Электронная библиотека » Юзеф Крашевский » » онлайн чтение - страница 6

Текст книги "Крестоносцы 1410"


  • Текст добавлен: 8 июня 2018, 17:20


Автор книги: Юзеф Крашевский


Жанр: Зарубежная классика, Зарубежная литература


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Война уже началась под Свиецем, – ответил король тихо.

Княгиня заломила руки.

– Наши победили, – прибавил король, – но что значит одно поражение и то первое. Говорят, что это хорошее предзнаменовение, для меня оно очень несчастливое.

– Ты уверен в Витольде?

Король смотрел исполобья и не отвечал ничего.

– Он не в сговоре ли с ними?

– Они будут следить за ним, – коротко докинул Ягайло.

– Висит над нами меч, который всех нас убить может, – молвила княгиня, – победы не простят никому, наедут в Польшу, уничтожат Мазовию, ограбят Литву, в пепелище обратят деревни и города.

– Но не я вызвал и не хотел войны, я желаю мира, – повторил король, оглядываясь и вытирая пот с чела, – я его сегодня заключить готов. Почему же отклоняют справедливые условия?

– Так нужно медлить, тянуть до последнего времени.

Лошади начинали ржать, а рыцарство садиться, на распутье поднималось движение.

Король также неспокойно посмотрел вокруг и вытянул руку на прощание.

– Судьбы войны, – сказал он с волнением в голосе, – непостижимы. Кто ведает, не последний ли раз мы видимся. В душе у меня плохие предчувствия. Никто меня от них избавить не может. Молитесь за меня.

У княгини Александры, не меньше взволнованной, из глаз текли слёзы, она нагнулась к руке брата, который её молча начал пожимать. Весь двор княгини высыпался из шатров и лагеря смотреть на расставание и отъезд двора.

В кучке женщин стояла Офка с глазами, словно раскрасневшимися, которыми смотрела на всех, дрожала от какого-то нетерпения.

– Что тебе, безумная девушка? – шепнула мать, чувствуя её волнение.

– Что мне? – на ухо начала говорить Офка. – Вот бы я с ними на коня села. Отдала бы год жизни, дала бы два, чтобы могла поехать в этой дружине.

Носкова отвернулась аж, встревоженная, и слегка ударила её по лицу.

– Молчала бы, несчастная, – отозвалась она беспокойно, – лишь бы кто не услышал, что в твоей голове роится?!

– Сидеть за печью и не видеть, что там будет! А! Это невыносимо, – повторяла, топая ногами, Офка.

Только что королю привели коня. Конюший подавал стремя, княгиня шла даже до места, откуда собирались отправляться, то вытирая слёзы, то рукой посылая прощание. Витольд уже сидел на коне. Едва лишь Ягайло очутился в седле, двор тоже побежал к своим лошадям, и каждый, как можно спешней собрав поводья, искал ногой стремя, а другой и без него на хребет лошади вскакивал. Зашумело и запульсировало в той толпе, потому что некоторые кони неслись в лес, другие крепились, кусались дикие и бились между собой, пока, взятые сильной рукой, не пришли в порядок.

Затем тронулся весь двор, установившись как раньше, прощаясь шапками и головами с княгиней и её двором, который всё дальше выступал на дорогу.

Чело колонны уже тянулась лесом, а за ней Ягайло с Витольдом, придворные, воеводы, рыцарство, далее кони, панские кареты и возы, и охотничьи собаки, и челядь, и слуги.

Задумчивая княгиня стояла со своими мальчиками у дороги, пока не протянулось всё и не исчезло в отдалении, а ксендз Ян, молясь, осенял их долго крестным знамением, держащим в руке крестом.

Наконец в лесу смолкло и княгинины возы начали грузить для возвращения. Носкова так же с дочкой отступила в сторону к своим людям и коням, стоящим немного дальше в зарослях. Того же вечера был объявлен отъезд в Плоцк. Торуньскому кортежу Носковой приказали к нему готовиться, когда ксендз Ян принёс новое сообщение, что княгиня Александра желает отдохнуть и, ночь проведя в лесу, лишь с рассветом отправиться в дальнейшую дорогу.

Так как вскоре затем медленно начал падать сумрак и люди, укрепившись от дикого зверя и всякой напасти телегами, взявши коней в центр, приспособились к отдыху. Только маленький костёр оставили непогашанным.

Расставленная стража охраняла лагерь всю ночь.

Наступал день и люди начинали ходить вокруг лошадей, когда от шатра, в которой ночевала Носкова, послышался крик чрезмерно сильный плач. Все побежали узнать, что случилось. С распущенными волосами, едва набросив одежду, с великим плачем бежала вдова к княгининому шатру.

– Моей дочки нет! Мою дочку похитили! – кричала она.

Всё живое бросилось искать вокруг следы. Изумлённый кс. Ян стоял с заломанными руками; молодые вскочили на коня, разбегаясь во все стороны. Никто не мог понять, каким образом от матери, при которой спала, не разбудив её, могла она дать похитить себя. Она исчезла, забрав часть одежды, а что больше, исчезла значительная часть золота, которое вдова приготовила на путешествие, и исчез сам командующий стражи, добавленный в Торуни, человек старый, седой, понурый, молчаливый, но известный своей верностью, и тот, которому наиболее доверяли.

Следовательно, догадаться было легко уже и самой матери, что не силой была она схвачена, но по доброй воле ушла. Почему? Куда? Невозможно было отгадать, припоминала себе только Носкова вчерашний её возглас, когда отправлялся двор и рыцарство. Она упала на постлание, заливаясь слезами.

Не было уже разговоров ни о чём ином, кроме погони; отправились люди княгини и несколько из туренчиков, а, свернув лагерь, княгиня повелела ехать в Плоцк, куда Носкова и ксендз Ян были вынуждены направляться за ней.

* * *

Чем больше приближались к границам, тем суровей сохраняли порядок в строю, а эти тысячи собранных по всей стране и за границей людей удержать в дисциплине и порядке было нелегко. Своих собственных стражей к своим же стражам должны были ставить и наказывать непослушных без жалости. Почти не было ночлега, на котором бы не осталась могила убитого в раздорах, или на дереве не повис виновник без погребения. Люди не знались между собой, а языком и речью едва лишь могли объясняться. Иностранные лица в той толпе показывались не раз и рассказывали, что терялись в других хоругвях. Появлялись охотники отстать на дороге, поспевали опоздавшими. За самим войском тащилось много без подчинения идущих людей, якобы к нему принадлежащих, в дествительности, как вороны подстерегающие какую-нибудь добычу, либо плохое дело.

Хоть войско держалось хоругвиями и землями, всё больше в нём появлялось новых лиц.

Утром в Жохове, когда оттрубили сигнал к сворачиванию палаток, а в королевской часовне послышался малый колокол, с которым ходил ризничий, созывая на мессу, как раз пан Анджей из Брохоцина уже хотел надеть доспехи, которые ему подавал оруженосец, когда в отверстии шатра появилась фигура совсем ему незнакомая. Это был молоденький парень недостойно одетый, но очень красивый лицом, едва легко вооружённый, который с паном Анджеем хотел говорить, немного смущённый, как бы чем-то встревоженный.

Брохоцкий Правдиц был мужчина серьёзный, не первой молодости, призванный солдат, который больше жизни провёл в лагерях, чем дома, где бывал гостем. Благородный воин, хотя в усадьбе жену и детей оставил на Божью опеку, хотя всё хозяйство также больше Провидению сдал, чем владельцу, был несокрушимого духа и весёлого лица. Смеялось его лицо, ибо он чувствовал, что приближались к границам, где этот тяжёлый переход закончится и должна начаться война.

Вся шляхта с его земли считала его почти за вождя, потому что он был над ними самым первым по опыту, мужеству и великой хитрости. Фигуры он был почти гигантской, костистый, сильный, круглолицый, немного бледный, с чёрными глазами и волосами, румяными устами, немного выдающимися, заросший как зубр, так, что только из его бороды и усов улыбались красные губы, а над ними светили выпуклые и огненные глаза. Как солдат он был бесцеремонный и до шутки охочий.

Увидев парня, который крутился у порога шатра, бойко спросил его:

– А что тебе? Чего хочешь?

– У меня тайное словечко к вашей милости.

– Моя милость надевает доспехи, – воскликнул пан Анджей, – трубят на коня; когда ты хочешь говорить, говори и спеши.

Стоящий на пороге указал на оруженосца, которого пан Анджей, вытолкнув из палатки, в кафтане, как был, подошёл к молодому путнику.

– Говори! – сказал он коротко.

– Я убежал от матери, дабы к войску присоединиться, – сказал парень, краснея, – примите меня в ваш полк.

Рассмеялся Брохоцкий, рассматривая прибывшего. Взял его за плечи и потряс.

– Сверчок ты, – воскликнул он, – где тебе эти доспехи носить: раздавят тебя в месиво. Тьфу! Больше похож на девушку, чем на воина. Возвращайся к пани матери и гусей паси: лучше сделаешь.

Парень зацвёл как вишня и бросился к руке Брохоцкому.

– Мой пане! Отец мой! Я должен идти на войну.

– Это тебя зной, голод и неопределённая пора изнуряют. Где-то ты должен спрятаться в перине, тебе ещё не время. Пробуй коня и копья дома, а на будущий поход…

У молодого человека даже слёзы из глаз покатились, но скорей от гнева, чем от грусти. Он подскочил вглубь палатки за Брохоцким.

– Вы должны меня принять! – воскликнул он. – Это бесплатно.

– Кто же тут? Откуда? Какая-то неприятность? – смеясь, спросил пан Анджей.

– Не могу поведать, – говорил прибывший. – Мне охота на войну и к рыцарскому ремеслу. Имя моё Теодор, а если хотите фамилию… то из Забора.

Он напряжённо пожал плечами.

– Что же ты думаешь, как стоишь, без доспехов, с мечиком, как на птичек, в поле идти! А конь у тебя есть?

– Конь есть, доспехи и что нужно куплю.

– Купишь? То-то у пани матери гроши рванул: ты видишь, подлец.

– А что же было делать? Ведь это не кража?

– Безумная голова! – изрёк, приглядываясь к нему, пан Анджей, и повернул его несколько раз в дверях палатки. – На что тебе это сдалось? Силы никакой, жук… в первой лучшей давке свои задавят тебя; и девушкой выглядишь, ей-богу.

Парень раскраснелся.

– Если бы я хотел сжалиться над тобой, на что же ты мне сдался? Нянька тебе ещё нужна. Ты один? – прибавил Брохоцкий.

– У меня есть старый слуга.

– Два лишних рта? А здесь и так часто нечего есть!

– Я сам прокормлюсь.

– Материнским грошом, – смеялся Брохоцкий, – вот это мне парень!

Затем затрубили во второй раз. Прибежал оруженосец, объявляя, что лагерь начал собираться и что скоро для хоругви дойдёт очередь.

Таким образом, Брохоцкий, как можно живей пошёл надевать лёгкие доспехи, какие использовали для похода. Он думал, что избавился от парня, но тот упорно стоял у палатки.

– Мой ты Теодорик! – крикнул он. – Или как там тебя зовут, – ступай откуда пришёл. Я тебя не возьму. Почему ты хочешь ко мне присоединиться, когда тут столько других есть, которые тебя охотно вместе с деньгами возьмут.

– Не пойду от вас, – сказал молодой человек, – как вы хотите, уж вы-то меня не прогоните. Потащусь, хотя бы били. Я на вас первого наткнулся, Провидение Божье. Я себе так сказал, что куда меня глаза приведут – останусь.

– Настоящая неприятность! – воскликнул Брохоцкий. – Иди же ты!

– Не пойду! – крикнул смело Теодор.

Брохоцкий уже железной рукой замахнулся для удара его по спине, но ему стало жаль его. Он бы ему, конечно, поломал кости, потому что парень был мягкий и нежный.

Он сплюнул.

– Тогда на коня, к чёрту! – сказал он вдруг. – Езжай за мной, но запомни, что я суровый, и то помни, что если с тобой что-нибудь плохое случится, а это легко – ты сам хотел.

– Я знаю, – сказал Теодор, целуя ему руку, – пусть исполнится Божья воля: я еду за вами. Не принимайте во внимание, что я плохо одет, я куплю себе, что потребуется, когда увижу.

Поскольку необходимо было собирать палатки и челядь крутилась вокруг остальных вещей, они вышли в поле. Тут варилось как в горшке, роилось людом, была обычная суматоха при выступлении и проводах лагеря. Крикливые голоса, смех и проклятия летали в воздухе. Брохоцкий заметил двух коней, стоящих неподалёку. Он догадался, что они принадлежали прибывшему, и пошёл их посмотреть. При одном из них стоял старый слуга с седыми усами. Лошади были откормленные, тяжёлые и сильные.

Пан Анджей начал старого критиковать:

– А зачем же ты способствовал бегству этому ребёнку? Хм? И уступил?

– Пусть пан напрасно на него слов не расточает, – засмеялся парень, – ни одного не понимает: он из Жемайтийи.

– Кукутис![2]2
  Глухарь (стар. лит.)


[Закрыть]
– пробормотал Брохоцкий. – Отлично для пары подобрались: один – дитя, а другой – немой старик. И на меня это лихо должно было упасть. Ещё счастье, что их кормить не требуется.

На молодого человека, который садился на коня довольно неуклюже, смотрели все, кто стоял рядом: такое детское, а, скорее, женское лицо он имел.

Некоторые смеялись, грустно сделалось пану Брохоцкому и он плюнул.

– Ещё кто-нибудь очернить меня рад, что девку парнем переодел! – бормотал он. – Ещё того не хватало, чтобы о том жене донесли, тогда бы меня из дома метлой выгнала по возвращении.

Войско двинулось из лагеря, сел и Брохоцкий на коня, уже не очень беспокоясь из-за пришельца: ни на него смотрел он до вечера. Вечером не спросил о нём, думал, что или где потерялся, или сбежал домой. Однако ж на следующее утро парень заявился в шатёр. Он выглядел немного иначе, потому что уже и доспехи имел, и легкий шлем, и всё, что подобает иметь солдату, а лицо себе, видно, чем-то умыл, ибо оно значительно потемнело и той женской белизны не было.

Осмотрел его Брохоцкий вокруг и не сказал ничего.

– Где же это, ваша милость, добыли так спешно? – спросил он позже.

– Людей тут много, – у каждого достаточно доспехов припасено, не всем денег хватает: купить тут легче, чем в городе.

– Лишь бы было за что! – вставил Брохоцкий, смеясь.

Хоть сам пан Анджей на молодого человека не слишком ласковым взглядом смотрел, в полку, к которому он так случайно присоединился, приняли его товарищи сначала равнодушно, а второго, третьего дня он сумел им понравиться; его молодость также располагала к нему сердца; словом, его очень полюбили и хотя его звали и пересмеивали девушкой, во всех имел друзей. Весёлостью, остроумием и охотной щедростью притягивал к себе большинство людей. Он сыпал деньги горстями вокруг себя, поил и кормил, так что, несмотря на неизвестное имя, считали его за какого-то переодетого и тайного князика.

Брохоцкий смотрел на это издали, ничего не говоря; по правде сказать, там было чем заняться, ибо война стояла за поясом: все сердца для неё бились и все спрашивали в духе сами себя, чем она закончится.

На те времена, когда с несколькими тысячами людей предпринимали далёкие экспедиции, приготовления с обеих сторон были гигантскими; не трудно было предвидеть, что маленькой стычкой окончиться не может. Две силы хотели стереть друг друга, на которых весь мир повернул глаза.

Ни одна из соседних стран не могла выставить такого огромного войска, какое привёл с собой Ягайло. Шестьдесят тысяч рыцарства шло из одной Польши; сорок две вёл с собой Витольд, с жемайтийцами и русскими, татаров насчитывалось сорок тысяч, а наёмников из Чехии, Моравии, Венгрии и Силезии было более двадцати. Почти сто тысяч было пеших людей, остальное лёгкая конница и тяжеловооружённые рыцари. Шестьдесят тяжёлых пушек влеклось за той гигантской силой.

Нельзя было сосчитать войск крестоносцев, не равнялись они, однако, союзникам Ягайлы, хотя, несомненно, превосходили их снаряжением, ловкостью и порядком. Тридцать с небольшим тысяч имел магистр наемников из-за границы, отличных немецких войск и полков гостевых; но потребовал окружить большое пространство границ, оставить в замках гарнизоны и присматривать над огромным пространством, не зная наверняка, откуда вторгнется неприятель. Бывшие союзники князья Мазовецкие и много других объявили войну Ордену; а угроза короля венгерского и Ливонского ордена против Витольда не очень Ягайле была опасна.

Войска из Жохова тянулись сейчас дальше к границам, которые были уже близко, отдельные отряды выскакивали тайно за добычей и на поджоги. В войске, за исключением татар и части литовцев, которых трудно было удержать в дициплине, царил суровый порядок и великая серьёзность духа. Каждый день начинался с богослужения, каждый им и кончался; благочестивые песни разносились по лагерю и седых коленопреклонённых рыцарей знойным днём со своими людьми на молитве везде можно было увидеть.

Казалось, это чрезвычайно удивляет молодого новичка, который иначе представлял себе лагерную жизнь. Часто недалеко от шатра пана Анждея, при котором он размещался со своим полком, разбивали другой для епископа Войцеха из Крашева Ястжебца (Познаньского). Статный старец сразу собирал людей, вдохновляя на молитву.

– В самом деле, – говорил весёлый хлопец товарищам, – у вас в лагере, как в монастыре, а орденское рыцарство крестоносцев, наверное, так не молится и так строго часов, как вы, не соблюдает.

– За это нас в чамбуле язычниками называют! – ответили, смеясь, товарищи.

Третьего дня старый слуга, которого с собой привёл тот подросток, с ночлега исчез. Нельзя было узнать, заплутал ли где, и, посорившись, был убит, что было не трудно, или, устав, ушёл домой. Парень, казалось, этим не очень был задет, другого себе слугу нанял, чтобы ухаживал за конём.

– Старый жемайтийец, – сказал он товарищам, – знать, заскучал, что было не с кем поговорить, может, домой улизнул, и другого мне на своё место пришлёт.

А то что уже не было кому за деньгами, которые парень забрал из дома, следить, Теодор занёс их Брохоцкому, прося, чтобы их сохранил. Кошелёк был тяжёлый и пан Анджей, взвесив его на ладони, рассмеялся.

– Предусмотрительный из вас парень, – изрёк он, – матушка хорошо наскребла, но этого для похода не будет слишком, когда кони начнут издыхать.

Стоял лагерь под Ежовом, когда дали знать, что венгры прибывают трактовать о мире. По войску молнией распространилась весть, а из-за того, что Теодор был заинтересован всякой новостью, он выпросился с другими поглядеть на королевские шатры.

Въехали венгерские паны, ведя за собой силезца Ежи Герсдорфа, который гостил у крестоносцев и имел поручение рассмотреть войска и силы Ягайлы.

Теодорик с товарищами подскачил к дороге, по какой ехали господа, но, увидев Герсдорфа, быстро отступил и пытался скрыться за других.

Начали над ним шутить, что Шиборовой бороды испугался. А что наиболее удивительно, силезиц, заметив парня, стоял, как изумлённый. Несмотря на то, что парень старался заслониться, он подъехал к нему, пристально в него всматриваясь.

Поначалу это, казалось, удивило товарищей, но Теодорик шепнул им, что Герсдорф знал его семью и, подумав, встал отважно напротив. Венгерские господа шли к шатрам короля, силезиц остался с глазами, уставленными в парня.

Наконец он приблизился к нему.

– Прошу прощения, откуда вы? – спросил он. – И кто вы?

– Из полка пана Анджея из Брохоцина, – сказал молодой человек, улыбаясь. – Почему же вы спрашиваете?

– Лицо мне ваше слишком знакомым кажется, но разве мало друг на друга похожих?

– А верно, – произнёс парень, подходя к Герсдорфу и провожая его к шатрам. – С позволения вашей милости, с кем же во мне вы видите сходство?

Еесдорф рассмеялся.

– Не могу вам этого поведать, потому что вы, молодой рыцарь, рассердились бы на меня.

Герсдорф был человек хитрый и находчивый, это глядело из его глаз; делал вид равнодушного товарища венгерских панов, а взгляд жадно бросал во все стороны, таким образом, также может был рад, что любезного юношу поймал, чтобы из него что-нибудь вытянуть.

Парень так же, казалось, этим доволен, как то у молодёжи не новость, лишь бы завести свежее знакомство.

Разговаривая, они отошли немного от стоящей толпы, с интересом смотрящую на въезд послов.

– Ваша милость, пане Герсдорф… – оживлённо промолвил парень, когда услышанными уже быть не могли.

– А откуда вы о моём имени знаете? – спросил изумлённый силезиц.

Теодор фиглярно усмехнулся.

– Где-то тут в толпе мне кто-то его сказал, ваша милость интересуетесь, конечно, нашей силой. Нас тут, как муравьёв. Однако вы к королю не пойдёт. Идёмте же со мной.

– Куда? – спросил силезиц.

– Недалеко, – сказал молодой человек, указывая холм. – С вершины этой возвышенности вы сможете, если не посчитать, то хоть оком объять этот люд, который идёт с нами. Думаете, у крестоносцев будет два раза по столько?

Герсдорф недоверчиво молчал. Парень, который уже познакомился с лагерем, повёл его между шатров, скользя через людей и коней, ловко протискиваясь, пока не добрался до вершины холма. Тут из-за жары не разбивали палаток, следовательно пространство, достаточно значительное, покрытое песком и можжевельником, было пустым. Они стояли на ней одни.

Вид, какой представлялся сверху, наиболее привыкшего к рыцарским походам и войнам мог вогнать в изумление.

Было это, может, одно место, с которого можно было увидеть разлитый по неизмеримой плоскости лагерь. Равнина тянулась к стоящим вдали лесам, и куда мог достичь взгляд, вся была устлана людьми. Герсдорф заломил руки.

Отсюда был виден королевский табор, мазуры, лагеря татаров и русских; палатки, шалаши, огни, пасущиеся кони, воткнутые в землю пики с гербами, венки, сложенные в кучи длинные копья польских всадников, целые поезда возов с ядрами, провизией и припасами. Герсдорф обратился в другую сторону и повсюду увидел тот огромный муравейник, окружающий гору, из которого доносился глухой ропот, иногда прерываемый окриками.

В необъятной дали видны были кучки коней, которые разбегались к лесам и исчезали в клубах пыли.

Несколько блестящих крестов, воткнутых над палатками, означали огромную часовню короля, Войцеха из Крашева, епископа Познаньского, и других хоругвей. Величественный вид этого двукрат стотысячного люда, стоящего почти уже на границе для обороны своей земли от набега, замкнул Герсдорфу уста. Он стоял изумлённый.

Сопровождающий его парень прервал вдруг молчание дрожащим голосом.

– Не спрашивайте меня, – воскликнул он, – ни кто я, ни что тут делаю, ни гадайте даже; достаточно вам знать, что я жизнь и честь ставил, чтобы служить Ордену.

– Ордену! – воскликнул Герсдорф, отступая. – Что ты говоришь?

– То, что слышите: вы так же ему служите, – прибавил парень живо. – Поэтому я вас сюда первого привёл, с тем чтобы вам эту мощь указать. Я слышал, что великий магистр легко её себе рассчитывает, что её убогой толпой называет. Смотрите же хорошо, чтобы дали ему осознать.

Герсдорф, поражённый вдвойне – и видом, и речью – не мог прийти в себя.

– Это не обычная война, что заканчивается грабежом и поджогом нескольких деревенек, – подхватил Теодор, – это саранча, которая летит на земли Ордена и стебля на ней не оставит.

Герсдорф встряхнулся.

– Однако, кто ты, парень?

– На что тебе это знать? – грустно улыбаясь, добавил молодой человек. – Отнеси туда вести, которые уже и из других сторон олжны были получить? Но поверит ли им Орден? Посчитай глазами, сколько тут тысяч людей. Какое это намшествие покатится на тевтонские края. Вы имеете столько, чтобы стоять против них стеной?

Силезиц всё время смотрел хмурыми очами.

– Наших сто орденских братьев, – прибавил он, – победят тысячи этих: доспехов не имеют, железо у них отсутствует и… сердца!

Парень начал смеяться, рукой указал направо, где сворачивались и рычали татарские дикари.

– Там может! – сказал он. – Это дикари, но жадные до добычи и многочисленные, а здесь, – он обернулся налево к польскому рыцарству, доспехи которых светились на солнце, – и сердца, верьте мне, имеют, и шпаги, и доспехи.

Этот странный разговор юноши, к которому всё внимательней присматривался Герсдорф, тянулся бы дольше, если бы на взгорье не прибежали люди из полка Брохоцкого и не окружили силезца и Теодора.

– Там, – сказал один, – вас ищут, милостивый пане, на обед к королю, на который и венгерские господа прошены.

– А трактование? – спросил Герсдорф.

– В армии слышно, что король их несколькими словами отправил; больше ничего не хочет, как возвращения земли Добржинской и Жемайтийи, и за убытки Сигизмунд что-нибудь присудит.

Замолчал Герсдорф, поманил рукой своего товарища и начал спускаться к королевским шатрам.

Молодёжь осталась на холме, наслаждаясь видом войск, в которых царило большое оживление. Особенно на правом фланге у Витольда суетились, оттого, что из смешанных куч отбирали и ставили в шеренги, наиболее храбрых вперёди, послабее – за ними. Раздавали эмблемы, под которые они собирались, а издалека были видны на древках развевающиеся разноцветные хоругви с нарисованными воротами, гербами и столбами. Каждый из них люди приветствовали возгласом, который разлетался по лагерю.

Ещё стояли на холме, всматриваясь в этот вид, когда уже обед, видно, в шатре Ягайлы закончился и все из него потянулись на то же самое взгорье. Хотел король, не тая своей мощи, показать её венгерским панам. Главный вождь тех сил шёл в своём сером плаще и соломенной шляпе, выдаваясь среди процессии одним из последних; но на лице его, когда он вступил на взгорье и объял глазами околицу, выступил румянец и улыбка.

Оба венгра и силезиц стояли в понуром молчании.

Немного поодаль так же стоял краковский мечник Зиндрам Машковец, герба Солнце, один из наихрабрейших рыцарей и полководцев, который самого короля в командовании замещал. А когда обозрили вокруг лагерь, Ягайло сделал ему знак рукой. Маленького роста, но крепкий и быстрого взгляда человек, едва заметил руку короля, поднятую вверх, он скоро начал сходить с холма. Пониже стояли люди из разных хоругвей, трубачи и обозные. Зиндрам повторил этот знак и сразу отозвались сначала при уступе горы, а потом дальше и дальше по всему лагерю, как бы голос о себе подавая, трубы и барабаны на тревогу…

Вся эта волна людских голов, как море, вдруг вздутое ветром, задвигалась, закипела. Были видны люди, бегущие к коням, и разбросанные толпы, сбивающиеся в ряды, вверх подняли знаки, все живые сосредоточились при них. Загремели сигналы земель и родов, огромный шум разнёсся по воздуху.

Это был знак, данный для тревоги, дабы показать венграм, как также это войско, которое крестоносцы сбродом называли, дисциплину и порядок поддерживать умело. Ягайло стоял и не утекло нескольких молитв, когда у подножия холма начали тянуться уже в сомкнутых рядах хоругви, приветствуя короля. Венгры могли насмотреться на доспехи и шлемы, копья и мечи, различные знамёна, на рослых и плечистых людей, идущих с великой храбростью.

Тянулись так одна за другой хоругви и полки, а послы молчали.

Шибор мял в руке длинную бороду.

Герсдорф вытянул пальцы, которые в суставах у него трещали.

– Наисветлейший пане! – воскликнул в конце цонцов, склоняя голову перед Ягайлой. – Мы видим уже как велика твоя мощь и что ею пренебрегать не годится; пусть же она к славе креста обращена будет, а не против него! Годится её послать на Орден Христов?

– А годится Христовому Ордену забирать чужие земли? – ответил король коротко. – Я человек простой, но мне каждый день священники Евангелие читают; нигде в нём я не нашёл, чтобы Спаситель не только наказывал, но и позволял набегать на тихие края и невинную кровь проливать.

Герсдорф и другие замолкли. Заходящее солнце уже освещало самый прекрасный вид, который однажды на протяжении столетий наблюдает земля. В торжественном молчании стоял король, почти понурый.

Несмотря на своё собственное могущество, таинственная, бесчисленная сила крестоносцев его ещё тревожила. Он не верил в себя, в недавно обращённом сердце пробуждалась тревога, так как Бог христиан не мстил за тех, которые называли себя детьми Его.

Долго длился марш войск, пока уставший король, двор и послы не начали сходиться к шатрам.

То был воскресный день и в часовнях звонили на вечернюю службу, хором отзывались песни к Богородице.

Торопясь на всю ночь, отпустили послов, которым дали охрану даже до границ.

На следующий день свернули лагерь, который стоять и ждать не мог, и таборы направились к Будзину на Вкру. Тут оказалось чрезвычайно трудно поддерживать толпы в дисциплине, когда их охватило военное безумство. Витольдовы татары распустили загоны, убивая, поджигая и разрушая, оттого, что им кто-то нашептал, что эту землю держали крестоносцы. Выгнанные из деревенек пожаром и убийством женщины, вбежали со стоном в лагерь: встревожили сердца.

Князья Мазовецкие, которым эта земля принадлежала, подняли крики и сетования; пошёл к королю епископ Войцех, сбежалось возмущённое рыцарство, грозя, что пойдёт прочь домой, если дикари не будут обузданы. В лагере стоял угрожающий беспорядок. Епископ Ястжебец для сбежавших женщин и детей оставил свой шатёр, другие несли им хлеб и слова утешения, сразу погнались по приказу Витольда за грабителями, освободили заключённых и одарённых отправили домой.

Тут епископ Войцех, не желая больше смотреть на картину разрушения и смертей, как муж тихий, попрощался с королём и войском, которое даже до границ сопровождал, и назад к дому повернул.

Вид сборища беглых из околичных деревень забеспокоил короля. Упала вина на Витольда и его непослушные хоругви, а в коронном лагере не скоро улеглось негодование.

Войска вступили за Будзином в бесконечную пущу, защищавшую границу. Нетронутый этот извечный лес своей тенью частично прикрывал от жары и дал немного передохнуть. Тут же лежал тевтонский рубеж, и когда дубы начали расступаться, а поля и край показались новые, король, едущий с Витольдом, по-видимому, взволнованный, осадил коня. Ещё немного шагов и начнётся война с хитрым неприятелем, осторожным и стойким.

Перед ними разворачивалась огромная равнина, зеленеющие поля, покрытые кое-где зарослями, и луга.

Вожди и двор сосредоточились все при Ягайле: это была торжественная минута. Узкая дорожка, едва заметная, отделяла от вражеской страны. Рыцари поднимали вверх шлемы с возгласом. Стояли в рядах хоругви и лишь здесь поднялись над ними развёрнутые гербы и эмблемы.

Каждый из вождей стоял во главе хоругви, священники в стихарях освящали их. Хорунджии поднимали их вверх, а рыцарство преклоняло колени в молитве.

Королю Ягайле подали большую хоругвь с орлом. Тронутый, он имел в глазах слёзы, повторяя за священником слова, которые вместе с ним в ту минуту повторяло всё войско:

«…Во имя Твоё, Боже, в защите справедливости и народа моего, эту хоругвь поднимаю. Ты, милосердный Боже, соблаговоли быть защитником и помощником мне и моим людям, а невинную христианскую пролитую кровь не с меня соблаговоли взыскивать, но с тех, которые нынешнюю войну подстрекали и до сих пор её побуждают».

Когда рыцарство встало после прочитанной молитвы, тихо запели молитву Богородице. Сто тысяч уст воспевало её, и загремела как глухой гром по долине, приливая к тевтонской земле.

Вместе с другими стоял парень пана Брохоцкого, немного бледный и испуганный. На него смотрели товарищи, а пан Анджей, видя лицо изменившимся и приписывая это усталости, пожалев юношу, сам приблизился к нему.

– Что с вами, молодой рыцарик? – спросил он. – Если тебе сердца не достаёт, время назад в бор, дитя моё. До сих пор мы шли своим краем, с сегодняшнего дня мы входим в неприятельский; тут уже без шуток, а кто силы не чувствует либо мужества, лучше под крышей, чем на позор.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации