Довод вроде бы верный, но тут же в Думе завязалась горячая дискуссия на тему, как подать такое населению. Сказать вот так в лоб молодежи никто не осмелится, мы же сами всегда были и в двадцать лет уверены, что все знаем и готовы править миром, в пятнадцать лет готовы были принять на свои плечи звание Мирового Правителя, и даже в десять лет полагали, что знаем и умеем больше родителей…

Нужно будет, предложил депутат Пилипенко, запустить в массмедиа авторитетное мнение ученых, что человек теперь живет дольше за счет того, что вся его жизнь удлинилась, а не только старость, в двадцать лет человек все еще подросток по нынешним временам. Это во времена Пушкина была мечта «успеть увидеть внуков», а сейчас в том возрасте еще только женятся!

Так что, дескать, право избирать президента нужно отодвинуть в район тридцати-сорока лет, а самим баллотироваться на этот высокий пост только с шестидесяти.

Она увидела, что я поглядываю на экран с некоторым интересом, спросила с понятным скептицизмом:

– Думаешь, пройдет?

Я сдвинул плечами.

– Молодежь будет против.

– И что?

– Вот именно, – ответил я. – Ее и раньше не слушали, а сейчас она впервые в меньшинстве. В США не успели с подобным законом, прохлопали ушами, а надо было равняться на Россию! Так что на следующих выборах у них точно изберут мусульманина на пост президента страны. Вот-вот, мусульман, достигших избирательного возраста, в США уже пятьдесят четыре процента!

Она пробормотала:

– У нас мусульман пока недостаточно для такого разворота. Хотя да, становится все больше… Тебе нужен полицейский сервер?

– Да.

– Могу подключиться, – сообщила она с надлежащим высокомерием. – В полицейских машинах защищенный канал.

– Ого, – сказал я, – насколько защищенный?

Она ответила с тем же высокомерием:

– Может быть, и не так, как красная линия президента или шахты межконтинентальных ракет системы «Мертвая Рука», но… достаточно.

Я смолчал, лично мне не пришлось даже взламывать их защищенную систему, ее не рассчитывали на таких, как я. Фаерволы попросту не увидел, сразу пробежал мысленным взглядом за долю секунды все-все записи, просмотрел фото и отметил некоторые, как примечательные.

Она на ходу подключилась к полицейскому серверу и вывела на экран записи камер, выбрав тех подозреваемых, на которых тогда указал я, а она поставила метки.

Я ждал, когда наконец придет к какому-то выводу, чтобы опровергнуть или согласиться, не дождался, звучно хлопнул себя по лбу и провозгласил:

– Ба, нашел!.. Вот тот голубчик!.. Посмотри, посмотри!..

Она сказала недовольно:

– Всех пересмотрела! Камень в окно бросил вовсе не он.

– Ты проследи за ним, – сказал я настойчиво. – Просто смотри.

Она хмыкнула, но перевела взгляд на экран, автомобиль пока что прет по навигатору, проблем с дорогой не намечается, а тот байкер в записи в самом деле ведет себя не по-байкерски, то ли стесняется, то ли высматривает, как нанести урон посильнее, но в драке почти не участвует, все отступает в тень, а там почти растворился в темноте… а через пару минут вынырнул совсем в другом месте.

– Просмотри через фильтры, – посоветовал я. – Похоже, он как раз нырнул в окно, что-то там спер, а потом вылез, как ни в чем не бывало. Все заняты дракой, на него даже в полиции не обратили внимания!

Она сдвинула плечами.

– В том помещении ничего нет. Мы уже проверили.

– Молодцы, – сказал я. – Не ожидал. Хорошая работа. А я вот по твоему компу посмотрел, что под этим зданием проложен кабель, который питает и наш Научно-исследовательский центр!

Она дернулась.

– Шутишь?

– Ничуть, – ответил я. – Это уже больше, чем совпадение, верно?

Она закусила губу. Взгляд ее потемнел, наконец проговорила с неохотой:

– Да, связь какая-то есть… Хотя и не обязательно. А перебои с подачи энергии зафиксированы?

– Нет, – ответил я честно. – Да и не могло их быть.

– Почему? – спросила она. – Ах да, аккумуляторы. Автоматическое переключение?

– Именно, – ответил я. – По старинке, но надежно. Однако все-таки какая-то связь есть.

– Похоже, – признала она. – Только не пойму, в чем она.

– Я вообще-то догадываюсь, – сказал я скромно, – но это так, фантазии… Видимо, нужно заняться тем орлом, что проник во время драки в то помещение. Теперь понятно, что и драка была красиво поставлена хорошим режиссером?

Она поморщилась.

– Это пока только догадка.

– И что?

– На догадках обвинение не строится.

– Да, – согласился я, – но я не требую всех арестовать и сразу расстрелять, как у вас постоянно в подвалах вашего ГПУ? Догадки надлежит проверять, это строго научный метод. В науке впереди открытий всегда идут догадки. Часто такие наглые…

– Это да, – согласилась она, – насчет наглости наша наука впереди планеты всей.

– Вот и ты согласна, – сказал я, – как хорошо, когда женщина не спорит… так уж постоянно и с привычно диким криком.

– Ладно, – ответила она, – но все равно… если говоришь, что у вас не было перерывов в энергоснабжении…

– Вроде бы не было, – признался я. – Но я не говорил, что не было точно. Я сказал, что лично я не заметил, но я не специалист в электросетях. В чем-то специалист, но там ты не оценишь, это же не палкой виртуозить по ребрам… Если бы вырубился мой компьютер или погасла настольная лампа, я бы как-то заметил. Может, не сразу, я бываю не всегда внимательным, но ты, к счастью, не замечаешь.

– Я все замечаю, – ответила она недобрым голосом, – а ты, значит, рассеянный мыслитель?

– Полагаю, – заметил я, – надо бы навестить нашего героя.

Она сказала резко:

– Сперва нужно узнать, кто он, где живет, вызвать ОМОН…

– Это Карагандинов, – сказал я, – возраст тридцать два года, здоров, мастер рукопашного боя, служил в ВДВ, в горячих точках не служил, после армии устроился в охранную фирму… Нужен адрес? Пожалуйста, улица Скобелевская, дом пять, квартира семьсот восемнадцать…

Она покачала головой, взгляд выразил уважение и настороженность.

– Ты быстр…

– В некоторых случаях, – согласился я со скромностью в голосе. – Быстрота нужна не только для ловли блох. За обедом тоже не мешает. Особенно, если с тобой из одном миски. Ну что, поворачиваем?

Она поколебалась не больше секунды, бросила на меня испытующий взгляд.

– Уверен?

– Это только гипотеза, – предупредил я, – а не аксиома. Скорее, лемма. Лемма – это…

– Заткнись, – оборвала она резко. – Вижу, в армии точно не служил. Болтаешь, как гуманитарий. Ладно, пройдемся согласно твоему научному методу.

– Умница.

– Хотя не верю всяким ученым, – сказала она недовольно, – это ж не силовые структуры атомную бомбу выдумали!

– Да, – покорно подтвердил я, – они ею только бросают в кого ни попадя.

Пришлось ухватиться за ручку, так круто развернула автомобиль, хотя до полицейского участка оставался всего квартал. Дальше я откинулся на спинку сиденья, впервые за очень долгое время наслаждаясь покоем и ясностью в черепе.

Хотя, конечно, приходится с некоторым усилием восстанавливать барьер, не давая прорываться в мозг всякой информации, что может утопить и ввергнуть в сумасшествие. Зато стоит взглянуть на что-то, вот, к примеру, на то здание, и сразу вижу всю его историю, начиная от года и дня постройки, личные данные архитектора, стоимость стройки, размер кирпичей, количество штук, перечень мероприятий, которые в нем проводились, ух ты, даже Максим Горький там бывал, это же почти памятник архитектуры…

Город все больше обожаю за его суперсовременные высотки, широкие магистрали и праздничность улиц. Хотя небоскребы начали строить еще в начале прошлого века, а стодвухэтажный Эмпайр-стейт-билдинг посещал еще Маяковский, но потом к высотным домам то надолго падал интерес, народ предпочитал перебираться в небольшие коттеджики и таунхаусы, то снова что-то необычное выстреливало, но и теперь небоскребы во всех странах определяют архитектуру городов и остаются символом технической мощи и красоты хай-тековского мира.

Автомобиль мчится на дикой, как раньше бы сказали, скорости, но соединенные в одну сеть бортовые компьютеры выполняют свою работу ювелирно точно. Даже на тесных улочках автомобили проскакивают на встречке в двух сантиметрах один от другого. Насколько знаю, инженеры продвигают новый стандарт насчет одного сантиметра, что позволит что-то где-то и много сэкономить.

– А сама часто берешь управление на свою набодибилдеренную персону?

Она покосилась в мою сторону с неодобрением во взгляде.

– Зачем?

– Да просто так.

– Просто так не беру, – отрезала она.

– А не просто так, – спросил я. – По делу? У тебя же бывают дела? Хоть иногда?

– Беру очень редко, – сказала она коротко. – Ты вроде бы видел.

– Ага, – сказал я, – все-таки бывает. Когда на обгон?

– Когда преследую, – уточнила она.

– Понятно, – сказал я, – хорошо быть полицаем. Обгоняй, нарушай, дави, стреляй… Вот это жизнь! А тут докторские защищаешь, от рака лекарства придумываешь, кому это нужно? Человек должен жить коротко и весело, лишь бы успевал размножаться. Ты как насчет размножения?

Она даже не взглянула в мою сторону, взгляд прикован к быстро бегущей под колеса автомобиля ленте шоссе.

– Я размножаюсь.

– Ого, – сказал и посмотрел на ее граненый живот с кубиками под тонкой тканью, уже знаю, даже пересчитал, в самом деле восемь. – Прости, я не знал.

Она поморщилась.

– Я не беременная. Но у меня есть дочка. Ранний брак. Живет у моей мамы. Им так обеим нравится. А ты?

– Не знаю, – ответил я честно. – Мне проследить за своим потомством труднее. Может быть, много, а может, и нет вовсе.

Автомобиль стремительно взлетел на эстакаду, оттуда хорошо виден весь район, здесь как раз небоскребов особенно много, есть яркие и праздничные, есть солидно блещущие металлом, есть подчеркнуто индустриальные, мол, не для праздников эта планета, а для работы, как сказал великий нигилист. Есть такие, будто спроектированы и выстроены специально для туристов, настолько необычные, что вроде бы в таких ни жить, ни работать, а только аттракционничать.

Впрочем, и такие есть, туризм – неплохая статья доходов, ради повышения их доли стоит выстроить либо самое высокое в мире здание, либо самое причудливое по форме.