Текст книги "Эликсир Купрума Эса"

– Творческий – это когда что-то новое придумывают, – сказал Веня.

– Ну, правильно. Или исследуют новое. – Гена повернулся к Юре: – Теперь давай посмотрим, где таким, как они, применять свою творческую энергию? Дворец пионеров возьмём… Кружок рисования и лепки – творчество?

– Творчество, – ответил Юра. – Театральный кружок – тоже творчество, хореографический – тоже творчество…

– Ну, а я про что? – перебил его Гена. – В области искусства тут порядок, а в области науки и техники что для них во дворце? Кружок «Умелые руки»? Там столярничать учат да лобзиком пилить. Кружок юных авиамоделистов? Там самые простенькие схемки собирают по готовым чертежам… И всё! Что-то маловато для века научно-технической революции.

– Так ведь они и сами того… маловаты ещё, – усмехнулся Юра.

– Маловаты? А ты смотри, что получается. Оптику в самых старших классах проходят, а вот эти двое уже подзорную трубу построили. Валерка электричества не проходил, а со своим прибором управился. А ведь, кроме них, ко мне ещё человек пять ходят… Юрка Николаев из шестого «А» электронную черепаху делает, Ира Малышева – с транзисторным приёмником… А сколько ещё таких, о которых мы не знаем! Каждый у себя дома ковыряется… Ну, помогают им отцы, братья… а организованно… «Жди до седьмого класса» – и дело с концом! Нет, здесь что-то не так!

– Тут это… ну… вроде дискриминации получается, – сказал Родя.

Оба старшеклассника рассмеялись.

– А что! Правильно, дискриминация! – сказал Гена. – Вот вы, значит, давайте так: заведите на каждый класс тетрадку и выясните, кто из ребят чем увлекается. Кто – техническим творчеством, а кто – научно-исследовательской деятельностью. Понятно?

– А дальше что? – спросил Юра.

– А дальше, с конкретными цифрами, можно будет разговор подымать.

– Чтобы их в «Разведчик» приняли?

– Н-ну… чтобы для них филиал при «Разведчике» организовали.

– Думаешь, получится?

– Спорим, что получится, если цифры будут убедительные!

– А как ты этого добьёшься?

– А там уж посмотрим.

Капитан баскетбольной команды улыбнулся, глядя на Гену:

– Слушай! Почему тебе в пионервожатые не пойти? Ты же прирождённый вожатый! К тебе вот такие так и липнут, и ты с ними с удовольствием возишься…

– А мне вчера на комитете это самое и предложили. И как раз вот к ним. – Гена кивнул на ребят. – Вместо Дины Коваль. Надежда Сергеевна предложила.

– Ну, а ты?

– Сказал, что подумаю. Ведь это же на будущий год, а в десятом классе знаешь какая нагрузочка! – Гена повернулся к мальчишкам: – Значит, понятна задача? А теперь – привет!

Глава восьмая

На следующий день Зоя и её «активисты» шли в школу в прекрасном настроении, ведь отряд вышел на первое место по сбору макулатуры! На радостях ребята сообщили Зое, что они позавчера говорили с одноклассниками о предстоящих перевыборах и что многие согласны вновь избрать её председателем. Зое захотелось немножко поломаться.

– Вот увидите, меня всё равно не изберут. Это они только так говорят… – сказала она. – Вы даже не знаете, как меня многие ненавидят!

Это привело к тому, что Зоины друзья ещё раз посовещались тайком от неё и решили усилить агитационную работу. Один только молчаливый Жора Банкин подумал, что они, пожалуй, уже в субботу успели надоесть ребятам, но вслух он этого не сказал.

Совещались и наши «социологи»: Ляля, Родя, Веня и Валерка. Было решено, что мальчики сегодня же займутся опросом пятого «Б», а Круглая Отличница обойдёт знакомых ей конструкторов в параллельных классах и в шестых и привлечёт их к «социологическому исследованию».

Едва Лёша Павлов вышел после уроков в коридор, как перед ним предстал Шурик Лопухов:

– Павлов, Павлов! Так, значит, ты будешь голосовать за Ладошину? Значит, проголосуем дружно за Ладошину, проголосуем?

– Отойди, а то как ляпну сейчас!..

Толстый редактор заморгал и попятился. Он не понял, почему вдруг рассвирепел силач.

Затем к Павлову подошёл Родя. У него в руках была чистая тетрадка и шариковая ручка.

– Так, Лёшка, с тебя начнём. Чем ты увлекаешься дома?

– А тебе зачем?

– Социологическое исследование проводим.

– Что?

– Ну, опрос населения. Не населения, а учеников пятых классов.

– А кто вам поручил?

– Никто. Просто один человек посоветовал.

– А зачем?

– Ну, ты сначала ответь на мой вопрос, а потом я всё объясню. Значит, чем ты занимаешься дома?

– Ну, летом – футбол во дворе, зимой – хоккей… Книжки читаю…

– А тебе никогда не хотелось что-нибудь такое исследовать или изобрести?

Павлов подумал.

– Да вроде… вроде нет. Ну, а теперь говори, зачем тебе это нужно?

– Сейчас.

Родя положил тетрадь на подоконник. Наверху страницы он написал: «5-й кл. „Б“», а пониже: «Алексей Павлов. Летом – футбол, зимой – хоккей. Чтение».

Разговор с Павловым занял всю перемену. Роде пришлось объяснить, зачем они ищут исследователей да изобретателей, сказать, что такие имеются даже в их классе, но о них мало кто знает, привести в качестве примеров Лялю и Валерку. Услышав о пустельге, силач тут же стал расспрашивать, как Ляля изучала эту птицу. Стоило Роде упомянуть о приборе Валеры Иванова, и Лёша пожелал узнать подробней, как он устроен.

Лёше повезло, что его не вызвала математичка: на втором уроке он был рассеян. Он вспоминал запись в тетрадке у Роди: «Летом – футбол, зимой – хоккей. Чтение». И ему было как-то досадно, что запись такая куцая.

А Родя скоро понял, что социологический опрос – дело трудоёмкое. Каждый опрашиваемый, подобно Павлову, хотел знать, зачем это делается и кто из ребят чем занимается. Чтобы получить ответ на один вопрос, приходилось отвечать на десять, так что в течение дня Родя, кроме Павлова, успел опросить только четверых.

Две девочки, к которым он подошёл после Лёши, ни наукой, ни техникой не увлекались. Одна занималась в танцевальном коллективе Дворца пионеров, а другая – художественной вышивкой под руководством тёти. Зато после них Роде попались сразу два биолога. Первой была Маша Салтыкова – полная, розовощёкая девочка с очень толстой русой косой.

– Я провожу опыты с нашим котом Фомой. Я хочу установить, есть ли у кошек внутренние часы, – сказала она.

– Что? – не понял Родя.

– Внутренние часы. Может ли кошка чувствовать время.

– Ну-ка расскажи подробней!

– Ну, если подробней, так всё это началось с петуха. Я жила в деревне у бабушки, а у неё был петух… И вот мне захотелось узнать, правда ли, что петухи кричат в определённое время – например, в полночь. Я спала одна в маленькой комнатушке, и там стоял будильник. Я, значит, решила не спать, пока петух не закукарекает… Трудно, конечно, было: свет не зажжёшь – бабушка заругается… Стрелки часов ещё разглядеть можно, а читать нельзя. Я первую ночь выдержала, он в пять минут первого закричал, а на другую ночь заснула. Бабушка рано утром входит, а я положила голову на стол, сижу и сплю.

– А дальше что?

– А дальше бабушка стала расспрашивать, я сдуру объяснила ей, в чём дело, и она забрала будильник.

– А с котом?

– А с котом, значит, так: я решила узнать, как он чувствует, который час. Я сказала маме, что буду кормить его сама, а блюдце с едой начала ставить не на пол, а на свой столик, чтобы его с пола не было видно. Значит, чтобы поесть, Фома должен вспрыгнуть сначала на стул, а потом на стол. Еду я накладываю ровно в восемь утра, в три часа дня и в восемь вечера. Он несколько раз вспрыгнул зря на стол, а потом перестал.

– Стал прыгать вовремя?

– Да нет, просто стал наблюдать за мной. Только я встану утром – он за мной повсюду ходит да ждёт, когда я положу еду… Только приду из школы – он опять начинает следить. У меня что-то не продумано ещё в этой… в методике.

– Я бы занялся одним исследованием, – сказал Маршеву Дима Тарусов, – да не знаю, как к нему приступить.

– А что за исследование?

– Летом я сделал такое наблюдение: насекомые, которые залетают в комнату, тычутся в потолок.

– Как это?

– Ну вот, положим, залетает ко мне в комнату шмель (мы рядом с парком живём), ему, конечно, хочется выбраться из комнаты, и он начинает летать туда-сюда. На стены он не натыкается: подлетит к ней и сворачивает. На оконные стёкла натыкается, но это понятно: стёкла прозрачные. Но почему потолка они не могут разглядеть, никак не пойму. Наткнётся на потолок, жужжит и елозит по нему спиной или головой… Как они не обдерутся только!

– Я что-то этого не замечал, – сказал Родя.

– А я наблюдал шмеля, стрекозу и муху, вот такую здоровенную. И что интересно: простые, комнатные мухи – они видят потолок: подлетят и ходят по нему кверху лапами. А те насекомые, которые на свежем воздухе живут, никак не могут понять, что наверху камень, а не чистое небо. А что же у них глаза? Ведь я читал, что у них глаза чуть ли не во все стороны видят.

Валерка за этот день выявил двух конструкторов, а у Вени произошёл интересный разговор с Жорой Банкиным. Тут, как и в случае с Валеркой, тоже оказался замешан магнитофон. Жора подошёл к Вене и тихо заговорил, переминаясь с ноги на ногу:

– Рудаков, ты извини меня, может быть, тебя уже спрашивали… Тут вот какое дело: ты будешь за Ладошину голосовать?

– Буду, – ответил Веня и в свою очередь спросил, чем Жора занимается помимо учёбы.

– Вообще… я вообще фольклор собираю.

Веня сначала не понял, но потом разобрался, в чём дело. Как и Маша Салтыкова, Жора ездит отдыхать к родственникам в деревню. Там живут старик и старуха, каждому под девяносто лет, которые знают множество старинных сказок, песен и частушек. Когда Банкин поехал в деревню на зимние каникулы, папа дал ему дешёвый батарейный магнитофон, и Жора записал на плёнку, что рассказывали или напевали старик со старухой, а по возвращении домой он в течение нескольких недель слово в слово переписывал всё это на бумагу.

Так трудились наши «социологи» почти весь учебный день, а в конце этого дня произошло следующее.

…Последним уроком была история – любимый предмет Лёшки Павлова. Лёша с увлечением слушал рассказ учительницы о водопроводе, сооружённом рабами Древнего Рима, о построенных ими дорогах, которыми можно пользоваться и в наши дни. Вдруг что-то слегка царапнуло Лёшу под затылком. Он пошарил за воротником и извлёк оттуда сложенную в несколько раз маленькую бумажку.

– Хи-хи! – тоненько послышалось сзади.

Силач обернулся. За его спиной сидела Нюся Касаткина. Прикрыв ладошкой нос и рот, она улыбалась прищуренными глазами. Лёша развернул записку и прочитал:

«Павлов! Голосуй за Зою Ладошину!!!»

Павлов показал Касаткиной кулак и снова стал слушать учительницу. Ещё через несколько минут что-то задело его за ухо, и вторая записка шлепнулась к нему на стол. В ней было написано то же самое, что и в первой, только восклицательных знаков было не три, а пять. Павлов снова обернулся и прошептал:

– Не мешай слушать! Убью!

Но Нюся знала, что силач никогда не трогает не только девчонок, но даже мальчишек, если они явно слабее его. Записки продолжали падать то на стол, то на пол рядом с ним, причём Нюся бросала их так, что каждая задевала его голову.

Но вот кончился урок. Учительница вышла из кабинета. Ребята стали укладывать учебники, застёгивать портфели. И тут вдруг Павлов вскочил, вырвал у Нюси «Историю Древнего мира» и принялся шлепать ею Касаткину по темени, по макушке, по затылку, по плечам…

– Павлов! Как не стыдно! – закричала Зоя.

– Лёшка, брось! Лёшка, ты чокнулся, да? – послышались голоса мальчишек.

Но Лёшка не слышал. Ухватив Нюсю за перевязанную лентой метёлочку волос, он вытащил её из-за стола, поставил на четвереньки и закричал:

– Собирай, дура паршивая! Собирай, что насорила! Собирай, ну!

К Лёшке бросились Родя, Веня и другие ребята. Они уцепились за Павлова, попытались оттащить его от Нюси.

– Лёшка, брось!

– Лёшка, отпусти её!

Павлов сделал резкое движение, и мальчишки отлетели в стороны.

– Собирай, гада! Собирай, говорю!

Заливаясь слезами, Нюся собрала с пола записки, и Павлов за ту же метёлочку поднял её на ноги.

– Лёшка, что с тобой? – спросил Родя.

– С кем связался, Павлов! С кем связался! С кем связался! – повторяла одна из девочек.

– Довели, вот и связался, – сказал, тяжело дыша, Павлов. Он быстро прошёл к учительскому столу. Лицо его было красное, маленькие голубые глаза сверкали. – Они мне все уши прожужжали, чтобы я голосовал за Ладошину. Сначала Барбарисова жужжала, потом этот, потом вон тот, потом эти две, а эта вот… эта… она мне урок истории сорвала, весь урок записочки кидала… агитационные.

Павлов на некоторое время умолк, чтобы перевести дух, и тут Круглая Отличница вставила:

– Между прочим, они мне тоже надоели. Всё время пристают с этой Ладошиной.

– И мне! И ко мне приставали, – послышались голоса.

– Подождите, я ещё не кончил! – сказал Лёша. – И вот я думаю: а на фига нам эта Ладошина? Сборы у нас – со скуки умрёшь… И вообще, какая у нас пионерская работа? Вожатая носа не кажет, всё Зойке доверила, а Зойка… ну, как это? Ну, как это говорят? – Павлов стал щёлкать пальцами, подыскивая нужное выражение.

– Мероприятия проводит, – подсказала Маша Салтыкова.

– Для галочки, – добавила Круглая Отличница.

– Во! – подхватил Павлов. – Для галочки! Только вид показывает, что работа кипит.

Несколько человек одобрительно загалдели, а щуплый Оська Грибов вдруг закричал:

– Доло-о-ой! – Умом он не отличался, а пошуметь любил.

– Да тише вы! Ну, дайте договорить! – крикнул Павлов. – Смотрите, что получается. Благодаря кому мы на первом месте по макулатуре? Благодаря Родьке Маршеву! А кому от этого слава? Зойке, председательнице! Так почему же нам Родьку председателем не выбрать?

Снова послышался одобрительный гул.

– Ура-а-а! Даё-ё-ёшь! – закричал теперь Оська.

И тут заговорила Зоя Ладошина. Заговорила, бледная, вертя во все стороны головой. Вернее, не заговорила, а почти закричала:

– Слушайте! Ну, слушайте! Ну, дайте же сказать! (Класс немножко утих.) Спросите Мухиных, спросите Барбарисову, Касаткину вот спросите… Я ещё вчера говорила, что не хочу больше быть председателем. И я… я очень согласна, что нужно выбрать Маршева. Я сама за него буду голосовать. Двумя руками! Вот!.. А мне… мне это председательство вот так надоело! Вот так! Вот так! – Зоя провела ребром ладони по горлу и бросилась к выходу.

– Я не могу быть председателем, – быстро сказал Родя. – У меня другая работа есть.

Он сказал это больше для Зои, ему было неловко перед ней, но та уже хлопнула дверью.

– Верно! – согласился Дима Тарусов. – Он социологический опрос проводит.

– Какой опрос? Что за опрос? – послышались голоса, но тут вернулась учительница и попросила освободить кабинет.

Глава девятая

Весь день Роде было не по себе. Он понимал, как оскорблена Зойка, и чувствовал себя виноватым перед ней, словно это не Павлов, а он сам предложил отстранить Ладошину от председательства. Однако вечером настроение у него исправилось. К Вениным родителям нагрянуло целое семейство родственников из другого города. Они остались ночевать, а так как места в квартире не хватало, Веню «подкинули» на ночь к Маршевым. Он должен был спать в Родиной комнате на раскладушке.

В четверть одиннадцатого вечера Родина мама тихонько приоткрыла дверь в комнату сына. Свет был потушен. Ребята лежали под одеялами и тихонько посапывали. Татьяна Игнатьевна закрыла дверь и подумала: как хорошо, что её сын так привык вовремя ложиться спать, и как хорошо, что Родин друг похож в этом отношении на него. Она не знала, что полчаса тому назад Родя предупредил Веню:

– Мама всегда заглядывает ко мне минут через пятнадцать после того, как я лягу. Посмотрит, увидит, что всё в порядке, и уже больше не заходит.

Когда Татьяна Игнатьевна закрыла дверь, друзья вылезли из-под одеял и оделись. Родя бесшумно открыл окно. Подзорная труба была заранее установлена на треноге, а луна уже выползла из-за большого дома.

Друзья принялись за наблюдения. Они смотрели в трубу по очереди, сверялись с картой, называли «моря» и «океаны»… А минут через десять Родя тихо, но с сердцем сказал:

– Ну, а дальше? Что мы с этой штуковиной нового откроем? Даже больших кратеров не видно, которые на этой карте есть.

– Конечно, был бы настоящий телескоп, может, чего-нибудь и открыли бы, – неуверенно пробормотал Веня.

– Да брось ты, пожалуйста! Что мы можем открыть, если мы даже не знаем, что уже открыто, а что – нет! А потом, автоматические станции: они ведь лучше всякого астронома обследовали Луну. Даже противоположную сторону засняли.

На этом наблюдения и кончились. Родя закрыл окно, приятели снова улеглись. Помолчав, Родя заговорил вполголоса:

– Всё-таки знаешь, о чём я думаю? Мне кажется, у нас нет задатков, чтобы стать учёными. Ну ладно: Круглую Отличницу дядя надоумил пустельгой заняться, Валерку с его прибором – Гена… Но ведь Салтыкова-то сама придумала внутренние часы у животных исследовать! А Тарусов сам заинтересовался, почему насекомые потолка не видят. Вот у них, по-моему, есть самое главное качество, чтобы стать исследователями. А у нас… сомневаюсь!

– Ну что ты волнуешься! Тебе сколько лет? Двенадцать! Ну, Салтыкова да Тарусов чуть пораньше нашли, чем заниматься. А ты что думаешь, все настоящие учёные с пелёнок исследованиями занимаются?

Помолчали. Минуты через две Родя громко прошептал:

– Не спишь?

– Нет.

– Интересно всё-таки, почему Купрум Эс был учёным, а стал обыкновенным преподавателем?

– Чего-нибудь не получилось у него с наукой.

– Как же не получилось, если он даже книжки писал? Помнишь? «Химия человеческого мозга»!

Веня не ответил. Он вдруг сбросил одеяло и сел на своей раскладушке.

– Ты что? – спросил Родя.

– Мы про окна-то забыли во дворце. Не мешает всё-таки взглянуть.

Веня подошёл к трубе, навёл её сквозь оконное стекло на Дворец пионеров и стал смотреть.

– В этом темно, – прошептал он. – В этом тоже ничего… Тут… Родька! Ой!!! – вскрикнул он почти полным голосом, отскочил от трубы, словно это была не труба, а гадюка, но тут же снова приник к окуляру и секунды через две снова отскочил. – Родька! Скорее! Человек! Там человек! Человек!

В следующее мгновение Родя был у трубы. Он ещё невооружённым глазом заметил, как на тёмном фасаде дворца ярко светится одно окно, а прильнув к окулятору, увидел, как в этом окне, очевидно стоя на подоконнике, балансируя, раскачиваясь, судорожно дёргается тёмная человеческая фигура, держа край чёрного занавеса в руке. Прошло несколько секунд… Человек подтянул угол занавеса к верхнему углу окна, и оно снова стало чёрным. Только с правой стороны осталась светлая щель. А ещё через несколько секунд и эта щель исчезла.

Некоторое время приятели молчали, глядя в лунном свете друг на друга.

– Вот это да-а!.. – прошептал Веня.

– Ты видел, как он суетился? Видел, как он спешил?

– Ага. Перепугался. – Веня подошёл к трубе и тщательно осмотрел все три окна. – Нигде ни щёлочки! – сказал он, выпрямляясь.

– Теперь тебе ясно, кто там орудует? – спросил Родя.

– Ясно. Я не дурее тебя.

– Ну, кто?

– Купрум Эс, конечно. Зойка права. Пока мы с ним не поговорили, у него почти во всех окнах щели светились. А как поговорили – всё стал законопачивать.

Друзья заснули только в третьем часу. Утром Родина мама с трудом разбудила их, но, как только они вспомнили о человеке в окне, им сразу расхотелось спать.

Долго не спала в ту ночь и Зоя.

Выбежав из школы, она свернула не направо, как обычно, а налево и пошла домой, делая крюк, чтобы «активисты» не нагнали её да не стали выражать своё сочувствие. Как ни старалась Зоя казаться спокойной, бабушка, открывая ей дверь, сразу догадалась, что что-то неладно:

– Неприятности какие-нибудь?

– Никаких неприятностей, – буркнула Зоя. – Устала просто.

С отвращением она кое-как одолела обед, потом легла на диван с книжкой. Когда бабушка входила в комнату, Зоя делала вид, что читает.

Зазвонил телефон.

– Бабушка, меня нет дома! – крикнула Зоя. – Скажи, что не знаешь, куда я ушла.

Бабушка поговорила по телефону и заглянула к Зое:

– Соня Барбарисова звонила.

– Ну её!

Вернулась с работы мама. Как видно, бабушка сказала ей, что Зоя чем-то огорчена, и она пришла к дочке, села рядом на край дивана:

– Ну что с тобой, моё солнышко? Ну поделись со своей мамой.

– Ой, да ничего со мной! Устала просто!

Когда приехал с завода папа, Зоя уже сидела за уроками. Она знала, что мама с бабушкой обязательно расскажут папе о Зоином плохом настроении, и ждала, что он тоже придёт. Он пришёл, уже переодевшись в тренировочный костюм, который всегда носил дома. Когда-то папа много занимался спортом, а потом бросил. Трикотажный костюм плотно облегал его широкие плечи, ещё сохранившиеся бицепсы и уже изрядно выросшее брюшко.

– Говорят, мы не в духе, – пробасил он шутливо. – А в чём дело, позвольте спросить?

Зоя не отвечала и смотрела в учебник.

– Так, значит… Разговаривать не расположены. Но ведь Митрофан Петрович не зря любит детективные романы читать. Сейчас разберёмся. Позвольте ваш дневничок!

– Бери, пожалуйста, – буркнула Зоя и снова уставилась в учебник.

Её портфель лежал на углу стола. Папа вынул оттуда дневник, просмотрел. Все отметки были хорошие.

– Н-нда! Детектив в данном случае ошибся. Стало быть, какой-то конфликт. Ну что ж, привыкай! У меня на работе что ни день, то конфликт.

И он вышел.

Домашних заданий было много, но Зоя в тот день не сделала ни одного. Она машинально листала да перекладывала с места на место учебники и тетради, а в голове её слышался одобрительный гул ребячьих голосов и выкрики Лёшки Павлова: «Да на фига нам эта Ладошина!.. И вообще, какая у нас пионерская работа!.. Мероприятия проводит! Для галочки! Благодаря кому мы на первом месте по макулатуре? Благодаря Маршеву! А кому от этого слава? Зойке, председательнице!»

И Зоя снова и снова возвращалась к мысли, что весь этот учебный год она, в сущности, руководила не отрядом, а лишь кучкой робких и недалёких ребят, из которых молчаливый Жора Банкин был самым умным. Ей вспомнились сборы, с которых часть пионеров убегала, а те, что оставались, сидели зевая. И вспомнилась Зойке глупая «агитация», которую проводили её поклонники. «Идиоты! Кретины несчастные!» – шептала она.

Позднее, лёжа в постели, Зоя стала думать: как бы ей сделать что-нибудь такое, чтобы ребята поняли, какого человека они сегодня отвергли и унизили. Но ничего реального Зойка придумать не могла, и тогда она стала мечтать. Много волнующих сцен нарисовала она в своём воображении, но больше всех ей понравилась такая.

Родя и Венька построили какой-нибудь мотор, работающий на бензине, и принесли его в школу, чтобы перед началом урока продемонстрировать классу. Но почему-то (почему именно, Зоя не придумала) бензин разливается по полу перед самой дверью и вспыхивает. Пламя преграждает всем выход из кабинета. Класс забился в дальний угол, все кричат, все плачут от страха, и только одна Зоя Ладошина сохраняет самообладание. Бесстрашно она бросается в огонь, пробегает сквозь него, выскакивает в коридор, а оттуда на площадку лестницы, где висит огнетушитель. Проходит минута, и вот пламя погашено пенной струёй. У Зои обгорело платье, обожжены руки (лицо и волосы, конечно, не пострадали: она по-прежнему прекрасна). Исполненная величавого спокойствия, она подходит к Родьке Маршеву, которого так недавно прочили в председатели, и презрительно бросает ему: «Ну, что ты дрожишь как осиновый лист? Ведь всё уже кончилось!»

…Утром, идя по школьному коридору, Родя и Веня встретили Купрума Эса. Увидев ребят, он приостановился с испуганным видом, а потом быстро прошёл мимо них. Прошёл бочком, почти касаясь спиной стены. При этом он выставил в сторону мальчишек левую ладонь, а два пальца правой руки прижал к губам: мол, не подходите ко мне и никому ни слова!

А Зоя утром снова сделала крюк, чтобы избежать своих «активистов», которые имели обыкновение встречаться на одном из перекрёстков. Но в школе к ней сразу подошли Соня Барбарисова, сёстры Мухины и Шурик Лопухов. Нюся Касаткина не решилась подойти. Она остановилась поодаль, виновато и жалобно поглядывая на Зою.

– Зо-о-я! – заговорила Барбарисова. – Мы вчера тебе весь вечер звонили. Мы вчера так переживали, так переживали!..

– Да отстаньте вы! – сказала Зоя, и, чтобы все поняли, как ей безразлично то, что произошло вчера, она, увидев издали Родю и Веню, закричала: – Маршев, Родя! Подожди минуточку, мне хочется спросить тебя насчёт того дела.

Обиженные «активисты» с удивлением наблюдали, как Ладошина подошла к своему сопернику и его другу и удалилась с ними в дальний конец коридора, о чём-то мирно беседуя.

Родя втайне очень обрадовался, что Зоя первая окликнула его и даже назвала по имени, что она, как видно, нисколько не обижена. Он тоже решил назвать её по имени:

– Зоя! Ты знаешь, что мы вчера вечером видели?!

И приятели рассказали ей о человеке, метавшемся в освещённом окне. Рассказали и о том, как встретили Купрума Эса две минуты тому назад. Всё это заставило Зою на время забыть про вчерашнее.

– Мы почти уверены, что ты права, – сказал Родя. – Там именно он орудует.

А Веня спросил:

– Вот скажи: не мог он свихнуться и начать какую-нибудь взрывчатку в лаборатории готовить? В преступных целях. А?

– Н-не знаю, – с запинкой ответила Зоя. – А что вы сами думаете делать?

– Тут, значит, два варианта, – заговорил Родя. – Мы сначала хотели сказать директору Дворца пионеров или просто в милицию заявить, но потом решили, что интересней самостоятельно это дело расследовать.

– А как?

– Ну, засаду устроить.

– На втором этаже? За теми штуками?

– Ну да.

Зоя помолчала, неподвижно глядя на Родю большими красивыми глазами. Веня объяснил:

– Понимаешь, там внизу у технички есть телефон… Мы, значит, посмотрим, кто в лаборатории орудует и что они вообще там делают, а в случае чего спускаемся к телефону – и в милицию! Чтобы их накрыли.

А Родя добавил:

– Ещё, может быть, там не Купрум Эс, а может, там целая банда орудует.

Зоя не стала задумываться над тем, как смогут мальчишки, не будучи сами замеченными, разглядеть, кто орудует в лаборатории и что он (или они) там делает. В голове её сверкнула такая мысль: это не Родька с Венькой, а она сама спускается по тёмной лестнице Дворца пионеров со второго этажа в вестибюль. И это не Маршев и Рудаков, а она, Зоя Ладошина, звонит по телефону в милицию и встречает милиционеров у входа во дворец.

– А… а когда вы собираетесь? – тихо спросила Зоя.

На это ответил Веня:

– Мы, значит, так: сегодня после школы сходим и запишемся в какой-нибудь кружок, который занимается по вечерам. Позанимаемся разок, изучим обстановку и…

Зазвенел звонок, и все трое двинулись к кабинету математики.

– Тут ещё такой вопрос надо решить, – проговорил на ходу Родя, – что сказать родителям, чтобы они не беспокоились.

– Ага, – сказал Веня. – Ведь их инфаркт может хватить, если мы пропадём до утра.