Текст книги "Наследник поручика гвардии"

Глава пятая
Свершилось!

Подходило назначенное ректором Петербургского университета время сдачи Матвеем экзамена экстерном. Андрей Петрович по существовавшей между ними договоренности заранее известил академика Григория Ивановича Лангсдорфа о дате и времени его проведения.

Сразу же после окончания экзамена Лангсдорф подошел к Матвею, который всё никак не мог прийти в себя.

– Поздравляю вас, Матвей Степанович, с успешной сдачей экзамена! Вы прошли нелегкое испытание, а главное – не подвели Андрея Петровича, возлагавшего на вас большие надежды.

– Спасибо, господин академик! – Матвей был явно смущен вниманием к нему известного ученого. – А Андрея Петровича я никак не мог подвести. Ведь он не просто мой учитель, он путеводная звезда всей моей жизни!

– Поэтично излагаете, Матвей Степанович, – улыбнулся Григорий Иванович, не скрывая удовлетворения. – С этих пор можете обращаться ко мне уже по имени и отчеству.

– Спасибо, Григорий Иванович! А что касается поэтичности выражения, то, как говорится, с кем поведешься – от того и наберешься, – улыбнулся и Матвей, благодарно глянув на Андрея Петровича.

Тот только усмехнулся и пригласил:

– Покорнейше прошу вас, господа, продолжить дискуссию в моем доме. Ксения Александровна уже истомилась, ожидая известий о результатах экзамена.

* * *

– Матвей Степанович сегодня с достоинством выдержал трудное испытание, по заслугам получив свидетельство об окончании лучшего высшего учебного заведения России. За вас, Матвей Степанович! – и Андрей Петрович чокнулся своим бокалом с бокалом виновника торжества.

После поздравлений наступила тишина, нарушаемая лишь перестуком столовых приборов. Нарушила всеобщее молчание хозяйка этого гостеприимного дома:

– Не смогли бы вы, Григорий Иванович, хотя бы в общих чертах рассказать о ходе экзамена? Удовлетворите мое женское любопытство, – с милой улыбкой попросила Ксения. – Ведь я единственная, кто не присутствовал при этом важном событии.

– С удовольствием удовлетворю ваше естественное любопытство, – галантно ответил академик, поддержанный понимающими улыбками мужчин. – Матвей Степанович неплохо, на мой взгляд, справился с вопросами членов экзаменационной комиссии. Особо хотел бы отметить его успехи в овладении иностранными языками, за что, честно признаюсь, побаивался. Ведь мы же, потомственные дворяне, с пеленок привыкли к общению на них, в то время как Матвей Степанович, в силу своего происхождения, был лишен такой возможности.

– Выходит, не зря Андрей Петрович установил порядок, по которому мы в нашем доме через день последовательно общались только на русском, французском, немецком и английском языках? – обрадованно прервала его Ксения, признательно глянув на супруга.

– Теперь-то понятно, откуда у Матвея Степановича за столь короткий срок появились навыки разговорной речи на иностранных языках, – удовлетворенно продолжил ученый. – А чему, собственно говоря, удивляться, если Андрей Петрович обладает превосходными методическими знаниями, являясь профессором университета?

Тот снисходительно улыбнулся:

– Это только необходимые условия, Григорий Иванович, но недостаточные. Ведь обучаемый должен обладать и соответствующими способностями.

Матвей смущенно покраснел.

– Это аксиома, Андрей Петрович. И эти способности Матвея Степановича наиболее ярко проявились, когда он вместо ответа на вопрос о представителях антарктической фауны прочел членам экзаменационной комиссии развернутую лекцию, пересыпая ее латинскими терминами. Собственно говоря, это и решило исход дела.

– А вы не припомните, Григорий Иванович, кто же это, извините за выражение, «подкинул» этот столь выигрышный для испытуемого вопрос? – хитро улыбнувшись, спросил Андрей Петрович.

Академик смиренно признался:

– Каюсь, взял грех на душу… – и тут же гневно блеснул глазами: – А кто же еще, по-вашему, должен был прийти на помощь протеже моего старинного товарища?!

Ксения, сидевшая рядом, привстала со своего места и поцеловала его в щеку.

– Вот, господа, – воскликнул Григорий Иванович, – истинная оценка моего поступка! Правильно говорят, что женское сердце не обманешь!

– За мудрость академика Лангсдорфа! – горячо поддержал его Андрей Петрович, поднимая бокал.

Когда оживленный обмен мнениями приутих, Андрей Петрович обратился к Матвею:

– Теперь, имея свидетельство об окончании университета, ты можешь претендовать и на чин коллежского асессора. Дальнейшее продвижение по службе будет зависеть только от тебя самого.

– За будущее Матвея Степановича! – провозгласил тост Григорий Иванович. – России, как считал Петр Великий, и ее науке нужна свежая кровь. – За вас, Матвей Степанович!

* * *

В кабинет степенно вошла с приветливой улыбкой на лице пригашенная им Ксения Александровна.

Андрей Петрович тоже улыбнулся. «А ведь, наверное, заглядываются на нее мужчины? – самодовольно подумал он, любуясь статью жены. – Повезло же, однако, дураку…» – самокритично дополнил он свою шальную мысль, ухмыльнувшись про себя.

Ксения присела в кресло напротив него, уверенная, что предстоит серьезный разговор. Уж так повелось в их семье: не за чашкой кофе, не в постели, расслабленно отдыхая после нежных ласк, а именно здесь, в кабинете с медвежьей шкурой на полу, они обсуждали самые важные вопросы их жизни.

– Как мне кажется, ты, Андрюша, хотел бы поговорить со мной о замужестве Лизы? – она изучающе посмотрела на него и мягко улыбнулась: – Я не ошиблась?

За почти четверть века совместной жизни они научились угадывать не только настроение, но и мысли друг друга.

– Ты, как всегда, права, Ксюша, – ничуть не удивился ее прозорливости Андрей Петрович. – Наша дочь уже выросла – невеста, да и только! – вздохнул он. – Пришло время озаботиться ее будущим.

– Да тут озабочивайся, не озабочивайся, Андрюша, но при виде Михаила Ивановича Лизонька прямо-таки вся расцветает, – с долей ревности заметила Ксения.

– Вспомни себя, когда я захаживал в гости в ваш дом, – рассмеялся он.

– Ты хочешь сказать, что все передается по наследству? – чуть порозовев, игриво спросила Ксения, вспомнив годы юности.

– Дай бог, чтобы не все, – вздохнул Андрей Петрович.

Ксения прикусила губу. Не дай бог, чтобы ее горячо любимой дочке пришлось пережить все то, что пережила она сама в ожидании ребенка. Причем, как к тому же оказалось, единственного…

Андрей Петрович все-таки, несмотря ни на что, надеялся дождаться наследника. Однако, видя внутренние страдания любимой женщины, уже пожалел о том, что с его губ нечаянно сорвалось наболевшее.

– Чего загрустила, Ксюша? – участливо спросил он. – У меня, честно говоря, есть ощущение, что наша с тобой печальная история не должна повториться.

Ксения с благодарностью посмотрела на него.

– Я верю тебе, Андрюша, – чуть слышно произнесла она и тут же задорно рассмеялась, уцепившись, как утопающий за соломинку: – Ведь не зря же Фаддей Фаддеевич называет тебя вещуном!

– И не только он, – многозначительно заметил тот, вспомнив о давних признаниях Ивана Александровича Кускова, ближайшего помощника и советника Баранова, главного правителя Русской Америки… – А как ты думаешь, Ксюша, Михаил Иванович Чуркин будет действительно достойной партией для нашей Лизы?

Та, видимо, уже не один раз обдумывала этот животрепещущий вопрос:

– Род Чуркиных, конечно, не такой древний, как твой, но тем не менее и не последний в России. Иван Васильевич, отец Михаила Ивановича, имеет чин действительного статского советника, такого же, как и у тебя. В общем, вполне соответствует нашему кругу. Сам же Михаил Иванович – перспективный, по мнению людей, хорошо знающих его, чиновник Министерства иностранных дел и имеет чин коллежского асессора. К тому же он, не в пример тебе, – улыбнулась она, – лишь на десять лет старше Лизы.

– Так отчего же ты, не задумываясь, выскочила замуж за такого «старика»? – осуждающе глянул на супругу Андрей Петрович.

– А как же я могла поступить иначе, увидав тебя, Андрюша, в музее Адмиралтейского департамента в парадном мундире капитана лейб-гвардии Преображенского полка с орденской лентой через плечо и усыпанного звездами и крестами?! Да еще в присутствии самого государя императора!

– Только и всего? – притворно удивился тот.

– А что, разве этого мало для того, чтобы вскружить голову юной девушке? – счастливо рассмеялась Ксения.

– Но ведь Михаил Иванович, к сожалению, такими регалиями не располагает, – в глазах Андрея Петровича забегали веселые чертики.

– А где же ты прикажешь искать в женихи нашей дочери такого мужчину с положением и наградами, как у тебя, но не успевшего еще к сорока годам устроить свою семейную жизнь?

– Видать, такие женихи и вправду редкость, – не без тени самодовольства изрек он.

– То-то и оно! – рассмеялась Ксения.

– Ну да ладно. Посмеялись – и будет! – подвел итог их дружеской пикировке Андрей Петрович. – Будем считать, что с выбором жениха для Лизы вопрос решен. Так, Ксюша?

– Так, Андрюша, – отозвалась та, и глаза ее увлажнились.

– Та чего это, а? – озадачился он. – Вроде бы радоваться надо, а не слезы пускать.

– А я и радуюсь. Очень радуюсь. Но ведь скоро Лизонька покинет наш дом. Осиротеем мы с тобой… – она уже откровенно расплакалась.

«Тогда надо было рожать сына!» – чуть было не воскликнул Андрей Петрович, но вовремя спохватился и вместо этого твердо заявил:

– Нужен наследник, Ксюша, вот что!

– Я все понимаю, Андрюша. Но не могу представить, как это мы с тобой останемся одни, – слезы катились по ее лицу.

«Ох, уж эти женщины…» – он вздохнул и, налив в фужер воды из графина, подал его жене. Та послушно, как незаслуженно обиженный ребенок, сделала несколько глотков.

– Я в порядке, Андрюша, – виновато улыбнулась она.

Андрей Петрович позвонил в колокольчик и приказал слуге позвать молодую барыню…

Лиза впорхнула в кабинет. «Ну, прямо как Ксюша в молодые годы!» – загляделся на дочь Андрей Петрович.

– Присаживайся рядом с мамой, Лиза, – пригласил он. – Есть серьезный разговор.

Та сразу же порозовела, видимо, догадавшись о его содержании.

– Ты уже получила золотой вензель Смольного института[46]46
  Выпускницы Смольного института благородных девиц, основанного Екатериной Великой в 1764 году, получали нагрудный знак – золотой вензель в виде инициала императрицы на белом банте с золотыми полосками.


[Закрыть], – Андрей Петрович удовлетворенно хмыкнул, – и мы с мамой пришли к выводу, что пришла пора оформить ваши отношения с Михаилом Ивановичем. Надеюсь, для тебя это не является неожиданностью?

Глаза Лизы загорелись.

– Нет, папенька, – потупилась она.

– Ну и слава богу! – широко перекрестился Андрей Петрович. – Стало быть, будем посылать к Чуркиным сватов.

* * *

Андрей Петрович никак не мог сосредоточиться. Написание статьи не клеилось, и он отложил в сторону гусиное перо. Причина же этого была ясна – роды Лизы.

Когда поступило сообщение об их приближении, возбужденная Ксения предложила собираться к Чуркиным и ему. Но Андрей Петрович неожиданно для нее отказался.

– В чем дело, Андрюша?! – непонимающе воскликнула она, задетая за живое, как ей показалось, его пренебрежением к столь важному событию.

Тот виновато улыбнулся:

– Боюсь, что в случае очередной неудачи я не выдержу и просто-напросто разрыдаюсь в присутствии Михаила Ивановича. А мне бы очень не хотелось тем самым обидеть его.

Сердце Ксении сжалось. Этот горячо любимый ею сильный духом мужчина мужественно встречал удары судьбы – всегда, за все годы совместной жизни с ним. Она своей женской, редко подводившей ее интуицией поняла, что творилось в его душе, истерзанной столь долгим ожиданием наследника и в порыве нежности обняла его.

– Какой же ты глупый у меня! – прошептала Ксения. И отстранилась, как бы заново изучая выражение его лица. – Разве же можно так истязать себя?! – ее глаза излучали нежность. – Ведь Лизонька-то в отличие от нас с мамой забеременела почти сразу же после замужества. Потому-то она должна непременно родить мальчика! – сделала вывод Ксения, победно глянув на своего «бестолкового» супруга.

Тот согласно кивнул и откровенно рассмеялся:

– Вот это как раз и называется «женской» логикой.

– Смейся, смейся, господин ученый! – ничуть не обидевшись на его слова, улыбнулась Ксения. – Вот увидишь – именно так и будет.

Он нежно похлопал ее по спине.

– То-то и оно, Андрюша! – удовлетворенно сказала Ксения и вдруг спохватилась: – А как же мы назовем внука?

– Да, это дело вроде бы как родителей…

Ксения вспыхнула:

– Так-то оно так, но у нас же должен быть свой вариант?

– Давай назовем его Петром. В честь моего батюшки, – предложил Андрей Петрович. – Во всяком случае, именно так я и назвал бы своего сына.

– Петруша, Петрушенька, – с нежностью произнесла Ксения, словно прислушиваясь к своему голосу. – Замечательное имя! – она счастливо засмеялась. – Какой же ты у меня умница, Андрюша! Именно так и назовем нашего внука.

– Его надо, между прочим, сначала еще родить, Ксюша, – напомнил Андрей Петрович.

– Подумаешь, эка невидаль, – беззаботно ответила та, считая, что главный вопрос – рождение внука – уже окончательно решен…

…Время в одиночестве тянулось изнурительно медленно. «Правильно говорят, что нет ничего хуже, чем ждать и догонять, – усмехнулся Андрей Петрович. – Но как же там все-таки обстоят дела у Лизы?» Он вышел на крыльцо, чувствуя на себе тревожные и в то же время сочувствующие взгляды прислуги. «Надо было в Русской Америке научиться курить, что ли? Все-таки было бы хоть чем убить время и как-то успокоить себя».

Шувалов вернулся в кабинет, взял в руки последний сборник статей Академии наук, сел в кресло. Пытался углубиться в чтение. Но столь любимое им занятие не принесло обычного удовлетворения – мысли путались, смысл ускользал от понимания. Он тяжко вздохнул.

На дворе послышался какой-то неясный шум. Это кучер, бросив бричку у ворот, оттолкнул дворника, открывшего массивную калитку, метнулся к крыльцу, на ходу крикнув, чтобы тот завел экипаж во двор.

– Барин! Ваше превосходительство! Мальчик! – одним духом выпалил хозяину кучер.

Шувалов продолжал смотреть на него непонимающим взглядом.

– Барыня, Ксения Лександровна, наказали спешно сообщить вам, ваше превосходительство, что Лизавета Андреевна родила сына! – пытался более внятно сообщить кучер радостную весть.

До сознания Андрея Петровича, истерзанного ожиданием, наконец-то дошел смысл сказанного. Свершилось! Он встал и, повернувшись к образам, широко и троекратно перекрестился.

* * *

Ксения вернулась домой после визита к Чуркиным в приподнятом настроении.

– Михаила Ивановича назначили в дипломатическую миссию полковника Игнатьева, которую посылают в Бухарский эмират, его советником! – еще с порога радостно сообщила она.

– И чего же это ты так радуешься? – подозрительно спросил Андрей Петрович.

– А как же? – не обращая внимания на скептический тон мужа, воодушевленно продолжила Ксения. – Во-первых, ему обещали в ближайшее время пожаловать чин надворного советника. А во-вторых, через год-другой направить на службу в одно из европейских посольств. Вот так!

– И что же, он потянет за собой в эту среднеазиатскую дыру и Лизу с Петрушей?! – забеспокоился Андрей Петрович.

Ксения снисходительно посмотрела на него:

– Нет, Андрюша, успокойся! Михаил Иванович решил, что его семья, пока он не устроится на новом месте, останется в Петербурге.

– Что это значит «пока»?

– Это значит, что потом видно будет, – Ксения обиженно поджала губы.

– В нормальных семьях такие важные вопросы принято решать на семейном совете, – жестко сказал Андрей Петрович. – Или я, может быть, не прав?

Ксения знала принципиальный подход к любому делу супруга, и ее тут же охватили сомнения:

– Но ведь Михаил Иванович все-таки тоже глава их семьи, – уже не так уверенно пояснила она.

– Никто и не собирается оспаривать его права. Меня же в данном случае заботит исключительно будущее Петруши. Ведь ему-то и двух годиков еще не исполнилось, он только научился держаться на ножках, его организм еще не окреп, а его собираются увезти из столицы к черту на кулички, в полудикую страну с опасным для здоровья климатом. Ты что, Ксюша, разве не понимаешь?!

Ксения, прижав руки к груди, смотрела на него широко открытыми глазами. До нее стал доходить смысл слов Андрея Петровича – Петрушеньке, ее кровиночке, угрожает опасность! В ней вдруг проснулся неистребимый, всепобеждающий женский инстинкт сохранения потомства.

Андрей Петрович тревожно глянул на побледневшую супругу:

– Что это с тобой, Ксюша?! – испуганный ее видом, участливо спросил он.

– Клянусь тебе, Андрюша, что Петруша в младенчестве никогда никуда не уедет! – ее глаза горели фанатичным огнем.

Он нежно обнял ее.

– Не будем кидаться из крайности в крайность, Ксюша. Вот это я тебе точно обещаю.

Та прижалась к его широкой груди, чувствуя себя надежно защищенной от всяческих житейских невзгод…

* * *

Ксения рыдала, сидя на диване и закрыв лицо руками. Андрей Петрович обнял ее за вздрагивающие плечи. Но как можно утешить дорогого человека, когда на их семью обрушилось такое неожиданное несчастье? Из Бухары пришло сообщение о скоропостижной кончине Михаила Ивановича. Диагноз: желтая лихорадка. Трое суток он метался в горячке, но спасти его так и не удалось. «Нередкий случай для тех мест», – пояснили доктора.

Ксения наконец-то смогла говорить:

– На Лизу страшно смотреть: лицо почернело, сама как будто окаменела, – утирая слезы, рассказывала она Андрею Петровичу. – Петруша к ней: «Мама, мама!». А она гладит его по головке и молча смотрит в одну точку. Я-то хоть плачу, а она все время молчит и ни одной слезинки. Так ведь и умом тронуться можно, – Ксения выжидательно посмотрела на него.

– Раз уж случилось такое несчастье, – глухо, как бы раздумывая про себя, произнес он, – надо бы Лизе с Петрушей вернуться в наш дом. Тем более, что у нее со свекровью и так отношения не ахти какие. А здесь ей с мальчиком будет гораздо спокойнее.

Глаза Ксении засветились радостью:

– Какой же ты умница, Андрюша! Я же с тех пор, как Лизонька переехала к мужу, не трогала ее комнату. Даже наказала прислуге менять постельное белье на ее кровати так же, как и раньше. Зайду, бывало, в ее комнату, когда ты на лекциях в университете, поплачу и вроде как легче станет. А теперь я смогу целиком посвятить себя воспитанию нашего Петрушеньки!

– Ты действительно, Ксюша, будешь для него заботливой бабушкой.

– А ты заменишь Петруше отца, – тут же счастливо подхватила Ксения, окончательно забыв про слезы.

– Дед заменить отца не может, – назидательно заметил Андрей Петрович.

– Это почему же? – искренне удивилась она.

– Потому как из-за любви к внуку ему не хватит строгости.

Ксения даже нашла силы улыбнуться.

– Баловать внука – это удел бабушки, а ты уж изволь проявить подобающую строгость в его воспитании. – Ксения обняла его. – Ты все сможешь, Андрюша! Я же очень хорошо знаю тебя, твою волю, твою целеустремленность. Ты станешь для Петруши не только хорошим дедом, но и отличным отцом. Вот попомни мои слова!

* * *

После завтрака Петруша позвал как-то Андрея Петровича в кабинет. Ксения с Лизой настороженно переглянулись. Они-то по собственному опыту хорошо знали, что это могло означать.

– Дедуля, мне уже одиннадцать лет.

Андрей Петрович улыбнулся:

– Ты, Петруша, затем и позвал меня, чтобы сообщить эту сногсшибательную новость?

– Нет. Я просто констатирую этот факт.

– Сразу виден внук профессора, – усмехнулся Андрей Петрович. – А что по существу?

– Теперь по существу, – не принял тот игривого тона деда.

«Растет внук, – удовлетворенно отметил Андрей Петрович. – Но что-то волнует его. И довольно сильно».

– Я учусь в гимназии, и по ее окончании должен буду поступать в университет. Так?

– Так.

Петруша напряженно посмотрел на него и вдруг улыбнулся:

– У меня, дедуля, есть другое предложение.

– Я весь внимание, – Андрей Петрович пытался уловить ход мыслей внука.

– Понимаешь, я еще до поступления в гимназию потихоньку брал в твоем кабинете старинные книги с рисунками о путешествиях в разные страны и часами рассматривал их.

– Но ведь эти книги находятся на верхней полке стеллажа, чуть ли не под самым потолком. Как же ты смог достать их?

– Очень просто, – доверительно хихикнул Петруша. – Мне их доставала бабуля. Только прошу тебя не проговориться ей про эту нашу тайну, – заговорщицки попросил он, преданно заглядывая ему в глаза. – Я как только научился читать, так с упоением стал читать их. Вот с тех самых пор и «заболел» морскими путешествиями.

– Что же ты мне раньше не рассказывал про эту свою болезнь? – озадаченно спросил Андрей Петрович.

– Так ведь я боялся, что ты рассердишься и отберешь у меня эти книги, взятые без твоего спроса, – честно признался Петруша.

– А теперь вдруг перестал бояться?

– Только потому, что пришло время посоветоваться с тобой. Я понял, что поступление в университет – не моя дорога в жизни. Поэтому прошу твоего согласия на поступление в Морской корпус, – он посмотрел на Андрея Петровича твердым взглядом человека, уже принявшего окончательное решение.

Наступила томительная пауза.

– Ты, Петруша, уверен?

– Абсолютно, дедуля, – облегченно вздохнул тот, ожидавший всплеска эмоций у деда. – Ведь вспомни, как перед сном ты сам вместо сказок, как это делала бабуля, рассказывал мне о своих приключениях. А твои рассказы о путешествиях и по Русской Америке, и по Калифорнии, и по Новой Зеландии, и в антарктических полярных льдах, когда я стал уже постарше? Так я же, кроме того, совсем недавно прочитал и твой роман о захватывающих приключениях в течение двух десятков лет. И как, спрашивается, должен поступить я после всего этого?

Андрей Петрович задумался.

– Как я понял, ты считаешь, что причиной твоей «болезни» является пример моей жизни?

– Конечно, дедуля! Чего же тут неясного?! – удивленно воскликнул Петруша.

Не менее удивлен был и Андрей Петрович. Ему, конечно, льстило, что внук так близко принял к сердцу коллизии его жизни, но при всей своей проницательности никак не мог предположить, что настолько. Ведь как-никак внук ставил вопрос о своем будущем! И дед в смятении боялся допустить непоправимую ошибку.

– Должен, однако, предупредить тебя, Петруша, что время великих географических открытий, к сожалению, уже закончилось.

– А служение Отечеству?! Ведь только в этом году адмирал Нахимов наголову разгромил турецкую эскадру в Синопском морском сражении[47]47
  Синопское сражение – разгром турецкой эскадры русским Черноморским флотом 18 (30) ноября 1853 года под командованием адмирала Нахимова. Турецкий флот был разгромлен в течение нескольких часов.


[Закрыть]. Это ли не пример служения Отечеству уже в наши дни, дедуля?!

– Ты, конечно, прав, Петруша. Но это ведь, так сказать, только одна сторона медали.

– Будет и другая, дедуля. Ведь практически еще не обследован Дальний Восток…

Андрей Петрович с интересом посмотрел на внука. «Одиннадцатилетний подросток, а мыслит категориями взрослого человека!» – был приятно удивлен он, сделав для себя очередное открытие.

– Ты твердо уверен в своем выборе?

– Безусловно, дедуля!

– Ну, что же, – удовлетворенно сказал Андрей Петрович, – тогда зови маму и бабушку на семейный совет.

– Есть! – вскочив с кресла, с готовностью и по-флотски коротко ответил сияющий внук…

Ксения и Елизавета чуть ли не вбежали в кабинет в сопровождении счастливого Петруши. Они за все время беседы деда и внука так и не сказали друг другу ни слова, терзаемые неведением за дверью.

– Присаживайтесь, дамы! – пригласил Андрей Петрович.

Те, видя его улыбку, несколько успокоились.

– Должен сообщить вам, что Петр Михайлович, – женщины непроизвольно вздрогнули, впервые услышав обращение деда к внуку по имени и отчеству, – принял решение поступать в Морской корпус и стать флотским офицером.

Если бы где-то рядом взорвался фугас, то это не произвело бы такого эффекта, как слова, произнесенные главой семьи.

– Андрюша! – забыв о том, что здесь присутствовали люди, которые ни разу не слышали их интимных обращений друг к другу, воскликнула Ксения. – Я ведь, как сейчас, помню тревогу, с которой ожидала твоего возвращения из плавания на «Кротком». Почему же ты хочешь снова подвергнуть теперь уже нас с Лизой этой же пытке, но уже, страшно подумать, с нашим внуком?!

– Потому, что с Божьей помощью наша дочь родила сына, за что ей от нас с тобой нижайший поклон, – он благодарно сделал полупоклон дочери. – Но неужели ты, Ксения Александровна, и в правду считаешь, что тысячи и тысячи матерей и жен русских моряков менее вас переживают за своих любимых мужчин, уходящих в дальние плавания или в боевые походы против недругов нашего Отечества?!

Петруша вскочил и, обежав стол, со слезами на глазах крепко, по-мужски, обнял деда.

– Вот, собственно говоря, и весь наш мужской сказ вам, дорогие и любимые наши женщины, – дрогнувшим голосом произнес Андрей Петрович…

В том же, 1853 году, по высочайшему повелению императора Николая I Петр Михайлович Чуркин был зачислен в Морской кадетский корпус.

* * *

Когда Петруша был переведен в старший класс Морского корпуса и стал гардемарином, Андрей Петрович испросил аудиенцию у морского министра.

– Рад видеть вас, уважаемый Фердинанд Петрович! Все-таки успел застать вас с тремя черными орлами на эполетах, как и предсказывал лет… – Андрей Петрович запнулся на пороге большого кабинета, прикидывая в уме.

– Двадцать семь лет тому назад, Андрей Петрович, – улыбаясь, подсказал барон Врангель. – Присаживайтесь, Андрей Петрович, – пригласил министр, указав на кресло напротив себя. – И что же, разрешите полюбопытствовать, привело вас ко мне через столько лет? – спросил он.

– Должен признаться, дело не государственное, коими вы и призваны заниматься, Фердинанд Петрович, по должности. Мое дело – исключительно личного характера.

Адмирал улыбнулся:

– Когда-то и я обращался к вам тоже с просьбой, так сказать, личного свойства. Так что ничего удивительного в этом не вижу.

– Спасибо на добром слове, Фердинанд Петрович. А пришел я к вам по поводу внука. Он сейчас обучается в Морском корпусе, и только что переведен в старший класс.

– Я, честно говоря, завидую вам, ибо тоже хотел бы видеть своего внука гардемарином. Так в чем же тогда проблема, Андрей Петрович?

– А дело в том, что я просил бы вас, Фердинанд Петрович, используя ваше высокое служебное положение, устроить так, чтобы его после окончания Морского корпуса и производства в мичманы направили для прохождения дальнейшей службы на судно, которое бы в скором времени собиралось на Дальний Восток.

Барон внимательно посмотрел на него:

– Я был бы безмерно счастлив, если бы ко мне как к морскому министру обращались с подобными личными просьбами. Не пристроить своего наследника куда-нибудь поближе к столице, на тепленькое местечко, а отправить его на край света, туда, где мы с вами, Андрей Петрович, провели свои лучшие годы. А посему я непременно и с большой охотой выполню вашу просьбу. Если, конечно, к тому времени останусь в этом кресле, – усмехнулся он.

– Вы, Фердинанд Петрович, рассуждаете так, как будто морских министров меняют, чуть ли не через год. Вспомните хотя бы маркиза де Траверсе, который был морским министром семнадцать лет. А вы ведь им еще и шестидесяти не отслужили.

Врангель вздохнул:

– У нас же новый император, а ближайшее окружение Александра Второго склонно к различным реформам, в том числе и на флоте, что само по себе не так уж и плохо, учитывая итоги проигранной нами Крымской войны[48]48
  Крымская война – военный конфликт 1853–1856 гг. между Российской империей и коалицией в составе Британской, Французской и Османской империй и Сардинского королевства. Закончилась тяжелым и унизительным для России Парижским мирным договором (1856).


[Закрыть]. А условия Парижского мирного договора очень и очень тяжелы для России…

– Реформы действительно нужны, – согласился Андрей Петрович. – И в первую очередь, на мой взгляд, это касается отмены крепостного права… Однако будем надеяться, – улыбнулся он, – что вы не покинете этого кабинета по крайней мере до тех пор, пока мой внук не окончит Морской корпус.

– Будем надеяться, Андрей Петрович. Во всяком случае, я обязательно выполню данное вам обещание.

– Если я еще располагаю каким-то временем, – Андрей Петрович вопросительно посмотрел на министра, – то хотел бы выяснить у вас, Фердинанд Петрович, еще один интересующий меня вопрос.

– Безусловно, Андрей Петрович. Я дал указание адъютанту не беспокоить меня до окончания аудиенции с вами.

– Спасибо, Фердинанд Петрович. Мои друзья, кстати, и ваши знакомые, уже ушли, как говорится, в мир иной. Я имею в виду академика Григория Ивановича Лангсдорфа и адмиралов Беллинсгаузена и Лазарева, – он тяжко вздохнул. – Поэтому меня волнует судьба Федора Федоровича Матюшкина. Не коснулось ли его следствие по делу декабристов?

– Мне известно, – с готовностью откликнулся Врангель. – что его имя вроде бы значилось в списке членов так называемой Морской управы «Северного общества» декабристов.

– Морской управы? Это что еще за структура?

– Декабристы намеревались после свержения самодержавия и установления в России республиканской формы правления выслать всех многочисленных членов дома Романовых за пределы Российского государства. Этим-то и должна была заниматься Морская управа, подготовив соответствующее количество военных кораблей. Ее формированием занимался капитан-лейтенант гвардейского флотского экипажа Муравьев-Апостол, младший брат одного из казненных декабристов.

– И как же образом Матюшкину в этом случае удалось избежать наказания? – озадаченно спросил Андрей Петрович.

Врангель развел руками:

– Вот этого я и не знаю, – откровенно признался он. – Возможно, уже прошло много времени после начала работы следственной комиссии к моменту возвращения «Кроткого» из кругосветного плавания, а может быть, подследственные декабристы не подтвердили его членства в Морской управе. Кто знает? Во всяком случае, если бы Матюшкин был признан виновным, то и я бы тоже вряд ли занимал место здесь, – он обвел рукой просторный свой кабинет.

– Ну и слава богу! Я очень рад, что Федор Федорович оказался вне подозрений, – облегченно заметил Андрей Петрович. – А как сложилась его дальнейшая судьба?

Морской министр утвердительно кивнул:

– С середины тридцатых годов он служил на Черном море, командуя сорокачетырехпушечным фрегатом «Браилов», – Врангель вдруг, улыбнувшись, покачал головой: – Вспомнил один его неординарный поступок: надо хорошо знать Федора Федоровича, чтобы это понять. Ведь когда он узнал о смерти Пушкина от ранения, полученного на дуэли с Дантесом, то приказал дать залп из всех орудий фрегата, стоящего на рейде Севастополя, заявив при том, что все офицеры эскадры должны знать о гибели великого русского поэта. Такой вот своего рода реквием по Александру Сергеевичу, – вздохнул он.

– Да, действительно далеко не ординарный поступок флотского офицера, тем более командира фрегата, – задумчиво произнес Андрей Петрович. – Федор Федорович до конца остался верен лицеистской дружбе.

Врангель согласно кивнул головой и продолжил:

– С началом Крымской войны он был переведен на Балтику, назначен начальником порта и военным губернатором Свеаборга[49]49
  Свеаборг (Шведская крепость) – бастионная система укреплений на островах близ столицы Финляндии Хельсинки.


[Закрыть], на который ожидалось нападение англо-французской эскадры. А сейчас служит здесь, в Петербурге, в военно-морском ведомстве, имея чин вице-адмирала.