Текст книги "Платон и Дарья"

– Стой! Здесь разобьем стан на ночлег – спрыгнул с коня Перелыгин – Лучшего места нам не найти.

Усталые казаки посыпались на землю как горох из мешка. Лица их были строгими и пыльными. Они выглядели как крестьяне после тяжелого труда на поле. Путь выпал долгим, казаки походили, разминая затекшие  ноги, а потом начали выбивать из одежды мелкую пыль. Потных взмыленных коней расседлали и тут же повели на водопой. Кто-то въехал на лошадиных спинах прямо в воду. Животные, подрагивая всей кожей и не отрываясь от поверхности реки, жадно хватали губами холодную воду. После этого напоенных  коней стреножили и пустили пастись по рыжей траве. Тяжело дыша, животные рвали мягкими губами сухую траву.

– Умыться бы хоть в речке – устало сказал Осип Шутемов.

Казаки, скинув с себя пыльную одежду, по росистой траве прошли к реке. На берегу поднялся шум и гвалт. У казаков поднялось бодрое настроение. Когда казаки вымылись, они натянули на влажные тела одежду и начали ставить палатки, а затем с шутками прибаутками  натаскали сухих дров. На берегу взвился серый дымок, костер разгорелся ровным пламенем. Петр Вальнев повесил на огонь большой походный котел и огромный чайник и стал готовить горячий ужин. Осип Шутемов с Павлом Селениным, зашли в реку с бреднем и, раскинув от берега до берега, потащили его против течения. Иногда рыбаки выходили с бреднем на берег и вываливали на траву серебристую рыбу и снова заходили в холодную реку. Рыбешка в сеть попадалась разная, но в основном это были чебак и окунь. Вскоре на берегу образовалась большая кучка из рыб. Никитин взялся готовить ужин. Душистая уха забулькала, заплескалась через край и зашипела на раскаленных углях. Варево получилось густым с жирком и едко пахнущим рыбой. Из котла повалил вкусный парок. Казаки, перекрестившись, подсели к костру, тесно сгрудившись вокруг огня. Вроде бы все примостились вокруг костра, но места всем все  равно не хватило. Казаки хватали ложками уху горячую пищу и ели, обжигаясь и слизывая с губ рыбий жир.

– Какая вкусная уха братцы!

– Как же славно похлебать уху на свежем воздухе.

– Добрая уха! Давно такой не ели.

Казаки ели уху так дружно, что у  Павла сломалась ложка.

– Вот навалился, что даже ложка сломалась.

– Наверное, ложка плохая попалась.

– Или уха наваристой оказалась.

Следом закипел огромный чайник. Казаки отведали горячего чаю.

– Ну что – улыбаясь, предложил Матвей, когда все насытились – с доброй песней и путь короче, и жизнь краше, и смерть легче. Споем нашу любимую песню.

Усталость разламывала кости, захмелевшие от сытости головы, кружились. Глаза сами собой слипались. Матвей Никитин раздвинув меха гармони, откашлялся и с чувством запел сильным баритоном старинную уральскую казачью песню:

Держались мы три дня, две ночи,

Две ночи долгия, как год,

В крови и, не смыкая очи.

Затем мы ринулись вперед…

Казаки подхватили песню басистыми голосами, разбудив вечернюю тишину. Песня разнеслась по речной долине. Она звучала все громче и громче. Даже земля притихла, слушая казачью песню. Среди молодых дружных голосов у Осипа был самый звонкий и душевный голос. Его глаза сияли так, как будто он ими исполнял песню.

 Мы отступали; он за нами

Толпами тысячными шел,

И путь наш устилал телами,

И кровь струил на снежный дол.

Лихая казачья песня вознеслась в небо, пронеслась над землей и унеслась за вечернюю падь. Шумная и полная тревоги песня замерла в тихом вечернем воздухе, и стало совсем тихо. Песня разбередила казаков. Они крепко призадумались. Что судьба приготовила – никто не знает, потому что ни один человек не может знать, что ему написано на роду. Что будет в скором времени – казаки понять никак не могли. Так ничего и, не поняв, они дружно загомонили.

– Веселы привалы, где казаки запевали!

– Люблю наши казачьи песни. В них столько удали и простора, что они берут прямо за сердце.  Их подолгу слушать хочется – Платон поднялся на ноги и вдруг спросил – А кто такие казаки? Кто знает? Откуда они взялись?

– По Карамзину – беглый люд – с иронией сказал Осип.

– А если глубже копнуть?

 Матвей повел плечом и с горячностью сказал:

– Беглые? Бежали на судоходную многолюдную реку? Под самый бок Турецкой империи. Тогда бежали бы в какие-нибудь дебри, где б их никто не сыскал. И сидели бы там ниже травы, тише воды. Так нет же, они беспокоить и бить турок начали. От испуга, что ли стали вдруг храбрыми и искусными воинами?

– Казаки не вели своей истории. Кто теперь скажет, откуда казаки пошли.

– Не морочьте себе голову! Казак от казака ведется. Казаки есть и всегда будут, потому что не формой славен казак, а духом.

– Русские мы – ничем не отличаемся.

– А ведь многие казаки пошли за красными, выступили против казаков.

– А казаки ли они? Это, наверное, те самые и есть беглые, которых мы напринимали в казачество на свою голову. А царские генералы повели против нас потомков беглых крестьян и каторжников. Но они не понимают, что и сами сидят на пороховой бочке. После нас возьмутся за них.

Платон подошел с ружьем близко к реке.

– Кто сможет так выстрелить?

Он выстрелил по поверхности реки, и пуля как плоский камень, пущенная из руки, поскакала по воде, оставляя за собой волнистый следок брызг, фонтанчиков, прежде чем на излете скрыться под водой. Осип покачал головой то ли от удивления, то ли восхищения.

Многие попробовали повторить этот прием, но ни у кого не получилось.

– Ну, ты даешь Платон! – восхитились казаки.

Скоро небо затянули непроглядные тучи. Костер, догорая, выбросил в небо снопы искр. В самое небо потянулся тонкий дымок. Притих тополь, перестала плескаться рыба в реке. Налетевший порыв ветра перебрал тополиную листву, тихими песнями залились степные птицы. На берегу громко всхрапывали кони. Где-то за рекой закликали перелетные птицы.

Осип  расшевелил палкой костер. Костер угасал, становилось темно. Платон призадумался, глядя на красные угли. Казаки, сидя у огонька, тихо переговаривались о предстоящей дорожке.

– Всем дрыхнуть. Двое встанут в караул – распорядился Платон.

Ночная мгла укрыла все. Не стало видно, где земля, а где небо. На черном небосклоне замерцали редкие звезды. Казаки, немного потолковав, расположились на отдых, сложив головы на снятые седла. Говор на берегу реки стих, костер догорал, ветер рябил воду. Только редкие голоса диких птиц нарушали возникшую тишь.

Наутро казаки проснулись от сильного дождя. Все небо оказалось в черных тучах. Тяжелые струи ударили по палаткам. Не стоило выходить из палаток, чтобы понять, что дождь льет как из ведра. На широких лужах вспучились пузыри. В небе поминутно сверкала извилистая молния. Вокруг неумолкаемо грохотало. Один раз гром так раскатисто громыхнул и прокатился вдоль реки, что от него заложило уши. Следом затрепыхалась далекая сильная молния и все пространство, скрытое за сплошной стеной воды, замигало. Палатки, старый тополь и река то появлялись, то снова исчезали. Огромный тополь, качаясь из стороны в сторону, грозно шумел желтой листвой. В природе творилось что-то невообразимое. Мокрые кони, испуганно озираясь по сторонам, и дико ржа, бешено рвались с привязи.

Дождь все время усиливался. Но вот гром отгремел, синие молнии погасли, небо мало-помалу прояснилось и как ни в чем не бывало, из-за туч выглянуло ликующее солнышко. Под его лучами земля задымилась, на траве засверкали дождевые капли, а воздух опять огласился неумолкаемым пением птиц. На востоке зарделся лес.

Казаки торопливо перекусили и, оседлав коней, тронулись в путь. Дорога спустилась в низменность, впереди забелело. Навалился туман –  хмурый и белый как молоко. Он  старательно закутал отдохнувшую за ночь землю и поглотил все пространство, что резко ограничил видимость. Туман с каждой минутой он становился все гуще и гуще. Но ждать когда он сойдет, было некогда. Ничего, не видя из-за  мутной пелены, они двигались вперед, негромко перекликаясь между собой. Казаки пропали в тумане. Сквозь холодный туман испуганно храпели и ржали лошади. Однако через три версты туман стал распадаться. Поднялось солнце, и туман в низине совсем иссяк. Дорога свернула за островерхий холм. Неожиданно из-за него выскочил на коне Селенин и еще издалека хрипло известил:

– Впереди село!

Казаки, не останавливаясь,  пронеслись мимо села. За ним показались размытые очертания деревьев, разодевшиеся в разноцветные платья. Ветер грубо срывал с  нарядов  желтые листья, кружил их в остывшем воздухе и швырял на землю. С неба упал  крик диких птиц.

Вновь подскакал Селенин и тревожно крикнул:

– Впереди движется большой обоз. Это могут быть красные!

– Всем в овраг! – решительно скомандовал Платон.

Казаки, спустились в овраг, заросший мелким кустарником по краям, и уложили коней на бок. Овраг был не достаточно глубоким, но он все же скрывал казаков от постороннего взгляда. Густые клубы пыли приближались все ближе и ближе. Ею заволокло все пространство. Мимо казаков не останавливаясь, на рысях прошла длинная колонна, окутанная облаками пыли. Кавалеристы, тачанки с пулеметами наполняли воздух невероятным шумом. Земля загудела от множества конских копыт.

Платон пригляделся к проходящей мимо колонне. Вдруг от нее отсоединился одинокий всадник и направился в сторону оврага. Осип передернул затвор винтовки, однако красный, не доскакав до оврага, неожиданно  повернул назад.

– Если бы произошел бой, то нас бы никого не осталось – негромко прошептал Осип.

В это время в овраге протяжно заржал конь, но ни красные его не услышали. Слитный топот лошадей, скрип телег и лязг оружия перекрывали все другие звуки. Грохочущий поток красногвардейцев, то пропадал в низменности, то снова появлялся на возвышенности. Скоро он совсем пропал из вида. Степное пространство поглотило красногвардейцев. Все промчалось, все прогремело и заволоклось плотной тучей пыли. Степь только что наполненная невероятным гулом, стихла. Но не успела пыль до конца рассеяться, как на горизонте показалась небольшая  группа всадников. В это время Платон начал выбираться из оврага. Осип ухватил его за рукав.

– Погоди не выходи!

Платон, затаив дыхание, прижался к земле. Осип все время оглаживал коня, чтобы тот не вздумал заржать до тех пор, пока всадники не скрылись за холмом.

– Заночуем здесь, а по утру отправимся в путь. Всем дрыхнуть кроме дозорных!

Беспокойно и тревожно переночевав в молодом овраге, казаки спозаранку поднялись, крадучись развели костер и стали готовить завтрак. Едва восточный небосклон зардел тонкой полосой рассвета, казаки поправили свои папахи, простились с убежищем и, поднявшись из оврага, отправились дальше в путь.

И опять казацкие кони застучали копытами, и опять побежала под копытами коней уральская степь. Казаки, предвкушая скорую встречу со своими родными и близкими, с радостью двигались к Старому Хутору. И чем ближе они подъезжали к родным местам, тем отраднее становилось в их сердцах.

***

Дарья каждый день седлала свою белую лошадь, выезжала на далеко проглядываемый участок дороги, подолгу вглядываясь вдаль и, ни с чем возвращалась домой. Назавтра она снова выходила на дорогу, бросала уздечку, и смотрела из-под руки на дымную даль, но любимый казак так и не появлялся на горизонте. Однажды, когда солнце уже свернуло с полудня и залило ослепительным блеском всю землю, в клубах пыли показался одинокий всадник. Девушка всем сердцем  почувствовала, что это едет Платон. Их сердца как будто подали друг другу добрую весть. Дарьина душа  затрепетала радостью. Девушка, приподнявшись на стременах и, защищаясь ладонью от солнца, пыталась разглядеть хоть что-нибудь.  Ее глаза, то ширились, то узились, но всадник расплывался перед глазами.

– Это Платон –  наконец сказала она уверенным голосом, прижав руки к девственной груди.

В ней все затрепетало от радостного ожидания. Всадник подъезжал все ближе и ближе. Теперь его можно было четко разглядеть. Дарья поняла, что она не ошиблась. Это о нем ее сердце болело. Это о нем она ежедневно думала. И только в нем она видела свое счастье.

Девушка неприметно смахнула тонкими пальцами слезу и пронзительно крикнула, с трудом сдерживая счастливые слезы:

– Пла-то-он!

У девушки родилось радостное, восторженное чувство. Ее сердце зажглось необыкновенной радостью. От порывистых вздохов девичья грудь трепетно задвигалась. Девушка рванула повод, и лошадь поскакала быстрой рысью, высоко вздымая жилистые ноги. Платон пришпорил коня так, что тот взвился на дыбы. Расстояние между всадниками стремительно сокращалось. И вот они уже встретились. Дарья, вскинув ясные глаза и ее выразительные губы, милостиво улыбнулись. Девушка пленила казака подернутыми печалью глазами. Дарьин очаровательный взгляд проник казаку прямо в душу.

“Ее глаза вовек не забудешь” – подумал Платон, и его лицо просияло радостью.

– Дарья! –  с задорным блеском в глазах воскликнул он.

Платон крепко прижал к своей груди родную девушку. Дарьины руки обвили Платона. Перелыгин горячо обнял девушку и почувствовал, как у нее стучит сердце.

– Здорово дневали Даша!

Глаза девушки дрогнули, печаль с лица пропала. Ее охватила безграничная радость. Она глядела на Платона весело и просто. Дарья как будто не знала бед и печалей. Но это могло только казаться, потому что без этого жить в долгой разлуке просто невозможно. У Дарьи душа была теплая и  особенная – не такая как у всех.

– Слава Богу! – с едва уловимой прелестью ответила девушка и улыбнулась светлой улыбкой – Я все глаза проглядела. Все глядела – не едешь ли ты.

Дарья, широко распахнув блестящие глаза, одарила Платона улыбающимися глазами. Каждая черточка на его лице была ей мила. Острые глаза, прямой нос, крепкие скулы и сросшиеся брови над переносицей, и уверенность в себе выдавали в нем сильного человека. Он похудел,  взгляд стал более строгим. Чернавина заметила, что Перелыгин немного изменился и сильно повзрослел.

Платон с восторгом загляделся на Дарью. За год девушка стала  прекрасной стройной девушкой. Она показалась ему необычайно красивой, и он восхитился ею. Платону нравились ее продолговатое лицо с нежными красивыми губами и умными лучистыми глазами, ее волнистые густые волосы, тонкая шея, мягкий изгиб подбородка. Изогнутые брови с пушистыми ресницами и большие глаза с оттенком задумчивости делали девушку особенно красивой. Она была самой прекрасной девушкой  ближайших хуторов. Дарья выглядела в тот день очень привлекательно.

– Какая ты красивая –  не удержавшись, сказал Перелыгин.

Казак, глядя в ее сияющие радостью глаза, почувствовал, как его сердце наполнилось счастьем. По расцветшему лицу девушки, он понял, что она тоже обрадовалась его приезду.

От охватившего волнения и восторга Платон позабыл все слова, которые готовился сказать Дарье. Они куда-то разом подевались.

– Наконец-то мы с тобой встретились – с видимой радостью проговорил Платон – Я год не был дома. Как там мои?

– Ждут, не дождутся тебя – задыхаясь от волнения, проговорила Дарья –  Я тоже  рада, что ты вернулся. Так долго тебя ждала, что даже устала ждать.

Они не могли не признаться, что оба обрадовались долгожданной встрече. Они оба поддались влюбленному чувству. Дарья не могла наглядеться на своего любимого казака.

– Я тоже все время думал о тебе – голос Платона дрогнул.

Дарье приятно было это слышать. Веселая улыбка озарила ее лицо. Умные смеющиеся глаза заискрились. Он заглянул в ее глаза, но она, опустив веки с длинными ресницами, скрыла ликующие глаза. Девушка старательно пыталась скрыть свою радость, чтоб казак не стал сильно задаваться.

– Пойдем пешком? – смущенно улыбнувшись, робко предложила Дарья.

– Пошли –  согласился Платон.

Они сошли с коней на землю и взяли их под узду.

– Как ты доехал? – с доброй улыбкой спросила девушка.

– Мы несколько суток тащились до дома.

– Где остальные казаки?

– Отстали, следом едут.

Завиднелась макушка церкви,  на солнце блеснул золотой крест. Перелыгин кинул тоскливый взгляд на раскинувшийся в лощине Старый Хутор. Многие хаты стояли покосившимися – не хватало казачьих рук. Много ль казачка по хозяйству сделает?

– Скучал? – затаено улыбнулась Дарья.

– Да скучал – с теплотой промолвил Платон.

– И я скучала. У меня сердце изболелось о тебе. В нем не осталось ни капельки радости. Одна печаль тоска затаилась.

– Мне это знакомо.

Время от времени они поглядывали друг на друга, и беспричинная улыбка освещала их лица. Платона и Дарью связывала крепкая взаимная любовь. Они всегда испытывали друг к другу нежные чувства. Им было радостно оттого, что они встретились, достаточно было просто идти рядом и ощущать близость.

Девушка взглянула на ухоженного и гладкого коня, вокруг которого тучами носились комары. Черный конь старательно отмахивался хвостом.

– У тебя конь черный словно ворон. Как его зовут?

– Так и зовут – Черный – басом ответил Платон.

Конь ласково ткнулся мордой в плечо казака, и он слегка покачнулся. Черный озорно ударил копытом землю и радостно заржал, обнажив крепкие зубы.

– Специально черного коня купил – задорная улыбка озарила красивое лицо Дарьи – Полная противоположность моей лошади.

– Нет, так получилось.

– Где  ты его купил?

– В Оренбурге.

– Хороший конь, да и всадник  молодцеватый.

В казачьей форме Платон действительно выглядел подтянутым и бодрым. Казак был силен телом и могуч душою.

– Я тщательно выбирал  коня. Осматривал ноги, зубы, бабки. Когда я первый раз сел на него, то он все время норовил сбросить меня на землю, но я передвинулся вперед, и его задумка не удалась. Тогда конь взвился на задние ноги, перебирая передними ногами и гарцуя на одном месте. Я подумал, что если конь упадет на спину, то мне будет конец. Я готов был держаться за что угодно, лишь бы не оказаться на земле. В конце концов, конь, почувствовав во мне опытного всадника, покорился. А теперь мы с ним единое целое. Он без лишних слов понимает меня, а я его. Мы подружились  с ним накрепко.

– Узда наборная да лошадь вздорная!  Мне кажется, что ты справишься с любым конем.

На окраине хутора они остановились. Платон вынул из переметной сумы оренбургский платок тончайшей работы. На лице Дарьи появилось изумленно-вопросительное выражение.

– Это мне? Спасибо!

Дарья так весело и ласково блеснула сияющими глазами, что у казака пробежала дрожь по всему телу Ее радостные глаза и улыбка на гладком личике восхитили казака.

– Вечером приходи на утес, я буду ждать тебя.

– Приду! – губы Дарьи изломились в улыбке – Я тебя очень ждала Платон.

Перелыгин, кинув на Чернавину взволнованный взгляд, сказал просто:

– Я спешил к тебе Даша!

Платон обнял девушку, хотел ее поцеловать, но она, потупив заблестевшие счастьем глаза и прижав к груди подарки, с легким смехом выпорхнула из-под его руки.

– В следующий раз, ты только не обижайся. Встретимся на утесе – сказала Дарья, склонив немного голову на сторону и глядя ему прямо в глаза.

Перелыгин, молодо вскочив на рысака, махнул плеткой и конь, красиво перебирая длинными ногами, поскакал в хутор. Перед хутором казак обернулся и весело помахал девушке рукой. Пыль под копытами коня завихрилась, всадник полностью скрылся от взора девушки. Встреча, которую они с душевным трепетом оба ждали, состоялась. Красивые большие глаза девушки опять наполнились счастливыми слезами. Как хорошо, что любимый вернулся! Она еще долго стояла на пригорке, зачарованно глядя вдаль. Ветер трепал ее мягкие волосы, одежду, но она ничего не замечая, прислушивалась к тому, что у нее творилось в душе. Так и не разобравшись до конца в своих ощущениях, Дарья вскочила на белую лошадь, легонько тронула повод и та, мотнув головой, вихрем поскакала в хутор.

Поздним вечером Платон с Дарьей встретились на утесе, откуда открывался великолепный вид и на хутор, и на реку. Гибкие ивы стояли, низко склонившись к реке. В речной долине шумела густая чаща. Ветерок чуть слышно трепал листья. В кустах  беспрерывно трещали птицы. Солнце   скатилось за лес и солнечные лучи погасли. На небо взошел сумрак. Поля и леса накрылись серым одеялом. В пожухлой траве громко рылись мыши.

Нестерпимо донимали комары. Перелыгин принес сухой хворост, разжег огонек, и костер весело разгорелся. Потом Платон подкинул  в огонь гнилушек, и едкий дым отогнал комаров прочь. Над утесом заклубился ленивый дымок. Тусклый огонь осветил  мерцающие счастьем глаза девушки. Дарья выдернула из волос железные шпильки, и они мягко рассыпались по ее круглым плечам.

Вдруг на берегу реки душевным голосом запели песню. Чернавина тихо подхватила песню, но через несколько секунд слова все громче и громче стали вылетать из ее груди. Платон, слушая ее, глядел на берег, где у самой кромки воды возле большого костра веселилась молодежь. Но костер горел не столько для тепла, сколько для забавы.  Огонь от их костра поднимался вверх, ни насколько  не отклоняясь в сторону. Молодые казаки и казачки, взявшись за руки, водили хоровод, кружились в разные стороны и заводили одну за другой песни. Среди песен раздавался звонкий смех.

– Пошли вниз – сказал Платон.

– Пойдем – охотно согласилась Дарья.

Когда они по крутой тропинке сбежали вниз юноши и девушки вдруг разом остановились, перестав петь и плясать. Неожиданный приход Платона с Дарьей вспугнул веселье.

– Платон! – Осип по-медвежьи сгреб Перелыгина – Какой статный казачина!

– Давайте петь и плясать будем. Встретим утро весело.

Все словно опомнившись,  задвигались. Дарья картинно взмахивала тонкими руками как лебедиными крыльями. Девушка была так хороша, что на нее невозможно было наглядеться. Ее сердце просто пело от счастья. У Платона с Дарьей была взаимная любовь, и обожание друг друга. Эти чувства ничем нельзя было разрушить, потому что в их отношениях было только самое лучшее.

Платон, залихватски свистнув, пустился в пляс, но скоро остановился из-за возникшей боли в груди.  Немного передохнув, он снова пустился пляс. Молодые казаки с завистью смотрели на Платона. А он статный и сильный танцевал рядом с Дарьей. Перелыгин в этот день выглядел оживленным, он словно святой воды хлебнул. Дарья тоже не расставалась с веселым настроением весь вечер. У нее стало на душе спокойнее. Сегодня ее любимый рядом с ней.

– Эх, что будет, то будет.

– Ай да казак танцует, как черт – восхитились казаки.

– А Дарья-то от него не отходит, все рядом, глаз с него не сводит.

– Надоест еще потом, когда на всю жизнь пришьют.

– Что ты! Разве такая может надоесть когда-нибудь.

– Это точно!

– Да она готова скакать за ним хоть на край света.

На берегу развернулось веселье. Девушки порхали как бабочки, а парни выделывали ногами глухую дробь. Натанцевавшись, молодежь разбилась на парочки и разбрелась кто куда. Кто-то отправился вдоль берега, кто-то двинулся в хутор, а кто-то остался сидеть у костра. То в одном, то в другом месте слышался веселый смех. Густые ивы скрыли страстный шепот и звонкие поцелуи.

Под утро все небо заволокло свинцовыми тучами. На горизонте заиграли бледные молнии. Заросли на речке огласились неумолчным пением птиц, потянуло сыростью. Слышно было как река, раз за разом ударялась об утес. Вначале на землю упали крупные капли, а затем тут же обрушился сильный ливень. Молодежь от костра со смехом кинулась под деревья. Платон с Дарьей побежали в хутор, не замечая ливня, блещущих молний и раскатистого грома. Шумное веселье утихло, берег реки опустел. Костер, залитый дождем, угас. Но скоро гроза прошла, и на небосклоне засияло солнышко. Деревья, кусты, оживились, птицы запели свои разноголосые песни. Все пространство наполнилось запахом сырой земли. После промчавшейся грозы стало свежо и прохладно.

– Мне пора домой – тихо сказала Дарья перед расставанием.

– Встретимся завтра, чтобы прогуляться верхом на рысаках?

– С удовольствием Платон.

– До завтра!

– Пока!

На следующий день Дарья, упершись ладонями в подбородок, ожидала у окна Платона. День разгорелся теплый и светлый. Нескончаемый свет утреннего солнца залил землю. Сильный ветер трепал ветви деревьев.

Платон прискакал неожиданно, изо всех сил осадив коня возле ограды. Увидев его, Дарья с веселым смеющимся лицом выскочила из хаты, вскочила на свою белую, словно лебедь лошадь и, огрев ее плетью, понеслась вперед. Косынка на голове девушки съехала на плечи, волосы растрепались.

– Вперед Марта – звонко воскликнула Дарья.

Всадники, проскочив мимо хаты, легкой рысью выскочили за околицу. Дарья вырвалась вперед. Ее лошадь, стелясь по земле, скакала наметом. Платон едва поспевал за ней.

– Догоняй! – весело воскликнула девушка.

– Тише скачи! Не дай Бог лошадь споткнется – крикнул  казак –  и ты переломаешь себе кости!

Дарья придержала лошадь.

– Не говори глупости! – девушка надула губки – Я держусь в седле не хуже любого казака.

И Дарья, весело смеясь, ускакала далеко вперед. От быстрой скачки ее глаза заблестели, лицо раскраснелось. От нее веяло молодостью и весельем. Она сидела как великолепная всадница. Казалось, что и девушке, и лошади  нравилась бешеная скачка. Но в поле она чуть не выпала из седла.

– Ну вот, что я говорил? Ты расшибешься насмерть, если будешь носиться как угорелая.

– Что поделаешь, если мне нравится быстро скакать. Оглянись вокруг Платон и ты увидишь какой простор кругом!

И она, не подав виду, что испугалась, сохранила свой задорный тон. За полем, они перешли на легкую рысь, потом на шаг и соскочили на землю. Платон обхватил Дарью за талию и закружил вокруг себя. Потом опустил ее на землю и они, взявшись за руки, побежали под дерево и там долго говорили о будущей совместной жизни.

Животные, перебирая тонкими ногами, мотали головами и призывно ржали, торопя своих всадников. Задолго до вечера Платон с Дарьей вскочили на своих рысаков и продолжили конную прогулку. Впереди низко пригнувшись к луке, лихо скакала во весь опор Дарья. Из-под копыт ее лошади летели клочья травы и комья земли. Хотя Платон мог скакать не хуже любого казака, но он, опасаясь за Дарью, намеренно сдерживал ее от сумасшедшей скачки. Перед самым хутором разгоряченные скакуны перешли на легкую рысь. Домой молодые возвращались в радостном молчании. Воздух был мягок и пахуч.

– Ты слишком опасно скачешь.

– Ну что ты преувеличиваешь.

– Обещаешь тише скакать?

– Обещаю!

– Я вечером приду к тебе.

– Приходи.

Казак облил  взором нежное личико девушки, и они разъехались в разные стороны.

Войдя в хату, Дарья увидела, что мать сидит, уронив голову на стол. Хотя было тихо, но дочь поняла – мать плачет. Она взяла распечатанное письмо, вынула листок и, пробежав по нему глазами, всплеснула руками. От нестерпимой жалости сердце девушки захолонуло. Письмо было из Новочеркасска

– Мама наша бабушка умерла? – шепотом спросила Дарья

– Да – приглушенно ответила Анастасия Васильевна.

– Мне очень жаль мама. Я так и не увидела нашу бабушку.

 Дарье стало неудобно за свое предыдущее веселое  настроение. Когда она звонко смеялась, ее мать в это время плакала. Опечаленная дочь ушла в свою комнату.

Вечером в окно постучал Платон.

– Пойдешь на утес?

– Не могу Платон, у нас бабушка умерла в Новочеркасске.

– Жаль, сочувствую – с чувством соболезнования сказал он.

– Давай не пойдем на утес, просто посидим на лавочке –  грустно проговорила Дарья.

Платон искренно обрадовался.

– Хорошо.

Девушка предупредительно изогнула тонкие  брови:

– Только не долго посидим.

Тихий день склонился к вечеру. В светлых сумерках зазвенели стрижи. Дарья,  доверчиво прижалась к Платону, не сводя с него нестерпимо синих глаз. Ее дыхание стало коротким. Она сделалась тихой и задумчивой.

Немного посидев, девушка грустно сказала:

– Платон мне жалко маму, я не могу долго сидеть с тобой, иди, завтра увидимся.

– Но мне не хочется с тобой расставаться.

– Мы же не надолго расстаемся.

– Все равно не хочется. Мы скоро будем вместе?

Дарья, еще теснее прильнув к нему, горячо прошептала:

– Скоро Платон!

– Скорей бы –  тихо отозвался он.

– Давай досмотрим закат? Уже недолго осталось, скоро стемнеет.

– Давай!

– Какой хороший вечер, даже не верится, что где-то идет война.

Они залюбовались чудесными переливами вечернего неба. Солнце последним лучом скользнуло по верхушкам деревьев. На реке несколько девичьих голосов затянули грустную песню. В узкой полосе не гаснущей зари неутомимо носились ласточки.

***

Сумеречным утром Перелыгины  на пасеке готовили к следующему сезону инструмент, рамки и улья. Их большая пасека стояла самом краю поля возле густых лип. В разгар работы Платон увидел скачущего вдалеке быстрой рысью всадника.

– К нам кто-то скачет! – крикнул он отцу.

– Это Иван Чернавин – поднес руку к глазам Семен Алексеевич.

Подъехав к Перелыгиным, Иван резко осадил коня.

– Здорово дневали!

– Слава Богу  –  просто ответил Семен.

– Прохор Селенин в Вороньей балке случайно увидел большой отряд красногвардейцев. Атаман распорядился отправиться туда на разведку.

Перелыгины быстро собрались, оседлали коней, и вместе с Иваном Чернавиным быстрой рысью понеслись к лесу. Там их уже поджидал Прохор Селенин. Казаки на конях вошли в сумеречный лес. Деревья глухо шумели редкими листочками. Свет и тени перемежались в темном лесу. Пахло затхлой травой и опавшими листьями.  Где-то в глубине леса тревожно заухал  филин. Впереди всех на коротких ногах бежала лохматая собака Селенина. В серых сумерках казаки вышли к балке, где на огромных осинах густо висели вороньи гнезда. Птицы, громко каркая и перелетая с дерева на дерево,  раздражали  казаков.

– Вон они! – вдруг горячо зашептал Селенин – Их не меньше трех сотен будет.

– Надо уходить пока они нас не заметили.

– Разворачивайте коней!

В хутор казаки вернулись, когда уже совсем стемнело. Платон оставил коня на конном дворе и тут же ушел к Дарье. Через две минуты он уже сидел перед хатой Чернавиных на лавочке.

В это время над рекой выкатилась ясная луна, залив серебристым светом весь хутор. В другой стороне на темном небе раскинулись роскошные яркие звезды. Ночь была такой светлой, что иголки можно собирать. На реке глухо шумела мельница, звонко журчала на колесе вода.

Дарья появилась  неожиданно и с улыбой спросила:

– Давно ждешь меня?

– Недавно. А ты как всегда опаздываешь?

– Не всегда, иногда вовремя прихожу – улыбнулась приветливо Дарья – Скучал?

– Конечно Дарья –  и тепло, глянув в глаза, спросил –  А ты?

– И я тоже.

Платон заглянул в лицо Дарьи. Волнистые густые волосы, тонкие брови, большие глаза  с загнутыми ресницами всегда притягивали взгляд Платона. Ему нравилось смотреть на нее, слышать ее приятный голос и видеть ее счастливую улыбку. Он часами мог просто сидеть рядом с ней и ничего не говорить, и это никогда не наскучивало. Ему достаточно, чтобы она была просто рядом. Дарья казалась ему единственной и близкой девушкой. Только с ней он был готов пройти весь свой жизненный путь. Впрочем, как и Дарья тоже.  Им хорошо было вдвоем.