Текст книги "По тропам Срединной Азии"

Столица Ладака изобилует ступами, мендонгами и каменными изваяниями. На широкой равнине в окрестностях Леха находится самый длинный в стране мендонг с огромными ступами по краям. Он был построен раджой Дел-дан рнам-ргьялом (1620–1640 гг.). Ладакские ступы отличаются тем, что имеют у основания роспись по штукатурке. Иногда это фигурки крылатых лошадей, львов, павлинов или лебедей. В Лехе и на подступах к нему встречается множество каменных статуй. В деревушке Чангпа имеются два замечательных каменных изваяния, одно из которых принадлежит Будде Сакьямуни, а другое – Будущему Будде. Сакьямуни изображен стоящим, руки сложены в жесте наставления (дхарма чакра-мудра). Ему помогают Майтрейя и Падмапани, находящиеся по обеим сторонам главной фигуры. Второе изваяние принадлежит Майтрейе, который держит четки и вазу, или бум-па. Следует отметить, что повсюду в Ладаке Майтрейя представлен с четками в правой руке, а не со стеблем цветка лотоса, как это принято изображать на бронзовых фигурках в Центральном Тибете. Очевидно, что четки принадлежат к более древней традиции. По дороге к перевалу Кхардонг находится каменное изображение Майтрейи с теми же атрибутами.

В окрестностях деревушки Дранг-цзе на озере Панконг наше внимание привлекла группа памятников, имеющих форму Мальтийского креста с согдийскими надписями. До сих пор неясно, когда и почему они были установлены в столь отдаленном месте, как Дранг-цзе на Пангконг тшо. Очень вероятно, что здесь существовало поселение несторианских христиан, приплывших в Ладак в VIII–X веках, когда вдоль торговых путей Туркестана и в других регионах Центральной Азии находилось множество несторианских колоний. В настоящее время уже невозможно определить, были ли приезжие несториане купцами или паломниками. Среди мусульманского населения Ладака и Кашмира существуют легенды христианского толка, по-видимому, относящиеся к несторианской эпохе. В Центральной Азии несториан называли «эркэгун-аргун». Следует отметить, что ладакцы смешанного происхождения (а таких здесь не меньше половины), имеющие тюрков среди своих предков, так же называют себя аргунами. В Монголии несториан называли тарсами и эркэгунами. Этимологию последнего слова установить теперь уже трудно.

Культура ислама представлена в Лехе большой мечетью, расположенной в верхнем углу базара. Вероятно, она была воздвигнута после прихода Наваба Фате-хана в Ладак. Из других памятников старины можно упомянуть так называемые дардские могилы, раскопанные миссионерами в Тэу-гзер-по, местечке, расположенном на две мили выше бунгало британского представителя. В этих подземных помещениях, сложенных из неотесанных камней, были найдены глиняные горшки с линейным орнаментом, мелкие бронзовые предметы, четки и т. д.

В некоторых горшках лежали человеческие кости. Это свидетельствует об обычае расчленять мертвые тела и хоронить кости и плоть в кувшинах. Однако происхождение этих захоронений неясно, а доктор Франке полагает, что они оставлены дардами. Все найденные черепа принадлежали долихоцефалам (длинноголовым), в то время как современные тибетцы Ладака – брахицефалы. Тибетцы – смешанная раса, и во время наших стоянок среди кочевников я собрал ряд фактов, доказывающих, что когда-то в древности здесь существовало население с продолговатой формой черепа. Кочевники приграничных районов Тибета имеют черты долихоцефалов и брахицефалов. По результатам исследований можно сделать вывод, что хорпы из района Тангла в большинстве своем долихоцефалы, панаги, голоки, ньяронгвы и жители северной провинции Кхам имеют аналогичное строение черепа. Чангпы из района озер в большинстве имеют черты брахицефалов, у некоторых прослеживается переходный тип. Аграрное население в долине реки Брахмапутры и Юго-Восточного Тибета также относятся к брахицефалам. Из вышесказанного становится ясно, что поселения долихоцефалов сохранились вдоль тибетской границы, в то время как центральная часть страны в первые века была покорена расой брахицефалов. Я склоняюсь к тому, что могилы в Тэу-гзер-по оставлены древне-тибетскими племенами долихоцефалов. Интересно отметить, что лехские захоронения в народе называют «могилами кочевников», что полностью соответствует действительности, и неудивительно, что среди кочевого населения встречается долихоцефалический тип с тонкими чертами лица и прямыми волосами. К сожалению, миссионерам пришлось прекратить раскопки, и множество захоронений ждут своего часа. Было бы очень интересно сопоставить ладакские захоронения с аналогичными находками в районе Великих Озер на севере Трансгималаев.

Знаменитый монастырь Хемис часто описывался в книгах об этой стране. Религиозные танцы, проходящие здесь в конце июня, привлекают многих европейцев. Несмотря на относительно небольшой возраст постройки, в монастыре хранится старая бронза, а фрески в храмах современные и имеют лишь иконографическую ценность.

Дорога, пролегающая по долине Инда, необычайно живописна. Яркая зелень полей контрастирует с суровыми очертаниями неприступных гор.

Монастырь Тик-це

Монастырь Шеб-Ладак. Картина Н.К. Рериха

Деревня Шел, расположенная на правом берегу, когда-то была столицей Ладакского княжества и славится древними наскальными надписями и каменными скульптурами. На крутой скале очень романтично расположился монастырь желтошапочников Тик-це (Криг-рце), но, несмотря на это, выглядит запустевшим. Его населяет толпа грязных и невежественных монахов, нагло вымогающих подаяние, отличающихся отсутствием дисциплины, монашеского достоинства и всех тех качеств, которые присущи обитателям монастырей Спитуг и Ридзонг. Их настоятель, разочаровавшись в монашеской жизни, был вынужден покинуть монастырь. Новой инкарнации не произошло, и монастырь был предоставлен сам себе. Здесь нам посчастливилось найти несколько древних бронзовых изделий и старые раскрашенные знамена. Некоторые из дверей монастыря украшены интересной резьбой. Сильное впечатление произвела колоссальная статуя Будды Будущего, освещенная многочисленными жертвенными лампадами. Однако груды мусора в углах храма и толстый слой пыли на предметах культа лишь усиливали ощущение заброшенности. Несомненно, здесь можно было бы найти много интересного, но царящий повсюду беспорядок препятствовал проведению тщательных исследований монастырских построек.

Быстро надвигалась осень. Желтизна садов и частые порывы холодного ветра, дующего с гор, предупреждали нас, что медлить с отъездом нельзя. Несколько дней в город поступали сообщения о начавшихся на горных вершинах снегопадах, и наш караван-баши настаивал на отъезде экспедиции до снежных заносов. Профессор Рерих завершил серию картин о Ладаке и его святилищах, и мы занялись подготовкой к предстоящему трудному путешествию. В караване не хватало людей, и казалось, что будет непросто найти подходящих спутников для долгого путешествия в Хотан. Мы объявили на базарах о найме караванщиков, и ежедневно наше бунгало стали осаждать толпы желающих. Из этого сборища балтов, ладакцев, кашмирцев, аргунов и тюрков г-жа Рерих выбирала по нескольку человек в день, которые оказали нам неоценимые услуги во время путешествия в Китайский Туркестан. Двое из них служили у доктора Свена Гедина, участвовали в его экспедиции 1908 г., а несколько других прошли караванщиками по каракорумскому пути. Все они хорошо знали дорогу и были готовы разделить с нами трудности и опасности предстоящего путешествия. Большинство из них несколько раз побывали в Яркенде и Хотане и бегло общались на языке восточных тюрков. Мы наняли их до Хотана, пообещав оплатить дорогу домой. Кроме денег каждый из наших караванщиков получил теплую шубу, зимнюю шапку и пару мягких высоких сапог (чаруг) с носками из войлока. Пришлось приобрести для них пару палаток для ночлега, но многие на протяжении всего пути предпочитали спать на свежем воздухе или под откидным пологом наших палаток.

В качестве старшего караванщика нас сопровождал сын местного ладакского старшины. Он оказался незаменимым и преданным человеком во время путешествия. Ладакцы – замечательные караванщики, никогда не пасуют перед трудностями и непогодой, неприхотливы и готовы выполнять любую работу. Они могут долго идти пешком по трудной каменистой дороге, на которой караванные животные приобретают увечья, и никогда не клянут судьбу. Впоследствии мы часто вспоминали наших ладакских спутников и их верную службу.

II. Из Леха в Хотан. Великий каракорумский путь

19 сентября 1925 г. – памятный день в жизни нашей экспедиции! Прекрасное осеннее утро. С гор дует легкий, необычайно освежающий и бодрящий ветерок. Большая толпа местных жителей собралась проводить нас. Переход через перевал Кардонг – первый горный перевал на туркестанском пути – обычно совершается на яках, которых нанимают у местных крестьян. Вершина перевала покрыта льдом, и практически только вьючные яки могут идти здесь с грузом; лошади же и мулы преодолевают перевал налегке. Мы решили следовать этому обычаю, выработанному многолетним опытом местных жителей. Однако по неизвестной причине лехцы пригнали только двадцать яков из сорока, и нам пришлось прождать все утро и большую часть дня, пока не удалось собрать всех остальных. Как обычно, было много суеты, окриков, и старший караванщик-ладакец свободно орудовал тростью.

Наконец около четырех часов дня длинный караван экспедиции покинул почтовое бунгало и заполонил узкую дорогу, ведущую мимо лехского дворца в горы, через небольшую деревушку дГон-па. За нами по пятам следовала большая толпа местных жителей, желая счастливого пути. Мы миновали ячменные поля и монастырь Зангскар, чьи белые стены возвышаются над равниной к северу от Леха.

Как только проехали последнюю ладакскую деревню и ячменные поля, в нашу колонну вторглась группа ладакских женщин и девушек с чашами ячьего молока, которым они окропили наши лбы и животных, для чего нам пришлось низко склониться в седлах. Так они благословили нас и пожелали благополучно преодолеть все трудности неприветливого Каракорума.

Три часа мы поднимались в горы, и с каждым шагом местность становилась все более пустынной. Зеленые сады и поля Ладака остались позади, перед нами высились скалистые горы с гребнями, покрытыми снегом и льдом. Огромные каменные глыбы свисали со склонов; приходилось пересекать обширные участки, заваленные обломками пород, скатившихся с гор. Караван вьючных лошадей во главе с Назар-баем и Омар-ханом ушел вперед и остановился на северном склоне перевала Кардонг, в маленькой деревушке Кхалсар.

Переход через Кардонг Ла

Мы разбили лагерь на каменистом плато, поблизости от какой-то разрушенной лачуги. Вскоре задул пронизывающий северо-западный ветер, и нам пришлось искать убежища в горах. Наши люди, затаившиеся под утесами, в своих серых овчинных шубах напоминали хищников, высматривающих добычу. Караван яков подошел к месту стоянки только к десяти часам вечера; о его приближении предупреждали громкие крики и свист погонщиков. Вскоре появилась движущаяся темная масса, медленно заполнявшая пространство на небольшом открытом плато, где был разбит наш лагерь. Разгрузку животных мы начали в полной темноте, и неопытным караванщикам пришлось немало потрудиться, чтобы поставить палатки. Ночь выдалась очень холодная, ветер дул не переставая и стих лишь перед рассветом.

Утро 20 сентября было великолепным; ничто не напоминало о тяготах предшествующей ночи. Вскоре караван, вытянувшись в длинную цепочку, уже поднимался по горной тропе. Мы ехали верхом на яках, и кавалерийские седла на лохматых черных животных выглядели очень странно. Яки незаменимы во время горных переходов, и многие путешественники с похвалой отзываются о их выносливости. Подъем на Кардонг сравнительно легок для них, но для лошадей все же слишком крут. Чтобы достичь покрытой снегом вершины перевала, нам потребовалось целых три часа Во многих местах мы видели замерзшие капли крови – следы прошедших здесь караванов. У людей и животных на таких высотах часто возникает кровотечение. С вершины перевала горы напоминали волны огромного моря, увенченные сверкающей белой пеной.

Спуск оказался крутым и скользким. Северный склон перевала был покрыт льдом, и нам пришлось спешиться. Один из яков пожелал, видимо, прокатиться и с поразительной ловкостью спустился вниз по крутому склону. Мы думали, что он разобьется вместе с грузом об огромные камни, наполняющие узкое ущелье, но в критический момент животное неожиданно остановилось и самоуверенно присоединилось к каравану

Спускались мы долго. Вдали полоска растительности отмечала зеленую долину Шайок, где находилась деревня Кхалсар – место встречи нашего каравана. Мы не стали пересаживаться на лошадей, а продолжили путешествие на яках. После двухчасового перехода въехали в долину Шайок, покрытую зеленью и со всех сторон окруженную отвесными скалами. Последние пять миль дорога была ровной и безопасной. В пятом часу дня показалась деревня Кхалсар, и вскоре мы встретили наших караван-баши Назар-бая и Омар-хана. Еще через два часа мы расположились в небольшом тенистом саду караван-сарая и наблюдали за прибытием яков с грузами. Отсюда их предстояло нести лошадям в течение двадцати двух дней, взбираясь на жуткие высоты горных перевалов.

21 сентября мы продолжили путь по долине Шайок. Местность была великолепна своими пламенеющими желто-красными скалами из песчаника и гранита, возвышающимися над ярко-зелеными участками дна долины

В трех милях от Кхалсара мы перешли подвесной мост и благополучно добрались до живописной деревушки Тирит. Здесь наш главный проводник Лон-по владел поместьем и большим комфортабельным сельским домом. Он был очень радушен, и, поддавшись на уговоры, мы остались ночевать у него. Верхние комнаты были чистые и светлые. Стены украшала веселая роспись, изображающая восемь счастливых символов тибетского религиозного орнамента. С крыши дома открывалась превосходная панорама окрестностей, и до поздней ночи мы любовались великолепным лунным светом, озаряющим все окружающие горы и мирную долину Шайок. Караванщики, забыв о предстоящих трудностях и лишениях, ожидавших их впереди, пели у костров, и вечерние псалмы буддистов переплетались с протяжными, меланхоличными туркестанскими напевами.

Нам хотелось побыстрее прибыть в Панамик – последнее поселение на каракорумском пути, поэтому утром 22 сентября мы поднялись задолго до восхода солнца над горами, окутанными ночной пеленой.

Вскоре после Тирита дорога свернула в долину Нубры и повела нас мимо многочисленных ферм, деревушек и монастырей. Дорогу оживляли позвякивания караванных колокольчиков, вереницы лошадей и ослов, устало бредущих в направлении Ладака. Караваны шли в сопровождении пропыленных погонщиков с почерневшими от высокогорных ветров лицами. Позади остались трудности тяжелых переходов, и они спешили в Лех, чтобы насладиться долгожданным отдыхом.

По пути мы посетили интересный монастырь Сандолинг, единственный редко упоминающийся в книгах о Ладаке. Дорога вела через русло высохшего ручья, усыпанное галькой, когда-то принесенной с гор. В монастырском зале собраний хранились большая статуя Майтрейи и большие раскрашенные религиозные знамена, посвященные тому же бодхисатве. Монастырь имеет замечательную коллекцию религиозных знамен, подобных тем, что мы видели в Ладаке. Главный лама-настоятель монастыря был в отъезде, и молодые послушники исполняли свои обязанности медленно и лениво.

В Панамик мы пришли вечером и разбили лагерь в роще у небольшого ручья, в котором неожиданно поднялась вода и затопила берега, угрожая лагерю.

В Панамике мы узнали о приезде двух сахибов, которые вскоре пришли повидать нас. Это были сотрудники шведской миссии в Кашгаре. Один из них, господин Германсон, поведал о трудностях пути. Положение в Кашгаре было не совсем спокойным, в городе все еще продолжались волнения после переворота, совершенного генералом Ма, и убийства могущественного таоиня Кашгара, ужасного Ма Фу-сина.

В окрестностях Панамика находятся несколько часовен и небольшой монастырь Красной секты. Нам сообщили, что в верховье долины есть наскальные изображения, но, к сожалению, побывать там не хватило времени.

Следующий этап пути, 23 сентября, привел нас к подножию невысокого перевала Караул-даван, с каменистых склонов которого обрушиваются лавины. В течение дня мы брели по левому берегу реки Нубры и видели удаленные деревушки, разбросанные на правом берегу потока. Интересный уголок Ладака эта долина Нубры.

Мы разбили лагерь на краю плато, усеянного валунами и осколками выветренных горных пород. Рядом с нами расположился следовавший из Ладака в Кокьяр и Яркенд караван из яков. Это самые подходящие животные для путешествия по горным тропам Каракорума, и их единственный недостаток – короткие дневные переходы.

Задолго до рассвета мы услышали в лагере ладакцев громкие возгласы: «Дальше, дальше, дальше! Подъем, подъем, подъем!» И вскоре в темноте вспыхнули костры, высветив лохматые фигуры людей, пивших утренний чай с поджаренной ячменной мукой (цампа). В предрассветных сумерках темная масса каравана яков покинула стоянку и направилась в сторону перевала. Мы ехали следом за ним на лошадях. Подъем к перевалу оказался нетрудным, но обрывистые склоны и множество скелетов людей, сорвавшихся вниз на острые скалы, красноречиво предупреждали об опасности пути. Нашему каравану тоже пришлось заплатить «пошлину»: великолепный бадахшанский жеребец, принадлежавший Омар-хану, испугавшись чего-то, вдруг подпрыгнул и тут же полетел вниз по каменистому склону. Он упал на скалы и был еще жив. Выстрел из винтовки положил конец его мучениям. Спуск с перевала был недолгим и пологим, но продвижение по долине, где протекала небольшая речушка, затруднялось из-за невероятных скоплений валунов. Просто уму непостижимо, как караванам удается преодолевать этот участок пути. Валуны, острые камни и предательские ямы, в которых не на что опереться ногой, таков путь после Караул-давана. В течение трех часов мы пробивались сквозь каменные завалы, спешившись, чтобы помочь лошадям преодолевать опасные места. Несколько раз вброд переходили быструю холодную речушку, с трудом загоняя караванных животных в ледяную воду. Одну из овец, шедших вместе с караваном, унесло течением, и ее не удалось спасти. Совершенно вымотанные, мы поставили палатки на ровном клочке земли. Нам хотелось добраться до подножия перевала Сассер в тот же день, но Омар-хан сообщил, что его вьючные лошади выбились из сил и едва ли смогли бы идти дальше.

В нашем лагере было очень неуютно: к ветру добавился мокрый снег; темные силуэты гор по краям долины производили гнетущее впечатление. Китаец-переводчик, покуривая свою трубку, грустно повторял: «Ай-я, айя, ну и дорога, ну и дорога! Нигде в Тибете не видел я таких дорог». Вечером две наши вьючные лошади отравились травой и ночью сдохли. Поклажу пришлось распределить между остальными животными. Мы предупредили караванщиков быть более внимательными и привязывать животных, особенно в местах, где была опасность произрастания ядовитой травы.

25 сентября 1925 г. Мы совершили короткий переход вверх по долине, к подножию перевала Сассер (17 500 футов), снега которого белели на северо-западе. Вскоре после нашего прибытия пошел снег, высоко в горах завыл резкий, пронзительный ветер и с огромной скоростью стал приближаться к узкой долине. Через несколько секунд все вокруг погрузилось в снежную круговерть, и мы сидели спиной к усиливающемуся ветру, заваленные снегом. Пришлось срочно откапываться и ставить палатки, что оказалось делом нелегким на высоте 15 400 футов.

Ветер прекратился только к ночи, и стало необычайно тихо. Наши лошади бродили по лагерю в поисках уцелевшей травы, кое-где выглядывающей из-под снега. Утром мы обнаружили себя и палатки глубоко погребенными под снегом, который шел всю ночь, закрывая густой пеленой гребень перевала. Омар-хан, опечаленный потерей своих трех лучших лошадей, смотрел на это с большим опасением. Напротив, его друг Назар-бай не унывал и лишь сожалел, что нам не удалось совершить переход днем раньше, до начала снегопада. На самом деле это предложение принадлежало г-же Рерих, которая за сутки настаивала на скорейшем прибытии экспедиции к подножию перевала Сассер. Лошади у Назар-бая были крепкие и хорошо откормленные, поэтому он мог рискнуть пробиться через снежные заносы. Положение Омар-хана было совершенно иным. Его лошади были сравнительно слабы, а погонщики выказывали непокорность. В караване многое зависит от тех, кто присматривает за животными, распределяет груз и следует за ними в пути. Плохой и беспечный караванщик зачастую может погубить вверенных ему животных и не позаботиться о них на трудных участках пути. Мы убедили Омар-хана тщательно приглядывать за животными и не позволять пастись на ядовитой траве, в изобилии растущей в горах.

Ко всему прочему случилось так, что железные колышки наших палаток вмерзли в землю и невозможно было их освободить. Но ладакские погонщики спокойно отнеслись к этой проблеме и после двухчасового упорного труда все же вытащили их. Теперь я понимаю разницу между караванщиками на трассе Каракорума и Тибета. Караванщики Каракорума стремятся как можно быстрее преодолеть лишенные растительности нагорья. Их не остановят ни буря, ни снег, они будут бороться с природой, вдохновляемые огромным желанием достичь цели. Природа караванщиков Тибета намного ленивее. В их обычае идти медленно. Бури и снегопады служат предлогом для дневного отдыха. У них нет впереди никакой цели, они так же меланхоличны, как равнины и холмы их высокогорий.

Около десяти утра наш караван начал подъем на перевал. В течение часа солнце освещало снежные пики, и широкие снежные просторы горных склонов, представляющих собой массу сияющих многоцветных огней. Снег блестел так ярко, что мы с трудом могли смотреть перед собой, и потому всем пришлось надеть солнцезащитные очки. Внезапный порыв холодного ветра резко изменил погоду. Над вершиной перевала появилось маленькое облако. Оно приближалось и росло, и через несколько мгновений наша колонна была охвачена метелью. Но, несмотря на снежное неистовство, мы спешно продолжили путь.

Тропу, идущую по самому краю перевала, преграждал труп недавно павшей лошади, и нам пришлось убрать его, чтобы двигаться дальше. Тушу уже расклевывали огромные черные вороны, обитающие вдоль торговых путей. Когда караван оставляет умирающее животное, эти ужасные хищные птицы начинают кружиться над ним, выклевывают ему глаза и пожирают внутренности.

Вершина перевала Сассер была покрыта огромными ледниками, и, чтобы его преодолеть, потребовалось более двух часов верховой езды по скользкой поверхности. К нашему счастью, лед оказался покрыт глубоким снегом, но даже при этом моя лошадь то и дело соскальзывала, норовя свалить меня в расселину.

В арктическом уединении перевала мы прошли мимо тюков с товарами, сваленных в кучу и опечатанных владельцем. Здесь проходил караван, но, потеряв большинство животных, был вынужден оставить часть груза. Такие склады довольно часто встречаются в горах, их никто не трогает, и на обратном пути владелец забирает оставленную ношу.

Все чаще и чаще нам стали попадаться трупы животных. Очевидно, что некоторые из них умерли в страшной агонии. Сухой горный воздух мумифицировал их в странных галопирующих позах, с запрокинутыми назад головами. Возможно, что сами караванщики придавали трупам стоячее положение. Было что-то жутко сверхъестественное в этих застывших на бегу лошадях.

При подходе к гребню перевала у одного из наших людей началась горная болезнь, и он упал с лошади. У него открылось сильное кровотечение, и нам пришлось оказывать помощь. Внезапно солнечный луч пронзил густые облака, окутывающие горные вершины, и покрытые снегом склоны засверкали ослепительным блеском. Люди шли с закрытыми лицами, а у животных слезились глаза от ужасного сияния.

Наконец мы достигли северной оконечности ледника – и начался долгожданный спуск. К северу простиралась страна голых черных скал. Постепенный спуск привел нас к Сассер-сараю, жалкому блочному домику, обнесенному несколькими каменными оградами. Неожиданно мы увидели крупных бактрийских верблюдов, обгрызающих скудный кустарник, растущий почти на голых склонах. Эти трудолюбивые животные принадлежали нашему караван-баши Омар-хану и находились здесь на выпасе до подхода каравана лошадей с грузом, предназначенным для Туркестана. Обычно верблюды идут нагруженными через Каракорум до караван-сарая в Сассере. Здесь их оставляют, так как скользкая ледниковая шапка, покрывающая перевал, для них непроходима. Некоторые наши ладакцы никогда прежде не видели верблюдов и потому без конца восклицали: «А – тси тиндре!» – «Вот так животные!» – обычное тибетское восклицание от удивления. Многие наши верховые лошади, особенно те, что из Зангскара и Ладака, зафыркали и повернули назад.

Мы продолжали спускаться, пока снова не оказались в долине реки Шайок, текущей по покрытой гравием равнине. Внезапно прояснилось, и песчаниковые скалы запылали в лучах заходящего солнца. После арктической суровости заснеженного перевала это было воистину великолепное зрелище!

Мимо нашего лагеря прошла небольшая группа паломников, побывавших в Мекке и возвращающихся в Туркестан. У них было только несколько вьючных лошадей, все мужчины ехали верхом. Позади каравана ехали две женщины с лицами, закрытыми черными покрывалами. Переправившись через реку, они исчезли среди песчаных холмов на противоположном берегу. Спустя несколько дней мы увидели двух мертвых лошадей – результат поспешной езды каравана.

27 сентября 1925 г. Ночь выдалась холодной, и река покрылась тонкой коркой льда. Обследовав участок реки вдоль берега, мы выбрали место для брода и с громкими криками загнали лошадей в воду. Тонкий лед резал им ноги, и они с огромной неохотой заходили в студеную воду. Она доходила до стремян. Погонщики, шедшие всегда пешком, переправлялись верхом, сидя позади всадников.

Перейдя речку, мы стали подгонять лошадей, чтобы они согрелись после ледяного купания. За каменным дном речной долины лежали скалистые холмы. Тропа повела нас через узкий каньон, скалы которого были сложены из кристаллических пород. На дне его протекал крошечный ручей, терявшийся в россыпях камней, не достигая реки. Узкую тропу, идущую вдоль берега, то там, то здесь преграждали трупы павших лошадей, но хуже всего было то, что туши огромных верблюдов с разбухшими животами полностью загораживали путь. Обычно туркестанские погонщики большими ножами перерезают горло умирающим животным, избавляя их от мучений. Наши караванные лошади фыркали, и нам пришлось освобождать дорогу от замерзших останков.

Выйдя из каньона, мы оказались среди черных волнообразных холмов и болотистых почв. В неглубоких впадинах между холмами стояла вода. Местность постепенно поднималась вверх, и мы вскоре оказались на широкой высокогорной равнине. С противоположной стороны от нее высились покрытые снегом горы. Мы разбили лагерь около небольшого ручья со свежей водой. Подмораживало, вода в лужах и небольших впадинах покрылась тонкой корочкой льда.

28 сентября. Ночь выдалась необычайно холодной, мы замерзали даже в спальных мешках. Раннее утро было неописуемо прекрасным в своей торжественной красоте: на фоне предрассветного неба цвета опала сияли четко очерченные горные вершины. Наш караван, разбитый на несколько колонн, шел по высокогорной равнине. Впереди, как всегда, ехал Назар-бай со своими людьми, а позади медленно двигался Омар-хан. Вскоре широкая равнина осталась позади. Дорога привела нас к ущелью со скалами из красного песчаника, дно которого было усыпано плоской галькой. Когда-то здесь мчался стремительный поток, но потом иссяк, оставив на склонах гор многочисленные следы. В этом ущелье мы впервые увидели легконогих животных – тибетских газелей. Они то выскакивали на дорогу, то исчезали вдали.

Большую часть дня мы ехали по дну каменистой равнины. Со всех сторон поднимались кристаллические скалы. Переход был достаточно длительным – около 10 часов, но по довольно ровной местности. После захода солнца мы разбили лагерь на берегу крошечного ручья, несущего свои серебристые воды в каменную долину. К северу высился перевал Дапсанг, а за ним раскинулась широкая высокогорная равнина. Совершенно обессилев от долгого пути, мы наслаждались отдыхом в палатках. Я уже приготовился забраться в спальный мешок, как вдруг почувствовал запах гниющей плоти. Откуда он мог взяться? Оказалось, что, пока я занимался нашими ездовыми лошадьми, раздавая им ночной корм, дежурные по лагерю поставили мою палатку на землю, пропитанную кровью, где находились останки лошадиной туши, растерзанной волками. Пришлось переставлять палатку на другое место. Подобное на каракорумском маршруте происходило довольно часто, так как караваны всегда останавливаются на одних и тех же местах, отмеченных многочисленными трупами животных.

Рано утром двинулись в путь, торопясь преодолеть перевал Дапсанг и большую часть Дапсангской равнины, лежащей за перевалом. Неподалеку от лагеря мы были неприятно поражены, обнаружив труп большого верблюда прямо посреди чистого горного источника, из которого вечером брали воду.

Равнина Дапсанг расположена на большой высоте и представляет собой широкое холмистое нагорье. На юго-западе и юго-востоке от нее высятся могучие снежные гиганты, среди которых пик Дапсанг достигает высоты 22 000 футов. К западу внушительная снежная масса нескольких исполинских вершин приближается к высотам Машербрума и других пиков этой группы. Впереди, за главной цепью Каракорумских гор, скрываются темные скалы. По дороге мы наткнулись на камень с латинской надписью, установленный итальянской экспедицией под руководством доктора де Филипи в 1914–1915 гг. Рассказывают, что итальянские исследователи зарыли здесь сотни ларцов с сокровищами.

Наш караван-баши Назар-бай надеялся достичь перевала Каракорум в тот же день и поэтому поторапливал караван. Но Омар-хан горько сетовал; и, учитывая бедственное положение его лошадей, нам пришлось провести ночь в двух милях от перевала, лежащего за горным отрогом.

Мы предполагали идти до Яркенда, а затем и до Хотана по кокьярской трассе. Но Назар-бай настаивал на альтернативном маршруте через перевал Санджу и склонил нас на свою сторону. Путь через Санджу был короче дней на шесть и пролегал через меньшее количество ручьев.

30 сентября. С раннего утра бушевала метель, скрывая горные вершины густой белой мглою. Подъем на знаменитый перевал Каракорум (18 694 фута) осуществлялся постепенно. Сам перевал на фоне окружающего высокогорья больше походил на невысокий гребень горы.