Текст книги "Золотая клетка"

Юй Сы
Золотая клетка

© Юй СЫ, текст, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Иллюстрация на обложке Пельмышка

Оформление форзацев и внутренние иллюстрации ХОСС

Во внутреннем оформлении использованы иллюстрации: © gorozhinak. HstrongART / Shutterstock.com

* * *

Глава 1
Мин Сянь

Удар гонга отбил вторую стражу[1]1
  С девяти до одиннадцати вечера. Всего в Древнем Китае было пять ночных страж, по два часа каждая.


[Закрыть]. Во дворце стояла тишина, и только ноябрьский ветер завывал между резными колоннами и под изогнутыми карнизами.

Фигура в черной накидке быстро поднималась по высоким ступеням, и императорские гвардейцы вдоль лестницы, завидев ее, вытянулись по стойке «смирно», стряхивая сонливость. Дремавший у дверей евнух услышал шаги, поднял глаза и тут же подобострастно опустил их, узнав мужчину.

– Великий советник[2]2
  丞相 – досл. чэнсян – канцлер, главный министр, великий советник императора.


[Закрыть], – произнес евнух, но не получил от него ответа. Черные глаза феникса[3]3
  Разрез глаз удлиненной миндалевидной формы с опущенными вниз внутренними уголками и вздернутыми вверх, тянущимися к вискам внешними.


[Закрыть] скользнули по надписи над дверью – «Дворец душевной чистоты» – и слегка прищурились, придавая бледному лицу мужчины несколько злое выражение, но затем на него снова вернулось равнодушие. Волосы мужчины были собраны в аккуратный пучок, перехваченный золотой короной. Он был высок, широк в плечах, обладал военной выправкой, и казалось, что его присутствие угнетает. Поплотнее запахнувшись в накидку, отороченную черным лисьим мехом, он повернулся к дрожащему на осеннем ветру евнуху.

– Ее Величество еще не легла? – спросил он низким голосом.

– Нет, Ваша Светлость, – пролепетал евнух, украдкой глядя в лицо первого министра империи. Тот смотрел на закрытые двери с резными драконами. – Ее Величество собиралась посвятить вечер завершению картины, а потому приказала ее не тревожить… – без утайки продолжил слуга.

Это был пожилой и опытный евнух по имени Чжоу Су. Великий советник снова перевел на него глаза, разглядывая испещренное морщинами лицо евнуха Чжоу и как будто о чем-то задумавшись. Чжоу Су служил еще у прежнего императора, и годы научили его осторожности и тактичности. Он терпеливо ждал, пока великий советник ответит.

Спустя некоторое время, не дождавшись ответа, Чжоу Су все же заговорил, вырывая мужчину из мыслей:

– Прикажете доложить о вашем приходе?

– Нет. Прикажи… – мужчина махнул рукой, а затем оборвал сам себя: – А впрочем, не стоит. Никого не впускать. – И он толкнул двери в стороны, заходя внутрь. Чжоу Су немного помедлил, а затем закрыл за ним створки и снова замер на своем посту. Евнух крепче сжал ручную грелку, которая уже почти остыла.

Великий советник широким шагом зашел в покои и невольно поежился от тепла, пробирающегося под накидку. После холодной осенней ночи жара в комнате казалась удушающей. Шум ветра стих, остался только еле слышный треск угля в жаровне. Он выдохнул и замер, цепляясь пальцами за застежку у горла. В глубине в окружении свечей над столом склонилась молодая девушка. Ее стройная, даже худощавая фигура утопала в расшитом золотом халате с широкими рукавами. Длинные, распущенные черные волосы спадали на плечи и нависали над листом бумаги на столе, практически касаясь поверхности. Черты ее лица были тонкими, изящными и как будто прозрачными, придавая ей болезненности в неровном свете свечей. Губы, словно лишенные крови, были бледными и плотно сжатыми от напряжения. Одной рукой придерживая рукав, девушка медленно выводила кистью что-то на листе бумаги. Великий советник замер, не издавая не звука.

– Шан Юй, чего ты там застыл? – Неожиданно девушка обернулась, и ее чуть раскосые персиковые глаза[4]4
  Разрез глаз, похожий на лепестки персика: с длинным и глубоким двойным веком, слегка изогнутые, с опущенными внутренними уголками и слегка изогнутыми вверх внешними.


[Закрыть] внимательно уставились на вошедшего.

Великий советник немедленно опустился на одно колено.

– Приветствую Ваше Величество.

– Не надо церемоний, поднимись, мы же наедине, – девушка махнула рукой, отворачиваясь от него и вновь ставя кисть над листом. – Что тебя привело в столь поздний час?

– Вы уже ужинали? – спросил Шан Юй, медленно поднимаясь.

Мин Сянь, императрица Северной Сунь, не ответила, увлеченная своим занятием. Ее кисть плавно заскользила по бумаге, оставляя ровный след. Шан Юй пристально наблюдал за тонким запястьем, которое обнажилось из-под рукава. Наконец он сделал несколько бесшумных шагов вперед, чтобы рассмотреть, что рисовала императрица. На листе тонкой бумаги красными цветками расцвела зимняя слива. Рисунок был почти завершен. Императрица сделала последний штрих и отложила кисть.

– Закончила! – довольно пробормотала она себе под нос, глядя на рисунок. Шан Юй перевел взгляд с листа на лицо императрицы: в обычно равнодушных глазах плескалась тихая радость от завершенного дела, а на губах играла легкая улыбка. Он сжал кулаки, скрытые накидкой. – Нравится? – спросила Мин Сянь, переводя взгляд на своего первого министра.

– Все, что рисует императрица, выходит великолепно, – отозвался Шан Юй сдержанным тоном, беззастенчиво разглядывая лицо девушки. Легкая улыбка уже померкла, и губы вновь сжались в тонкую линию.

– Тогда Мы[5]5
  Китайские императоры говорили о себе «Чжэнь», императорское местоимение, аналог русского «Мы».


[Закрыть] прикажем наклеить рисунок на шелк и подарим тебе. – Императрица опустила рукава, скрывая тонкие белые запястья, и отошла от стола, потеряв интерес к рисунку.

– Благодарю Ваше Величество за милость. – Шан Юй тут же вновь опустился в поклоне.

Мин Сянь еле слышно вздохнула, глядя на его коленопреклоненную фигуру.

– Нам это ничего не стоит. Поднимись. Ты пришел по какому-то делу?

– Ваш слуга пришел доложить вам, что завтра на утреннем собрании министр Вэй и министр Лю поднимут вопрос о праздновании дня рождения покойного императора, и мне бы хотелось заранее обсудить это дело с Вашим Величеством. – Шан Юй поднял взгляд на императрицу, все еще стоя на одном колене.

Мин Сянь замерла, услышав его слова, выражение ее лица на миг стало растерянным, а уголок рта невольно опустился вниз, но когда Шан Юй посмотрел на нее, ее лицо снова приобрело равнодушное выражение.

– Какие же подробности ты хотел обсудить с Нами? – равнодушно спросила она, проводя кончиками пальцев по краю стола. – Просто скажи Нам, чего хотят Наши драгоценные министры.

– Министр Вэй и министр Лю предложат провести скромную церемонию поминовения, поскольку, как вы знаете… в этот день также родился бывший наследный принц, и устраивать грандиозный обряд было бы не слишком… – Шан Юй глядел на императрицу, когда говорил, и заметил, как пальцы на столешнице, постукивающие по поверхности, замерли.

– Просто организуйте все, как в прошлом году, – прервала его императрица, отворачиваясь. – Это все? Мы устали. Ради такой мелочи тебе не стоило приходить, Мы знаем, что должны сделать. Завтра Мы непременно поддержим министров Вэя и Лю, можешь не переживать. Ступай. – Мин Сянь вяло махнула ему рукой, направляясь во внутренние покои. – Прикажи Чжоу Су войти, когда будешь уходить.

– Доброй ночи, Ваше Величество. – Шан Юй вновь поклонился и стоял так, пока шаги императрицы не затихли. Только после этого он поднялся и медленно, украдкой оглядываясь на дверь во внутренние покои, подошел к картине, оставленной на столе, проводя пальцами по невысохшей краске. Красный отпечаток остался на кончиках пальцев. Растерев краску между ними, он быстрым шагом вышел из императорских покоев.

– Императрица зовет тебя к себе, – сказал он евнуху Чжоу, поплотнее запахиваясь в меховую накидку. – Проследи, чтобы Ее Величество выпила укрепляющий отвар перед сном. И добавь еще одну жаровню, в императорских покоях холодно.

– Великий советник так искренне заботится о Ее Величестве, это счастье для Поднебесной. Прошу прощения, что не смогу проводить великого советника, – Чжоу Су отвесил быстрый поклон и прошмыгнул за дверь, и Шан Юй остался один на ледяном ветру.

Он прищурился, вглядываясь в темноту, а затем направился вниз по ступеням, похожий на большую черную птицу.

Шел пятый год правления нынешней императрицы Северной Сунь, Мин Сянь. У предыдущего императора, Мин Дуаня, было всего два сына и две дочери, пережившие младенчество, и Мин Сянь, Четвертая принцесса, младшая из его детей, никогда не считалась кандидаткой на трон. Ее мать, благородная наложница Вэй, пользовалась большей благосклонностью императора, чем императрица Чжэнь, однако родила лишь двух дочерей, а потому титул наследного принца перешел к старшему сыну императора Мин Сюаню. Мин Сюань, крепкий и сильный мальчик, был очень смышленым ребенком и получил свой титул уже в пять лет. После этого его постоянно окружали учителя, готовя к роли будущего правителя.

Второй сын императора, Мин Синь, с ранних лет увлекался боевыми искусствами и в шестнадцать лет после церемонии совершеннолетия первым делом, чтобы набраться боевого опыта, попросился на границу с Южной Сунь, которая постоянно делала набеги на приграничные города. С тех пор он редко возвращался в столицу Линьань, осев в Сицзине на границе. Император пожаловал ему титул циньвана Цзе[6]6
  Циньван – титул, которым могут обладать братья и сыновья императора, ван (букв. с кит. «принц, князь») первого ранга.


[Закрыть], назначив защитником границ Северной Сунь, и это всецело соответствовало желаниям Второго принца, поскольку бороться за престол со старшим братом он был не намерен, а дабы не вызывать лишних подозрений, держался подальше от придворных интриг.

Третья принцесса, Мин Сюнь, была любимицей императора и наложницы Вэй, драгоценной жемчужиной империи и образцом «Трех послушаний и четырех добродетелей»[7]7
  Женский моральный кодекс в Древнем Китае.


[Закрыть]. Она прекрасно владела всеми четырьмя изящными искусствами[8]8
  Игра на цинь, игра в вэйци (китайские шахматы), практика каллиграции и живописи.


[Закрыть], а также великолепно пела и вышивала и при этом интересовалась делами империи и ратовала за народ. Она выучилась езде верхом, стрельбе из лука и частенько сопровождала отца-императора и братьев на охоту.

С детства болезненная и слабая телом Четвертая принцесса ни политикой, ни военным искусством не интересовалась. Она была младше наследного принца на семь лет, Второго принца и Третьей принцессы – на четыре года, но разительно отличалась от них и характером, и амбициями. Получавшая меньше всего внимания императора младшая принцесса росла вольно и свободно, не зная забот. Не обремененная ни политическими интригами, ни семейными проблемами, Мин Сянь посвящала все свое время изящным искусствам, любила каллиграфию, живопись и музыку. Она поддерживала поэтов в столице, щедро одаривала литературные кружки и свела знакомство со многими образованными людьми. В пятнадцать лет она почти не ездила верхом и не умела вышивать, но знала всю древнюю литературу, разбиралась в каллиграфии и втайне мечтала стать известной художницей. О браке она и не помышляла, мечтая лишь о свободе – вырваться из душного дворца и отправиться путешествовать. Конечно, ее мать, благородная наложница Вэй, была изрядно разочарована своей младшей дочерью, но вскоре, поняв, что и император не обращает внимания на Мин Сянь, бросила попытки как-то повлиять на нее и все силы употребила на воспитание ее старшей сестры, которую собиралась удачно выдать замуж и тем укрепить свою власть в столице. Император горячо любил ласковую и заботливую старшую дочь, столь разительно отличающуюся от Мин Сянь, которая вечно пребывала в своих мыслях, и потому тоже очень щепетильно относился к ее будущему браку, не решаясь выдать замуж слишком рано.

Однако на восемнадцатом году правления Мин Дуаня на южной границе разгорелась война. Южная Сунь атаковала заставы, и Второй принц пал в битве, защищая страну от захватчиков. Оглушенный горем император был вынужден заключить военный союз с империей Ци на востоке, подкрепив его браком между принцессой Мин Сюнь и наследным принцем империи Ци. Война закончилась победой союзных войск, но, потеряв сразу двух своих детей, император Мин Дуань сильно сдал. Здоровье его ухудшалось, а наследный принц невольно перенимал все больше и больше полномочий отца.

Мин Сянь тем временем продолжала расти, как дикий цветок, ветром занесенный во дворец. Проводив сестру со свадебным обозом в соседнюю страну и похоронив Второго брата, она погоревала и вернулась к своей прежней тихой жизни, задумывая открыть общество художников в столице. Она и подумать не могла, что в один прекрасный день вся ее жизнь изменится.

На двадцать пятый год правления Мин Дуаня, который к тому времени уже был практически прикован к постели и почти все дела передал Мин Сюаню, когда столица потихоньку готовилась к смене девиза правления[9]9
  Новый император обыкновенно нарекал эпоху своего правления каким-то названием как девизом своего управления страной.


[Закрыть], при дворе неожиданно разразился величайший скандал.

Мин Сюаня, наследного принца и будущего императора, обвинили в сговоре с Южной Сунь, братоубийстве и коррупции. Старому императору были представлены доносы с границы от подчиненных генерала Мин Синя, переписка наследного принца с императором Южной Сунь, доказательства подкупа ряда старых министров через великого наставника принца с целью поддержки при дворе и прочее, и прочее… Количество грехов наследного принца было настолько огромным, что Мин Дуань приказал немедленно заточить его в тюрьму, а его мать, императрицу Чжэнь, в Холодный дворец[10]10
  Место заточения потерявших благосклонность или провинившихся жен императора.


[Закрыть]. Первого принца лишили титула, а затем и его мать. Множество чиновников сместили со своих мест и казнили. Убитый горем император слег окончательно и на смертном одре передал кабинету министров два золотых свитка со своей последней волей.

Первый гласил:

«Наследный принц, Мин Сюань, совершил непростительное преступление. Будучи Нашим сыном, которому Мы больше всего доверяли, он сговорился с врагами империи, замыслил и осуществил убийство родного брата, довел двор до того, что Мы больше никому не можем доверять. Мин Сюань будет разжалован до простолюдина, и Мы запрещаем хоронить его останки в императорской усыпальнице. Нашу супругу, Чжэнь И, постигнет то же наказание. Мы запрещаем хоронить ее рядом с Нами».

Второй указ императора гласил:

«У Нас остался лишь один ребенок, которому Мы можем доверить империю. Мин Сянь выросла добродетельной и смиренной. Четвертая принцесса умна, проницательна и сильна волей. Мы надеемся, что бремя, которое Мы возлагаем на нее, будет ей по плечу. Четвертая принцесса Мин Сянь Нашей волей провозглашается Нашей преемницей и первой императрицей Северной Сунь».

И Мин Сянь, мирно живущая в своем дворце, никогда не думавшая и даже не мечтавшая о подобном, неожиданно получила в свои руки страну и увидела, как вся прислуга упала на колени.

– Да здравствует императрица! Многие лета новой императрице!

Глава 2
Двор

Мин Сянь восседала на драконьем ложе, глядя из-под опущенных ресниц на придворных внизу. Министр Вэй и министр Лю стояли посреди зала на коленях и при этом не переставали переругиваться с министром Цао.

– Тихо! – устало произнесла императрица, поднимая руку и потирая виски. Чжоу Су тут же подскочил к ней, подавая пиалу чая. Мин Сянь отвела ее рукой. – Дражайшие министры, к чему эти споры? – спросила она, глядя на них сверху вниз.

– Министр Цао предлагает совершенно неприемлемые вещи! Разве можно поставить посмертную табличку простолюдина Мин Сюаня, изменника и преступника, на церемонии поминовения прошлого императора? – Министр Вэй метнул яростный взгляд на министра Цао. Тот мелко дрожал, но продолжал простираться на полу в глубоком поклоне, непреклонный в своем мнении.

– Верно-верно! – загудели придворные.

Шан Юй, стоящий на ступень выше их[11]11
  Как великий советник, Шан Юй имел право стоять ближе всех к императорскому трону, а также выше всех остальных министров.


[Закрыть], бросил взгляд на императрицу. Та склонила голову вниз, и из-за рядов жемчужных нитей ее лица было не разглядеть.

– Мы повелеваем устроить ровно такую же церемонию, как и в прошлом году, не стоит делать ничего грандиозного. В конце концов, год был не самый урожайный, и многие крестьяне пострадали от наводнения. В честь дня рождения прошлого императора поставить лотки с рисовой кашей для всех желающих. Министр Цао… – Мин Сянь бросила взгляд на распростертую фигуру, – Мы советуем драгоценному подданному взять перерыв от посещения утренних собраний после церемонии поминовения.

– Утреннее собрание объявляется закрытым! – громко крикнул Чжоу Су, повинуясь взмаху руки императрицы.

– Тысяча лет императрице! Да здравствует императрица! – Чиновники упали на колени, отвешивая поклоны. Мин Сянь поднялась с места и быстрым шагом направилась во внутренние покои. Министр Цао, обливаясь потом, поднялся и с опаской посмотрел на великого советника, не проронившего за все время собрания ни одного слова. Теперь же тот глядел на него в упор. Цао Юань, глава Министерства обрядов, под этим пронзительным взглядом захотел провалиться сквозь землю. Отступая мелкими шажками, он отвесил быстрый поклон и поспешил покинуть зал утренних собраний.

Министры Вэй и Лю проводили его неприязненными взглядами и немедленно принялись перемывать кости бедному Цао Юаню, у которого наверняка от этих разговоров зачесались уши. Верноподданные медленно начали разбредаться, обсуждая утреннее собрание.

– Кто бы мог подумать, что этот Цао Юань выдвинет такое предложение! Всего пять лет, как казнили Первого принца, а он уже думает о том, как его амнистировать! Верх безобразия!

– И не говори, видел ли дражайший Сюй, как хмурилась императрица? Еще и отправила его под домашний арест! Странно лишь… – чиновник украдкой обернулся и наклонился к другому, – что великий советник молчал все время.

– Для него Первый принц всегда будет костью в горле, даже столько лет спустя…

– Тише! – Опасаясь, что их могут услышать не те уши, они заторопились прочь.

Шан Юй медленно покинул зал, прислушиваясь к перешептываниям. Впрочем, они его не трогали, и лицо его, словно посмертная маска, оставалось неподвижным. Черные глаза следили за каждым, в особенности – за министрами Вэй и Лю.

Именно эти двое после казни Первого принца и остальных заговорщиков получили наибольшую власть при дворе. Министр Вэй Шаопу приходился вдовствующей императрице родным старшим братом и властно управлял Министерством доходов, наложив лапу на государственную казну. Имевший самую большую власть после первого министра, Вэй Шаопу, или Цин-гун[12]12
  Досл. «бескорыстный, высоконравственный». Гун – титул знати, высший чиновничий ранг.


[Закрыть] по титулу, был человеком рациональным и решительным.

Министр Лю Цзиньцин, когда-то вовремя выдавший замуж свою любимую дочь за старшего сына министра Вэя, оказался с ним в одной лодке и не проиграл от этого нисколько. Он служил главой Министерства двора, широкой рукой повышая и продвигая своих людей. Он был трусоват и щепетилен, любил выпить и не любил высовываться. Лю Цзиньцин больше всего ненавидел решать что-то самостоятельно, что прекрасно сочеталось с любовью министра Вэя командовать.

Вдовствующая императрица Вэй, получившая этот титул после того, как ее дочь взошла на престол, из благородной наложницы мигом превратилась в хозяйку Внутреннего дворца, а из-за того, что молодая императрица, по ее словам, слабо разбиралась в политике, не получив должного образования в юности, вдовствующая императрица помогала ей всеми силами. Или, читай между строк, активно вмешивалась в управление государством. Женщиной она была умной, хитрой, недаром из всех наложниц императора именно она заслужила его наибольшую любовь. Теперь же она вкушала плоды своего триумфа.

Эта могучая троица полностью захватила власть в империи, и везде, во всех министерствах были их люди. В Министерстве наказаний сидел Хэ Дайюй, в меру осторожный и жесткий, каковому и полагает заведовать судебными разбирательствами. Возвысившись после громкого расследования преступлений бывшего наследного принца и собрав пачку неопровержимых доказательств и свидетельств, он из простого чиновника третьего ранга превратился в министра наказаний, а его предшественник был казнен по доносу Хэ Дайюя за коррупцию. Подобная безжалостность внушала опасения даже министру Вэю, подмявшему под себя половину придворных чиновников.

Министерство общественных работ никогда не выделялось яркими личностями, а потому тихо-мирно продолжало свою работу, не ввязываясь ни в какие политические интриги. Его главой являлся Фу Пи, престарелый министр, который большую часть времени испрашивал разрешения у императрицы «поправить здоровье дома». Ему было глубоко за семьдесят, и он предпочитал проводить время в компании правнуков больше, нежели в своем Министерстве.

Цао Юань, которого столь беззастенчиво ругали сегодня, обычно не доставлял проблем Цин-гуну при дворе, и никто не мог понять, какая муха его укусила. Обычно тихий и боязливый, он прекрасно справлялся со своей работой, не высовывал голову из своего Министерства, когда не следовало, и приобрел репутацию осторожной мыши.

Главную головную боль для министра Вэя представляло Военное министерство. Мало того что военный министр Шан Цзянь был человеком несговорчивым и по-армейски вспыльчивым, часто вступавшим в перепалки с министром Вэем, так еще и его сын, забравшийся на самый верх, представлял собой словно заледеневшую гору Тай.

Шан Юй, имевший самый высокий пост в Северной Сунь, носил множество титулов – великий советник, чэнсян, Шэн-гун[13]13
  Досл. «мудрейший».


[Закрыть] и левый министр[14]14
  При дворе два министра: левый министр (Шан Юй) и правый министр (Вэй Шаопу). Вдвоем они делят власть, но левый министр выше по статусу. Поэтому Шан Юй имеет титул «великий советник», что возвышает его до первого министра.


[Закрыть]. Он отличался тем, что всегда сохранял холодное и невозмутимое выражение лица, был жестким и неуступчивым. В прошлом, при власти покойного императора, он как феникс взлетел по карьерной лестнице, пойдя по чиновничьей тропе, чем изрядно разочаровал своего отца, который хотел сделать из сына могучего защитника государства. Вступив во дворец как капитан императорской гвардии, Шан Юй вскоре заполучил и доверие императора, и власть. Ум и проницательность молодого капитана стражи привлекли Мин Дуаня, и он повысил его до советника, переведя в кабинет министров. Неподкупность, честность в высказывании своего мнения и упрямство Шан Юя вели его на самый верх, пока император не скончался.

После смерти императора Шан Юй решительно занял пост великого советника, буквально выхватив его из-под носа у министра Вэя. Императорская гвардия в его руках, которая охраняла дворец, заставила остальных молча признать его власть. Чиновники не понимали, как министр Вэй допустил подобное, но шушукаться не осмеливались. Отсутствие поддержки при дворе – Шан Юй всегда вел себя высокомерно и ни с кем не сближался – быстро сделало из него своего рода небожителя, совершенно одинокого на утренних аудиенциях, достойного глумливых насмешек за его спиной. Его и боялись, и насмехались над ним, но не смели перечить. Ходили слухи, что даже министр Вэй пошел с ним на тайный сговор, а потому Шан Юй оставался на своем месте, а при дворе воцарился шаткий мир.

Однако вся эта ситуация говорила лишь об одном – у императрицы Мин Сянь, которая никогда не стремилась в политику и не завела полезных знакомств в бытность Четвертой принцессой, не было никакой реальной власти при дворе. Пусть она и сидела на драконьем ложе и смотрела на всех сверху вниз, все решения, которые она принимала, диктовались ей великим советником Шаном и министром Вэем. Даже ее мать, вдовствующая императрица Вэй, имела больше власти в империи, которая лишь формально принадлежала Мин Сянь. Императрица-марионетка, императрица-пустышка – миллионы жителей Поднебесной кланялись ей до земли, но ее собственные чиновники нисколько ее не боялись.

* * *

Покинув зал утренних собраний, Мин Сянь не спеша направилась по боковой галерее во дворец вдовствующей императрицы Вэй. Чжоу Су неизменно семенил за ней, не поднимая головы. Свита императрицы состояла всего лишь из нескольких евнухов и служанок, потому что Мин Сянь, привыкнув к жизни всеми забытой Четвертой принцессы, даже став императрицей, так и не полюбила размах и роскошь, с которой та должна жить. Ей полагалось носить роскошные церемониальные одежды на утренних собраниях, но в повседневной жизни она отказывалась от всех украшений, используя лишь одну нефритовую шпильку. Сейчас, уже переодевшись и сняв тяжелый головной убор для утренних собраний, Мин Сянь неторопливо шла навестить матушку.

– Чжоу Су, – негромко произнесла она, и верный слуга тут же сделал шажок вперед, наклоняя голову и поворачиваясь к императрице правым ухом. – Не забудь проследить за Цао Юанем.

– Слушаюсь, Ваше Величество, – евнух тут же понимающе кивнул, а императрица продолжила свой путь.

Они вышли в сад и пошли по дорожкам мимо стоящих голыми в конце ноября кустов и деревьев. Мин Сянь замерла и с печальной улыбкой посмотрела на унылый пейзаж вокруг – она не любила осень, когда все начинало засыпать и становилось безрадостным. День был сухой, теплый, но она все равно поежилась и глубоко вздохнула от пустоты и отсутствия красок вокруг. Только причудливые камни да редкие вечнозеленые растения наполняли пейзаж красотой.

Ее тихий вздох услышал Чжоу Су. Он покачал головой, отчего его дряблая кожа на шее затряслась, как у индюка. Он знал, что сердце у императрицы нежное, поэтическое, и любое явление природы может ее расстроить.

– Сегодня прохладно, Ваше Величество. Давайте поторопимся к вдовствующей императрице, – сказал он, глядя на застывшую девушку, погруженную в свои мысли.

– Да, – просто отозвалась Мин Сянь, вновь пускаясь в путь. Очень скоро она добралась до дворца своей матушки. Войдя в нагретое жаровнями помещение, она сняла накидку, передавая ее Чжоу Су, а сама прошла в глубину покоев.

Слева от входа на кане[15]15
  Вид тахты, дивана с низкой спинкой или ее отсутствием, внутри которой находилось пространство для печи. Такие каны использовались зимой.


[Закрыть] сидела красивая женщина. Время будто было не властно над красотой любимой наложницы императора Мин Дуаня Вэй Жуи – лишь тонкий слой пудры покрывал ее узкое лицо, а черные миндалевидные глаза глядели ясно и строго. Ее красота была такой холодной, как будто ничто на свете не могло согреть эти острые черты лица. Мин Сянь была очень на нее похожа.

Она склонилась в поклоне.

– Дочь приветствует матушку, – произнесла она.

– Поднимись, – махнула рукой вдовствующая императрица. – Присядь рядом со мной. – Она указала на соседнее место на кане, отделенное от нее столиком. – А-Цюй[16]16
  Личное имя мин Мин Сянь – Цюйцинь. По достижении совершеннолетия в Древнем Китае юношам и девушкам давали новое «взрослое» имя цзы, и обращаться к ним по личному имени могли только близкие. У Мин Сянь это Сянь. Приставка А– типичное уменьшительно-ласкательное обращение взрослых к детям,


[Закрыть], как прошло утреннее собрание?

Мин Сянь покорно уселась на кан и приняла от служанки пиалу чая.

– Как обычно, матушка, – спокойно сказала она.

– Я слышала, что министр Цао выступил с предложением перенести посмертную табличку простолюдина Мин Сюаня в императорскую усыпальницу. – Мин Сянь взглянула на вдовствующую императрицу и увидела, как раздулись ее ноздри от гнева. С самого детства эти ноздри раздувались в ее адрес постоянно – матушка вечно гневалась на нее, ведь она была «разочарованием императорского рода». Теперь же она обращалась с ней гораздо лучше, и гнев ее направился на давно покойного бывшего наследного принца.

– Это так, – отозвалась Мин Сянь, осушая пиалу и ставя на столик. Расторопная служанка тут же наполнила ее свежим чаем. Она взглянула на нее из-под опущенных ресниц – это была личная служанка Вэй Жуи, вошедшая с ней во двор, занимавшая ныне должность главы прислуги во Внутреннем дворце – тетушка Ли. Она осторожно коснулась горячего фарфора, не глядя на матушку.

Та выжидающе уставилась на нее, ожидая каких-то подробностей. Впрочем, Мин Сянь не считала, что ей следует о чем-то докладывать – раз матушка уже в курсе, что Цао Юань подал такое прошение, значит, новости долетели до нее со всеми деталями быстрее, чем императрица ходит по дворцу. Не дождавшись от нее больше ни слова, вдовствующая императрица разгладила несуществующие складки на одежде и принялась хаять Цао Юаня за неосмотрительность и преступные намерения.

– Он наверняка замыслил недоброе, А-Цюй. Твое наказание слишком мягкое. Возможно, стоит не только отстранить его от утренних собраний, но и вовсе сослать на север. Все должны видеть твою решимость защищать императорскую власть и честь императорской семьи от преступной крови. Твой отец, покойный император, поступил жестко, но справедливо. Никуда не годится, что всего спустя пять лет с его смерти уже зазвучали разговоры об амнистии для этого простолюдина Мин Сюаня. Хватит с него и того, что покойный император даровал ему легкую смерть и позволил похоронить его под одной фамилией с императорской семьей…

Тонкие пальцы Мин Сянь вцепились в хрупкий нагретый фарфор. Матушка продолжала распинаться, бросая все новые упреки Цао Юаню и предрекая новые ужасы. Наконец она как будто выдохлась и со вздохом приняла из рук тетушки Ли свежий чай. Мин Сянь разжала пальцы, опуская пиалу с нетронутым остывшим чаем на столик. Ее ладонь покраснела от жара.

– Впрочем, ничего страшного пока не случилось. Церемония поминовения покойного императора все равно уже в самом разгаре подготовки, – рассудительно произнесла вдовствующая императрица. – Отправлять Цао Юаня в отставку сейчас действительно неразумно.

– Вы правы, матушка, – смиренно произнесла Мин Сянь, опуская голову. Из-за длинных черных ресниц нельзя было разгадать, какая мысль плещется в глубине ее глаз. Вэй Жуи прожила долгий век, но никогда не могла понять, о чем думает ее младшая дочь. Она протянула руку и ласково взяла ладони императрицы в свои.

– А-Цюй, сейчас холодает, одевайся потеплее. Министр Вэй подарил мне песцовую шкуру. – Она отпустила ее руки и махнула тетушке Ли. – Я хочу отдать ее тебе, прикажи сделать из нее накидку. Зимой ты всегда мерзнешь. Ты должна беречь свое императорское тело.

Мин Сянь подняла глаза и посмотрела на мать. Взгляд холодных глаз той на секунду смягчился, что удивило ее – как будто матушка в самом деле была обеспокоена ее здоровьем.

Поневоле она тоже смягчилась.

– Благодарю матушку-императрицу за заботу.

Прибавление титула заставило глаза Вэй Жуи вспыхнуть искоркой удовольствия. Тетушка Ли принесла свернутую шкуру – императрица запустила пальцы в белоснежный мех. «Красивый был зверь», – подумала она с грустью. Она приказала Чжоу Су отправить песцовую шкуру в императорскую мастерскую. После этого Мин Сянь поднялась с места.

– Уже уходишь? – в голос вдовствующей императрицы вернулась нотка надменности, с которой она говорила со всеми вокруг – подчеркивая свое превосходство, но при этом делая это так тонко, что никто бы не смог обвинить ее в высокомерии. С императрицей она так говорила с детства, и та давно к этому привыкла.

– Да, матушка. Множество докладов ждут меня. – Мин Сянь поклонилась и неспешно направилась на выход, как будто эти доклады ждали совсем не ее.

Вдовствующая императрица некоторое время смотрела ей в спину, а потом тяжело вздохнула.

– Она всегда была странным ребенком, – пожаловалась она тетушке Ли, и та тактично промолчала, зная взрывной нрав своей госпожи. – Кажется, что только с виду проявляет уважение, а кому знать, какие мысли бродят в ее голове? У нее ничего нет, а она все равно не хочет полагаться на свою мать. Знай себе кивает, что ей ни скажи. Мы возвели ее на трон, я и мой брат денно и нощно облегчаем ее бремя и помогаем управлять страной. И Сю-эр[17]17
  Личное имя мин Шан Юя – Сюин. Эр – уменьшительно-ласкательный суффикс, букв. «сын». Сю-эр – детское прозвище.


[Закрыть] тоже. А ей и дела ни до чего нет, знай себе рисует свои проклятые картины.

– Императрица еще молода, – произнесла тетушка Ли, видя, как ухудшается настроение хозяйки.

– И что с того, что молода? – разозлилась та. – В ее годы покойный император уже железной рукой правил Поднебесной. А она? Она совсем не годится для управления, дунет ветер – и она упадет. Каждый способен выступить против ее воли.

– Неужели вы хотите, чтобы императрица взяла власть в свои руки? – осторожно спросила верная служанка.