Текст книги "Новая Зона. Калейдоскоп"

Машинист, выпучив глаза, смотрел, как медвежонок медленно спускается с холма. Тот явно собирался следовать за людьми, поэтому группа заторопилась со сборами.

Денис же застыл столбом, взирая на неуклюжие движения живой игрушки, которая живой на самом деле не была. Медведь наконец спустился с мусорной кучи, чуть не зацепившись лапой за острый штырь, и целенаправленно побрел к парню, рассматривая его глазом-пуговицей. Перед молодым человеком тотчас встала давняя картина кошмара, донимавшего его в раннем детстве. В этом сне он лежал в своей маленькой кроватке с деревянными перекладинами по бокам. Неожиданно в ночной темноте его внимание привлекал странный звук, и вскоре сквозь частокол перекладин заглядывал плюшевый мишка. Он карабкался на кровать, цепляясь лапами, и, перевалившись через боковину, ловко спрыгивал на одеяло. Мальчик явственно чувствовал на себе вес плюшевого зверя, который неторопливо приближался от ног к голове ребенка, смотря ему в лицо холодными мертвыми глазами. Протянутые вперед передние лапы будто бы нацеливались на горло. В ужасе маленький Дениска натягивал одеяло на голову, однако настойчивый монстр, замерев в районе его груди, терпеливо ждал, когда ребенок высунется наружу из своего укрытия. Дрожа и обливаясь по́том, едва дыша под теплым одеялом, мальчишка беззвучно шептал: «Уходи! Уходи прочь!» – но ночной гость явно никуда не спешил… А потом мальчик просыпался и при свете утреннего солнышка обнаруживал плюшевого медвежонка сидящим на своем месте – на открытой полке в шкафу. Вот только Денис был уверен, что медведь просто претворяется игрушечным, а в полночь вновь превратится в чудовище, которое хочет его задушить.

– Ты чего встал как вкопанный? – Рябой дернул парня за плечо. – Пойдем скорее, а то на меня плохо действуют подобные фокусы «Вятки».

Рябой в детстве тоже был наслышан об историях с ожившими игрушками и, в отличие от Дениса, знал пару реальных фактов, когда в игрушки на самом деле вселялись демоны и те оживали. Правда, проверить эти факты он никак не мог, но доверие рассказчики вызывали, так что…

Медведь тем временем запнулся и упал в грязную лужу, откуда вылез еще страшнее. Он протянул лапу Денису, будто прося его о помощи, однако тот лишь нервно поморщился и пошел прочь, увлекаемый проводником.

Внезапно Костров, шедший рядом с Волкогоновым, что-то приметил на земле, упал на колени и стал отчаянно запихивать комья земли себе в карманы.

– Иваныч, ты чего? – Волкогонов схватил «туриста» за плечо, но тот со злостью отпихнул его руку и продолжил свое занятие. Земля высыпалась из карманов, а машинист отчаянно продолжал наполнять их.

– Чего это он? – Рябой, волочащий за собой Дениса, остановился рядом с товарищем, удивленно рассматривая занятого странным делом машиниста.

– Черт его знает, что ему привиделось, – в сердцах бросил Волкогонов, снова пытаясь оторвать Кострова от земли. Василий Иванович зарычал, словно зверь, и едва не укусил проводника. – Совсем ошалел! – Волкогонов едва успел одернуть руку.

Рябой оглянулся, дабы убедиться, что ожившие игрушки их больше не преследуют, затем нагнулся к Кострову и с силой ударил его раскрытой ладонью по щеке. Тот дернулся и с удивлением воззрился на обидчика, пытаясь сообразить, почему это он стоит на коленях, а его руки в грязи. Он отрешенно уставился на ладони, потом перевел взгляд на карманы, набитые грязью, и с ужасом начал вытаскивать землю обратно, подвывая, будто они были полны чем-то неприятным и мерзким. Он даже стянул с себя куртку и долго вытряхивал ее, чтобы убедиться, что в карманах точно ничего нет.

– Привиделось чего, Иваныч? – Рябой подмигнул машинисту, чтобы тот не серчал на него за пощечину.

– Не поверишь! – Глаза машиниста расширились и стали размером с блюдце. – Померещилось, что передо мной на земле золотые монеты россыпью лежат! Я бросился их собирать и в карманы запихивать, а потом – глядь! – а это и не монеты вовсе, а опарыши навозные. Белые, жирные. Ползают по рукам и шевелятся в карманах. Бр-р-р! Мерзость какая…

– Бывает, – бросил Рябой и многозначительно посмотрел на Волкогонова, чтобы тот принял к сведению заморочки клиента и впредь ожидал от него подобных метаморфоз на маршруте.

Край свалки отмечался перелеском, а за лесом уже начиналась другая локация, и проводники надеялись, что, убравшись с полигона, они больше не станут добычей голодных бродячих псов и странных оживших игрушек. Рябой прислонил ружье к дереву и повесил патронташ на сучок.

– Мусорщик просил оставить оружие здесь, когда минуем свалку, – ответил проводник на немой вопрос Волкогонова. – Сам понимаешь, ему тут без ружья никак.

– Эх, надо было с ним обстоятельно побеседовать, выяснить, с какой он Территории, – сокрушался Волкогонов. – Может, в этом и кроется причина появления свалки на «Вятке»! Может, дело не в персональном квесте и не во временны́х парадоксах, а в том, что в этой точке пересекаются две или даже больше Территорий.

Глава пятая
Зверь

Петр открыл глаза, неожиданно осознав, что заснул сидя. Костер давно прогорел, и даже угли превратились в серый пепел. Он поежился, понимая, что за ночь здорово продрог, но разводить огонь снова не было смысла – нужно отправляться в дорогу. Он взглянул на левую руку, которая превратилась в настоящее полено. Отек сполз вниз, и кулак опух так сильно, что стал похож на молот. Вероятно, все-таки перелом. А так хотелось верить, что всего лишь ушиб! Мало того, что рука была теперь ни на что не способна, так еще и ныла ужасно, с прострелами, поэтому после нехитрого завтрака Петру пришлось выпить таблетку обезболивающего и ждать, пока боль утихнет.

Страшный и грязный старик, преследовавший его накануне, сгинул, и Петр, подумав, решил, что это очередной морок «Вятки» или страшный сон, привидевшийся ему от усталости. Он неловко закинул рюкзак за спину, с трудом продев левую руку в лямку, и повесил сломанную конечность на перевязь. Поднял палку и, опершись на нее, встал на ноги, даже после недолгого забытья чувствуя усталость.

Цепкие хвойные лапы так и норовили разодрать одежду или выколоть глаз, приходилось раздвигать их палкой, а местами опускаться чуть ли не на четвереньки, что оказалось крайне неудобно с одной действующей рукой. Стоило ему встать на колени, чтобы пролезть под очередной низкой веткой, влага тотчас напитывала штаны – почва была откровенно мокрой. Чем дальше он углублялся в лесную чащу, тем темнее становилось вокруг. Казалось, что дневной свет сюда вовсе не проникает и здесь всегда царит мрак. Петр даже стал подумывать о фонаре, но вскоре выбрался на более или менее свободное пространство и, отбросив палку, которая на последних метрах больше мешала, чем помогала, побрел туда, где, как ему казалось, виделся просвет.

Изредка ему слышался хруст веток за спиной. Тогда он замирал на месте, ожидая, что звук повторится. То ли странный старик все же следовал за ним, то ли это чащоба играла с путником – так или иначе, каждый раз хруст затихал раньше, чем Пете удавалось определить направление и расстояние до его источника. С веток не слетали потревоженные птицы, в чаще не попадались испуганные кем бы то ни было звери – все снова стало таким же, каким и было на «Вятке» – безмолвным и пугающим.

Впереди показалась стена из красного кирпича, и Петр поспешил выбраться к ней из чащи. Пройдя с сотню шагов, он оказался на небольшой полянке, посреди которой высился явно брошенный трехэтажный дом.

Волкогонов предупреждал, что подобные строения могут таить угрозу, но в этот раз Петя чувствовал, что оно неспособно ему навредить. Присмотревшись получше, он неожиданно понял, где видел его раньше, и присвистнул от удивления. Когда несколько лет назад он учился в колледже, в точно таком же здании из красного кирпича, построенном еще в середине девятнадцатого века, располагалось его общежитие.

– Быть этого не может! – обрадовался Петр; на него невольно нахлынули приятные воспоминания, связанные со студенческими годами.

Но в отличие от настоящего общежития, где он провел много месяцев бок о бок с однокурсниками, это здание выглядело далеко не лучшим образом и казалось покинутым давным-давно. В окнах не осталось ни одного стекла, будто все их вынули за ненадобностью. Зеленый мох полз по кирпичам наверх, грозя захватить все стены целиком. Входная дверь тоже отсутствовала – своеобразное такое приглашение войти. И все же Петр понимал, что внутри его может ожидать что угодно.

С другой стороны, если здание возникло на пути, он так или иначе обязан заглянуть внутрь. Тем более что ему в приступе ностальгии самому захотелось посмотреть на комнату, в которой он провел, можно сказать, лучшие годы юности. Точнее, на трансформацию его памяти о комнате в интерпретации «Вятки». Он вздохнул и переступил порог.

Здесь повсюду лежал толстый слой пыли; сквозной коридор был завален листвой, хвоей и прочим сором. Прямо перед ним стоял стол вахтера. Пустой, разумеется. А вот в те времена, когда Петя здесь жил, вахтер имелся, да еще какой! Одним взглядом менял направление движения юнцов, так и норовивших проскочить в женское крыло, где жили сверстницы из пединститута. Обогнув стол по дуге, точно аномалию, Петр повернул налево и отметил, что во всех комнатах отсутствуют двери. Можно было зайти в любую, правда, смотреть там оказалось не на что. Кое-где сохранилась старая мебель – кровати, столы и колченогие стулья. Поблекшие от времени обои отклеивались от стен и скатывались в рулоны. Повсюду царили разруха и запустение.

Петр поднялся на третий этаж. Во время учебы на последнем курсе он проживал в комнате с цифрой «35» на потертой табличке. Саму комнату Петя определил сразу, хотя, как и у других, у нее отсутствовала входная дверь и, как следствие, искомый номер. Внутри практически ничего не изменилось: у окна одиноко притулился письменный стол, вдоль стен высились две двухъярусные кровати, так что здесь могли жить сразу четверо студентов. Больше в помещении сейчас ничего не было. Вообще-то в былые времена каждому полагалось по тумбочке для личных мелочей – собственно, это всё, чем мог располагать старшекурсник, остальное – начиная от электроплитки и простыней и заканчивая едой – требовалось добыть, что уже само по себе являлось квестом с учетом мизерной стипендии. Но какой ерундой тогда казались бытовые неудобства и отсутствие средств! В юности и море по колено, если ты точно знаешь, что тебе определенно нужно на тот берег.

Снова нахлынули воспоминания, и мысли неожиданно перетекли в другое русло. Он подумал о другом крыле, о правом, женском, где некогда жила девушка, с которой у Петра приключилась грустная история.

Он познакомился с Мариной на втором курсе. Она училась в педагогическом на преподавателя истории. Смешливая и задорная девчонка сразу понравилась стеснительному юноше. Он долго боялся к ней подойти, но все же нашел в себе силы познакомиться и завязать разговор. Оказалось, что у них много общего, и назавтра они встретились снова. Их прогулки по парку и походы в кафе продолжались около месяца, прежде чем он набрался храбрости и впервые ее поцеловал. Петя готов был прыгать от восторга! Еще бы – первые по-настоящему серьезные отношения с девушкой!

Но радовался он рано: оказалось, что Марина предпочитала парней более напористых. И кое-кто оказался проворнее скромного Петра – по крайней мере, сопернику точно не понадобился месяц ухаживаний, и в постели Марины он оказался куда скорее, чем Петя в свое время решился на поцелуй. Все случилось здесь же, в общежитии. Неизвестно, каким образом тот парень прошмыгнул мимо бдительного вахтера на входе и непроходимого коменданта на этаже, но факт остается фактом: Марина Пете изменила. Тогда он искренне собирался сделать какую-нибудь глупость, но товарищи вовремя подхватили его, что называется, под руки, и вместо мира иного он ушел в многодневный запой…

Наверное, сейчас было бы даже забавно увидеть ее комнату – святая святых для Пети в те времена и проходной двор для других парней. Он перешел в соседнее – женское – крыло. Странно, но только у нужной комнаты сохранилась дверь. Петр мог поклясться, что слышит за ней какие-то звуки. Он взялся за ручку, потянул вниз и услышал щелчок. Не заперто.

В комнате все было так, как он представлял себе ночами, терзаясь самобичеванием и мучаясь от боли, вызванной предательством возлюбленной и потерей доверия к людям в целом. За окном угасал день, а в полутьме на узкой одноместной кровати возились двое – Марина и незнакомый парень. Она обернулась на открывшуюся дверь и замерла, увидев перед собой своего нелепого ухажера, который стоял в грязном пыльнике и держал на перевязи сломанную руку. Девушка прикрыла обнаженную грудь и не могла отвести глаз от Петра. Чего больше было в этом взгляде – стыдливого испуга или вызова?

Из-под одеяла показалась голова незнакомца, он недовольно посмотрел на визитера и потребовал, чтобы «этот идиот свалил в закат». Растерявшийся Петр немедленно захлопнул дверь и прижался к ней горячим лбом. Через минуту, напомнив себе, что годы студенчества давно миновали и сейчас он на Территории, где ни Марины, ни общаги быть не может, он бросил взгляд по сторонам: да, все верно, он в пустующем коридоре покинутого здания из красного кирпича. И это, мать вашу, не юность неудачника с грудой комплексов, а персональный маршрут нового проводника «Вятки»!

– Да какого черта?! Щас сам у меня в закат уйдешь, понял?!

Петр пинком распахнул дверь, ожидая увидеть прежнюю ситуацию и наконец-то постоять за честь, невзирая на то, что мог орудовать только одной рукой. Нет, не за честь Марины, разумеется, а за свою собственную. Вот только теперь комната выглядела совсем иначе, здесь не осталось ничего от прежнего антуража аккуратной девичьей спаленки. Сейчас посреди помещения высилась массивная кровать, которую так и подмывало назвать траходромом. В ее центре неряшливым комом вспучивалась грязная дерюга, под которой шевелилось нечто. Петр шагнул внутрь, схватил рукой край дерюги и сдернул ее на пол… И обомлел от ужаса.

Невообразимое мохнатое существо скосило на него желтый глаз, в ярости зарычав на нарушителя спокойствия. Таких страшилищ Петр не видел никогда; он отпрянул назад, попятился к дверному проему и уже через секунду проворно прижал створку к косяку. Перевел дыхание. Наверное, можно было ожидать, что каждое закрытие двери рассеивает очередной морок. Раз в прошлый раз исчезла Марина со своим кавалером, то и сейчас можно ожидать того же, разве нет? Каково же было Петино удивление, когда створка сотряслась от чудовищного удара изнутри. Она бы непременно распахнулась, если бы открывалась наружу. Впрочем, она была довольно хлипкой, так что ее рано или поздно могло сорвать с петель или вывернуть вместе с косяком. Петр аккуратно отступил на несколько шагов. Удар повторился, и тогда он, недолго думая, помчался к лестничному пролету, чтобы быть как можно дальше, если это существо все же вырвется наружу. Добравшись до первого этажа, он услышал, как наверху что-то с грохотом обрушилось – не иначе как целый кусок стены с дверным проемом. На лестничной площадке третьего этажа раздались тяжелые шаги Зверя, выбравшегося наружу. Он шумно втянул ноздрями воздух и помчался вниз.

Через миг Петр оказался за пределами здания. Бежать с рукой, прижатой к телу, оказалось крайне неудобно, но сейчас его заботило другое: собьется ли Зверь со следа, если ломануться напрямик, в самую чащу, не разбирая дороги?

Острые ветки хлестали по лицу. Он раздвигал их руками, но они цеплялись за рюкзак и одежду, будто хотели его остановить. Позади слышались звуки преследования. Зверь оставил свое убежище и хотел настигнуть свою жертву. Едва монстр покинул здание, как оно стало проседать, словно держалось только на силе чудовища, хранившего его. Красные кирпичи стали выпадать из кладки, оконные блоки вываливались наружу, и в мгновение ока псевообщага рассыпалась как карточный домик.

Петр мчался во весь опор, на лице после встречи с ветками оставались кровоточащие ссадины, сломанная рука снова стала о себе напоминать пульсирующей болью, а лес все не кончался, наоборот – становился все более непроходимым. Влажная земля чавкала под ногами, стремясь замедлить движение беглеца, а тяжелое дыхание преследователя все приближалось и приближалось. Чувствуя, что силы на исходе, Петр забрался под густые ветви елей и замер, свернувшись калачиком, сознавая, что Зверь непременно его найдет. Вот только и бежать он больше не мог. Он зажмурил глаза и перестал дышать, чувствуя, что монстр приближается. Петр мог поклясться, что слышит поступь, обоняет смрадное дыхание и звериный запах, однако продолжал держать глаза закрытыми, сжавшись от ужаса и сильнее приникая к холодной земле.

Зверь прошел совсем близко, втягивая ноздрями сырой лесной дух. Он миновал место, где спрятался беглец, и, заслышав невнятный шум вдалеке, тотчас бросился в чащу, предполагая, что именно там найдет свою жертву.

Петр еще долгое время не мог двинуться с места и даже пошевелиться. Ему казалось, что он даже перестал дышать. Но все же он открыл глаза и попытался рассмотреть сквозь массивные еловые лапы силуэт Зверя: вдруг тот обманул его и спрятался поблизости? Когда стало ясно, что никакого чудовища рядом нет, парень выполз из своего укрытия, огляделся по сторонам и рванул в противоположную сторону.

Он предполагал, что должен снова выйти к общежитию, но здания и след простыл, будто его никогда и не было. Сердце бешено билось в груди, руки тряслись, только это ничего не значило: он обязан успокоиться и продолжить путь.

«Сначала какой-то сумасшедший старик, а теперь еще и это чудовище…» – размышлял Петр, перешагивая с кочки на кочку. Внезапно он вспомнил Бориса, с которым ему пришлось идти по маршруту в первый раз на «Вятке»: тот тоже видел привидений, которые пытались его убить, но по факту никто не причинил ему физического вреда. Так может быть, и это чудовище всего лишь плод воображения?

Конечно, ему хотелось верить, что «Вятка» всего лишь играет с его страхами. Но как убедить себя в том, что увиденное – на самом деле ненастоящее? Ты можешь его потрогать, чувствуешь его запах, его ярость и желание разорвать тебя в клочья. Любой здравомыслящий человек скажет, что это все реально…

«Вероятно, Зверь олицетворяет мои страхи», – продолжал думать Петр. Он был почти уверен, что чудовище более не рыщет в его поисках, а ждет случая вновь явить себя в самый неожиданный момент.

Нервное состояние неожиданно сменилось голодом. Петр вытащил из кармана шоколадный батончик, разорвал зубами упаковку и в два приема съел его, запив водой из фляжки. По телу тотчас расплылось тепло, будто он выпил пятьдесят граммов коньяка. Уровень адреналина упал, и появилась дрожь в коленях, хотелось прилечь и немного отдохнуть, но он не позволил себе дать слабину и продолжил путь, выбравшись наконец из злополучного леса и оказавшись на краю широкого поля. В одиночном путешествии он еще не встретил ничего из того, что уже видел на маршруте вместе с Волкогоновым. Впрочем, проводники предупреждали, что этот маршрут станет совершенно иным.

Поле заросло травой, но сейчас она пожелтела, пожухла и склонилась к земле. Темное небо наползало сверху, осенние облака, медленные и низкие, навевали тоску. Петр сделал несколько шагов, приминая сухую траву, и замер, увидев перед собой несколько больших гранитных камней, которые располагались недалеко друг от друга. Чутье подсказывало ему, что не стоит торопиться и следует проверить, насколько путь впереди безопасен, поэтому он вернулся назад и вооружился длинной палкой. Он щупал землю перед собой на несколько шагов, и едва палка пересекла границу между двумя валунами, как раздался резкий звук, будто от спускаемой тетивы, – и от палки тотчас отвалился небольшой кусок. Петр отпрянул и чуть не упал на спину. Таких камней на этом поле виднелось достаточно много, и если каждая пара была наделена подобной ловушкой, то ему придется потратить немало времени, чтобы миновать локацию.

Дорогу пришлось буквально нащупывать. Она была похожа на лабиринт. В некоторых местах между камнями оказывался безопасный проход, но Петр долго раздумывал, прежде чем решиться на очередной шаг, представляя, как ему отсекает часть стопы. Тем не менее, его подбадривала мысль, что преследователь вряд ли сможет пройти это место, если не знает, в каком порядке расположены ловушки. Петя шел очень медленно; порой казалось, что дальше хода вовсе нет, и требовалось вернуться на несколько шагов назад, чтобы найти новый маршрут. Вскоре он так утомился, что был вынужден сделать привал и достать из рюкзака тушенку. Пока он работал ложкой, сжимая банку коленями, приходилось непрерывно крутить головой – все ему чудилось, что из темного леса выскочит Зверь и понесется в его сторону, и он ничего не сможет с этим поделать.

После непродолжительного отдыха он продолжил путь, используя пустую консервную банку в качестве маркера – вместо палки, которая стала заметно короче. Он бросал жестянку через невидимую границу между камнями, прокладывая безопасный маршрут, но вскоре от банки ничего не осталось, и пришлось вновь применять огрызок палки.

Между тем начал идти мелкий дождь и стало еще холоднее, а поле все не кончалось. Петр опасался, что рано или поздно окажется окруженным ловушками и придется возвращаться назад, но, к счастью, всегда находился проход между камнями, и он продолжал медленно двигаться вперед. Неожиданно его палка уперлась во что-то твердое, будто между двумя камнями на его пути пролегала невидима граница. Он попытался снова, но ответом стал лишь глухой стук, какой слышится при ударе в прочное стекло, которое используют в современных окнах. Он попробовал ударить сильнее, и по едва заметному вертикальному срезу пространства пошла рябь. Петр протянул руку, превозмогая испуг, и уперся пальцами в твердую поверхность, отделяющую его от чего-то впереди. На ощупь она действительно напоминала гладкое прочное стекло. И что прикажете делать дальше – искать другую дорогу или попытаться его разбить?

Он размахнулся и посильнее ударил палкой в невидимую стену, но та лишь завибрировала с тихим неприятным звуком, напоминающим нарастающий шум прибоя. Тогда он решил обойти стену, однако уже через минуту наткнулся на еще одну непроницаемую преграду.

– Должен же быть проход? – Он ощупывал стену, но ничего не находил. Вновь искать обходной путь? Вот только тот снова привел его к прозрачной поверхности.

Теперь маршрут окончательно превратился в настоящий лабиринт, и миновать его следовало до сумерек. Холодный дождь брызгами оседал на невидимой поверхности, и Петр решил, что морось поможет ему быстрее отыскать проход: «невидимые» стены теперь просматривались издалека, по ним стекали капли, и Петру не требовалось терять время, чтобы проверять их наличие перед собой. Но между валунами по-прежнему оставались коварные ловушки, которые можно было нащупать только палкой или другими предметами. Битых два часа он бродил по лабиринту со стеклянными стенами и смертельными ловушками, но наконец и этот квест был завершен. Он сам не понял, как оказался за краем поля и последние валуны остались за спиной. Обернувшись назад, он тяжело вздохнул и подумал, что если когда-нибудь ему придется вести по этой локации своих клиентов, мало им не покажется.

Поле заканчивалось оврагом, который сменялся холмом. Петр стал медленно спускаться. Уже отсюда слыша плеск воды: в низине тек небольшой ручеек, метался между камнями и, журча, скатывался дальше. Петр пополнил запас воды, наполнив практически опустевшую фляжку, и продолжил путь вниз по течению. В какой-то момент склон на той стороне ручья перестал быть таким уж крутым – теперь легко можно было взобраться на холм. Наверху он обнаружил грунтовую дорогу, уходящую вдаль и скрывающуюся в перелеске, за которым виднелись строения. Возможно, где-то там его ждет очередное испытание. Он уже успел выкинуть из головы и Зверя, и встречу с Мариной, понимая, что нужно быть готовым к любым новым неожиданностям. Он был практически уверен, что Зверь остался за спиной, что он так и бродит по темному лесу и никогда оттуда не выберется. Встречи с ним уже можно не опасаться. Разве что Петр сам снова туда вернется.