Текст книги "Красные журавли"

Глава 19

Гирин проснулся от какого-то стука и не сразу понял, где он находится: полумрак, тесное помещение, диван. Стук повторился – глухой, негромкий, но отчётливо различимый. Теперь он сообразил, что находится в палатке Дийны и что стук доносится извне. Звонкий снаружи, нейтрид своей внутренней поверхностью размывал звуки, поэтому, коли уж Александр услышал стук, значит, стучали здорово. Пока он торопливо одевался, стук ещё раз повторился. Как и советовала Дийна, Александр полностью выключил внутренний свет, включил обзор и воспроизведение. В стене палатки проявилось овальное окно, и Гирин на фоне фосфорически освещённого ночного пейзажа увидел Люци, на физиономии которого было написано насмешливое ожидание. Подняв палку, он ещё раз и весьма бесцеремонно забарабанил по стенке. Теперь этот звук в полной своей мере отдался и внутри палатки.

– Что нужно? – сухо спросил Александр.

Люци удовлетворённо улыбнулся, отбросил палку, отступил на шаг и отвесил почтительный поклон, хотя, как было известно Гирину, видеть собеседника он не мог.

– Мне нужны вы, Саша. Простите, что я нарушил ваш покой. Миль пардон!

– Слушаю.

– У меня к вам разговор, представляющий обоюдный интерес. Может быть, рискнёте выйти и побеседовать? Вдохнуть между делом ароматы ночи и обозреть звёздное небо? Честно говоря, отсутствие зрительного контакта сбивает меня и лишает привычной остроты мысли.

– Выйти, чтобы вы опять устроили пакость?

Фигура и физиономия Люци были хорошо освещены – он словно находился в рассеянном свете прожектора. Поэтому Гирину было отлично видно, как на лице этого новоявленного дьявола отразилось благородное негодование.

– Я? Пакость? Побойтесь бога, юноша! Это была невинная хитрость, благодаря которой я вас свёл с всесильными демиургийцами.

– Демиургийцами?

– Вам неведомо, что ваша подруга – демиургийка? Святая простота! Цивилизация демиургийцев – одна из самых высоких и отважных во всей галактике. Я искренне хотел вам помочь, а вы толкуете о пакостях. Такова хвалёная человеческая благодарность! – сменив патетический тон на деловой, Люци продолжал: – Речь идёт о вашем возвращении на Землю. Если вы не выйдете, я удалюсь в ночь и мрак, а вы всю оставшуюся жизнь будете клясть и корить себя за то, что меня не послушали.

Александр усмехнулся:

– Невинная хитрость! А если бы меня сожрал динотерий?

– Никогда! Я прятался в кустах и был готов в любой момент прийти к вам на выручку. Но моей помощи не потребовалось. Помощь свалилась к вам буквально с неба в образе прелестной среброглазой девушки. С переменой цвета был разыгран великолепный гамбит! В роли спасителя выступала красная девица, а в роли спасаемого – добрый молодец, хотя в ваших сказках все бывает как раз наоборот.

– И как вам не надоест паясничать!

– Надоедает. Если бы вы только знали, как надоедает! Но что поделаешь? Болтовня для меня то же самое, что тренировки для классного спортсмена. Выходите, Саша. Клянусь звёздным небом, что сверкает над моей головой, на этот раз я не буду прибегать даже к самым невинным хитростям! А ведь речь идёт не о пустяке, о возвращении на Землю! – заключил Люци с улыбкой опытного искусителя.

– Хорошо, – после паузы согласился Гирин.

Он выключил обзор и звук, проверил, на месте ли пистолет, поколебавшись, зарядил его, вогнав патрон в канал ствола, поставил на предохранитель и снова спрятал. Сделал он это на всякий случай, по авиационной привычке, которой, в противовес расхожему мнению, вовсе не чужда предусмотрительность и предосторожность; вообще же говоря, он поверил Люци, почувствовал, что тот действительно не замышляет ничего дурного.

Люци ждал Александра в нескольких шагах от палатки.

– Какая ночь! Какое небо! – сказал он подходящему Гирину, раскидывая руки, точно желая заключить и небо и ночь в свои объятия, и проникновенно добавил: – В такую ночь можно услышать, как планета вмести с солнцем ломится через пространство к своему будущему. Давайте отложим на минуту-другую дела и насладимся прелестями мира!

Александра поразило лицо ловца-корсара: оно было вдохновенным и печальным – не хитрая физиономия Мефистофеля, а лик философа и поэта, отрешившегося от мелочных забот. И с некоторым замедлением, точно пробуждаясь от дрёмы, Александр по-настоящему увидел окружающее.

Небо бушевало. Оно поразило Александра той же разгульной щедростью звёзд, которую он уже видел в космосе. Но там они спали, а здесь жили играли, танцевали и веселились. Самые крупные мерцали так сильно, что казалось, вот-вот взорвутся и рассыплются фейерверком разноцветных искр. Это буйное, злое и весёлое небо светило много ярче полной луны. Здешняя ночь была подобна цветным сумеркам, которые иногда можно видеть на Земле, когда воздух особенно чист, а закат ярок и щедр красками. Цветное сумеречное редколесье было полито ясным и мягким молочным светом, который исходил от плотного шарообразного скопления звёзд, низко висевшего над горизонтом, – кусочка Млечного Пути с многократно увеличенной яркостью. Этот молочный свет с неожиданной контрастностью выделял все синие и зеленые тона, оставляя серой жёлтую траву и чёрной, бархатно блестящей красную листву. Этот свет переполнял и заставлял звенеть от напряжения свежий воздух. Александр понимал, что звенят огненные рои насекомых, которые стояли там и сям над травой, точно размытые языки пламени громадных незримых свечей, но он не мог отделаться от мысли, что звучат молекулы воздуха, возбуждённые потоком света. Гирин слышал в Якутии таинственный морозный звёздный шёпот, а вот теперь услышал звёздный звон!

– Какая ночь! – повторил Люци и повернулся к Александру. – Ну как, не раздумали возвращаться на Землю?

Гирин вздохнул. Поэзия исчезла, возвратилась странная проза его теперешней жизни.

– Не раздумал.

– Ничего удивительного – вы же ностальгиец!

Любопытная мысль вдруг поразила Александра. Присматриваясь к лукавой физиономии Люци, он спросил:

– Послушайте, ведь и у вас, наверное, – Гирин очертил пальцем вокруг своей физиономии, – не собственный, не изначальный облик?

– Разумеется. – Люци подмигнул. – Представляю, как бы вы вытаращили глаза, если бы я появился перед вами в своём первозданном виде! Впрочем, как земные прелестницы забывают об истинном цвете своих волос, так и я начинаю забывать свой истинный облик.

– Вы серьёзно?

– Вполне. Метаморфоз освоен всеми высокими цивилизациями, у одних он врождённый, у других приобретённый через известную генетическую реконструкцию. Метаморфоз весьма упрощает межзвёздные связи. Скажем, я просто не представляю, как бы без метаморфоза я охотился – ведь планеты так сильно отличаются друг от друга силой тяжести, температурными условиями и составом атмосфер.

– Стало быть, вы оборотень?

Люци оживился, физиономия его приобрела хитроватое, самодовольное выражение.

– Вот-вот! Вы нашли нужное слово. До дьявола я, конечно, не дотягиваю. Но вот оборотень – это как раз то, кем я являюсь на самом деле. Оборотень! Какое кругленькое и вкусное слово!

– Странно все это.

– Все в мире странно и естественно, сложно и в то же время просто. Се ля во! – Люци доверительно понизил голос. – Лабильность фенотипа – его врождённое, изначальное качество, а вот жёсткость – вторичное. Вспомните, кем только вы не были в своей жизни! Оплодотворённой яйцеклеткой, червяком, головастиком с жабрами, скрюченным уродцем с огромной головой и крохотными лапками. Лишь к двадцати годам вы стали тем, кем являетесь и сейчас, – Александром Гириным, способным к труду, наслаждению и продолжению рода. И зная об этой серии чудовищно глубоких превращений, вы ещё сомневаетесь в принципиальной пластичности своего фенотипа? Где же ваша логика? Другое дело, что, став зрелой особью, вы потеряли способность к метаморфозу!

– А вы, стало быть, не потеряли?

– Я, стало быть, не потерял.

Гирин посмотрел на звёздное буйство, на звенящее, колеблющееся пламя свечей-роев. «Уй-ду! Уй-ду!» – монотонно, но крикливо предупреждал на реке не то зверь, не то птица. И, вздохнув, Александр пробормотал:

– Хуже всего, что все это звучит очень убедительно.

– Я бы перестал уважать себя, если бы вдруг заговорил неубедительно!

– А как далеко может зайти ваш управляемый метаморфоз? Снова в яйцеклетку превратиться сможете?

– Само собой. – Люци хитровато ухмыльнулся. – Только если вы и попросите меня об этом, я откажусь.

– Почему?

– Потому что я знаком с земной легендой о джинне, которого один неосторожный юноша выпустил из бутылки. Стоит мне в ходе ретроградного метаморфоза превратиться в червячка, как вы – раз! – прихлопнете меня ладонью. И от хитроумного Люци останется лишь мокрое место, – оборотень весело посмеялся вместе с Александром. – Шучу, юноша, шучу. Глубокий метаморфоз не только сложное, но и опасное занятие. Стоит угаснуть дежурным точкам сознания, которые контролируют этот процесс, как он станет необратимым. И останется ваш покорный слуга Люци на всю свою дальнейшую жизнь головастиком или динотерием. Оригинальная перспектива, не так ли? Ха-ха-ха!

У Гирина мелькнула было дикая мысль – уж не был ли чудище-динотерий воплощением хитроумного Люци, но это было так нелепо, что он спросил о другом:

– Откуда у вас земное? Я усвоил, что Земля – заповедник, что о ней написаны тысячи томов и все известно. Но откуда эти словечки, ухватки?

Люци склонил голову набок, разглядывая Александра с загадочным и несколько насмешливым видом.

– А вы не догадываетесь?

Гирин покачал головой.

– Между тем все просто до глупости. На меня, как рябь на поверхности моря, наложено ваше «я», Сашенька.

– Моё?!

– Ваше, Саша. Ваше! Расторможенное, освобождённое от социальных запретов и моральных уз, несколько искажённое и кое-где вывернутое наизнанку, но все-таки ваше «я». – Люци поднял руку, призывая к вниманию. – Близится рассвет, а я, как и все тёмные силы, должен исчезнуть с появлением голубой зари.

– Побаиваетесь Дийны? – усмехнулся Александр.

– Разумеется! Кто же не побаивается демиургийцев? Мужественная, непреклонная раса разумных! – В голосе оборотня прозвучали нотки если не восхищения, то почтительности. – Им, черт их побери, совершенно чужда этакая вселенская, всепрощающая доброта. Они карают то, что им представляется злом, не обращая внимания на моральные извивы и нюансы других цивилизаций. Карают если и не жестоко, то жёстко. Но вы меня опять сбиваете! Времени мало, и пора от высокой философии обратиться к делам насущным. Итак, вы хотите вернуться на Землю?

– Мне надоело это повторять.

– Прекрасно. Вы уже знаете, в чем сложность этой операции, поэтому я не буду повторяться. Или я сильно ошибаюсь, или Дийна не привезёт ничего нового и вам заново придётся решать трилемму: оставаться ли в мире космоса, возвращаться ли на верную смерть или купить благополучие ценою чужих жизней.

Александр похолодел от этого пророчества.

– Не каркайте!

– У меня и в мыслях нет пожелать вам чего-нибудь плохого! Если демиургийка привезёт позитивную программу, я буду радоваться вместе с вами. Но, – Люци поднял свой длинный сухой палец, – если демиургийка не привезёт ничего нового, вспомните обо мне и о красных журавлях. Моё предложение остаётся в силе: если вы достанете мне красного журавля, я с некоторым, но не очень тревожным риском переправлю вас на Землю.

На лице Александра отразилось очевидное недоверие, что, видимо, ничуть не удивило оборотня.

– Вы можете откровенно рассказать обо всем Дийне и посоветоваться с ней. Увидите, она очень серьёзно отнесётся к моим словам. Дело в том, что у нас, ловцов-корсаров, есть свои профессиональные тайны, которые передаются от отца к сыну, из рук в руки. В целом мне, конечно, далеко до демиургийцев, но мне доступно и кое-что, им неизвестное. Колдовские секреты, тайны цеховых мастеров, понимаете?

Гирин задумался, рассеянно вглядываясь в цветные сумерки сказочной ночи, облагороженные ровным потоком молочного света. В словах Люци было нечто заслуживающее доверия. Александр знал, что отдельные ремесла, секреты которых хранились в глубокой семейной или цеховой тайне, на целые века и даже тысячелетия опережали средний уровень земной культуры. Он, например, знал, что в Багдадском музее хранятся гальванические элементы, применявшиеся для электролизного покрытия, для гальванопластики и гальваностегии около трех тысяч лет тому назад. Тайна производства булатной стали хранилась веками и лишь с большим трудом была разгадана вторично. Австралийские аборигены во тьме веков изобрели хитроумнейший бумеранг, аэродинамика которого с большим трудом была просчитана лишь в самое последнее время, а древние инки, судя по всему, выполняли парящие полёты в предгорьях Анд над просторами Наски. Почему бы Люци не опередить в чем-то демиургийцев?

Убедившись по выражению лица Александра, что тот понял его и отнёсся к его словам с определённым доверием, Люци вкрадчиво продолжал:

– Поймать красного журавля трудно, почти невозможно. Но если Дийна согласится вам помочь, дело будет сделано!

– На что вам журавль?

– Это уж моё дело. – Люци погладил щеку, с некоторым сомнением поглядывая на Александра, точно прикидывая, в какой степени ему можно быть откровенным. – Я вовсе не альтруист, Саша, и не благодетель-бессребреник. Я довольно эгоистичное и своенравное существо, я привык что-то получать за свои услуги. Вы – мне, я – вам, вы мне – красного журавля, я вам программу телепортировки на Землю. Ваша среброглазая демиургийка её проверит, так что об обмане не может быть и речи. Как это говорят крупье? Джентльмены, делайте свою игру! Давайте и мы будем делать игру, Саша: вы свою, я – свою.

– А как я вас найду? – спросил после долгой паузы Александр.

– Это деловой разговор! – Люци скользящим движением манипулятора вынул из нагрудного кармана блестящую гофрированную коробочку величиной с пятак, похожую на анероид высотомера. – Это линкер, устройство аварийного вызова. Нужно крепко сжать его двумя пальцами – вот здесь, по самому центру. И все! И через некоторое время я возникну перед вами, материализуюсь.

– Один попутный вопрос.

– Попутный – это хорошо, плохо, когда вопросы встречные. Прошу!

Но Гирин заколебался, хотя этот вопрос уже давно, чуть ли не с самого начала беседы висел у него на языке.

– Смелее, юноша!

– Дийна тоже, как бы это сказать, метаморфизована?

– Разумеется.

– А… каков её настоящий облик?

Люци весело захохотал.

– Ага! Заговорила все-таки кровь! Не сердитесь, бога ради, – поспешно добавил Люци, видя, как разозлился Александр. – Это же естественно! Вы опасаетесь, что дева в своём истинном виде похожа на лягушку, как это случается в ваших сказках, угадал?

Он угадал! Гирину было совершенно все равно, как выглядит Люци на самом деле, а вот каков истинный облик Дийны, кто его знает почему, ему было очень даже не все равно.

– Я понимаю, – в голосе оборотня звучали интимные нотки. – Но опасаетесь вы напрасно: по земным канонам красоты Дийна – настоящая богиня. Думаю, что в своём истинном виде девушка не показалась вам специально.

– Почему?

– Жалела вас. – Люци доверительно понизил голос. – Боялась, что влюбитесь и будете сохнуть от неразделённого чувства всю оставшуюся жизнь.

– Не говорите чепухи, – устало сказал Александр.

– Как угодно! Но я сказал то, что думал. – Люци отвесил шутливый церемонный поклон. – А теперь я исчезаю – рассвет близок. Не забудьте о красных журавлях!

Глава 20

После ухода Люци Гирин не вернулся в палатку – спать не хотелось. К тому же разговор с оборотнем заново пробудил его тревогу за свою судьбу, поселив вместе с тем и некие новые надежды. Он решил встретить восход солнца: ему пришло в голову, что, может быть, это вообще последний восход, который ему доведётся увидеть в своей жизни. Шаровое скопление быстро клонилось к горизонту, молочный свет, заливавший все вокруг, блек и тускнел, постепенно сливаясь со светом бушующего неба. Темнело, выцветали краски, и, когда звёздное скопление окончательно зашло, сумерки превратились в ночь. В странную лунную ночь без луны и без теней, полную вездесущего звёздного света. Пламя свечей-роев стало истончаться, исчезать, а вместе с этим затихал и молочный звон. И уже трудно было разобрать, звенит ли это ночь, или просто шумит в ушах, насторожённых и ловящих всякий звук. Невдалеке пронеслось стадо животных – длинное, аморфное скопление стелющихся над травой и почти неслышных теней. За рекой хрипло и трубно, точно готовящийся к отходу теплоход, заревел какой-то зверь. «Уй-ду! Уй-ду!» – время от времени крикливо предупреждала ночная птица, но никуда не уходила.

Стало прохладнее. Александр сложил костёр, но зажигать огня не стал передумал, просто присел рядом на поваленный древесный ствол. Когда он укладывал хворост, то ощутил его сырость, влажной от росы была и древесная кора. Потянул лениво ветерок, на некоторые из его порывов недовольным кожистым шорохом откликнулась листва над головой. Пейзаж почти неощутимо менялся, становясь все более выцветшим, как бы прозрачным. Александр не сразу понял, в чем дело, а когда понял, оглянулся – за его спиной занималась холодная зелёная заря, а он её ждал в той же стороне, где зашло звёздное скопление! Заря торопливо разгоралась, светлело небо, одна за другой гасли звезды, а самые крупные теряли свою игривость, превращаясь в сонные светлые точки. Разгораясь, заря не теплела, не наливалась золотом и медью, а как бы накалялась, приобретая пронзительный голубой цвет. Ещё несколько мгновений – и над горизонтом показался быстро растущий сегмент ярко-синего солнца, голубевшего по мере своего подъёма. Когда его лучи начали жалить и колоть глаза, Гирин отвернулся. Странно было окрест! Света много, но этот свет не радовал, он был мрачным, словно неживым. Все красное казалось коричневым, золотистая вчера трава стала грязно-белой, фиолетовые стволы выглядели совершенно чёрными, а зеленые тона попросту исчезли, превратившись в синеватые. Мир наполнялся тревожным ожиданием и страхом. Ощущение тревоги было знакомым. И, покопавшись в памяти, Александр понял, в чем дело: нечто подобное он испытывал во время солнечного затмения, когда от дневного светила остался лишь узенький серпик, и мир вот-вот готов был окунуться в неожиданную и нелепую темноту. Понял и улыбнулся – ему стало легче, понимание всегда снимает какой-то груз с души. Александр достал зажигалку, оставленную ему Дийной, и гудящим языком плазмы в нескольких местах, чтобы быстрее разгорался, запалил костёр. Влажноватый хворост сначала горел неохотно, с шипением и треском, а потом разом, дружно запылал. И все волшебно изменилось, потеплело: ствол дерева стал фиолетовым, грязная трава заиграла золотом, а листва над головой вспыхнула алым огнём, контрастно высвечиваясь на фоне густо-синего неба.

Обернувшись на звук шагов, Александр увидел подходящую Дийну, за ней по росистой траве тянулась ровная цепочка тёмных следов. В её серебряных глазах играли тёплые отсветы костра, и поначалу Александру показалось, что она улыбается, но он тут же понял, что это лишь показалось.

– Доброе утро, Саша.

– Салют! Только доброе ли?

– Не очень. – Дийна опустилась рядом, на древесный ствол. Лицо её было не то чтобы печальным или расстроенным, но рассеянным, отрешённым, точно она все решала и никак не могла решить сложную задачу. Александр занялся костром, разгрёб угли, подбросил топлива и попросил негромко:

– Не томите.

Дийна оценивающе взглянула на него.

– Есть один вариант возвращения. Но рискованный!

Александр улыбнулся, к риску он был готов, давно настроился на него. Дийна не ответила на его улыбку.

– Слишком рискованный!

– А нельзя ли поподробнее? – попросил Александр после паузы.

– Нельзя. Могу лишь сказать, что все будет зависеть от вас самого. Но во вторичной отдаче случайностей избежать невозможно! В целом вероятность успеха оценивается как один к десяти.

Александр присвистнул. Какой же это риск? Смертоубийство! Примерно то же самое, что, вынув из снаряжённого барабана нагана один патрон, вслепую покрутить его, а потом выстрелить себе в сердце.

– Не густо, – вслух сказал он, снова занявшись костром, хотя заниматься им сейчас не было ровно никакой необходимости.

Теперь Александр не сомневался, что надо рассказать Дийне о предложении Люци и посоветоваться. Кто его знает, может быть, с помощью поимки красного журавля и действительно все можно решить гораздо проще? Александр не знал, с чего начать, и довольно неуклюже, с принуждённой улыбкой проговорил:

– А у меня был гость.

– Знаю, Саша, – поморщилась Дийна. – Я все знаю!

Александр удивлённо взглянул на неё, но это удивление длилось всего секунду – он вспомнил, кто она – Дийна – и как многое ей доступно.

– И о красных журавлях знаете?

– И о красных журавлях.

Вот теперь, только теперь у Александра заныло сердце, и противный холодок тревоги сразу отяжелил тело.

– И что вы мне скажете?

– Скажу, что Люци можно доверять. Я навела о нем справки: это действительно искусный ловец-корсар. Авантюрист, пройдоха, но в делах честен – без этого ему нельзя.

Гирин пожал плечами.

– Высокие цивилизации, господство в космосе, телепортировки – и вдруг пройдоха и авантюрист! – Александр недоверчиво взглянул на девушку. – Как же так?

– Встречаются и у нас такие индивиды, которые не могут ужиться ни в своей коммуне, ни в других. А высокая техника предоставляет таким одиночкам разные и широкие возможности. Тот же Люци делает по-своему полезное и нужное дело – думаете, так уж легко отлавливать животных? Люци – авантюрист, но в делах ему можно доверять. Сложнее обстоит дело с красными журавлями – эти птицы находятся под нашей охраной и защитой.

Дийна замолчала. Может быть, обдумывала какие-то иные варианты телепортировки, может быть, колебалась, решая, в какой степени ей быть откровенной, о чем говорить и о чем умолчать, может быть, просто ждала вопросов Гирина. Но Александр ни о чем не стал спрашивать.

– Я понимаю, – негромко сказал он. – Если так, обойдёмся без Люци и без красных журавлей.

– Без красных журавлей? – переспросила Дийна, провела ладонью по лицу и, отбросив какие-то свои невысказанные сомнения, лукаво улыбнулась, сразу превратившись из серьёзной молодой женщины в девчонку, любящую поозорничать. – Нет, без журавлей нам не обойтись.

– Что ж, вам виднее, – после паузы и некоторого колебания согласился Александр.

– Верно, – спокойно согласилась девушка, – мне виднее. Пистолет при вас? Давайте его сюда, он вам не понадобится.

Гирин передал ей оружие. Мельком оглядев пистолет, Дийна небрежно швырнула его ко входу в палатку. Гирин протянул ей и красноносый патрончик, но девушка сделала поспешный отстраняющий жест.

– Нет! Оставьте на всякий случай, – и улыбнулась в ответ на молчаливое недоумение Александра. – На счастье! И на память обо мне.

– Спасибо.

Гирин не без удовольствия спрятал патрончик в карман – авиаторы, как и люди других профессий, в которых случай и везение играют не последнюю роль, любят счастливые приметы. Все знают, что предрассудок, но что из того? В рискованных делах ценна любая мелочь, прибавляющая уверенность в себе.

– А теперь, Саша, внимательно меня выслушайте. Красного журавля поймать можно только в небе.

Александр приглядывался к девушке, намеренно сделавшей паузу. Ему показалось, что она шутит.

– В небе?

– В небе, в полёте. На земле это сделать невозможно! Ловцам доставались лишь мёртвые журавли, ни одного и никогда живого! Дело в том, что это электрические птицы. – Видя, что Гирин не совсем понял её, Дийна пояснила: – На Земле живут электрические скаты, сомы, электрические угри, а красные журавли – электрические птицы. На клювах у них разрядники, они способны метать молнии. Мелких животных вроде крылатых лягушек эти разряды убивают, человека один на один журавль, конечно, не убьёт, но первым, самым сильным разрядом с ног свалит. Если хотите, это птицы-громовержцы, Зевсовы птицы!

– Надо же! Теперь я понимаю, почему они так строго охраняются.

– Дело не в этом! – нетерпеливо, с досадой прервала Дийна, но в чем, объяснять не стала, а просто продолжила рассказ. – Красные журавли отважны, дружны вплоть до самопожертвования, живут стаями, но разбиваются на пары и супружескую верность хранят до самой смерти. Строят очень удобные, можно сказать, многокомнатные гнёзда. Попадая в безвыходное положение, насмерть поражают молнией самих себя.

– На земле?

– И на земле и в полёте. Последним зарядом электричества, как воин, не желающий сдаваться в плен, последней пулей.

– Но вы сказали, что в небе их можно поймать!

– Можно. Только в один определённый момент, когда птицы-громовержцы пересекают грозовое облако. Теперь вы понимаете, почему их отлов опасен?

Гирин кивнул. Грозовое облако – настоящий ад! Ураганные порывы ветра во всех направлениях, тяжёлые, ливневые капли дождя, град, грохот и блеск молний многокилометровой длины. Во избежание катастрофы вход в грозовые облака запрещён всем типам летательных аппаратов, а, попав в грозу, экипаж должен сделать все возможное, чтобы покинуть опасный район скорейшим образом. И вот в таком аду Александр должен поймать легкокрылую птицу!

– Почему обязательно в облаке?

– Птицы впадают там в своеобразный транс, во время которого за счёт грозового электричества подзаряжают свои аккумуляторы. Да-да, это строго установлено! Земные электрические рыбы располагают батареями, а красные журавли используют исключительно ёмкие аккумуляторы. Немало птиц гибнет во время грозовой подзарядки, вся жизнь летающих громовержцев – сплошной риск. Чтобы жить, они должны буднично играть с самой смертью. Это прекрасно. Но это и ужасно!

Лицо девушки было печальным. Гирин вдруг понял, что ему никак, ну никак не хочется ловить зевсовых птиц! Было в этом лично для него нечто нехорошее, кощунственное, сродни тому, что ударить женщину или сделать пакость товарищу, с которым летаешь в одной паре. В судьбе красных журавлей было что-то общее с судьбой лётчиков, особенно тех, кто ведёт неустанный воздушный бой на переднем фронте научного прогресса.

– А без красных журавлей никак нельзя обойтись? – осторожно спросил Александр.

Секунду девушка смотрела на него, похоже не совсем понимая, о чем он завёл речь, а потом озорно улыбнулась:

– Можно. Но не нужно! Ваш путь домой через красных журавлей – самый короткий путь. Да и вообще, ловить журавлей в небе, разве это не интересно? – Она заговорщицки понизила голос. – Люци хитёр, но ведь и мы с вами, когда это нужно, можем стать хитрыми. Журавля мы поймаем, но Люци его насовсем не отдадим.

– Каким же образом?

– А это уж не ваша забота!

Гирин задумался. Как это ни странно, а он был вовсе не против надуть лукавого оборотня! С полегчавшим сердцем он спросил:

– И что мы будем теперь делать?

– Завтракать. Отдыхать. И ждать. Как и земные перелётные птицы, красные журавли придерживаются определённых маршрутов. Один из них проходит прямо через лагерь. Около полудня птицы будут здесь. – И Дийна показала рукой на густо-синее небо, которое в одном месте было расплавлено и выжжено яростным голубым солнцем.