Текст книги "Наследница из Гайд-Парка"

– Я не боюсь работы, – сказала Триста.

– Но предпочитаешь богатство и праздную жизнь?

– Частично. В этой жизни, конечно, есть преимущества. У тебя к Аннабелле серьезный интерес?

Он испытующе посмотрел на нее. Танец развел их в стороны, и прошло несколько секунд, прежде чем он смог ответить.

– Она представляет определенный интерес, – холодно сказал он. – Но танцует она неуклюже – мешает мозоль.

Эти слова были так неожиданны, что Триста рассмеялась. Его глаза смягчились, как и улыбка.

– О чем мы говорили... о, об Аннабелле. Я сопровождал ее в поддень, на протяжении всей недели, пока мой кузен и его новая жена, сестра Аннабеллы, живут у нас. Это несерьезное знакомство. Но хорошо, что это вызвало у тебя интерес.

Она захотела возразить, но потом сдержалась – он опять начнет обвинять ее во лжи. Впрочем, ей действительно это было любопытно.

– До меня время от времени доходили слухи о тебе, – сказала она, стараясь, чтобы ее слова прозвучали небрежно и он не догадался, с какой жадностью она собирала о нем информацию. – Ты наслаждался жизнью в Лондоне, но не особенно...

Дамы сошлись вместе в круг со своими партнерами, затем повернулись направо, к одному из своих партнеров, затем налево – к другому.

Когда Триста снова осталась с Романом, то продолжила:

– Не особенно любишь быть в свете.

– Не то чтобы не люблю, – спокойно возразил Роман, – скорее предпочитаю другие развлечения.

Как азартные игры в «Уайте», подумала Триста. Еще она слышала, что ему очень везет. И женщины его интересуют.

– Тогда что ты делаешь на балу?

– Я слышал, что в обществе появилась миссис Триста Фэрхсвен, и решил проверить, правда ли это.

– Ты пришел сюда из-за меня. – В ее тоне ясно слышалось сомнение.

– Ты в этом сомневаешься? Послушай, если бы я лгал, я бы покраснел. А раз этого нет, я говорю правду.

– Ты всегда хорошо умел притворяться, Роман, – сказала она и тут же себя обругала. Не следовало называть его по имени, даже мысленно. Чтобы скрыть замешательство, Триста поспешно добавила: – И ты наверняка слышал, что у меня есть деньги. Как мне известно, твоя первая наследница оказалась не столь выгодной, как ты надеялся...

Нахмурившись, он поправил:

– Как надеялся мой отец.

Она проигнорировала эту поправку.

– Теперь ты ищешь другую наследницу?

– Ты думаешь, что в этом зале ты единственная женщина с деньгами? – Он иронично рассмеялся. – И единственная женщина, с которой у меня была «дружба»?

– А, вот ты и признался. После меня у тебя была целая серия любовниц.

– Нет, конечно, нет, – ответил Роман. В его голосе было столько иронии, что Триста только стиснула зубы. – Я ушел в монастырь, чтобы хранить чистоту. – Взявшись за руки, они сделали круг. – А ты?

– Я уехала на Кипр и наслаждалась там жизнью. У меня миллион любовников.

Они замолчали. Требовалось обнять друг друга – и это получилось у них так напряженно, что они сбились с такта.

Триста поспешила на то место, где она должна быть в следующей фигуре, ругая себя за то, что чересчур сильно реагирует на его присутствие. Для ее чувств требовался какой-то выход.

Но она была в центре толпы, и если бы она направилась прочь, это бы привлекло внимание. Приходилось думать о репутации в обществе – если не для себя, так ради сына.

– Здесь не место для разговоров, – сказала она, решив прервать этот неприятный диалог. Это лучше, чем участвовать в дурацком танце. – Я забыла остальные позиции. Прошу простить.

– Тогда я зайду к тебе.

– И не смей, – предупредила она. – Когда бы ты ни зашел, меня не будет дома.

Он направился за ней следом. Наклонившись к ее уху, он низким и резким голосом произнес:

– Если ты вынудишь меня на крайние меры, я могу повредить твоей репутации. Я не хочу тебя унижать, но я не остановлюсь. – Он решительно сжал губы. – Я тебя увижу. Возможно, ты поймешь, что тебе меня не хватает. Так что можешь наслаждаться этим приятным вечером, Триста, и не прячься от меня. Я уже нашел тебя дважды. Я начинаю думать, что удача на моей стороне.

– Отправляйся к дьяволу, – язвительно улыбнувшись, произнесла Триста и скользнула мимо него к своей тетке.

Мэй задумчиво наблюдала за ней.

– Кто это? – прошептала она. – Не думаю, что знаю его, но это лицо мне удивительно знакомо. Никак не могу вспомнить.

– Не напрягайся. Это просто один из бездельников, которые не стоят внимания. Жаль, что он втянул меня в бесплодные разговоры. Мне нужен мой пунш больше, чем раньше.

Мэй кинула на нее острый взгляд и произнесла:

– Тебе лучше выпить шампанского. Оно успокоит нервы.

Глава 5

Апрельский день был дождливым и пасмурным. Но после нескольких промозглых дней с той стороны, откуда дул ветер, на небе наконец показался просвет, и Триста решила рискнуть взять в парк сына. Этим утром Люси сообщила хорошую новость о Дэвиде. Она специально пришла рассказать Тристе подробности.

– Рекомендации леди Мэй все изменили. На лорда Петерсона произвело впечатление, что у Дэвида есть лестные отзывы столь влиятельной леди. Готова поклясться, твоя тетя знает здесь всех!

– Она удивительная женщина. И она самая щедрая из всех, кого я встречала. Она очень радуется каждой возможности сделать людей счастливыми. Так Дэвид получил место?

– Лучшую работу себе и не представить. О, он будет богатым! Как только лорд Петерсон узнал о специальности Дэвида, он тут же вручил ему кучу папок и спросил, как быстро он сможет выправить счета.

– Удивительно! – воскликнула довольная Триста. – Наверное, Дэвид был очень этим польщен.

– Прошлой ночью он пришел в кабинет и немедленно заперся. И когда я утром спросила его об этом, он сказал, чтоработал до трех часов ночи и закончил, только когда начало светать. Он почти ничего не ел перед тем, как отправиться в банк. И когда я посоветовала ему поберечь сердце – я не могла не поддразнить его, – он сказал, что временами надо погружаться в работу с головой, поскольку это улучшает настроение. Представь себе.

Рассмеявшись, Триста заключила Люси в объятия.

– Теперь ты будешь скучать о тех днях, когда он шатался по дому.

– У него много работы. Как все это вовремя!

– Мама! – окликнул Эндрю. – Я могу пустить кораблик?

– Но не уходи далеко. Не на большое озеро. Попробуй свой кораблик здесь.

Он наклонился, явно недовольный, но подчинился.

– Что за чудный мальчик! – воскликнула Люси, с интересом глядя на Эндрю.

– Это так. Совсем не как его па... – Триста осеклась. – Пойдем-ка за Эндрю на берег. Там скользко. Я хочу быть к нему поближе.

Эндрю пробежал по берегу, пытаясь угнаться за стремительно несущимся корабликом. Он уже был довольно далеко.

– Подожди меня, – позвала Триста, и Эндрю остановился. Они стояли на тропинке, вьющейся среди травы, чтобы по дорожке могло проехать ландо. Эндрю вытащил из воды кораблик и направился к ним.

То, что произошло потом, промелькнуло мгновенно, словно серия отдельных картин, – направляющийся к ней Эндрю, два пассажира в ландо: женщина в дорогой шляпе и удобно откинувшийся на спинку сиденья Роман рядом с ней.

Люси застыла на месте с разинутым ртом, а затем с такой силой сжала руку Тристы, что та почувствовала боль.

Прошло всего несколько секунд, но они показались Тристе годами. Она вдруг поняла, что стоит на лужайке совершенно открытая и ей негде спрятаться. Как и Эндрю, столь похожий на Эйлсгартов, что одного взгляда достаточно, чтобы все понять. А для подтверждения требовалось только узнать возраст мальчика.

Но ландо проехало, и Роман ни разу не обернулся. Он не увидел ни ее, ни ее сына.

Эндрю произнес:

– Поспеши, мама! – Он повернулся, чтобы снова побежать к краю пруда. Триста и Люси сошли с тропинки и направились по лужайке к скамейке, где можно было посидеть, присматривая за мальчиком.

Прошло немало времени, пока Триста заговорила:

– Я знаю, ты не одобряешь, что я не сообщила Эйлсгарту об Эндрю.

– Не мне тебя судить, Триста.

– Но ты и в самом деле думаешь, что я поступила неправильно.

– Эйлсгарт имеет право знать, что у него есть ребенок.

Триста глубоко вздохнула.

– Другие мужчины очень не похожи на твоего Дэвида, Люси.

– И чем Дэвид от них отличается?

– Дэвид любит тебя. И он не... один из них. Не из «благородного» сословия... Они так отличаются. Взять хотя бы моего отца. Он любил мою мать так сильно, что очень горевал после ее кончины, но он смирился с этим, поскольку был графом, а она – гувернанткой. А что касается меня... он никогда меня даже не видел. Я получила наследство от него только благодаря леди Мэй, поскольку она хотела какого-то напоминания о своем дорогом Були. Мой отец же не интересовался, где я на хожусь.

– И как это связано с Эйлсгартом?

– Оба они из одного теста, будь уверена. Ты знаешь, что моя мать отказалась быть любовницей Були? Когда она уходила со мной на руках, она рисковала оказаться в полной нищете. О, он предложил ей дом, но моя мать отказалась. Она говорила, что чувствовала бы себя после этого как... словно она продавалась.

– Я очень любила твою мать, Триста. Но она была своевольной, а таким людям часто бывает трудно.

– Но она была сильной. Несколько лет она занималась черной работой, но потом увидела объявление о месте в Лондоне. Это было в доме отца Романа. Поскольку у нее было хорошее образование и отличные манеры, отец Романа решил отправить ее в Кент в качестве гувернантки для своей дочери – и меня с ней. Мать тогда очень нуждалась в работе, в доме и хлебе. Вот на какую судьбу обрек ее Вулрич! Сам же он обратился к другим женщинам и удовольствиям, совершенно не думая о тех, кого оставил.

– Я все еще не пойму, – терпеливо произнесла Люси, – к чему ты это говоришь и почему Эйлсгарт не должен знать о своем сыне.

– Когда Эйлсгарту сказали, что он должен жениться на богатой наследнице, он не стал противиться, хотя обещал жениться на мне. Вместо этого он сделал мне довольно интересное предложение. – Она скривилась: – Он предложил мне стать его любовницей.

– О, ясно. И это делает его похожим на твоего отца?

– Это делает его похожим на всех мужчин его класса. Он лорд, а я служанка. То же самое было с моей матерью и лордом Вулричем. Почему существование у меня ребенка должно что-то изменить?

– Значит, ты ничего не говорила ему, поскольку считала, что ему это безразлично и он не захочет выполнять свои отцовские обязанности? Теперь все ясно.

– Да, я ничего не говорила ему из-за этого. А теперь... – Триста вздохнула. – Все может плохо обернуться. Вдруг он проявит интерес и захочет стать частью моей жизни? Если все узнают, что он отец, то мой сын станет считаться незаконнорожденным. Нет. Нынешнее положение дел много лучше. Его нельзя назвать совершенным, оно несправедливо, но это лучшее, на что я могу надеяться. Я придумала капитана Фэрхевена для того, чтобы мой сын мог считаться законным.

– Хотя это ложь.

– Роман был занят своей супругой и пробовал завести с ней сыновей и наследников, и к нам он не проявлял никакого внимания.

– Мама! Тетя Люси! Посмотри, как он плывет! – крикнул Эндрю, хлопая в ладоши и прыгая по берегу, когда ветер надул паруса одного из кораблей и понес его по воде.

– Не бегай по грязи, – сказала ему Люси. – Он летит как птица!

– А ты отважный моряк! – подбодрила Эндрю Триста.

– Как и его отец, – тихо произнесла Люси. Триста вздрогнула. – Вот почему он так любит воду. Он считает, что его папа был капитаном. Это как бы часть его самого.

– Это лучше, чем если бы он думал, что его отец негодяй, который бросил его мать и совершенно не думает о нем. Мне следовало бы знать его лучше.

– Да, следовало.

Какое-то время они молчали, потом Триста произнесла:

– Знаешь, я не так уверена. Насчет Эндрю и Романа. Боюсь, не допустила ли я ошибку. Я никогда особо не ощущала отсутствия в моей жизни отца. Но может, для мальчика это имеет значение?

– Ты решила вообще не говорить Эйлсгарту о его ребенке? Ты же снова с ним встретилась. Может, сама судьба дает возможность Эндрю узнать о своем отце.

– О Боже! Если Роман узнает, что я от него скрывала, он меня возненавидит. Его женитьба кончилась ничем. Вдруг он попытается забрать Эндрю? А с деньгами Вулрича и влиянием леди Мэй я могу дать ему прекрасное образование и ввести в высшее общество. Если же рассказать все Роману, это может стать полной катастрофой. И мне сейчас не важно, что чувствует Роман, – главное для меня Эндрю.

Люси недовольно фыркнула.

Триста поспешила защитить свою позицию:

– Что это даст, кроме всякой грязи? Почему я должна все ему рассказать, рискуя загубить свое будущее?

Она была благодарна кузине, что та не стала говорить вслух то, что очевидно.

Мэй потягивала утренний кофе в семейной гостиной. Это было время ленча. Проснулась она поздно, поскольку весь вечер ее мучила тревога и смутное беспокойство, с которыми она никак не могла справиться. Ее отношения с Тристой были непрочными. Несмотря на множество приятных часов, которые они провели в компании друг друга, они все еще были знакомы поверхностно. А Триста оказалась очень необычной, совсем не похожей на Мишель. Мишель напоминала проснувшегося жеребенка, всегда готового и очень желающего броситься в самую гущу жизни. Триста же была себе на уме, ее уже помяла жизнь, она побывала замужем и имела ребенка, о котором должна заботиться. Она была более осторожна, более взвешенна в своих оценках – как и сама Мэй.

От внезапного звука в передней леди Мэй поспешно опустила чашку, пролив несколько капель кофе на блюдце.

В комнату вошел Роберт.

– Боже, как тихо ты ходишь! – взволнованно произнесла Мэй, приложив руку к сердцу. – Это действует мне на нервы.

– Но это то, что я и хотел сделать, – ответил он, быстро подходя к ней, чтобы обнять. – Ты раньше никогда на это не жаловалась.

Рассмеявшись, Мэй поцеловала его. Роберт крепко ее обнял и на мгновение застыл, скользя по ее лицу губами, что немедленно зажгло огнем ее тело.

– Я скучала без тебя.

– Глупышка, ты видишь меня и...

– Не так часто, как хотела бы. Последнее время ты очень занят.

– Кроме того, я не могу сюда приходить с такой легкостью, как в твой загородный дом. Когда ты туда вернешься?

– Это еще не скоро.

– Так ты скучала без меня? – В его голосе слышалось удовольствие.

– Ужасно. Как ты сюда попал?

На его лице появилось озорное выражение.

– Должен сказать, это непросто. Сам я стар для подобных штук, так что мне помогает сам Бог. Кстати, когда ты будешь уезжать в Парк-Лайн, ты должна распорядиться заколотить окошечко на первом этаже, которое ведет в котельную. Оно плохо закрывается на защелку.

– Но я просила дворецкого тщательно проверить помещения перед тем, как Триста купит... А как ты об этом узнал?

Он пожал плечами:

– Мужчина должен быть изобретательным. Но мы слишком много разговариваем. Иди сюда.

– Какое у тебя выражение лица, Роберт! Оно предвещает что-то дурное.

– Тогда почему ты улыбаешься?

– Потому что мне нравится, когда твои глаза обещают что-то дурное. – Она с жадностью смотрела на его лицо. Роберт часто приходил в ее дом, и всегда тайно. Было мало ночей, которые они бы не проводили вместе. Она и не подозревала, где он жил, когда не был с ней. Ей приходилось бороться со своим любопытством и ревностью. На нечто большее в отношениях с Робертом она претендовать не могла.

Ее глаза опустились к открытому вороту его пальто. На Роберте под пальто была только одна рубашка из легкого батиста, подшитая аккуратными маленькими лентами. Рубашка была розовой.

– Ты почти не одета, значит, меня сегодня ждала.

– Я тебя всегда жду, – ответила Мэй. Ее руки коснулись его волос и тут же ощутили, как пружинят его кудри.

– Ты захотела меня увидеть. Признайся. Эта мысль заставила меня покинуть своих посетителей и броситься сюда, подобно хорошо натренированному псу. – Он провел рукой по ее щеке, по шее, а потом скользнул в вырез ее платья.

– Но ты же не собираешься заняться этим сейчас, – произнесла она, поначалу отпрянув. Но поскольку он продолжал ласкать ее кожу, она сдалась. – Приходи вечером.

– Я не могу ждать до вечера. Иногда дверца на первом этаже закрыта на засов, и это меня очень расстраивает.

– Я распоряжусь, чтобы окно было открыто. Но... не сейчас. Я должна одеться.

– Ты ждешь Шарбонно? – В его голосе слышалось беспокойство. У любого другого мужчины это можно было принять за ревность – но не у него. Роберт, ревнующий к Шарбонно, – это такой же абсурд, как газель, завидующая фации бабуина.

– Да, а что?

Он убрал руку. Мэй облегченно вздохнула и, справившись с собой, села. Однако оказалось, что она недооценила его страстность и решительность. На лице Роберта появилось злое выражение, словно он вспомнил о чем-то неприятном.

– Что с тобой? – спросила она.

– Это меня начинает раздражать, – ответил он.

– Что?

– То, что у меня остаются одни лишь ночи. Я помню, что мы решили никогда об этом не говорить, но временами мне становятся невыносимы наши половинчатые отношения. И когда ты переехала сюда, они стали совсем нестерпимыми.

Мэй разволновалась.

– Мне самой тоскливо без тебя, – призналась она. – Но тебе глупо расстраиваться из-за лорда Шарбонно.

– Он тебя любит.

– Но я... – Она чуть не сказала «я люблю тебя». Они никогда не говорили о любви. Эта была одна из многих тем, которых они старались избегать. Оба хорошо знали правду. Вместо этого она произнесла: – Но я его никогда не любила. Он был лишь моим поклонником. Я встречалась с ним раньше, но он мало что для меня значит.

– Хорошо. – Его глаза жадно прошлись по ее телу и вернулись к вырезу у шеи. Мэй почувствовала, что у нее от этого взгляда покалывает в груди, а соски твердеют, жаждая его прикосновений.

Он опустил голову в изгиб ее шеи, и Мэй услышала его удовлетворенный вздох. От этого она расслабилась, но только до того момента, как почувствовала прикосновение его длинных сильных пальцев. Она поняла его намерения, и ее охватили разноречивые чувства – возбуждение и страх.

– Триста вышла погулять в парке. Она может в любой момент вернуться.

– Это будет еще не скоро.

Мастерство, с которым он принялся ее возбуждать, было несравненным. Оно лишало ее всяких сил для сопротивления. Мэй буквально впилась в его рот. Роберт рассмеялся.

Этот смех привел ее в чувство и разозлил. Но Роберт не отстранялся и продолжал все так же вжиматься в ее тело.

– Я слышу, как открылась передняя дверь. Уходи, быстро.

– Ну и что, если она войдет? – усмехнулся Роберт. – Она найдет здесь тебя и меня... в таком виде... в таких деликатных позах. Она сразу поймет, что мы делаем. Это меня еще больше возбудит, а тебя?

– Нет! Я просто умру.

Он прильнул губами к ее шее.

– Страх обостряет чувства, – пробормотал он, чуть касаясь губами ее покрасневшей кожи. Он чуть сместился, так что его грудь прошла по ее. Она почувствовала острое удовольствие. – Опасность разогревает кровь.

Выгнув спину, она оттолкнула его руки. Она действительно чувствовала, как закипала ее кровь.

– Это... Роберт, я не могу...

– Ты можешь.

Она совершенно не знала, как ей быть.

– Они идут сюда.

– Нет, дорогая. – Он рассмеялся. – Это ты идешь.

По ее телу прошли могучие волны наслаждения. Мэй закусила губы, чтобы не закричать, и с силой сжимала своего возлюбленного, пока любовный шторм не угас. Когда она успокоилась, то закрыла глаза и откинулась назад, тяжело дыша, пытаясь собраться с силами.

У самого ее уха голос Роберта произнес:

– Эх, Мэй! Когда-нибудь ты меня погубишь.

Она услышала, что он поднимается, но не открыла глаз. Ей всегда причинял боль его уход.

А потом она услышала быстрые шаги маленьких ножек Эндрю, бегущих через дверь гостиной. Мэй поспешно поднялась, чтобы привести себя в порядок.

Не прошло и минуты, как двери распахнулись и в комнате появились Триста и Люси, все еще в своих легких плащах и с перчатками на руках.

– На улице просто восхитительно! – воскликнула Триста. Сняв шляпу, она пригладила волосы. – Поднялся ветер и немного щиплет морозец, но солнце ярко светит, когда его не закрывают тучи. Апрель такой непостоянный... Тетя Мэй, что вы делаете у открытого окна? – вскричала Триста. – Еще слишком холодно, а вы только в халате.

Мэй выпрямилась. Потом обернулась на окно, словно удивляясь, что оно открыто.

– Я... мне стало жарко. – Она вспыхнула, поняв, как двусмысленно прозвучали ее слова.

– Я это вижу. Ты совсем красная. Ты себя хорошо чувствуешь? О Боже! У тебя из губы течет кровь.

С расширенными глазами Мэй проверила свои губы и обнаружила капельку крови на раздувшейся нижней губе.

– Я... Думаю, это случайно. Мне надо прилечь. Я чувствую себя... уставшей.

Триста молча смотрела, как ее тетя почти бегом покинула комнату, после чего они с Люси обменялись недоумевающими взглядами.

Дом около парка оказался не особняком. Это был высокий городской дом с тремя этажами, выстроенный в стиле Палладио[2]2
  Итальянский архитектор, представитель позднего Возрождения, основатель так называемого палладианства – нового стиля в архитектуре.


[Закрыть]. Под карнизами виднелось множество мансардных окон. Фасад был богато украшен. Расположенный перед домом сад ограждали чугунные решетки. Здание выглядело великолепно, и Роману пришлось признаться, что он восхищен.

Этот дом он разыскал без особого труда. Триста Фэрхевен была уже хорошо известна в высшем обществе. Она считалась одной из завидных невест города и уже имела знатных поклонников.

Она не могла больше от него скрыться.

Роман постучал чугунным кольцом в дверь и увидел, что за окном кто-то на него показывает рукой. Он ожидал, что его не примут, и когда вышедший лакей попросил его подождать в гостиной, был удивлен.

Появления Тристы он ждал с волнением, оглядывая со вкусом обставленную комнату. Эта комната произвела на него большое впечатление. Лучших он не видел. Похоже на то, что у Тристы в этом деле был знающий учитель. Особенно его удивила дорогая обстановка. Он почувствовал себя неловко. Комната словно напомнила ему, как изменилось положение Тристы.

Дверь приоткрылась, и Роман повернулся к ней, но единственное, что он увидел, была черноволосая головка на уровне дверной ручки. Головка тут же исчезла, и он услышал быстро убегающие шажки. Роман поднялся, раздумывая, не отправиться ли ему следом, чтобы посмотреть, кто это был. Он знал, что у Тристы есть сын. Последнее время он собирал все крохи информации о ней. И почти все его знакомые упоминали об этом сыне.

Зависть мучила его – Триста любила какого-то неизвестного героического капитана Фэрхевена и родила от него сына. Они поженились и достаточно быстро заимели ребенка. Должно быть, это была сильная любовь.

Когда в двери появилась Триста, он почти испугался – так глубоко он был погружен в раздумья. Она вошла в комнату уверенно и спокойно.

– Очень любезно с твоей стороны, что ты ко мне зашел, – с подчеркнутой вежливостью сказала она. – Хотя ты и злоупотребляешь нашим старым знакомством. Все, что нас связывало, в прошлом. И ничему из того нет места в настоящем.

Роман постарался, чтобы его поза казалась более непринужденной, и всмотрелся в ее лицо.

– Ты сразу меня приняла, чтобы сказать мне это?

Она чуть заметно, подобно королеве, наклонила голову.

– Ты знаешь, что я говорю правду. Нужно, чтобы между нами было все ясно. И на этом покончим.

Эти слова его разозлили. Он и так плохо владел своими чувствами. Они были для этого чересчур бурными. Он уже попадал из-за своей вспыльчивости в ряд историй, и его даже звали за глаза «маленький лорд Грозный».

Когда он стал взрослым, его темперамент несколько поостыл. Сейчас он, опытный мужчина, умел справляться со своими вспышками. Но когда он был с Тристой, прошлое и настоящее каким-то странным образом перемешивались в его голове и он снова превращался в прежнего необузданного юнца.

Он поднялся и направился к окну, занавешенному синими шелковыми шторами. Собранная в складки ткань мягко ниспадала до самого пола.

– Ты знаешь, я скучаю о прошлом. – Он заметил, что ее спина напряглась. – О тех днях, что мы провели на болотах. Помнишь середину лета?

– Нет, – решительно произнесла Триста. Потом она подняла колокольчик, и тот громко зазвонил. – Где Белинда? Я просила ее немедленно принести чай.

Роман отметил, что Триста стала еще прелестнее. Ее волосы, мягкие, как прядильный шелк, поблескивали в неярком свете.

– Помнишь полночь, Триста? Мы танцевали как язычники.

– Не могу вспомнить, – чуть запнувшись, ответила она.

– Ты тогда в первый раз выпила вина и тут же порядком набралась. Ты выглядела просто восхитительно со своими чашками той ночью. Ты сбросила туфли и подняла юбку до колен...

– Роман, прошу тебя! – выкрикнула она.

Его имя, произнесенное Тристой, резануло его, словно нож. О чем она говорит? «Роман, прошу тебя, люби меня, пожалуйста, прекрати всю эту чушь и обними меня!» Именно это он хотел сейчас услышать.

– Я не желаю говорить о прошлом, – настойчиво повторила она. – Для меня это слишком болезненно. Я давно приняла решение забыть о старом и не собираюсь вспоминать то печальное время ради твоего развлечения.

– Почему ты так плохо к нему относишься? – спросил Роман. – Странно. Как я помню, тебе то время очень нравилось.

Ее глаза вспыхнули. Хоть она осталась сидеть недвижимо, Роман заметил, с какой силой она сжала подлокотники кресла.

– Мне это нравилось, поскольку ты можешь быть привлекательным, когда захочешь.

– Так что ты не так холодна, как пыталась показать это на балу? Рад это слышать.

– Я не недооцениваю тебя, Роман. Ты не потерял своих способностей. Это вызывает у меня тревогу, а я нынче не люблю играть с опасностью. Я уже женщина, а не глупая девчонка. Немногим мудрее, но куда прагматичнее. Даже циничная. Если ты не уйдешь, я попрошу тебя вывести, и ты можешь делать что хочешь, даже закатить скандал. – Ее голос перешел на крик, почти истерический. – Я не желаю вспоминать прошлое, понятно это тебе?

Она выпрямилась на стуле. Лежащие у нее на коленях кулаки побелели от напряжения. Роман почувствовал сожаление – как всегда после того, как с кем-то обменивался колкостями.

Он снова опустился на стул.

– Очень хорошо. Тогда о чем мы будем говорить?

– Ни о чем. Разве ты не видишь, что нам не о чем говорить? Я пытаюсь быть с тобой вежливой, но это невозможно. О, я вспоминаю, как ты себя вел, когда чувствовал себя забытым и отвергнутым. Ты ругался как сумасшедший. Надеюсь, ты меня поймешь. Между нами не может быть даже дружбы.

– От этого примирительного тона меня тошнит. Когда ты на меня сердилась, было значительно лучше. – Он чуть наклонился вперед и буквально впился в нее глазами. – Чувственнее.

Она широко открыла глаза:

– Я говорю с тобой, используя доводы разума, так что ты не сможешь воспользоваться нашей былой связью. Ни в каком виде.

– Может, ты боишься меня? – озадаченно спросил он. Триста вздрогнула, какое-то мгновение пыталась справиться с собой, а потом наклонила голову.

Хоть она так ничего и не произнесла, он знал ответ. И от этого ему стало горько. Неужели нет ничего, что изменило бы ее отношение? А он должен его изменить. Где-то в доме раздались звонкие голоса, и Триста подняла голову. Ее сын над чем-то смеялся. Ей стало тревожно.

– Я должен был жениться на ней, – внезапно сказал Роман. Она опустила веки и замерла.

– Я знаю. Мы можем это не обсуждать?

– Мой отец... ты знаешь... – А об этом он все еще не мог говорить. – У меня с нею было не так, как с тобой. Тереза не стала настоящей женой. Для такой семьи, как у меня, женитьба – это что-то вроде бизнеса. Ты это знаешь. Она совершенно не была на тебя похожа.

– Не была. Она была леди и имела наследство. Именно это тебе и требовалось, Роман. Знаешь, сейчас, по прошествии времени, я понимаю, что ты, как и я, стал жертвой обстоятельств. И ни один из нас не обрел счастья.

– Я предлагал тебе решение.

– Чтобы я стала твоей любовницей? Да. Для тебя это было решение. Люди твоего класса считают это в порядке вещей.

– Мне не нравится, когда ты так говоришь – «твоего класса», словно мы разновидности животных.

– Это понятие выдумала знать, чтобы отделить свою породу от всех прочих. Выше других людей и даже выше морали. Вряд ли ты сам считал, что я буду при тебе любовницей, когда ты вступишь в брак, благословленный Богом и церковью. Это нарушение моральных ценностей, понятий добра и зла, издевательство над любовью.

От тоски ему хотелось завыть. Он не мог никак возразить на то, что она сказала, ее логика была, словно веревка на его шее.

– Да, мы имеем титулы и деньги в отличие от простого народа. Скажи мне, Триста, когда тебя признали одной из нас, твои взгляды на мир изменились? Нет, я вижу, что ты продолжаешь цепляться за старую плебейскую мораль. Ты всегда держала себя так, словно мое предложение тебя оскорбило. Но многие женщины мое предложение приняли бы и были очень довольны. Но ты, Триста Нэш, на это не пошла. Ты считала себя выше этого. Ты отнеслась к моему предложению с надменностью, возможно, ты и не могла поступить иначе. Впрочем, ты всегда отличалась от всех. До тебя и после я не встречал никого, кто бы с тобой мог сравниться. Наверное, именно поэтому я никак не могу с тобой расстаться.

Триста на него даже не взглянула.

– Напротив, ты расстался со мной на редкость легко.

– Я не разрешал тебе уходить. Я никогда не хотел этого.

– Ты сделал это, Роман. Ты обменял меня на богатую наследницу.

– Ладно, черт побери. Я выполнил свой долг. Это была ошибка. Да, иногда я делаю промахи. Но я их не повторяю.

Служанка принесла чай, но Роман подумал, что беседу пора заканчивать. Зачем он вообще сюда пришел? Он не думал об этом. Все, что ему нужно было, – это встретиться еще раз, вновь поговорить, снова провести время в ее присутствии. Возможно, ему было просто одиноко.

Не говоря ни звука, служанка налила чай, и Роман начал машинально размешивать сливки. От неприятного звука ложки по дну чашки по его телу словно прошел электрический ток. Он хмуро уставился в чашку, раздумывая над своим глупым поступком.

Провидение вернуло им то, что когда-то было потеряно, – удивительным и странным образом. Однако они этим не воспользовались. Только сейчас Роман со всей ясностью осознал, что обманывал себя и в результате неправильно все оценил. Он поставил чашку на столик, что располагался между ними, и поднялся.

– Ты совершенно права. Это было плохой идеей. Не знаю, о чем я думал, собираясь сюда.

Почти дойдя до двери, он остановился.

– Если мы когда-нибудь встретимся, знай, что я не остался без денег. Может, ты решила, что я интересуюсь тобой, потому что ты получила наследство? Это не так. Хотя семья Терезы забрала акции, которые обещала мне, я получил ее приданое, которое весьма ощутимо. Я вложил эти деньги, и если бы ты действительно навела обо мне справки, как утверждала, то узнала бы, что я состоятелен. Короче, Триста, мне не нужны твои деньги. У меня денег больше, чем ты получила в наследство от Вулрича. Но живу я скромно. Не могу сказать, что аскетично, но и мотать деньги не хочу. Я хочу накопить побольше денег и потому живу экономно. Как ты думаешь, почему?