Текст книги "На пороге"

В этом Москва перестала отставать от прежде более богатого мира, а во многом по инерции погони за лидером и обогнала, так как запрягает медленно, ездит быстро, а потом обнаруживает, что в гонку ринулась привычно по-расейски без тормозов.

Наша цель, высокий дом в сорок два этажа, высится гордо и красиво в окружении зданий поменьше, похожий на лебедя среди стаи серых уток. Стоянка размечена цветными вставками в асфальт. Мне показалось, машины там недовольно покосились на автомобиль с полицейской мигалкой, полицию даже они не любят, но пикнуть не посмели, в демократическом государстве у силовых структур все права, и чем государство демократичнее, тем всесильнее полиция, как олицетворение абстрактной мощи гуманного народа и толерантного к насилию народа.

Она сказала властно:

– Говорить буду я!.. Ты вообще и не пикай.

– А пищать можно? – спросил я. – Как красный слон?

– И пищать нельзя, – отрезала она.

– Настоящая женщина, – сказал я с восторгом. – Давно мечтал такую…

Она обернулась, глаза грозно блеснули.

– Что-что мечтал?

– Встретить мечтал, – объяснил я. – Думал, такие только в сказках да в анекдотах, а тут вон все наяву. У нас будут завидовать счастливчику! Это я счастливчик, кто бы подумал… Мне же всегда с женщинами не везло.

Она поморщилась.

– Не повезет и на этот раз. Держись за моей спиной.

Я смерил взглядом ее прямые и широкие плечи спортсменки, спина прямая, как столешница.

– А что, будет перестрелка? Как здорово!

– За моей спиной, – повторила она. – И не высовываться.

Вблизи видно, что вообще-то обычная многоэтажка, не старая, стандарт для недонебоскребов, эконом-класс, просто домики вокруг совсем мелкие, вот и кажется чем-то, чем не является. Воротилы в таких точно не живут, а если и появляются, то лишь для чего-то крайне темного.

Да чего вдруг, мелькнула мысль, это я туплю, воротилы вообще не появляются в людных местах. Так что здесь в лучшем случае те, кого воротилы отправляют с поручениями. А то и вовсе не воротилы отправляют, а мелкие служащие воротил отправляют совсем уж мельчайших.

Подъезд к дому замусорен, ступеньки выщербленные, а дверь, естественно, расписана густо, не всякую надпись прочтешь, а в наложенных один на другой рисунках можно увидеть, как в пятнах Роршаха все, что угодно, даже обладая не самым ярким полицейским воображением.

Ингрид распахнула дверь и почти вбежала, сильная и стремительная, попробуй останови, но останавливать некому, даже за оконцем комнаты для консьержки пусто и настолько пыльно, словно здесь никто не появлялся с момента сдачи дома в эксплуатацию.

– Лифт работает, – бросила она. – Пойдем.

– Один из четырех, – пробормотал я с опаской, – по теории вероятности он не должен сломаться именно в этот день и час… Хотя теория суха, мой друг…

Она фыркнула:

– Я тебе не друг.

– Классику знать надо, – укорил я. – Это я бахвалюсь знанием сокровищ мировой культурки, а ты мне крылья обрываешь, как стрекозе какой-то, изысканной и безумно красивой…

Опускаясь на вызов, лифт грохочет и лязгает, я отчетливо услышал предупреждение, что ему начхать на теории, восхочет и застрянет в любой момент и в любой точке пространства-времени шахтного измерения.

Ингрид нахмурилась, но когда дверцы распахнулись, решительно шагнула вперед. Пол под нею тревожно задвигался, стукаясь в стенки.

– Ох, – сказал я. – Кажется, у меня начинается арахнофобия или как ее там…

– Какие здесь пауки? – спросила она сердито. – Не трусь. Слышишь, уже поехал… Если и оборвемся, то с хорошей высоты! Мучиться долго не придется.

– Умеешь утешить, – сказал я с сарказмом. – Настоящая женщина!

Лифт ползет на высоту с трудом, отчаянно сражаясь с гравитацией и даже, как мне кажется, с сопротивлением воздуха.

– Что-то ты бледный совсем, – произнесла она с сарказмом. – Съел что-то?

– За тебя переживаю, – пояснил я.

– Что так?

– Ты такая нежная, – пояснил я, – чувствительная, поэтичная, а гонимся за каким-то грязным мошенником. Для тебя это как серпом… гм… как молотком по маникюру, да?

Она не ответила, прислушиваясь. Лифт наконец дополз до места, остановился, задрожал, я уже заранее вздрогнул, однако двери начали неуверенно раздвигаться, а потом и в самом деле ушли в пазы, открыв перед нами этажную площадку.

Часть II

Глава 1

Ингрид выскочила первой, я вышел следом, реакция у меня пока еще не совсем та, что жаждется. Сигналы в нейронах идут со скоростью тридцати метров в секунду, а в компьютерах со скоростью света, а это значит, примерно в десять миллионов раз быстрее. Я потому и жру чаще обычного, что мой мозг работает как зверь, калорий на свою работу требует вдвое больше.

Для меня это значит странное ощущение нереальности, когда мир как бы замедляется в движении. Я, правда, тоже не могу двигаться быстрее, ну разве что чуть-чуть, зато мозг работает, как ветряная мельница в бурю.

Пока что сигналы в моих нейронах распространяются примерно в шестьдесят-семьдесят метров в секунду. Это не слишком огромное преимущество при решении трудных задач, но может стать решающим, когда кто-то замахивается на тебя кулаком или ножом, а от твоей сообразительности и реакции зависит получить удар или нет.

Гораздо выше прогресс, что когда ловлю сигналы компьютерных сетей, то принимаются практически на компьютерной скорости, иначе не объяснить, как за доли секунды могу пересмотреть Ленинскую и Библиотеку Конгресса.

Сейчас вот, взглянув на дверь, я в доли секунды рассмотрел, как внутри идут провода и что за схема управляет двумя замками, в самом деле самая продвинутая, на опознавание хозяина по лицу, такая открывает дверь, как только он выходит из лифта и протягивает руку к двери.

Ингрид распахнула глаза шире, когда я взялся за дверную ручку.

– Даже не постучишь?

– Я думаю, – ответил я, – тебе важнее внезапность.

Она в изумлении захлопнула рот, дверь под моей рукой медленно начала отворяться.

– Как это…

Я ответил тоже шепотом:

– Он забыл ее запереть. Он же дома, так бывает.

Она выхватила пистолет и, держа его в обеих ладонях, медленно переступила порог прихожей. Я сосредоточился, вернул параметры защиты управления замком в прежнее состояние, пусть никто и не догадается о таком моментальном взломе.

Из прихожей один коридор на кухню с дверью туалета по дороге, стандартная планировка, а другой ведет в гостиную, ее отделяет дверь, но щель показывает, что там не закрыто.

Ингрид знаками велела мне вести себя тише травы, я кивнул, а она тут же саданула ногой, как тараном, в двери гостиной. Обе створки с грохотом распахнулись. Она ворвалась вовнутрь, замерла в шаге от порога, а я вздрогнул от ее страшного крика:

– Застыть!..

В комнате всего один человек, в этот момент заглядывает в шкаф, на мой взгляд, перебирает рубашки на плечиках, но Ингрид явно заподозрила, что уже ухватил рукоять пистолета или автомата и сейчас развернется, полосуя гранатометной очередью все с нашей стороны и разнося здание в щебенку.

Он обернулся в ужасе, вряд ли даже понял команду насчет замереть и не двигаться, а когда увидел направленное ему прямо в лоб черное дуло пистолета, вытаращил глаза.

Руки взлетели вверх, будто подвешен к потолку лично Торквемадой в помещении святейшей инквизиции.

Глаза полезли из орбит, а голос сорвался на поросячий визг:

– Кто?.. Чего… чего вам надо?

Я зыркнул на воительницу, она тоже вроде бы поняла, что это не совсем тот байкер, что нырял ночью в окно.

– Кто такой? – рыкнула она зло.

Он вроде бы сообразил по нашим лицам, что мы облажались, сразу понахальнел даже с виду, посмотрел свысока.

– А у вас ордер есть, полицаи?

Руки его начали опускаться, она рыкнула:

– Опустишь – стреляю!

Его руки снова взлетели, она ответить не успела, я сказал быстро и уверенно:

– Игорь Найденов, тридцать два года, дважды судимый за мелкие кражи, на форуме педофилов известен под ником «Лысый» и «Алый Цветочек», закончил ФЗУ, в четырнадцать лет был пойман за мастурбацией на фото своей матери…

Он вскрикнул затравленно:

– Да при чем здесь это?

Я ответил неумолимо:

– У нас есть непроверенные, но абсолютно точные сведения, что ты продаешь наркотики, способствуешь сводничеству, замешан в нелегальном распространении детской зоофилии… а еще ты агент госдепа. Не хочешь о них рассказать? Или предпочитаешь поговорить о своем приятеле Киме Кардашьяне, к которому ходил на этой неделе трижды? Причем не домой, а на работу?

Он посмотрел на замершую женщину с пистолетом, перевел взгляд на меня.

– А при чем здесь какой-то госдеп? И что это вообще?

– Будет ни при чем, – согласился я, – если расскажешь о Кардашьяне. Почему ходил, о чем базарили, какое пиво пили… А наркотики нам не так интересно, правда. Если какие-то идиоты хотят травиться – их проблемы.

Он снова посмотрел на грозную женщину, она уже пару раз набирала в грудь воздуха, но смиряла себя, зыркала на обоих поочередно, вся злая и напряженная так, что вот-вот взорвется.

– Ну? – сказал я строго.

– Ким мой приятель, – ответил он с натугой в голосе, – мы с ним кореша!.. Еще в школе общались!.. Я к нему домой ходил, он ко мне…

И что?

– Он работает в охранной фирме, – напомнил я, – это не квартира. Правила строже. Пропуск тебе Ким выписывал?

– Он, – подтвердил он затравленно. – А что, разве нельзя? Мы же старые друзья! Что, я похож на шпиона? И всякие там военные тайны ворую?

Ингрид только открыла рот для вопроса, как я сказал громко:

– Ладно, если он твой приятель, тогда нет вопросов. Товарищ главный следователь, пойдемте. Нам еще в бар нужно заскочить, пока там открыто.

Она захлопнула рот, а когда вышли из квартиры вконец обалдевшего мелкого жулика, зашипела:

– Что, что себе позволяешь? Что за мастурбации?.. И если он еще и наркотики продавал, то надо нажать…

– Не надо, – ответил я. – Пойдем вниз.

– Мы не закончили!

– Нет, – согласился я, – и это хорошо. Сейчас он связывается с Кардашьяном, который ему то ли уступил на время квартиру, то ли прислал его специально на такой вот случай… Ух ты, кто бы подумал, что умеет вот так через прокси-адреса с удаленных серверов, шифруя в двадцати местах…

Она прошипела:

– Не умничай! Зачем ты все прервал?

Я сказал быстро:

– Потому что сейчас мчимся к людям посерьезнее. Тому самому Кардашьяну, который разбил окно… Если это связано, как мне все сильнее кажется, с двенадцатью миллионами, то, сама понимаешь, люди могут быть серьезными и крепкими.

Она прошипела:

– Все равно больше не смей перехватывать у меня… Ты не умеешь вести ни допрос, ни… опрос!

– Давай быстрее за руль! – сказал я. – Навигатор дорогу укажет точно, только не попади в аварию.

Она дернулась.

– Могут быть подставы? Вызвать подмогу?

– Не успеют, – сказал я. – Надо спешить, пока там собирают вещи. А если не собирают, то опоздаем. Ты женщина или полицаймейстер?

Она закусила губу, машина взревела и понеслась, как дракон, по разделяющей полосе, сирена взвыла, будто вот-вот сюда рухнет атомная бомба.

Автомобили даже самые дальние впереди послушно расступаются, в каждом программа моментально перехватывает управление автомобилем, едва только получает сигнал полицейского компьютера.

Мы неслись на полной скорости, пока не пришлось свернуть на боковую улочку.

Ингрид перехватила управление, а то программа может послать автомобиль на стоянку, что далековато от подъезда, уже нацелилась камерами в сторону от приближающегося здания, Ингрид резко вывернула руль, вон там место припарковаться совсем рядом от крыльца справа…

Мы оба увидели, как там неспешно отворилась входная дверь дома, выдвинулись две женщины, одна пихает перед собой детскую коляску, вторая щебечет с нею, картинно закатывая глаза.

Когда дверь уже закрывалась, с той стороны ее придержал мужчина, выскочил и, бодро сбежав по ступенькам, торопливо свернул за угол здания.

– Он, – сказал я с досадой, – это Кардашьян. Упустили!..

– Уверен? – спросила она. – Хотя ты же должен знать своих сообщников…

– Уверен, – ответил я, – а ты…

Не отвечая, она выметнулась из автомобиля с такой скоростью, что чуть не вынесла собой дверь, а за подозреваемым понеслась быстрая, как голодная и злая пантера.

Я подождал чуть, примерно представляю, куда он побежит, если заметит погоню. Не знаю нынешние правила, можно ли стрелять убегающему в спину или хотя бы в ноги. Вроде бы нельзя, эта Ингрид ведет себя хоть и вызывающе круто, но законы нарушит вряд ли…

Имел бы право управлять полицейским авто, догнал бы обоих, побегут в сторону набережной, а там параллельно идет хорошая дорога, в это время дня почти совсем пустая.

Хотя почему это не могу, я же не такой законопослушный, ученые всегда малость нарушители правил…

Торопливо отключил автоматику, все сенсоры и опознаватели личности, машина сразу превратилась в мертвый металл, но я порылся в электрике, как же все просто и примитивно в этих автомобилях прошлого времени, завел и погнал не за ними, а на перехват.

За кустами я не видел ни Кардашьяна, ни Ингрид, просто прикинул их скорость, чуть поддал газу, и через семь секунд рослая фигура Кардашьяна выметнулась из-за деревьев, в самом деле быстрый, как олень, и через секунду там же мелькнула фигура Ингрид.

В беге она еще больше похожа на хищного зверя, мчатся на расстоянии десятка шагов друг от друга, я еще прибавил скорость, оба на повороте замедлились, я тоже чуточку скинул, а на момент встречи вылетел уже на нужной скорости в ту секунду, когда Кардашьян выскочил со всей дури и, не успев затормозить, с такой силой ударился о машину, что его отбросило назад.

Едва он начал подниматься с тротуара, налетела Ингрид, снова сбила с ног и крикнула страшным голосом:

– Руки за голову, сволочь!

Я вышел из машины, она умело завернула ему поочередно руки за спину и защелкнула наручники.

– Ловко ты его, – заметила она раздраженно, – знаешь привычки своего подельника!

– Еще бы, – согласился я. – Это Ким Кардашьян, один из охранников нашего Центра, дежурил именно в подъезде нашего корпуса.

Она сказала с облегчением:

– Хорошо, что не случайный прохожий, с тобой все могло бы…

– Еще он замешан, – продолжил я, – в некоторых уголовных делах, везде отделывался испугом, или его отмазывали, но на этот раз сядет надолго. Еще и как госдеповский шпион.

Кардашьян, лежа на земле лицом вниз, повернул голову и уставился на меня с ненавистью и удивлением.

Я с самым сокрушенным видом развел руками.

– Прости, друг, но мне пришлось признаться, как мы с тобой Каменный мост взорвали, Торговый центр в США по заданию ЦРУ, Эйфелеву башню и застрелили сто человек в Арканзасе…

Он вскрикнул:

– Что?.. Какой Арканзас? Я дальше Арзамаса не ездил…

– Я всех выдал, – сказал я сокрушенно. – Они меня пытали.

– Кого выдал? – вскрикнул он. – Я тебя первый раз вижу!

Я кивнул в ее сторону.

– Эта такая… зверюга, лучше все скажи сразу, как вон я. Главное, сразу признайся, что работаешь на госдеп.

Глава 2

Ингрид рывком подняла его на ноги, он застонал, суставы в плечах захрустели.

Она толкнула в спину.

– Пошел в машину!.. А ты как посмел угнать машину полицейского управления?.. За это от пяти до семи лет!

– Мне можно, – сказал я загадочно. – Поехали, только медленно.

Она втолкнула задержанного на заднее сиденье, сама устроилась за рулем, зыркнула на меня с подозрением.

– Почему медленно?

– Кардашьян нам сейчас расскажет, – предположил я, – где его наниматель. А мы решим, что с ним делать. Нет, с нанимателем потом, а вот с этим типом… гм… То ли пристукнуть и сбросить по-тихому в канализационный люк, то ли отпустить, госдеп нам за него миллиончик бросит на лапу… Если хочешь посмотреть, я его сам удавлю, а босс мафии меня похвалит и даже премию выпишет. Он не должен был так попадаться! В участок вести нельзя, он же всю нашу малину выдаст копам!.. Копы – это ты и твоя шайка, если вдруг еще не знаешь… А также мусора и легавые.

Кардашьян пробормотал стонуще:

– И еще много ласковых прозвищ…

Она рыкнула:

– Закрыть пасть! Иначе все зубы вышибу.

– Сейчас он нам все расскажет, – сообщил я, – а мы его выпихнем из машины. Конечно, сперва пообещает нам стать предельно честным человеком. И голосовать только за власть. Как и мы… ха-ха!.. тоже.

Кардашьян смотрел на меня исподлобья, а она спросила резко:

– Почему не должны сейчас же засадить в камеру?

– Мелкая рыбешка, – сказал я и обернулся к Кардашьяну. – Видишь, как я тебя спасаю?..

Он сказал торопливо:

– Да-да, мелкая! Мельче меня только тараканы!

– Вот видишь, – сказал я Ингрид, – мельче его только тараканы, а ты жаждешь поймать что-то вроде индюка или хотя бы гуся. Потому нужно отыскать его нанимателей… Ну, Ким, кто все это организовал?

Она следила за нами с таким видом, что вот-вот разорвет обоих, а он покосился на нее с опаской, но все же огрызнулся:

– Если бы знал, жил бы на Мальдивах в собственном дворце!..

– А почему разбил окно? – спросил я. – Кто послал?.. Что велел?.. Хотя что велел, знаем, но кто за этим стоит?.. Говори все, у нас с собой детектор лжи. Соврешь, мы даже в полицию тебя не потащим. Скажу тебе честно, из-за того, что ты кинул в окно камень, украли двенадцать миллионов долларов!.. За такие деньги, сам знаешь, можно человека запросто удавить и сбросить где-нить в лесу. Или напихать тебе в карманы камней и швырнуть в реку.

Ингрид отвернулась к окну, делая вид, что рассматривает плывущие мимо дома и парки и совсем-совсем не слышит, о чем преступном и незаконном разговариваем.

Он сказал устрашенно:

– Мне предложили разбить окно, сказали, что это шутка!.. Пообещали тысячу долларов!.. Я не поверил, сказал, что с такими шуточками пусть идут подальше. Мне туда же сбросили на мобильник полтыщи и сообщили, что это аванс.

Я сказал понимающе:

– Ясно, я бы тоже полез за такие деньги.

– Вот-вот, – сказал он ободренный. – За такой пустячок! Хотя я не понял, для чего это.

– Но двенадцать миллионов украли, – сказал я жестко. – Ладно, выметывайся!.. Товарищ генерал, да откройте же ему дверь!

Ингрид нехотя разблокировала замки, Кардашьян на ходу выкатился на обочину, как колобок, вскочил на ноги и, хромая, метнулся в сторону ближайших домов.

– Говори, – потребовала она. – Если ничего не узнал, засажу тебя вместо него!.. Почему даже мобильник не отобрал?

– Разве в вашем полицейском управлении, – поинтересовался я, – не могут проследить за всеми его звонками? Что были, есть и будут?

Она придавила верхнюю пуговицу на блузке.

– Колесниченко!.. Собери все звонки, эсэмэски и все-все, что приходило-исходило из номера… записывай…

Я указал на поворот впереди.

– Сейчас направо, а через четыреста метров налево и прямо…

Она закончила диктовать, спросила рассерженно:

– Что там?

– Дорога к цели, – ответил я. – Не сердись, у тебя голова занята и другими мыслями, потому я чуть-чуть опережаю. На секунду. Там, насколько я догадываюсь, некий склад, а то и пункт сбора.

– Пункт сбора? Какой пункт сбора?

Я сдвинул плечами.

– Не знаю. Может быть, байкеров, может, мальчишек, обожающих пошалить в отсутствие родителей, а могут быть и дикие гуси.

Она насторожилась, вдавила пуговицу и сказала резко:

– Группу захвата!.. Полный комплект!.. А ты быстро давай адрес!

– Смотрите на координаты нашей машины, – сказал я. – От нее вперед примерно пятьсот метров. Там что-то вроде склада или заброшенной фермы. Не знаю, просто следите за нашим маршрутом. У вас спутники или воздушные змеи?

Асфальт закончился, грунтовая вся в ухабах и рытвинах, скорость пришлось сбросить резко, иначе не собрать свои же зубы, бросает и швыряет во все стороны.

Она ругнулась, взяла управление на себя и повела автомобиль уже совсем без всякой жалости к автомобилестроителям и полицейскому участку.

– Терпи, – буркнула она, перехватив мой взгляд, – если для дела, я и машину разобью…

– Все в порядке, – успокоил я. – Я представляю, что вся дорога в лежачих полицейских! А их так приятно давить…

– Свинья, – сказала она. – А еще ученый. Светоч!

Я, как и она, напряженно всматривался вперед, где под ярко-синим небом вдаль уходит высокая дремучая трава. Косилку в этих краях вообще не видели, это заметно, а там вдали грозно и страшно вздымаются высотные ржавые конструкции, словно после отгремевшей ядерной войны.

– Это старый завод, – определил я. – Хорошо…

Она покосилась на меня удивленно.

– Что хорошего в разрухе?

– Успел поработать, – пояснил я. – Сейчас вообще… бывает, пока построят, уже устаревает.

Она пробормотала:

– Недалеко от нас, помню детство, выстроили завод для производства не то видеомагнитофонов, не то каких-то стриммеров…

– Вот-вот.

Мы оставили автомобиль за высокими кустами, а сами, прячась за травой, что выше нашего роста, прерывается только зарослями бурьяна и совсем уж озверевшего чертополоха, короля пустошей и заброшенных мест, пошли к воротам.

Не убирая ладони с кобуры, она пристально всматривалась в заброшенные здания. Это не склад, настоящие цеха, почти все сохранилось, за исключением окон, да и то на втором и третьем этажах уцелели, хотя дикая высокая трава победно растет даже в проемах ворот и дверей.

– Видеомагнитофоны помню, – продолжила она недовольно, – а что такое стриммеры?.. Стрим знаю, о стримгейте слышала…

Я сказал с чувством:

– Уже и не думал, что в наше время могут быть такие заброшенные места!..

Она огрызнулась:

– Планета все-таки большая.

– Да, – согласился я, – но… в Подмосковье?

– Все в мире меняется быстро, – отрезала она. – Еще несколько лет назад здесь было какое-то процветающее хозяйство. А убирать это все кому нужно?.. Земли пока что много.

Несколько минут мы подкрадывались к зданию, потом я не услышал шум моторов, а как-то почуял, оглянулся. В нашу сторону быстро мчатся, несмотря на кочки и рытвины, тяжелые автомобили, нечто среднее между легковушками и танками. Еще до того, как остановились, с них посыпались мужчины в черном, закованные в металл с головы до ног.

– Здорово, – сказал я, – только сейчас не совсем ночь. В полдень да еще при таком ясном небе ночи не бывает… или у вас бывает?

Она огрызнулась:

– Такова сегодняшняя форма омоновцев. Антибликовая. Ночью они вообще невидимки.

– Ладно, – ответил я, – мне их не жалко. Платят им хорошо? Ну вот, а работа не каждый день… Правда, если их заметят, а заметят точно, подозреваемые могут попытаться удрать. Правильно я подбираю термин, «подозреваемые»?

– Не удерут, – сказала она мстительно. – Кстати, ты тоже подозреваемый. Очень даже.

– Я бы удрал, – сказал я. – Даже со связанными ногами.

Она выхватила пистолет и держит его в обеих ладонях. Я засмеялся, пошел ко второму зданию, там трава не такая высокая, а со стороны входа сильно примята.

Омоновцы, получив от Ингрид указания, красивым гуськом, прячась друг за друга, подбежали к центральному входу, долго показывали что-то непристойное, как мне показалось, знаками, я бы точно обиделся, затем один ударил ручным тараном в дверь, та в ужасе распахнулась, крича, что было не заперто, омоновцы ворвались быстрые и грохочущие, я слышал грохот, лязг, затем истошные крики «Всем лежать!», «Лежать!», «Не двигаться!».

Ингрид побежала, пригибаясь, за мной.

– Ты что, надумал смыться от правосудия?

– Да, – ответил я. – Думаю, наши дорогие товарищи выйдут примерно вон там… видишь далекий домик среди высокого, как секвойи, бурьяна, вроде сортира?

– И что?

– Это не сортир, – сообщил я.

– А что?

– Да какая разница, – ответил я. – Сейчас это ничто, а когда-то было что-то, и радуга плыла, все было и было, а теперь ушло… Там выскочат, мы присоединимся, вместе убежим, а потом поделим двадцать миллионов долларов… или сколько они там сперли?..

– Двенадцать, – отрезала она. – В этот раз.

– Тоже можно родину продать, – рассудил я. – Тем более, патриотизм – зло и прибежище негодяев. Как говорят демократы, последнее прибежище негодяев. А самые демократичные демократы уточняют: последнее прибежище последних негодяев! И даже распоследних.

– Заткнись, – прошипела она.

Я пробормотал:

– Вот так нам, либералам, кровавые псы режима и затыкают рты… Им не верится, что родины уже нет, в смысле – малой, теперь место жительства – планета, а родина как бы везде, даже в Африке, что вообще-то прародина всех и каждого… Адам был негром, не знала?

Она, зло сопя, бежала за мной, пригибаясь за косогором, пистолет все так же на изготовку, взвинченная, злая на все, еще не понимающая, что за игру веду, но, с другой стороны, я все-таки вывел на преступную группировку, можно будет прихлопнуть всех разом, а потом разбираться в степени вины каждого и кто как сотрудничал с властью в ее лице.

Высокая трава, уже почти сухая, злобно шелестит и пытается не пустить дальше, я все-таки запыхался, сил пока что маловато, она опередила, прокричала, не оглядываясь:

– А как они там окажутся?

– У всякой лисы есть запасной выход, – крикнул я, – а у хорошей – два!

– А ты какая лиса?

– Лучшая, – крикнул и заорал: – Пригнись, дура!

Она только начала пригибаться, а там слева от домика из-за кустов приподнялась голова в платке. Очередь из автомата простучала сухо и страшно.

Словно в замедлившемся мире я видел, как пули начинают ложиться ниже и ниже, торопливо ухватил ее за плечо и придавил с силой, бросая на землю.

Она еще не поняла, что если бы не вот та огромная проржавевшая бочка, наполовину вросшая в землю, ее мускулистое тело стало бы еще тяжелее, нашпигованное десятками пуль.

Я прокричал громко:

– Эй, ребята!.. Вам лучше сдаться!.. Тот фокус с двенадцатью миллионами не прошел. Все перехвачено, вам не отломится ни доллара.

Над верхушками кустов снова приподнялась голова в платке. Ингрид сразу взяла ее на прицел, но я показал знаками, чтобы не стреляла, да и, думаю, все равно не попадет на таком расстоянии, пистолет – не винтовка.

Человек в платке заорал:

– Ты о чем базаришь!.. Какие двенадцать миллионов?

Три секунды хватило, чтобы найти и просмотреть о нем основные данные, а также о его соратниках, я прокричал злорадно:

– Герман Тарасевич, вы зря доверились этому лупоглазому Жоржику. Он выдал вас, отца родного, с потрохами!.. А двенадцать миллионов уже перехвачены. Вы посмотрите на его одухотворенное жадностью лицо! Посмотрите ему как бы в глаза!

Мордоворот повернул голову и взглянул на кого-то, спрятавшегося рядом. До моих ушей донесся вопль тонкого, чуть ли не дискантного голоса:

– Ты что? Держи их на прицеле! Они такого наговорят!

– Наговорят? – спросил я. – А Герман знает, что когда ты позавчера встречался с Костоправом, вы обговорили, как поделите деньги вдвоем? Без него?

Человек в платке взревел:

– Ты встречался с Костоправом? Почему не сказал?

– Да говорил я, – вскрикнул второй, которого я все никак не рассмотрю в высокой траве. – Забыл? Но никаких договоренностей, я все помню…