Текст книги "Футбол и я. Откровенная история Зеппа Блаттера"

9. «Времена меняются» – Блаттер-хронометрист

Пробежав 100 метров за 11,7 секунды и представляя часовую компанию на соревнованиях, Блаттер всегда опережал свое время.

«Игра длится 90 минут», – говорил легендарный немецкий тренер Зепп Хербергер, однако, согласно статистическим данным, большая часть голов забивается в дополнительное время и самые большие футбольные драмы происходят, когда мистические 90 минут уже прошли.

Зепп Блаттер никогда не ждал дополнительного времени – он всегда был на шаг впереди. Это началось с его рождения, когда он увидел свет на два месяца раньше назначенного срока, затем в школе, где он учился в одном классе с более старшими детьми и так продолжалось всю его карьеру – с самого начала в качестве отельного коридорного в возрасте 12 лет и до его работы в качестве президента ФИФА. Также, как действующий спортсмен, он был известен своими быстрыми стартами. Будучи бегуном на сто метров, каждый раз во время стартового выстрела он бросался вперед и одерживал победу благодаря решающим долям секунд. Его лучший результат – 11,7 секунды вызвал переполох за пределами кантона. Он поставил рекорд на чемпионате Вале без разминки из-за задержки поезда. Несмотря на это, он затмил профессионалов Обервале: будущий чемпион по хоккею Вальтер Зальцман и будущий отличный десятиборец Роджер Виотти видели Блаттера только со спины.

Нельзя не отметить символичность того, что самый быстрый житель Вале в 1968 году был нанят часовой компанией Longines. Однако переговоры о зарплате не прошли гладко: «Я потребовал 4000 франков в месяц, но Longines не хотели столько мне платить». Блаттер сделал ставку на время – в буквальном смысле – и ждал нового предложения от производителя часов в должности главы департамента по связям с общественностью Швейцарской ассоциации физической культуры (SLL): «Хотя я и выглядел терпеливым, я хотел работать с Longines. Потому что работа в SLL была слишком бюрократической и административной: я чувствовал себя ограниченным».

Месячная оплата в 3500 франков

Хорошие вещи могут занять некоторое время. Это так же применимо к переговорам Блаттера с Longines. Директор компании Люк Ниггли не нашел лучшего кандидата и наконец предложил Блаттеру зарплату в 3500 франков – это предложение не подлежало обсуждению. Блаттер все решил: «Это был не сон. Я уже развелся с женой и знал, что соглашусь на это предложение».

В то время Longines были лидером на рынке авто– и лыжного спорта. Блаттер, ребенок Валеских гор, быстро завоевал отличную репутацию в зимних видах спорта – и оказался идеальным менеджером по кризисным ситуациям. Его незабываемое первое появление состоялось в 1969 году на гонке в Ханенкамм в Кицбюелере. Однажды швейцарские часы оказались не точны и «повелителю времени» пришлось объяснять журналистам, что гонку выиграл не швейцарец Жан-Даниэль Дэтвилер (как было объявлено сначала), а австриец Карл Шранц. Блаттер вышел к прессе со словами: «Времена меняются», – и ему пришлось выслушать множество недовольных комментариев. Но те журналисты, которые слушали внимательно, быстро прониклись красноречием и юмором молодого швейцарца. Позже Блаттер был награжден в Кицбюелере золотой булавкой Ханенкамма.

Одним из первых важных поручений, полученных Блаттером от Ниггли, была заявка на ведение хронометража на Олимпийских играх в 1972 году в Мюнхене. До этого момента Longines находились в тени своего соперника – компании Omega. Но Omega расторгла контракт с МОК по финансовым причинам. И тогда настало время Блаттера. Проект доверили швейцарцам главным образом потому, что документы были написаны на немецком языке и больше никто не хотел этим заниматься. Для Ниггли были особенно важны два вида спорта: лыжи и академическая гребля. Но было еще множество ассоциаций, которые нужно было убедить. Уже тогда у Блаттера была обширная сеть деловых связей: благодаря его должности в SLL он знал Томаса Келлера, президента Федерации гребли и председателя Ассоциации международных спортивных федераций. Он использовал это знакомство для связи со спортивными федерациями по всему миру.

Швейцарский агент 007

Сначала, однако, была «шпионская поездка» на зимние Игры в Саппоро. За точность хронометража там отвечала японская часовая компания Seiko. Блаттер был отправлен на Дальний Восток, чтобы исследовать устройства, использовавшиеся на соревнованиях. Будучи членом Ассоциации швейцарских спортивных журналистов (и обладателем международной пресс-карты), он путешествовал под видом журналиста. Но японцы держали ухо востро. На третий день фабричный шпион получил дружественное приветственное письмо от президента Seiko Хаттори и приглашение тщательно изучить все материалы. Seiko даже организовала специальную презентацию устройств для швейцарского агента 007. В конечном итоге оказалось, что японские достижения не представляли собой ничего особенного, поскольку они были на том же техническом уровне, что и швейцарцы.

Longines встали на правильный путь, более того, компания начала лоббировать и прощупывать почву на Олимпийских играх в 1968 году в Мехико. В 1972 году швейцарцы предоставили убедительное резюме для игры в Мюнхене. Но внезапно немецкий олимпийский комитет и министр иностранных дел Ханс-Дитрих Геншер передумали насчет сотрудничества со швейцарцами. Вместо этого они решили положиться на работу местных мастеров – немецкой фирмы Junghans.

Тогда пришло время «выйти на сцену» Томасу Келлеру. Президент Федерации гребли сообщил, что международные ассоциации не доверяют немецкому часовому мастеру, поскольку компания не имеет репутации в спорте и на международном уровне. По словам Келлера, опыт в немецкой легкой атлетике и конном спорте не соответствовал требованиям Олимпийских игр. Longines был награжден контрактом – и разработал (по-швейцарски дипломатичное) совместное предприятие с Junghans. Петер Хюрцелер, тогда занимавший пост главы отдела развития в Omega и настоящая легенда хронометража, говорил о Блаттере, а также о его больших заслугах на пути к контракту: «Без Зеппа у швейцарцев ничего бы не вышло. Прежде всего, благодаря его дипломатическому мастерству и умению владеть ситуацией, контракт не был отдан Junghans».

Но затем Блаттер едва не попал под влияние профсоюза часовщиков. Боясь сверхурочных и дополнительных смен, связанных с Олимпиадой, рабочие в Сен-Имье потребовали повышения зарплаты и других привилегий. Это, в свою очередь, испугало генерального директора Longines Фредерика Альхеса – профсоюз казался слишком влиятельным. Блаттер, с другой стороны, сохранял спокойствие, ведя переговоры с позиции начальства. Он поставил сотрудников перед выбором: либо командировка на Олимпиаду, либо увольнение. Блаттер объяснил рабочим, какое значение имеет заказ в Мюнхене для компании, и как им повезло, что они будут частью этого перспективного проекта. Без компромиссов он подошел к персоналу и сказал: «Если вы хотите поехать на Олимпиаду, я разорву вашу петицию, и мы заключим более разумную сделку. Но если вы хотите придерживаться своих требований, мы обмениваемся персоналом. У Omega достаточно бесплатных рабочих, и они с большим удовольствием приедут в Мюнхен».

Барон и молодец

Слова подействовали. Через час представитель профсоюза, которого все назвали «бароном», огласил решение рабочих: «Мы едем в Мюнхен!» Генеральный директор Альхес похвалил Блаттера: «Ты просто молодец». Даже представитель компании Omega, Питер Хюрцелер, снял шляпу перед Блаттером: «Его лидерские качества и сила убеждения были ярко выражены уже тогда».

C усложнением и распространением телевизионных трансляций возрастала важность хронометража. Блаттер быстро понял, что без ноу-хау от Omega для Longines будет трудно справиться на летних Играх. Для соревнований по плаванию их конкуренты разработали сенсорную панель, чтобы вовремя останавливать секундомеры на финише. У Longines не было ответа. Американская система оказалась несовершенной, и снова потребовалось умение Блаттера вести переговоры. Швейцарец вспоминает: «Мы были просто обязаны убедить Omega работать с нами, хотя мы были прямыми конкурентами». Однако это было непросто. Потому что, когда Omega увидели, что Longines будут продолжать активно заниматься олимпийским хронометражем, интерес компании снова пробудился. Это привело к сложной ситуации, потому что сначала Longines получили гонорар за хронометраж как олимпийские монополисты. Но новое соревнование изменило это очень быстро. «Omega уничтожил рынок, предлагая свои услуги бесплатно», – вспоминает Блаттер.

Швейцарец быстро понял, что справиться с этим получится только объединившись. Потому что обе компании специализировались в разных направлениях. Например, Longines впервые использовали две новые видеосистемы для розыгрыша рейтингового списка на чемпионате Европы по легкой атлетике 1971 года в Хельсинки: «Теле-Longines» и «Видео-Longines». Нововведение пришлось как раз кстати. Поскольку бегуны стали настолько близки друг к другу, что было бы невозможно с помощью старых средств определить рейтинг.

Рождение Swiss Timing

Первое совместное заседание швейцарских часовых производителей состоялось после Олимпийских игр в Мюнхене. Две делегации, возглавляемые Фредериком Альесом из Longines и Чарльзом Брандтом, директором Omega, встретились в штаб-квартире Omega в Биле. Блаттер выступил с докладом об Олимпийских играх – с явной целью объяснить важность сотрудничества между конкурентами. Это дело имело первоочередное значение, поскольку швейцарская часовая индустрия находилась в глубоком кризисе.

После короткого совместного обеда, в качестве завершения этих исторических переговоров, сложилось впечатление, что отношения налаживаются. «Это был первый шаг, подумали мы, и Альхес не преминул пригласить Чарльза Брандта продолжить переговоры с Longines в ближайшее время», – говорит Блаттер. Но Брандт, с усами и в очках, очень заметная личность, не сильно сдерживал себя. Он встал и сказал довольно жестко: «Мистер Альхес, Брандт никогда не войдет на территорию Longines!» Казалось, время пошло в обратную сторону.

Рождение Swiss Timing было трудным. Обе стороны требовали уступок и компромисса. Приходилось преодолевать идеологические недопонимания. Это было непросто – и успех проекта неоднократно оказывался в подвешенном состоянии. Даже Блаттер потерял терпение: «Однажды дошло до того, что на нервах я в спешке покинул совещание». Затем он получил от Альхеса урок, который пообещал никогда не забывать: «Нельзя уходить с совещания, нужно защищать свою точку зрения! Вы не решите проблему, убегая, потому что проблема останется. И это касается всех областей. Отсутствующие всегда неправы!»

Зепп Блаттер вернулся – и был прав. Переговоры продолжались и привели к новаторскому сотрудничеству Longines и Omega в 1972 году: была основана компания Swiss Timing. Помимо Блаттера, реализации идеи способствовал еще один визионер: легендарный президент Федерации швейцарской часовой промышленности Жерар Бауэр, который говорил в два раза быстрее, чем кто-либо другой, и не дал своему собеседнику возможности возразить. Следующий вопрос: кто должен возглавить эту новую организацию. Блаттер предложил своего представителя Томаса Келлера. Бауэр с энтузиазмом согласился с этой идеей. О причине согласия Блаттер догадался с опозданием. Бауэр подумал, что разговор шел о двоюродном брате Томаса Келлера, Люке Келлере, президенте Швейцарской ассоциации торговли и промышленности (в пригороде), сегодняшней Economiesuisse.

Нестандартное мышление

В часовой индустрии Зеппа Блаттера считали человеком, мыслящим нестандартно, не уважавшим условности, глотком свежего воздуха в устаревших структурах. Помимо этого, ему помогало душевное спокойствие. Между управляющим директором Фредериком Алесом и директором компании Люком Ниггли были напряженные отношения. Однажды Альхес позвал Блаттера в свой кабинет: «Слушай, ты сможешь стать преемником мистера Ниггли? Понимаешь, я не могу продолжать с ним работать. Он считает себя умнее других и думает, что знает, как лучше. Поэтому ему стоит развивать свои таланты в другом месте».

Блаттер предвидел такое развитие событий и сразу согласился. В тот же день Альхес вызвал несчастного Ниггли и сообщил ему об увольнении. После чего Нигли сказал: «Альхес уволил меня! Потому что я был слишком квалифициированным для Longines и мои таланты стоит развивать в другом месте. Единственное утешение в том, что, вы, Блаттер, замените меня».

Был сделан решающий ход. Теперь оставалось найти президента для Swiss Timing. Президент Федерации швейцарской часовой промышленности Жерар Бауэр предлагал кандидатуры Альхеса и Брандта. Но в итоге последнее слово было за Блаттером: 3 июля 1972 года под председательством президента Томаса Келлера было подписано соглашение о сотрудничестве между Longines и Omega. Первым делом для Swiss Timing стал чемпионат мира по лыжным гонкам 1974 года в Санкт-Морице, а в 1976 году – Олимпийские игры в Инсбруке (зима) и Монреаль (лето). Их слоганом было: «Швейцарская точность».

В то время Зепп Блаттер уже работал в ФИФА, но на Олимпийских играх 1976 года он в последний раз присутствовал в качестве ответственного за связи с общественностью.

Невышедшая модная коллекция

Блаттер действительно хотел работать на Longines. Вместе со своим марокканским коллегой Меджиасом и парижским модельером Даниэлем Хехтером он хотел завоевать новые рынки лейблом часов и запустить революционные бизнес-модели. У Хехтера была идея для новых часов – творческих, оригинальных, неортодоксальных. Он считал брэнд Longines очень подходящим для чего-то модного и экстравагантного. Коллекция шарфов, парфюмерии и запонок от Longines должна была встряхнуть рынок. Блаттер вспоминает те времена со злостью: «Мы достигли прогресса с нашим проектом. Мы собрали все документы и представили его руководству Longines».

Но он получил красную карточку от руководства: «Мистер Блаттер, вы хорошо справляетесь, но вы не должны превышать своих полномочий. Вы не можете запустить новый продукт, все же вы не часовщик». В конце концов разочарованный Меджиас принял реакцию начальства и отступил. Блаттер хотел бороться за идею и восстать против начальства. Но у него не было никаких шансов. Даже сегодня он убежден, что эта идея могла бы привести к успеху.

Позже ему также пришлось бороться с частично самовольной (или неквалифицированной) оппозицией. Даже после того, как в 1981 году он возглавил пост генерального секретаря ФИФА, он встретил отказ Генриха Ретлисбергера, занимавшего тогда пост вице-президента Швейцарской футбольной ассоциации, потому что он (Блаттер) был, в конце концов, часовым мастером, а не специалистом в области футбола. Как же господин Ретлисбергер ошибался. Или, говоря словами Зеппа Блаттера, «времена меняются».

Описания изображений:

100 метров за 11,7 секунды. Блаттер (в центре) молодой легкоатлет.

Описания изображений:

На старт, внимание, марш! В свое время в Longines Зепп Блаттер сделал швейцарские хронометры олимпийским стандартом.

Описания изображений:

Олимпийская миссия. Саймон Сен-Пьер (глава OC Монреаль 1976), Томас Келлер (президент Международной ассоциации гребли), Хуберт Шписс (организатор гонок в Инсбруке, 1976) и Зепп Блаттер в качестве представителя Swiss Timing (слева направо).

10. «Я был смутьяном» – тяжелое начало блестящей карьеры

Много пустых разговоров, но никакого офиса. фифа встретила Зеппа Блаттера далеко не с распростертыми объятиями. будучи двенадцатым номером, ему сначала пришлось посидеть на скамейке запасных.

Начинать всегда непросто. Зепп Блаттер получил предложение о работе в ФИФА в октябре 1974 года. Томас Келлер, бывший тогда президентом Международной федерации гребли и Swiss Timing, связался с Жоао Авеланжем. Глава ФИФА искал новые силы для программ развития.

Генеральный секретарь ФИФА Хельмут Кэзер был, однако, не сильно впечатлен этим решением – и сказал претенденту прибыть в январе 1975 года в назначенное время (в 18:00) на Хитцигвег, дом 11. Блаттер столкнулся с проблемами логистики: «Мне было трудно найти адрес. Поэтому я взял карту города. Но в Цюрихе было непросто ориентироваться из-за большого количества улиц с односторонним движением». Когда швейцарец оставил позади тупики Цюриха, возникла следующая проблема. У входной двери в штаб-квартиру ФИФА не было звонка. Был только дверной молоток. Когда Блаттер постучал, ему громким, угрожающим лаем ответила собака.

Уже темнело и поднимался туман. Блаттер почувствовал себя будто в фильме про Шерлока Холмса: «Я подумал о собаке Баскервилей». Дверь открылась со скрипом. К нему вышел генеральный секретарь Кэзер, сдерживающий собаку, говоря: «Он просто хочет поиграть!»

Блаттер вошел в кабинет и оказался в атмосфере, больше напоминавшей английский музей-квартиру, чем мир футбола – с роскошным столом, большими креслами и тусклой блестящей лампой. Когда он сел, Кэзер спросил его: «Почему вы хотите работать в ФИФА?» Генеральный секретарь говорил на бернском диалекте, Блаттер отвечал на том варианте немецкого, на котором говорят в Вале. Межкантонный языковой барьер оказался не единственным препятствием, с которым столкнулся Блаттер.

Кэзер немедленно назначил Блаттера в «лагерь Авеланжа» и усмирил энтузиазм новичка разочаровывающим образом, спросив, действительно ли он подумал над выбором работы и знал ли он о трудностях ФИФА, прежде всего финансового характера? «Та первая встреча была не очень сердечной, если не сказать больше. Меня не приветствовали с распростертыми объятиями», – говорит Блаттер, описывая прохладный прием 40 лет назад. Хелен Петерманн, помощник Кэзера в то время (после она работала на Блаттера в на той же должности с 1981 года), вспоминает взрывное настроение: «Кэзер, довольно консервативный человек, не мог принять некоторые идеи Блаттера. Для него программы развития и поиск спонсорства не имели значения. Враждебность между ними была практически осязаемой».

Однако для Блаттера не было никаких сомнений в том, что он был в правильном месте: «После того, как мои проекты по разработке бренда в Longines были отклонены, я решил покинуть компанию». В то же время швейцарец поклялся себе, присоединившись к ФИФА: «Я не сдамся».

Блаттер начал работать во Всемирной футбольной ассоциации 10 февраля 1975 года, но на самом деле, ни один офис не был доступен. На вилле Девальд в Цюрихберге проживала семья Хельмута Кэзера. Генеральный секретарь проживал с женой и двумя собаками в просторных помещениях. Блаттеру, однако, места не нашлось. Он должен был отправиться в изгнание в Адидас в Ландерсхайме, недалеко от Страсбурга. В течение недели он жил и работал в Эльзасе. На выходные он возвращался в Швейцарию.

Он жил девизом, с которым его воспитывали родители: «Если это стоит того, что нужно сделать, это должно быть сделано хорошо». Это остается его основным принципом и по сей день: «Когда я работаю, я работаю. Когда я занимаю свободное время, все иначе. Нужно чувствовать разницу». Однако соотношения между досугом и работой у Блаттера были не сильно сбалансированы. «Он никогда не был в отпуске больше недели – и только во время рождественских праздников. И не больше чем через 24 часа он отвечает по телефону в офисе», – говорит его давний товарищ и помощник Филипп Матье.

В свои первые месяцы в ФИФА Блаттер работал на условиях без контракта. Только после задержки – в Базельском выставочном центре – ассоциация предложила ему конкретные трудовые условия на позиции директора по развитию. Но генеральный секретарь показал новичку границы и показал на немца Деттмара Крамера, так называемого путешествующего тренера, который проводил учебные курсы от имени ФИФА, и бывшего президента ФИФА сэра Стенли Роуза, который позаботился о судействе. Юниорские турниры были в компетенции УЕФА. «Вы должны понимать – даже если вы получите это место и преуспеете, Авеланж не продержится больше одного срока, и вам придется уйти с ним. Не поддавайтесь иллюзиям», – говорил Кэзер. Это было одно из самых больших заблуждений в истории футбола.

Тем не менее Блаттер принял предложение по контракту. «Я хотел получить эту работу любой ценой». Однако условия работы могли бы быть лучше: «Я оказался персоной нон грата, так сказать. Одиннадцать сотрудников, которые составляли все ФИФА, сочли меня нарушителем спокойствия. Я был двенадцатым, захватчиком. Но даже в футбольных матчах двенадцатый номер играет свою роль!» Блаттер, конечно же, не собирался сдаваться и взялся за свою новую задачу – как центральный защитник, старательно преследующий нападающего. «Хоть у меня и не было офиса, я как можно чаще посещал штаб-квартиру ФИФА. Я должен был обозначить свое присутствие и защитить свою территорию».

Он также усвоил все уроки от своего нового работодателя: «Мне нужно было как можно больше узнать об истории футбола и ФИФА». Блаттер читал все книги, все доступные документы и все отчеты, чтобы быть всегда в курсе дела. Таким образом, он узнал компанию и ее сотрудников с нуля – и на шаг приблизился к своей большой цели: «Стать вездесущим и незаменимым», – говорит он. «Благодаря моей хорошей памяти я позже смог использовать большую часть информации, которую собрал в то время. Я знаю, что сегодня даже ключевые люди ФИФА не читали даже историю правил игры или историю Английской футбольной ассоциации и не знают, почему в футбол в Англии играли зимой, а не летом. Сегодня никто не интересуется этим, но это фундаментально. Без основной информации вы ничего не сможете добиться…»

Стратегия Блаттера оказалась успешной. Сотрудники ФИФА отдали дань уважения и признали новичка, осознав, что Блаттер проявил сильную волю и самоотверженность, взял на себя инициативу и занялся делом. Его первым союзником стал Юрг Хагер, сотрудник производственного отдела. Он также получил моральную поддержку от Нормы Курман, одной из женщин в компании. «Она была очень милой, – вспоминает Блаттер. Со своей стороны, генеральный секретарь взял в свой секретариат Хелен Петерманн. Его манера работы была очень диктаторской – в прямом смысле этого слова. «У него был старый диктофон с бесконечными лентами. И он громко говорил с ним! Вся штаб-квартира знала, что он на работе. И бедной девушке приходилось набирать это потом, без каких-либо ошибок, потому что электрических пишущих машинок с кнопкой удаления еще не существовало…»

1 сентября 1975 года настал праздник для Блаттера: он перебрался в свой офис в Цюрихе. Для генерального секретаря нашлось помещение на вилле в Кюснахте.

Офисы в вилле Девальд получили новое назначение. Блаттера разместили на самом верху, что, однако, не имело никакого отношения к его положению в иерархии в то время: «Я переехал в небольшой спартанский лофт с офисной мебелью, оставшейся в наследство от бывшего сотрудника, и не очень представительной». Однако было кое-что более важное: он уже наладил контакт с главными людьми из футбола – игроками и тренерами. В то же время он чувствовал, что его офис раздражает посетителей. Блаттер вспомнил о встрече с сербским голкипером-легендой Петаром Раденковичем. «Как? Это ваш офис? У вас, технического директора, больше ничего нет?» – спросил гость. Однако у Раденковича были завышенные требования. Будучи поющим вратарем из «Мюнхена 1860», в 1960-х годах он был на футбольном троне.

Но Блаттер не позволил себе испугаться и принял вызов: «Это была неблагоприятная ситуация, но во мне пробудился азарт. Я поклялся, что смогу!»

Главное, что дал ему его «чердачный офис», было стратегическое преимущество – потому что у него был туалет. В доме было всего три уборных, по одному на этаж, и один был зарезервирован для генерального секретаря. Поэтому Блаттера регулярно посещали коллеги по естественной нужде. В результате он узнал сотрудников ФИФА (и, следовательно, компанию) еще быстрее и лучше.

Блаттеру был нужен контакт с тренерами и другими специалистами для реализации его программ развития. Но он написал всю базовую программу для ФИФА: «Я футболист, коммуникатор и экономист», – он описывает свои качества как универсальные. 11 ноября 1975 года он написал завершающий пункт в своей работе. На столе лежали последние детали разработанной программы, основанные на условиях конкретных стран. «В ней содержались все важные темы: администрирование, технология, тактика, медицинские аспекты и судейство», – говорит Блаттер.

Однако у директора по развитию была в планах и своя собственная карьера – ведь Авеланж обещал ему, что однажды он станет генеральным секретарем. Тот факт, что начальник ранее продлил контракт с Хельмутом Кэзером, не раздражал Блаттера: «Авеланж хотел достичь мира. Я с готовностью посвятил себя моим программам, не забывая о своих планах».

Тем не менее он смог принять меры только в следующем году (1976) – в столице Эфиопии Аддис-Абебе. «Это был стартовый сигнал», – говорит он, оглядываясь назад. Однако в попытке реализовать программы развития он первоначально столкнулся с скептицизмом и недоверием на Африканском континенте: «Африканцы подозревали меня в том, что я диктую им европейские правила – да, даже пытаюсь навязать им европейский футбол. Им были не нужны европейские учителя».

Блаттера сочли захватчиком, и он должен был объяснить свою точку зрения. Но он быстро понял, что сможет достичь успеха только с уважением и внимательным подходом к цели, что нужны не миссионерские лозунги, а отдельный подход для каждой конкретной страны. Тем не менее сначала его идеи были встречены без особого энтузиазма. «Я этого не ожидал», – говорит он. В момент этого бессилия Иднекачев Тессема, тогдашний президент Африканской конфедерации и член МОК, отвел его в сторону и ободрил: «Они же как дети. Не сдавайтесь, имейте терпение – и вы увидите, что это сработает!»

Это были не пустые слова. Шаг за шагом Блаттер обрел уважение и признание среди африканских партнеров: «После первого курса я почувствовал большое удовлетворение. Я увидел первые небольшие результаты наших усилий и понял, чего мы можем достичь. Началось развитие и пробудило новые силы во мне. С этого момента я хотел помочь, внести свой вклад и что-то разработать». Профессия Блаттера стала его призванием.

Весть о новых программах ФИФА быстро распространилась. Спрос на проекты финансирования неуклонно рос – даже в Европе. Первоначально простая идея, благодаря приверженности Блаттера, стала всемирной уникальной программой тренировки и обучения – с целью повышения уровня игры в странах, расширения футбольной базы и предоставления всем людям в мире доступа к спорту. Уже в первые три года в проект вошли 100 стран. Параллельно Блаттер произвел революцию в управлении играми в молодежном секторе. Первый Кубок мира среди юниоров состоялся в 1977 году в Тунисе – «Всемирный юношеский турнир ФИФА» для «Кубка Кока-Колы». В этом турнире участвовали молодые люди до 19 лет. Эта идея не была новой. Впервые ФИФА провела турнир для 18-летних футболистов в 1948 году, а в 1953 и 1954 годах пригласила южноамериканские ассоциации. В 1957 году УЕФА переняла эту идею.

В штаб-квартире ФИФА Блаттера сначала высмеяли за его визионерские проекты. Однажды утром на двери его кабинета оказалась издевательская записка: «Здесь живет “Кока-Кола”». Отправителем оказался испанский переводчик и фотограф ФИФА Томас фон Убриж. За эти годы спор утих, и их позиции изменились. Блаттер поднялся на Олимп мирового футбола. Однако в то время немецкий уругваец все еще имел рычаги давления. Поскольку он управлял маленькой столовой на первом этаже здания ФИФА, самым важным местом встречи сотрудников: «Там они встречались, чтобы перекусить или выпить кофе, – вспоминает Блаттер, – но меня там не сильно хотели видеть и не очень ждали. Сотрудники по-прежнему считали меня чужим». Хотя генеральный секретарь Кэзер не делал ничего, чтобы улучшить настроение, Блаттер обнаружил тооварища по несчастью и союзника: президента ФИФА Жоао Авеланжа. «Поскольку он также был изолирован, мы смогли помочь друг другу. Я мог защитить его дело, и он это ценил».

Блаттер вел себя настойчиво и принимал участие – вопреки совету Кэзера, но по рекомендации Авеланжа – во всех заседаниях Исполнительного комитета. Авеланж увидел собственную выгоду в присутствии на сессии молодого сотрудника: «Так у него был надежный информатор, который рассказывал ему, что произошло в конфедерациях», – говорит Блаттер. Он двигал свою карьеру будучи самоучкой: «Я сам продвинул проект развития и получал необходимые знания шаг за шагом». Он также видит важную причину успеха в этом новаторском проекте в своем разностороннем образовании: «Я использовал то, о чем читал в книгах, извлекал выгоду из учебы в университете и моего военного образования. Возможно, я был маленьким швейцарцем, но я не был глуп».

Кэзер, похоже, не понимал этого и не обращал внимания на управление персоналом. Блаттер поддерживал очень коллегиальные отношения со своей секретаршей. Ее звали Джули, но она хотела, чтобы к ней обращались Джулиана. «Она ненавидела, когда я называл ее Джули. Она говорила, что ее зовут Джулиана, а я отвечал: «“Да, Джули, я понял”», – смеется Блаттер.

Джули – прошу прощения Джулиана, – была жизнерадостной и инициативной женщиной. Она прошла военную службу и много занималась спортом. Но однажды ей пришлось сделать аппендэктомию, а затем долго восстанавливаться после осложнений. Кэзер решил заполнить вакансию с помощью семьи и привлек к этому делу свою дочь. «Если вам нужна помощница, вы можете позвонить ей, ее зовут Барбара», – сказал Кэзер своему сотруднику. Блаттер ответил Кэзеру: «Я бы не отказался от помощи». Поддержка не ограничилась профессиональной сферой. «Секретарша на замену» стала (практически) плеймейкером. Блаттер вступил в отношения с Барбарой Кэзер, и в 1983 году он повел дочь генерального секретаря к алтарю. Таким образом, его соперник стал его тестем.

Сначала Барбара скрывала свои отношения с Блаттером от отца. Когда Хельмут Кэзер обо всем узнал, он был зол – «раздражен», как подчеркивает Блаттер. Позже журналисты заявляли, что свадьба была стратегическим шагом целеустремленного директора – потому что это сократило путь к посту генерального секретаря. Блаттер называет это инсинуацией: «Барбара была красивой, миниатюрной, спортивной и очень чувственной».

Все же эти отношения длились недолго и, выражаясь футбольным языком, были разрешены по взаимному согласию. Третья жена, дрессировщица дельфинов Грациелла Блаттер-Бьянка, была с Блаттером еще меньше. «В моей личной жизни я не был так постоянен, как в своей работе», – говорит муж в отставке. Изменится ли это сейчас?