Текст книги "В ожидании сердца"

Московское сафари, или Халам-бунду
Экзотическая комедия в двух действиях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Федор Тимофеевич Куропатов – профессор, 77 лет.

Лидия Николаевна – его жена, доцент, 72 года.

Костя – их сын, кандидат наук, 49 лет.

Марина – его жена, «челночница», 48 лет.

Елена – их дочь, бухгалтер, 24 года.

Юрий Юрьевич Владимирцев – бизнесмен, 30 лет.

Болик – его телохранитель, 20 лет.

Сергей Артамонович Лукошкин – дворянин, 60 лет.

1-й киллер.

2-й киллер.

ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ

Сцена первая

Уставленный книгами холл большой профессорской квартиры. Пристойная скудость. На стенах – африканские маски. На особом месте – длинная пика и портрет усача в бурке и папахе. В окне виднеется мигающая реклама «Макдоналдса». Из холла двери ведут в комнаты, в ванную, на кухню. На стремянке возле книжных стеллажей сидит, углубившись в фолиант, Федор Тимофеевич Куропатов. На нем кабинетный пиджак, потертые джинсы и меховые тапочки. Он напевает себе под нос.

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ:

 
Енги-банг кара-манду
Дун-дуран халам-бунду…
 

С улицы вбегает энергичная Лидия Николаевна в стареньком спортивном костюме с эмблемой «Динамо» и белых кроссовках. Делает несколько упражнений, держа в руках пустые бутылки. Потом, подхватывая песенку, ставит бутылки на стол и еще две вынимает из-за пазухи.

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Енги-банг кара-манду… Что-то я тебе хотела сказать? Забыла…

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Вспомнишь.

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Дун-дуран халам-бунду… Что за ерунду мы поем?

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Это не ерунда, это свадебная песня одного африканского племени.

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Вспомнила! Федор, предупреждаю тебя совершенно ответственно: если ты не начнешь бегать по утрам и заниматься физкультурой, я найду себе другого – молодого и спортивного…

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Молодой – это лет семидесяти?

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Ну, почему же? На меня еще и шестидесятилетние заглядываются. Сегодня один все время рядом бежал и жаловался, как ему одиноко на пенсии. Говорил: давайте дружить, вместе будем ходить в Сокольники – пустые бутылки собирать. Он места знает, где их много! (Подходит к зеркалу.) Верно говорят: женщине столько лет, на сколько она выглядит.

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. А мужчине столько лет, насколько он одинок…

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Леночка проснулась?

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Кажется, нет.

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. С девочкой что-то происходит. Я боюсь за нее. Хорошо хоть Маринка приехала. Думала, эту вертихвостку на порог больше не пущу, а теперь даже рада: мать как-никак… Может, хоть она Леночку успокоит?

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Никто ее не успокоит. Сама справится. Ей тяжело. Ее оскорбили как женщину, унизили как сотрудника. Но это надо пережить. Испытания закаляют сердце!

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Иди ты к черту! Спускайся! Сидишь, как Ядрило на туче, и поучаешь. Девочка вторую неделю места себе не находит…

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Не Ядрило, а Ярило – бог плодородия у славян. На туче сидит Перун – бог грозы…

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Вот и слезай, старый Перун! Покормлю тебя тихонько, чтобы Леночку не разбудить. Пусть спит. Во сне обида быстрей проходит. Помнишь, как ты в 51-м на новогоднем банкете за женой доцента Сурова увивался? Хотя увиваться там было решительно не за чем…

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ (чуть не упав со стремянки). Что?! Это доцент Суров за тобой увивался, а ты…

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Не выкручивайся! Я тогда думала, тебя убью, уничтожу, как врага народа! А потом выспалась – и ничего…

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Абсолютно ничего, если не считать, что свадьбу на полгода отложили.

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Вот и хорошо! Ты еще полгода под окнами постоял, помучился… (Подходит к окну.) Вон там ты стоял, около «Блинной», где теперь «Макдоналдс».

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Я стоял не полгода, а всего неделю…

Из-за ширмы появляется Елена в скромном сереньком халатике.

ЕЛЕНА. Почему всего неделю?

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. С добрым утром, внучка! Как спала?

ЕЛЕНА. Понятия не имею. Просто спала.

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. М-да, молодость, это когда просто спишь. Здравствуй!

ЕЛЕНА. Доброе утро, дедушка! Так почему только неделю?

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Потому что дедушку арестовали.

ЕЛЕНА. Арестовали! За что? Вы мне никогда об этом не рассказывали.

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. А что тут рассказывать? Над нами тогда жил нарком мясо-молочной промышленности. (Показывает пальцем вверх.) В органах решили, что дедушка выслеживает и готовит покушение…

ЕЛЕНА. Вы серьезно?

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Совершенно серьезно.

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Такое время, Леночка, было – суровое.

ЕЛЕНА. Но ты им объяснил, что не виноват?

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Там не объяснения спрашивали, а показание снимали. Ну я и сознался: да, хотел убить наркома за то, что антрекот в аспирантской столовой как подошва. Странно человек устроен: в штыковую ходил – немца не боялся, а своим с перепугу такое на себя наплел… Может, потому что свои?

ЕЛЕНА. Какой ужас! И что же?

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Ничего. Наркома вдруг сняли за производство некачественной пищевой продукции – и дедушку отпустили. Это еще при Сталине было.

ЕЛЕНА. Как же вы жили? В такое время!

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Так же, как сейчас. Пили чай с вареньем. Совсем плохих времен, внучка, как и совсем плохих людей, не бывает. Если что-то похуже, значит, другое получше. К примеру, этот твой мерзавец…

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Юрий Юрьевич.

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Вот именно! При Сталине не разъезжал бы на «Мерседесе». Лес бы в тайге валил для нужд народного хозяйства.

ЕЛЕНА. Дедушка, не надо об этом!

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Надо! Я вижу, как ты ходишь и носом хлюпаешь! Не смей плакать из-за этого! Подумаешь – уволили…

ЕЛЕНА. А знаешь, какое лицо у него было, когда он говорил: «Елена Константиновна, вы у меня больше не работаете»? Такое лицо, будто я не человек и даже не вещь, а пыль. Знаешь, как смотрят на пыль перед тем, как ее тряпкой смахнуть?! Знаешь?

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Леночка! Не убивайся ты так! Найдешь себе работу. Бухгалтеры всегда нужны. А пока проживем как-нибудь…

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Не пропадем. Продам маски! Книги продам…

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Конечно, не пропадем! Я тут на пробежке с милым молодым человеком познакомилась, он знает в Сокольниках места, где много пустых бутылок!

ЕЛЕНА. Что вы такое говорите!

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. А что мы говорим? Мы говорим: все будет хорошо. У Кости дела пошли. Он теперь с иностранцами сотрудничает. Его ценят. Мать твоя из Стамбула прилетела…

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Из Царь-града.

ЕЛЕНА. Когда?

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Под утро. Подарки тебе привезла. Все будет хорошо!

ЕЛЕНА. Не нужны мне никакие подарки. Ничего не нужно! Ни от кого. Зачем, зачем вы меня такой сделали?!

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Какой?

ЕЛЕНА. Вот такой! Это вы виноваты! Вы!

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Почему мы?

ЕЛЕНА. Сами говорили, что это вы меня воспитали…

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. А кто же еще! У Кости каждый день решающий эксперимент. У Марины одни тряпки в голове. Мы и воспитали.

ЕЛЕНА. Значит, вы и виноваты!

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. В чем же мы виноваты?

ЕЛЕНА. Это вы мне говорили: девушка из хорошей семьи должна быть гордой, девушка должна быть честной, девушка должна быть скромной, девушка должна быть верной… Должна, должна, должна…

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. А разве не должна?

ЕЛЕНА. Нет. Нужно быть хитрой, жадной и общедоступной. Тогда и жить будет легко!

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. А умирать?

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Ну что ты мелешь? У Леночки еще вся жизнь впереди!

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Я знаю, что говорю! В племени мататуев есть поговорка: «Из этого мира в страну предков ничего нельзя унести с собой, кроме чистой совести». Дикари, а лучше нас понимают!

ЕЛЕНА. Сами вы дикари! Старые, никчемные дикари! Вы даже не соображаете, что происходит вокруг! Вы не понимаете, где мы живем! Сидите здесь, как в норе… Я вернусь и попрошу у него прощенья! Скажу, согласна вести двойную бухгалтерию. На все, на все согласна…

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Он домогался тебя? Мерзавец…

ЕЛЕНА. Нет, но я согласна и на это! Я не хочу жить, как вы. Собирать бутылки. Возить тряпки из Стамбула…

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Из Царь-града.

Входит Марина.

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Ты не спишь?

МАРИНА. Поспишь тут с вами! Во вьетнамском общежитии так не орут.

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Вот и поговори со своей дочерью, коль уж приехала!

МАРИНА. Хорошо, мама, я поговорю. Только успокойтесь!

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Я же просила: не называй меня мамой!

Лидия Николаевна уходит. Федор Тимофеевич демонстративно углубляется в книгу. Марина устраивается на старом кожаном диване и усаживает с собой рядом Елену.

МАРИНА. Ты бледненькая совсем стала… Они мне все рассказали. Этот твой Юрий Юрьевич, конечно, сволочь!

ЕЛЕНА. Мама, я не хочу об этом!

МАРИНА. Леночка, да разве же от нашего желания что-нибудь зависит? Такие времена. Думаешь, мне «челночить» нравится? (Глядя на профессора.) Кто ж виноват, что за чтение книжек теперь деньги не платят…

Профессор бросает сверху грозный взгляд.

ЕЛЕНА. Мама, я же не давала ему никакого повода.

МАРИНА. Он к тебе приставал?

ЕЛЕНА. Попробовал бы! Я… Я бы ему… И потом, у него есть к кому приставать.

МАРИНА. И кто же это?

ЕЛЕНА. Как кто? Секретарша, конечно. Полина! Кикимора и лентяйка. Целый день ногти красит и по телефону болтает. (Изображает.) «Алло! Страховая фирма «Гарант-лимитед». Нет, к сожалению, Юрий Юрьевич занят. У него переговоры…» Знаю я эти переговоры! Сидят, пьют коньяк и треплются, кто куда на охоту летал, кто сколько кабанов и женщин завалил… Захожу в кабинет «платежку» подписать. А он: «Елена Константиновна, меня не устраивает, как вы одеваетесь! У нас солидная фирма…» Представляешь?

МАРИНА. Смешная ты… Он тебе нравится?

ЕЛЕНА. Я его ненавижу!

МАРИНА. Выросла ты у меня. Совсем выросла. А одеваться и в самом деле не научилась. Ну, что это? (Показывает на халатик.) Как монашка…

ЕЛЕНА. Я дома.

МАРИНА. Какая разница? А если мужчина, о котором ты мечтаешь, вдруг в дверь позвонит? Случайно, по ошибке… А ты? Посмотри на себя!

ЕЛЕНА. Во-первых, ни о ком я не мечтаю. Во-вторых, на работу ходят работать, а не наряды демонстрировать клиентам. А в-третьих, фигура у меня и так хорошая. Ты сама говорила!

МАРИНА. Дурочка! Мужчина хочет раздеть женщину лишь тогда, когда ему нравится, как она одета…

Федор Тимофеевич бросает грозный взгляд на Марину.

ЕЛЕНА. Ненавижу мужчин!

МАРИНА. Я тебе из Стамбула такое платье привезла – обалдеешь! Ну и еще кое-что по мелочам… Пойдем покажу!

ЕЛЕНА. Мне ничего не надо.

МАРИНА, Пойдем, пойдем, мужененавистница ты моя!

Обе встают и медленно идут в комнату.

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Марина!

Марина останавливается, а Елена скрывается за дверью.

МАРИНА. Что, Федор Тимофеевич?

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Марина, ты к нам больше, пожалуйста, не приходи… Не надо!

Марина пожимает плечами и уходит следом за дочерью. Возвращается Лидия Николаевна с подносом.

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Я, пожалуй, буду с тобой бегать. Где мои гантели?

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Я их давно что-то не видела. В последний раз ты занимался с ними лет тридцать назад, когда в меня завкафедрой научного коммунизма влюбился. А зачем тебе гантели?

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Натренируюсь. Поеду и набью этому Юрию Юрьевичу морду!

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Как доценту Сурову?

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Ты же знаешь, я тогда просто поскользнулся…

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Знаю. И за это люблю тебя, Ядрило ты мой!

Она встает на ступеньку стремянки и треплет мужа по щеке. Раздается звонок в дверь.

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Наверное, Костя ключи забыл?

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Забыл. Висят на гвоздике в прихожей. Увидит Марину и расстроится. На неделю запьет. Скорей бы уж она себе нашла кого-нибудь…

Сцена вторая

Лидия Николаевна идет открывать. В комнату входят Владимирцев и Болик.

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Вам кого?

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Елена Константиновна здесь живет?

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Здесь. (Громко.) Ле-ена! К тебе пришли. Ле-ена!

Из комнаты появляется Лена. На ней новенькие серебристые шортики в обтяжку и майка с большим вырезом. Увидев вошедших, она вскрикивает и прикрывает ладонью грудь.

ЕЛЕНА. Вы?

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Мы. С дружественным визитом.

ЕЛЕНА. Что вам от меня еще нужно? Я все сдала по описи. Не волнуйтесь, шантажировать я вас не собираюсь. Про налоговую полицию я пошутила. Просто пошутила. Уходите!

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Елена, кто эти люди?

ЕЛЕНА. Это… Это – Юрий Юрьевич.

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Тот самый?

ЕЛЕНА. Тот самый.

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Он самый и есть! (Кланяется.)

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Вот и хорошо. Сейчас я вас вышвырну из моего дома!

Федор Тимофеевич собирается спуститься со стремянки. Болик выхватывает пистолет и наставляет его на профессора.

БОЛИК. Дедушка, давай без базара! (Пристегивает профессора наручниками к стремянке.) Так-то лучше!

ЕЛЕНА. Что вы делаете? Освободите дедушку!

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Что вам от нас нужно? Денег в доме нет. Пенсию еще не приносили…

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Неужели вы думаете, что я пришел к вам, чтобы взять? Нет, я пришел к вам – дать! Хочу снять вашу квартиру.

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Эта квартира не сдается.

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Думаю, мы договоримся. Ваша квартира нужна мне ненадолго. На день-два…

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Вам негде жить?

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Мне? Да, у меня крайне стесненные жилищные условия – шестикомнатная квартира на Плющихе. А разве Елена вам не рассказывала?

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Нет…

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. И про зеркальный потолок в спальне ни слова?

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Елена, ты не говорила, что было у него дома!

ЕЛЕНА. Дедушка, это совсем не то, что ты думаешь! Я просто завозила ему домой финансовый отчет…

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Не волнуйтесь, с Еленой у нас чисто деловые отношения. Какие же еще?

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Но если у вас столько жилплощади, зачем вам еще и наша квартира?

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Что за совковые вопросы! «Зачем?» «Откуда?» Я буду платить вам в час – сто долларов. Такой ответ вас устраивает?

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Сто долларов!

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Вот вам за первый час.

Дает купюру Лидии Николаевне.

ЕЛЕНА. Нет, такой ответ нас не устраивает. Уходите! Я не хочу вас видеть.

Лидия Николаевна неохотно возвращает купюру.

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Мы не хотим вас видеть…

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Двести долларов.

Протягивает Лидии Николаевне две купюры.

ЕЛЕНА. Нет. Даже за тысячу – нет!

Лидия Николаевна еще неохотнее возвращает деньги.

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Нет, даже за тысячу нет…

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ (оглядываясь). А квартирка-то старенькая. Ремонт еще до перестройки делали? И не такая уж большая. У меня одна спальня как ваша квартира. Сколько здесь человек прописано?

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Пятеро. Но живут четверо.

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Тесно. Елена Константиновна когда-нибудь все-таки выйдет замуж. Муж с газетой, дети с диатезом, пеленки…

ЕЛЕНА. Уходите!

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ (продолжает иронически)…А дедушке надо работать – книжки читать. Дедушка у нас академик?

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Профессор. Крупнейший в России специалист по сравнительной мифологии.

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Ого! Болик, может, отстегнем крупнейшего специалиста?

БОЛИК. Нельзя. Он буйный.

ЕЛЕНА. Уходите! Я прошу…

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Хорошо, я покупаю вашу квартиру за двойную цену. На эти деньги можно купить две квартиры – и разъехаться.

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. А мы не хотим разъезжаться! Это квартира моего отца…

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Папа тоже был профессором?

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Нет, он был замнаркома парфюмерной промышленности. Я здесь выросла. И сын мой здесь вырос. И внучка…

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. А где сын?

ЕЛЕНА. Папа на работе.

Юрий Юрьевич кивает Болику. Тот начинает обыскивать квартиру, заглядывает в прихожую, на кухню, в ванную, скрываясь в комнатах.

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Он у вас по ночам работает?

ЕЛЕНА. Нет, по утрам, но выезжать приходится с вечера… Уходите! Я вас прошу.

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Экая вы, Елена Константиновна, негостеприимная! А может быть, мне у вас нравится!

ЕЛЕНА. Что вам от меня еще нужно? Вы меня выгнали с работы. Теперь вломились в мой дом…

Возвращается Болик, ведя за руку упирающуюся Марину.

БОЛИК. Вот, в спальне пряталась.

МАРИНА. Ничего я не пряталась. Мама, кто это?

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Это ваша дочь?

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Невестка. Бывшая. Марина, я же просила…

ЕЛЕНА. Мама, это Юрий Юрьевич…

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Он хочет купить нашу квартиру. За двойную цену.

МАРИНА. Юрий Юрьевич… Много о вас слышала! Рада познакомиться!

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ (целует руку). Мадам! Может, вы уговорите этих странных людей продать мне квартиру за двойную цену.

МАРИНА. А вы не шутите?

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Нисколько. Вопрос жизни и смерти. Плачу наличными.

МАРИНА. Прекрасно! Разъедемся, наконец…

ЛЮДМИЛА НИКОЛАЕВНА. Ты никогда не любила наш дом!

МАРИНА. Это вы никогда ничего не любили, кроме своего дома!

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Ну, продаете?

ВСЕ ХОРОМ. (кроме Марины). Нет!

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Болик, посмотри на них. Запомни! Это старые русские. Они скоро вымрут, как мамонты. А в энциклопедии будет написано: «вымерли, потому что не умели жить». У них покупают халупу за двойную цену, а они еще кочевряжатся. В последний раз спрашиваю!

ВСЕ ХОРОМ. (кроме Марины). Нет!

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Тогда будем считать, что это самозахват. Я террорист, а вы мои заложники. Болик!

БОЛИК. Руки за голову! Лицом к стене!

Все встают у стены, кроме профессора.

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Молодой человек!

БОЛИК. Молчать!

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Что?! Я немцев не боялся, а тебя, сопляк…

Профессор срывает со стены пику, хочет метнуть в обидчика, но размахнуться не может, так как прикован почти под самым потолком.

БОЛИК (выхватывает пистолет). Стрелять?

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Откуда я знаю! Ты же школу телохранителей кончил – не я.

БОЛИК (вспоминая инструкцию). Так. Ага! Сначала предупредительный в воздух… (Поднимает пистолет.)

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Ни в коем случае: там у нас итальянская газета офис снимает. Будет международный скандал!

БОЛИК. Тогда – по ногам…

МАРИНА. Внизу у нас опорный пункт охраны порядка. Там участковый дежурит.

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Благодарю, мадам, вы единственный здравый человек в этом доме.

БОЛИК. Тогда остается – на поражение.

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Стреляй, фашист!

ЕЛЕНА. Дедушка! Юрий Юрьевич! Не надо на поражение! Оставайтесь. Делайте что хотите…

Профессор опускает пику. Подходит Болик, отбирает у него колющее оружие и передает шефу.

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ (осматривая пику). Что хотим? Кофе хотим.

МАРИНА. Двадцать долларов.

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Недешево. Вы деловая женщина. Но я бывал в местах, где чашечка стоит пятьдесят… Болик, кофе будешь?

БОЛИК. На работе не пью. Могут подмешать. Я за ваше тело отвечаю.

Марина уходит на кухню.

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. А за вашу душу кто отвечает?

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ (разглядывая пику). Дедушка, душа по нашим временам – это роскошь, как часы «Ролекс» с бриллиантами. Мало кому по карману. Копье африканское? Сколько стоит?

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Нет, это пика. Казачья. Мой отец Николай Ферапонтович служил в Гражданскую войну в красном полку имени Степана Разина. (С гордостью указывает на портрет.) Это его пика!

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Интересно! Был казаком, а стал парфюмером?

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Да. Его партия направила.

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Какое совпадение! Я был простым фарцовщиком, а партия направила меня в бизнес… Мне надо позвонить!

Болик услужливо протягивает мобильный телефон.

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. У тебя по конспирации что было? Двойка?

БОЛИК. Тройка.

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Оно и видно. Нас же сразу засекут. На мобилах все и попадаются. Помнишь, как Бурлакова замочили?

БОЛИК. В сортире?

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Нет, в сортире замочили Гандурадзе. А Бурлакова – в парикмахерской. Позвонил с мобильного жене, посоветоваться, какие височки делать – косые или прямые… Посоветовался. Всю парикмахерскую из гранатомета разворотили. Где у вас телефон?

МАРИНА (выглядывая с кухни). Звонок вам обойдется в десять долларов.

ЕЛЕНА. Мама шутит…

Елена подает ему телефон на длинном шнуре. Он набирает номер.

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ (в трубку). Поленька? Это я… Как дела? Как там курганские, роют? Передай им: не найдут Калманова – всем конец… Что значит – как сквозь землю провалился? За что я деньги плачу? Пусть ищут!.. Нет, я не дома. Спрятался и очень надежно. Никто не догадается. От тебя у меня секретов нет, но лучше тебе не знать, если пытать будут. Калманов нанял черных. Страшные люди! Целую тебя сама знаешь куда. (Кладет трубку, с интересом осматривая Елену в прозрачных шортиках.)

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Калманов, Калманов… Знакомая фамилия. Ага, вспомнила! Это композитор. Он за мной в Коктебеле в 58-м году волочился, а Федор Тимофеевич страшно ревновал и написал эпиграмму. Очень смешную. Я даже начало помню: «Стареющий кобель приехал в Коктебель…». Чуть до дуэли не дошло! Помнишь, Федя?

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Фамилия того композитора – Калмановский.

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Да, Колмановский…

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ (Елене). Вам очень идут эти шортики. Обтягивают. А почему вы всегда на работу ходили, как…

ЕЛЕНА. Как?

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Черт-те как! Вот ведь: у некоторых ничего нет, одна забывчивость природы, а так выставится – мимо не пройдешь. У другой же все на месте, а одевается, как в мешок из-под картошки влезает. Я, пожалуй, возьму вас снова к себе. Место еще не занято. Сейчас хорошего бухгалтера труднее найти, чем хорошую жену…

ЕЛЕНА. Поздно. Я уже устроилась.

Людмила Николаевна только вздыхает и качает головой. Раздается звонок в дверь.

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Кто это?

ЕЛЕНА. Наверное, Костя с работы вернулся.

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Какой еще Костя?

ЕЛЕНА. Мой отец.

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Костя… Все-то у вас не по-людски!

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Он ключи забыл.

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Тихо! Болик, сначала в глазок посмотри!

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. У нас на лестничной площадке темно. Лампы перегорели.

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Вверните новые!

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Этим государство должно заниматься.

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. А за веревочку в сортире государство не должно дергать?

БОЛИК (Лидии Николаевне). Открывайте! Одно лишнее слово, и…

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Не надо меня пугать!

Сцена третья

Открывает. Входит Костя. Он в телогрейке, в сапогах, с корзиной, полной грибов.

КОСТЯ. Мам, представляешь, ключи забыл!

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Ты что-то рано!

КОСТЯ. Необыкновенный выброс плодовых тел. Еле дотащил. Сработал мой фунговит! Подействовал!

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Костя, Марина приехала…

КОСТЯ. Где она?

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. На кухне.

Костя хочет бежать на кухню.

БОЛИК (выхватывая пистолет). Стоять!

КОСТЯ (замечая чужих людей). Кто это?

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. С Леночкиной работы.

КОСТЯ. Ничего не понимаю… Здравствуйте!

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Обыщи!

БОЛИК (обхлопывает Костю). Чисто!

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. В корзине.

БОЛИК (осматривает корзину). Ого, одни белые! Откуда?

КОСТЯ. Места надо знать. А что вы ищете?

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Смысл жизни. Мне сказали, вы на работе?

КОСТЯ. А я и был на работе.

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Это у вас профессия такая – грибник?

КОСТЯ. Нет, по профессии я микробиолог. Грибы – моя узкая специализация. Лабораторию-то закрыли. Вот, собираю и отдаю в китайский ресторан. Платят, конечно, мало. Но теперь, когда фунговит подействовал… Марина! Мой фунговит подействовал!

Костя торопливо уходит на кухню.

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ (задумчиво). Да, собирать грибы – это гораздо спокойнее, чем собирать деньги с лохов…

ЕЛЕНА. И потом не отдавать. Значит, вас уже ищут? Я предупреждала, чем этот ваш «Гарант-лимитед» закончится!

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Чем?

ЕЛЕНА. Арестом за финансовые махинации.

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Не смешите меня! Если в России всех, нарушающих закон, посадить в тюрьму, кто будет передачи носить? Никого не останется…

ЕЛЕНА. Но вы же прячетесь?

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Я прячусь от Калманова. Он меня заказал!

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Довели страну! Раньше бифштекс в общепите заказывали, а теперь живых людей.

ЕЛЕНА. Погоди, дедушка! (Юрию Юрьевичу.) Но ведь Калманов – ваш друг и компаньон.

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. В бизнесе, как и в любви, друзей не бывает. Мы поссорились. Он слил полмиллиона…

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Как слил? Куда?

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Если бы я знал! Сначала он в несознанку пошел. А когда я припер – раскололся. Вроде договорились. Обещал вернуть. Потом чувствую: меня пасут. Калманов каких-то черных нанял. Сволочь! Знает же, что у меня с кавказцами нелады. Хорошо, Болик заметил. Ну, я тоже не на помойке себя нашел. Нанял – курганских. Теперь кто кого раньше достанет! Тут главное – глубже зарыться…

ЕЛЕНА. И вы решили у меня зарыться?

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Это Болик подсказал. Квартиру мою знают. Всех друзей и любовниц знают. А искать меня у бухгалтерши, которую я с работы выгнал, никому в голову не заедет! Но если бы я мог вообразить, что вам так идут эти шортики, – я бы и сам догадался. Без Болика…

ЕЛЕНА. Можно мне переодеться?

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Нельзя!

ЕЛЕНА. Я вас прошу…

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Ладно, переодевайтесь!

Елена уходит.

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Калманов… Калманов… Федя, ты не помнишь?

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Нет, не помню. (Юрию Юрьевичу.) Но очень надеюсь, что он найдет вас и прикончит!

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Какой вы злой и недобрый! (Раздается звонок в дверь.) Кто это?

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Мы никого не ждем.

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. В глазок посмотрите! Ах, да… Если выберемся из этой передряги, я куплю вам столько лампочек, что и правнукам хватит. Спросите, кто там!

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА (подходит к двери). Кто там? (Слушает.) Это Сергей Артамонович.

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Какой еще Сергей Артамонович?

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Предводитель районного дворянства. Не впускай этого человека!

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Сумасшедший дом! Грибники, мифологи, предводители дворянства… Пустите его! А то он что-нибудь заподозрит и к участковому побежит.

Сцена четвертая

Входит Сергей Артамонович и со всеми обстоятельно троекратно целуется. Незнакомым представляется: «Сергей Артамонович Лукошкин, предводитель районного дворянства». Поднимается на стремянку, пытаясь поцеловать профессора. Безуспешно. Замечает наручники. Хитро смотрит сначала на Лидию Николаевну, потом на Федора Тимофеевича.

СЕРГЕЙ АРТАМОНОВИЧ. Озорничаете по-стариковски?

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Как не стыдно?! Насмотрелись по телевизору американского разврата. Мы – заложники…

СЕРГЕЙ АРТАМОНОВИЧ. Какие еще заложники? Это вы чего-то не того по телевизору насмотрелись.

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Все правильно. Я захватил квартиру – они мои заложники.

СЕРГЕЙ АРТАМОНОВИЧ. Ну тогда, пожалуй, не буду вам мешать… (Направляется к двери.)

БОЛИК. Стоять! (Обыскивает.) Чисто.

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Зачем вы пришли?

СЕРГЕЙ АРТАМОНОВИЧ. Я… Я принес Федору Тимофеевичу диплом.

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Увольте, Сергей Артамонович, какой еще диплом? Я же просил!

СЕРГЕЙ АРТАМОНОВИЧ. Как какой? Графский… На внеочередном дворянском собрании района вы утверждены графом. (Протягивает диплом.)

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Не хочу я быть графом. Что вы меня на старости лет позорите!

СЕРГЕЙ АРТАМОНОВИЧ. Не смейте оказываться! В соседнем районе уже два графа и князь, а у нас ни одного. Вы самая подходящая кандидатура. Выбрали вас графом единогласно…

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. А голосование было открытое или закрытое?

СЕРГЕЙ АРТАМОНОВИЧ. Какая разница, графиня!

ЛИДИЯ НИКОЛАЕВНА. Я вам не графиня! Я член партии с пятидесятилетним стажем.

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Ну-ка, покажите диплом! Красиво! Скажите, а меня вы можете в дворяне принять?

СЕРГЕЙ АРТАМОНОВИЧ. Вы где живете?

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. На Плющихе.

СЕРГЕЙ АРТАМОНОВИЧ. Обращайтесь по месту жительства.

Появляется Марина с подносом. За ней следом идет Костя.

КОСТЯ. Марина, ты не понимаешь! Фунговит – это переворот в сфере промышленного производства грибов. Достаточно опрыскать мицелию – и выброс плодовых тел…

МАРИНА. Ты пил сегодня?

КОСТЯ. Пивка на станции…

МАРИНА. Понятно. Расскажи про свой фунговит маме!

КОСТЯ. Уже рассказал.

МАРИНА. Тогда – папе… (Юрию Юрьевичу.) А вот и кофе!

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Спасибо! (Берет чашку и хочет отхлебнуть.)

БОЛИК. Минуточку, шеф! (Отбирает у него чашку, отхлебывает и смакует.) Органолептика нормальная. Можно пить.

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ (отхлебывая). Хороший кофе!

МАРИНА. Еще я вам сделала «Биг-мак». Это будет стоить…

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Я понял.

МАРИНА. Юрий Юрьевич, вам случайно не нужна кожаная куртка? На меху. Очень хорошая. По цене производителя. Вчера привезла… (ловит ненавидящий взгляд свекра) из Царь-града…

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Нет, не нужна. В моем «Мерседесе» всегда тепло.

МАРИНА. У вас «Мерседес»?

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Обидный вопрос.

КОСТЯ. Что-то я не видел у подъезда никакого «Мерседеса».

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Мы на такси приехали. Конспирация.

Пока он рассчитывается с Мариной, Болик откусывает приличный кусок от бутерброда.

МАРИНА. И за телефон!

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. У вас явные коммерческие способности. Странно, что они не передались вашей дочери. Я просил Елену Константиновну в финансовом отчете сделать такой пустячок… Ни в какую! Просто какая-то зоологическая честность!

МАРИНА. В отца.

БОЛИК (с набитым ртом). Органолептика…

Юрий Юрьевич раздраженно отбирает у Болика полусъеденный бутерброд. Сергей Артамонович тем временем троекратно целует Костю.

СЕРГЕЙ АРТАМОНОВИЧ. Поздравляю! Это важнейшее событие в вашей жизни…

КОСТЯ. Вы уже знаете? Спасибо! Вы не представляете, что означает открытие фунговита! Это переворот…

СЕРГЕЙ АРТАМОНОВИЧ. Я, собственно, имел в виду другое. (Показывает диплом.)

КОСТЯ. Ого! Поздравляю, папа!

ФЕДОР ТИМОФЕЕВИЧ. Нашел с чем поздравить отца!

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Экий вы ворчун, ваша светлость!

СЕРГЕЙ АРТАМОНОВИЧ. Ваше сиятельство.

КОСТЯ. Значит, я тоже теперь граф?

СЕРГЕЙ АРТАМОНОВИЧ. Всенепременно!

КОСТЯ. Марина! Я – граф, а ты теперь графиня…

МАРИНА. Всю жизнь мечтала! Девчонкам на рынке расскажу – обхохочутся.

СЕРГЕЙ АРТАМОНОВИЧ. На разведенных жен, к сожалению, не распространяется.

КОСТЯ. А мы все никак не разведемся. Некогда. Марина челночит, а я – в лесах.

МАРИНА. Зачем, думаешь, я приехала?

КОСТЯ. Вот и отлично! Прямо сейчас пойдем в суд заявление подавать!

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Никуда вы не пойдете! Вы заложники…

КОСТЯ. Да, я несчастный пленный граф! (Срывает со стены африканскую маску.) Я – деревянная маска!

МАРИНА. Прекрати паясничать! Что люди подумают?

КОСТЯ. А что они подумают? Высший свет отдыхает. Вот вы, Сергей Артамонович, про аристократов все знаете. Что графы по утрам пьют?

СЕРГЕЙ АРТАМОНОВИЧ. Кофе или чай…

КОСТЯ. А покрепче?

СЕРГЕЙ АРТАМОНОВИЧ. Ну, положим, светлейший князь Завадовский предпочитал малагу. Однажды он выпил целую бутылку, а его вдруг вызывают к государыне императрице Екатерине Алексеевне тет-а-тет… Вообразите!

КОСТЯ. Вообразил. (Юрию Юрьевичу.) А что вы утром пьете?

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Предпочитаю двойной «Бурбон».

КОСТЯ. Ну, так давайте выпьем двойной… нет, тройной «Бурбон»!

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ (удивленно). У вас есть «Бурбон»?

КОСТЯ. У меня нет. Думал, у вас есть! Когда я был заведующим лабораторией, я никогда не ходил в чужой дом с пустыми руками.

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. Действительно, неловко как-то вышло… (Лезет за деньгами.) Болик, слетай в магазин!

БОЛИК. А если «наружка»? И потом, вы уверены, что с ними один справитесь? Посмотрите, как старик на вас глазом сверкает.

ЮРИЙ ЮРЬЕВИЧ. М-да, бросит в голову Брокгауза или Ефрона – и убьет… (Громко.) Праздник отменяется!

СЕРГЕЙ АРТАМОНОВИЧ. Давайте я в магазин сбегаю! Тут в винном отделе барон Эвертов служит. Он меня всегда предупреждает, если водка паленая. Из классовой солидарности. Я мигом вернусь!