Текст книги "Обиды на Россию не имели. Штрафные и заградительные формирования в годы Великой Отечественной войны"

2.4. Законодательная и нормативная база функционирования штрафных частей и заградительных отрядов в период Великой Отечественной войны

Только при наличии четкой организационно-должностной структуры и поддержании базирующегося на законах строгого воинского порядка возможно успешное выполнение тем или иным военным институтом возложенных на него задач. Воссозданные в 1942 г. в РККА штрафные части и реорганизованные – заградительные – формирования не являлись в этом смысле исключением.

Однако приказ наркома обороны СССР № 227 от 28 июля 1942 г. во многом не соответствовал характеру нормативного акта высшего органа военного управления и в этом смысле не мог быть полноценной основой для их институционализации. Неясен был механизм реализации приказа, в нем отсутствовали четкие, основанные на требованиях закона указания на порядок формирования и комплектования штрафных и заградительных частей, не оговаривался правовой статус личного состава, который должен был воевать в их составе, и прочее.

На подобного рода недочеты сразу же обратили внимание многие руководители. Так, нарком Военно-морского флота адмирал Н.Г. Кузнецов в директиве военным советам флотов и флотилий № 360/ш от 30 июля 1942 г. не только потребовал принять приказ И.В. Сталина к исполнению и руководству, но и информировал, что «по вопросам создания заградительных отрядов, штрафных рот и порядке снятия с постов командиров и комиссаров соединений» им будут даны специальные указания[142]142
  Русский архив. Великая Отечественная. Приказы и директивы народного комиссара ВМФ в годы Великой Отечественной войны. Т. 21 (10). М., 1996. С. 162.


[Закрыть].

Анализ текста приказа № 227 свидетельствует о его действительно крайне слабой юридической проработке. И это имеет свои объяснения, если учесть условия, в которых он рождался. По воспоминаниям генерала армии С.М. Штеменко, который в 1942 г. служил в Оперативном управлении Генерального штаба РККА, И.В. Сталин лично продиктовал основные положения приказа[143]143
  Штеменко С.М. Генеральный штаб в годы войны. Кн. 1. М., 1985. С. 88.


[Закрыть]. Верховный Главнокомандующий и нарком обороны явно заботился в первую очередь об эмоциональном воздействии приказа на личный состав, в том числе угрозой применения карательных средств, а не о соответствии его действовавшим на тот момент нормам закона.

Так, приказ объявлял военнослужащих, отступивших без приказа старшего начальника, «предателями Родины». Однако с точки зрения юридической это определение являлось ничтожным, поскольку ни Основные начала уголовного законодательства СССР и союзных республик, ни Уголовный кодекс РСФСР такого состава преступления не предусматривали. Приказ требовал поступать с такими военнослужащими, «как с предателями Родины», но какие конкретно шаги органов правосудия должны были последовать в отношении них, оставалось неясным, поскольку определение конкретного состава совершенных им преступлений было сопряжено с большими трудностями.

Следующая коллизия заключалась в явном смешении понятий, которыми нарком обороны определял круг лиц, подлежащих ответственности. Если это – нарушители только воинской дисциплины (ведь в тексте приказе так и говорилось: «провинившихся в нарушении дисциплины»), то их действия должны были повлечь за собой применение статей Дисциплинарного устава. Если это – лица, совершившие воинские преступления, то их противоправные действия должны были подпадать под соответствующие статьи Уголовного кодекса. Однако ответа на эти принципиальные вопросы приказ № 227 не содержал.

Еще одна коллизия связана с требованием приказа истреблять на месте паникеров и трусов. Тем самым нарком наделял правом бессудного расстрела по существу неограниченный круг лиц – от высших командиров до рядовых красноармейцев. У командиров различных степеней была хоть какая-то правовая основа для такого рода действий: в соответствии с Дисциплинарным уставом 1940 г. «в случае неповиновения, открытого сопротивления или злостного нарушения дисциплины и порядка командир имеет право принять все меры принуждения, вплоть до применения силы и оружия». При этом особо оговаривалось, что «командир не несет ответственности за последствия, если он для принуждения неповинующихся приказу и для восстановления дисциплины и порядка будет вынужден применить силу или оружие»[144]144
  Дисциплинарный Устав Красной армии. Л., 1941. С. 5.


[Закрыть]. Но таким правом не обладали лица рядового состава, между тем – повторимся – в приказе № 227 не очерчивался круг лиц, которым разрешалось «истреблять на месте» паникеров и трусов, и по умолчанию это могли быть и рядовые.

Иначе говоря, в этой части приказ противоречил Конституции 1936 г. и действующему на тот момент уголовному законодательству, во-первых, обвиняя военнослужащих в преступлениях, которые Уголовный кодекс не предусматривал, и, во-вторых, наделяя правом на отправление правосудия неопределенный круг лиц.

Приказ № 227 предусматривал, что штрафные части будут формироваться за счет лиц, направленных туда соответствующими приказами военных советов фронтов и армий и их командующих. При этом опять-таки в нарушение Конституции СССР, Основных начал уголовного законодательства СССР и союзных республик и УК РСФСР фронтовые и армейские органы военного управления и отдельные категории высших военачальников получали право самостоятельно вершить правосудие.

Следует также отметить, что в приказе № 227 отсутствовало определение специального правового статуса военнослужащих, которыми комплектовались штрафные части. Это относилось к статусу как лиц постоянного (то есть командно-начальствующего и политического) состава, так и особенно лиц, направленных в штрафные части для «искупления вины», то есть военнослужащих переменного состава. Отсутствовали формулировки прав и обязанностей военнослужащих, а также перечень стимулов и ограничений, которые должны были применяться к ним в боевой обстановке, не указывался срок, в течение которого должны были находиться в штрафных частях направленные сюда лица, никак не оговаривался порядок прекращения службы в штрафных частях.

Приказ наркома обороны № 227 предусматривал формирование двух разновидностей штрафных частей. В отдельные штрафные батальоны (ОШБ) направлялись средние и старшие командиры и политработники, в отдельные штрафные роты (ОШР) – лица рядового и сержантского состава. Определялся порядок подчиненности: ОШБ – командованию фронтом, ОШР – командованию армией. Но при этом в нормативном акте отсутствовало юридически корректное изложение их правовых основ как воинских частей, обладающих специальным статусом, что крайне затрудняло процесс их формирования и комплектования. В первую очередь недоставало предписаний о структуре ОШБ и ОШР и их штатах, порядке комплектования командно-начальствующим (постоянным) составом, сроках пребывания лиц переменного состава и других.

Нельзя признать соответствующим конституционным нормам и решение наркома обороны о введении штрафных частей в организационную структуру Красной армии. Выше уже говорилось, что в данном случае нарком обороны, превысив свои полномочия, присвоил себе права, предоставленные правительству СССР. В то же время реализация приказа потребовала действий тех государственных институтов и должностных лиц, которые в подчинении у наркома обороны не находились и формально этот приказ исполнять были не обязаны.

Однако подобного рода юридические казусы, а по сути – грубые отступления от норм права были в те годы обычным явлением. Учитывая статус И.В. Сталина как высшего должностного лица Советского Союза, строгое соблюдение правовых норм ни самим вождем, ни иными должностными лицами, в том числе теми, в чьи служебные обязанности входил контроль над соблюдением законности в стране, не считалось обязательным. Такой правовой нигилизм был не только отголоском первых лет советской власти, когда правосудие во многих случаях вершилось не путем строгого следования законам, а исходя из принципа «революционной целесообразности», но и производным от системы единоличной власти, утвердившейся в СССР в 1930-е гг. Следует принимать во внимание и чрезвычайный характер той обстановки на фронте и в тылу, в которой рождались такого рода нормативные акты, как приказ НКО № 227.

В то же время, отдавая себе отчет в том, что без юридической проработки широкого круга вопросов, касающихся строительства штрафных частей, оно будет сопряжено со значительными трудностями, органы государственной власти и военного управления, а также органы правосудия взяли на себя формирование необходимой нормативно-правовой базы.

В первую очередь был разрешен вопрос о механизме реализации директивных положений приказа № 227. Напомним, что нарком обороны потребовал «истреблять на месте» трусов и паникеров и предавать суду военного трибунала объявленных «предателями Родины» военнослужащих, отступивших с позиций без приказа старшего начальника. Но поскольку такого состава преступления, как предательство Родины, в УК РСФСР не содержалось, судебно-следственные органы, а также командиры различных степеней испытывали затруднения с квалификацией состава преступления указанной выше категории военнослужащих.

Для придания действиям органам правосудия и военного командования законных оснований нарком юстиции СССР Н.М. Рычков и прокурор СССР В.М. Бочков 31 июля 1942 г. издали совместную директиву № 1096, в которой военным прокурорам и председателям трибуналов предписывалось принять «решительные меры к оказанию командованию и политорганам реальной помощи к выполнению задач, поставленных в приказе народного комиссара обороны»[145]145
  Сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитации жертв политических репрессий. М., 1993. С. 41.


[Закрыть].

В директиве давалось указание, как квалифицировать действия командиров, комиссаров и политработников, привлекаемых к суду, «за самовольное отступление с боевой позиции без приказа вышестоящих командиров и за пропаганду дальнейшего отступления частей Красной армии», и определялись сроки расследования этой категории дел.

Авторы директивы явно опирались при этом на принцип применения уголовного закона по аналогии. В соответствии со ст. 16 УК РСФСР, если то или иное общественно опасное действие прямо не было им предусмотрено, то «основания и пределы ответственности за него определяются применительно к тем статьям Кодекса, которые предусматривают наиболее сходные по роду преступления»[146]146
  Уголовный кодекс РСФСР. Официальный текст с изменениями на 1 ноября 1946 г. и с приложением постатейно-систематизированных материалов. М., 1947. С. 8.


[Закрыть]. Неправовой термин «предательство Родины», содержащийся в приказе № 227, был явно признан родственным квалификации такого преступления, как «измена Родине», состав которого определялся в УК РСФСР.

Действия, заключавшиеся в самовольном отступлении с занимаемых позиций без приказа старшего начальника, согласно той же директиве наркома юстиции СССР и прокурора СССР, квалифицировались по ст. 58.1 п. «б» УК РСФСР как измена Родине, т. е. действия в ущерб военной мощи СССР, его государственной независимости или неприкосновенности его территории, совершенные военнослужащим, и карались высшей мерой уголовного наказания – расстрелом с конфискацией всего имущества[147]147
  Уголовный кодекс РСФСР. М., 1947. С. 25–26.


[Закрыть]. Пропаганда дальнейшего отступления с занимаемых позиций квалифицировалась по ст. 58.10, ч. 2 как пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений, а равно распространение, или изготовление, или хранение литературы того же содержания при наличии отягчающего обстоятельства – совершения этих действий при массовых волнениях, или с использованием религиозных или национальных предрассудков масс, или в военной обстановке, или в местностях, объявленных на военном положении. Эти действия карались в соответствии со ст. 58.2 УК расстрелом или объявлением врагом трудящихся с конфискацией имущества и с лишением гражданства и изгнанием из пределов СССР навсегда[148]148
  Уголовный кодекс РСФСР. М., 1947. С. 27, 30. В годы войны объявление осужденного врагом трудящихся с конфискацией имущества, лишением гражданства и изгнанием из пределов СССР утратило смысл и потому не применялось.


[Закрыть]. Расследование по этим делам не могло превышать 48 часов[149]149
  Сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитации жертв политических репрессий. М., 1993. С. 41.


[Закрыть].

Характерно, что оба состава преступления квалифицировались по ст. 58 как контрреволюционные. Хотя, например, диспозиция п. «а» ст. 193.21, (он же п. «а» ст. 21 Положения о воинских преступлениях) – «самовольное отступление начальника от данных ему для боя распоряжений в целях способствованию неприятелю» позволяла вполне адекватно отразить состав такого преступления, как отход с занимаемых позиций без приказа старшего начальника, при том, что сам пункт, как и ст. 58.1, предусматривали высшую меру социальной защиты с конфискацией имущества. Такое же наказание предусматривала и ст. 193.22 – самовольное оставление поля сражения во время боя.

Однако высшей государственной власти, чья воля отразилась в указанной выше директиве наркома юстиции СССР и прокурора СССР от 31 июля 1942 г., важно было усилить общественный резонанс карательных мер по предотвращению дальнейшего отступления частей Красной армии, в том числе за счет квалификации таких действий, как военной измены. Действовать именно таким образом военным трибуналам рекомендовала и юридическая наука[150]150
  «Как измена Родине должно в частности квалифицироваться самовольное отступление от данных для боя распоряжений, выразившееся в самовольном отводе начальником войск с боевых позиций без приказа вышестоящего командования». – Чхиквадзе В.М., Савицкий М.Я. Положение о воинских преступлениях (комментарий). Ашхабад, 1943. С. 157.


[Закрыть].

Тем не менее указанные разъяснения наркома юстиции СССР и прокурора СССР не позволяли очертить круг военнослужащих, за счет которых должны были комплектоваться вновь создаваемые штрафные части. Ведь направление осужденных в такие части было возможным только при условии приговора к лишению свободы с применением отсрочки его исполнения. По УК РСФСР (прим. 2 к ст. 28) такая отсрочка могла применяться в военное время к военнослужащим, осужденным к лишению свободы без поражения в правах[151]151
  Прим. 2 к ст. 28 УК РСФСР гласило: «Приговор, присуждающий в военное время военнослужащего к лишению свободы без поражения прав, может быть по определению суда, вынесшего приговор, отсрочен исполнением до окончания военных действий с тем, что осужденный направляется в действующую армию». – Уголовный кодекс РСФСР. М., 1947. С. 13.


[Закрыть]. Однако, как было сказано выше, ст. 58 в военное время предусматривала лишь высшую меру наказания.

Военные трибуналы сталкивались с ситуацией, которая сложилась еще в первые месяцы войны и при которой немедленная реализация приговора, предусматривавшего реальное лишение свободы, а тем более – высшую меру наказания, противоречила интересам обороны страны, поскольку сокращала численность действующей армии. Учитывая, что ряд преступлений, в том числе отступление с занимаемых позиций без приказа, дезертирство и другие, каравшихся расстрелом, хотя временами носили и массовый, но не злостный характер, Верховный Суд СССР нашел основание в кассационном или надзорном порядке пересматривать смертные приговоры, вынесенные военными трибуналами по делам такого характера, и направлять осужденного на фронт.

Обобщенный опыт такой практики лег в основу принятого 22 апреля 1942 г. (то есть еще до учреждения в РККА института штрафных частей) постановления пленума Верховного Суда СССР, в соответствии с которым, если суд при наличии смягчающих обстоятельств признавал более целесообразным направлять осужденного по обвинению в дезертирстве на фронт, то он был вправе путем применения ст. 51 и прим. 2 к ст. 28 УК РСФСР и соответствующих статей УК других союзных республик назначить в виде наказания длительный срок тюремного заключения без поражения в правах с отсрочкой исполнения приговора до окончания военных действий и с направлением осужденного в действующую армию[152]152
  Сборник документов по истории советской военной юстиции. М., 1954. С. 375–376.


[Закрыть].

Органы военной юстиции, безусловно, не могли игнорировать упомянутую выше директиву наркома юстиции СССР и прокурора СССР от 31 июля 1942 г. Но в большинстве случаев, имея в виду необходимость сохранения в живых лиц, которых предстояло осудить по указанным в директиве статьям УК РСФСР, для использования их в боях в составе штрафных частей, военные трибуналы опирались на постановление пленума Верховного Суда СССР от 22 апреля 1942 г.

В этом же направлении военно-судебные органы ориентировал и один из авторов директивы от 31 июля 1942 г. – нарком юстиции Н.М. Рычков. Своим приказом от 26 августа 1942 г. «О задачах военных трибуналов по проведению в жизнь приказа НКО СССР № 227 от 28 июля 1942 г.» обязав их вести настойчивую борьбу за обеспечение строжайшего порядка и железной дисциплины в каждой части, подразделении и учреждении, нарком потребовал от председателей и членов военных трибуналов «решительно отказаться от шаблонного подхода к разрешению дел и оценки фактов лишь по узкоформальным признакам наличия в действиях обвиняемого элементов состава преступления», а также «покончить с практикой огульного осуждения многих лиц, в отношении которых могут быть приняты меры дисциплинарного воздействия и меры, предусмотренные приказом № 227 (направление в штрафные роты и т. п.)»[153]153
  См.: Военные трибуналы – органы правосудия в Вооруженных силах СССР. 70 лет военным трибуналам. М., 1988. С. 141.


[Закрыть].

Как показывает анализ правоприменительной практики, судебно-следственные органы чаще всего прибегали не к ст. 58, а широко опирались на ст. 51 УК РСФСР, которая позволяла назначить наказание ниже низшего предела. Это происходило особенно в тех случаях, когда «применяемая для квалификации преступления статья грозила высшей мерой наказания, а военный трибунал не устанавливал в этом практической целесообразности»[154]154
  Чхиквадзе В.М. Советское военно-уголовное право. М., 1948. С. 249.


[Закрыть].

Еще одна статья – 193 УК РСФСР о воинских преступлениях – предоставляла право на отсрочку исполнения приговора по ряду составов преступлений. Военные трибуналы приговаривали преступивших закон лиц (принадлежавших как к рядовому и младшему, так и к среднему и старшему командному составу) к различным срокам лишения свободы с отсрочкой исполнения приговора до окончания боевых действий. В значительной части случаев это влекло за собой направление осужденных военнослужащих именно на укомплектование штрафных формирований.

В ходе войны отсрочка исполнения приговора осуществлялась таким порядком по уголовным делам по целому ряду воинских преступлений, по которым закон устанавливал абсолютно определенную санкцию. И не только воинских, но и общеуголовных в тех случаях, когда лишение свободы препятствовало отбыванию воинской повинности лицом призывного возраста или военнообязанным[155]155
  Советское право в период Великой Отечественной войны / Под ред. И.Т. Голякова. Ч. II. Уголовное право. Уголовный процесс. М., 1948. С. 36–37.


[Закрыть].

В целом за все время войны исполнение приговоров было отсрочено в отношении 50,8 % осужденных к лишению свободы военнослужащих за все виды преступлений[156]156
  Применение отсрочки исполнения приговора к лишению свободы до окончания боевых действий характеризуется следующими данными (соответственно по воинским и должностным преступлениям): второе полугодие 1941 г. – 69,7 и 76,2 %, 1942 г. – 78,8 и 84,4 %, 1943 г. – 82,6 и 92,6 %, 1944 г. – 49,5 и 80,4 %, январь – май 1945 г. – 33,7 и 59,6 %. – Военная юстиция в России: история и современность. 2-е изд., перераб. и доп / Под ред. В.В. Ершова, В.В. Хомчика. М., 2017. С. 148.


[Закрыть].

Такая линия – на взвешенный и объективный подход к назначению мер наказания, на следование не только букве, но и духу закона – центральными органами правосудия проводилась настойчиво. Она преследовала цель побудить военные трибуналы искоренить формальный подход, при котором многие военные судьи не стремились глубоко анализировать условия и обстоятельства совершенного преступления, а просто приговаривали подсудимых к высшей мере наказания в случаях, когда законодательная санкция носила, как, например, при дезертирстве, предельно определенный характер.

В этом контексте целесообразно упомянуть о том, что некоторые теоретики права считали неправильным применение отсрочки исполнения к лицам, непригодным по состоянию здоровья к несению военной службы, лицам старше установленного соответствующими приказами возраста, а также к женщинам[157]157
  Чхиквадзе В.М. Советское военно-уголовное право. М., 1948. С. 252.


[Закрыть]. Если в первых двух случаях такая мера не подлежит сомнению, то отказ женщинам-военнослужащим в возможности и при наличии судимости продолжить исполнение воинского долга вызывает недоумение. Вероятно, подобным образом рассуждали и военные судьи, на практике чаще всего выносившие именно такие приговоры, которые предусматривали отсрочку его исполнения.

Еще одна директива Наркомюста и Прокуратуры СССР, изданная в январе 1943 г., была прямо адресована органам военной юстиции и вновь требовала исключения шаблона в вынесении приговора с высшей мерой наказания. Выявилась недопустимая практика, говорилось в директиве, когда военные трибуналы перекладывали на военное командование ответственность за утверждение приговоров к ВМН. Указ Президиума Верховного Совета СССР от 8 сентября 1941 г. допускал такую возможность только в исключительной обстановке. А именно: в изъятие из ст. 16 Положения о военных трибуналах, которая обязывала военные трибуналы о каждом приговоре, присуждающем к ВМН (расстрелу), немедленно сообщать по телеграфу председателю Военной коллегии Верховного суда СССР и главному военному прокурору РККА (РККФ по принадлежности), указ предоставлял командирам и комиссарам дивизий право утверждения приговоров к высшей мере наказания с немедленным приведением приговоров в исполнение только в местностях, объявленных на военном положении и в районе военных действий, и в исключительных случаях[158]158
  Русский архив. Великая Отечественная. Приказы народного комиссара обороны СССР 22 июня 1941 г. – 1942 г. Т. 13 (2–2). М., 1997. С. 84.


[Закрыть]. Однако, говорилось в директиве Наркомюста и Прокуратуры СССР, многие военные прокуроры и председатели военных трибуналов «эту исключительность превращают в правило» и обращаются к командованию за утверждением приговоров даже тогда, когда исполнение приговора невозможно[159]159
  Военные трибуналы – органы правосудия в Вооруженных силах СССР. 70 лет военным трибуналам. М., 1988. С. 136.


[Закрыть].

Возвращаясь к постановлению пленума Верховного Суда СССР от 22 апреля 1942 г., которое, напомним, разрешало судам при вынесении приговора по обвинению подсудимого в дезертирстве отсрочивать его исполнение до окончания военных действий и направлять осужденного в действующую армию, отметим, что практика подтвердила его жизненность. Поэтому намеченная в нем линия была развита Верховным Судом СССР в постановлении пленума, состоявшегося 25 июля 1943 г. В документе было указано, что отсрочка может иметь место при осуждении к лишению свободы без поражения в правах, независимо от состава преступления и срока лишения свободы[160]160
  Советское право в период Великой Отечественной войны / Под ред. И.Т. Голякова. Ч. II. Уголовное право. Уголовный процесс. М., 1948. С. 38.


[Закрыть].

Следует иметь в виду, что пленум Верховного Суда СССР не давал конкретных указаний, в отношении каких именно видов преступлений следует прибегать к применению примечания 2 к ст. 28 УК. Суды и военные трибуналы определяли это самостоятельно. На практике эта норма не применялась лишь к осужденным за контрреволюционные преступления, бандитизм, а также по закону от 7 августа 1932 г.[161]161
  Имеется в виду постановление ЦИК СССР и СНК СССР от 7 августа 1932 года «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности».


[Закрыть].

В создании нормативно-правовой базы, необходимой для функционирования штрафных и заградительных формирований, принимали активное участие и органы военного управления.

Важнейшим актом нормативного характера, позволившим военному командованию приступить к планомерному созданию штрафных частей, стал приказ наркома обороны СССР № 298 от 28 сентября 1942 г., которым объявлялись Положения о штрафных батальонах и штрафных ротах действующей армии и их штаты[162]162
  Приказ подписан первым заместителем наркома обороны СССР генералом армии Г.К. Жуковым.


[Закрыть].

В них содержались формулировки, которые прямо указывали на специфику штрафных частей, как воинских формирований, обладающих специальным статусом. Так, указывалось, что организация, численный и боевой состав, а также оклады содержания постоянному составу штрафных батальонов и рот определялись особым штатом[163]163
  Русский архив. Великая Отечественная. Приказы народного комиссара обороны СССР 22 июня 1941 г. – 1942 г. Т. 13 (2–2). М., 1997. С. 312, 314.


[Закрыть].

Об этом же свидетельствовал установленный порядок назначения на должность всего постоянного начальствующего состава не иначе как приказами по войскам фронта, армии, чего не было в типовых строевых частях. На специальный статус штрафных частей указывал также объем дисциплинарных прав, которым пользовался командно-начальствующий и политический состав – на две ступени выше по сравнению с правами, которыми располагали командиры (начальники) соответствующей должностной категории в типовых воинских частях.

Положения о штрафных батальонах и ротах вносили ясность и в правовой статус постоянного состава штрафных частей, определяя его права и обязанности, порядок назначения на должность, преимущества по сравнению с аналогичными должностными лицами типовых частей в сроках выслуги и пенсионном обеспечении.

Указанные Положения раскрывали также основные вопросы правового статуса лиц переменного состава. Прежде всего, нормативное закрепление получил сложившийся порядок комплектования штрафных частей за счет двух категорий военнослужащих. Первая из них – лица, направленные туда по приказу старших начальников. Правом направлять военнослужащих в штрафные части приказ № 227 наделил военные советы и командующих фронтами и армиями. Положения о штрафных батальонах и ротах распространили это право и на командиров более низких ступеней до командиров полков (отдельных частей) включительно.

Следует обратить особое внимание на то, что именно приказ НКО № 298 от 28 сентября 1942 г., а не приказ № 227 стал тем нормативным актом, который существенно расширил дискреционные полномочия военного командования, наделив правом самостоятельно осуществлять правосудие столь широкий круг органов военного управления и военачальников – от военных советов фронтов, армий и командующих фронтами, армиями до командиров отдельных воинских частей включительно.

Во вторую категорию лиц переменного состава штрафных частей входили направленные туда по приговору военных трибуналов (как в действующей армии, так и тыловых) в случае осуждения с применением отсрочки исполнения приговора[164]164
  Русский архив. Великая Отечественная. Приказы народного комиссара обороны СССР 22 июня 1941 г. – 1942 г. Т. 13 (2–2). М., 1997. С. 313, 315.


[Закрыть].

В Положениях о штрафных батальонах и ротах указывались основания для отчисления военнослужащих переменного состава из штрафных частей и порядок такого отчисления, оговаривалось, что такие военнослужащие восстанавливаются в воинском звании и во всех правах. Определялся размер денежного довольствия переменников, а также порядок пенсионного обеспечения в случае получения инвалидности либо гибели (в последнем случае пенсия назначалась семье). Подробному анализу правового статуса постоянного и переменного состава посвящена отдельная глава книги.

Хотя Положения о штрафных батальонах и ротах позволили значительно прояснить правовые основы создания штрафных частей, нельзя не отметить, что характерная еще для приказа НКО СССР № 227 от 28 июля 1942 г. неопределенность с правовым статусом штрафных формирований сохранялась. Этот документ так и не содержал однозначных формулировок, что представляли собой эти формирования – военно-пенитенциарные учреждения, то есть места отбывания наказания по приговору военного трибунала, или военно-дисциплинарные. По существу, приказ лишь воспроизводил формулировку, содержавшуюся в приказе № 227: «Штрафные батальоны (аналогично – роты. – Ю.Р.) имеют целью дать возможность лицам среднего и старшего командного, политического и начальствующего состава всех родов войск, провинившимся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, кровью искупить свои преступления (в отношении переменного состава роты иная формулировка: “свою вину”. – Ю.Р.) перед Родиной отважной борьбой с врагом на более трудном участке боевых действий»[165]165
  Русский архив. Великая Отечественная. Приказы народного комиссара обороны СССР 22 июня 1941 г. – 1942 г. Т. 13 (2–2). М., 1997. С. 312, 314.


[Закрыть].

Кроме того, в указанных Положениях постоянно используются такие формулировки, как: «освобожден досрочно», «по отбытии назначенного срока», «считаются отбывшими наказание». Это дает основание для вывода, что руководство Наркомата обороны СССР, а вслед за ним и военные руководители всех уровней, как и органы правосудия в системе Вооруженных сил рассматривали штрафные части именно как военно-пенитенциарные (военно-исправительные) учреждения.

Такой взгляд на характер штрафных частей являлся упрощенным, ошибочным, поскольку не соответствовал духу и букве самих базовых для процесса институционализации штрафных частей приказов НКО СССР № 227 от 28 июля 1942 г. и № 298 от 28 сентября 1942 г.

Последующие нормативные акты по вопросам, связанным с организацией и применением штрафных формирований, причем исходившие не только от Наркомата обороны, но и Наркоматов юстиции, внутренних дел, Прокуратуры СССР преследовали цель дальнейшего развития нормативно-правовой базы, уточнения или разъяснения тех или иных законоположений или норм.

Так, почти сразу же после начала создания в Красной армии штрафных частей стало понятно, что нет возможности укомплектовать их только теми осужденными военнослужащими, которые находились непосредственно на фронте, по причине их относительного небольшого числа. Практика потребовала расширить круг лиц переменного состава за счет осужденных военнослужащих воинских частей и учреждений, не входивших в действующую армию[166]166
  В соответствии с постановлением СНК СССР № 1474 от 5 июня 1941 г., к действующей армии, т. е. используемой для непосредственного ведения боевых действий, были отнесены: полевые управления фронтов и органы управления флотов, руководившие подготовкой и ведением операций; объединения, соединения, части (корабли), тыловые и другие части и учреждения, входившие в состав этих фронтов и флотов во время выполнения ими задач в пределах тыловой границы действующего фронта или оперативной зоны флота, в том числе на берегу на удалении до 100 км от уреза воды. – Русский архив. Великая Отечественная. Приказы народного комиссара обороны СССР 22 июня 1941 г. – 1942 г. Т. 13 (2–2). М., 1997. С. 387.


[Закрыть].

Вследствие этого был издан приказ наркома обороны СССР № 323 от 16 октября 1942 г. «О направлении в штрафные части военнослужащих, осужденных военными трибуналами с применением отсрочки исполнения приговора до окончания войны», в котором призналось недопустимым, когда дезертиры, расхитители военного имущества, пьяницы, злостные нарушители воинской дисциплины и другие «неустойчивые элементы», осужденные военными трибуналами внутренних военных округов с применением отсрочки, продолжали оставаться на прежнем месте службы – в запасных частях, учебных центрах, учебных бригадах и полках, военных училищах. Тем самым они и сами фактически избегали наказания, и разлагающе воздействовали на окружающих.

Не достигал цели судебный приговор и тогда, когда осужденные с отсрочкой исполнения приговора попадали в составе маршевых пополнений на передовую и зачислялись в обычные линейные части. Поскольку они прибывали на фронт вместе с военнослужащими, не имевшими конфликта с законом, то растворялись в общей массе, многие скрывали свою судимость.

В целях кардинального исправления сложившегося положения приказ наркома обороны СССР № 323 устанавливал следующий порядок: все без исключения военнослужащие, осужденные за воинские и другие преступления с применением отсрочки исполнения приговора до окончания войны, направлялись в штрафные батальоны (лица командного и начальствующего состава) и штрафные роты (красноармейцы и младший командный состав)[167]167
  До вступления в силу приказа НКО № 323 Положения о штрафных батальонах и ротах, утвержденные приказом НКО № 298 от 28 сентября 1942 г., предусматривали возможность, но не обязательность направления в штрафные части лиц, осужденных судом военного трибунала с применением отсрочки исполнения приговора до окончания войны.


[Закрыть]. Приказом также закреплялся установленный в Положениях о штрафных батальонах и ротах единый для всех категорий военнослужащих срок пребывания в их составе – от одного до трех месяцев.

«Если срок пребывания в штрафной части не определен в судебном приговоре, – уточнялось в приказе НКО, – то он устанавливается приказом командира войсковой части, в которой находится осужденный (или начальника гарнизона), сообразуясь с назначенной военным трибуналом мерой наказания. Срок пребывания в штрафных частях исчисляется с момента фактического прибытия осужденного в штрафную часть»[168]168
  Русский архив. Великая Отечественная. Приказы народного комиссара обороны СССР 22 июня 1941 г. – 1942 г. Т. 13 (2–2). М., 1997. С. 333.


[Закрыть].

Процитированный выше приказ наркома обороны СССР № 323 внес ясность в порядок дальнейшей службы военнослужащих, осужденных военными трибуналами как действующей армии, так и тыловыми. Однако оставался неурегулированным процесс направления военнослужащих в штрафные части во внесудебном порядке, то есть приказами по части, соединению, объединению.

Повседневная практика показала различное понимание командирами (начальниками) прав, которыми их наделял приказ наркома обороны СССР № 298 от 28 сентября 1942 г., вследствие чего они нередко направляли своих подчиненных в штрафные части без должных на то оснований. Налицо была явная необходимость в конкретном перечне (по аналогии с УК) противоправных действий, за которые военнослужащего следовало во внесудебном порядке направлять в штрафную часть приказом соответствующего командира. Но в отношении лиц офицерского состава ни органы центрального военного управления, ни органы военной юстиции не проявили должной инициативы до самого окончания войны. Как показывают архивные документы, старшие начальники произвольно решали, кого и на каком основании направить своей властью в штрафную часть.

Военное командование разрешило этот вопрос только в отношении лиц сержантского и рядового состава. 21 августа 1943 г. И.В. Сталиным как наркомом обороны СССР был издан приказ № 0413, которым частично разграничивалась компетенция военных трибуналов и военного командования в вопросе определения военнослужащих для дальнейшей службы в штрафные формирования. В соответствии с приказом, командирам полков (отдельных частей) действующей армии и командирам дивизий (отдельных бригад) и им равных в военных округах и невоюющих (в приказе – недействующих) фронтах предоставлялось право своей властью, без предания суду военного трибунала, направлять в штрафные части действующей армии лиц сержантского и рядового состава, если обычные меры дисциплинарного воздействия оказывались недостаточными. Основаниями для таких решений командиров были самовольные отлучки, дезертирство, неисполнение приказа, промотание и кража военного имущества, нарушение уставных правил караульной службы и «иные воинские преступления»[169]169
  Русский архив. Великая Отечественная. Приказы народного комиссара обороны СССР 1943–1945 гг. Т. 13 (2–3). М., 1997. С. 198.


[Закрыть].