Текст книги "Рождение Европы"

Жак Ле Гофф
Рождение Европы

Издательство выражает признательность Елене Костюкович за помощь в организации русского издания серии. Мы также благодарим Олега Попова за помощь в подготовке этой книги.

К российскому читателю

Издание международной серии «Становление Европы» стало заметным явлением в общественной и интеллектуальной жизни современной Европы. В эту серию вошли десятки трудов известных ученых и мыслителей из различных стран Европы. Важно и то, что в серию вошли труды, характеризующие самые разные стороны европейской истории, общественной мысли, экономики, духовной жизни прошлого и настоящего европейского континента.

Интерес к теме становления Европы, ее эволюции и современной жизни реализуется во многих сотнях книг и статей, издаваемых в разных странах Европейского союза. Только перечень трудов, опубликованных за последние 5-10 лет, занял бы немало томов.

Глубоко символично, что российское издание серии открывается книгой мэтра французской историографии, выдающегося ученого и составителя этой серии Жака Ле Гоффа под названием «Рождение Европы». Следует сразу же сказать, что русский перевод не совсем точно передает название книги в оригинале, которое звучит в форме вопроса – «Родилась ли Европа в Средневековье?». Это вполне естественно для Ле Гоффа, так как он признанный и, несомненно, один из самых лучших специалистов по истории Средневековья. По его книгам учились и воспитывались сотни исследователей в разных странах, его почитали и почитают во Франции и Италии, в Англии и США, в Германии и Польше, а с некоторых пор, после перевода многих его книг на русский язык, Ле Гофф узнаваем и признаваем и в России.

Книга Ле Гоффа «Рождение Европы» (будем употреблять название русского издания) – это блестящее эссе, которое вводит нас не только в проблематику зарождения Европы, но и в круг многих проблем и понятий современной историографии, которые и по сей день служат предметом многочисленных и острых дискуссий в мировом научном сообществе.

В этом плане выделим несколько вопросов, поставленных в книге Ле Гоффа.

Прежде всего, отметим размышления автора о самом термине и, в более широком контексте, о понятии «Европа». Для автора это не просто география или соединение населяющих Европу народов и т. п. Европа, по Ле Гоффу, это гораздо более общее и широкое понятие и явление, это история расселения европейских народов, античное наследие, соседство с миром варваров; это культурное взаимодействие, это соединение и разлом, общность идеалов и соперничество и т. д. Для Ле Гоффа средневековая Европа – это культурное и религиозное единство, рождение промышленности и торговли.

Нельзя без восхищения читать главы книги о возникновении европейских университетов, о европейской архитектуре, воплощенной в прекрасных соборах в Париже и Шартре, в Кембридже и Лондоне, в Болонье и Барселоне, в Праге и Будапеште, в городах центральной и южной Германии, в ганзейской Европе.

Для автора Европа – это господство латыни и зарождение национальных европейских языков.

Ле Гофф выделяет «прекрасный» XIII век, когда многие процессы рождающейся Европы получили свое воплощение.

Автор – не большой сторонник термина «Возрождение» применительно к этому веку, но это не отменяет его глубокого интереса и высокой оценки европейских процессов того времени. Для Ле Гоффа рождение Европы связано и с появлением сословия ремесленников и купцов, менявших стиль жизни, экономику и торговлю.

В эссе профессора Ле Гоффа отведено немалое место и деятелям искусства, живописцам и музыкантам, великим гуманистам того времени. И характеристики всех этих представителей культуры, искусства и науки тесно и органично связаны в книге с общеевропейскими реалиями.

Естественно, автор не мог в одной книге подробно рассказать обо всех общих и конкретных особенностях европейской жизни. Так, он лишь наметил контуры Зарождения европейской пацифистской мысли; в равной мере он мало говорит о начальных общеевропейских проектах, относящихся, правда, уже к XIV веку и к более поздним временам. В общем плане «европейская идея» как некая общность анализируется сквозь призму внутренних европейских процессов и их распространения на всей территории Европы.

Поскольку в центре внимания автора в основном развитие в регионах Западной Европы в период раннего и зрелого Средневековья, то ситуация в Европе Центральной и Восточной занимает малое место в книге. Он лишь упоминает о Венгрии и Польше, о Чехии и Балканах, причем события в этой части Европы интересуют автора в плане взаимоотношения Европы с сопредельными мирами. В более общем ключе такой подход объясним, ибо европейская общность и идея Европы очень часто интерпретируются как нечто отличное от других регионов и континентов. Поэтому Польша, Венгрия и Чехия, так же, как и Балканы, упоминаются автором в плане сопротивления экспансии монголов, а затем и турок.

Для профессионалов-историков, конечно, всегда интересна и важна оценка Ле Гоффом самого смысла Средневековья и его периодизации. В историографии продолжаются оживленные дискуссии о «долгом Средневековье», о соотношении «Средних веков» и феодализма и т. п.

Наконец, мы подходим к заключительному, но весьма важному вопросу.

Речь идет о России. В книге Ле Гоффа Русь лишь однажды упоминается как страна, которая, преодолев монгольское нашествие, приступила к собиранию русских земель. Конечно, проблема принадлежности России к Европе – это вопрос более позднего времени, когда в эпоху Петра I и на протяжении всего XVIII века Россия ускоренными темпами сближалась с Европой, с ее установлением и системой, с культурой и общественной мыслью. Но эти процессы имели и свою историю; и в более ранние времена русские княжества взаимодействовали с Европой – в культурно-историческом и в династическом плане, – воспринимая многие атрибуты европейской жизни того времени.

Но главное, что хотелось бы подчеркнуть особо, – это сам факт издания всей серии в современной России.

Среди самых различных слоев российской общественности ведутся дискуссии, порой весьма острые, о принадлежности России к Европе, об истории политических, экономических и культурных взаимосвязей России со странами Европы, о распространении в России европейских идей и представлений. За последние годы в России уже опубликованы многие десятки трудов самых известных деятелей европейской культуры, философии, истории, социологии, экономики и права, – как прошлых времен, так и современных. И в этом общем процессе можно всячески приветствовать издание в России книжной серии «Становление Европы», в рамках которой труду французского мэтра Ле Гоффа принадлежит выдающееся место.

Академик А. О. Чубарьян

Институт всеобщей истории РАИ

Становление Европы

Идет строительство Европы. С этим связываются большие надежды. Их удастся реализовать, только учитывая исторический опыт: ведь Европа без истории была бы подобна дереву без корней. День сегодняшний начался вчера, будущее всегда обусловлено прошлым. Прошлое не должно связывать руки настоящему, но может помочь ему развиваться, сохраняя верность традициям, и создавать новое, продвигаясь вперед по пути прогресса. Наша Европа, территория, расположенная между Атлантикой, Азией и Африкой, существует с давнего времени: ее пределы определены географией, а нынешний облик формировался под воздействием истории – с тех самых пор, как греки дали ей имя, оставшееся неизменным до наших дней. Будущее должно опираться на это наследие, которое накапливалось с античных, если не с доисторических времен: ведь именно благодаря ему Европа в своем единстве и одновременно многообразии обладает невероятными внутренними богатствами и поразительным творческим потенциалом.

Серия «Становление Европы» была основана пятью издательствами в различных странах, выпускающими книги на разных языках: «Бек» (Мюнхен), «Бэзил Блэквелл» (Оксфорд), «Критика» (Барселона), «Латерца» (Рим) и «Сёй» (Париж). Задача серии – рассказать о становлении Европы и о неоспоримых достижениях на пройденном пути, не скрывая проблем, унаследованных от прошлого. На пути к объединению наш континент пережил периоды разобщенности, конфликтов и внутренних противоречий. Мы задумали эту серию потому, что, по нашему общему мнению, всем, кто участвует в строительстве Европы, необходимо как можно полнее знать прошлое и представлять себе перспективы будущего. Отсюда и название серии. Мы считаем, что время писать сводную историю Европы еще не настало. Сегодня мы предлагаем читателям работы лучших современных историков, причем кто-то из них живет в Европе, а кто-то – нет, одни уже добились признания, другие же пока не успели. Авторы нашей серии обращаются к основным вопросам европейской истории, исследуют общественную жизнь, политику, экономику, религию и культуру, опираясь, с одной стороны, на давнюю историографическую традицию, заложенную Геродотом, с другой – на новые концепции, разработанные в Европе в XX веке, которые глубоко преобразовали историческую науку, особенно в последние десятилетия. Благодаря установке на ясность изложения эти книги будут доступны самой широкой читательской аудитории.

Мы стремимся приблизиться к ответу на глобальные вопросы, которые волнуют сегодняшних и будущих творцов Европы, равно как и всех людей в мире, кому небезразлична ее судьба: «Кто мы такие? Откуда пришли? Куда идем?»

Жак Ле Гофф,

составитель серии

Посвящается Брониславу Геремеку

Введение

Любая историческая книга, даже если в ней рассматривается весьма отдаленный период прошлого, связана с сегодняшним днем. Эта книга имеет прямое отношение к современной ситуации в Европе. Я пишу ее в 2002–2003 годах, в момент между принятием единой европейской валюты и вступлением в состав Европейского союза нескольких государств Центральной и Восточной Европы. Важно также, что книга выходит в серии «Становление Европы»: это общее начинание пяти разноязычных издательств, задуманное как вклад в создание единого культурного пространства. Само название серии «Становление Европы» отражает желание издателей и авторов беспристрастно осветить обстоятельства складывания единой Европы и повысить тем самым престиж исторической истины.

Это исследование не претендует на всеохватность: я не буду последовательно рассматривать историю Средних веков и не ставлю себе задачи осветить все основные вопросы, связанные с историей этого периода, даже сколь-нибудь полно, а тем более подробно.

Наша книга иллюстрирует тезис о том, что Средневековье было эпохой зарождения и формирования Европы как исторической реальности и понятия. Средние века стали решающей вехой в истории Европы: на них пришлось ее рождение, детство и юность, хотя у людей того времени не возникало желания строить единую Европу и эта идея даже не приходила им в голову. Ясное представление о Европе как о целом возникло только у Папы Пия II (Энея Сильвия Пикколомини, носившего папский сан с 1458 по 1464 год). В 1458 году он написал текст, озаглавленный «Европа», за которым в 1461 году последовала «Азия». Эта перекличка напоминает о важности диалога Европы и Азии. Идея Средневековья как эпохи зарождения Европы широко обсуждалась накануне Второй мировой войны и после нее – в период интенсивных раздумий о судьбах Европы, а также выработки экономических, культурных и политических проектов, реализация которых предполагалась в масштабах всей Европы. Работы, в которых наиболее отчетливо сформулирована «европейская идея», принадлежат перу специалистов по XVI веку: «Европа. Возникновение идеи» (1957) англичанина Дэниса Хэя (Hay)[1]1
  Для удобства пользования библиографией мы даем в скобках фамилии западных историков в оригинальном написании. – Прим. ред


[Закрыть] и «История европейской идеи» (1961) итальянца Федерико Кабода (Chabod) – запись университетских курсов 1943–1944 и 1947–1948 годов. Но саму концепцию зарождения Европы в период Средневековья предложили накануне Второй мировой войны два французских историка, основавшие журнал «Анналы», с которого началось обновление историографии, – Марк Блок (Bloch) и Люсьен Февр (Febvre). M. Блок писал: «Европа возникла, когда рухнула Римская империя», а Л. Февр подхватил его мысль, добавляя: «Лучше сказать, что возникновение Европы стало возможно, когда империя пришла в состояние раздробленности». В главе «Первый урок» курса, прочитанного в Коллеж де Франс в 1944–1945 годах (L'Europe. Genèse d'une civilisation. P. 44.), Люсьен Февр пишет: «На протяжении всего Средневековья (а конец Средневековья нужно относить к моменту, далеко продвинутому в Новое время) основные идеи христианской культуры, не привязанные к конкретной почве, курсировали, преодолевая условные границы лоскутных королевств, и это мощное воздействие христианства сыграло свою роль в создании общего образа мыслей, свойственного всем жителям Запада, несмотря на разделяющие их границы; это общее мировоззрение постепенно секуляризировалось, и на его основе сформировалось европейское сознание».

Марк Блок предлагает европейский взгляд на Средневековье. Впервые он сформулировал эти идеи на Международном конгрессе по историческим наукам в Осло в 1928 году в своем докладе «Сравнительная история европейских обществ», который был напечатан в журнале «Ревю де синтез историк» в декабре 1928 года. Потом он возвращается к этой теме: «проект преподавания сравнительной истории европейских обществ» фигурирует в представлении его кандидатуры для Коллеж де Франс (1934). В этом же тексте он пишет: «Европейский мир, именно как европейский, – это порождение Средневековья, когда одним махом была разрушена целостность средиземноморской цивилизации, весьма, заметим, относительная: в тот момент в одном горниле перемешались и народы, когда-то попавшие под власть Рима, и те, что не были завоеваны Римской империей. Тогда-то и родилась Европа в привычном понимании этого слова. И возникший тогда европейский мир с тех пор то и дело охватывают общие веяния».[2]2
  Bloch, Marc, Histoire et Historiens, ed d'Etienne Bloch Pans, Armand Colin, 1995, p 126 – Прим. авт.


[Закрыть]

Эти первые контуры Европы и явления, предвосхищающие образ Европы, возникший в XVIII веке (прилагательное européen – «европейский» во французском языке появилось в 1721 году, а выражение à l'européenne – «по-европейски» – в 1816 году), ни в коей мере не похожи на линейный процесс и не дают оснований утверждать, что идея единой Европы была подспудно заложена в ее истории или географии. До сегодняшнего дня Европу еще нужно выстраивать и даже – продумывать. Прошлое предлагает направления, но не диктует ничего определенного, так что настоящее, в его поступательном развитии, – во многом дело случая и результат свободного человеческого выбора.

В этой работе мы постараемся обрисовать те контуры Европы, что сложились в Средневековье, а также события, которые в большей или меньшей степени изменили эти первые очертания, хотя здесь и неприложимо представление о последовательном процессе, состоящем из побед и отступлений.

Но мы попробуем доказать также, что это время (IV–XV вв.) было ключевым для развития Европы и что из всех составляющих европейского наследия, которые имеют значение сегодня и будут не менее важны в будущем, средневековая составляющая – самая значимая.

В Средние века отчасти выявились, а отчасти и сформировались такие реальные и проблемообразующие особенности Европы, как сочетание потенциальной общности и глубинных различий, смешение населения, выделение оппозиций между Западом и Востоком, Севером и Югом, нечеткость восточной границы и приоритетная роль культуры, которая играет роль объединяющего начала. В этой книге мы будем обращаться как к тому, что принято называть историческими фактами, так и к явлениям, относящимся к ментальности. Формирование ментальных образов, сферы человеческого воображения, которое очень бурно развивалось в Средневековье, – принципиальная составляющая процесса складывания Европы и как реальности, и как идеи. Читая эту книгу, нужно с самого начала иметь в виду, что понятие границы в Средневековье колеблется между реальностью и представлением. Четкой линии границы, прочерченной римскими пограничными валами (limes), которые протянулись на огромные расстояния, больше не существовало, точно так же как не было четкой границы между «этим светом» и потусторонним миром. Лестница Иакова, по которой спускаются и поднимаются, сталкиваясь друг с другом, люди и ангелы, была для средневекового человека обыденным зрелищем. Границы в их сегодняшнем линейном виде, как множество пропускных пунктов и столбов, появились в Средневековье достаточно поздно – в момент создания государств, и то не всюду. Появление таможни в период экономического пробуждения и становления более или менее выраженных национальных экономик произойдет только на рубеже XIII и XIV веков. Присоединение Руссильона к французскому Лангедоку в конце XIII века, конфликты между каталонскими купцами, королем Арагона и королем Майорки из-за повышения пошлин на каталонские товары в порту Кольюр (ставшем после присоединения Руссильона самой удаленной точкой французского Средиземноморья) показывают, как постепенно, через подобные столкновения, происходило в Средние века становление границ. Медиевисты не без основания отказались от американской концепции границы, разработанной историком Тернером (Turner) для Дальнего Запада, поскольку она не применима к европейской истории: исследователи подчеркивают, что в Средневековье, до позднего его периода, когда началось становление государств, границы были местом встреч и противостояний, но, кроме того, еще и зоной обмена и смешения, на базе которой Карл Великий в начале IX века введет пограничные округа (марки) – а их важность для Средневековья переоценить трудно. Марка, как показал Жан-Франсуа Лемаринье (Lemarignier), имела особое значение для института феодализма: там влиятельный вассал клялся своему сеньору в верности,[3]3
  Имеется в виду особый тип оммажа (hommage en marche), который приносился могущественным вассалом, как правило королем, и тогда сюзерен, чтобы принять оммаж, должен был проделать полпути сам. (Здесь и далее, кроме специально оговоренных случаев, примечания переводчика.)


[Закрыть] и можно даже сказать, что эти нечеткие и открытые для проникновения псевдограницы благоприятствовали смешению европейских народов. Что же касается рек, которые часто играли роль границ, то они были скорее не «текучими стенами», а местом встреч на нейтральной территории для сильных мира сего (например, императора Священной Римской империи и короля Франции). Королевство западной Франкии, а потом и Францию ограничивали с восточной стороны четыре реки: Шельда, Мёз, Сона и Рона. Даниель Нордман (Nordman) обратил внимание на то, что хронист Фруассар, который в своем XIV веке был самым «европейским» по духу из всех хронистов, для обозначения того, что мы называем границей, чаще всего использует слово «марка», а «границу» (frontière) оставляет для обозначения линии фронта на войне.

Прежде чем отправляться искать Европу в Средневековье, заметим, что и в те времена, и в более поздние ее обозначали также и другими названиями. Как мы уже видели и еще не раз увидим, Европа была неким понятием, противопоставлявшимся Азии и, в более широком плане, Востоку. Следовательно, термин «Запад» может обозначать территорию, которая приблизительно совпадает с Европой. И хотя такое использование понятия «Запад» было не слишком распространено в Средние века, оно подкреплялось в сознании людей разделением христианского мира[4]4
  Далее под термином «христианский мир» автор, как правило, имеет в виду именно западный, «латинский» христианский мир – Прим. ред.


[Закрыть] на Византийскую империю и латинский христианский мир, которое вытекало из раздела Римской империи на Восточную и Западную. Грандиозная цезура, разрыв между Восточной и Западной Европой, который ощущался со времен Римской империи, в Средние века получил новое обоснование – это был разрыв лингвистический, религиозный и политический. «Западный» характер латинской христианской Европы, который определил основы Европы нынешней, подчеркивался теорией, предложенной несколькими христианскими интеллектуалами в XII–XIII веках. Это была идея перемещения средоточия власти и культуры с востока на запад: translatio imperii, translatio studii, что соответствовало переходу власти от Византийской империи к империи Германской и передаче знания из Афин и Рима – в Париж. Это движение культуры на запад, безусловно, сыграло свою роль в формировании мнения о превосходстве западноевропейской культуры, которого придерживались многие европейцы будущих столетий.

Вопреки распространенному убеждению, эти представления возникли не в первые века существования христианства. Конечно, в эпоху Карла Великого говорили о христианской империи, но понятие «христианский мир» начнут использовать для обозначения территории, которая станет прообразом Европы, лишь во времена христианских завоеваний XI века, после введения реформ, которые получат название григорианских, когда начнет свою деятельность знаменитый клюнийский орден[5]5
  Один из наиболее влиятельных и могущественных монашеских орденов Средневековья, центром которого было аббатство Клюни во Франции.


[Закрыть] и родится идеология крестовых походов. Выражение «христианский мир» может привести к некоторой путанице. Никто не отрицает принципиальной роли христианства в создании Европы и в складывании уникального европейского сознания. Даже после того как в Европе распространились идеи Просвещения и светские взгляды, христианская основа, в явной или скрытой форме, продолжает играть важнейшую роль. Однако христианство было лишь очень существенным и долгим эпизодом в истории, которая началась до появления христианства и продолжается параллельно с его упадком. Заметим еще, с целью показать относительность всех наименований, что в эпоху крестовых походов мусульмане называли всех христиан франками, а у христиан, в свою очередь, бытовало слово «сарацины» – название одного из арабских племен, которое византийцы, а вслед за ними и люди с Запада, применяли ко всем мусульманам. Еще в ходу были такие названия, как «смуглолицые» (noirauds), или «мавры», от слова morisco, которым мусульман называли испанцы.

Если же мы хотим, как объявлено в заглавии книги, говорить о Европе, то следует прояснить историю самого слова «Европа», поскольку историки, как и средневековые клирики, считают, что явление определяется своим названием. Это показано в Книге Бытия; однако нельзя не заметить, что даже названия, которые казались самыми незыблемыми, со временем выходили из употребления, – из этого следует, что личности и реалии, которые ими обозначались, тоже в каком-то смысле были преходящими.