Текст книги "Передышка не бывает долгой"

Глава 11

Он присел, кое-как просунул пальцы под плиту. В самом деле щелочка, но даже мышь не протиснется, потому заключенному пришлось муравьем выпускать свою душу поглядеть на мир, которого лишился.

Кузя задержала дыхание и напряглась, надув щеки, когда Мрак начал медленно приподниматься, багровея лицом.

Скала не дрогнула, тысяча человеческих рук не сдвинет, Мрак некоторое время пытался поднять каменную гору, но вздохнул и, растащив пальцы, распрямился.

– Нет, это же гора… Что же он такое натворил?

Кузя сказала с надеждой:

– Мрак, ты же самый сильный на свете!.. Попробуй еще раз!

Мрак перевел дыхание, хотел отступить, но посмотрел на малышку, в глазах ребенка столько надежды и веры в его силы, снова вздохнул.

– Такую гору сами боги не сдвинут! А уж приподнять…

Он присел, сунул пальцы в щель, начал тянуть вверх, побагровел, кровь бросилась в голову с такой силой, что кожу защипало, будто ошпарили кипятком.

Некоторое время тянул вверх, на краткий миг показалось даже, что гора дрогнула, начала приподниматься, но он устрашился, что придавил пальцы и не рискнул перехватить получше, наконец со вздохом отпустил, с натугой выпрямился.

– Тяжеловато…

Кузя суетливо забегала то с одной стороны, то с другой, пищала сочувствующе, а когда Мрак отступил, вскрикнула в страхе:

– Мрак!.. Ты не смог?

Мрак ответил с неловкостью:

– Бывает, и взрослые не все могут.

Она вскрикнула:

– Попробуй еще разик!.. Ну, пожалуйста!.. Самый последний раз!.. И тогда уедем…

Мрак поколебался, но в устремленных на него чистых детских глазах столько надежды и бесконечной веры в его силу и его мощь, что проговорил с неловкостью:

– Хорошо-хорошо. Жилы порву, но что могу, то смогу.

Она присела рядом с ним, даже попробовала сунуть тоненькие пальчики под скалу, Мрак задержал дыхание, напрягся, мышцы как окаменели, он сделал движение приподнять скалу, она вроде бы снова чуть дрогнула, хотя такое никому не поднять, но сцепил зубы и, не дыша, тянул и тянул вверх.

Рядом прозвенел звонкий голосок Кузи:

– Выползай, выползай!

В висках шумит кровь, донесся голосок Кузи: «Еще чуточку, еще!», он тянул, чувствуя, как рвутся жилы, а в голове уже рев водопадов крови, но держал, сам хрипя и задыхаясь, в глазах потемнело, ощутил, что колени подкашиваются, пальцы медленно разжались, край каменного массива выскользнул и тяжело ударился о каменное основание.

Он прислонился к скале, тяжело дыша и стараясь удержаться на ногах. Рев крови в ушах начал затихать, зрение медленно очищалось, различил на земле рядом с каменной стеной человеческую фигуру.

Спасенный пытался двигаться, но руки подламывались, когда пробовал приподняться, к тому же путался в неопрятного вида одежде, похожей на длинное старое одеяло, из которого торчат голые до колен ноги и до локтей руки.

Мрак все еще приходил в себя, а спасенный с трудом перевернулся на спину, болезненно сощурился, взглянув на небо, тут же постарался снова вернулся в прежнее положение, а из него поднялся и сел с третьей попытки.

Черноволосый, с острым, как лезвие топора, лицом, крупные ястребиные глаза, выступающая нижняя челюсть, во всем облике вызов и нетерпение, но дышит тяжело, восстанавливая дыхание, что непросто, если пролежал придавленный очень долго, как утверждает Кузя.

Во рту Мрака пересохло так, что стены и низ пещеры рта полопались, даже язык в трещинах, он с трудом подвигал им, стараясь обрести чувствительность.

– Кто же ты, – спросил он хрипло, – несчастный?.. И одет как-то не по-людски, такое ни в одной стране…

Человек поднял на него взгляд недобрых, налитых кровью глаз.

– Это хламида, – произнес он с еще большим трудом, чем Мрак, – парадная одежда!.. Пусть даже потерлась за две тысячи лет…

Плечи Мрака передернулись, две тысячи лет вот так расплюснутым под скалой, это же что такого натворил?

– Слушай, хламидник, – сказал он все еще хрипло и надсадно. – Если ты великой злодей, то… может… зря я тебя?.. И вообще какой-то… И говоришь странно…

Человек в хламиде кривился, подергивался всем телом, что и понятно, если две тыщи лет не двигался, сейчас пытается вспомнить, как это делается.

– Видел бы ты, – ответил он сиплым голосом, – эти цветущие края… Я вообще-то говорю на всех языках. Хотя речь твоя странная…

– Я издалека, – напомнил Мрак, – так что мою речь больше не услышишь. Сейчас вжикнем взад. Тут одно солнце, сверху и снизу. А я человек прохладного и темного леса.

– Я не здешний, – ответил хламидник, – я всеобщий. Хотя прожил здесь пару сот лет, не считая двух тысяч под камнем.

Кузя с жалостью охнула, Мрак покачал головой.

– Натворил ж ты делов!..

– Мы принесли добро, – ответил хламидник зло, – научили всем ремеслам… но наши дети прогневали Творца, это они натворили… Потому Ему пришлось очистить мир потопом. Никто не спасся, кроме одной семьи. Да еще меня укрыл под камнем, чтобы я видел, что натворил, ослушавшись Его воли.

Мрак сказал рассудительно:

– Старших надо слушаться. Даже когда не понимаешь, чего хотят. Правда, я сам-то не очень, но из-за меня мир не топили… Может, я зря тебя выпустил…

Он в задумчивости почесал в затылке. Хламидник перехватил его оценивающий взгляд.

– Восхотелось меня снова туда?

– Подумываю, – признался Мрак.

Кузя вскрикнула:

– Мрак!.. Он так страдал!.. Даже не от камня, как ты думаешь, а что так получилось…

Хламидник окинул внимательным взглядом маленькую девочку. Лицо его омрачилось, а голос стал тяжелее той скалы, под которой лежал почти вечность.

– Какая чистая душа… Теперь говорят – праведная, какое противное слово… Окажись она там… мир бы уцелел.

– Че-че? – переспросил Мрак.

– Говорю, – ответил хламидник, – никакого бы потопа, никаких огненных ливней. Удивляешься, что поднял такую скалу?

Мрак почесал всей пятерней в затылке.

– Вообще-то я еще хорош…

Хламидник сказал пренебрежительно:

– Он придавил, Он и приподнял. Ты вон сам удивился, что сумел? Удивился, вижу. Просто Он не любит показывать, что все еще иногда… Делает вид, что все без него, как и обещал. Видимо, решил, что я уже достаточно… Хотя, может быть, это Он так спасал от потопа главного виновника, чтобы я увидел все, к чему привел мой бунт?.. Неисповедимы Его дела и замыслы!.. Но хотя ты не сам пришел, а тебя привела Его рука…

– Меня Кузя привела, – отрезал Мрак. – Добрая потому что. Я бы тебя там и оставил, больно наглый ты по морде.

Хламидник высокомерно поморщился.

– Туп ты, но тоже как бы хорош, хотя и зверь мохнатый… Пусть ты не сам пришел, я все же должен отблагодарить. Не потому, что ты мне нравишься, просто неблагодарность – черта низких людей.

Мрак сказал с иронией:

– А ты, значитца, из благородных? И высоко залетал?

Хламидник взглянул исподлобья, Мрак хоть и без ясности, но ощутил, что этот странный заключенный в самом деле… бывал высоко. Может быть даже настолько, что всякие там тцары внизу как букашки суетливые, хотя такое вроде и ни в одну мышиную нору.

– Просто назови мое имя, – сказал хламидник. – И я откликнусь.

Мрак отмахнулся, но полюбопытствовал:

– А как зовут тебя?

– Азазель, – ответил хламидник. – Просто Азазель.

Он выпрямился, повел плечами. Во всей его фигуре Мрак ощутил гордыню, отчаяние и еще вызов чему-то неведомому, но огромному, как загорающийся на западе неба закат солнца.

– Прощай, лохматый, – сказал он таким тоном, как если бы тцар разговаривал с младшим помощником конюха.

Мрак не успел ответить, у незнакомца с таким странным именем за спиной распахнулись два огромных крыла, словно у гигантского лебедя, только настолько черные, что даже самая темная ночь показалась бы ясным днем.

Он чуть оттолкнулся от земли, крылья взметнули его с необыкновенной легкостью, ни один сокол не сможет так стремительно и просто, через мгновение превратился в темную точку на беспощадно синем небе, исчез.

Мрак вздохнул.

– Ну и лады. Надеюсь, мы не натворили чего непотребного.

– Ты его спас, – заявила Кузя. – Ты хороший!

– Хорошие тоже не всегда хорошие, – сказал Мрак хмуро. – Жизнь она такая веселая… Ну все, идем обратно?

– Как скажешь, Мрак!

Агни услышал свист, настобурчил уши, Мрак свистнул снова, конь побежал к нему вприпрыжку, распушив оранжевый хвост и потряхивая золотой гривой.

Мрак снова укрыл Кузю, Агни сразу перешел в галоп, некоторое время мчались в реве и грохоте, Мрак наклонился к Кузе и прокричал ей в ухо, перекрывая рев урагана:

– Хочешь еще конфет?

Кузя пискнула, не задумываясь:

– Хочу!

Мрак натянул повод, Агни быстро сбросил скорость, остановился, а когда Мрак оглянулся, за ними протянулись две глубокие борозды от конских копыт.

На этот раз по всему виднокраю зеленая сочная трава, редкие большие толстые деревья кажутся такими уютными из-за могучей раскидистой кроны, от солнца или дождя может укрыть целое войско.

Кузя с любопытством смотрела, как Мрак развязал мешок и вытряхнул Хрюндю, что зевала и не хотела сдвинуться с места, а сам расстелил скатерть и велел грозно:

– Конфет! Целую миску!

Хрюндя вытаращила глаза и опасливо отступила от края скатерти, когда там медленно проступили очертания неглубокой тарелки, полной леденцов разного размера.

Кузя села, запустила обе ручонки в горку с конфетами, выбрала самую большую, начала было грызть, но посерьезнела и подняла на Мрака вопрошающий взгляд.

– А теперь говори.

Мрак уставился на нее во все глаза.

– Что говорить?

Она лизнула конфету, но сказала строго:

– Из-за чего остановились?.. Что хотел спросить у Азазеля? Я же вижу!

– У того несчастного? – переспросил Мрак фальшивым голосом. – Да что можно спросить у того, кто две тыщи лет под камнем лежал?.. Ну, раз о нем вспомнила, можно позвать к столу… оголодал небось за столько лет!.. Азазель!.. Сможешь прийти?

Кузя вздрогнула от его рева, вокруг взметнулась не только пыль, но крупная галька разлетелась в стороны.

– Ему не надо кричать, – сказала она тоненьким голоском. – Он по-другому услышит.

– Проверим, – проворчал Мрак, – а вдруг ухи отлежал?

В синем небе образовалась темная точка, быстро и резко начала увеличиваться, и буквально через пару мгновений в двух шагах опустился Азазель все в той же хламиде, за спиной начали скрадываться огромные и вроде бы другие крылья, у основания с чешуей, как у крупной рыбы, потом будто летучемышьи, а на конце белые перья, будто лебедь какой с мокрой задницей.

Азазель бросил в его сторону недовольный взгляд.

– Крылья рассматриваешь? Когда-то было все иначе… Кузя, у тебя конфета растаяла и капает!

Кузя спохватилась, подставила ладошку под сползающие капли, смешно слизнула, мордочка стала совсем счастливой.

Мрак кивнул на место с той стороны скатерти.

– Садись. Ты же две тыщи лет без корма, да?.. Что будешь? Мясо, рыбу, хлеб?

Хрюндя, что было отступила при виде человека с крыльями, придвинулась ближе, привстала на всех четырех коротких лапках, чтобы казаться крупнее, глухо заворчала.

Азазель уставился на нее с еще большим интересом, чем она на него.

– Это что же… Неужели? Ну вы умельцы, кто бы подумал… Да-да, мне мясо, если можно, хотя и рыба сгодится… да мне сейчас все пойдет, за две тыщи лет отучишься перебирать в еде!

Мрак кивнул на скатерть.

– Да, я хозяин, но заказать можешь и ты. Да садись же!

Азазель легко опустился рядом с Кузей, только коленки хрустнули, быстрым взглядом окинул яства. Как Мрак ни всматривался, не заметил сложенных крыльев, вошли в спину, будто их и не было.

Взгляд Азазеля оставался цепким и всесхватывающим, но рот перекосила горькая гримаса.

Он кивнул на скатерть, во взгляде проступила смертная печаль.

– Узнаю работу учеников одного из моих… – произнес он невесело. – Значит, что-то уцелело… кроме меня.

– Говори, – напомнил Мрак и кивнул на скатерть.

– Благодарю, – ответил Азазель, он повернулся к скатерти и проговорил несколько быстрых щелкающих слов, словно разговаривал на птичьем языке.

Глава 12

На скатерти медленно и словно нерешительно начали проступать блюда с жареным и копченым мясом, дивная рыба в соусе, еще нечто странное, но ароматно пахнущее, а в завершение в середке возник такой дивной красоты кувшин, что Мраку захотелось спрятать его под полу и увезти в свой терем, но устыдился такой недостойной мысли, посмотрел на Азазеля сердито.

Тот понял, сказал серьезно:

– Да, мужчина не должен чреугодничать, но это, чтоб ты знал, скатерть может больше, чем от нее требуешь ты.

Мрак проворчал:

– Не думаю, что буду кого-то угощать. Нечего народ баловать. Всяк должон уметь добывать себе еду и пищу.

Азазель взял один из двух ножей на скатерти, отхватил маленький кусок мяса, бросил Хрюнде, та поймала на лету, а себе отпанахал побольше и с наколотым на кончик лезвия поинтересовался:

– Ну, спрашивай! Ты же позвал меня не для того, чтобы покормить?

Кузя сказала негодующе:

– Для того!

– Кузя подсказала, – ответил Мрак, – что ты голодный, небось. Две тысячи лет не жрамши? Да и все равно в той пустеле даже паука не поймать… Можешь поесть сразу за те две тыщи лет, если скатерка выдюжит.

Мрак промолчал, Азазель тихо произнес пару слов на странном языке. На скатерти возникли еще и три чаши, а в них остроконечные горки чего-то странного, похожего на взбитые сливки пополам со снегом.

– Вы такое не заказывали, – сказал он, – но скатерть может. Кузя, это тебе в первую очередь. Бери!

Кузя спросила опасливым шепотом:

– Что это?

– Да, – сказал Мрак, – что это?.. А то кто знает, вдруг ты и детей морил, как мух. Не зря же тебя так…

Азазель ответил с неприязнью:

– Я натворил дел по незнанию, но из лучших побуждений. И хотя вызвал катастрофу, но наказание отбыл. Теперь, как догадываюсь, условно прощен… И не тебе оспаривать дела и поступки того, кто нас создал… Кузя, это просто замечательное лакомство!.. Его создавали в прошлом, имея в виду тебя сегодняшнюю. Название забыл… просто мороженое! Ешь, понравится.

Мрак смотрел, как Кузя взяла чашку, взвизгнула от удовольствия, в такую жару держать в ладонях бодрящий холод уже счастье само по себе, а когда тихонько лизнула белую горку, пискнула и зажмурилась.

– Ой… никогда такого не пробовала…

– Тебе понравится, – повторил Азазель, он перевел взгляд на могучего невра, начал жевать мясо, явно сдерживая себя, чтобы не наброситься на еду, железная воля у человека, если он человек, сказал медленно: – А ты не из этих.

– Чего? – спросил Мрак.

– Не из нынешнего, – пояснил Азазель, – люда. Как-то уцелели в потоп?

Мрак отмахнулся.

– Не знаю никакого потопа. Да и ты на тутошнего не больно смахиваешь. – Азазель ел быстро, но без торопливости, Мрак ощутил уважение, видно же, что оголодал, но держит себя в руках, настоящий мужчина старается не ронять себя в глазах посторонних.

– Когда-то нас было много, – сказал он, – потом оказалось, что это мы нездешние. Потому нас начали… изымать. Кентавры хоть где-нить остались?

Мрак сказал с досадой:

– Мне твои речи непонятны. Кентавры… это которые полукони, то бишь, полканы? Давно не видел. Вымерли или древолюди их передушили. Но мы же вот они?

Азазель произнес медленно и со странной ноткой:

– Лапифы перебили? Гм… Интересно, Он даже помог тебе освободить меня. Странно. А кентавров жаль, мне нравились.

Мрак буркнул:

– Полканов нет, а мы еще поживем.

– Поживем, – повторил Азазель. – Понять бы, зачем нас оставили.

Мрак сказал с досадой:

– У меня от твоих загадок уже череп трещит, словно по нему этой скалой со всей дури!.. Ты ешь, ешь. Две тысячи лет, говоришь, не жрамши?..

Азазель усмехнулся, взял ломоть жареного мяса и жевал с прежним задумчивым видом, ничуть не похожий на человека, что не жрамши тыщи лет.

Мрак уточнил рассудительно:

– Значит, лежа там под камнем, как жаба под колесом, научился оставлять тело придавленным, а выползал муравьем?

Азазель покачал головой.

– Я бесплотным и был изначально, но, чтобы доказать Творцу, что Он ошибается, а вот мы, молодые и сильные, правы, облачились плотью и спустились к людям, чтобы показать, как надо.

Голос дрогнул, на лице проступила печаль, а Мрак досказал почти с сочувствием:

– …и натворили дел. Жаль, я думал, тоже так смогу, если что.

Азазель развел руками.

– Увы, ты связан с плотью крепче меня. Я тоже не могу в прежний облик, а он был, поверь, вовсе не муравьиный, но все же что-то удается, как заметила твоя ясноглазая умница.

Кузя застенчиво опустила веки с длинными густыми ресницами.

– Она у нас просто чудо, – гордо сказал Мрак. – Я с нею все больше человечнею. А ты что дальше?

Азазель ответил с тоской:

– Не знаю. Осмотрюсь. Все не так, как задумывалось… Теперь одни на небе, другие в аду, а я один на земле. Зачем?.. У Него всегда есть цель, только нам неведомая.

Он быстро кромсал ножом большой ломоть жареного мяса, забрасывал в рот, как в бездонную пропасть, а с последним отряхнул ладони и быстро поднялся, уже собранный, полностью восстановивший власть над телом.

Мрак и Кузя смотрели с ожиданием, он сказал коротко:

– Спасибо за угощение. У вас обоих непростая судьба. Помни, явлюсь сразу. Если не буду занят, конечно.

Он вскинул голову, глядя в небо, Мрак сказал быстро:

– А как ты… с такими крылами…

– Летаю? – договорил Азазель. – Это так, знак отличия. Полетать на таких не получится. Да и медленно. У серафимов вообще по шесть, вот уж уроды…

За его спиной красиво и мощно развернулись, как паруса, те же чудовищные крылья. Чуть присел, ударил ими по воздуху и оттолкнулся от земли, но чтобы вот так метнуться в небо, словно стрела из туго натянутого лука, мощи крыльев было бы недостаточно.

Через мгновение небо стало снова чистым и без единого облачка. Кузя, поглядывая на Мрака над краем чаши, старательно вылизывала остатки мороженого, на мордочке счастливое и мечтательное выражение.

Мрак вздохнул, тоже воздел себя на ноги.

– Пора. Могли уже прознаться, что тебя во дворце нет, вот крику будет!

Кузя требовательно протянула к нему руки, но он сперва сунул в мешок Хрюндю, затем усадил на коня Кузю, а когда поднялся в седло, она счастливо прижалась всем худеньким тельцем, попискивала тоненьким голоском.

Он заботливо укутал в плащ, наклонился, готовый проламываться сквозь встречный ураган, плотный, как стена леса.

– Уже скоро, – заверил он. – Обратная дорога всегда короче, хоть и дольше. Может, в мешок к Хрюнде?

Она помотала головой.

– Нет, я с тобой. Мрак…

– Че?

– Ты хороший, – пискнула она и прижалась крепче, – ты добрый…

Он прорычал в неловкости:

– Да ладно… просто время девать некуда. А днем, вот беда, звезды не видно, хоть все глаза высмотри. Есть хочешь?

Она лишь сильнее вжалась ему в грудь, он едва услышал ее тоненький голосок:

– Нет, мне хорошо.

Он все еще думал про странного заключенного, только Кузя, сделав доброе дело, тут же счастливо забыла о нем и весело попискивала, укрытая с головой плащом, а когда высокие башни столицы Куявии набежали на них и распахнули широкие входные ворота, Мрак вздохнул и сосредоточился на делах вверенной ему Барбуссии.

Солнце уже опустилось за край земли, но весь запад небосвода еще охвачен исполинским пожаром, что красиво и зловеще подсвечивает из-за виднокрая багровым заревом небо до самого купола.

Небо из голубого стало темно-синим, когда впереди показалась та вставшая дыбом каменная стена Куябы. Багровая тень теперь с другой стороны, но мужчинам какая разница, а женщины должны идти за мужчинами, даже если они сестры тцариц.

Агни, чувствуя нежелание седока проезжать под аркой ворот в шумный и суетливый город, пошел шагом, Мрак сказал со вздохом:

– Вот мы и дома. Хочешь, еще малость передохнем вон под тем деревом? Как-то мне взбрендилось, тебе очень даже понравились дивные лакомства, что показал этот несчастный…

Он сам радовался, это же такое счастье радовать ребенка, но Кузя нахмурила бровки и пропищала совсем по-взрослому:

– Нет, надо возвращаться!.. У мужчин этот… как его, долг!.. Он же тебя зовет?

– Не слишком громко, – заверил Мрак. – Не высовывай мордочку, дует.

Кузя помолчала и сказала в глубоком сомнении:

– Но тебе же самому хочется остановиться… Сам захотел мороженого?

– Да, – ответил Мрак и вздохнул с облегчением. При всей проницательности ребенок не может заглянуть в его мысли. – Хорошее лакомство!.. Волшебство какое-то дивное. Я даже зимой такого не едывал!

Он остановил коня, подвязал ему к морде торбу с овсом, а Кузю усадил перед расстеленной скатертью. Хрюндя из мешка вылезла сама и прижалась боком к Кузе, а та счастливо опустила ладонь на ее горбатую спинку.

– Готова? – спросил Мрак.

Кузя счастливо пискнула:

– Давно!..

Мрак уставился на скатерть тяжелым взглядом.

– Подай-ка нам то, что мы изволили в прошлый раз!.. Особенно то дивное лакомство!

Кузя пропищала:

– Только лакомство!

– Только лакомство, – повторил Мрак, – но побольше. У меня прожорливый ребенок!

Кузя счастливо рассмеялась, у Мрака на душе потеплело, словно к ним слетелась стая птиц счастья из самого вирия и запели во все голоса.

Отсюда хорошо видна дорога к широко распахнутым воротам главной башни Куябы. Таких четыре по сторонам света, и ко всем идут и едут, как конные, так и в повозках, на телегах, бедные и богатые.

Многие спешат из-за съезда тцаров, вдруг да чем-то удастся поживиться, а нет, так хоть посмотреть на редкое зрелище такого множества тцаров и контов в одном месте.

Мрак рассмотрел, как проехала и группа всадников, сопровождающих роскошно разрисованную повозку. Окошко в дверце занавешено, но он звериным чутьем определил в ней Хугилая и одного из помощников.

Значит, пора и ему на люди, Хугилай очень уж просил подождать его приезда, опасается, что тцар-звездочет уронит тцарское величие чем-то не совсем тцарским.

Кузя за это время расправилась с холодным лакомством, уже облизывает пальчики, такие же липкие, как петушки на палочке.

Мрак вздохнул, с великой неохотой сказал потвердевшим голосом:

– Пора, мой Кузнечик. Хотел бы еще увильнуть, не нравится мне городская жизнь, душа требует простора, но не нахожу повода.

Кузя вскочила, протянула к нему розовые ладошки.

– Да, я твой Кузнечик!.. Твой!

Мрак подхватил ее на руки, конь подошел и услужливо поставил бок с позвякивающим стременем.

Они промчались под аркой ворот, никто не пытался остановить, у самого дворца навстречу Мраку выбежали двое придворных, глаза вытаращенные, возопили:

– Вот вы где!.. Ночь на дворе, тцарица уже обыскалась младшей сестренки!

Мрак сказал недовольно:

– А что, ей и поиграть нельзя с маленьким жабенком?

Кузя сказала счастливо:

– И я тоже маленький жабенок!.. Прощай, Хрюндичек, утром еще поиграем!

Она поцеловала в высунувшую морду Хрюнди, Мрак щелкнул жабу по носу, а Кузю с коня передал придворным, те бегом понесли маленькое сокровище во дворец.