Текст книги "Динозавры против млекопитающих. История соперничества, которая не закончилась до сих пор"

Итак, наши предки сначала были товарищами крупнокалиберными, а для существ большого размера требуется не только охлаждение, само охлаждение может не вызывать у них сложностей. Если ты большой, то тебе и обезвоживание не так страшно; хотя да, воды им требуется очень много, но, повторяю, чем меньше отношение площади поверхности к объему тела, тем больше жидкости для испарения и относительно меньше кожи, через которую эта жидкость испаряется. Он мог пройти большее расстояние до какого-нибудь водоема, прежде чем начинал испытывать действительно катастрофическую потребность в воде. Влаголюбивый крупномер чувствовал себя сносно, но эволюция еще не изобрела механизмы производства крупных потомков, и детеныши палеозойских позвоночных были крошкообразны.

Влажность покровов и неэкономность почек делали обезвоживание для них реальной угрозой и, следовательно, необходимой заботу и постоянный контакт родителя со своей мелкотой. Даже обзаведясь амнионом, они не могли оставить яйца на произвол судьбы. Чтобы эмбрион не погиб от обезвоживания, требовался совершенно особый режим влажности и температуры. Забота о вылупившихся и еще не вылупившихся детенышах становилась тем важнее, чем менее предки млекопитающих остаются привязанными к водоемам и местам повышенной влажности. Детеныши наших пращуров в силу малых размеров по-прежнему оставались намного более чувствительными к изменениям температуры и влажности, чем взрослые особи. Отсюда проистекает (в прямом смысле) одна из форм заботы млекопитающих о детенышах, давшая им (нам) название – молочное выкармливание. Весьма вероятно, изначально выкармливание было не столько выкармливанием, сколько выпаиванием – способом защитить детеныша от потери влаги. Еще раньше железы, впоследствии ставшие молочными, могли служить для увлажнения сумки, или той области на животе у матери, к которой крепились детеныши или яйца, или подстилки в норе, в которой эти яйца хранились.

Увлажнение кладки выделениями матери могло иметь и другую функцию – обеззараживания. Эмбриону ведь грозят не только обезвоживание, переохлаждение, перегрев и другие климатические неприятности, но и атаки всяческих ненужных вирусов, бактерий и прочих паразитов, и, что характерно, чем обстановка вокруг влажнее, тем выше вероятность атаки зловредной микроживности на яйцо. Сегодня этим обусловлено то, что структура скорлупы водоплавающих птиц, живущих, как им и положено, рядом с водой, в условиях заметной сыроватости отличается от структуры скорлупы птиц «сухопутных моделей». Это еще в 1970-х обнаружил замечательный ученый-яйцевед Рон Борд[65]65
  https://elementy.ru/bookclub/chapters/434763/Samaya_sovershennaya_veshch_na_svete_Glava_iz_knigi


[Закрыть]. Основной способ борьбы водоплавающих за здоровые яйца – придание их поверхности максимальной несмачиваемости. Синапсидам это не слишком подходило по описанным выше причинам.

Однако как минимум одно пернатое – удод – развило свою оригинальную систему борьбы с микроугрозами. Удод не стремится обезводить поверхность яйца для предотвращения налипания всяческой заразы, наоборот, скорлупа будто создана для того, чтобы на нее налипло все, что только можно. И это действительно так: удоды применяют профилактическое обмазывание специальным секретом – выделением копчиковой железы, в котором обитают «правильные», союзные удодам бактерии, которые и будут защищать кладку от посягательств всяких посторонних. Быть может, удодий секрет содержит помимо микробов и вещества, мешающие разместиться на яичной скорлупе легионам противников. У других птиц тоже заметна корреляция между относительным размером копчиковой железы и площадью поверхности кладки: скорее всего, удод такой не один, просто он самый продвинутый яйцеобмазыватель и специалист по химзащите в мире птиц.

Полагаю, какие-то аналоги жидкости и собственно та жидкость, которая впоследствии стала молоком, изначально использовались именно для смазывания – увлажнения и обеззараживания кладки. Поскольку первые млекопитающие не имели молочных сосцов, а молоко просто выделялось и стекало по коже, скапливаясь в специальных бороздках, то оно, разумеется, собирало всех попутных микробов, с этим что-то надо было делать. Если протомолоко уже имело антимикробные задатки, это сильно облегчало задачу выкармливания детенышей и делало его безопасным.

Достоверно известно, что молоко ныне здравствующего утконоса – прекрасное антимикробное средство[66]66
  http://www.csiro.au/en/News/News-releases/2018/Saving-lives-with-platypus-milk


[Закрыть]. У утконоса же, как у всех однопроходных (представленных, помимо него, ехиднами и проехиднами), так и не появились молочные сосцы. Специальный белок, отвечающий за уничтожение нехороших микробов, в большом количестве присутствует в молоке всех однопроходных, так что мне интересно, почему именно утконос вызвал наибольший интерес исследователей? Возможно, это просто совпадение – первыми антимикробные свойства были обнаружены именно у его молока, может быть, ученые выбрали это животное по принципу наименьшей колючести. Кому захочется рисковать получить множественные уколы, если альтернативным объектом исследования будет пупсик-утконос. Это, конечно, так, но, может быть, все-таки все несколько сложнее и молоко утконоса действительно защищает от микробов лучше, чем ехидновыделяемое? Причина здесь может быть та же, что обусловливает различия в структуре скорлупы водных и сухопутных пернатых. Ехидны обитают в условиях сравнительно сухих и более микробобезопасных, утконос – житель вод, к тому же в этих водах кормится он на дне, постоянно взбаламучивая ил, в общем, ведет себя так, чтобы на него поналипало как можно больше всякой гадости, следовательно, именно его молоко и должно быть особо антимикробистым.

Выкармливание выделениями собственного тела также отчасти сближает млекопитающих с амфибиями. В «завровом» направлении это явление весьма редкое. Насколько мне известно, что-то подобное встречается лишь у архозавров, конкретнее – у птиц. Да и то среди невероятного их многообразия только голуби, пингвины и фламинго выкармливают птенцов выделениями верхних отделов пищевого тракта – птичьим молоком. Причем у них это явно следующая эволюционная стадия по отношению к выкармливанию «взрослыми» блюдами – растительными и мясными продуктами. Изначально птенцов кормили, вероятно, отрыгиваемой пищей, и лишь потом на смену благородной отрыжке пришло кормление специальным секретом. Предназначенные для выработки питательного секрета железы у всех перечисленных птиц расположены в районе зоба или пищевода. У млекопитающих же молочное выкармливание развилось совершенно независимо от кормления «взрослыми» блюдами. Сомневаетесь – посмотрите, где у вас располагаются соски.

У амфибий (упоминавшихся выше безногих земноводных) мы и обнаруживаем пример подобного не выпаивания, а именно выкармливания. Если вы сейчас представили себе безногую лягушку с налитыми молоком сосцами, у вас богатая фантазия, но от реальности эта картина предельно далека. Безногие земноводные выглядят скорее как огромные черви, а не как жабы или тритоны, да и чего-то подобного не то что сосцам, но даже молочным железам у них также нет. По крайней мере три вида червяг выкармливают потомство своей кожей, они также увлажняют кладку слизистыми выделениями, а их молодь впитывает жидкость, выделяемую самкой через клоакальное отверстие. Это предохраняет подрастающее поколение от обезвоживания. Не очень эстетично, конечно, впитывать жидкость, выделяющуюся из попки матери, но, быть может, родительское поведение современных червяг отдаленно напоминает поведение некоторых из древнейших наших предков.

Полагаю, в частности, именно то, что предки млекопитающих приспособились к выпаиванию и всяческому увлажнению потомства, воспрепятствовало их эволюции в «рептильном» направлении. Раз надо было выпаивать и увлажнять детенышей, надо было сохранять сравнительно влажную кожу, обильную железами, которые и использовались для выпаивания, а не превращать ее в скафандр из чешуи. С другой стороны, и детеныши благодаря заботе взрослых могли преспокойно оставаться незащищенными и теряющими много влаги существами – на их выживании это сказывалось не столь сильно. Изначальная ставка на увлажнение детеныша определила многое в процессе нашей эволюции.

Проблемы с влажностью не единственный повод перейти к выкармливанию потомства, однако чаще животное, его практикующее, ограничивается выкармливанием на стадии эмбриона (пока будущие дети находятся в организме матери и могут получать пищу непосредственно из него) или же выкармливанием трофическими яйцами, остатками добычи или сделанными взрослыми особями запасами. Матротрофия весьма распространена и встречается у 21 типа животных из 34 известных[67]67
  .


[Закрыть]. Но такой специфический вид выкармливания, который сложился у млекопитающих, связан именно с первичной необходимостью защитить отпрысков от слишком больших потерь влаги и вообще с влажностью покровов пращуров млекопитающих, а также со специфическими способами борьбы против микробного заражения яиц. Кроме того, наш древний предок мог бы не изобретать столь сложной системы, а выкармливать детенышей остатками собственной пищи, но и это, думается, было проблематично из-за разницы в размерах между гигантом взрослым и крошками отпрысками.

Одна из крупнейших пресноводных рыб – арапаима (Arapaima gigas), притом что взрослые экземпляры достигают двух метров, производит мальков всего в несколько сантиметров длиной. И они создали также некое подобие молочного выкармливания. После выклева из икринок мальки арапаимы питаются белыми выделениями специальных желез, расположенных позади глаз самца этой рыбы. Заботливость арапаим взаимосвязана с особой уязвимостью молодняка, но эта уязвимость обусловлена не излишней влаголюбивостью, а слишком сильной привязанностью к воздуху. Эти рыбы не способны обходиться без атмосферного кислорода и часто вынуждены подниматься к поверхности, где мальки уязвимы, они должны просто тщательно оберегать свое потомство. Арапаимы не единственные рыбы, которым нужен воздух. И многие из них проявляют-таки заботливость. Ползуновидные рыбы (Anabantoidei) устраивают для икринок гнезда из пузырьков воздуха, большинство современных двоякодышащих (Dipnoi) устраивают норы, которые старательно вентилируют (не все, но многие). Без защиты родителей нуждающаяся в дополнительных источниках кислорода молодь просто не выживет. Но даже в этой компании дышащих и заботливых арапаимы оказываются наибольшими оригиналами. Ничего подобного их «молочному» выкармливанию другие члены клуба любителей атмосферного кислорода не создали. Возможно, и с моей дилетантской колокольни это предположение кажется оправданным, «слезомолочное» выкармливание развилось у арапаим в силу того, что именно у них разница между размерами мальков и родителей наиболее значительна.

Кстати, что касается связи между выкармливанием и «обеззараживанием» потомства, то ее можно обнаружить не только в мире млекопитающих. У жуков-могильщиков феромон, служащий сигналом, сообщающим личинкам, что мать готова попотчевать их вкусной мертвечинкой, обладает предсказуемо антимикробными свойствами и изначально, видимо, отвечал за формирование коллективного иммунитета[68]68
  https://www.cell.com/iscience/fulltext/S2589-0042(19)30224-X


[Закрыть].

Помимо выкармливания другим со временем сформировавшимся видом заботы о детках было вынашивание яиц в сумке или же закрепление их на теле. Уже наиболее развитые эволюционно терапсиды, возможно (опять повторяю – это лишь моя гипотеза), вынашивали потомство (яйца?) в сумках, что позволяло эффективнее обогревать их и увлажнять. Это поведение унаследовали и первые настоящие млекопитающие. Сегодня примитивные, стоящие почти на уровне цинодонтов однопроходные, конкретнее ехидны, так и поступают – после того как отложили яйцо, они закрепляют его на животе специальной слизью (быть может, именно специализация задних конечностей для закрепления детеныша на туловище препятствовала их переводу в положение под туловище, даже у некоторых довольно поздних млекопитающих). Конечно, не менее примитивный утконос все же яйца на себе не таскает, а оставляет в норе. Слизь утконос также выделяет, но служит она для крепления яиц кладки не к родительскому животику, а друг к другу. И все же утконос – существо высокоспециализированное. Он сконструирован для жизни в воде, а яйца задерживать дыхание не умеют. Многоминутные заплывы с яйцом гарантировали бы утконосу бездетное существование. Предположу, что не закрепляли кладку на туловище и предки ехидн – они, скорее всего, также были полуводными товарищами. Это показывает исследование их связывающего кислород миоглобина, белка, находящегося в клетках скелетных мышц и мышцы сердца. У млекопитающих, приспособившихся к жизни в водной среде, его, во-первых, больше, во-вторых, на поверхности этих белков молекулы имеют более сильный положительный заряд[69]69
  .


[Закрыть]. У предков ехидны как раз был миоглобин, характерный для водных жителей, и современные ехидны закономерным образом его унаследовали. Раз они были полуводными, то, скорее всего, не могли носить яйца прикрепленными к телу: они либо, подобно утконосам, откладывали их в норах, либо все же оставались на берегу, пока шел процесс вынашивания (тогда вынашивание уже не кажется таким невозможным).

Относительно ехидн можно, разумеется, предположить, что закрепление яиц на собственном брюшке – недавнее эволюционное приобретение. Однако, учитывая близость млекопитающих с амфибиями и многообразие представленных у последних вариантов крепежа потомства к телу родителя, я склоняюсь к мысли, что вынашивание в сумке (минимум на теле) использовалось, возможно, уже териодонтами и скорее речь идет о возвращении к древней репродуктивной стратегии. Рискну предположить, что размещение не только яиц в сумке, но и уже проклюнувшихся детенышей может иметь очень древние корни. У личинок амфибий и новорожденных двоякодышащих рыб есть «цементирующая железа». У некоторых двоякодышащих она служит для прикрепления икры к «потолку» норы, в которой после выхода из икринок и живет молодь. Вообще разного рода прикрепление икры на недоступных водным организмам поверхностях в период самого начала колонизации земли позвоночными могло активно использоваться – и сегодня некоторые бесхвостые земноводные приклеивают икру на листья деревьев, растущих вокруг водоемов (с перспективой на то, чтобы после вылупления головастики благополучно соскальзывали с листьев в эти водоемы). У амфибий, от которых произошли первые предки синапсид, подобная же железа, применявшаяся для расклейки икры на всяких листиках или в норах, могла поменять профиль деятельности и использоваться уже для закрепления на теле родителя. Разумеется, это только предположение, к тому же означающее, что предки будущих завроморф и будущих тероморф разошлись еще на амфибийной стадии. Предположение действительно спорное, но то, что в какой-то период, видимо в середине или начале триаса, «приклеивание» яиц к телу среди наших предков и их близких родственников было распространено, кажется мне правдоподобным.

Конечно, ехидны и утконосы имеют довольно небольшую кладку, прикрепить одно яйцо к животу теоретически проще, чем аж 38 (как у кайентатерия), но если мать, свернувшись клубкообразно, сразу откладывает яйца на свой уже пропитывающийся клейкой слизью живот, то это не так уж проблематично.

Очередное краткое отступление. Еще одна особенность, не связанная с родительским поведением, но указывающая на близость наших древних пращуров к их земноводным родичам, – способность утконоса к электрорецепции. Подобный навык есть и у ехидновых, но он не слишком полезен на суше (хотя и помогает искать беспозвоночных во влажной почве) и у колючих родичей утконосов выражен слабее. Видимо, электрорецепторные таланты появились еще у общего предка ехидн и утконоса, который был, скорее всего, именно полуводным. Кажется, к электрорецепции способны и некоторые живущие в мутных водах дельфины. На завроморфном же маршруте эволюции способность к электрорецепции исчезла, видимо, на очень ранних стадиях – ни у одного из представителей лепидозавров, архозавров или черепах она так и не была выявлена. Это, повторю, вновь свидетельствует о близости млекопитающих к амфибиям (среди которых есть обладающие этим «даром») или даже к рыбообразным предкам. Я не говорю, что наши предки поголовно были наделены «шестым чувством». Наоборот, скорее всего, оно всегда оставалось довольно редким, приобретали его именно те, кому действительно надо, кому приходилось много и подолгу охотиться в мутной воде. Но все-таки приобретали, в отличие от диапсид и прочих ящеров.

Трудности мореходства и хозяева мезозойских морей

Влаголюбивость наших предков делает просто удивительным тот факт, что в мезозое синапсидами так и не были заселены океаны. Причина этого могла крыться также именно в способе размножения.

Как уже сказано, предки ехидн, видимо, не могли закреплять потомство на теле, оставаясь полуводными животными. Но что делать, если детеныши крепятся к телу уже весьма основательно? Такие проблемы встают перед сегодняшними сумчатыми – из всего их многообразия так и не выделились специфически водные виды. Крайне робкое исключение из правила – водный опоссум, сумка которого может герметично закрываться, а детеныши – одни из самых быстрорастущих среди всех сумчатых. И исключение весьма условное: степень специализации к водной среде, достигнутая не только китами, сиренами и ластоногими, но, видимо, даже менее специализированными гиппопотамами, остается для сумчатых на сегодня чем-то из области фантастики. Утконос имеет счастливую возможность избежать проблем, с которыми сталкиваются сумчатые, – яйца можно оставить на берегу (хотя самка и проводит с ними много времени), но и утконос не может переселиться в океан, так как, во-первых, должен делать кладку именно на земле, во-вторых, не может оставить ее без присмотра и вынужден долгое время проводить рядом с ней.

Это лишь моя фантазия, но можно представить, что, в частности, именно полуводный образ жизни мог стимулировать каких-то древних плацентарных к тому, чтобы окончательно отказаться от сумчатости и перейти к вынашиванию детенышей в утробе (показательно, что у утконоса сумка тоже отсутствует). Жизнь вблизи водоемов, возможно, помогла им «познакомиться» и с первыми (во всяком случае, первыми начавшими свое победное шествие по планете) покрытосеменными растениями. Конечно, после этого эпохального события плацентарные еще долго оставались насекомоядными. Вносить разнообразие в свою диету они начнут только в самом конце мезозоя, а скорее даже уже в кайнозое[70]70
  .


[Закрыть]. На это указывает постепенное исчезновение генов, ответственных за выработку ферментов, расщепляющих хитин насекомых. Я бы все же остановился именно на границе мезозоя и кайнозоя как на важнейшем рубеже начала смены диет: все-таки, скорее всего, генетические изменения шли за изменениями в поведении и образе жизни, а не наоборот. И тем не менее то, что плацентарные еще миллионы лет после знакомства с цветковыми растениями предпочитали уплетать всякое членистоногое, не значит, что знакомство с цветковыми на плацентарных никак не сказалось.

Цветковые – это не только вкусные плоды и листья, это еще и масса насекомых, поедающих эти листья и опыляющих эти растения, то есть это в любом случае новая еда! И да, помимо плацентарных появлением цветковых воспользовались и многие другие млекопитающие. Именно на конец мелового периода, на время после широкого распространения цветковых растений, приходятся, согласно данным за 2011 год, два пика видообразования млекопитающих[71]71
  https://science.sciencemag.org/content/334/6055/521.abstract


[Закрыть]. Именно териевые млекопитающие (и в их числе плацентарные) в это время дифференцируют особенно активно…

И все-таки, увы, причины, подтолкнувшие будущих плацентарных стать плацентарными, неизвестны. Их могло быть множество, первые плацентарные могли появиться не на берегах речушек и озер, а наоборот – в засушливых районах, или на высокогорьях, или в приполярных широтах, в общем, любые достаточно суровые условия жизни могли стимулировать развитие плацентарности. Если бы действительно первые плацентарные селились по берегам пресных водоемов вообще и озер в частности, их останки находили бы в несметном количестве: донные отложения – идеальное место для сохранения трупиков, скелетиков и косточек. Даже учитывая то, что речь идет о существах мышиного размера, а не величиной с автомобиль, находок должно быть очень много. Мне совершенно неизвестно, какой именно образ жизни реконструируется для древнейших известных на сегодня плацентарных – юрамай (Juramaia sinensis). Так что о происхождении плацентарных пусть говорят специалисты, пока нам интереснее сложности, с которыми столкнулись наши предки в освоении океанов.

Современных сумчатых не назовешь мореплавателями, это уже понятно. Но чтобы представить масштаб, добавлю еще кое-что. Даже вроде бы не приспособленные к жизни в море плацентарные без особых осложнений пересекали океаны. В некоторые периоды в кайнозое «морское сообщение» через Атлантический океан было едва ли не активнее, чем после изобретения судоходства. Видимо, именно морским путем – на древесных естественных плотах (стволах поваленных деревьев) – добрались до Южной Америки грызуны[72]72
  http://www.agroxxi.ru/zhurnal-agroxxi/novosti-nauki/naideny-ostanki-samyh-drevnih-gryzunov-yuzhnoi-ameriki.html


[Закрыть], тем же способом переправились в Новый Свет обезьяны[73]73
  .


[Закрыть]. Причем, как сейчас предполагают, в Америку независимо переселились две группы приматов[74]74
  https://science.sciencemag.org/content/368/6487/136


[Закрыть]. Разумеется, заселить континент им помогли обстоятельства: направление и скорость течений, сильные ливни или цунами, уносившие деревья от Африканского побережья к берегам Южной Америки. Но дело не только в конкретных, удачных для плацентарных колонизаторов обстоятельствах. Информации о том, что где бы то ни было и когда бы то ни было подобные экстремальные морские путешествия предпринимались сумчатыми, у нас нет. Водная преграда оказывалась для них каждый раз почти непреодолимой.

Особенно показателен пример австралийской фауны. Плацентарные – аборигены (конкретнее – грызуны) появились на этом материке по геологическим меркам сравнительно недавно – во времена наступления ледников. Сегодня на континенте обитает ряд эндемичных (больше нигде не встречающихся) мышевидных (кенгуровые мыши, бобровые крысы, кроликовые крысы и др. – всего около девяти родов). Пересечь океанские просторы им тоже помог случай, то есть, по-видимому, именно оледенение, аккумулировавшее воду в ледниках и вызывавшее понижение уровня океана, «сократившее» морской путь от одного материка (Евразийского) до другого (Австралийского). Однако изолированные на Австралийском материке и окрестных островах сумчатые так и не смогли распространиться за их пределы. Конечно, им мешали уже обосновавшиеся там плацентарные, легко выдавливающие сумчатых конкурентов. Двум видам кускусов удалось попасть на остров Сулавеси, но это было, видимо, пределом их скромных сумчатых возможностей[75]75
  Сведения о распространении в Австралии грызунов почерпнуты из книги Второва П. П. и Дроздова Н. Н. «Биогеография материков» 2-е издание, 1979. Хотя во многом книга и устарела, как справочное издание она может использоваться.


[Закрыть]. И уж никакой плацентарной конкуренцией не объясняется то, что так и остались не заселенными млекопитающими соседние с Австралией острова, остатки Зеландского континента[76]76
  http://www.geosociety.org/gsatoday/archive/27/3/article/GSATG321A.1.htm


[Закрыть], – Новая Каледония и собственно новозеландский архипелаг. Это мои предположения, но, думаю, если Австралию изначально населяли бы не сумчатые, а плацентарные, они изобрели бы способы добраться до окрестных островов, тем более до целого материка (пока он еще не ушел окончательно под воду).

Казалось бы, овладение искусством «мореходства» на поваленных деревьях не требует ни серьезных затрат, ни перестройки организма. И все же плацентарные оказываются и здесь успешнее.

Прибывая на новое место, первые морские переселенцы имеют довольно скромные перспективы обзавестись здесь половым партнером. Но есть несколько способов, заметно упрощавших поиск. Во-первых, неплохо быть стадным животным – вы как упали в воду небольшим коллективом, так можете и добраться до новых мест (если повезет). Млекопитающие, однако – это не те существа, которые десятками выползают греться на одном поленце. Жизнь в коллективе требует от них развития социальных навыков и, стало быть, большого, сложного мозга. У приматов, за исключением наиболее близких к человеку, развитие неокортекса (новой коры головного мозга) сильно коррелирует с численностью их семейных групп. У сумчатых же с мозгами все не так хорошо. Но не слишком большая мозговитость не главная проблема.

Во-вторых, есть еще один, и более надежный, способ обрести полового партнера на новом месте – надежный по крайней мере для самок. Будущих мужей они могли привозить в самих себе: им достаточно было быть уже беременными. Беременность у плацентарных длится дольше, а потому и шанс получить на новом месте полноценного полового партнера был заметно выше. «Сумчатая» беременность стремительна, детеныш рождается неразвитым и дальше перебирается в сумку – пережить дальнее, скудное пищей и небезопасное морское путешествие им было сложнее. Возможно, способность к морским странствиям была одной из особенностей (наряду с множеством других), позволивших именно плацентарным широко расселиться в кайнозое и почти всюду вытеснить своих обремененных сумками родичей.

Еще один фактор, обеспечивший доминирование в кайнозое именно нам, плацентарным, а не братьям нашим сумчатым, – плохая выживаемость потомства при его вынашивании на теле, если это вынашивание происходит в холодном климате. Сегодня из сумчатых только опоссумы распространены в умеренных широтах (и выдерживают там конкуренцию с плацентарными). И то они распространены в Северной Америке из-за вытянутости этого материка по долготе и островного характера его северной части, климатические зоны там не столь сильно выражены, как в вытянутой по широте Евразии. К тому же ареал распространения опоссумов не поднимается до тех широт, на которых распространены по-настоящему «морозоустойчивые» плацентарные (речь даже не идет о зонах тундры и лесотундры). Это еще раз говорит, что умеренный климат мог способствовать плацентаризации млекопитающих.

Сумчатые плохо ладят с водой, но помимо сумчатых ни древним мезозойским млекопитающим, ни даже синапсидным предкам млекопитающих не удалось освоить жизнь в море. Причем, повторяю, современные плацентарные вполне успешно с этой задачей справились, и сделали это неоднократно совершенно разные группы плацентарных. На протяжении мезозоя и палеозоя, как уже было сказано, никаких представителей синапсид на морских просторах не видно – господствуют там совершенно другие животные, причем морская амниотная фауна мезозоя весьма разнообразна. В разные периоды появляются морские черепахи (третья волна этих переселенцев прекрасно сохранилась до наших дней), морские крокодиломорфы, наконец, родичи современных варанов – мозазавры. Наиболее известные жители морей мезозоя – плиозавры и ихтиозавры. Моря мезозоя – царство диапсид. Хотя число височных окон у морских ящеров, как правило, уже меньше, чем у «правильных» диапсид, но это результат именно уменьшения количества. Самое интересное, что в массе своей эти животные никакого отношения к динозаврам и вообще архозаврам, заправлявшим на суше (за исключением морских крокодилов, но они оставались явным меньшинством), не имеют.

В этом диапсидном царстве есть одно крупное, уже названное мной исключение – черепахи, представители группы анапсид, но и они отличаются вполне рептильным строением и, скорее всего, происходят от диапсидных предков.

Перешедшие к жизни в воде «завры» мезозоя в большинстве своем были даже более похожи на млекопитающих, чем сами мезозойские млекопитающие. Плиозавры и вообще плезиозавры, скорее всего, были существами живородящими[77]77
  .


[Закрыть], а ихтиозавры живородящими были несомненно[78]78
  Рекомендую для ознакомления с обитателями мезозойских океанов лекцию Н. Зверькова «Морские чудовища эры динозавров».


[Закрыть]. Более того, скорее всего, некоторые из них перешли к живорождению еще до того, как отправились осваивать просторы океанов. Это видно из расположения детеныша в туловище беременной ихтиозаврессы, конкретнее – у экземпляра раннетриасового чаохузавра (Chaohusaurus) (мезозой – время, когда одно название удивительнее другого). Так вот, у покойной ихтиозаврессы детеныш рождался головой вперед, что для водного амниота невыгодно: пока детеныш родится, он может задохнуться, для него выгоднее движение хвостом вперед (не знаю, какой стороной выходят на свет новорожденные морские змеи, но не думаю, чтобы они были исключением). Такое положение маленького ихтиозаврика во время рождения может значить то, что живородящими предки ихтиозавров стали, еще когда обитали на суше, и только после этого они переселяются в океан. Можно считать установленным, что у многих морских ящеров был достаточно активный метаболизм, позволявший им поддерживать высокую температуру и даже обитать в весьма прохладных морях[79]79
  .


[Закрыть].

Сказанное не означает, что все морские ящеры всегда были «с подогревом». По устоявшейся сейчас теории (которая все-таки существенно отличается от того, о чем я буду размышлять), основной причиной того, что морские завры так разгорячились, была их стремительность и склонность к дальним заплывам. Поэтому их внутреннее потепление разовьется, только когда они освоят морские просторы, то есть все-таки не сразу, и тепленькими сделаются только сравнительно продвинутые ихтиозавры (вероятно, здесь первыми были неоихтиозавры) и столь же продвинутые завроптеригии в лице лезиозавров. Тем не менее морские ящеры были теплокровны.

Тенденция к приобретению живорождения до переселения в океан сохраняется очень долго. Опять же переход к живорождению происходил неоднократно и в самых разных группах животных, но у вторичноводных позвоночных он не кажется случайным.

Уже первые вторичноводные амниоты, вернувшиеся к жизни в морях еще в палеозое, в начале пермского периода, – мезозавры (Mesosaurus) – также были живородящими[80]80
  https://www.livescience.com/19044-earliest-pregnant-reptile-live-birth.html


[Закрыть]. Уточню, что мезозавры были, скорее всего, полуводными животными и селились по берегам моря, а не полностью переселились в море, как предполагалось ранее[81]81
  https://www.frontiersin.org/articles/10.3389/fevo.2018.00109/full


[Закрыть]. При этом, если маленькие и юные мезозаврики предпочитали резвиться в воде (или на воде), то мезозавры солидного возраста больше времени проводили уже на побережье.

Мезозавры были приспособлены к очень специфичным условиям моря, располагавшегося приблизительно между современными Южной Америкой и Африкой. Этот древний водоем исчез задолго до появления Атлантического океана и никак с ним не связан. В водах, осваиваемых мезозаврами, была очень высока соленость, к тому же в начале перми существовали ледники, и вода из них поступала в моря, видимо, это был водоем довольно холодный. В море, вероятно, почти отсутствовали другие позвоночные, что и позволило мезозаврам активно использовать морские ресурсы. Нигде, кроме прибрежий своего моря, мезозавры существовать не могли.