Текст книги "О доблестном рыцаре Гае Гисборне"

Глава 3

Словно гневаясь, небо заволокло тучами, налетела гроза, быстрая, короткая, но мощная. Дороги мгновенно развезло, но, к счастью, гостиницы здесь на каждом шагу, здесь уже английские земли. Армстронг с облегчением увидел одну такую на развилке дорог, пустил коня вскачь, а во дворе соскочил на землю и набросил повод на крюк коновязи.

– Уже вечер, – сказал он, опережая Гисборна, – заночуем, а за ночь земля подсохнет!

Гисборн смолчал, чем ближе к Англии, тем меньше с ним считаются, что вообще-то его устраивает, хоть и малость задевает. Ладно, пусть, за одного себя отвечать легче, чем за десяток недисциплинированных остолопов.

В харчевне пусто, хозяин обрадовался гостям, начал таскать на стол самое лучшее, Сэм и Нил все больше входили в роль богатых господ, платили щедро, заказывали вино и женщин, но, увы, женщин в гостиницах нужно искать только в больших городах, а здесь всего лишь придорожный постоялый двор…

Армстронг важно посоветовал завести, это же добавочная прибыль, после чего пьяно потащился наверх, оступаясь на каждой ступеньке. Гисборн почти не пил, все пытался представить, что ждет его в Англии, а спать отправился позже всех.

Среди ночи проснулся вдруг с сильно колотящимся сердцем, словно его толкнул кто. Такое случалось в Палестине, когда под покровом темноты к ним неслышно подбирались сарацины. Инстинктивно сунул руку под подушку и неслышно потянул на себя нож, полежал, тревожно прислушиваясь к каждому звуку, полная тишина, хотел было повернуться на другой бок и заставить себя спать, как вдруг ноздри уловили чужой запах.

Сердце начало стучать так, что заломило в висках. Он прислушался, затем резко дернулся в сторону, что-то вонзилось в подушку, а он с силой ударил рукоятью ножа в то место, где у сарацина затылок.

Послышался легкий треск, за ним хрип. Он скатился на пол, нащупал меч у изголовья. Через несколько мгновений по лестнице простучали босые подошвы.

Он осторожно вышел в коридор, там слабо теплится огонек в светильнике, зажег от него свечу и вернулся в комнату. На полу стонет распростертый молодой мужик, в руке зажата деревянная рукоять ножа, на лезвии кровь.

– Кто ты? – спросил Гисборн. – Разбойник?

– Вы насиловали Герду и Гизеллу, – прошептал умирающий. – Вы должны умереть…

Гисборн, не отвечая, вбежал в соседнюю комнату. Сэм и Нил застыли в постели в лужах крови с перерезанными горлами, Армстронг на полу, кровь хлещет из него, как из недорезанного кабана.

На Гисборна поднял затуманенный взгляд, бледнеющие губы чуть-чуть шевельнулись.

– Забери наших коней и мешки, – прошептал он. – Господь наказал нас за грехи наши тяжкие…

– Господь милостив, – проговорил Гисборн с трудом, – это война ожесточила наши сердца и сделала нас глухими к страданиям близких. Но Господь все понимает и… простит.

Губы Армстронга чуть дернулись, будто пытался улыбнуться.

– Господи, – услышал Гисборн страстный шепот, – в руки твои предаю душу свою… будь милостив, ибо слаб человек…

Добравшись до Кале, Гисборн с легкостью продал всех четырех коней и добычу, что награбили его соратники, в портах всегда полно подобных скупщиков, и в тот же день взошел на корабль, отправляющийся в Англию.

Вроде бы и крохотный пролив между Францией и Англией, ходят слухи, что некие смельчаки переплывали его без всяких кораблей, но уже на средине его Гисборн ощутил, как за спиной остается солнечная и веселая Франция, а впереди вырастает нечто огромное, мрачное, угрюмое, погруженное в вечный туман…

Когда вдали показался берег, пошел дождь, но не по-французски быстрый и солнечный, а мелкий, тягостный, монотонный, из серых туч, укрывших небо от края и до края.

Такой дождь считают противным, но как бы ему радовались в знойных песках Палестины, где пришлось провести последние годы. Ветер дул в спину, однако в замкнутой бухте Спитхеда вода уже спокойная.

Берег встретил сильным запахом рыбы, нечистой воды, еще удивило обилие стражи, все суровые и неподвижные, не слышно шуточек, здорового гогота, звона доспехов, когда эти вчерашние деревенские парни толкаются плечами от избытка силы.

Корабль пристал возле Тауэра. Гай увидел серые массивные ворота Дувра, где стены в двадцать футов толщиной, две линии крепостных валов и огромная прямоугольная башня.

Корабль качнулся и замер возле пристани. Гай с облегчением перевел дыхание, в южных морях чаще всего от корабля приходилось на лодках к берегу, а здесь везде достаточно глубоко.

Загремели спускаемые сходни, первым на берег сошел капитан с бумагами, двое служащих порта долго проверяли, наконец один сказал брюзгливо:

– Пассажиры могут сойти, а груз проверим лично.

Гай сошел торопливо, почти не веря, что после двенадцати лет жестоких боев в жарких песках Палестины наконец-то родной влажный воздух, низкое небо в тучах и воздух с растворенными в нем частичками знаменитых лондонских туманов…

Служащий порта просмотрел бумаги, выданные Гаю верховным магистром ордена тамплиеров, взглянул на Гая, снова углубился в чтение, а потом сказал непререкаемым голосом:

– Вам надлежит явиться в королевский дворец, сэр Гай. Немедленно.

Гай вздрогнул:

– Мне? Зачем?

– Там скажут, – ответил служащий. – И… не задерживайтесь. Там этого не любят.

Гай сказал послушно:

– Да, конечно…

На улицах на него оглядывались почтительно, уступали дорогу, некоторые кланялись, просили благословения, в Лондоне не часто увидишь человека в белом плаще без рукавов, на спине которого большой красный крест, что значит – крестоносец, выполнивший свой обет, воевавший в Палестине с сарацинами, так как те, кто только едет туда, нашивают крест на груди.

У фигурных ворот королевского сада, выполненных из толстых металлических прутьев с острыми концами наверху, похожих на длинные копья, стражи сперва было шагнули навстречу, но посмотрели на его плащ, один молча отворил рядом с воротами калитку, другой сказал с сочувствием:

– Жаркое там солнце, да?

Гай смолчал, и без того тошно выглядеть смуглокожим сарацином среди лондонцев, почти не видящих солнца за вечными туманами и тучами.

Он долго шел по ровной, как стрела, аллее, королевский замок вырастает впереди массивной серой громадой, древней, как сама земля, хотя умом понятно, что легкие воздушные дворцы сарацин, полные света и солнца, намного древнее, однако здесь ощущение грозной дикой мощи буквально пронизывает воздух.

К его удивлению, слуги на входе во дворец лишь окинули его внимательными взглядами, но не остановили, хотя сразу же по ту сторону двери встретил офицер с двумя стражами внутренних залов, их легко отличить по красной одежде с золотыми нитями.

– Прошу вас, сэр, – сказал офицер со всем почтением, – оставить здесь все ваше оружие.

– Это только мне, – поинтересовался Гай, – или таково правило?

– В королевский дворец, – пояснил офицер ровным голосом, – никому не позволено входить с оружием. Кроме, естественно, стражи.

Гай прислушался к интонациям, ничего враждебного, даже чуть усталый голос, словно повторяет такое по нескольку раз на день. Хотя он может и не знать, если его намерены схватить там дальше безоружного.

– Как скажете, сэр, – ответил он и потянул меч в ножнах через голову. Перевязь, потертая, как и ножны, прокаленная нездешним жарким солнцем, впитавшая морскую соль и капли его горького пота, офицер терпеливо ждал, как и его стражи, но по их лицам Гай все же уловил, что все трое сочувствуют побывавшему в дальних краях и сражавшемуся за веру.

– Идите прямо, – сказал офицер. – Там скажут.

Гай, еще больше настороженный, двинулся через зал, огромный, украшенный гобеленами и щитами со скрещенными за ними копьями. Сверху свисают неизменные полотнища пламенно-красной материи, грубая красота сильных людей, что смутно желают ее, но пока не знают, что это и как ее достичь.

На том конце у двери замерли в ожидании двое слуг. Один сразу обратился к нему, не меняя выражения лица:

– Сэр, следуйте за мной.

Гай молча поднялся за ним по широкой лестнице, слуга распахнул перед ним дверь в просторную комнату.

– Прошу вас, – произнес он бесстрастно, как говорила бы мебель из покрытого лаком дерева. – Здесь можете привести себя в порядок. Его высочество вас скоро примет.

Гай проводил его взглядом, тот вышел красиво и бесшумно, как плывущий по воде лебедь.

Комната должна поразить богатством и роскошью, так явно и происходит со всеми прибывшими из глухих земель Англии, но только не с тем, кто видел сказочные дворцы властителей Аравии.

Он покосился на огромное зеркало, стоящее на полу в массивной позолоченной раме. В нем отражается богато убранная комната, закрывающая гобеленами суровость гранитных блоков стен, а также высокий мужчина с хмурым лицом и настороженным взглядом.

Гай подошел ближе, последний раз вот так видел себя много лет назад. Тогда на него смотрело совсем другое лицо, юное и щекастое, а теперь вытянуто, как у коня, скулы острые, нижняя челюсть тяжелая, а раньше как будто ее и вовсе не было, левую бровь рассекает надвое шрам, обрываясь на глазной впадине, и снова идет через высокую скулу. Еще чуть, и ятаган сарацина коснулся бы глаза, а то и вовсе раскроил череп. Еще один шрамик белеет на подбородке, но это все, а следы меж лопатками от стрел, жуткий шрам на правом боку, едва зажившая рана от копья… это все, к счастью, скрыто одеждой.

Он подумал, что по одному выражению лица его сразу отличают от местных, довольных и сытеньких, беспечных. По нему видно, что всегда готов закрыться от удара, нанести в ответ свой… И потому вид у него такой, будто отовсюду ждет взмаха ножа, тело напряжено, не для того выжил в десятках жесточайших сражений, чтобы вот здесь распуститься.

Ждать пришлось недолго, вскоре явился уже другой слуга, одет еще ярче, спросил с поклоном:

– Сэр?

– Сэр Гай Гисборн, – произнес он с достоинством.

– Сэр, – повторил слуга, – я хотел спросить, вы готовы?

Гай ощутил досаду, что не понял вопроса, а этот серв еще и проигнорировал его имя.

– Я готов всегда, – ответил он резче, чем хотел.

Слуга взглянул на него внимательно, поклонился уже ниже.

– Прошу вас следовать за мной, сэр… Гай Гисборн.

Гай снова шел длинным коридором и упрекал себя, что радуется победе над слугой, это же надо так пасть. Справа и слева в нишах вперемешку со статуями застыли в ожидании и живые стражи, попадаются ярко одетые придворные, но все равно холодно, сыро и промозгло, сквозняки тянут со всех сторон.

Слуга распахнул перед ним дверь и сказал только одно слово:

– Ждите.

Гай сделал шаг, дверь за ним закрылась, а он, переступив порог, мгновенно по воинской привычке охватил цепким взглядом все пространство на случай опасности, отметил мысленно тех, кто показался подозрительным, затем обратил взор на главную часть зала.

Все помещение средних размеров, эта половина заполнена лордами, как он понял сразу, от каждого веет мощью и величием, а на той стороне под стеной помост с балдахином цвета крови, внизу такого же цвета ковер, посреди помоста королевский трон с высокой спинкой, Гай сразу увидел на ней изображение щита с леопардом, личный герб короля Ричарда Львиное Сердце. Справа и слева от трона по роскошному креслу, оба пустые, как и трон, но из зала как раз к помосту шел грузный человек, похожий на простоявшую зиму копну, в сутане малинового цвета и с огромным золотым крестом на груди.

Под взглядами всего зала он с кряхтением поднялся на помост, хотя там всего одна ступенька, так же тяжело опустился в кресло справа от трона.

Похоже, это и есть знаменитый епископ Уильям Лонгчамп, епископ Илийский, первое лицо в королевстве, оставленный лично Ричардом руководить королевством в его отсутствие. Грузный, очень немолодой, щеки висят по бокам, как у старой охотничьей собаки, сутана едва смиряет напор живота. Его поддерживает широкий полотняный епископский пояс, конец которого свисает вниз, на голове круглая епископская шапочка малинового цвета с коротеньким хохолком посредине.

На плечах поверх сутаны роскошная пелерина, именуемая мантией, на груди панагия, то есть овальный образ Богоматери, и массивный крест на золотой цепи.

Ни для кого в Англии не секрет, что всю власть король Ричард оставил в руках Лонгчампа, которому доверяет больше, чем брату Джону. Даже в Святую Землю доходили слухи о конфликтах между канцлером и принцем Джоном, что не желал смиряться с ролью послушной овцы. Ричард даже направил в далекую Англию епископа Руанского, чтобы тот уладил споры, а также повелел, чтобы Хью Бардульф, верный соратник Ричарда, сменил брата Уильяма Лонгчампа на должности шерифа провинции Йорк.

Лонгамп возжелал взять под свою руку замок Линкольн, имеющий важное стратегическое значение, а также контролирующий богатые земли, но принц Джон к этому времени уже сумел найти сторонников среди оставшихся в Англии лордов и неожиданно осадил Линкольн, а также внезапно захватил замки Тикхилл и Ноттингем, где никто не ожидал нападения…

Через минуту через зал прошел и, легко вскочив на помост, в левое от трона кресло сел человек в строгой черной одежде с белым воротником.

Главный казначей, решил Гисборн настороженно, деятельный Жан Маршалл, брат Уильяма Маршалла… а если нет, то это граф Омальский Уильям де Мандевиль. Он с епископом Даремом Гуго возглавляет выездные суды графств, а де Мандевиль отвечает еще и за континентальные владения короля.

Гаю показалось, что всемогущий Лонгчамп его заприметил и брезгливо всматривается в пришельца из Палестины, хотя должен бы как раз проникнуться симпатией, ведь он в числе первых откликнулся на призыв папы выступить на защиту святыни христианства – Иерусалима, захваченного сарацинами…

Он почувствовал себя одиноко, как не ощущал даже в песках Палестины, когда в ночи оказывался один в абсолютно чужом мире, где вокруг только враги.

Неожиданно громко и звучно протрубили трубы, церемониймейстер прокричал с радостным подъемом:

– Принц Джон!

Глава 4

Полузакрывающие вход во внутренние покои шелковые полотнища колыхнулись, принц Джон вошел быстро и целеустремленно, несмотря на грузное тело. Почти такой же крупный, как и его брат Ричард. Но Гай не увидел в его лице ни отваги, ни свирепой ярости, что так часто вспыхивала на красивом и мужественном лице короля с львиным сердцем.

То есть все три сына Генриха II получили владения во Франции. Холодную и туманную Англию никто не любил и не хотел там вообще появляться, как и сам король Генрих II…

Придворные склонились в таком почтительном поклоне, что Гай стиснул кулаки, так кланяются только королю, да как смеет этот мерзавец…

Сам он лишь чуть-чуть наклонил голову, принц Джон на ходу скользнул по нему недовольным взглядом, но ничего не сказал, молча прошел к королевскому трону и сел уверенно и властно, откинувшись на спинку и положив руки на широкие подлокотники.

На голове холодно блистает корона принца, но Гаю показалось, что она слишком уж похожа на королевскую. Если верить слухам, страной правит Лонгчамп, однако в королевском кресле сидит принц Джон, и вид у него такой, что все-таки правит он и только он…

Когда принц начал прием, опять же – принц, а не Лонгчамп, – Гай больше присматривался к нему, брату короля, как все говорят, постоянно копающему под короля, чем слушал жалобы и прошения. Те настолько поразили мелочностью и склочностью, что сразу же перестал их воспринимать, словно боялся заразиться.

Одновременно постоянно осторожно посматривал по сторонам, все еще непонятно, почему его перехватили прямо с корабля.

Прием длился и длился, в зале осталось уже совсем мало людей, наконец принц Джон вперил в него острый взгляд.

– Сэр Гай, – произнес он.

Гай вздрогнул, голос показался похожим на голос Ричарда, рассердился на себя за такое сравнение и пошел ровным шагом по расступившемуся проходу к помосту.

Принц наблюдал за ним с недоброжелательным выражением на рыхлом нездоровом лице. Вообще-то Гай намеревался преклонить колено, как делали все, но сейчас, озлившись, что посмел сравнивать это ничтожество с божественным королем Ричардом, гордо вздернул голову и, остановившись, поклонился коротко, даже не сгибая спины.

– Ваше высочество…

За его спиной недовольно загудели, послышались злые голоса, кто-то громко назвал выкормышем Ричарда, кто-то еще громче предложил вышвырнуть его из дворца и послать пасти свиней.

Принц Джон рассматривал его в упор, а когда заговорил, в голосе звучала злая издевка:

– Вы все-таки уцелели, сэр Гай?.. Мне кажется, из тех сорока тысяч человек, которых мой братец увел в крестовый поход, вы едва ли не единственный?

Гай твердо выдержал его взгляд, ответил ровно, скрывая гнев и бешенство на такое оскорбление:

– Позволю себе не согласиться с вашим высочеством.

– В чем?

– Что я единственный, – ответил Гай. – Уверен, добраться до Англии смогут многие.

Принц громко фыркнул.

– Добраться? А почему не вернуться с блестящей победой под гром фанфар и с развернутыми знаменами?

Гай стиснул челюсти и несколько секунд превозмогал бешенство, наконец ответил ровным голосом с холодной учтивостью:

– Ваше высочество настолько заняты важнейшими, без сомнения, делами, что забыли, крестовый поход одобрен папой римским, наместником Бога на земле.

Принц поморщился.

– Ах да, папа… Ну да, папы всегда воюют чужими руками. Если бы я так мог! Наверное, тоже бы воевал.

– Ваше высочество, – произнес Гай твердо, сердце его начало стучать часто и сильно, – есть ценности дороже наших бренных жизней!

Принц некоторое время рассматривал его из-под полуопущенных век. Гай замер в ожидании, придворные за спиной шушукаются все громче, а голоса звучат все злее.

Принц Джон рассматривал его внимательно, как коня на базаре.

– Крепкий, – пробормотал он, – в меру жестокий, выживший там, где погибли все сорок тысяч… И так и не ставший лордом, ведь проливал кровь за идею, а не награды. Гм… У вас, сэр Гай, нет ни земли, ни вообще угла в Англии, как я понимаю. Безземельный, а теперь даже безлошадный рыцарь-крестоносец!.. Прокаленный солнцем настолько, что уже не человек, а обгорелая головешка… Но я буду совсем уж ничтожным правителем, каким меня и считают, если не сумею выжать из вас и последние соки!

Епископ впервые шелохнулся, во взгляде его Гай читал неодобрение, но когда он наклонился к принцу и что-то сказал негромко, тот отмахнулся.

– Полноте, ваше преосвященство… У него спина крепкая. Если добрался до Англии живым…

Человек слева произнес тоже негромко, но Гай расслышал:

– Ваше высочество, люди из похода возвращаются опасные. Они ни во что не ставят как веру, так и власть…

Принц тоже отмахнулся, даже отвечать не стал, а обратился сразу к Гаю:

– Вы молоды, сэр Гай, дерзость у вас бьет через край… Я вот все стараюсь придумать для вас наказание, чтобы вы ощутили… гм… да-да, ощутили…

Гай гордо выпрямился и упер одну руку в бок, что вообще-то нарушение придворного этикета, но теперь плевать. За спиной громко предлагали бросить его в тюрьму, выставить из страны, послать на границу к шотландцам.

Принц все раздумывал, и Гай сказал дерзко:

– Ваше высочество даже не предполагает, что нам пришлось пережить в жарких песках мира сарацинов! Так что любое ваше наказание я встречу… со смехом.

Принц покачал головой, взгляд его стал острее.

– Гай Гисборн, – произнес он пренебрежительно, – преданнейший вассал и соратник моего братца… родом из Кардифа, обладал неплохим уделом, но продал, чтобы на вырученные деньги купить хорошие доспехи, оружие, боевого коня и отправиться с моим братцем за море восстанавливать справедливость… как будто в Англии с нею уже все в порядке. Двенадцать лет боев, множество ран, часто захватывал богатую добычу, но жертвовал на нужды похода, оставляя себе только на нового коня и доспехи взамен изрубленных… И вот теперь вернулся в Англию без средств к существованию…

Лорд-канцлер заметил с улыбочкой:

– Ваше высочество почему так уверены? Несколько крупных бриллиантов любой человек на его месте точно бы себе оставил!

Принц нервно дернул щекой.

– Да вы посмотрите на него, – сказал он хмуро. – Разве такой себе что-то возьмет? Не-е-е-т, он только отдавал. Чем я, конечно, и воспользуюсь.

Гай сказал дерзко:

– Ваше высочество, я, конечно, весьма польщен, что вы так досконально знаете мою биографию. Но я все-таки не понимаю…

Принц сказал пренебрежительно:

– Зато понимаю я.

– Но я тоже… как бы… принимаю участие?

Принц отмахнулся.

– Очень слабое. Даже незначительное.

Гай посмотрел исподлобья.

– Ваше высочество?

– Вот изволю, – сказал принц, – чтобы вы, сэр Гай, отдали себя всего без остатка. Судя по скудным сведениям, что докатываются до нас, вы не однажды брали на себя руководство войсками?

Гай слегка поклонился.

– Ваше высочество, это преувеличение. Всего лишь небольшими отрядами. И то лишь в критических ситуациях.

– Хорошо-хорошо, – согласился принц, – а кто сумел выстроить укрепленный лагерь в пустыне, когда обоз не смог двигаться через жаркие пески?

Гай пожал плечами.

– Была острая необходимость, ваше высочество. А никого из более знатных рыцарей близко не оказалось. Вот и пришлось…

– Но ваш лагерь оказался неприступен, – напомнил принц, – и отражал атаки почти месяц, пока к вам не пришли на помощь войска графа Блаутерского. Вот потому вы сейчас и стоите здесь, сэр Гай.

Гай позволил себе чуть искривить губы в иронической улыбке.

– Мне предстоит строить лагерь в болотах Англии?

– Вы почти угадали, – согласился принц безмятежно. – Я намерен назначить вас шерифом в самые опасные земли Англии, что фактически выходят из-под контроля королевской власти. Думаю, после этого ваши трудности в песках Палестины померкнут… да, померкнут после того, как проедетесь по Англии… нынешней.

Гай вздрогнул, он даже пропустил мимо ушей то, что его посылают едва ли не на верную смерть, все равно показалось, что ослышался.

– Ваше высочество?

Принц буркнул:

– Что вам непонятно?

– Должность шерифа, – ответил Гай. – Это достаточно высокое место, но я… у меня нет ни земли, ни титула.

Принц смотрел на него с нескрываемой насмешкой.

– Это все есть у меня, – ответил он высокомерно, – и я могу назначать кого угодно и куда угодно. Но если думаете, что я к вам вдруг вот так ни с того ни с сего проявил благосклонность, вы глубоко ошибаетесь. Вы получите участок земли… но вот сумеете ли удержать… и вообще удержаться?

Гай покачал головой.

– Ваше высочество, я вынужден отказаться от этой, без сомнения, высокой и почетной должности.

Принц спросил:

– Могу я поинтересоваться, почему?

Гай ответил сумрачно:

– Можете. Но я предпочел бы, чтобы вы этого не делали.

– Почему?

– Не люблю говорить неприятные вещи, – признался Гай.

Все затихли, принц посмотрел на него испытующе.

– Понятно, это как-то связано с моим братцем?.. Гнушаетесь принимать из рук, как говорят в народе, узурпатора трона? Но должен вам напомнить, что мой великий канцлер, мудрый епископ Лонгчамп, целиком и полностью поддерживает меня, по крайней мере в этом вопросе… Дорогой канцлер, вы ведь поддерживаете?

Епископ чуть склонил голову.

– Если вам так угодно, ваше высочество. Хотя затея вообще-то глупая.

– Так я же дурак, – ответил принц, – и вообще сволочь. Могу же самодурничать в отсутствие брата?

Канцлер усмехнулся уголком рта и смолчал, а принц вперил требовательный взгляд в стоящего перед ним крестоносца.

Гай произнес твердо, стараясь, чтобы это не прозвучало дерзко, но это все-таки прозвучало:

– Но вы не король, ваше высочество.

Тишина в зале повисла мертвая и такая тяжелая, что Гаю показалось, будто потолок прогибается и вот-вот рухнет.

Принц поинтересовался хмуро:

– И что? Пусть до возвращения короля в стране все больше усиливается беспорядок?.. Хорошо, тогда зайдем с другой стороны… Господин секретарь, прошу вас зачитать пункты о назначении шерифов королем…

Из рядов придворных один сделал шаг вперед, грузный и осанистый, поклонился и, вперив взгляд в пространство, заговорил монотонным голосом:

– Статья двенадцатая: «Отказываться от принятия должности шерифа запрещается под угрозою значительного денежного штрафа. Срок, на который назначается шериф, – годичный».

Принц пробормотал:

– Мудрый закон… Значительного денежного штрафа… гм… а если назначаемый шериф не внесет означенный штраф?

– Тюрьма, – бесстрастным голосом произнес личный секретарь короля, а теперь, как понял Гай, уже принца Джона. – Пока не заплатит полностью.

– Гм… – произнес принц с удовлетворением в голосе, – пока не заплатит… А если у него нет имения, чтобы продать и расплатиться… Или нет богатых родственников… то, как я полагаю, оставаться ему там навеки?

Личный секретарь возразил:

– Обычно по истечении некоторого срока таких направляют на тяжелые каторжные работы. Бессрочные.

Принц повернулся к Гаю.

– Хорошие у нас законы?

Гай с похолодевшим сердцем едва сумел разлепить замороженные в ужасе губы:

– Не мне судить, ваше высочество.

– И что скажете теперь?

Гай поклонился и, развернувшись, пошел деревянными шагами к двери. Принц вскрикнул в удивлении:

– Куда вы?

Стражи скрестили копья перед дерзким, не давая выйти. Гай обернулся, ответил спокойным голосом, хотя внутри все дрожит и сжимается от страха и безнадежности:

– В тюрьму, ваше высочество.