Текст книги "Царские указы, или Необычные похождения Царя всея Русси. Часть 1. Царское имя"

Мышца

Шварц В. Г., «Вербное воскресенье в Москве во времена царя Алексея Михайловича» (фрагмент), 1865 г.

 
Потянулся Царь в постели,
Встал, протопал нагишом,
Стал искать на царском теле
Мышцу в зеркале большом:
 
 
«Бицепс стал уж не упругим
И в других частях ослаб.
За отсутствием супруги
Не охочий я до баб.
 
 
Мне б немного подкачаться.
На Русси немало смут.
Может, вдруг, в войну впрягаться
Иль ещё в какой хомут? —
 
 
Царь в окошко. —
 
 
                             Воевода
Что-то резво мчится, глянь!
Не входил в покои сроду
Он ко мне в такую рань.
 
 
Видно, он бежит недаром
И напыжился как лось.
Нет ли где опять пожару
Иль ещё чего стряслось?»
 
 
Принял Царь от воеводы
Государственную суть:
«Снова смута меж народа,
Трижды он неладен будь.
 
 
Говорят, что Царь под платьем
Прячет тело всё в прыщах.
Нет какого ли проклятья
На его худых мощах?
 
 
Будто дышит Царь на ладан
И, короче говоря,
На коне тебе быть надо.
Видеть все хотят Царя».
 
 
«Царь нужён? Вот это дело!
Любопытство не порок.
Тело вправду похудело,
Но какой им в теле прок?
 
 
Пред Двором иль пред народом
Царь стесняться не должён.
Не был в теле я уродом
И в мозгах вооружён.
 
 
Сей же час в седло садите
Государя на коня
И со всех сторон глядите
Всем народом на меня.
 
 
Мне, с рождения элите,
Трон Россейский по плечу.
Вы меня, Царя, хвалите,
Я вам тем же отплачу.
 
 
В положенье нашем шатком
Подыщите в этот раз
Поспокойнее лошадку
На торжественный показ.
 
 
Не шучу сейчас, поверьте.
Только сяду на коня,
Всем под страхом лютой смерти
Начинать хвалить меня».
 
 
Под почётным караулом
Как в былые времена
Царь в седло полез со стула,
Опершись о стремена.
 
 
На виду честного люда,
Как лихого молодца,
Провели туда, оттуда
На коне Царя-отца.
 
 
«Государь какой наш хваткий, —
Восклицал весь Двор, – О-го!
Вон как резво на лошадке
Поскакал громить врагов».
 
 
Царь держался моложаво,
Будто допинг принимал.
 
 
«Царь силён – сильна держава!» —
Восхищались стар и мал.
 
 
Взяв мотыги и лопаты,
Что с собой принёс народ,
Кто пошёл обратно в хаты,
Кто наметил в огород.
 
 
Царь изрёк: «Овса кобыле.
Сена сверху в доппаёк.
Где б сейчас Двором мы были,
Каб не ровный круп её?
 
 
Впредь Указ – на всех парадах
Возле царского дворца
Выезжать на ней мне надо
От ворот и до крыльца.
 
 
Обо мне трубите тоже,
Чтоб слыхали за версту,
Царь, опора и надёжа,
На своём всегда посту.
 
 
А сейчас – в постель дорогу.
Дайте вздох Царю-отцу.
От напастей и ворогов
Я всю ночь качал мышцу».
 
 
«Много надо ли народу,
Чтоб копать, пилить и жать? —
Думал Царь. – Не стало б модой
Каждый день их ублажать».
 

Не Бог

Иванов С. В., «Переселенцы. Ходоки», 1886 г.

 
С утра у Царя голова без идей:
«Что кризис наделал, проказник, злодей!
Придумать бы что, как собрать мне налоги.
Известно ж, горшки обжигают не боги.
 
 
Сапожник донёс мне, что сам без сапог.
Уж месяц пирожник не месит пирог.
Коль дальше пойдут так дела в государстве,
То быть ли мне в кризисе этом на царстве?
 
 
Пора антикризисный стряпать Указ.
Мож, он облегчением станет для нас.
Сейчас же довесть безработным холопам,
Коль жить захотели подобно Европам,
 
 
Не надо им биться как рыба об лёд,
Пусть лучше меняют занятия род.
А если на месте работа в лимите,
То жительства место немедля сменить им.
 
 
Кто в царстве устроит безделье и дрём,
Ответственность будет нести пред Царём».
 
 
Конечно, горшки обжигают не боги.
Но что ж у Царя получилось в итоге?
 
 
Надолго уехав с насиженных нив,
Работу свою на другую сменив,
Блины к сапогам прибивает пирожник,
Гвоздями пирог украшает сапожник.
 

Шут и Король

Неврев Н. В., «Присяга Лжедмитрия I польскому королю Сигизмунду III на введение в России католицизма» (фрагмент), 1874 г.

 
Не на троне в царском платье,
Не со скипетром притом,
Чуть не взял Царя «кондратий» —
Царь наряжен был шутом.
 
 
Царь пощупал побрякушки,
Что пришиты на кафтан,
И ермолку на макушке.
Всё на нём как у шута.
 
 
Не хотел, но изогнулся,
Сделал как-то колесо,
Неприлично улыбнулся,
Скорчил зеркалу лицо.
 
 
В зазеркалье тупо глядя,
Он был очень удивлён —
Там в его Царя наряде
Кто-то ходит, но не он.
 
 
Тот, кто в зеркале, чиркает
За указами указ.
Царь хоть в трансе, но вникает
В чей-то профиль и анфас.
 
 
Скоро будто из тумана
Самозванца разглядел —
Всю одежду для обмана
На себя Король надел.
 
 
Царь кричит: «Эй, самозванец!
Ты – не царь, ты – мой сосед».
 
 
Только Шут танцует танец
И несёт какой-то бред.
 
 
Должен Царь услышать крики
Из его, Царёва, рта,
Получался хохот дикий
Королевского шута.
 
 
Царь проснулся среди ночи,
Как он понял, во хмелю.
Что во сне всё было, очень
Благодарен Королю.
 
 
С Королём частенько в рюмку
Он заглядывал на дно.
Только сон мог быть и в руку,
Хоть знаком он с ним давно.
 
 
«Хватит знаться с заграницей
И водить к себе гостей.
Надо утром похмелиться
И не квасить до чертей».
 
 
Заглотив хмельного кружку
И огурчик в закусон,
Царь улёгся на подушку,
Чтоб другой увидеть сон.
 

Лечить или чесать

Лебедев К. В., «Иван Грозный», 1916 г.

 
Почитай почти полвека
До Царя не хож был лекарь
И его уже до слёз
Одолел педикулёз.
 
 
И в покоях, и на троне
Царь от сей болезни стонет.
Как ни бил её, но всё ж
Государя ела вошь.
 
 
Царь, проблем своих не пряча,
Не почешешься иначе,
Где нарушен был покой,
Залезал туда рукой.
 
 
Подавил он вшей немало.
Только раз рука застряла —
Что-то там в его портках
Зацепилось за рукав.
 
 
В ситуации хреновой
Царь велел позвать портного.
Разберётся он, авось,
Что же там, в портках, стряслось.
 
 
Неожиданная поза
Нанесла б Царю угрозу,
Но портняжный инструмент
Спас его в один момент.
 
 
На белье портной без смеха
Сделал нужную прореху.
Что портным был уличён,
Царь был очень огорчён.
 
 
У Царя надулись вены:
«Нет ли здесь твоей измены
Нанести Царю урон? —
Говорит портному он. —
 
 
В подозреньях ты, не скрою.
Нет ли в сих штанов покрое
Изначально слабины?
Ты ведь шил Царю штаны?»
 
 
У портного онеменье.
Чтоб исправить положенье
И не быть с дырой добру,
Царь велел зашить дыру.
 
 
И под Царским взглядом колким
В руки взял портной иголку.
Только был огрех зашит,
Царь Указ писать спешит:
 
 
«Чтобы мне не стать калекой,
Ищет пусть лекарство лекарь.
Есть какие мази, мож,
Что боится всяка вошь».
 
 
Видя вескую причину,
Отложил он писанину
И, найдя сему предлог,
Отодвинул в уголок:
 
 
«Ох, и буду же хорош я!
Государь, а тоже с вошью.
Чем Указ о сём писать,
Лучше тело почесать».
 

Король

Френсис Бернард Дикси, «Два венца» (фрагмент), 1900 г.

 
Хоть оба они облачены венцами,
Лежит на обоих правителей роль,
Концы не сведут почему-то с концами
В своих государствах ни Царь, ни Король.
 
 
Но заняли Богом им данную нишу.
Король, как и Царь, был в богатстве рождён
И, как предначертано волею свыше,
Своё государство возглавил и он.
 
 
Размялся немного на вёсельной лодке,
Полями верхом на коне проскакал,
Взошёл он на трон виноватой походкой,
И подданным райскую жизнь обещал.
 
 
С тех пор, улыбаясь, он правит умело
Подвластной страной, удивляя не раз,
То латы стальные наденет он смело,
То хочет врагов обмакнуть в унитаз,
 
 
То за день объедет полмира спокойно,
То к подданным выйдет в одном кимоно,
То всё обещает, что жизни достойной
Добьётся для подданных он всё равно.
 
 
Король дал совет тем, кто жить его учит,
Сначала в своём разобраться горшке,
А с палкой придут, обещал, что получат
Её же концом, но другим по башке.
 
 
Гордится Король, что растёт год от года
Любовь к Королю у народа всего.
Народ для него, но и он для народа,
И не пожалеет он сил для него.
 
 
Король продолжает ночами упорно
Проекты и планы стране сочинять,
А утром уверен, что это бесспорно
По силам ему одному выполнять,
 
 
Что всё же придётся на троне остаться
Ему самому не на год, не на два,
Чтоб смог он и дальше всегда улыбаться,
Парящую мысль обращая в слова.
 
 
Шутам он сказал: «Вам не место на троне.
Наследник стране обеспечит покой.
Его голова подошла бы к короне,
А править он будет моею рукой».
 

Глубокие познания

Рябушкин А. П., «Сидение царя Михаила Фёдоровича с боярами в его государевой комнате», 1893 г.

 
Царь слова писал с ошибкой —
Слаб умом, как ни крути.
Он и цифры знал не шибко
От ноля до девяти.
 
 
Кончик гвоздика на стуле
Нарушал Царя покой.
Ряд арабских загогулин
Царь чертил своей рукой.
 
 
Выводя с трудом овалы
В цифрах девять, ноль и шесть,
Отмечал себе, бывало:
«Сходство с мышкой в чём-то есть.
 
 
Эта – хвостик вверх задрала,
Эта – вниз, смотрю, а та
То ли хвостик потеряла,
То ли вовсе без хвоста».
 
 
Царь восьмерку с тройкой скромно
Начеркал сто раз подряд.
Получил из них огромный
Самогонный аппарат.
 
 
Что-то Царь сравнил со стулом,
Что – с колом, что – с гусаком,
Что – с ружьишком книзу дулом,
Что-то – с выгнутым крюком.
 
 
Царь с пером сидел недаром.
Хоть какой, но вышел прок.
Он решил теперь боярам
Преподать ума урок.
 
 
Кинув взгляд на заседанье,
Царь сказал, открыв тетрадь:
«Я за ваше цифр незнанье
Буду вас сегодня драть.
 
 
Вас спрошу не про Европы,
Про Россею, про Китай.
Сроду цифры как холопы
Не знавали, почитай.
 
 
Хоть по брови вы одеты,
Вижу всех насквозь отсель.
Мозг у вас для цели этой
Стал прозрачным как кисель.
 
 
Мозг и мой слегка в застое,
Головой я год не тряс.
Есть решение простое —
Обучить сей цифре вас.
 
 
Запишите цифры эти
На бумаге в три ряда.
Всем покажем в Старом Свете
Мы продвинулись куда.
 
 
Никакой, конечно, подвиг
Этим мы не совершим,
Только знают пусть в народе —
И у нас мозги с аршин.
 
 
Ту науку дам теперь я
До последней цифры впрок.
Вот бумага вам и перья
И начнём уже урок».
 
 
Царь боярам для учебы
Непечатно, от руки,
Выдал Царский труд свой, чтобы
Внять смогли ученики.
 
 
Стали все чесать затылки.
Меж бояр пошёл шумок
И на лицах их ухмылки
Не заметить Царь не мог:
 
 
«Кто ещё там зашушукал?
Выводить овал нолю.
Потреблять Царя науку,
А не то гулять пошлю».
 
 
«Что же их так рассмешило? —
Думал Царь, потупив взгляд. —
Будто всем воткнули шило
В место то, на чём сидят».
 
 
Трудно цифре научиться.
На листах, что выдал он,
Меж колов гуляла птица,
Бабы гнали самогон.
 
 
Стулья, мыши как с натуры.
Хоть везде Царя рука,
Но сия карикатура
От науки далека.
 

Без шкурки

Седов Г. С., «Иван Грозный и Малюта Скуратов» (фрагмент), 1870 г.

 
Царь одной деталью в теле
Стал немножечко негож.
«Слышал я, что в этом деле
Вам морской помог бы ёж, —
 
 
Мысль Царю подкинул лекарь. —
Сей рецепт, отнюдь, не нов,
Но ежа меняют греки
Лишь на сотню скакунов».
 
 
«Что творится, Матерь Божья?
Бартер встал держав промеж.
Но менять придётся всё же
На ежа коней, хоть режь.
 
 
Всех коней изъять в пехоте.
Завтра ж бартер воплотить.
Царь должён быть в здравой плоти.
Или, может, во плоти».
 
 
Через день к Царя кровати
На вечернюю зарю
Принесли ежа в ухвате,
Чтоб облегчить хворь Царю.
 
 
Без ухвата и с ухватом
Царь вертелся так и сяк,
Но запас гомеопата
Весь к утру его иссяк.
 
 
Прояснил всё лекарь скоро:
«Чтобы хвори избежать,
Надо быстренько без спора
Вам сырого съесть ежа.
 
 
Может, вкус ежовой плоти
Будет вам не по нутру.
Если что-то отрыгнёте,
Я салфеточкой утру.
 
 
Лучше снадобья не сыщешь,
В иглах весь его конёк».
 
 
Царь ему: «Прости, дружище.
Всё же царь я, а не йог.
 
 
Я в таких делах не юркий,
Есть иголки не могу,
А глотать ежа со шкуркой
Не желаю и врагу.
 
 
Мож, кому сие в охотку,
По всему видать, не мне.
Как его засунуть в глотку
Без подспорья-то извне?
 
 
Я продукт заморский оный
Оставляю на потом».
 
 
Ёж, Царём не потреблённый,
Съеден был простым котом.
 

Разная длина

 
Хоть немало из одежды
У Царя прекрасных роб,
Чтобы краше быть, чем прежде,
Влез в отцовский гардероб.
 
 
В сундуке одёж нарядных —
Разбегаются глаза.
Подобрал кафтан парадный
В побрякушках и стразах.
 
 
Сунул Царь в обновку жадно
Обе царские руки:
«Рукава сидят неладно
И как будто велики.
 

Маковский В. Е., «Художник, продающий старые вещи татарину» (фрагмент), 1865 г.

 
То ли, правда, дал я маху,
То ли всё ж недоедал?
Велика отца рубаха.
Видно, за год исхудал.
 
 
Что один рукав короче,
Перебьюсь я, не беда.
Хоть заметно, но не очень.
А вот с длинным-то куда?»
 
 
Царь спросил свою сиделку:
«Как сидит на мне кафтан?
Может сдать на переделку
Перешить на Царский стан?
 
 
Как-то вроде неуклюже
Швы морщинят на спине.
Может, надо проутюжить,
Чтоб ровней сидел на мне?
 
 
И отделан по старинке.
Больше надобно шитья.
Петли – будто на ширинке.
Не просуну пальцы я».
 
 
«Что ж Вы, батюшка, хотели?
Будут вещи велики.
Ведь на Вас и в самом деле
Не рубаха, а портки.
 
 
Ну-ка, ну-ка? То ж кальсоны
Были Вашего отца».
 
 
«То-то я в наряде оном
Не найду никак конца.
 
 
Ну, а что одна штанина
Вдруг короче на вершок?»
 
 
«Оторвала половину
Я вчера накрыть горшок.
 
 
Всё равно же понапрасну
Пролежали в сундуке.
А порточина прекрасно
Служит службу на горшке».
 
 
Две парточины смыкали
Туго руки на спине.
 
 
Царь в сердцах: «Спина ль, рука ли
Снять сие мешают мне?»
 
 
Кое-как отца кальсоны
Царь с себя тихонько сгрёб,
Бросил на пол. С видом сонным
Он покинул гардероб.
 

Дураки на дорогах

Рябушкин А. П., «Московская улица XVII века в праздничный день», 1895 г.

 
Приехал к Царю как обычно в субботу
Король перекинуться парою слов:
«Потратил весь день, чтоб объехать болото.
Когда же дорогу скроишь без углов?
 
 
Хорошей дороги в объезд даже нету.
Не сладко в пути до тебя мне пришлось.
Как в ней ни кружился, засела карета
В местах непролазных по самую ось».
 
 
«Лет триста уже, как дорогу к тебе мы
Ведём сквозь болото от нас напрямик.
И я подхватил эту нужную тему.
В неё я по самую маковку вник, —
 
 
Ползя на коленях по выцветшей карте,
Царь-батюшка стал пояснять Королю. —
 
 
Дорогу я лично обследовал в марте.
Всё в думах о ней, аж ночами не сплю.
 
 
Хотел уж на все я подействовать точки,
Не след за отдельные только хватать,
Но в наших болотах коряги да кочки.
Такой бурелом и царю не под стать.
 
 
На части уж две сей маршрут протяжённый
Я в мыслях разбил – до реки, от реки,
Но только проект замечательный оный
Мешают мне в срок воплотить дураки.
 
 
Прямую дорогу к тебе мы наладим.
Каких-то годочков полста пусть пройдет,
И будем мы оба с тобой в шоколаде.
Тебе я как царь доложу наперёд».
 
 
«Нам с этой мечтою пора бы расстаться,
Хоть сам помечтать иногда я люблю».
 
 
«В какой-то момент стал и я колебаться, —
Продолжил уверенно Царь Королю. —
 
 
Но самых тяжёлых своих ожиданий
Пробили мы все жё некрепкое дно.
И вместе с другими из всех созиданий
Я лучше расчёты провёл заодно.
 
 
И, как бы того мы с тобой ни хотели,
Столь быстрым движение может не быть.
Дистанций огромных хоть нет в самом деле,
Но раньше дорогу никак не открыть.
 
 
Ну, раз уж приехал, в спокойном режиме
Давай-ка с тобой посидим за столом.
А то каждый раз всё куда-то бежим мы
И каждую стену берём напролом».
 
 
За ужином всё ж не закончились споры
О том, что Царю сей проект не с руки.
Да! Вряд ли дорога построится скоро,
Коль строить продолжат её дураки.
 

Под другим углом

 
Царь скучает у окошка.
За окошком тишина.
Видно как бежит дорожка
И околица видна.
 
 
Тишину ни что не режет.
Не нарушили покой
Ни телеги старой скрежет,
Ни скотины нудный вой.
 
 
Вдруг, наморщив лобик хмуро,
Царь убрал покой с лица:
«Где-то вроде квохчут куры.
Блеет где-то и овца.
 
 
У россейских, слышал, наций
Нет уж живностей в живых.
Может, бред галлюцинаций
Прёт наружу слуховых?
 
 
Девять раз как враг заклятый
Посещал я все дворы.
Видно, надобно в десятый
Выбираться из норы».
 

Орловский В. Д., «Весенний день на Украине» (фрагмент), 1882 г.

 
Взгляд Царя суров и строгий:
«Все доклады чистый блеф».
Он уже на полдороги
Знал, в какой заглянет хлев.
 
 
Пред Царём стоит корова,
С виду вовсе не худа,
И курей гуляет прорва,
Хоть хромые, не беда.
 
 
На крылечке старой хаты
Двое – бабка и старик.
Посмотрели виновато
И в мольбах пустились в крик,
 
 
Мол, прости нас за скотину,
Это, мол, попутал бес,
Каб ни эта животина,
Как и все, прожили б без,
 
 
Не хотели, мол, таиться,
Наносить Царю урон,
Ведь корова не доится
И худа со всех сторон.
 
 
Куры тоже мелковаты
И от них убытки лишь.
Вкуса нет – как будто вата
Даже если посолишь».
 
 
«Случай впрямь из ряда редких.
Жизнь пошла уже не та.
Раньше нас и наших предков
Вы кормили досыта.
 
 
У коровы вашей где-то
С полнотой её облом?
Вы попробуйте на это
Под другим смотреть углом.
 
 
Если встать корове сзади,
Где не пахнет худобой,
Вот тогда Отчизны ради
И ведите на убой.
 
 
А курей-то, мать честная,
Ни вписать, ни перечесть.
И хромых их можно, знаю,
Просто так без соли есть.
 
 
Зажрались вы, вижу, братцы.
Царь оброк не должен ждать.
Не одним же вам богатства
От природы проедать?
 
 
На сие глядеть превратно
Не хотел сейчас бы, но
Прыгать мне туда, обратно
Не пристало всё равно.
 
 
Стал народ какой-то хилый,
Будто власть им супротив.
Вы в себе найдите силы
Или внутренний мотив.
 
 
Станем чуточку умнее,
Силой в теле подрастём,
И тогда к Царя идее
Мы пойдём своим путём.
 
 
Почему не так-то просто
У коров привес учесть?
А у них в болезни роста,
Без сомненья, что-то есть.
 
 
Нет привеса? Завтра будет.
Убедитесь вы не раз.
Чем живут сегодня люди,
Выясняю я сейчас.
 
 
Люди есть у нас такие —
По течению плывут.
Скажешь им: «Мостки плохие», —
Всё равно туда идут.
 
 
Нет в мозгах у них порядка.
Наводить пора. И впредь,
Чтобы не было им сладко,
Не давать уже борзеть.
 
 
Я сегодня, обещаю,
Подпишу о сём Указ —
Просмотреть хлева, сараи,
Сдать кости, коль нету мяс.
 
 
Рты свои отворотите,
Перегаром страшным прёт.
Перекрыть уже хотите
Мне на вовсе кислород?
 
 
Я гляжу, вы пить в охоте?
Но смотрите наперёд,
Что за гадость вы там пьёте
И куда это ведёт.
 
 
Слов на ветер не бросаю.
Я за всё спрошу у тех,
Кто с вина желает рая,
Наслажденья и утех.
 
 
Ведь и так покой вам снится.
Не теряйте головы.
Каждый год коров и птицу
Поставлять должны мне вы.
 
 
Что сказал вам о скотине
И домашней птице тут,
Откуют мне в древесине
И в граните отольют.
 
 
Вы твердите, не хватало
Вам везде рабочих рук?
Абсолютно как же стало
Молоко прозрачным вдруг?
 
 
Молоко ведь стало хуже.
Разбавлять на кой вам ляд?
Специальный видно нужен
В ситуации пригляд.
 
 
Ремешком бы вам ужаться
И не лезть, куда не треб,
Выйти в поле и сражаться
За насущный трудный хлеб.
 
 
Ведь его не только нужно
В землю ткнуть и пусть растёт,
Вы за ним следите дружно,
Зёрна к зёрнышкам в учёт.
 
 
Шоу в замкнутом пространстве
Чтобы больше не видал.
Хлев быть должен в том убранстве,
Чтоб привес животным дал.
 
 
Не видал чтоб дыр кустарных.
Их доской пора обшить.
Иль для нужд элементарных
Нужно подвиг совершить?
 
 
Вы к земле уже прибиты
Десять лет, как ни крути.
Чтоб идти к иному быту,
Нету лучшего пути.
 
 
Этим всем давно нормально
Занимается весь мир.
Вы себе принципиально
Тёплый сделайте сортир.
 
 
Сразу б не было печали,
Забегали б нагишом.
Чтоб язык не обижали,
Напишите мэ и жо.
 
 
Вы давно б уж утром ранним
В нём мечтали в потолок.
Странно всё ж, что нет желанья
Погрузиться в этот блок.
 
 
Хоть и я не копенгаген
В Европейских нужниках,
Но сидеть как вы, бедняги,
На ветру б не смог никак.
 
 
Если вдруг от газов муки,
Тут хоть баба, хоть мужик,
Будут лишь пустые звуки
И получишь только пшик.
 
 
Ну, народ, изобретайте,
Чтобы не был комом блин,
И смелее добавляйте
В вашу кровь адреналин.
 
 
Кто бежит там в этих майках,
Будто их достала плеть?
Без штанов и не в фуфайках.
Так недолго заболеть.
 
 
Слишком много накопилось
Всякой всячины у вас.
Аж, как следует, сморило.
Ну, пойду писать Указ».
 
 
Не спеша свою особу
Царь направил во дворец:
«Обмани меня, попробуй.
Ну, свободен, наконец.
 
 
Молодец я! В этот трудный
Год для Царского двора
Соберу оброк полюдный
Миллиона в полтора».
 

Не застыло

 
Царь прошёлся по дворам,
Чтоб холопов потрясти:
«Всем оброк сдавать пора.
Нету мяс – сдавать кости».
 
 
Смело сказан им упрёк.
После тех Царёвых слов
Принесли ему оброк
Из одних пустых мослов.
 
 
Был доволен Царь-отец:
«Сварим нынче ж из костей
Мой любимый холодец
Для меня и для гостей».
 
 
В чугунах кипит вода,
Костный варится бульон.
Царь не чает уж, когда
Холодца наестся он.
 
 
Весь разлили, наконец,
Супчик нежный по блюдам.
«Добрый будет холодец.
Королю кусочек дам.
 

Попов А. А., «Демьянова уха», 1856 г.

 
Вот, повадился, урод! —
 
 
Царь сменил немного тон. —
 
 
Ходит чаще, чем раз в год.
Как суббота – снова он.
 
 
У меня во всём успех,
Разносолы у меня.
У него же, как на грех,
Лишь успешная родня.
 
 
Как приходит, целый таз
Дай еды ему для проб.
Воздух выдохнуть сейчас
И не делать ничего б».
 
 
Вновь суббота – и Король
Ложкой по столу стучит:
«Задремал ты, братец, что ль?
В животе уже урчит.
 
 
Я, наверно, десять вёрст
Не доехал до дворца,
Ветерок уже донёс
Чудный запах холодца.
 
 
Подавай сюда его.
Что включаешь дурака?»
 
 
Царь ему: «Да, ничего
Нет застывшего пока.
 
 
Сдали кости мне в оброк.
Холодец варить пришлось.
А холопы видно впрок
Обсосали даже кость.
 
 
В этом есть, конечно, плюс —
Кости мыть мне не пришлось.
Завтра, если разозлюсь,
Отолью холопам злость.
 
 
Вот тогда уж им задам
За такой Царю подвох.
А пока придётся нам
Сделать лишь поглубже вдох».
 
 
Сели с ложками за стол.
В незастывшем холодце
Виден был большой мосол
С чем-то тёмным на конце.
 
 
Напрягали оба нюх.
Хоть в желудках пустота,
Холодца вкушая дух,
Им наелись досыта.
 

Не в ту сторону

 
Поступил Король учтиво —
Сыну трон оставил в срок.
Сын для общего разлива
Открывал пивной ларёк.
 
 
Хоть Король он, всё же «вице».
Без визитов жизнь горька.
И решил он появиться
На открытии ларька.
 
 
У ларька стоят вельможи,
На пивной взирая кран,
И его уже, похоже,
Взять хотели на таран.
 
 
Груз тяжёлый взяв на плечи,
Проглотив досады боль,
Для народа с важной речью
Перед бочкой встал Король:
 

Питер Брейгель, «Крестьянский танец» (фрагмент), 1568 г.

 
«Мы сегодня открываем
К новой жизни важный путь.
В бочке жуть передавая,
Страшно даже отхлебнуть.
 
 
Бочку даже не помыли.
То, что в бочке было до,
Не заглушат ни промили,
Ни какое солодо.
 
 
От неё направим шланги
За границу, за моря.
Пиво пусть глотают янки.
Не сливать же гадость зря.
 
 
А теперь займёмся краном.
Буду пиво продвигать.
Дождь пойдёт, придётся рано
Нам отсюда убегать».
 
 
И Король своей охотой
Пивоваров в шок поверг —
Вместо ручки поворота
Ручку с силой дёрнул вверх.
 
 
Разлетелся кран на части.
На торжественный лоток
Ко всеобщему несчастью
Хлынул вниз пивной поток.
 
 
Пузырилось пиво пеной,
Залило им всё вокруг —
Где-то было по колено,
Ну, а где по кисти рук.
 
 
Но промили не пропали.
Из пивной теперь реки
Пиво кружками черпали
На халяву мужики.