Текст книги "Ярмарка наград"

Опьяняющий запах денег или интрига лёгкой наживы

В возрасте двадцати пяти лет от роду Иван с отличием закончил ВУЗ и без труда устроился бухгалтером на предприятие текстильной промышленности одного из регионов России. Женский коллектив ткацкой фабрики принял молодого специалиста в свои объятия, как родного, а вскоре сосватал ему в жёны юную Алевтину, в которую он влюбился с первого взгляда и души в ней не чаял все последующие годы. Через некоторое время у них, как положено, один за другим народились Дашка и Серёжка.

Поначалу своих отпрысков Иван и Алевтина превозносили больше всего на свете и каждую свободную минуту посвящали только им. Но время неумолимо бежало вперёд. Сергей незаметно подкрался к черте выпускников и через «не хочу» теперь околачивал пороги старших классов общеобразовательной школы, а Дарья давно забросила учёбу и, сломя голову, подалась осваивать профессию стилиста в модных бутиках города. Жилая площадь двухкомнатной квартиры, которую Иван с Алевтиной приобрели по ипотеке ещё после свадьбы, стала казаться им непомерно маленькой, убогой и совершенно перестала удовлетворять растущим потребностям семьи. «Надо что-то придумать», – каждый раз мучительно размышлял Иван Кузьмич над этой проблемой, и такой случай ему неожиданно представился.

Однажды с самого утра в его кабинете раздались пронзительные трели телефона. Это звонила секретарь нового шефа фабрики. Она, как всегда, холодно объявила:

– Вас вызывает Коршунов Вениамин Николаевич. Извольте поторопиться.

В приёмной никого не было, и он с ходу вошёл в обитые пахучей кожей двери. Сердце трепетало и ныло от неизвестности ситуации.

– А, Иван Кузьмич! Вот с кого нам надо брать пример! – приятно удивил его с порога директор, подошёл и первым протянул руку. – О ваших профессиональных способностях на предприятии все только и говорят. Это похвально! Но мне кажется, что вы уже засиделись и вас пора выдвигать на более ответственную должность. Как вы смотрите на кресло главного бухгалтера?

Иван Кузьмич внутренне молниеносно возликовал и от счастья взлетел под облака. «Это же какие теперь мне светят возможности, дивиденды и лавры», – заискрило в его извилинах, от чего голова слегка закружилась, а нахлынувшие чувства стали ощутимо опьянять.

– Эй! Вы меня слышите? – наконец пробилось в его сознание и вернуло в действительность.

– Да, конечно, – едва опомнился от нахлынувшей неги Иван Кузьмич. – Готов исполнить любые ваши… капризы, – хотел сказать он, но быстро сориентировался и выдал, – поручения.

– Ну, об этом несколько позже, а пока идите и приступайте к своим обязанностям.

Иван Кузьмич по-военному развернулся и на крыльях мечты кинулся было осваивать новые горизонты.

– Подождите, – окликнул его всё тот же повелительный голос. – Сегодня в 7 часов вечера по этому поводу нас ждёт ресторан «Подворье». Думаю, вы не откажетесь вместе отужинать?

– Ни в коем случае, – на одном дыхании выпалил он.

– И ещё, не помышляйте прийти без супруги, у нас так не принято. Нашим женщинам уже пора познакомиться.

«Есть, так точно», – хотел было отрапортовать Иван Кузьмич, но замялся, покраснел и, ничего не сказав, пулей вылетел из кабинета.

В одной из кабинок «Подворья» было накурено, тихо играл саксофон, тусклый с красноватой проседью свет предрасполагал к откровенному и непринуждённому разговору. Иван Кузьмич и его Алевтина предстали перед высоким судом строго в чёрном обличье, Вениамин Николаевич с очаровательной Эльзой Петровной, наоборот, блистали одеяниями светлых тонов. За столом четвёрка расположилась строго в шахматном порядке, но прежде, чем занять свои места, Иван Кузьмич расшаркался перед шефом в нижайшем поклоне, а Эльзе Петровне галантно выдвинул стул и предложил сесть.

– Ну-с, пожалуй, приступим, – вальяжно открыл вечер Вениамин Николаевич и посмотрел на своего выдвиженца.

Тот воспринял пожелание шефа, как сигнал к действию, и моментально наполнил бокалы шампанским. Оно красочно искрилось бриллиантами блестящих пузырьков и радостно шипело, наполняя воздух ароматом виноградных полей Роны.

– Нет-нет, дорогой Иван Кузьмич, – опять вставил своё веское слово Вениамин Николаевич. – Давайте мы с вами по-мужски, без этого баловства, а французским игристым предоставим возможность наслаждаться нашим дамам.

– Вас понял, – тут же сообразил Иван Кузьмич и под женские возгласы одобрения подхватил со стола запотевшую бутылку Столичной.

Хвалебные тосты, сопровождаемые поглощением ранее неведомых кое-кому деликатесов, не замедлили посыпаться из уст восторженной компании. В самый разгар застолья, когда водка уже достаточно забродила в жилах, Вениамин Николаевич коротким жестом пригласил Ивана Кузьмича проветриться, а заодно, как он выразился: «Потравить организм никотином». В комнате для курения никого не было. Иван Кузьмич неловко вынул из кармана пиджака мятую пачку отечественных сигарет и протянул её боссу. Тот пренебрежительно посмотрел на них и взамен предложил свои, на коробке которых общее внимание пленила красочно выведенная надпись Marlboro.

– Ох, и балуете вы меня, Вениамин Николаевич! Даже не знаю, чем вас отблагодарить, – льстиво, в поклоне высказался Иван Кузьмич и вытянул из стройного ряда сигарет одну, дурманящую божественным запахом качественного табака.

– А мне от тебя ничего не надо, – резко перешёл на «ты» шеф и по-товарищески обнял его за плечо. – Я всего лишь собираю команду единомышленников, которые будут плыть со мной в одной лодке, понимаешь, в одной, – и им не будут страшны никакие жизненные перипетии.

Они уселись на мягкие диваны, закурили и незаметно для себя отдались во власть раздумий над будущим родной фабрики, расставляя в них акценты своего непосредственного участия под единым руководством многоуважаемого и вездесущего директора. Фраза «В одной лодке!» стала для них теперь основополагающей и неизбежной во всех её проявлениях, может быть, даже слегка криминальной по юридическим меркам, о чём они, естественно, пока умалчивали.

Обязательное «На посошок!» вылилось у мужчин пьяной, но далеко идущей клятвой в верности и дружбе семьями, а женщины обменялись приторными улыбками и ни к чему не обязывающими поцелуями Иуды. Попытка Ивана Кузьмича расплатиться за предоставленное рестораном удовольствие закончилась тем, что и следовало ожидать от истинного наёмщика, прикармливающего холуя с далеко идущими целями.

– Никаких. Иначе я обижусь, – властно повелел Вениамин Николаевич. – Случай сорить деньгами вам ещё представится, очень скоро. Не беспокойтесь.

И он лично произвёл расчёт, небрежно сунув официанту в руки сверх нормы несколько купюр чаевых.

«Это же надо, как нам подфартило! – лобызал Иван Кузьмич свою супругу по дороге домой, с трудом удерживая грузное тело на нетвёрдых ногах. – Теперь мы заживём: и квартиру нормальную под жильё подыщем, и детишек на ноги поставим, и сами, если что, пошикуем. Вот увидишь».

«В одной лодке» с новоиспечённым главбухом, как очень скоро выяснилось, оказались финансовый директор предприятия Красавина Изольда Павловна, экспедитор Шилов Савелий Никифорович и Завскладом Шнурков Иннокентий Рудольфович. Всех несло в одном направлении, и каждый гребок вёслами теперь сверялся по телефону кодовым словом «добре». Насущные вопросы они вкладывали в сюжет звонка, обрамлённый установленными рамками шифра.

Действительно, в считанные дни дела фабрики, несмотря на те же затраты и нерешённые производственные проблемы, пошли в гору. Правда, расчёт расходов и прибыли теперь уже вёлся по двойной тарификации, а масса не учтённых денежных средств утекала в какую-то пропасть, от которой Ивану Кузьмичу доставалась всего лишь толика. Но он млел и от этого. Раньше таких денег в его кармане не водилось никогда. Они давали надежду на безоблачное будущее, одурманивали невоображаемыми изысками каждую его подпись, которую он проставлял под липовыми финансовыми документами. А вскоре ему для ознакомления и подписи предстал платёжный документ, оканчивающийся бесконечными рядами нулей. Вначале Иван Кузьмич оторопел и не знал, как с ним поступить. Он тут же набрал номер телефона директора предприятия и, на всякий случай, осведомился:

– Вениамин Николаевич! У меня на столе лежит платёжка на астрономическую сумму, она с вами согласована?

– Это та, что пришла сверху? Подписывай и не сомневайся. Даю своё «добре».

– А, как быть, если…

– Никаких если. Потом я тебе всё объясню.

И Иван Кузьмич дрожащей рукой нацарапал внизу платёжного документа свои каракули.

В тот же вечер его вызвал к себе директор предприятия. Иван Кузьмич зашёл в огромный кабинет начальника и в нерешительности остановился посередине ковра.

– Что прикажете? – тихим голосом пролепетал он.

– Я наслышан, у вас проблемы с жильём? – откуда-то из темноты кабинета донёсся голос Вениамина Николаевича.

Иван Кузьмич молчал, понуро гипнотизируя пол.

– Чего такой убитый, устал, небось? – снова прозвучало в полумраке.

– Как вы могли такое подумать? Я полон надежд и решимости, – замял он для ясности.

– Если так, получай.

И Вениамин Николаевич небрежно бросил на стол пузатую пачку купюр в банковской упаковке, громогласно сопроводив:

– Заслужил!

Такой огромной суммы денег Иван Кузьмич раньше в руках никогда не держал. Уже в кабинете он поднёс её к носу и понюхал, упаковка пахла типографской краской. Потом бумага волнительно шелестела при пересчёте, а пальцы приятно скользили по нетронутому никем лоску несколько шершавой текстуры.

От нагрянувших впечатлений сердце Ивана Кузьмича радостно защемило. Он представил себя с Алевтиной и детьми в царских палатах. Залы дворца блистали чистотой и поражали воображение убранством. Вся чета мирно восседала за пиршественным столом. То тут, то там мелькали фигуры лакеев в ливреях, с поклоном подносящие им невиданные досель лакомства.

Алевтина величаво подняла хрустальный бокал с играющими пузырьками шипящего перламутра и трогательно произнесла:

– Дорогой! А не пора ли нам отдохнуть на курортах? Замаялся ты, смотрю, сил уже нет.

И тут её облик неожиданно переформатировался в образ всесильного Вениамина Николаевича. Он стоял у своего стола в кабинете и указующим перстом тыкал в сторону юга. «Езжай, – говорил шеф, – передохни немного, а потом с новыми силами, к новым вершинам».

Двухнедельная поездка в один из элитных санаториев Черноморского побережья Кавказа на первый взгляд, действительно, несколько отвлекла Ивана Кузьмича от насущных дел на производстве. Он гулял и сорил шальными деньгами с Алевтиной на полную катушку. Ласковое море, манящий загорелыми телами пляж, ежедневные экскурсии, круизы и шикарные рестораны с затейливыми напитками стали для него настолько привычными и обыденными, что очень скоро он возомнил себя всемогущим господарем, живущим таким образом с самого рождения. Но отпуск на удивление оказался скоротечным и разорительным для семейного кошелька. Поэтому по возвращении на фабрику Ивану Кузьмичу пришлось снова спрятать свою совесть подальше и развернуть аферы с невиданной ранее силой. Теперь его аппетиты не просто возросли, они увеличились кратно, а масштабы хищений и приписок вспучило как на дрожжах.

Болото

Время неумолимо бежало вперёд. С каждой подписью, которую Иван Кузьмич, не задумываясь о последствиях, ставил на липовых финансовых документах, трясина алчности всё больше и больше засасывала его в болото. Постоянное ощущение вкуса лёгкой наживы очень скоро дало метастазы «золотой лихорадки». Они сделали своё чёрное дело и задушили в нём всё живое. Вместо семьи на передний план выпятилась её оболочка, а точнее кокон, в котором бултыхалось какое-то подобие совместного проживания родственных душ. Он старался инкрустировать его бриллиантами, чеканить на нём узоры, дабы затмить всё на свете и разжечь в окружении пламя зависти. Но что было там внутри этого зловещего сплетения его, к сожалению, уже не интересовало.

Звонки от шефа напрямую, без участия секретаря, стали для Ивана Кузьмича явлениями частыми и без всяких намёков содержали в себе требования подготовить или заверить очередной транш документов на левую продукцию. И он беспрекословно подчинялся им, всё глубже и глубже запуская свою грязную руку в государственный карман.

А однажды случилось то, о чём Иван Кузьмич мечтал издавна. В канун пятидесятилетия ему позвонил Вениамин Николаевич и скорее потребовал, чем сообщил:

– Завтра, именинник, готовь поляну и не скромничай. Будут все наши, причём парами. Давно не виделись, пообщаемся. Адрес, думаю, не забыл? И ещё: чуть позже к тебе зайдёт завскладом, занесёт акт сверки наличия у него товаров. Подписывай, как есть, там всё нормально.

Подготовка банкета прошла по накатанной колее: чётко и быстро, чему, естественно, способствовали щедрые финансовые вливания его организатора. Меню предполагало обилие стола на уровне саммита глав государств, не ниже, а приглашённый на торжество инструментальный ансамбль ни много ни мало ранее аккомпанировал звёздам мировой эстрады.

Машины с наёмными водителями за рулём стали съезжаться к главному входу «Подворья» без десяти минут означенного времени. Иван Кузьмич с Алевтиной, несмотря на проливной дождь, уже стояли с раскрытыми зонтами на изготовке.

Первым на «мерседесе» подъехал худощавый экспедитор Шилов Савелий Никифорович. Он легко выпрыгнул из машины, подхватил под руки спутницу в болонье и, помахав всем рукой, забежал в укрытие.

Второй притормозила «ауди» завскладом Шнуркова Иннокентия Рудольфовича. Нежно обнимая известную своим лёгким поведением Жозефину, он также бесцеремонно проследовал вслед за своими предшественниками.

Вскоре из темноты незаметно вынырнула и, слегка скрипнув тормозами, припарковалась «тойота». Расфуфыренная вдоль и поперёк финансовый директор Красавина Изольда Павловна дождалась, когда водитель откроет для неё заднюю дверь, изящно вытянула из-под платья оголённую ножку в лодочках, ступила каблуками на придорожную плитку и, не по возрасту виляя округлыми бёдрами, проследовала в помещение, безадресно обронив на ходу:

– Мой подъедет – проведёте.

Вениамин Николаевич с супругой, как всегда, опоздали на положенные им четверть часа. Чёрная БМВ, поражая воображение немыслимыми габаритами, беззвучно выплыла из-за угла и, не издав ни единого звука, плавно притормозила рядом с почётным караулом встречающих сотрудников. Иван Кузьмич, сломя голову, бросился открывать двери и, несмотря на то, что дождь уже кончился, прикрыл голову шефа зонтом. Вездесущая Алевтина последовала его примеру.

Шабаш мафиозного клана торжественно открыл сам Вениамин Николаевич. Он зачитал приветственный адрес в честь юбиляра, добавил к нему от себя небольшую связку слов, а в заключение подошёл к Ивану Кузьмичу, троекратно в традициях брежневских времён облобызал его и вручил ключи от трёхкомнатной квартиры.

Надо сказать, что Иван Кузьмич уже давно примерялся к новому жилью, причём чем ближе к центру – тем лучше, и даже скопил для этого определённую сумму денег, но чтобы вот так, запросто, он не ожидал. Сердце ёкнуло от радости, восторга и преданности служить общему делу высокочтимых участников застолья полились у него через край. А в заключение своей тирады он предложил честной компании негласно организовать фонд помощи её членам. Эта идея крутилась в его голове, считай, с того самого момента, когда он пристроился плыть в общей лодке и взялся за одно из вёсел натирать себе увесистые мозоли на животе.

– Надо подумать, – закруглил Вениамин Николаевич, и музыка веселья продолжила наполнять души старателей текстильной промышленности.

А на следующий день директор фабрики пригласил главного бухгалтера к себе в кабинет и попросил расшифровать его послание создать какой-то там фонд помощи:

– Ты что имел в виду, Кузьмич? Сердцем чувствую, что затея толковая, а головой не понимаю. Нам что, лишних ртов не хватает?

– Зря вы так, Вениамин Николаевич, – раскрылся он. – Все наши движения, благие намерения, если хотите, в любом случае фиксируются в кассовых документах, а их в урну, как известно, не выбросишь. Поэтому Шурочка, та самая, что заведует кассой, просчитывает их лучше нас с вами, с начала и до конца. Хотите вы этого, или не хотите, а её надо сажать в нашу лодку. Иначе любой её каприз может обернуться для всех нас нежелательными последствиями.

– Я был о тебе лучшего мнения, – размеренно ответил Вениамин Николаевич. – Ты думаешь, что я ничего не соображаю, и Шурочка, о которой ты только что упомянул, барахтается где-то в стороне? Ошибаешься. Она плавает не хуже нас с вами и давно уже в курсе всех дел. А как же? Касса – это та инстанция, которая перемалывает все приходы и расходы фабрики. Здесь трудно что спрятать. Поэтому доверять ей можешь в полный рост.

Иван Кузьмич радостно потёр руки и продолжил:

– Тогда во главе фонда, а лучше заместителем, надо сажать именно её, чтобы лишний раз не дёргать взад и вперёд денежные потоки и не вырывать их без необходимости из общей массы. Как говорится, меньше движений – больше понимания и доверия со стороны.

– А вот здесь ты прав, – согласился Вениамин Николаевич и попросил Ивана Кузьмича ещё раз всё хорошенько обдумать, взвесить и внести соответствующие предложения.

Через два дня организационные вопросы и регламент работы фонда были представлены на рассмотрение. Все его участники единогласно поддержали призыв своего, как они считали, вдохновителя идей и безоговорочно дали свои согласия.

После этого прошло совсем немного времени. Как-то ближе к вечеру немногочисленное семейство Ивана Кузьмича собрало на пахнущей свежей краской кухне семейный совет. Председательствовала Алевтина. Она давно уже проела мужу все мозги просьбой купить машину, а здесь представился такой случай – высвободились деньги от подаренной квартиры. Не потратить их сиюминутно и с пользой для дела казалось ей несправедливым.

– Будем покупать машину! – торжественно объявила она.

– Ура! – обрадовались дети и захлопали в ладоши.

– А денег нет, – спокойно отреагировал Иван Кузьмич. – Для безопасности они лежат на счету фонда. Так что можете особо не беспокоиться.

– Какого ещё фонда? – подпрыгнув, взвизгнула Алевтина. – Где деньги, старый хрыч?

– Я же сказал: «На счету фонда». Конечно, определённую сумму снять можно, но не сразу, – успокоил её Иван Кузьмич.

– Так бы сразу и сказал, что «пока» нельзя. А то сначала кирпич на голове покрошил, а потом смилостивился и попросил не беспокоиться. Чуть кондрашка раньше времени не хватила.

Новая Toyota Camry припарковалась во дворе дома во всей своей красе. Её никелированные части ярко блестели на солнце и не оставляли соседям шанса спокойно пройти мимо этого великолепия.

– Ах, какая красавица, – восхитился Зосимыч из девятой квартиры. – Сроду такую не видел. Прокатишь, а, Кузьмич? Хоть на старости лет почувствую себя человеком.

– Всему своё время, – ответил её сияющий владелец. – Сначала права надо получить, достойное место ей обустроить, а там видно будет. За мной не заржавеет.

А сам подумал: «Хрен тебе, Зосимыч, а не „Прокатишь“. Не для тебя покупал. Кого и куда возить, самому известно. Так что не обессудь».

Вслед за машиной у Ивана Кузьмича появилась молодая любовница Кристина. Она тоже работала на фабрике и за неимением достаточных средств существования польстилась на его деньги. Дарить ей взамен любви и ласки дорогие подарки он не скупился. Она тоже отвечала ему взаимностью, хотя уводить из семьи не собиралась. Планы у неё были совершенно другие и далеко идущие: скопить на пленительной молодости определённую сумму денег и в нужный момент соскочить в сторону.

Иван Кузьмич это тоже хорошо понимал. Поэтому со временем всё чаще и чаще стал захаживать в кабинет финансового директора Изольды Павловны, оказывать ей различные знаки внимания. Сначала это было обыкновенное приветствие под аккомпанемент улыбок, потом цветы, французская косметика и парфюмерия, конфеты, пятизвёздочный коньяк, которым они баловались вместе. А однажды он собрался духом, плотно прикрыл за собой дверь, решительно приблизился и прижал её к себе. Она не сопротивлялась, наоборот, всем телом жарко прильнула к нему. С тех пор их встречи стали более содержательными и страстными.

О любовных похождениях супруга Алевтина, конечно, догадывалась. Она стала частенько замечать его поздний приход домой, объясняемый каким-то несуразным лепетом, неумеренное пристрастие к спиртному, частенько разивший от её половинки запах дорогих духов, совершенно отличный от тех, которые он преподносил ей. А однажды она обнаружила на вороте его белоснежной рубашки яркий след губной помады и пошла ва-банк.

– Ну, что, Ваня, доигрался ты со своими деньгами. Рокфеллером себя возомнил, не в меру шалить стал. Да? – завела как-то Алевтина давно назревший разговор, оставшись дома наедине с мужем. – Интересно, ты о нас с детьми думаешь, когда похотям предаёшься? Или у тебя, как у бухгалтера, всё измеряется квартальными отчётами, балансом и состоянием бюджета на следующий финансовый период.

У Ивана Кузьмича отвисла челюсть, а вилка, которой он до этого яростно уплетал пельмени, выпала из рук и зазвенела по кафельному полу.

– Ты мне смотри, дорогой, – надвинулась на него Алевтина, держа в руках скалку. – Я ведь могу и по-плохому. Но тогда тебе несдобровать. Вмиг лишишься всего того, что копил годами.

– Ну, и чего ты этим добьёшься, дура? – промычал из-под стола Иван Кузьмич, куда он нырнул вслед за орудием своего труда. – Вместе же с детьми на улице окажемся, в бомжей превратимся, если ещё не посадят.

– Лучше уж так, чем постоянно копаться в твоём грязном белье и довольствоваться объедками. Ешь сам эти кости, если нравится, а с меня хватит.

Казалось, прелюдия для расставания сейчас вот-вот выльется в драму, но ни Иван Кузьмич, ни тем более его суженая на деле об этом даже не думали. Так, для красного словца, попугать друг друга, не более. А куда денешься, если деньги сцементировали их союз, пусть даже такой, намертво.

После семейной встряски Ивана Кузьмича, естественно, потянуло в церковь: помолиться, излить душу в покаянии, очистить её, так сказать, от греховных дел. На паперти перед внутренним притвором храма топталось несколько исхудавших старушек. Не глядя никому в глаза, они жалобно просили подаяние. Иван Кузьмич бросил им несколько монет и, довольствуясь своей щедростью, прошёл в молельный зал. Внутри шла заутреня. Батюшка громогласно басил «Отче наш», ему сладко подпевали певчие из нескольких послушниц. Народу в храме было немного, в основном люди старшего поколения. Среди молившихся он сразу заметил супругу Вениамина Николаевича – Эльзу Петровну. Одетая с иголочки, она бросилась ему в глаза своей вычурной безбожностью и таким же, как у него, нищенством души. Икона Николая Угодника, перед которой она стояла и неуклюже водила рукой в троеперстии, по всей видимости, представлялась ей не важнее портрета всесильного мужа, что висел в доме, и, казалось, была предметом, именно предметом, а не образом для поклонения.

Дождавшись, когда Эльза Петровна вышла из церкви, Иван Кузьмич пристроился в очередь на исповедование, но решив, что изливать душу ему пока незачем, тут же переметнулся к группе лиц для причастия. Заметив такое грубое нарушение установленных правил, батюшка и в этом церковном обряде ему тоже отказал, сопроводив своё повеление фразой:

– Негоже, сын мой, православному христианину неподобающим образом вести себя в Храме Божьем.

Иван Кузьмич тут же покрылся пятнами гнева, но вовремя сообразил, что находится не у себя в кабинете, и выбежал на улицу. Внутри него всё кипело и выплёскивалось наружу. «Да как он может мне, самому главному бухгалтеру, да ещё целого предприятия, указывать на дверь, – кричало в нём диким голосом. – Да кто он такой, в конце концов?». Но в этот момент кто-то неведомый прошептал ему на ухо:

– А ведь он прав. Признай, что церковь ты посещаешь, когда тебе угодно, а не Отцу нашему; молишься только для приличия; на исповеди скрываешь вторую жизнь; причастие тоже совершаешь для видимости. Пойми, что этим самым ты плюёшь себе в душу, а, по сути, метишь и попадаешь на раскалённую сковороду Дьявола. Помнишь гаишника, что недавно остановил тебя за нарушение правил дорожного движения? Тогда ты отделался простой взяткой, а сам, кривя душой, подумал: «Вот же берёт на лапу и хоть бы хны ему». Это и есть торговля совестью: ты – продавец, он – покупатель. И после этого ты называешь себя Человеком?

Затем он долго ходил по городу, раздумывал и не находил себе места.

– Иван! – неожиданно донесся до него чей-то голос.

Он обернулся. Рядом с ним стоял мужчина примерно его возраста и улыбался.

– Вы кто? – непонимающе спросил Иван Кузьмич. – Мы разве знакомы?

– Да, видимо, потрепала нас жизнь, если теперь мы не узнаём друг друга. Посмотри внимательно. Ну!

– Простите, но я вас не припоминаю, – грустно сознался Иван Кузьмич.

– А так?

Мужчина повернулся и показал шрам на правой щеке.

– Постой, постой, – наконец начал соображать Иван Кузьмич. – Витька с параллельного потока. Ты, что ли?

– Ну, конечно. А кто же ещё?

Друзья по студенческой скамье крепко обнялись и, недолго думая, зашли в ближайшее кафе. Воспоминания о былом забродили в них уже после первой рюмки.

– И где ты, чертяка, пропадал всё это время? – поинтересовался Иван Кузьмич у Виктора, хлопнув его по плечу.

– В тюрьме, – спокойно ответил тот. – Где же ещё. Она по мне давно плакала, пока я убийство не совершил.

– Ты и убийство? – удивился Иван Кузьмич.

– А, что, не похоже?

– Не верю. Ты же у нас в некотором роде активистом был. Каким же ветром тебя туда занесло?

– Ну, это не так сложно. Говорят же: «От сумы и от тюрьмы не зарекайся», и ещё: «В тюрьму двери широки, а обратно узки». Вот и думай. Хотел жить припеваючи, да на нары забрёл. Там и околачивался, считай, десять лет. Даже домом родным от безысходности величать стал.

– А кого порешил-то и за что?

– Знаешь, даже вспоминать не хочу. Успокаивает только одно: получила эта мразь по заслугам и теперь одним ничтожеством на земле меньше стало. Я же нисколько себя в этом не виню. Одно угнетает: десять лет из жизни вычеркнул, псу под хвост спустил. А в заключении, Ваня, не приведи Господь, врагу не пожелаю оказаться.

Виктор ещё долго расписывал свою историю, а у Ивана Кузьмича меж тем в душе происходил надлом. Что это было, боязнь или слабость, он ещё не понимал. Но то, что он стал в этой жизни на путь предательства и превратился в такую же мразь, о которой ему только что рассказывал Виктор, кровью сочилось из его сердца.