Текст книги "Барбара Радзивилл (сборник)"

В этот день за ужином было выпито много вина, но вечер прошел спокойно. Пани Барбара по просьбе мужа даже исполнила несколько пьес на клавесине.

Когда расходились, пан Кветковский надолго завладел ее рукой. Целуя, он пытался говорить что-то возвышенное, но язык его заплетался. Наконец все разбрелись по своим комнатам.

Пан Кветковский, хоть ему и была привычна шумная казарменная жизнь, чувствовал себя сегодня не вполне трезвым. Можно было позвать гайдука, чтобы тот помог раздеться, но пан Збигнев не хотел спать. Им овладело странное волнение – он никак не мог забыть круглого, розового личика пани Барбары, ее милой улыбки. «Какая красавица!» – вымеривая шагами выделенные ему апартаменты, восклицал он про себя. Время бежало, а мысль о жене воеводы продолжала беспокоить его воображение, он завидовал князю. Выпитое вино подогревало кровь. «Такая юная, чистая, желанная, – вожделенно шептал он. – Так бы и съел ее!» Желание его все разрасталось, и неожиданно в голову пришла безумная мысль: он сейчас же отправится к пани Барбаре и попытается поговорить с ней! О том, что это не понравится князю, он не думал.

Как и подобает настоящему смельчаку, Пан Кветковский решил положиться во всем на удачу и находчивость. «Конечно, замок воеводы – не казармы, поднимать скандал здесь неуместно», – говорил он сам себе и тут же отвечал: «Но почему бы не попытать удачи? Кто знает, может быть, в эту минуту куколка ждет меня!» – и он, как был, в длинном выходном камзоле и при сабле, направился из комнаты.

Замковые помещения и переходы между ними он знал прекрасно. Когда-то, еще при отце князя Станислава, пане Ольбрехте, он служил комендантом этого замка и прожил здесь целый год. Если бы у него возникло желание, он сумел бы проникнуть незамеченным в любое помещение замка. Но сегодня у него была одна цель, и владело им только одно – вожделение. Пробравшись к двери спальни пани Барбары, он попытался открыть ее, но тщетно. Неудача неожиданно разозлила его. Он уже собирался постучать, но тут услышал шарканье сандалий: кто-то направлялся к комнате пани. Пан Кветковский едва успел спрятаться за выступ стены и присесть, как к двери подошел сам пан воевода. В руке у него была зажженная свечка. Он был в длинной белой рубахе и без парика – его едва можно было узнать в этом наряде. Постучав в дверь, князь негромко сказал:

– Душа моя, открой, это я.

Не дождавшись ответа, он вдруг ударил в дверь кулаком. Сразу после удара лязгнул засов, дверь открылась, и перед князем предстала бледная Барбара. Она была напугана тем, что ее разбудили, к тому же очень устала, и уже хотела пожаловаться на недомогание, но князь не дал ей сказать ни слова. Он шагнул за порог и буквально набросился на свою жену.

Пан Кветковский не был бы самим собой, если бы после этой сцены отправился обратно в свою спальню. Хмель с него как рукой сняло. Теперь уже не просто ревность – ненависть заговорила в нем. Он был решительным человеком, и когда у него появлялась цель, он, как истинный храбрец, забывал о страхе и старался сделать все, чтобы добиться своего. На этот раз он воспылал желанием покорить пани Барбару. Амбиции говорили ему, что если сегодня он не добьется своего, то перестанет уважать себя.

Прежде всего ему надлежало проникнуть в ее спальню. Вспомнив про чердачное помещение и дымоходную трубу, через которую с успехом можно было пробраться в любую комнату, где имелся камин, он направился в коридор. Тусклый свет настенных ночников помог ему разыскать лестницу, ведущую на чердак. Мрак, царивший на чердаке, несколько остудил его пыл. Пан Кветковский замедлил шаг, а когда ударился головой о балку, то и вовсе остановился. Лезть на крышу ему расхотелось. Он вдруг решил, что следует попытаться проникнуть в спальню пани Барбары другим способом – через окно, но для этого нужна была веревка.

Ревность продолжала мучить пана Кветковского. Он прекрасно понимал, что происходит в спальне в эти минуты, а потому торопился, надеясь помешать этому. Сейчас он готов был даже заколоть пана воеводу. Это желание было уже абсолютно безумным, но когда им начинала править страсть, пан Збигнев не мог остановиться. В Новогрудском гарнизоне, где он служил, его знали не просто как задиру, но и как неисправимого дуэлянта. Его старанием лишались головы не только враги, но даже те, кто имел все основания называть себя его другом.

Захватив веревку, гость вернулся на чердак. Выбрав место, где, по его расчетам, должна была находиться спальня пани, он зацепил веревку за балку и, удерживаясь за другой конец, выбрался через чердачное окно. Следовало отдать должное его смелости: высота стены была такой, что вполне можно было разбиться насмерть, при этом темнота значительно усложняла передвижение. Правда, темнота в то же время и благоприятствовала безумцу, укрывая его от дозорных, карауливших на башнях.

Окно спальни было приоткрыто. В темноте подрагивал огонек свечи. Пан Кветковский осторожно встал на подоконник и прислушался – где-то в глубине комнаты вели разговор двое. Он узнал голоса пана воеводы и его юной жены.

– Ты не любишь меня, – послышался грустный вздох князя.

– Я ваша раба. И по закону принадлежу вам.

– Но мне мало того, что требует закон! Мне нужна ты, ты сама! Мне надо, чтобы ты любила меня!

– Но я люблю. Разве я не доказала вам это только что?

– Бог мой, святая наивность!.. Разве можно путать любовь и женовью обязанность! Ты можешь спать со мной, а любить портного!

– Ну хорошо, а вы, вы любили когда-нибудь, ваша милость?

– Ах, мой ангел! Ты просто святая! – в порыве нежности князь поцеловал ее. – Ну конечно, любил! Другое дело, что это были все недостойные женщины, гарнизонные шлюхи. С ними развлекались все, кто желал.

– Как же можно было любить недостойных?

– В том-то и секрет, – без заминки ответил князь. – Чтобы обладать какой-то одной из них, десятки славных мужей становятся калеками или вовсе лишаются жизни.

– Вероятно, эти женщины отличаются чем-то особенным… – задумчиво проговорила Барбара.

– Да. Они вульгарны, но восхитительны!

– А теперь? Кого любит теперь его милость? – невинно спросила девушка.

– Тебя, мой ангел, одну тебя! Зачем мне другие – ты самая лучшая. За тебя готов отдать хоть княжество, ради твоей белозубой улыбки не пожалею никакого золота. Полюби же и ты меня!

Пан Кветковский услышал сдержанный смех Барбары, а затем – о ужас! – ее тихий стон. Он сжал рукоять сабли, готовый вырвать ее из ножен, и даже сам застонал от внутренней боли. Ему захотелось совершить какой-нибудь безумный поступок – разбить окно, ворваться в спальню, пронзить князя кинжалом. Но он сдержал себя. Затаившись у окна, он давал себе клятву, что обязательно завоюет эту молодую пани, сделает ее своей любовницей. Отчаянный человек, пан Кветковский не думал о последствиях этого замысла, о том, в какие жертвы может вылиться его осуществление, он видел лишь цель, цель, которая звала…

Он вернулся на чердак, отвязал и спрятал веревку и наконец спустился вниз. В коридоре он опять увидел князя, который направлялся на свою половину. Гость дождался, когда хозяин скроется, а затем поспешил в сторону комнаты пани. Осторожность подсказывала, что пока рано начинать осуществление своего замысла, но ноги сами вели его к заветным дверям.

Пока он лазил на чердак и спускался по веревке, отчаянное желание немедленно овладеть молодой пани успело покинуть его, теперь им руководило обычное упрямство. Однако неудачная попытка проникнуть в спальню через окно поселила в нем раздражение. Не зная, что предпринять, он остановился перед дверью спальни пани Барбары. Неожиданно дверь, перед которой он стоял, открылась, и из спальни вышла молодая девушка в белом чепце. По платью гость понял, что это служанка пани Барбары.

Действительно, это была юная Марыська, новая служанка пани. Пока гость-полуночник перебирался с крыши на чердак, а оттуда – в коридор, она заходила по требованию пани в спальню. Теперь Марыська направлялась обратно в свою комнату.

Безумная мысль посетила пана Кветковского. Размышлять было некогда. Он выскочил из темноты, зажал девушке рот и, схватив ее на руки, побежал по коридору в сторону своей комнаты. Случись в эту минуту появиться перед ним целой дюжине князевых гайдуков, он не побоялся бы вступить с ними в схватку. Дрожавшая от страха девушка, которой едва ли минуло пятнадцать, представлялась ему в эти минуты дороже набитого золотом сундука. Забежав в комнату, он повалился вместе с желанной ношей на широкую кровать…

Несколькими часами позже, когда в узком окне забрезжил первый свет, пан Кветковский бросил лежавшей в полузабытьи девушке платье и приказал:

– Ты будешь молчать. Это сохранит тебе жизнь. Потом он проводил ее до дверей. На прощание сказал:

– Сегодня после полуночи придешь в эту комнату. Я буду ждать. Это приказание заставило бедняжку всхлипнуть…

Стоило несчастной Марыське выйти, как пан Кветковский сразу же забыл о ней. Он лег на кровать и с наслаждением потянулся. Цель, которую он поставил перед собой, уже не казалась ему такой неосуществимой.

В этот день на замковой площади царило оживление: подданные пана Кветковского под началом своих десятников осваивали навыки обращения в бою с пиками, секирами, бердышами и казацкими саблями. Одеты гости были в огненно-красные жупаны. В зеленые жупаны, подбитые рыжей лисой, вырядились десятники. Несмотря на малочисленность бравого войска, оно создавало довольно много шума, так как имело в своих рядах барабанщиков и даже сигнальных трубачей. Блестели лезвия секир и наконечники копий; вселяя тревогу, били барабаны. От усердия обучающихся над площадью стояло облако пыли…

К полудню, словно желая посоперничать с гостями в мастерстве и выправке, на площади появился гарнизон охранников замка. Они были в доспехах и шлемах, а вместо бердышей и пик несли на плечах тяжелые пищали. Во главе замкового войска выступал рыжеволосый Бойсан. Его неулыбчивость и сосредоточенность заставляли думать, что это суровый и несговорчивый человек, мизантроп. Действительно, даже те, кто каждый день сталкивался с капитаном по делам службы, мало знали о нем – таким молчуном был этот датчанин. Поступая на службу к князю, Бойсан дал клятву: обещал служить «верно, послушно и безупречно и здоровьем своим и кровью как в гарнизоне, так и на поле брани, в баталиях и штурмах мужественно и отважно давать отпор врагу, замок никому не сдавать и до последнего в нем оставаться». И эту клятву, судя по тому, как относился он к своему делу, Бойсан намерен был сдержать.

Еще бы, служить Гаштольдам было не только выгодно, но и почетно. Они прославили себя еще во времена Ольгерда, когда ходили с этим воительным князем на саму Москву. Род Гаштольдов происходил от викингов, на это указывала и скандинавская фамилия, дословно переводившаяся как «старый моряк». В одном из писаний времен Ольгерда было сказано: «…боярин его Гаштольд строил католические храмы». Говорили, что один из выходцев этой фамилии пригласил в Вильно четырнадцать монахов францисканского ордена и устроил монастырь с костелом в своих палатах.

Но наибольшую известность приобрели Гаштольды в годы войн против рыцарей. О Петре Гаштольде вспоминали как о замечательном военачальнике; Мартин, дед князя Станислава, был наместником киевским; пан Ольбрехт, отец, долгое время служил великим канцлером, его усилиями был составлен первый литовский статут.

В свое время Гаштольды считались ближайшими сподвижниками Витовта. Ян Гаштольд, прадед князя Станислава, стоял против главенства над княжеством польского короля, за что даже терял Геранены. Замок, в котором жил сейчас князь Станислав, построил пан Ольбрехт. Это был великий воин и умнейший человек. Он оборонял Смоленск и участвовал в знаменитом сражении под Оршей. Путем купли и замены наследства пан Ольбрехт сумел стать самым богатым землевладельцем в Великом княжестве: имел поместья в Ошмянском, Виленском, Троцком поветах, на Волыни, над Днепром, а на Полесье хозяйничал как удельный князь. В случае войны он обязан был выставлять 400 конников. Документы же припечатывал не зеленым, а красным воском, на что имели право особы только королевского рода. Одним словом, славным был род Гаштольдов, и служба у них сделала бы честь любому.

Но что же делала в то утро наша героиня? Пани Барбара опять отправилась в сад. На этот раз ее сопровождала Жужу, черная собачка с длинными, чуть не до земли, ушами. Марширующие воины не могли не вызвать у пани интереса, но понаблюдать за ним ей не удалось – Жужу подняла невероятный шум. Вероятно, ее раздражало оружие, которым размахивали бравые молодцы. Как бы там ни было, но Барбара вынуждена была поскорее проследовать в сад.

Появление пани Барбары на площади не осталось незамеченным. Пан Кветковский увидел ее еще тогда, когда она переходила замковый мост. Он нацелился было поговорить с ней, но его надежды не оправдались. Тогда капитан оставил воинов и поспешил за пани…

В саду было тихо. Пан Кветковский увидел пани Барбару на узкой аллейке. Для Жужу его появление стало неожиданностью – верная собачка залилась лаем. Гость элегантно поклонился, потом поцеловал руку пани. Его прикосновение к хозяйке усилило раздражение собаки.

– Перестань, Жужу! Вот разошлась! – воскликнула Барбара.

Но верная собачка продолжала лаять. Одному Богу было известно, чем была вызвана ее ненависть к этому человеку. Желая пошутить, пан Кветковский заметил:

– Утверждают, будто комнатная собачка в точности воспроизводит характер хозяина.

Обычно Барбара отвечала на шутки обаятельной улыбкой, но на этот раз шутка гостя показалась ей неуместной. Как и вчера, она вновь испытала к нему неприязнь.

– А вы недостаточно вежливы, пан Кнутовский, – ответила она. – Судите без всяких на то оснований.

– Извините, ясновельможная пани. Просто я – прямой человек, воин. Не судите строго шутки рубаки.

– Прямоту, коль уж вы воин, следует выказывать на поле брани, а не в беседе с дамой.

– Я не вижу в этом разницы, ясновельможная пани. Мне все равно, где побеждать: на войне или в амурных делах. Воину рассуждать не приходится – он либо побеждает, либо умирает.

Пан Збигнев посмотрел на Барбару – и она вдруг поняла, что вместо неприязни к этому человеку в ее душе мало-помалу зарождается страх. И предчувствия ее оправдались. Не успела Барбара и рта раскрыть, чтобы ответить на дерзость, как пан Кветковский вдруг решительно привлек ее за талию и, чуть приподняв, крепко поцеловал в губы. От неожиданности содеянного и страха у бедной девушки потемнело в глаза. Она не попыталась даже оттолкнуть развязного кавалера, оказавшись просто парализованной такой наглостью. Она опомнилась только тогда, когда почувствовала, что пан Кветковский крепко обнимает ее за талию. Решительно оттолкнув наглеца, она громко сказала:

– Да вы сумасшедший!

С минуту оба смотрели друг на друга молча. Словно почувствовав их состояние, притихла даже Жужу. Наконец овладев собой, пани Барбара с убеждением повторила:

– Да-да, сумасшедший! Вы что, забыли, где вы и с кем?

Пан Кветковский был не из тех, кого подобные щелчки по носу могли запугать. Свои поступки он оценивал сквозь призму побед, а не через размышления о чести и совести. Вместо извинения он громко рассмеялся.

– Признайтесь, я напугал вас, – сказал вояка, продолжая вглядываться в глаза собеседницы с каким-то пронзительным интересом. Было очевидно, что этому человеку доставляет удовольствие делать больно другим.

Поняв, наконец, с кем имеет дело, Барбара тихо, но уверенно проговорила:

– Вы опасный человек. Пан Кветковский опять рассмеялся.

– Я все расскажу мужу, – попыталась осадить его пани.

Странно, но даже эта угроза не возымела своего действия. Продолжая смеяться, наглец хладнокровно ответил:

– Не советую, – и тут же мрачно добавил: – Как бы не вышло потом чего худого.

Барбара растерялась. Первый раз в жизни ей угрожали. Боясь выдать свой страх, она громко спросила:

– Что вы имеете в виду?

Гость помедлил с ответом. Не спуская глаз с собеседницы, он разгладил свои усы.

– Не думайте, пани, что я такой беспомощный, – наконец отозвался он. – Если вы пожалуетесь мужу, я сделаю вас посмешищем всего воеводства. И когда слухи о вас дойдут до великого князя, вашему мужу придется подать в отставку. Надеюсь, вы не очень желаете этого?

– Мерзавец! Вы прекрасно знаете, что за мной нет ничего, что могло бы бросить на меня даже тень!

– Я, может быть, и знаю, ясновельможная, зато другие…

– Вы не успеете этого сделать, ибо уже сегодня будете помещены в нашу тюрьму!

– Не следует торопить события. Пана Кветковского наскоком не возьмешь. Во-первых, не забывайте, что я не один. За мной пять десятков хорошо обученных воинов, каждый из которых стоит десяти ваших. Во-вторых, вы, может быть, не слышали, так знайте: ваш покорный слуга – лучший дуэлянт княжества. Если кому-то и удавалось меня ранить, то в ответ он обязательно получал ранение в сердце – таково мое правило. С паном Кветковским лучше жить в мире. Так что не торопитесь покушаться на жизнь вашего мужа, вряд ли это избавит вас от моих притязаний.

Барбара поджала губки.

– А ведь он называл вас «верным другом», «спасителем», – как бы взывая к совести гостя, сказала она. – Так-то вы цените его доверие к вам?

– Вы восхитительно наивны, пани, – наглец даже вздохнул, давая понять, что ему по сердцу ее наивность. – Действительно, только в вашем возрасте и говорить о верности и чести. Когда поживете, ясновельможная, узнаете, что многое из того, чему учили вас учителя, есть просто блеф. Жизнь куда сложнее, чем правила, в которые ее пытаются втиснуть упрямые святоши. Возьмем хотя бы заповеди Господа. Разве выполнима из них хотя бы одна – будь ты хоть самым ревностным христианином? По крайней мере, для нас, воинов, кого каждый день посылают на бойню? Нет, все это фикция. Поэтому забудьте про иллюзии, пани Барбара, когда-нибудь и вам будет суждено совершить грехопадение. В этом не может быть ни малейшего сомнения. Скажу больше: именно вас-то и ждет особая чаша искушений. Не я, так кто-то другой обязательно совершит набег на вас. И завоюет! Иначе и быть не может! Уж слишком вы привлекательны, чтобы оставаться вне поля любовных битв!

– Вы не вымолите у меня прощения!

– А я и не собираюсь. Я только хочу заметить, что, если вы продолжите упорствовать, у вас будут неприятности.

– Вы мне еще и угрожаете!.. Хороший метод завоевывать сердца!

– Боже упаси меня от угроз в адрес пани. Я просто предупреждаю, делюсь опытом. Все-таки я почти вдвое старше вас. Вдобавок я люблю истину, ибо она дороже всего.

– Что вам от меня нужно?

– Очень немного, почти ничего: чуточку ласки. Будем иногда видеться.

– Но мы и так видимся каждый день…

– Мне этого мало.

– На большее не рассчитывайте!

– Я знаю, что силой и угрозами женщину не победить.

– Вы хотите меня победить? Вы, наверное, думаете, что я из стана вашего врага?

– О нет, ну что вы, ясновельможная пани. Вы для меня – как божество! Именно поэтому я и возжелал… вашего снисхождения. Я осыплю вас вниманием, буду потакать вашим капризам. Взамен прошу только снисхождения. Не отказывайте мне! Ваша несговорчивость лишь еще больше воодушевит меня. Я готов ползать перед вами на коленях, как нищий, выпрашивающий подаяние. Обещаю, что выиграю предстоящий турнир стрелков, и заранее посвящаю эту победу вам. Я докажу, что если я и не самый красивый из кавалеров, то самый верный из ваших поклонников.

– Не теряйте попусту время, пан Кнутовский. Я не из тех, которые улыбаются всем, кто поманит пальчиком. Вы верно заметили: я наивна. Именно так: я еще слишком молода и наивна, чтобы изменять мужу с первым же встречным!

Пан Кветковский был настолько самоуверен, что даже не обиделся. По своему опыту ловеласа он знал, что женщину и мужчину сближает не тема разговора, а его продолжительность. Дважды Барбара порывалась уйти, но пан Кветковский умело удерживал ее. Ему хотелось, чтобы из этой встречи она вынесла главное – он без ума от нее. Он был убежден, что Барбара когда-нибудь, пусть не сразу, заинтересуется им. Почувствовав, что собеседница собирается оставить его, он решился бросить свою козырную карту.

– Послушайте, пани Барбара, я должен разъяснить вам кое-что из того, чего вы не только не знаете, но о чем даже не догадываетесь, – заинтриговав пани этим вступлением, он продолжал: – Любого начальника возвеличивают подчиненные. Его милость пан воевода на хорошем счету у великого князя, но воля Господа во многом зависит от голоса Его подвластных – все может поменяться. Я предупреждаю вас, что эта воля сейчас в ваших руках. Как вы поступите, так все и будет. Вы и только вы можете добиться славы или бесславия для своего мужа, возвысить или низвергнуть его. Как человек благоразумный, я предлагаю вам его возвысить. Пусть подвиги подданных по-прежнему будут его подвигами и служат во славу фамилии. Пока для этого требуется немного: чтобы все оставалось так, как оно есть. Вы меня поняли?

– Я поняла только одно: вы страшный человек, и от вас следует держаться подальше. Пан Кветковский усмехнулся и сказал:

– Ну что ж, спасибо и на том. Теперь я знаю, что хотя расстояние между нами и большое, но все же не бесконечное.

Пани Барбара наконец решительно двинулась прочь. Чувство негодования переполняло ее. «Хам, дикое животное, – искренно сердясь, говорила она, удаляясь прочь, – бесстыжий богохульник, аспид!» Изливая ярость, она, тем не менее, чувствовала, что не имеет настоящих средств, чтобы защититься. Пан Кветковский, казалось, обезоружил ее. Она даже сомневалась, стоит ли жаловаться мужу, так как была почти убеждена, что эта жалоба сработает против нее же. Одновременно она чувствовала, что если промолчит, то совершит куда большее преступление.

Ей было просто необходимо поделиться с кем-то своим неожиданным несчастьем. Она не умела воевать со своей совестью. Чувствуя, что душу раздирают сомнения, Барбара пожалела, что рядом нет друга, который мог бы если не заступиться за нее, то хотя бы обнадежить, вселить уверенность. Ей отчаянно захотелось излить душу Господу. Оглянувшись, она увидела крутую крышу с медным крестом над ней. Подумав о храме как об обители спасения, она тотчас испытала облегчение – ноги сами повели ее в сторону костела…