Текст книги "Мир Софии"

Эллинизм

Спасибо за прошлый раз, София! Итак, ты уже знаешь про натурфилософов и Сократа, про Платона и Аристотеля. А это значит, что ты познакомилась с основами европейской философии и мы можем отказаться от предварительных заданий для размышления, которые ты получала в белых конвертах. Думаю, что заданий, контрольных и всего прочего тебе более чем хватает в школе.

Сегодня я расскажу о долгом периоде истории – от Аристотеля, жившего в конце III века до н. э., до самого начала средневековья, то есть примерно до IV века н. э. Обрати внимание, что раньше говорили «до Рождества Христова» и «по Рождестве Христовом». Действительно, одним из самых значительных – и самых загадочных – событий этого периода было появление христианства.

Аристотель умер в 322 году до Рождества Христова, когда Афины уже утратили свою главенствующую роль. Это не в последнюю очередь объясняется грандиозными политическими катаклизмами, произошедшими в результате завоеваний Александра Македонского (356–323).

Александр Македонский (или Великий) царствовал в Македонии. Аристотель тоже родился в Македонии и некоторое время даже был наставником юного Александра. Именно Александр окончательно разгромил персов. Более того, София, своими многочисленными военными походами он распространил греческую цивилизацию на Египет и на весь Восток до самой Индии.

С этого времени открывается совершенно новая эпоха в истории человечества. Она порождает общество, господствующую роль в котором играют греческий язык и греческая культура. Этот период, длившийся около трех веков, часто называют эллинизмом. Впрочем, под «эллинизмом» понимается как сам период, так и грекоязычная культура, которая преобладала в трех крупнейших эллинистических государствах – Македонии, Сирии и Египте.

Примерно с 50 года до н. э. военное и политическое превосходство перешло к Риму. Новая великая держава захватила одно за другим все эллинистические государства, и теперь уже римская культура и латинский язык доминировали на территории, протянувшейся от Испании на западе далеко на восток, в глубь Азии. Так начинается римский период, или, как его еще называют, поздняя античность. Но обрати внимание на одну деталь: прежде чем римляне завоевали эллинистический мир, сам Рим стал греческой культурной провинцией. Вот каким образом получилось, что греческая культура – в том числе греческая философия – продолжала играть важную роль долгое время после того, как политическое влияние греков отошло в область предания.

Религия, философия и наука

Эллинизм отличало стирание границ между странами и культурами. Если раньше греки, римляне, египтяне, вавилоняне, сирийцы и персы поклонялись собственным богам в рамках так называемых «национальных религий», то теперь все культуры перемешались, образовав невероятную сумятицу религиозных, философских и научных представлений.

Вероятно, можно сказать, что агору заменила мировая арена. На древней рыночной площади тоже гудели голоса тех, кто либо принес на продажу товар, либо хотел поделиться своими идеями и мыслями. Новым стало то, что площади были заполнены товарами и идеями со всего света. А голоса там по-прежнему гудели, на самых разных языках.

Мы уже упоминали, что греческие представления распространились далеко за пределы традиционного ареала греческой культуры. Теперь же по всему Средиземноморью начали поклоняться и восточным божествам. Появилось множество религиозных доктрин, которые заимствовали богов и религиозные представления у разных народов. Такое явление называют синкретизмом, или смешением религий.

В прежние времена люди ощущали тесную принадлежность к своему народу, к своему полису. Когда границы и линии раздела начали стираться, многие впали в сомнение, пришли в растерянность по поводу мировоззренческих проблем. Поздняя античность в целом была проникнута религиозными сомнениями, упадком культур и пессимизмом. «Мир одряхлел», – говорили люди.

Объединило новые религиозные системы присутствие в большинстве из них учения о том, как спастись от смерти. Нередко такое учение объявляли тайным. Поверив в это тайное учение, а также выполняя определенные обряды, человек мог рассчитывать на бессмертие души и вечную жизнь. Наряду с ритуалами важную роль для спасения души играло понимание истинной природы Вселенной.

Так обстояло дело с новыми религиями, София. Однако философия тоже все больше и больше сдвигалась в направлении «спасения» и поддержки человека в жизни. Философское мировоззрение имело не только самостоятельную ценность, оно было призвано освободить людей от страха смерти и пессимизма. В результате стирались границы между религией и философией.

Вообще-то можно сказать, что эллинистическая философия не отличалась своеобразием. Поздняя античность не породила ни своего Платона, ни своего Аристотеля. Зато три великих афинских мыслителя дали толчок нескольким философским течениям, которые я вкратце обрисую ниже.

Слияние различных культурных традиций наблюдается и в эллинистической науке. Ключевую роль тут играла Александрия – город, ставший местом встречи Востока и Запада. Если Афины, в которых сохранились школы Платона и Аристотеля, все еще были столицей философии, то Александрия взяла на себя роль столицы естественных наук. При своей огромной библиотеке этот город сделался центром развития математики, астрономии, биологии и медицины.

Эллинизм вполне сопоставим с XX веком, который также характеризуется все большей открытостью мирового сообщества. В наше время это, помимо всего прочего, привело к серьезным переменам в религиозном и общем мировоззрении. Если в начале нашей эры в Риме можно было встретить веру в греческих, египетских и восточных богов, то в конце XX века нет ни одного сколько-нибудь крупного европейского города, в котором не были бы представлены религиозные верования из самых разных уголков земного шара.

Сегодня мы также наблюдаем, как смешение старых и новых верований, философии и науки увеличивает предложение на «рынке мировоззрений». В действительности очень многое в так называемом «новом знании» – товар весьма старый, часть этих идей восходит к эпохе эллинизма.

Итак, эллинистическая философия продолжала разработку проблем, поставленных еще Сократом, Платоном и Аристотелем. Все они хотели ответить на вопрос о том, как человеку следует жить и умирать. Иными словами, на повестку дня были поставлены проблемы этики. В новом мировом сообществе они стали главным предметом философских исканий. Вопрос ставился следующим образом: в чем заключается подлинное счастье и как его можно достичь? Теперь рассмотрим четыре философских течения, занимавшиеся этими проблемами.

Киники

Говорят, Сократ однажды долго стоял у прилавка с выставленными товарами. «Сколько же есть вещей, без которых можно обойтись!» – наконец выпалил он.

Это высказывание послужило бы достойным эпиграфом к кинической философии, основы которой заложил на рубеже V–IV веков до н. э. Антисфен из Афин. Как ученика Сократа, его в первую очередь привлекала неприхотливость последнего.

Киники (или циники) отстаивали следующий тезис: подлинное счастье состоит не во внешних вещах вроде материального достатка, политической власти или хорошего здоровья, а в том, чтобы не ставить себя в зависимость от этих случайных и недолговечных вещей. И поскольку настоящее счастье не зависит от них, оно доступно любому человеку. Более того, обретя подобное счастье, человек не может утратить его.

Наиболее известным киником стал ученик Антисфена Диоген. О нем рассказывают, что он жил в бочке и все его имущество состояло из плаща, посоха и котомки для провизии. (Вот уж кого трудно было лишить счастья!) Однажды, когда Диоген грелся на солнце около своей бочки, его навестил Александр Македонский. Став перед мудрецом, царь спросил, есть ли у него какое-нибудь желание, чтобы тотчас это желание исполнить. И Диоген ответил: «Тогда отойди на шаг в сторону, потому что ты заслоняешь мне солнце». Таким образом Диоген дал понять, что он богаче и счастливее великого полководца. У него есть все, чего он себе желает.

Согласно киникам, люди не должны беспокоиться о своем здоровье. Не стоят волнений даже страдания и смерть, почему не следует принимать близко к сердцу также мучения окружающих.

В настоящее время слово «цинизм» означает пренебрежительное отношение к мукам и страданиям других (отсюда же прилагательное «циничный»).

Стоики

Киники оказали воздействие на стоическую философию, возникшую в Афинах около 300 года до н. э. Ее основателем был Зенон, который, будучи родом с Кипра, после кораблекрушения попал в Афины и присоединился к кинической школе. Своих приверженцев он обычно собирал в крытой галерее с колоннами – портике, а потому греческое слово стоя (портик) и дало название его философской школе – стоицизм. Впоследствии стоицизм приобрел большое значение для римской культуры.

Вслед за Гераклитом стоики утверждали, что все люди наделены одним мировым разумом, или «логосом». Они считали, что каждый человек представляет собой крохотный мир, «микрокосмос» (или «микрокосм») и мир этот отражает «макрокосмос» (или «макрокосм»).

Отсюда вытекала мысль о существовании некоего универсального права, так называемого «природного», или «естественного», права. Поскольку естественное право основывается на извечном разуме человека и Вселенной, оно не зависит от пространства и времени. Таким образом, стоики принимали сторону Сократа против софистов.

Естественное право распространяется на всех людей, в том числе и на рабов. В сводах законов разных государств стоики видели несовершенные подражания праву, заложенному в самой природе.

Стоики не только стирали грань между индивидуумом и Вселенной, но и отрицали противопоставление «духа» и «материи». Согласно их учению, мир един. Подобные воззрения носят название «монизма» (в противовес, скажем, явному «дуализму» Платона, делившего сущее на две части).

Как истинные дети своего времени, стоики были ярко выраженными «космополитами». Следовательно, они были более открыты современной культуре, чем «бочечные философы» (киники). Они указывали на общность людей, интересовались политикой, а некоторые из них, в частности римский император Марк Аврелий (121–180), были активными государственными деятелями. Они способствовали распространению в Риме греческой культуры и философии, в чем особенно преуспел оратор, философ и политик Цицерон (106–43 до н. э.). Именно он ввел понятие «гуманизма», иными словами, мировоззрения, ставящего во главу угла отдельную личность. Несколько десятилетий спустя стоик Сенека (4 до н. э. – 65 н. э.) сказал, что «человек – предмет для другого человека священный». Эти слова стали впоследствии лозунгом гуманистического движения в целом.

Кроме того, стоики подчеркивали, что все естественные явления – скажем, болезнь или смерть – подчиняются нерушимым законам природы, поэтому нужно научиться примирению с судьбой. Ничто не происходит случайно, утверждали они. Все обусловлено необходимостью, так что, когда судьба стучится в твою дверь, нет смысла стенать и роптать. Впрочем, следует невозмутимо встречать и счастливые события своей жизни. Такой взгляд отражает близость стоиков к киникам, призывавшим безразлично относиться ко всему внешнему. Мы до сего дня говорим о «стоическом спокойствии», имея в виду, что человек не позволяет страстям брать над собой верх.

Эпикуреизм

Мы видели, что Сократа интересовал вопрос о том, как жить хорошей жизнью. И киники, и стоики толковали его учение одинаково: дескать, человеку следует освободиться от материальной роскоши. Однако у Сократа был также ученик по имени Аристипп. Согласно ему, целью жизни должно быть извлечение величайшего чувственного удовольствия. «Высшее благо – наслаждение, – утверждал он, – высшее зло – боль». Таким образом, он хотел выработать способ существования, основанный на избегании всяческой боли. (Киники и стоики призывали выдерживать любую муку, а это отнюдь не то же самое, что всячески избегать ее.)

В конце IV века до н. э. Эпикур (341–270) основал в Афинах философское течение (эпикуреизм), в котором развил Аристиппову этику наслаждений в сочетании с Демокритовым учением об атомах.

Рассказывают, что эпикурейцы жили в саду, отчего получили наименование «философов Сада». Над входом туда якобы висело изречение: «Гость, тебе здесь будет хорошо. Здесь удовольствие – высшее благо».

Эпикур призывал человека соизмерять удовольствие, которое он получает в результате какого-либо поступка, с возможными его последствиями. Если ты когда-нибудь объедалась шоколада, то понимаешь, что я имею в виду. Если нет, предлагаю тебе провести следующий эксперимент: возьми из копилки двести крон и купи на них шоколада[15]15
  На эти деньги можно купить не меньше 10–15 плиток.


[Закрыть]. (Предполагается, что ты любишь его.) Для успеха эксперимента надо решиться съесть весь шоколад в один присест. Примерно через полчаса после того, как этот чудесный шоколад будет съеден, ты поймешь, что́ Эпикур имел в виду под «возможными последствиями».

Эпикур также настаивал на необходимости соотносить кратковременное наслаждение, достигаемое в результате какого-то действия, с возможностью получения в будущем удовольствия более длительного или более сильного. (Можно, скажем, представить себе, что ты решила целый год не есть шоколада, потому что предпочитаешь копить карманные деньги на новый велосипед или на дорогую поездку за границу.) Ведь человек, в отличие от животного, может планировать свою жизнь. Он обладает способностью «вычислять» предвкушаемое удовольствие. Конечно, шоколад вкусен, а потому обладает определенной ценностью, но ею обладает также велосипед или поездка на каникулы в Англию.

При этом Эпикур подчеркивал, что наслаждение вовсе не обязательно совпадает с чувственным удовольствием, доставляемым, например, шоколадом. Удовольствие приносят и такие ценности, как дружба или восприятие искусства. Помимо всего прочего, одной из предпосылок наслаждения жизнью было, по Эпикуру, следование старинным греческим идеалам – таким, как самообладание, умеренность и душевное равновесие. Ведь страсть следует обуздывать, а душевное равновесие помогает нам переносить боль.

К саду Эпикура тянулись люди, страдавшие от религиозного страха. Кстати, неплохим средством против религии и предрассудков оказалось учение Демокрита об атомах. Не менее важно для хорошей жизни было и преодоление страха смерти. Тут Эпикуру пришелся кстати тезис Демокрита о существовании «атомов души». Возможно, ты помнишь, что, по Демокриту, жизни после смерти не существует, поскольку «душевные атомы» мгновенно рассеиваются во все стороны.

«Смерть не имеет к нам никакого отношения, – просто говорил Эпикур, – когда мы живы, смерти еще нет, а когда смерть наступает, то нас уже нет». (И правда, ни один человек на свете еще не страдал оттого, что умер.)

Сам Эпикур выразил суть своей раскрепощающей философии в виде так называемого «тетрафармакона», или «четверолекарствия»:

Не стоит бояться богов и беспокоиться о смерти;

блаженство легко достижимо, а страшное легко переносимо.

В Древней Греции не впервые проводят параллель между задачами философии и врачевания. В данном случае человеку предлагается обзавестись своеобразной походной аптечкой с четырьмя «философскими средствами».

В отличие от стоиков эпикурейцы почти не проявляли интереса к политике и общественной жизни. «Живи незаметно!» – таков был совет Эпикура. Вероятно, его «сад» сопоставим с современными коммунами. Ведь и в наше время многие ищут прибежища от мировых бурь на острове или в какой-нибудь иной «гавани».

После смерти Эпикура многие его последователи предались безудержной погоне за наслаждением. Их лозунгом стал призыв: «Лови мгновенье!» Сегодня слово «эпикуреец» чаще всего употребляется с уничижительным оттенком и означает «прожигателя жизни».

Неоплатонизм

Как мы с тобой убедились, и киники, и стоики, и эпикурейцы исходили из Сократа. Кроме того, они отталкивались от досократиков, в частности от Гераклита и Демокрита. А наиболее заметное философское течение поздней античности возникло прежде всего под влиянием платоновской теории идей, поэтому его называют неоплатонизмом.

Виднейшим неоплатоником был Плоти́н (ок. 205–270), изучавший философию в Александрии, но впоследствии переехавший в Рим. Хочу обратить твое внимание на то, что он был уроженцем Александрии, города, который уже много веков служил местом соприкосновения греческой философии и восточной мистики. Плотин принес с собой в Рим учение о спасении, которому суждено было составить серьезную конкуренцию набиравшему силу христианству. Неоплатонизм в целом оказал сильное влияние на христианское богословие.

Ты помнишь теорию идей Платона, София? Помнишь, что он различал мир идей и чувственный мир? Платон ввел четкое разграничение души и тела, что сделало человека двойственным созданием: наше тело, как и все прочие предметы чувственного мира, состоит из земли и праха, но мы также обладаем бессмертной душой. Такое представление было широко распространено среди греков задолго до Платона. А Плотин к тому же познакомился со сходными воззрениями в Азии.

Согласно Плотину, мир растянут между двух полюсов. На одном конце находится божественное сияние, которое он называл «Единым». Несколько раз он называет его «Богом». На другом конце, куда не достигает свет «Единого», царит абсолютная тьма. Плотин, однако, утверждает, что на самом деле этой тьмы не существует. Она являет собой лишь отсутствие света… ее нет. Существует только «Бог», или «Единое», но как свет от любого источника постепенно теряется во тьме, так и тут в некоем месте проходит граница, дальше которой божественные лучи не достигают.

Если душа озаряется исходящим от «Единого» светом, говорил Плотин, то материя представляет собой тьму, которой в действительности не существует. На формы же сущего попадает слабый отсвет «Единого».

А теперь, дорогая София, вообрази горящий в ночи костер, от которого во все стороны разлетаются искры. Около него – широкий круг освещенного пространства, и свет костра хорошо виден даже на расстоянии нескольких километров. Если мы удалимся еще больше, костер превратится в крошечную светящуюся точку, вроде еле различимого судового огня. А если мы отойдем от костра и того дальше, его лучи перестанут достигать нас. Свет его растворится в ночи, а в полной темноте мы вообще ничего не видим. Там не бывает ни силуэтов, ни теней.

Представь себе, что бытие и есть такой костер. Но горит в этом случае Бог, а тьма за пределами костра – холодная материя, из которой сделаны люди и животные. Ближе всего к Богу стоят вечные идеи – изначальные формы всех живых существ. Одна из «искр костра», конечно же, человеческая душа. Однако божественный свет попадает не только на человека. Он проявляется во всей живой природе: роза или колокольчик тоже несут на себе отсвет божественного сияния. Дальше всего от живого Бога находятся земля, вода и камень.

Во всем сущем присутствует божественная тайна. Мы видим, как она сияет в цветке подсолнуха или мака. Улавливаем ту же непостижимую тайну в бабочке, что вспархивает с ветки… в золотой рыбке, что плавает в аквариуме. Но ближе всего к Богу мы собственной душой. Только через нее мы можем приобщиться к великой загадке бытия. Иногда нам даже начинает казаться, будто эта божественная тайна – мы сами.

Образы, которыми пользуется Плотин, сопоставимы с мифом Платона: чем ближе мы подходим к выходу из пещеры, тем ближе оказываемся к источнику бытия. Однако, в отличие от Платонова дуалистического восприятия действительности, мировоззрение Плотина проникнуто ощущением целостности. Всё едино, поскольку всё есть Бог. Даже тени в самой глубине платоновского подземелья несут на себе отсвет «Единого».

Несколько раз в течение жизни Плотина посещало чувство слияния души с Богом, которое обычно называют мистическим переживанием. Его испытал не один Плотин: о подобных случаях рассказывают представители всех эпох и культур. Как бы по-разному они ни описывали свои впечатления, в их рассказах много общего. Рассмотрим некоторые из таких общих черт.

Мистицизм

При мистическом переживании человек испытывает единение с Богом, или с «мировой душой». Во многих религиях подчеркивается, что Бог и его творения разделены пропастью, однако мистик не ощущает никакой пропасти. Он (или она) чувствует, как «входит в Бога» или «сливается» с Ним.

Дело в том, что Я, о котором мы говорим в обыденной жизни, не является нашим подлинным Я. Иногда мы можем на миг ощутить свою сопричастность некоему большему Я, которое одни мистики называют Богом, другие – «мировой душой» или «Вселенной». Исчезая или пропадая в Боге, мистик «утрачивает себя», как «утрачивает себя» капля, смешиваясь с морем. Один индийский мистик так изобразил этот процесс слияния: «Когда был я, Бога не было. Теперь есть Бог, но нет меня». Христианский мистик Ангел Силезский[16]16
  Настоящее имя этого немецкого священника, медика, поэта и мыслителя – Иоханнес Шеффлер.


[Закрыть] (1624–1677) выразил то же самое следующим образом: «Соприкоснувшись с морем, та капля в море канет. Душа, взнесённа к Богу, едина с Богом станет».

Возможно, София, тебе кажется малоприятной перспектива «утраты себя». Да-да, я понимаю, что ты хочешь сказать. Но ведь ты теряешь гораздо меньше, чем приобретаешь. Ты утрачиваешь лишь образ, в котором находишься сейчас, одновременно понимая, что в действительности представляешь собой нечто куда большее. Ты представляешь собой целую вселенную. Да, дорогая София, ты и есть мировая душа, ты и есть Бог. Если тебе придется отказаться от самой себя в виде Софии Амуннсен, можешь утешаться тем, что рано или поздно ты все равно утратишь свое «обыденное Я». Согласно мистикам, твое подлинное Я (которое ты сумеешь почувствовать, только отрешившись от себя) напоминает удивительный огонь, неугасимый на вечные времена.

Но мистические переживания не всегда приходят сами собой. Чаще всего для встречи с Богом мистику нужно пройти «путь очищения и озарения». Путь этот предполагает аскетический образ жизни и разные способы медитации. И тогда мистик (мужчина или женщина) вдруг достигает своей цели и может воскликнуть: «Я есмь Бог» или «Я есмь Ты».

Мистические течения существуют во всех крупных мировых религиях. При этом описания мистических переживаний, независимо от культур и традиций, оказываются поразительно схожими. Культурные различия проявляются, лишь когда мистик дает религиозное или философское истолкование своего мистического опыта.

В западной мистике (то есть в рамках иудаизма, христианства и ислама[17]17
  Здесь и далее отнесение ислама к одной из «западных» религий, по-видимому, следует считать авторской натяжкой.


[Закрыть]) мистик делает акцент на встрече с личным Богом. Хотя Бог присутствует в природе и в человеческой душе, он обычно вознесен высоко над миром. В восточной мистике (то есть в рамках индуизма, буддизма и даосизма) мистик скорее будет подчеркивать полное слияние с Богом или «мировой душой». «Я – мировая душа», – может сказать он, или: «Я – Бог», потому что для такого мистика Бог не просто существует в мире, он не существует более нигде.

Задолго до Платона сильные мистические течения были распространены в Индии. Свами Вивекананда, который уже в XIX веке познакомил Запад с индуистским мировоззрением, однажды сказал: «Как в некоторых мировых религиях атеистом называют человека, не верящего в личного Бога за пределами себя, так для нас атеист тот, кто не верит в самого себя. Не верить в великолепие собственной души – это атеизм».

Мистические переживания могут иметь значение и для этики. Сарвапалли Радхакришнан, который в 60‑е годы XX века был президентом Индии, высказал следующую мысль: «Ты должен любить ближнего, как самого себя, потому что ты и есть твой ближний. Только иллюзия заставляет тебя считать, будто твой ближний не ты сам».

Иногда мистическими переживаниями делятся и наши современники, причем не принадлежащие ни к какой религиозной конфессии. Они могут внезапно ощутить в себе некое «космическое сознание», или «мировой океан». По их рассказам, они вдруг почувствовали себя вырванными из времени и увидели мир «с точки зрения вечности».

София приподнялась на постели. Ей нужно было проверить, есть ли у нее еще тело…

Прочитав о Плотине и мистиках, София начала парить по комнате, вылетела в окно и поднялась высоко над городом. Она окинула взглядом людей на площади, но ее понесло дальше, она пересекла Северное море, затем Европу и продолжила путь на юг, через Сахару и бескрайние африканские саванны.

Огромный земной шар словно превратился в живого человека, и этим человеком была сама София. «Я – это мир», – подумала она. Вся огромная Вселенная, которую София порой считала непостижимой и опасной, стала ее собственным Я. И в восприятии Софии то Вселенная казалась величественной и необъятной, то сама она становилась необъятно большой.

Удивительное ощущение скоро прошло, но София была уверена, что никогда не забудет его: ей казалось, будто нечто из глубин ее сознания, проникнув через лоб, смешалось с остальным миром – так одна-единственная капля краски может окрасить целую кружку воды.

Потом София словно проснулась с тяжелой головой после фантастического сна. Она даже с некоторым разочарованием обнаружила, что у нее все-таки есть тело, которое пытается сесть в кровати. От лежания на животе и чтения присланных Альберто Ноксом страниц ломило спину. Зато София испытала нечто незабываемое.

Чуть погодя она сумела сесть, а затем и сойти с кровати. София пробила в листах дырки и, подшив новые уроки в папку с предыдущими, вышла в сад.

Птичий гомон там стоял – словно сразу после сотворения мира. Светлая зелень берез за кроличьими клетками была настолько яркой и чистой, точно Создатель взял эту краску из радуги.

Неужели София действительно может считать, что весь мир – ее божественное Я? Неужели она наделена душой, «искрой из костра»? А если это так, значит, она сама – божественное создание.