Текст книги "Социальная имитация: опыт анализа символической социальной реальности"

Возникшая «неразборчивость» в выборе социально-профессиональных ролей и услуг имеет и другую сторону. Возникает ситуация тотального социального недоверия, когда никто (ни экспертное сообщество, ни отдельные личности) не в состоянии и не может претендовать на реальный социальный авторитет. Одновременно в таких условиях вырастает волна увлечения квазиреальностью в погоне за мгновенным счастьем и успехом. Иными словами, вместо кропотливой постепенной работы личность имитационная жаждет быстрого результата.

Можно сделать вывод, согласно которому имитационная личность не обладает ценностным потенциалом и заключает в себе серийные, одномоментные практики. Заметим, что имитационная личность идет от императива адаптивности к императиву самолегитимации, полагая, что и другие являются такими же или я, по крайней мере, не хуже других.

Можно говорить либо от отсутствии, либо о крайней слабости универсальных критериев оценки деятельности личности, что и понятно в условиях социальной интеграции. Как справедливо писал И. Г. Яковенко, постсоветский человек не просто лишен инакомыслия и модели формирования горизонтальных связей, но и не ориентирован на альтернативные модели[11]11
  Россия трансформирующаяся. М., 2001. С. 172.


[Закрыть]. Для него имитация является тем способом, который снимает границы между дозволенным и недозволенным, и, таким образом, та же самая коррупционная проблема есть проблема безучастия, соотнесенности не с властью и гражданским обществом, а номинирования себя в симулятивном пространстве, в котором «проседают» все социально значимые смыслы и функции.

Понятно, что мы описываем некий исходный уровень, на который наслаиваются существующие в обществе поведенческие и деятельностные образцы. Социальная имитация лишь актуализирует соответствующий сценарий поведения. При этом не стоит забывать, что используется традиция как узнаваемая, но имитируемая. Личность в условиях распада и полураспада общественных связей не может относиться к традиции как к регулятору. Он действует по схеме подобия традиции, являясь выпавшим из сети исторической преемственности.

Важнейшим показателем имитационной личности является способность встраиваться в любую социетальную систему, при любых изменениях оставаясь тождественным самому себе, обнаруживая самотождественность, осознание себя как личности самодостаточной, включающей завышенную социальную самооценку. Имитационная личность декларирует способность защищать себя через половинчатость действий, уход от конфронтации, порочные компромиссы, что в конечном счете снижает результативность деятельности или снимает ее собственные границы.

Таким образом, важнейшим и непременным условием имитационной личности можно назвать диффузные социально-пространственные связи, размытость или исчезновение границ идентификации, социального позиционирования и оценки личности в обществе. Какие черты характеризуют имитационную личность, социальную имитацию на личностном уровне? Прежде всего, «своеволие», моральная и социальная неразборчивость, готовность заняться любой профессией и любым занятием, приносящим видимость успеха, тотальное социальное недоверие, опора только на себя и на собственные силы, но при этом вера в чудо, возможность быстрого успеха путем хитроумных или авантюрных схем обогащения, подозрительность, настороженность по отношению к социальному альтруизму, реальным социальным инициативам, направленным на преумножение социального блага, что, с одной стороны, грозит снижением собственной самооценки, с другой – может разрушить собственный мир, стереотипные поведенческие коды.

Реальная взвешенная оценка имитационной личности позволяет заключить, что для перехода к личности современного типа, ориентируемую на ценности социальной рациональности, доверия, толерантности, требуется реальная социокультурная модернизация, связанная с осознанием себя гражданами в качестве полноправных субъектов социальной деятельности, имеющих и возможности социальной самоорганизации, и право влиять на системные решения.

Наступившее отторжение от творчества, как деятельностной мотивации, на наш взгляд, отражает эпоху «безоглядной имитационности». Может ли имитационная личность переродиться, преобразиться в личность креативную? Каким образом совместить установку на легкий успех, схему «ничегонеделания» и созидание нового или, по крайней мере, участие в социальных инициативах, поддержку и понимание творческой личности со стороны других?

Если не быть сторонником непримиримости творчества и имитационности, необходимо отыскать определенную тенденцию в деятельности имитационной личности, подвигающей ее к следованию образцам творчества. Имитационная личность, так как симуляция деятельности представляет неустойчивую основу жизнедеятельности, вынуждена постоянно быть готовой к изменению социальных обстоятельств, приспосабливаться путем потери самоидентичности. Речь идет не о рефлексивной оценке: в настроениях возникает чувство постоянной тревоги, страха «потерять лицо», опуститься на социальное дно. С другой стороны, имитационная личность понимает, что слишком зависит от внешних обстоятельств, что ее социальные качества не соответствуют социальным и профессиональным добродетелям.

Проявление личностного начала может наблюдаться в стремлении радикально переменить образ жизни, перейти, как писал философ Р. Гвардини, к развитию в исключительных обстоятельствах[12]12
  Самосознание культуры и искусства ХХ века. М., 2000. С. 198.


[Закрыть]. Массовое увлечение духовными практиками, познавательный туризм, обращение к новоявленным «гуру», казалось бы, трезво мыслящих, практичных людей является свидетельством не только моды на экзотику или индивидуальность, но и показывает необходимость духовного обновления, поворота личности к практикам самореализации, самосовершенствования. Конечно, в этой ситуации обнаруживаются «следы» имитационности: действуя по схеме «подражания», индивид обращается к «модным» персонажам, не замечая, что они обнаруживают ту же самую имитационную сущность.

В отмеченном сдвиге может проявиться позитивный момент, связанный с приходом генерации творческих лидеров, наставников, креативного класса, как вызывающий интерес и имеющий авторитет в обществе. Для имитационной личности возникает возможность переосмыслить и переопределить индивидуальную траекторию жизни. Социальная кооперация, в которой человек имеет «свое лицо», является несомненным благом. Если предположить, что имитационной личности присущи претензии быть социально самостоятельной, не зависеть от действия безличных социальных сил или от социального произвола, отношение к жизненным целям изменяется.

Как показывают данные социологического исследования, 51 % россиян поддерживают позицию, что нужно действовать сообща вместе с другими, у кого те же проблемы[13]13
  Готово ли российское общество к модернизации? С. 93.


[Закрыть]. Объединение ради решения насущных, затрагивающих непосредственную жизнь, проблем (обеспечение жильем, экология, воспитание детей, защита животных) открывают возможности выхода за горизонты имитационности, участие в реальных практиках, когда от одноразовых социальных акций участники переходят к коллективным практикам, вносят реальный вклад в решение проблем локального или регионального сообщества (поддержание экологического порядка, организация досуга детей, защита прав потребителей).

Личность в коллективном контексте обретает способность к саморазвитию, стремление избавиться от социальной анонимности, действовать сообща как индивидуальность. Применительно к этим людям нельзя уже говорить об имитационности. Другое дело, что большинство может воспринимать их деятельность как имитационную, и много зависит, насколько общественное сознание имеет иммунитет от социального цинизма, безразличия и сохраняет веру в общественные добродетели.

Следует уточнить, что проявляется тенденция приобщения к творчеству, признание творчества общественной ценностью, не означающая, что господство имитационной личности завершится наступлением эпохи тотального творчества. С этой точки зрения подобные стремления формируются в контексте лидерства креативных общественных сил, актуализации креативного потенциала общества, краха имитационных моделей поведения.

Наконец, креативность может быть вызвана новым типом социальности, переходом к обществу знания, в котором имитационная личность обречена быть неудачником, выполнять только малопрестижные социальные роли. Судя по социологическим опросам, наиболее востребованными качествами становятся активность и инициативность (39 %)[14]14
  Готово ли российское общество к модернизации? С. 91.


[Закрыть]. Настораживает только то, что, казалось бы, очевидный запрос на креативность не основывается на готовности к участию в решении общих дел (только 18 %), такой разрыв содержит риск воспроизводства деления на «своих» и «чужих» и обращения к социальной имитационности в целях закрепить монополию в тех или иных сферах социального творчества.

Качество социальной гибкости, пластичности, присущее имитационности, при определенных условиях может стать стартовым в развитии творчества, так как содержит элемент инновационности, переопределения в новых социальных обстоятельствах. Креативная личность, с другой стороны, не мыслится в традиционном значении, как личность, изолированная от «массы», как духовный отшельник или социальный изгой. Креативные качества личности могут сосуществовать, парадоксальным образом сочетаться с социально-имитационными, что связано с социальной неопределенностью, с резкими социальными и технологическими изменениями на протяжении жизни одного поколения.

Это означает, что имитационная личность не является статичной, неизменной. Существует, скорее, риск «уподобления», подражания творчеству, что девальвирует, обесценивает ее общественный смысл и значение. Можно сказать, что креативность является качеством «меньшинства» в обществе, что массовизация креативности означает перерождение в новую форму имитационности. Дискредитация креативности в виде симуляции творческой деятельности может означать ее «конец» как социально-интегративной ценности, которая, с одной стороны, нацеливает на социальное доверие, с другой – на соревновательность социальных индивидов.

По этому поводу необходимо различать социальную и профессиональную креативность: профессиональная связана с различиями способностей; социальная – с различиями формируемых социетальных качеств. Субъектами социальной креативности могут стать представители различных социально-профессиональных групп, если реализуют коллективные практики, направленные на социальное благо. Другое дело, что социально-профессиональная принадлежность может являться тем фактором, который различает группы «имитаторов» и «креаторов», что определяется имитационностью массовых профессий и уникальностью, индивидуальностью творческой деятельности. Иными словами, для обладателей «высокого» социально-профессионального статуса открывается больше возможностей для творческой самореализации, чем для индивида, занятого в сфере массовых профессий, где эффективными являются репродуктивные формы деятельности. Если креативность становится различением, знаком избранности, элитарности, социальная креативность не поддерживается, не стимулируется, а имитационность поощряется в качестве поведенческого образца для «масс».

Как явствует из данных социологических опросов, для россиян наличие возможностей для самореализации является настолько значимым, что влияет на выбор деятельности[15]15
  Готово ли российское общество к модернизации? С. 149.


[Закрыть]. Это свидетельствует о том, что в обществе постепенно оформляется запрос на креативную личность при непреодоленности стереотипа элитности креативности. Подлинно демократическим потенциалом обладает установка на социальную креативность, позволяющая рассматривать имитационность и креативность как индивидуальные различия, не имеющие социально дифференцирующего значения.

Имитирующая личность имеет «короткий» ресурс развития, имитационные траектории замыкаются на личном успехе и благополучии и не имеют перспектив к сотрудничеству – ценности, важной в определении и решении социальных приоритетов, что становится значимой мотивацией в российском обществе[16]16
  Там же. С. 157.


[Закрыть]. Отметим, что нельзя недооценивать влияние имитационности на социальном микроуровне: показательно отношение россиян к тому, что они испытывают постоянное напряжение в различных житейских ситуациях как удручающее, нежелательное[17]17
  Готово ли российское общество к модернизации? С. 7.


[Закрыть]. На наш взгляд, это связано не только с рыночной деятельностью, с тем, что человеку приходится прилагать немало усилий для соответствия стандартам благополучия, но и с невысокой ресурсообеспеченностью, дефицитом креативных качеств, которые бы позволили стать «штучным» специалистом, специалистом высокого класса, обладающим возможностью хорошо зарабатывать и быть независимым, ощущать внутреннюю свободу.

Независимо от возрастной и социально-профессиональной принадлежности россияне демонстрируют запрос на качественное образование, перспективную и престижную работу как условия жизненной карьеры. Из этой позиции можно предположить тенденцию преодоления имитационности, свойственной эпохе вступления в рынок, в которой были востребованы деловитость, энергичность, основанные не на реальных социально-профессиональных и образовательных качествах, а на «подражательности», симулятивности, готовности воспринимать и использовать нелегитимные способы достижения личного успеха.

Мы не можем, таким образом, с уверенностью говорить, что имитационная личность исчерпала свой исторический ресурс, но становится все яснее безальтернативность креативной личности, как индивидуального выбора, условия расширения сферы автономной социальной деятельности, социальных сетей, кооперации на основе социальных инициатив и предоставления шанса быть личностью. Как показывает опыт российского общества, действия по имитационной модели усиливают социальную дезинтеграцию, порождают безответственный индивидуализм в качестве поведенческого кода и осознаются, хотя еще и неотрефлексированно, в качестве источника социальных рисков. Растущее влияние креативных ценностей и принципов, имеющих объективные основания в современных социальных и государственных институтах, в развитии глобального рынка, приводит к пониманию креативности как формы нового индивидуализма, позволяющего человеку обрести и сохранить лицо в массовом обществе.

Как мы видим, имитационная личность обретает свое социальное «оформление» в социальных «кажимостях», симулякрах, изменяющих образ мышления и образ действия в процессе конструирования собственного симулятивного микромира. Имитационность, являясь социетальным качеством личности, выводится на уровень социального взаимодействия, воплощается не только как реакция на социальные переломы, но и становится стратегией социальной самореализации, однородной по отношению к социальным индивидам как агентам действия, связанным общей позицией «быть собой» вне социальной субъектности и предъявляющим общий интерес в замещении практической социальной группы социальным субститутом. Имитационные практики возникают в процессе социальной коммуникации индивидов, осознающих свою привязанность к системе имитационных позиций и конструирования о себе представлений как группе реального социального действия.

Имитационная личность во многом является порождением «поздней современности», общества, в котором социальная самореализация связывается с вынужденным индивидуализмом, представлением индивидом собственной самодостаточности и самостоятельности как позиции по отношению к другим. Отказываясь от совместных социальных практик как наследия модерна, от влияния социальной рациональности и могущества организаций, имитационная личность видит свое общественное предназначение в том, чтоб не быть как все, в реальности обнаруживая зависимость от имиджа, образа, конструируемого на основе представлений об обществе как «пространстве одиноких».

Обращаясь к имитационным практикам, мы должны учитывать, что привязка имитационной личности к социальным субститутам, осознание себя как творца эффектов приводят к замещению совместных творческих практик действиями ради эффекта, которые имеют неоднозначные последствия для развития российского общества.

Глава II
Имитационные практики в обществе: социальный контекст

Находясь на уровне межгруппового, межличностного взаимодействия, личность имитационная направляет свои усилия на действия, которые предохраняют ее от того, что кажется ей принудительным и безальтернативным влиянием, официальным кодом социальности. Независимо от социального статуса стремление овладеть и распоряжаться социальными ресурсами в условиях отсутствия механизмов опосредования и согласования групповых интересов ориентирует на имитационные практики как поведенческие стратегии, направленные на маскировку собственной социальной несостоятельности, или использование рецептов симулятивности.

В контексте активности личности на социальном микроуровне можно отметить, что не существует резкого расхождения между демонстративной лояльностью к официальному дискурсу и повседневностью, в которой человек якобы обнаруживает самого себя, самоидентичность. Когда говорят об имитационных практиках, имеется в виду воспроизводство квазиреальностей, замещающих реальные достижения, оценки и результаты. Похоже, что единственный продуктивный подход в ситуации, когда возникает совокупность влияний социально-симулятивного эффекта, – социально-имитационная модель.

Существует, по меньшей мере, три препятствия, из-за которых социально-имитационные практики не могут быть отрефлексированы и должным образом оценены. Во-первых, признавая необходимость отказа от социальной имитации, новых возможностей самореализации и поднятия материального статуса, имитирующая личность с опривыченными правилами симулятивности не спешит расставаться с накопленным опытом, причем принесшим позитивные результаты адаптации.

В российском варианте речь идет, во-вторых, о том, что в условиях распространения, а точнее господства иллегальных социальных практик трудно установить критерии имитационности и креативности. В-третьих, нужно отметить, что сама по себе поляризованная структура российского общества предопределила именно имитационную направленность социальной деятельности, когда группы, традиционно отождествляемые с предпринимательством, наемным или интеллектуальным трудом, показывают вроде бы номинальные, но не имеющие практического значения результаты для социального позиционирования. В обществе не выработаны критерии социальной оценки и вознаграждения, которые были бы приемлемы для принятия в качестве универсальных и на макросистемном, и на микросистемном уровне.

На фоне возрастания запроса на специалистов «широкого профиля», связанного с утратой критериев профессионализма и сведения к умению зарабатывать деньги, происходит усиление социальной имитации, что связано, на наш взгляд, с тем, что использование имитационных средств является приемлемым и привычным для общества, в то время как внеимитационные поведенческие коды воспринимаются если не враждебно, то настороженно. Нечто похожее происходит и с ценностно-нормативными мотивациями. Декларируя приверженность фундаментальным ценностям добра, общественного блага, социальной справедливости, население, даже если и согласно на социальные изменения, занимает модальную выжидательную позицию и, тем более, не готово на социально-протестные действия.

Имитационные практики инициируются ростом социальной иммобильности, прекращением действий социальных лифтов; когда образование, профессия перестают быть способом и критерием социальной карьеры, значительно повышается интерес людей к групповой замкнутости, к созданию параллельных социальных миров. Иными словами, речь идет о том, что в обществе, где актуализируются только элементарные формы социальности, воспроизводящие ситуацию по формуле вынужденного нейтралитета, общественный запрос на социальные практики как совместные действия, направленные на решение общезначимых проблем, невысок.

Рост социального изоляционизма и социальной индифферентности придает социальной имитации форму псевдогруппового взаимодействия. Возникают группы самопредставительства, которые выступают от имени тех или иных социальных слоев, не обременяя, не имея и не устанавливая с ними отношений доверия или диалога. Существенная роль в создании предпосылок социально-имитационных практик принадлежит архаизации, демодернизации общественной жизни, которая влечет лишь изменение внешних атрибутов социальности, но не стимулирует системного изменения социетальных качеств.

Возникает ситуация, при которой акторы имитационных практик, как бы соревнуясь друг с другом в достиженчестве позиций, доводят общество до практически тупикового состояния. Речь идет о том, что, так как не происходит реального наращивания социальных благ, а количество претендентов на социальный «пирог» увеличивается, социальное позиционирование проходит на основе соревновательности квазиреальностей: того, какой больший «шумовой» эффект произведут действия той или иной группы, насколько велик доступ к информационным ресурсам и тиражирование симулятивных форм.

Если имитационная личность наталкивается на границы своей самостоятельности во взаимодействии с другими, когда повышенная социальная самооценка может привести к краху жизненных целей, напрашивается вывод, что имитационные практики, независимо от того, осознаются они или не осознаются акторами, нацелены на то, чтобы поддержать позитивное коллективное самочувствие, заявить о себе как стабильных социальных алгоритмах, что формирует устойчивый интерес к различным социальным паллиативам, социальному прожектерству или идеологической эклектике, за которой не существует ничего, кроме групповых амбиций.

В социально-имитационных практиках доверие замещается кредитованием обещаний или угроз (страхов). Определяющий фактор выражается в том, что происходит группирование по критерию восприятия ситуации. Такие альянсы краткосрочны, характеризуются причудливыми конфигурациями.

Здесь уместным можно назвать положение, сформулированное Н. А. Шматко, что представительство оформляет агентов в некую совокупность индивидов, воспринимаемую, узнаваемую, признаваемую в качестве социальной группы. Но этот процесс не контролируется самой группой, поскольку она не существует как действительный общественный субъект[18]18
  Россия: трансформирующееся общество. М., 2001. С. 115.


[Закрыть]. Вот почему формируемые в российском обществе группы не могут считаться реальными, так как, скорее, отражают образы, позиции групп, нежели их социальный статус.

Чтобы идентифицировать себя с реальной группой, необходимо воспроизводство соответствующих практических схем. Но применительно к социальной ситуации в российском обществе, можно сказать, что ни одна группа не реализует модель социальной активности, направленной на легитимное представительство. В то же время следует отметить, что обладающие наибольшим влиянием группы (бюрократия и олигархи) имитируют перемены, управление и контроль процессами, не обладая для этого соответствующими практическими навыками.

Положение группы определяется создаваемым ею социальным пространством, в котором и развиваются соответствующие типы социального поведения. Только учитывая это обстоятельство можно понять, что социальная имитация не есть некое патологическое отклонение от нормы, а основывается на принятии в контексте отрыва от объективирования собственных социальных позиций, готовности к социальным практикам. Расходуя свой имитационный социальный ресурс, как способность и навыки к социальной симуляции, обретению новых социальных ролей в контексте приспособления к обстоятельствам, они могут просто исчезать с социальной сцены, обретая «новый» социальный облик в процессе легитимации социальных практик.

Анализ социальной структуры российского общества позволяет выдвинуть предположение, что происходит адаптация к новым условиям, воспроизводство стандартов социальной гибкости, пластичности, так как достаточно трудно установить границы между различными социальными слоями на основе социально-профессиональных и социокультурных различий. Единство действий при этом только представляется, а различения «предшествуют» различиям. Иными словами, группа заявляет о себе не являясь таковой.

Социальные позиции субституированы, могут быть представлены как платформа мобилизации для совместных действий, но не переходящих в деятельное состояние борьбы за сохранение или развитие социальной позиции. Социальная имитация не дает возможности группе осознать свои претензии легитимными, и еще в большей степени обнаруживается скудость, узость легальных средств, поскольку в социально-имитационных практиках используются одни и те же способы, независимо от демонстрируемых социальных позиций. Более того, сама позиция «расплывается» при ближайшем рассмотрении, поскольку группа не имеет «основы» в практиках составляющих ее индивидов, являясь, по сути, социальной самокатегоризацией.

Таким образом, в социально-имитационных практиках делегирование интересов, как социальной презентативности, квалифицируется как действие, направленное на самовоспроизводство интересов вне контекста межгруппового взаимодействия. Полагая, что социальная имитация принимает массовый характер по причине отсутствия в обществе возможностей для креативности или реальных креативных практик, мы сталкиваемся с явлением перетекаемости, универсализации социальной имитации, с фактом принятия индивидами позиции социальной посторонности, связанной с дистанцированием от общественно значимых интересов.

Из общественного процесса практически выпадают не просто социальные маргиналы, а целые группы и слои, которые, казалось бы, соответствуют критериям социального благополучия. Рассматривая социально-имитационные практики, нельзя не видеть, что их производство и воспроизводство связано с доминированием имитационного типа личности, с возобладанием потребности в симулятивных социальных качествах, навыках, связанных с легитимацией и самолегитимацией практик, ориентированных на упрочение или достижение социального статуса вне реального совокупного или индивидуального социального вклада.

Вопрос состоит в том, что, являясь растратной, направленной на цели самосохранения или социальной монополии, социальная имитация создает видимость стабильности, воспроизводства одних и тех же социальных форм, в то время как институциональные ресурсы фактически сужаются. Возникает ситуация, когда группа, исчерпав ресурсы внутри собственной социальной ниши, претендует на другую, где возрастает конфликтность с конкурентами по социально-статусным позициям. Однако она не перерождается в борьбу и столкновение реальных социальных интересов, так как не существует различия в целях. Ни одна из групп не стремится к установлению социальных пропорций либо более или менее справедливому распределению социальных благ.

Имитационные практики по своей сущности присвоительские или даже хищнические: могут принимать социально паразитический характер, связанный с «прислонением», включением в группы социального доминирования. Но если в обществе не обнаруживается креативных слоев, актуализируются такие критерии, как монополия на социальные и культурно-информационные ресурсы. Вот почему наибольшим весом начинает обладать бюрократия, которая из скромной позиции распорядителя средств модифицируется, приобретает статус социального монополиста.

Являясь свидетелями «вползания» общества в эпоху социальной имитации, когда мы имеем дело с симуляцией власти, творчества, элементарных человеческих отношений, можно сказать, что происходит сужение социального пространства. Критическая ситуация возникает там, где исчезает продуктивная творческая мотивация, что грозит перерастанием социетального кризиса в распад системы социальных отношений.

Поскольку социальная имитация была и остается категорией квазиреальности, планка социальных требований довольно низка. Имитационность воспринимается как данность и в этих условиях легитимация установленного порядка может происходить только путем получения той или иной группой интересов возможности социального позиционирования. Ни одна из общественных групп в этом случае не будет вступать в открытую конфронтацию с другими, так как им, собственно, нечего предложить обществу, – это требует поиска новых точек приложения имитации.

В имитационных практиках «смазываются» стратифицирующие показатели. Не случайно в исследовании Н. Е. Тихоновой, посвященном проблемам дифференциации самооценки статуса в полярных слоях населения, признается, что образовательный уровень и квалификация имеют «номинальное» значение по отношению к собственности[19]19
  Богатство и бедность в представлениях россиян // Социологические исследования. 2004. С. 27.


[Закрыть]. Главное, что видят респонденты, – это возможность приемлемого образа жизни, который непосредственно не связан с доходами, квалификацией и другими стратифицирующими признаками.

Возможно, пожелания респондентов относительно того, какое они место занимали в обществе, носят характер прямо противоположный отношению к реальной социальной структуре российского общества и, в принципе, не выполнимы[20]20
  Там же. С. 28.


[Закрыть]. Главная причина – большинство россиян хотят не равенства, а быть, хотя бы немного, повыше других своих сограждан.

Выходит так, что ликвидация «уравниловки» ассоциируется с наступлением рыночного общества, что привело к эффекту обманутых ожиданий, к убеждению, что то, что получилось, совсем не то, на что рассчитывали. Именно в этом сходятся и бедные, и богатые слои общества, считая, что общественный порядок нуждается в существенных переменах. Однако такое желание наталкивается на утопичность реализации модели общества, которая бы устраивала большинство. И причина тому, во-первых, в том, что социальная позиция, которая соответствует собственным ожиданиям, основывается в основном на социальной самооценке, на воображении, субъективном восприятии действительности, чем том, что мы называем реальными возможностями, реальной социальной ресурсообеспеченностью.

Во-вторых, – и это является следствием из первого, причиной, из которой вытекает иллюзорность социальных самооценок, – доминирование социально-имитационных практик приводит к тому, что каждый, независимо от социального статуса, считает, что именно ему принадлежит право быть выше. Конечно, можно согласиться с тем, что подобные иллюзии возникли еще в советский период, когда интеллигенция считала, что ей недоплачивают за образование и квалификацию, а рабочие полагали, что реальные блага производят они, а остальные являются «нахлебниками».

Уже с 70-х годов ХХ века в советском обществе наметилась тенденция имитационности: работник, занятый в материальном или духовном производстве, получал не по объему и качеству работы, а по должности. В связи с этим обстоятельством имитационность можно рассматривать как следствие нарушения принципа социальной справедливости в его меритократическом контексте, как разделение общества по критерию эффектной, а не эффективной деятельности.