Текст книги "Босх в помощь! О гормональных либералах и безродных патриотах"

«Гнилую лодку не латают…»

Слухи о том, что в столь ценимой москвичами «Литературной газете» грядут какие-то перемены, ходят не первый месяц. А не так давно в интервью «Вечерней Москве» Максим Замшев, шеф-редактор ЛГ, заранее радостно сообщил, что вскоре станет главным редактором этого издания. Мы решили разобраться, что же происходит на самом деле, у писателя Юрия Полякова, много лет возглавлявшего издание и, как выясняется, не собирающегося покидать легендарную «Литературку».

– Юрий Михайлович, так какие изменения случились в «ЛГ»? Говорят, вы ушли с поста главного редактора?

– Странно, что все спохватились только сейчас, ведь главным редактором я перестал быть почти три года назад, когда ЛГ из ОАО превратилась в АНО – автономную некоммерческую организацию. Не заметили? Я тогда сделался президентом АНО – должность, согласитесь, смешная по названию, к тому же обязывающая помимо редакторских функций общаться еще с налоговыми и прочими уважаемыми, но утомительными структурами. Меня это тяготило. А главного редактора у нас вообще в АНО сначала не было. Был шеф-редактор. В этой должности работал Максим Замшев, которого я пригласил в свое время из правления Московской городской писательской организации в ЛГ, почему-то уверенный, что он, аппаратчик, освоит и журналистскую профессию. Впрочем, редактировать «Литературную газету» может и аппаратчик, и писатель, если только, придя на пост, он делает газету, а не свою литературную карьеру, до этого почему-то не задавшуюся. Вообще-то, по моим наблюдениям, писателями становятся не за редакторским, а за письменным столом. Теперь, после плановой перерегистрации и изменений Устава, у нас новый руководитель, глава АНО – Андрей Тимохин, мой давний знакомец, человек с большим организационным опытом.

Я же стал председателем редсовета – высшего редакционного органа, определяющего лицо газеты. Должность Максима Замшева теперь называется «главный редактор», хотя круг его обязанностей остался прежним. Дело ведь не в названии. Но я заметил, что есть люди, для которых важнее слыть, а не быть, их больше беспокоит название должности, а не то, как они ее исполняют. Например, у нас в ЛГ хозяйственник по фамилии Шавлов совсем извелся из-за того, что он просто «исполнительный директор», хотя никакой исполнительности за ним не замечалось. По новому уставу он стал «генеральным» – и счастлив, чего не скажешь о сотрудниках. Вот такие у нас перемены.

– Будут ли, в связи со сказанным, какие-то изменения в курсе газеты?

– Не исключаю. Прежде всего, по экономическим соображениям. Бумажная пресса сейчас в сложном положении. А «истину царям с улыбкой говорить» и одновременно протягивать руку непросто. Во всяком случае, у меня с Роспечатью такой номер не прошел. Впрочем, тут речь, скорее, о «псарях». Как раз наш-то президент ценит откровенное, пусть и резкое слово, если сказано оно с заботой об Отечестве. Это я заметил по его реакции на мои достаточно острые выступления на заседаниях Совета по культуре. Всем газетам сейчас непросто, если только они не работают на разрушение страны. У этих почему-то с конца 1980-х все тип-топ. А нам, например, отказали в гранте на ежегодную литературную премию «За верность Слову и Отечеству», хотя пять лет назад мы по просьбе Администрации президента начали разворачивать редакционную премию в общефедеральную, чтобы хоть как-то уравновесить «букеров». При этом либеральные литературные премии поддерживаются в прежних объемах. Но не стоит унывать, патриотам всегда в России жилось непросто, нужно искать, выдумывать, пробовать. Большие надежды возлагаем на сайт, который я затеял, едва придя в газету. Сейчас он развивается, но его мобильность, а главное – креативность и острота оставляют желать лучшего. Видимо, для такого дела требуются мозги помоложе и поизвилистее. 16 лет я занимался оперативным руководством газеты, вникая во все мелочи, придумывая темы, шапки, рубрики, дискуссии, вылавливая в подписанных полосах ошибки, пропущенные даже бюро проверки, которого у нас теперь нет – из экономии. Правда, у меня были хорошие заместители, в частности, опытнейший Игорь Серков, некогда возглавлявший «Неделю». Когда-то мы вместе работали в журнале «Смена» под тяжелой рукой Альберта Лиханова. Общими усилиями мы изменили газету, сделали ее одним из самых острых гуманитарных изданий, подняли обвалившийся в конце 1990-х тираж ЛГ, увеличив его в десять раз. В качестве председателя редакционного совета я буду, слава Богу, осуществлять стратегическое, а не оперативное руководство, которое теперь ляжет целиком на Замшева. Скажется ли это на уровне газеты, ее остроте, оригинальности? Об этом судить Читателю. Надеюсь, мы его не огорчим. Но если он рублем не поддержит ЛГ, как это уже сделал в конце 1990-х, если охладеет к ЛГ, как Земфира к Алеко, то кадровые перемены продолжатся. Мы живем в жесткое время, а фамилии, указанные в выходных данных, меняют нынче одним кликом – не на мраморе же они золотом выбиты…

– А правда ли, что вы планируете баллотироваться на должность председателя Союза писателей России?

– Нет, даже не собираюсь, хотя и огорчен деградацией этой некогда славной и могучей организации. Поймите, СП России – не просто объединение писателей, это, скорее, гуманитарно-патриотическая партия, имеющая во всех регионах страны отделения, которые активны и влияют на губернские процессы. Именно такой партии нам сейчас не хватает, чтобы выволочь страну из трясины «недокапитализма» и «плутодемократии». Но правление СП РФ, засевшее в особняке на Комсомольском проспекте, впало в такую глубокую летаргию, что спящие тела уже паутиной обросли, там царит развал и семейственность, больше напоминающая богадельню. Некоторое время назад мы опубликовали подписанное многими известными русскими и национальными литераторами «Обращение к писателям России». Там были и такие слова: «… начиная с середины 1990-х, наши съезды и пленумы раз от раза проводились все формальней и кулуарней. Прекратилась сменяемость руководства и приток свежих молодых сил. Главным содержанием таких пленумов и съездов стало не обсуждение путей развития отечественной литературы и участия в этом процессе СП РФ, не выдвижение новых имен, а торопливое голосование за статус-кво в предвкушении обещанного банкета. Если и съезд СП РФ, намеченный на весну будущего года, пройдет по тому же губительному сценарию, мы потеряем наш Союз, а особняк на Комсомольском проспекте окончательно превратится лишь в объект извлечения арендной прибыли. Выход у нас один – сделать предстоящий съезд оздоровительным…» Однако наше обращение было воспринято аппаратом СП как покушение на пожизненное кормление и встречено в штыки, тут же началось строительство баррикад, пока в переносном смысле. В ситуации круговой обороны корыта оздоровление невозможно. Думаю, пользуясь словами Рубцова, «лодка на речной мели скоро догниет совсем»…

– Что же делать?

– Опять отвечу строчкой Рубцова: надо «лодку мастерить себе» – создавать новый союз, гильдию, которая, прежде всего, возьмет на себя функции профсоюза литераторов, нас ведь даже из реестра профессий выбросили. Писатель в современном обществе наг и беззащитен, как нудист в кактусах. Есть еще одна проблема – депрофессионализация нашего сообщества. Патриотические СП РФ и Московская городская писательская организация, а также либеральные Союз российских писателей и Союз писателей Москвы, борясь за количество членов, двадцать пять лет принимали в свои ряды черт знает кого и напринимали жуткое число сочинителей, которых назвать писателями можно лишь в том смысле, в каком орущих «Шумел камыш…» зовутся «певцами». Давно назревшая профессиональная чистка в нынешних союзах невозможна, гнилую лодку не латают. Создание новой организации, опирающейся на партнерство с государством, позволит формировать ее из профессионально работающих авторов разных поколений и идейно-эстетических пристрастий. Нечто подобное обещал на первом литературном собрании президент Путин. Кстати, сегодня есть для этого и материальная база: наконец, остатки писательского имущества по решению суда вырваны из цепких лап «крепкого хозяйственника» Переверзина и возвращаются литературному сообществу.

– С ЛГ и Союзами писателей более-менее понятно. А что нового в Вашей литературной работе?

– Немало. Редакторство и общественные труды – всегда были важными, но не определяющими в моей жизни. Главным всегда был письменный стол, а никак не наоборот. Докладываю: в АСТ вышли две новые книги «По ту сторону вдохновения» и «Фантомные были», я буду представлять их на Московской книжной ярмарке 9 сентября. В первой собраны мои эссе о писательском труде. Вторая, совсем свежая, – это вставные новеллы, которые я извлек из своей иронической эпопеи «Гипсовый трубач», переработал и объединил под одной обложкой. То же издательство приступает к выпуску моего 12-томного собрания сочинений. В начале сезона у меня сразу несколько премьер: в Смоленске, Симферополе, Мурманске. 7 ноября в МХАТе имени Горького у Татьяны Васильевны Дорониной премьера моей новой комедии «Золото партии». В те же дни лечу в Будапешт, где вышла на венгерском языке моя давняя сатирическая повесть «Демгородок». Заканчиваю новый полумемуарный роман «А секс у нас был!» Он выйдет в конце года также в АСТ. События разворачиваются в андроповском Советском Союзе. Думаю, такой легкомысленной литературной выходки от меня никто не ожидает. Готовлю новую книгу публицистики «Желание быть русским». Как и предыдущие сборники – «Перелетная элита», «Левиафан и либерафан» – она выйдет в издательстве «Книжный мир». В сборник по традиции я включил мои интервью и тексты, публиковавшиеся в «Вечерке».

Ольга Кузьмина

«Вечерняя Москва», июль 2017

Поменьше патриотизма на экспорт!

Беседа с венгерским русистом Йожефом Горетичем для будапештского интернет-журнала

– Почему было написано в советские времена значительно больше сатирических произведений, чем в наши дни?

– Сатира по своей художественной природе связана с преодолением запретов с помощью иносказаний, гротеска и аллегорий. Сейчас запретов фактически нет. Во-вторых. Сатира упрекает власть и общество в том, что они не соответствуют заявленным целям и идеалам. Именно на противоречии между высоким проектом (коммунизм, народная монархия, демократия) и низкой реальностью «работает» писатель-сатирик. Сегодня в России четкого позитивного проекта нет. Власть в отличие от коммунистов многого не обещает. Трудно сатирику.

– Есть ли такой жанр, который вытеснил сатиру из литературы?

– Многие жанры используют сегодня приемы сатиры, появился иронический детектив. Но это было всегда. «Евгений Онегин», первый реалистический русский роман в стихах, начинается строчкой «Мой дядя самых честных правил…» А это перефразированное начало басни Крылова «Осел был самых честных правил…».

– В последнее десятилетие два раза можно было читать о цензуре, касающейся кинофильмов. Один из этих случаев – это фильм «Россия 88», а другой – документальный фильм о Pussy Riot. Кроме этого, кинофильм Андрея Звягинцева «Левиафан», который получил приз «Golden Globe», тоже не оказался любимым фильмом власти. По Вашему мнению, какую роль играет правительство в делах культуры?

– Я сталкивался цензурой. При советской власти запрещались мои повести «ЧП районного масштаба» и «Сто дней до приказа», в постсоветский период при Ельцине изымалось из магазинов первое издание «Демгородка». В российском искусстве сегодня государственной цезуры нет. Фильмы Звягинцева идут в прокате, более того, все они сняты при финансовой поддержке государства. Мне, кстати, «Левиафан» тоже не понравился, он не честен по отношению к русскому народу. Короче – вранье. Но бывает проправительственное вранье, а бывает и антиправительственное вранье. Звягинцев – крупнейший специалист по антиправительственному вранью. Он почувствовал, что русофобия горячо поддерживается на Западе, и активно эксплуатирует этот ресурс. Странная вещь: фильмы о российской жизни Звягинцев снимает в основном по сценариям, написанным не русскими авторами и не про Россию. Так, «Елена» снята по британскому сценарию про английскую жизнь. Странно, не правда ли? Что касается фильма про «Пуси райот», чей поступок я нахожу дурацким и кощунственным, то, насколько мне известно, эту ленту тоже не запрещали, просто не показали по ЦТ, как и сотни других документальных фильмов, очень острых и талантливых, в чем я имел возможность убедиться, возглавляя жюри фестивалей неигровых лент. Почему Запад не волнуют судьба этих фильмов, а только про «Пуси»?

– В своих произведениях Вы часто реагировали на коррупцию: в том числе в Вашей повести «Небо падших» идет речь о бизнесмене, который рассказывает о том, что означает для него подкуп и взятка. Коррупция – это понятие, которое в некоторой мере для иностранцев тесно связывается с Россией. Положение действительно такое плохое в Росси?

– Насколько я могу судить, Запад и другие передовые страны постоянно сотрясают коррупционные скандалы: вспомните хотя бы Берлускони или президентшу Южной Кореи. В США до сих пор разбираются с мутными делишками четы Клинтон. Да, в России с лихих 90-х свирепствует коррупция, но с ней борется не только литература и Ваш покорный слуга в своих романах и пьесах, почти каждый день арестовывают крупных взяточников – министров, губернаторов, больших чиновников и генералов… Как еще бороться с коррупцией? Расстреливать? Но тогда Запад обвинит нас в антигуманизме и Путину пририсует сталинские усы. Кстати, почему-то Запад редко и неохотно выдает нам сбежавших из России жуликов. А Израиль никогда не выдает. Почему?

– Характерна ли для российских писателей (вообще для творческих людей) самоцензура?

– Для любого нормального человека характерна самоцензура, иначе на улице царило бы жуткое сквернословие. По-моему, еще не было времен, когда человек в публичном пространстве мог высказать все, что думает на самом деле, и теми, словами, какими ему хочется. В нашем писательском мире вранье в книгах и выступлениях ради выгоды стало профессиональной привычкой. Но книги таких авторов недолговечны, как шоколадка, забытая в кармане брюк. Моя самоцензура сводится к тому, чтобы с помощью тщательно подобранных и безобидных с виду слов все-таки сказать читателю то, что говорить в данный момент не принято или опасно.

– Глубока ли пропасть между консервативными и либеральными писателями?

– На первый взгляд, да. На самом деле, не столь уж и глубока. Дело в том, что в России почти все средства поощрения писателей (премии, гранты, издания, звания, награды, даже посмертные памятники и т. д.) сосредоточены в руках либералов, поэтому те писатели, которые в душе твердокаменные консерваторы, это часто скрывают и притворяются сторонниками общечеловеческих ценностей. Я таких знаю. Выпьют и о Домострое тоскуют. Если меня на месяц назначить распорядителем благ и поощрений, вскоре большинство писателей-либералов объявят себя консерваторами. А тех двух-трех либералов, которые этого не сделают, я награжу самыми большими премиями – за верность принципам.

– В своем романе «Козленок в молоке» Вы ехидно нарисовали сообщество писателей, где с помощью некоторой ловкости, хорошей организационной работы можно сделать из чальщика знаменитого и признанного писателя. Это в самом деле так?

– К сожалению, в 90-е годы были утрачены четкие критерии художественности произведений, восторжествовал постмодернистский принцип относительности: мол, я считаю это шедевром, а на ваше мнение мне плевать. В результате, появились стада гениев, не написавших и одного приличного стихотворения, ни одного внятного рассказа. Но как раз их объявляли новой русской литературой, хотя на самом деле это «нерусская нелитература». Вот об этом я и написал в 1995 году роман-эпиграмму «Козленок в молоке», который за двадцать лет переиздали 30 раз общим тиражом более полумиллиона экземпляров. Читатель оценил и разделил мой сарказм.

– Во всех Ваших произведениях важную роль играет власть. Каково у Вас отношение к власти?

– Власть неизбежна в человеческом обществе. Даже в банде анархистов есть вожак, а значит, власть. Да и сама свобода, по-моему, если вдуматься, это всего лишь приемлемая степень принуждения. Мы должны добиваться от власти, чтобы она: использовала только необходимое для сохранения порядка насилие; чтобы прежде всего работала на общество и лишь потом на себя, чаще случается наоборот; чтобы она не прикасалась к механизмам смены власти, утвержденным законом Остальное в руках Провидения. При этом я довольно ехидно пишу о современной российской власти. Взять хотя бы мою комедию «Чемоданчик».

– Вы поддерживаете политику Владимира Путина?

– Да, поддерживаю, я дважды бы его доверенным лицом на выборах. Путин спас Россию от распада, к которой ее уже подвел Ельцин. Я очень надеюсь, что он со временем передаст власть достойному преемнику. Ни горбачевых, ни ельциных в нашей истории больше быть не должно.

– Каково Ваше мнение о российско-украинском конфликте и о присоединении Крыма к России?

– Крым – исконная часть России, к Украине он был приписан Хрущевым, выходцем с Украины же, без референдума в качестве административного эксперимента в рамках СССР. После распада СССР эксперимент закончился, и Крым вернулся туда, где ему быть надлежит. Надеюсь, со временем вернется и Донбасс, также переданный Украине в порядке административного эксперимента в 1920-е годы. Конфликты на территории бывшей УССР свидетельствуют о невозможности строительства национального государства в этом лимитрофе, который из-за многоэтнического населения может быть только федеративным. Если в Киеве этого не поймут, то, несмотря на факельные шествия, распадутся окончательно. С исторической точки зрения это будет закономерно.

– Ваша повесть «Демгородок» по жанру – негативная утопия, в которой рассказывается о восстановлении социализма и Советского Союза. Повесть была написана в 1993 году, а у нас, в Венгрии, выходит только сейчас. Какое послание (идейное содержание) этого произведения в 2017-м году?

– Послание такое: всегда в трудные исторические моменты возникает желание решить все проблемы с помощью жесткой руки и диктатуры. Но лучше до этого не доводить. Чем сильней лекарство, тем больше у него побочных действий и осложнений. А их лечить приходится гораздо дольше потом. На мой взгляд, диктатура допустима в одном случае, когда нужно спасти страну от распада, причем лишь в том случае, если народ хочет сохранить единство. Именно такая историческая коллизия описана в «Демгородке». Именно по этой причине диктатора адмирала Рыка народ прозвал «Избавителем Отечества» (ИО) и провозгласил монархом, так как адмирал своевременно женился на потомице князя Синеуса, брата князя Рюрика.

– Обречено ли постсоветское общество на падение?

– Отнюдь нет. Если курс Путина будет продолжен, конечно, в модернизированном виде, Россия не только упрочит свое положение на планете, но и решит многие внутренние проблемы, которые ныне решаются медленно, за что оппозиция справедливо критикует правительство и президента. На мой взгляд, сегодня в России много патриотизма на экспорт, и маловато для внутреннего пользования. Экономический блок правительства – это какой-то интернат для отстающих менеджеров-монетаристов.

– Вы в Венгрии уже не в первый раз. Даже как у (бывшего) почетного председателя московского Общества «За дружеские связи с Венгрией», у Вас есть свой взгляд на венгерскую общественную жизнь. Какой Вам представляется Венгрия и ее внешняя политика? Каким Вы видите отношение к Венгрии в России? Какое у Вас мнение о Викторе Орбане?

– Мне кажется, Виктор Орбан – политик «длинной воли», как говорили на Древнем Востоке. Он понимает: историческая судьба Венгрии и ее народа важнее судьбы наднациональной административной химеры под названием «Евросоюз». Если бы руководители исчезнувшего СССР, так же думали о будущем России, она могла бы избежать катастрофы, настигнувшей ее в 1990-е.

Сентябрь 2017 года

«По ту сторону вдохновения»

Так называется новая книга известного прозаика, главного редактора «Литературной газеты», вышедшая в «АСТ» – сборник эссе о временах, нравах, политике, любви, театре, утратах и обретениях, творчестве и работе. Афористично, ярко, язвительно, грустно? Тут можно подбирать любые слова и настроения, потому что эта вещь про нашу повседневность. Ведь «мастер слова не ограничивается сидением за рабочим столом, точно так же, как дни и ночи врача не исчерпываются выписыванием рецептов и осмотром больных организмов – в зависимости от специализации. О заботах страны, цензуре, либеральном перекосе в искусстве, на «тесном как вагон метро в час пик Парнасе», «Викинге», премиях и трамповских ракетах мы поговорили с писателем.

Культура: Вы относите «По ту сторону вдохновения» к жанру «мемуарной публицистики». Что это такое, кто-нибудь еще в нем работал?

Поляков: Сегодня? Не думаю. Жанр возник неожиданно и даже стихийно. Я сам и название для него придумал. Дело в том, что внимание критиков и литературоведов в последнюю четверть века было нацелено в основном на авторов «либерально-экспериментального пула», который группировался вокруг больших премий. Авторы моего направления почти игнорировались, несмотря на читательское признание. Тогда возникла идея компенсировать это невнимание и снабжать мои часто переиздававшиеся книги небольшими эссе о том, как и в каких обстоятельствах романы, повести, пьесы писались, какие отклики имели. А потом, однажды перечитав эссе, я понял, что это не столько заметки на полях или очерки психологии творчества, сколько своего рода мемуарная публицистика, причем не устаревшая. Скажем, недавний скандал на «Нике» – почти повторяет те же коллизии, что мы наблюдали во времена «Перестройки». Деятели культуры, живущие за счет государства, умеющие говорить только «дай!», снова, как 30 лет назад, не хотят вникать в проблемы «руки дающей». Они не понимают, что «экспортный гуманизм» не всегда совпадает с интересами страны, что долг художника перед обществом не исчерпывается бюджетным самовыражением. В своей беспроигрышной общечеловеческой риторике они вольно и невольно работают на силы, враждебные России, как и 30 лет назад. Об этом я тоже пишу в новой книге.

Культура: Надо заметить, Ваша публицистика очень острая. Вот, например, цитата о начале девяностых: «Страна превратилась в огромную кунсткамеру, уродцы, сидевшие при советской власти в спирту, повыскакивали из банок и устроили шабаш непослушания». Вы и тогда так выступали?

Поляков: Конечно, даже еще острее: моложе был. Поэтому я с чистым сердцем переиздаю публицистику, которую писал в 1990-е, публикуя в «Труде», «Собеседнике», «Комсомолке», «Московском комсомольце», «Российской газете», «Правде»… В октябре 1993-го из-за моей статьи «Оппозиция умерла. Да здравствует оппозиция!» приостанавливали выпуск «Комсомольской правды». Тогда же мой «Демгородок» изымали из магазинов, а статьи обо мне удаляли из переизданий энциклопедий, справочников, учебников. Я предложил именовать продажную интеллигенцию, севшую на западные гранты, «соросятами», а тогдашнюю культурную политику «грантократией». Прижилось. Придумал словечко «демокрады». Тоже прижилось. Серьезный резонанс вызвала и моя статья в МК «Холуин – праздник творческой интеллигенции». Ко всем этим темам я возвращаюсь в новой книге.

Культура: В новой книге, как сформулировано в издательской аннотации, Вы раскрываете еще и собственную творческую лабораторию, например, объясняете интерес к ранним вещам, называя его ажиотажным…

Поляков: Таким он и был, ведь я обращался к табуированным темам. Нельзя было тогда так писать про армию, школу, аппаратный комсомол, как писал я. Нельзя было так смеяться над ельцинской Россией, как смеялся я в «Демгородке». В новой книге «По ту сторону вдохновения» я тоже не совпал с каноном «интеллигентной неприязни к Отечеству». Возможно, моя горячая забота о будущем России кому-то покажется «не комильфо». Моя правда сильно отличается от правды Макаревича или Сокурова. За нее госпремий не дают.

Культура: Там даже есть глава «Булгаков против Электротеатра». Почему он против? Модная же площадка, стильная.

Поляков: А зачем заводить «стильную площадку» на месте театра, имевшего славную историю? Нельзя было дать экспериментаторам новую безымянную площадку? Зачем делать подиум из намоленной сцены? Впрочем, в моем эссе «электро-театр» – понятие, скорее, собирательное. Думаете, при Булгакове не было деятелей, желавших превратить национальное искусство в одну гигантскую пробирку? Были и очень много. Булгаков их терпеть не мог. И ставим мы сегодня в театрах не их экспериментально-революционные пьесы, а Булгакова, которого тогда продвинутые «мастера» считали ретроградом. Улавливаете? То же самое случится и с нынешними «электротеатрами». Пока новизна, развивающая, а не ломающая традицию, с трудом пробивается на сцену, блокируемая золотомасочной тусовкой. Пробьется! «Новая драматургия» за 25 лет доразвивалась до «лабораторного чтения» вместе полных залов. Премированные спектакли держатся в афише в лучшем случае сезон: никто не ходит. И ради этого при поощрительном «ай-ай-ай» власти крушили русский психологический театр? Снесли Парфенон и воздвигли собачью будку. И это новаторство?

Допустив либерально-экспериментальный перекос, власть совершила серьезную ошибку. Культурный процесс – это своего рода перетягивание каната. А в 1990-е этот канат взяли и подарили одной из групп. В искусстве должны звучать разные мнение, работать разные подходы, художественное пространство не может быть монополизировано. Это убивает искусство, и все заканчивается черной дырой, даже не квадратом. Новаторство и развитие не возможны вне диалога, спора архаистов и новаторов – об этом писал еще Тынянов. Заскучавшей либеральной интеллигенции остается лишь привязывать конец дареного каната к Спасской башне и тянуть на себя, что они с успехом и делают…

Культура: В одном из интервью Вы говорили, что в последнее десятилетие паритет начал восстанавливаться. За примером далеко ходить не надо – «Золотой Дельвиг» выдается писателям русской темы.

Поляков: Да, в какой-то момент государство почувствовало бесплодность такого перекоса и предложило нам создать противовес триаде «Большая Книга», «Нацбест», «Русский Букер», монополизировавшей премиальное пространство. Мы напряглись, переформатировали нашу скромную редакционную премию имени Дельвига в общефедеральную премию «За верность Слову и Отечеству», раскрутили, она стала престижной, заметной, единственной, отмечающей авторов, пишущих на национальных языках. Так что – не только авторам русской темы. Не только! Но вдруг государство охладело к своей же идее, премия лишилась поддержки и сошла на нет. Видимо, высокопоставленные политтехнологи планируют на выборах 2018 года обойтись без патриотического сектора. Ну-ну… Попытка обратиться за поддержкой к отечественному капиталу ни к чему не привела. Это понятно: наш бизнес антипатриотичен и предпочитает вкладывать в американский баскетбол, а не в русскую национальную культуру. Но власть снова решила искать симпатий либералов за счет небрежения патриотами. Я как-то на очень высоком совете спросил: «Почему к столетию великого русского композитора Свиридова в Москве поставили памятник Ростроповичу, которому только вот в эти дни исполняется 90 лет?» Ответа не получил. Это не значит, что я плохо отношусь к Ростроповичу, в ЛГ мы, конечно, напечатали к юбилею большой материал. Но за Свиридова обидно. И за Галину Уланову. Она ведь тоже великая балерина, а памятник поставили Майе Плисецкой. Обеим разве нельзя? Почти не заметили 150-летие Лескова, совершенно незаметно прошел недавно 200-летний юбилей славянофила Константина Аксакова, никто не вспомнил про 90-летие Виля Липатова, про двадцатилетие со дня смерти Владимира Солоухина. Словно через силу на общефедеральном уроне отметили 80-летие покойного Валентина Распутина. Такое впечатление, что «русскость» снова «не в тренде».

«Литературная газета», созданная Пушкиным 187 лет назад, – такое же достояние страны, как Третьяковка или МХТ, но внимание к нам со стороны государства, мягко говоря, не обременительное. Я 33-й редактор ЛГ, пробыл на этом посту 16 лет, но так и не научился вопить: «Караул, цензура!», когда нет денег на зарплату сотрудникам и гонорары авторам. И учиться этому не собираюсь, хотя у нас в Отечестве быть молчаливым единомышленником Кремля не выгодно. Зато казна щедро тратится на шумные и сомнительные проекты, вроде «Викинга»…

Культура: Многие говорят, что фильм не вполне точен исторически.

Поляков: Еще бы. Не было на Руси никаких викингов, были варяги, и об их национальной принадлежности до сих пор ведутся споры, скорее всего, то были полиэтнические профессиональные сообщества. Баловень «немцев» Романовых Карамзин считал Рюрика – скандинавом. Ломоносов был категорически против такой версии, он и Лев Гумилев видели в Рюрике балтийского славянина с острова Рюген. Кстати, о прусских корнях династии твердил Иван Грозный. Но давайте глянем на ситуацию с точки зрения политической прагматики. Зачем было с помощью исторического блокбастера за огромные казенные деньги вбивать в головы компатриотов обидную для нас, в сущности, «норманнскую» теорию, имеющую в науке не больше прав, чем «антинорманнская»? Да еще делать это в годы жесткой конфронтации с Западом. Зачем? Если Царь-пушка не стреляет, а Царь-колокол не звонит, это вовсе не значит, что государственные мужи не должны шевелить мозгами.

Культура: Думаете, Ваша книга возымеете действие?

Поляков: Она стоит в «лидерах продаж», а значит, по крайней мере, ее прочитают и убедятся: можно видеть все недостатки сегодняшней России и оставаться патриотичным. А патриотизм нам, ой как еще понадобится, когда жареный петух глобализации… Ну и так далее…

Культура: Хочется найти в этом оптимистическую ноту…

Поляков: У Трампа половина ракет не долетела до цели, а у корейцев единственная ракета вообще взорвалась воздухе. Раве мало у нас поводов для оптимизма?

Беседовала Дарья ЕФРЕМОВА

Газета «Культура» октябрь 2017.