Текст книги "Истребивший магию"

Глава 9

После трапезы она вытащила расческу с редкими короткими зубчиками и старательно причесывалась, глядя в небо, как в зеркало. Олег начал хмуриться, она оглянулась через плечо и объяснила, как ребенку:

– Если женщина выглядит менее красивой, чем может, это считается преступлением.

– Это в какой стране? – удивился он.

– В какой-какой… В любой. Не знал? Да что ты такой дикий? Из леса вышел, что ли?

– Гм, – сказал он мрачно, – в самом деле…

Она дочесалась, он видел, с каким усилием продвигается расческа, и понял, что для таких густых волос зубчики можно было бы сделать и еще пореже.

Конь уже сожрал весь ячмень и подбрасывал мордой сумку больше для игры, чем пытался выловить последние зернышки.

Она надеялась, что волхв как бы забудет, где она сидела, всякий мужчина пустился бы на эту хитрость, но он не додумался до такого чисто мужского поступка, и она снова села позади, сердитая и разочарованная настолько, что даже забыла чирикать, чего всегда мужчины ожидают от женщин.

На этот раз конь чаще шел рысью, чем галопом, но все же не останавливался, в степи то и дело возникали рощи, небольшие островки леса, на такой же скорости проносились мимо озер, а ей так хотелось снова искупаться и на этот раз так показать фигуру, чтобы у него глаза на лоб повылазили, однако конь и волхв одинаково смотрели вперед, ветер свистел в ушах, а земля одинаково мелькала под копытами.

Солнце долго жгло голову и плечи, наконец все-таки начало склоняться к далеким зеленым холмам. Сизые слоистые облака потемнели, стали похожими на ржавую жесть, по земле пролегли темные красноватые тени.

Слева пошла гряда древних гор, ей показалось, что стена испещрена гнездами птиц, что селятся в таких стенах, но когда промчались вблизи, поняла со смятением, что это бесчисленные катакомбы, трудолюбиво вырубленные в этих горах.

– Как они здесь живут… – пробормотала она.

– Ищут, – буркнул он.

– Какие тут могут быть сокровища?

Он вздохнул:

– Женщина, лучше молчи.

Очень не скоро солнце, наполовину перечеркнутое жестяными облаками, узкими, как лезвие меча, коснулось края земли, красное и огромное, распухшее. Ей показалось, что пульсирует, как живое усталое сердце, торопясь погрузиться там внизу в темный сон, чтобы утром, хорошо отдохнув, подняться свежим, веселым и сияющим.

Перед ними простиралась степь, заросшая жесткой травой, Олег вздохнул тяжело и повел рукой.

– Вон там подземелье, – сказал он мрачно, – великого царя скифов Ариаласа. Стены его выложены чистым золотом в два пальца толщиной, гроб из чистого хрусталя, а постамент под ним из дорогого малахита. Весь зал занимает его личное оружие и доспехи, на которых драгоценных камней столько, сколько не видели все нынешние цари мира…

Она жадно приподнялась, держась за его плечи, как за скалу.

– Где-где его закопали?

Он мотнул головой:

– Вон там. Но вряд ли найдут…

– Почему?

– Подземелье на большой глубине. И, как видишь, везде пески… Сейчас все ориентиры потеряны, как и было задумано.

Она сказала насмешливо:

– Но ты-то знаешь?

– Знаю, – ответил он.

– Так почему не раскопаешь? Понятно, одному такое не по силам, но собрать людей побольше, договориться…

Он буркнул:

– Ну и зачем мне эти мелочи?

Она умолкла озадаченная, волхв явно говорит серьезно, но мужская логика слишком проста и примитивна, чтобы ее понять, она спросила сердито:

– Мы и ночь будем вот так?

– Что вот так? – переспросил он. – Все-таки восхотела вперед?

– Размечтался, – отрезала она. – А как насчет того, что порядочные люди ночью спят?

Он подумал, начал придерживать коня.

– Так то порядочные… Ладно. Вон неплохое местечко.

Три огромных дуба, как богатыри, высились среди долины, могучие и размашистые, под ветвями можно укрыться целой деревне. Конь прошел, хрустя желудями, еще за пару сот шагов до деревьев. Олег соскочил, легко снял маленькую женщину, она благоразумно запротестовала, когда он уже держал ее в руках, не посадит же снова, хотя от прямолинейных мужчин ожидать можно всего, а когда ее ноги коснулись земли, снова не стала возмущаться такой бесцеремонностью, а то поверит и больше снимать с седла не станет, мужчины вообще-то звери бесхитростные, часто верят не тому, чему надо.

Он начал расседлывать коня, она сказала ему в спину:

– Здесь вода где-то есть?

– С той стороны, – ответил он, не оборачиваясь. – Там и кусты, кстати. В сторонке.

Когда она вернулась, он уже сидел у жарко пылающего костра на толстом сухом бревне с гладко ободранной корой. За его спиной громоздится куча крупных сухих сучьев, на три ночи хватит.

– Быстро ты, – сказала она. – И бревно откуда-то притащил.

– Это ты долго, – обронил он.

– Я? Я всегда собираюсь быстро!

– Ну да, – согласился он, – вы все собираетесь… даже очень быстро. Полководец Гилас за это даже убил, осерчав.

– За что?

– Быстро собиралась, – объяснил он.

– Но я в самом деле быстро!

Он промолчал, потыкал толстым прутом в костер. В середке уже пурпурные угли, с веселым треском взвился рой красных искр, закружился и унесся ввысь к холодным, как льдинки, звездам.

Далеко в полумраке раздался тоскливый волчий вой. Олег не повел и бровью, Барвинок вздрогнула, зябко повела плечами. Костер горит ярко, потому темнота темнее тьмы, и лишь здесь не только жизнь, но и весь мир, а там дальше хаос, бесформенный ужас, небытие.

Волчий вой раздался ближе, уже с другой стороны. Олег снова не шелохнулся, Барвинок придвинулась ближе к огню и пугливо посмотрела по сторонам.

– Это правда, – спросила она с надеждой, – что волки огня боятся?

– Огня боятся все, – равнодушно ответил он. – А ты не боишься?

– Ну, если не лезть в самую середину, – возразила она.

– Волки тоже хватают только тех, кто возле, – успокоил он.

Она сказала саркастически:

– Ну, спасибо!

Он прислушался, обронил тихонько:

– Только это не волки.

Жуткий вой приблизился, но странно стал тише, в нем уже не звучала звериная ярость. Олег сидел все так же спокойно, Барвинок вздрагивала, надеясь, что звери, кем бы они ни были, увидят такой огромный костер и нападать не решатся.

– Вроде бы ушли? – спросила она с надеждой.

– Нет, – обронил он.

Она прислушивалась изо всех сил, однако вой постепенно затих, деревья стоят могучие и уверенные, прикрывая их сверху ветвями от любой напасти. Ночь звездная, ясная, луна изо всех сил доказывает, что она тоже солнце, пусть не для людей, но для кого-то упыри, призраки и мертвецы – вполне люди, за неимением получше.

Постепенно она осмелела настолько, что, когда пламя опустилось до раскаленных пурпурных углей, поднялась и перенесла несколько сухих веток к костру. Самые толстые и длинные переломить не удалось, а Олег все так же задумчиво наблюдает за перебегающими по багровым углям ярко-алыми искрами, похожими на быстрых огненных муравьев.

Рассердившись, она обронила ядовито:

– Говорят, мужчина никогда не устанет смотреть на то, как горит огонь, бежит вода и работает женщина. Как думаешь, это правда?

Он подумал, кивнул:

– Не знаю. Ложись.

Она сказала еще саркастичнее:

– Вот так сразу?

– Ложись, дура, – велел он грозно.

Она раскрыла рот для возмущенной отповеди, да за кого он ее принимает, да кем считает себя, да кто ему дал право, но кусты затрещали и оттуда выметнулись крупные серые тела. Сильно и страшно пахнуло волчьим духом. Олег уже с посохом сам неуловимо быстро шагнул навстречу и чуть в сторону, в его руках через мгновение уже вращается сверкающий в огне костра круг, багровые блики швыряет в темноту, и там слышится злое шипение.

На него бросились сразу с трех сторон. Она услышала два резких удара, третий успел ударить его дубиной, совсем не волк, как она думала, но Олег подставил плечо, и тут же нападавший согнулся в поясе, упал и задергал ногами. Двое ухватили оцепеневшую Барвинок, почти сразу перед ее глазами мелькнул конец посоха, глухой удар, словно по дереву, на нее брызнуло теплым.

Последний еще не понял, что случилось, и потащил ее по направлению к кустам, однако обмяк, руки разжались, а когда Барвинок с отвращением освободилась, тяжело завалился лицом вниз. Между лопатками холодно поблескивает резная рукоять ножа, лезвия не видно совсем.

– А где волки? – возопила Барвинок.

– Их и не было, – ответил он.

Она оторопело смотрела, как он выдернул нож, тщательно вытирал темный от крови клинок, пока не заблестел, сунул в ножны.

– А кто был?

– Может быть, – поинтересовался он сумрачно, – сама догадаешься? Ты же у нас умная.

– Грабители, – озадаченно произнесла она. – Но почему так пахло волчьим духом?

– Чтобы думали на волков, – сообщил Олег. – И готовились отбиваться от них. Непонятно?

Она смотрела на разбросанные тела с отвращением и страхом. У всех на головах шапки из волчьей шкуры, штаны и сапоги оторочены волчьим мехом, а на плечи наброшены волчьи шкуры. Никто не сдвинулся с момента, кто как рухнул, она преодолела страх и отвращение, ее дело – лечить, пугливо опустилась возле одного, осмотрела голову.

– Что скажешь? – спросил Олег.

Голос его звучал насмешливо и одновременно грустно.

– Ты его убил, – ответила она сердито.

– А вот этот?

Она оглядела второго и ответила еще рассерженнее:

– И этот мертв!

– Хорошо, – сказал он удовлетворенно и, ухватив их за ноги, тут же уволок в темноту. Она проводила его злым взглядом, но тут же ощутила, как страшно и одиноко одной, хотя и костер уже не просто горит, а довольно ревет, с щелканьем зубов пожирая новые ветви, и волхв ушел явно недалеко.

Вернулся Олег в самом деле скоро, поинтересовался деловито:

– Как остальные?

– Мертвы, – сказала она глухим голосом.

Он ухватил за ноги еще двух и утащил по земле так же просто, как муравей тащит большого жука. Она чувствовала, что ее трясет все меньше, холодный ужас испаряется, обратила внимание на свежую кровь на рукаве…

Когда Олег вернулся за последним трупом, его спутница в ярости пинала труп, стараясь сделать ему побольнее. На появление волхва даже не обратила внимания.

Он в удивлении покачал головой:

– Ты чего вдруг такая злая?

Она изумилась, красная от гнева:

– Я? Злая? Да ты знаешь, что этот гад сделал?

– Материк опустил в океан? – поинтересовался он озадаченно. – Или сжег полстраны?

– Хуже! – прокричала она. – Я из-за него обломила ноготь! Ты видел, какие у меня красивые ногти? Не бреши, ты не мог не заметить!

Он спросил с недоумением:

– Ну и что? Отрастет…

Она взвизгнула негодующе:

– Ты не понимаешь? В самом деле не понимаешь? Ну откуда такие дикие берутся? У женщины всегда должны быть красивые ногти! Ежедневно!

Он сдвинул плечами.

– Да какая разница, какими царапаться.

Ее ярость была так велика, что лишь распахнула огромнейшие, как высокогорные озера, и дивно синие глазищи, грудь приподнялась, набрав воздуха для возмущенного вопля, но так и застыла, не понимая глубины такой дикости.

Он ухватил последнего убитого разбойника опять же за ногу и уволок в темноту. Некоторое время трещала галька, слышались шаги и шорох, потом все затихло.

Олег вернулся спокойный, отряхнул ладони:

– Ну, а теперь…

– Значит, – прошипела она, как рассерженная змея, – ногти только для царапанья?

Он хмыкнул:

– Когда я такую дурь говорил?.. Нет, конечно. Ногти в основном для чесания. Правда, это у нас, мужчин. У прочих – не знаю, не задумывался… Есть хочешь?

Она приготовилась завопить, но ощутила, что в самом деле сильно и уже давно хочет есть, спросила помимо воли:

– А разве у нас что-то есть?

Глава 10

У него, конечно, оказалось и мясо, и сыр, и хлеб, все аккуратно завернутое в чистое полотно, хлеб свежий и мягкий, сыр пряный, мясо будто только что со сковородки, а в отдельном узелке мелкая белая соль, совсем не похожая на обычно серую и крупнозернистую.

Она думала, что после пережитого неделю в рот ничего не возьмет, однако еда выглядит так аппетитно, а этот грубый человек уже принялся жрать, именно жрать, да с таким аппетитом, что она не выдержала и, сдерживая себя, замедленными движениями взяла ломтик сыра и положила на скибку хлеба.

В ноздри ударил дразнящий запах, она так же медленно откусила, все еще пытаясь соблюдать манеры, но решила, что дикарь все равно не оценит, глупо перед ним стараться, и дальше вела себя достаточно искренне.

– Волки не набросятся? – спросила она с набитым ртом.

Он спросил с удивлением:

– С какой стати?

Она сказала саркастически:

– Да-да, с какой! Они и на живых охотятся, а тут вблизи пять трупов! А запах свежей крови слышно далеко…

– Ешь, – сказал он мирно. – Я их сбросил в глубокую щель тут поблизости. Пусть достают оттуда, если решатся.

Она сказала озадаченно:

– Я не заметила никакой щели…

– Это с той стороны, – объяснил он.

– Сколько же у этих деревьев сторон, – пробормотала она. – Слушай, ты такой предусмотрительный. У тебя даже соль… Часто странствуешь?

– Почти всю жизнь, – сообщил он.

Она помолчала, такая глупость не укладывается в голове, но у мужчин дури много, кивнула на его амулеты:

– Зачем?

Олег посмотрел с вопросом в глазах.

– Обычно их прячут, – пояснила она. – Либо дома в потайных местах, а если в дороге – под одеждой.

Олег пожал плечами:

– Не люблю ссор. Когда видят, что у меня их вон сколько, сразу смирнеют.

– Наверное, – сказала она задумчиво, – это тоже хорошо. Хотя и непонятно.

– Что непонятно?

– Почему избегаешь драк, – пояснила она. – Мужчины с такими кулаками обожают подраться.

– Драки ничего не дают, – сообщил он.

– А тебе надо, чтоб давали?

– Да.

Она фыркнула.

– Посмотрите на него. Какой мирный!.. Хотя да, камешки у тебя очень непростые. Я половины даже и не знаю. Если бы вот те не были на почетном месте, я бы решила, что в самом деле простая галька.

– Лучше всех поет, – заметил он, – самая простая и невзрачная птичка. Соловей, если о такой слыхала.

Она сказала задиристо:

– Это я слыхала! Удивительно, что и ты слыхал. Тебе же медведь на ухо наступил.

– Зато ничего больше не оттоптал, – сообщил он скромно.

Она сказала радостно:

– Но-но, не намекивай!.. Я девушка гордая. И твои зеленые глаза на меня не действуют. Не вздумай лезть ко мне ночью.

– Хорошо, – согласился он оскорбительно легко. – Не вздумаю. И ты тоже.

– Что-о?

– Не лезь ко мне, – объяснил он. – У меня обет целомудрия.

Она охнула в великом возмущении:

– Я лезть к тебе?.. Да что ты о себе возомнил? Я вообще рыжих не выношу!

Она легла поближе к костру, хотя не зябко, но страшно, вдруг из темноты протянется хищная лапа и цапнет ее за ногу, потому она старательно подгибала их, подтягивала к подбородку и скручивалась так, что только спина горбиком со всех сторон, а она внутри, как свернувшийся клубочком еж.

Олег, к ее разочарованию, лег по другую сторону костра, хотя ничто не мешало лечь рядом, а там мог бы словно невзначай, якобы во сне, закинуть на нее руку, и тогда бы она могла с возмущением ее сбросить, как отвратительную змею, и покричать о мужском скотстве, о грубости, о дикости…

Правда, потом и она, уже в глубоком сне, во сне можно, могла бы прижаться к нему, сильному и надежному, этого у него не отнимешь, несмотря на все его недостатки, и даже если бы обнял ее за плечо, сделала бы вид, что крепко спит и не чувствует, зато так намного защищеннее и уютнее, чем сейчас, когда от костра слишком жарко, можно вообще загореться, а со спины не только холодно, но и страшно.

И все-таки даже на расстоянии она чувствовала исходящую от него уверенность и защиту, повозилась, заворачиваясь в одеяло, как гусеница в кокон, а уснула быстро и неожиданно.

Проснулась, чувствуя себе свеженькой, отдохнувшей и даже не голодной. Что-то есть в присутствии большого сильного мужчины, когда если умом и страшишься, но верный женский инстинкт говорит, что на такого можно положиться, все сделает и обо всем позаботится.

Даже конь спокойно дремлет, как только его не увели эти разбойники. У них же расчет был и на то, что от волчьего запаха кони в ужасе безумеют и разбегаются, обрывая любую привязь.

От костра идет надежное сухое тепло. Толстый слой серого пепла, легчайшего и просто невесомого, покрывает крупные комья углей, и когда легкий утренний ветерок сдул с боковых серое покрывало, обнажились с кулак размером пурпурные раскаленные комья.

Послышались шаги, волхв вышел из-за дуба, такой же широкий в плечах, невозмутимый и вообще чем-то похожий, хотя, конечно, назвать его дубом – обидится. Так что надо попробовать.

– Доброе утро, – сказал он.

– Утро доброе, – ответила она. – Ты что, на охоту ходил?

– Не люблю зверей бить, – ответил он. – Да и зачем?

– Как зачем? – переспросила она. – А ваши звериные мужские инстинкты тешить?.. Заодно и на жаркое добыть…

– По ночам сплю, – сообщил он. – А еды у нас хватит.

Она кивнула:

– Да, после вчерашнего застолья как раз осталось на скромный завтрак…

Он молча вытащил из мешка и развернул сверток с едой. Она широко распахнула глаза: вчера казалось, что опустошили припасы больше чем наполовину, но сегодня все цело.

– У тебя что, – спросила она с тайной надеждой, – волшебная сума?

Он коротко усмехнулся:

– Это из второго мешка. Будь повнимательнее, ты бы заметила, что у меня их два.

Она промолчала. Вообще-то видела оба, равномерно с двух сторон позади седла, но полагала, что там только одеяла, огниво и прочие необходимые в путешествии вещи.

– Ты запасливый, – похвалила она. – Хозяйственный даже.

Он изумился:

– Я?

– Что, никогда не слышал?

– Впервые, – признался он. – Как только меня не обзывали, но чтоб еще и хозяйственным…

Он не стал бросать в костер оставшийся хворост, только взмахнул широкой ладонью, и пепел послушно улетел, обнажив крупные алые угли.

Она смотрела, как он умело разогревает мясо, по скупым движениям чувствуется опыт, долгие годы путешествий и ночных бдений перед костром.

– Тебе хорошо, – сказала она со вздохом.

– Хорошо, – согласился он, посмотрел на нее и поинтересовался: – Чем мне так хорошо?

– Не сидишь на месте, – пояснила она. – А вот меня хотели заставить. Уже и жениха нашли… Родовитого, богатого. Отвертеться никак не удавалось…

– Пришлось удрать? – поинтересовался он с сочувствием.

Она кивнула.

– Как ты догадался?

– Да ты вся удратая, – пояснил он. – Бери вот сыр, пока свежий. И мясо… а то клюешь, как воробей.

– Спасибо, – ответила она польщенно.

Он добавил:

– Вчера жрала в три горла, как свинья ненасытная, а сегодня какая-то вялая. Не заболела?

– Я сама лекарь, – огрызнулась она.

– Болеют и лекари, – сказал он рассудительно.

Остатки завтрака не стал бережно собирать в узелок, а разложил вокруг костра. Пусть, дескать, муравьи полакомятся, а там и другие зверушки попробуют городской еды, надо делиться с малыми и сирыми…

Конь подошел на свист, Олег взгромоздил ему на спину седло, Барвинок собрала и завязала потуже мешки. Наконец Олег поднялся в седло, протянул ей руку, и снова она удивилась, с какой легкостью он поднял ее, хотя, увы, даже не сделал вид, что забыл, где она сидит, и не попытался посадить впереди себя.

Сердитая, она молча держалась за его пояс, конь сперва шел неторопливой рысью, а потом она обнаружила, что встречный ветер ревет справа и слева с такой мощью, словно она, уцепившись за волхва, падает с ним с горы.

Ее подмывало спросить ехидно, как он заставляет коня мчаться так шибко, бедное животное падет скоро, не жалко ли такому сердобольному, что даже муравьев жалеет, но волхв выглядит таким серьезным и сосредоточенным, что так и не решилась раскрыть рот.

Впереди выросла гряда зеленых, как лягушки, холмов, приблизилась. Она рассмотрела множество овец, покрывающих подножья, как снег. Конь бодро промчался между двумя изумрудными горами, пахнущими свежей травой и цветами, она за спиной Олега ахнула и приподнялась, стараясь рассмотреть через плечо.

За холмами цветущая и широкая долина, а в ней богатейшее село, что уже не село, а город, хотя возле каждого дома немалый огород, роскошный сад, во дворе из сараев выглядывают коровы, козы, овцы. Посреди села большое озеро, берега выложены камнем, утки и гуси плещутся на одном конце, на другом – детвора визжит и брызгает друг в друга водой.

Дома все как один каменные, с трубами, крыши из празднично-красной черепицы, у многих по стенам взбирается виноград. Конь все еще двигался ровным галопом, она рассмотрела крупные, налитые соком гроздья. Между домами широкие дорожки, одни вымощены камнем, другие просто посыпаны песком золотистого цвета. Немногочисленные люди на улице одеты непривычно богато. Богато и чисто, словно и не в селе живут, где коровы, навоз, работа с землей, а в прекрасном краю сплошного праздника…

– Прекрасно, – выдохнула она, – просто прекрасно! Это еще лучше, чем то село, которое ты так хвалил!

– Да, – ответил Олег без улыбки, – село просто изумительно. Это же надо так…

Она с некоторым сомнением смотрела в его прямую спину, как-то сказал без восторга, хотя такого в самом деле замечательного села она еще не видела.

Олег начал придерживать коня, вертел головой, она дышала глубоко и мерно, наполняя легкие чистым воздухом, пропитанным ароматом цветов.

– И люди, – сказала она. – Наконец-то увидела счастливых людей! И счастливую жизнь.

– Счастливой жизни не бывает, – пробормотал он. – Бывают только счастливые дни.

Она отмахнулась и первой соскочила на землю.

– Думаю, – сказала она уверенно, – здесь и я смогу купить коня.

– Да, – согласился он, – село выглядит, да.

Из домов выходили люди, деликатно останавливались на крыльце, на пороге, давая гостям осмотреться. От группы рассматривающих немолодых крестьян, которых и крестьянами не назовешь, отделился плотно сбитый мужчина средних лет, чисто и опрятно одетый, выбритый до синевы, волосы тщательно промыты и аккуратно подстрижены. На входящих в село посмотрел со странным выражением удовольствия, надежды и ожидания.

– Приветствую гостей, – сказал он приятным уверенным голосом, – я Кондратий, деревенский староста.

Она сказала весело:

– Деревня такая большая, что вы уже сельский староста, а не деревенский!.. Меня зовут Барвинок, а этого молчуна – Олег. Мы едем в Коростень, но будем рады переночевать здесь…

Староста вежливо поклонился, голос его прозвучал бархатно, в нем слышались сила и достоинство:

– Будем рады. Добро пожаловать в Цветущий Край.

– Цветущий Край, – повторила она счастливо. – Это ваше село так называется?

Он ответил с поклоном, полным достоинства:

– Да, так называется наша деревня.

– Даже название какое милое, – сказала она с чувством. – Ох, как я вам завидую!

Староста сдержанно улыбнулся. Олег наконец спрыгнул на землю, за ним наблюдали с интересом. Она ревниво бросила взгляд по сторонам, но местные женщины смотрят тепло и дружески, однако ни одна почему-то не строит ему глазки, что вообще-то как-то даже не по-женски.

Олег поинтересовался:

– Кто может принять гостей на одну ночь?.. И еще, было бы просто замечательно, если бы в селе нашлась свободная лошадь для продажи.

Староста покосился на его спутницу:

– Для вашей… попутчицы?

– Да, – подтвердил Олег. – Ездит она просто замечательно, так что ей можно и дикую, необъезженную!

– У нас есть всякие, – заверил староста. – Вас будут рады принять в любом доме, гостей у нас любят, но я бы советовал дом Феофила, видите, с двумя флюгерами на крыше?.. Феофил сейчас один, а дом просторный…

– Спасибо, – ответил Олег, – мы сошлемся на вас…

– Да, – ответил староста, – конечно… хотя и не обязательно, Феофил вон идет… Феофил, быстрее сюда! К тебе гости!

Феофил, высокий и худой, одетый в умопомрачительно дорогие ткани, почти подбежал, сразу заулыбался с таким теплом, что даже недоверчивый Олег ощутил, как тает ледок недоверия и подозрительности.

– Я рад, – сказал Феофил быстро. – Пойдемте, пойдемте!

– Да, – сказал староста уже без улыбки, – а то другие перехватят.

Олег двинулся следом, ведя коня в поводу, Барвинок счастливо щебетала, радовалась, хихикала, ей тоже улыбались по дороге и отвечали радостными голосами.

Дом у Феофила в самом деле просторный, чистый, с хорошей, добротной мебелью, большая печь, а через широкие окна хорошо виден роскошный огород. Чуть дальше – сад, ветви гнутся под гроздьями яблок, груш, налитых соком слив, а между деревьями бродят толстые сытые гуси и лениво поклевывают упавшие груши, сливы.

– Располагайтесь, – сказал Феофил, – я во второй половине за стеной. Если что нужно, зовите без стеснения.

– Спасибо, – ответил Олег степенно и добавил медленно, как бы с сомнением: – Добрый человек.

Барвинок бросила взгляд, полный раздражения, а сама сказала самым сладеньким голоском:

– Спасибо, Феофил!.. Мы не привередливые.

– Через час ужин, – сказал Феофил уже от порога, – не набивайте желудки своим дорожным харчем.

Он вышел, она сказала восхищенно:

– Какой деликатный! Не лезет с расспросами, но намекнул, что ужин у него будет получше того, что путники носят в мешках.

– Деликатный, – согласился Олег. – Мне такие тоже нравятся. И кровать здесь широкая…

Она оглянулась, глаза расширились при виде отделенной широкой занавеской части комнаты.

– Там кровать? Вот что вы все в первую очередь замечаете!.. И не мечтай, я не терплю, когда рядом сопят, храпят и чешутся.

Олег хмыкнул, но смолчал, прошелся по комнате. Зеленые глаза без всякого выражения осматривали мебель, отделку стен, широкие добротные подоконники, похожие на добавочные столы, открыл окно и выглянул в сад.

– До ужина час, – напомнила она.

Он кивнул.

– Да, иди пройдись. А я посмотрю коня для тебя.

– Я сама выберу!

– Разбираешься? – спросил он. – Не возьмешь такого, что с виду бодр, а через версту падет бездыханным?

Она поморщилась.

– Ладно, посмотри ты. Тебе с твоим конем повезло. Вот деньги, возьми.

Он отмахнулся:

– На мелочи у меня всегда при себе.

Вышел, чуть согнувшись под не для его роста низкой притолокой, а она сердито смотрела вслед. Снова этот гад показал себя небрежно великодушным, не только взявшись заплатить за нее, но и заранее отвергнув любые благодарности.