Текст книги "Моя королева"

Глава 3

Дуглас настороженно рассматривал двух красавиц, сидевших в карете напротив него, и уже в который раз спрашивал себя, что это на него нашло? Чего ради он принял это предложение и уселся рядом с ними?

Неужто он совсем спятил? Еще час тому назад он был совершенно свободен, спокойно шел домой в полном одиночестве, думая разве что о хаггисе, то есть о бараньей требухе со специями, да о горячих лепешках, которые Эйтни, разумеется, приготовила к его возвращению. Потом он заметил завалившуюся набок карету, которая увязла в болоте. И остановился, чтобы предложить свою помощь. И вот неожиданно для себя почему-то оказался в крытом экипаже с двумя незамужними молодыми леди. У одной были волосы цвета ночи, и она не промолвила и двух слов с тех пор, как он появился. А другая, огненно-рыжая, никак не могла замолчать.

Даже слепому было ясно, что все это не к добру.

Это сестры, вспомнил он слова рыжеволосой, но ему хватило и одного взгляда, чтобы понять, что они такие же разные, как день и ночь. Темноволосая была робка, пристойно сдержанна, она не хотела встречаться с ним глазами и, когда карета рванулась с места, поспешно уставилась в окно. Другая же не отводила от него взгляда и к тому же болтала без передышки. Она тараторила не переставая, смело глядя на него карими глазами со странным серым оттенком. Она донимала его назойливыми расспросами, всячески выказывая свое любопытство, и все разглядывала его с ног до головы, так же пристально, как он смотрел на нее.

Потом, вероятно, вспомнив задним числом о девичьей скромности, она все же перестала на него пялиться и благопристойно расправила свои юбки, чего вовсе не требовалось. Дуглас воспользовался возможностью получше ее рассмотреть.

Она просто красавица, ничего не скажешь. Первое, что он заметил – первое, что заметил бы в ней любой, – был удивительный красно-рыжий цвет ее волос. Они красиво блестели, причесанные совсем просто – со лба назад, и свободно падали ей на шею под соломенной шляпой. Интересно, подумал Дуглас, как сияют эти волосы при солнечном свете, не окажутся ли они на ощупь как блестящий шелк? Хорошо, что она их не пудрит, как велит теперешняя лондонская мода. Это было бы просто преступлением, подумал Дуглас.

Судя по роскошному платью из шелка винного цвета, она, конечно же, из богатой семьи. У платья был низкий вырез, лиф плотно облегал тонкий стан девушки, юбка была широкой, а нижние юбки – из полосатой стеганой ткани. Шею и плечи прикрывала прозрачная белая косынка, почти не скрывая, впрочем, пышную грудь, право же, очень красивую.

Это всего лишь девушка, сказал себе шотландец, красивая, конечно, и он давно не видывал таких, как она. А может, и никогда. И она невинна, в этом он не сомневался, потому что явно не понимает, какие соблазнительные мысли вызывает у него простой наклон ее головы. А это означает, что Дугласу следует держаться от нее подальше. Так он и сделает, как только карета остановится у постоялого двора. Когда он отойдет от кареты, решил горец, отойдет от этой девушки, она сразу же вылетит у него из головы.

Тут она пошевелилась, слегка наклонилась к нему, и от ее таинственного травяного запаха он чуть было не упал на колени. В эту минуту Дуглас понял, что это вовсе не «всего лишь девушка».

– Итак, мистер Маккиннон, – сказала она, сверкнув белыми зубами, – что вы можете рассказать нам о себе?

Дуглас пожал плечами.

– Нечего и говорить-то, – ответил он, устремив взгляд на вид, проплывающий за окном кареты, решив по мере возможности держать язык за зубами. – Я – простой шотландец, который держит путь к себе домой.

– На остров Скай, как вы, кажется, сказали?

– Да, миледи.

Он замолчал.

– А что же завело вас сюда, так далеко от дома, сэр? – Ее глаза блеснули. – Вероятно, какое-то тайное дело?

Дуглас посмотрел на собеседницу, окинув ее взглядом в сумраке кареты. У него мелькнула мысль – была ли их встреча на этой пустынной сельской дороге делом случая. Нет, быть того не может. Он уехал из Лондона всего неделю тому назад и никому не сказал о своем пути следования. Совершенно ясно, что он напрасно встревожился. Эта стройная девушка понятия не имеет, зачем он ездил в Лондон.

– О нет, миледи, – сказал он, подчеркивая свой шотландский выговор. – Я ведь простой гуртовщик. Ездил взглянуть на рынок скота на юге.

Дуглас думал, что его ответ заставит ее замолчать. Какой интерес может вызвать простой шотландский гуртовщик у такой изысканной и утонченной леди, как эта девица? Но, как ни странно, она не отставала.

– Вы говорите – гуртовщик? Как этот отщепенец Роб Рой? Как интересно! Вам, должно быть, есть что рассказать…

Ему пришлось признать, что она и впрямь очень добра. Почти целый час она поддерживала разговор таким образом, что казалось: быть гуртовщиком не менее замечательное занятие, чем совершать кругосветное путешествие. Когда они добрались до «Привала разбойника», ночь уже опустилась, а Элизабет использовала все женские уловки, о которых когда-либо слышал Дуглас, равно как и те, о которых он и не подозревал. Несмотря на все старания горца наскучить ей либо не обращать на нее внимания, она пыталась все больше и больше очаровать его.

А у него в голове вертелась только одна тревожная мысль: «Зачем?»

Зачем эта богатая, да к тому же еще и красивая английская барышня так долго и упорно старается обратить на себя внимание простого шотландца? Разумеется, у нее хватает знатных английских парней, которые ей гораздо больше подходят. Зачем же тогда она так им интересуется?

Каковы бы ни были причины, все это не к добру. Поэтому когда они в конце концов остановились у постоялого двора, Дуглас постарался выскочить из кареты первым.

Он помог сойти обеим леди, а потом наклонил голову:

– Миледи, мне было очень приятно.

Он повернулся, готовясь уйти, но голос, тот же милый голос, что звучал неумолимо в течение последнего часа, окликнул его:

– Мистер Маккиннон, я… с нашей стороны было бы неучтиво, если бы в благодарность за помощь мы не предложили бы вам по крайней мере поужинать с нами.

– О, в этом вовсе нет нужды, миледи, – сказал он. – Я…

– Вздор. Вы, верно, умираете с голоду. – И прежде чем он успел раскрыть рот, чтобы отказаться, она взяла его под руку. – Такой сильный и здоровый человек, как вы, не может жаловаться на отсутствие аппетита, в особенности после того, как он приложил столько усилий, чтобы помочь нам с каретой. Вы просто обязаны позволить нам накормить вас ужином. – Она улыбнулась и подмигнула ему из-под полей своей шляпы: – Я настаиваю.

Дуглас решил, что эта девица привыкла, чтобы все плясали под ее дудку. Больше из любопытства, нежели из каких-то иных побуждений он позволил подвести себя к дверям трактира под соломенной крышей.

Потолок с балками в зале был таким низким, что Дуглас, оказавшись внутри, почти задевал его головой. Поверху плыл ленивый дымок из каменного очага в углу и из глиняных трубок посетителей, сидевших за столами. Глаза всех присутствующих обратились на вошедших, и, конечно, все удивились: что делает в обществе двух разодетых молодых леди явный простолюдин? Но вскоре все опять занялись своими пивными кружками и трубками, а Дуглас отыскал свободный столик в дальнем углу.

Он усадил за него дам и направился к стойке, за которой стоял владелец заведения по имени Тернбулл, которого он хорошо знал.

– Что это ты задумал, Маккиннон? – спросил трактирщик. Он медленно потер свой заросший, с проседью, подбородок и, сузив глаза, посмотрел на леди в дальнем конце залы. – С тобой две девушки, и сдается мне, это к тому же сакские барышни[3]3
  Саксами в Шотландии презрительно называли англичан.


[Закрыть]. Я не потерплю никаких проделок у себя в доме. У моего заведения хорошая репутация.

Дуглас сердито посмотрел на трактирщика.

– Не пори горячку, Тернбулл. Они попали в трудное положение. У их кареты сломалось колесо, и я помог его починить. А теперь они хотят угостить меня ужином. Так что будь добр, подай нам тушеной баранины – твоя жена мастерица ее готовить. Я быстро поем и сразу на боковую.

Трактирщик смерил Дугласа недоверчивым взглядом.

– Ты только проверь, Маккиннон, когда окажешься в постели, что ты там один. В округе полно сакских патрулей с тех пор, как якобитов[4]4
  Приверженцы свергнутого английского короля Якоба II (1633-1701) из династии Стюартов.


[Закрыть] разбили при Куллодене. Ищут, к чему придраться, чтобы отправить на тот свет еще одного скотта. Ты хороший парень, Маккиннон. Не хотелось бы мне видеть тебя в гробу.

Изабелла, сидевшая в противоположном конце зала, с испуганным видом рассматривала посетителей. Она никогда в жизни не видела такого пестрого сброда. Уместившись на краешке стула, она сидела, стиснув колени, и даже отказалась снять плащ.

Элизабет же расположилась со всеми удобствами – сняла шляпу, стянула перчатки, движением плеч скинула свой шерстяной плащ, с любопытством рассматривая все вокруг, как ребенок, впервые попавший на ярмарку.

– Бесс, приди отцу в голову, что мы окажемся в подобном месте, одни, в обществе человека, которого почти не знаем, он… он просто сошел бы с ума!

Элизабет приподняла брови.

– Но ведь отец послал меня в Шотландию, чтобы я вышла замуж за человека, которого почти не знаю, так что особой разницы я не вижу. Все зависит от того, Белла, какой из двух незнакомцев привлекательнее, а пока что я выбираю этого горца.

По правде говоря, Изабелла не могла с ней не согласиться. Но все же она наклонилась и взяла сестру за руку.

– Я знаю, ты все еще сердишься, и можно только пожалеть о поступке отца. Я знаю, в глубине души намерения у него были самые добрые, и еще я знаю, что, как бы он ни грозился, он не станет принуждать тебя делать то, чего ты не хочешь. Но право же, Бесс, – она бросила взгляд на тускло освещенный трактир, на смутные фигуры, склоненные каждая над своей кружкой эля, – ты и в самом деле считаешь, что это разумно?

Элизабет оставила вопрос сестры без внимания. Грязь, вонь, смутная опасность, витающая в воздухе, – все это нравилось ей, а почему, она и сама не могла бы объяснить. Всю жизнь она ждала чего-то подобного – какого-то мрачного, опасного приключения, которое заведет ее в такие места, о которых она никогда и не подозревала. И теперь, когда это случилось, сердце у нее в груди билось взволнованно и гулко, и настроение было приподнятое. Ей казалось, что до сих пор она жила в стеклянном шкафу вроде тех, где ее матушка хранила фарфоровые статуэтки – предмет ее увлеченного коллекционирования. И вдруг одна из этих статуэток взяла и сбежала.

– Бесс, ты меня слушаешь?

Но Элизабет почти не слышала, что говорит сестра. Она была просто заворожена необъятной грудью, которую являла миру служанка, подошедшая с ними поздороваться. Грудь была воистину замечательная. Элизабет просто не могла взять в толк, как можно ходить с так туго затянутой талией, разнося посетителям бесконечные кружки с элем, и не выпасть при этом из лифа платья.

– Чего изволите? – спросила девушка, прижимая поднос к бедру и отбрасывая с глаз непокорную прядь каштановых волос. В то же время она пожирала глазами каждую подробность роскошных туалетов обеих леди.

Элизабет потерла лоб.

– У вас есть что-нибудь, чтобы согреться? Сегодняшний вечер выдался довольно прохладным. Клянусь, я чувствую это всеми своими косточками.

Девушка улыбнулась, обнаружив отсутствие переднего зуба. Но это вовсе не лишало ее привлекательности – напротив, придавало ей что-то манящее и задорное.

– Ах, миледи, хороший глоток уисге-бита – и озноба как не бывало.

– Ууш-ке ва? – попыталась повторить Элизабет.

– Ага, это живая вода. Быстренько согреет вам кишки.

Вряд ли леди в гостиной ее матери пробовали что-нибудь подобное.

– Звучит превосходно, но…

– Эффи, сдается мне, что леди больше подойдет чай, – вмешался в разговор Маккиннон.

– Чай? А почему я не могу выпить этой уисге-бита?

Он взглянул на девушку.

– Это очень крепкое питье. Для мужчин.

Для мужчин? Элизабет повернулась к пышногрудой служанке.

– Мисс Эффи, а вы сами когда-нибудь пили эту уисге-бита?

– Ну ясное дело, миледи. Всю жисть пью. Папаша втирал ее мне в десны, когда у меня в младенстве зубки резались. А бабка – ей уже почти девяносто – клянется, что пользуется ею от кашля. «Ничего не найдешь лучше, – это она говорит, – чтобы прогнать какую ни на есть хворь».

Элизабет посмотрела на Дугласа, сидевшего напротив, словно говоря: «Вот что пьете вы, мужчины»…

Тот только пожал плечами.

– Просто этот напиток больше подходит шотландцу, чем саксу.

Этого оказалось довольно. Теперь ничто на свете не остановит ее, и она попробует это зелье.

– Если можно, Эффи, глоток этой уисге-бита. – Элизабет посмотрела на настырного Маккиннона и улыбнулась: – А вообще-то почему бы и не два глотка?

– Ах нет, Бесс, спасибо, – остановила ее Изабелла, – я бы предпочла чай.

Элизабет посмотрела на сестру.

– А я заказываю не для тебя, Белла.

– А-а. – Спустя мгновение, кивнув в знак того, что она все поняла, Изабелла добавила: – Ах…

Троица молча сидела за круглым столом, ожидая возвращения Эффи. Та принесла три деревянные миски с тушеной бараниной, чайник с чаем для Изабеллы и две крошечные рюмки, каких Элизабет никогда видеть не доводилось. Служанка откупорила бутылку и поставила ее на стол между Дугласом и Элизабет.

– Господи, да сюда и глоток не войдет, – сказала Элизабет, глядя, как Маккиннон аккуратно наливает себе и ей по наперстку коричневатой жидкости. Потом она взяла рюмку и сказала, понюхав: – Вы пока не ставьте бутылку на стол, Маккиннон. Сразу же нальете еще раз.

С этими словами она поднесла рюмку к губам и выпила все залпом.

Ей тут же подумалось, что она проглотила либо яд, достойный знаменитой отравительницы Лукреции Борджа, либо нечто такое, чем их домоправительница в Дрейтон-Холле, миссис Барнаби, пользуется для чистки самых грязных ночных горшков. На ее глазах выступили слезы, горло обожгло, а желудок, казалось, пронзили насквозь горящей стрелой. Бросив взгляд через стол на шотландца, Элизабет поняла, что он прекрасно представляет себе, что она чувствует. По его кривой улыбке и смеющимся синим глазам было ясно, что он просто наслаждается ее стараниями подавить непреодолимое желание раскашляться.

Где-то на задворках сознания тоненький голосок прошептал: «А ведь он предупреждал, что питье очень крепкое…»

Негодяй!

Элизабет заморгала слезящимися глазами, проглотила жгучий комок в горле и с трудом улыбнулась, изображая полное удовольствие.

Шотландец, черт бы его побрал, ухмыльнулся еще шире.

– Готовы глотнуть еще, миледи?

– Разумеется, сэр. – Элизабет не собиралась отступать перед этим самодовольным типом.

После второго наперстка никакой катастрофы не произошло. Элизабет просто-напросто вообще ничего не почувствовала и не ощутила никакого вкуса. Ее охватило приятное внутреннее тепло, словно внутри у нее горит огонь, как в камине, так что она даже развязала шейную косынку и небрежно бросила ее на стол. Щеки у нее пылали, и это было чудесно. А в голове было так легко, будто Элизабет парила где-то в заоблачных высях.

И только после третьего глотка все завертелось у нее перед глазами.

Элизабет съела несколько кусочков баранины и выпила еще пару глотков, как вдруг сквозь гул в ее уши проник сердитый шипящий голос Изабеллы, обычно такой нежный.

– Бесс, мне хотелось бы уйти… сейчас же.

– Будь моей гостьей, – хихикнула Элизабет. Она заморгала, удивляясь, когда это Изабелле удалось обзавестись двойником.

– А тебе не кажется, что тебе тоже лучше уйти, Элизабет? Подумай о лорде Пер… – Тут она осеклась и сказала: – Нам завтра предстоит долгий путь на север, и лучше бы пуститься в дорогу пораньше.

Вспомнив о цели их путешествия, Элизабет скривилась. Лорд Перфойл. Это имя подействовало на нее, как ушат ледяной воды.

– Ба! Тем больше оснований у меня вообще сегодня не ложиться спать. Неужели ты лишишь меня этого последнего глотка свободы, Белла? Ведь в конце-то концов это ты утаила от меня правду о нашем путешествии на север, раскрыв все, когда уже было слишком поздно…

Сестры обменялись понимающими взглядами, после чего Элизабет махнула рукой, словно отгоняя несуществующую муху.

– Ну и ступай, Изабелла Анна Дрейтон. А мы с мистером Маккинноном допьем нашу уисге-бита. После чего обещаю сразу же отправиться спать…

К счастью, Дуглас все предусмотрел. Он поймал ее прежде, чем она ударилась головой об стол.

– О Боже! – вскричала Изабелла. – Неужели она умерла?

– Нет, мисс, но она проснется завтра утром и пожалеет, что этого не случилось.

Делать было нечего, и Дуглас поднял Элизабет на руки. Просто не верилось, что она столько выпила. Упрямая дуреха.

– А почему она не шевелится?

– Она спит мертвым сном, мисс. А поутру ни о чем и не вспомнит. Вы идите вперед, а я помогу вам доставить сестрицу в ее комнату, пусть проспится.

К счастью, их столик стоял у лестницы, ведущей наверх, в спальни. Посетители не обращали на них никакого внимания, и Дуглас быстро втащил Элизабет по узким ступенькам наверх; ему было жаль девушку – завтра, когда она проснется, у нее будет отчаянно болеть голова. Впрочем, поделом ей. Он ведь ее предупреждал.

Когда Дуглас положил ее на кровать, она пробормотала что-то вроде «самодовольный шотландец», потом перевернулась на спину и широко раскинула руки. Мгновение – и она начала тихонько похрапывать.

– Поутру она придет в себя, – сказал Дуглас совершенно расстроенной Изабелле, которая стояла рядом с ним, ломая руки. – А пока оставьте ее в покое.

Леди кивнула.

– Благодарю вас, мистер Маккиннон. Полагаю, мы снова оказались в долгу перед вами. Вышло, что за сегодняшний день вы пришли нам на помощь дважды.

Дуглас улыбнулся в ответ, искренне сожалея о том, что старшая сестра принесла девушке столько огорчений, потом поклонился и вышел. Прежде чем уйти в свою комнату, он решил спуститься вниз и заплатить Тернбуллу по счету. Если в округе рыщут патрули, как сказал трактирщик, ему лучше убраться отсюда до рассвета.

Дуглас поговорил с трактирщиком, с четверть часа болтал с посетителями, а потом пошел к себе. Он ступил на вторую ступеньку лестницы, как вдруг заметил маленькую дамскую туфельку, лежащую там, где она, должно быть, соскользнула с ноги Элизабет, когда он нес девушку наверх. Такого же цвета темного красного вина, что и ее платье, расшитая стеклярусом, она посверкивала в отсветах неяркого пламени в очаге. Туфелька была очень красивая – с высоким каблуком и заостренным мыском, – дерзкая на вид, совсем как ее хозяйка.

Дуглас остановился перед закрытой дверью в комнату Элизабет и тихонько постучался. Ответа не последовало. Он уже собрался было положить туфельку перед дверью, как вдруг услышал приглушенный голос, доносившийся изнутри.

Дуглас тихо повернул дверную ручку.

– Простите, мисс Изабелла, я вот нашел…

– Изабеллы здесь нет.

При свете, проникавшем в комнату из коридора, Дуглас увидел, что Элизабет сидит на краешке кровати, и сна у нее ни в одном глазу. Платья на ней не было, оно было брошено на пол и лежало там грудой смятого темно-красного шелка, волосы были распущены и свободно падали на плечи.

На ней была только сорочка.

Дуглас был ошеломлен и представшим перед ним зрелищем, и тем, что девушка не лежит в беспамятстве в постели. Он видывал зрелых мужчин, которые ни за что не протрезвели бы, выпив столько, сколько выпила Элизабет, не говоря уж о том, что они не сумели бы самостоятельно раздеться.

– Я… Наверное, туфля слетела у вас с ноги, когда вы поднимались по лестнице. Я просто хотел вернуть ее.

Девушка разглядывала его при свете свечи. Она склонила голову набок и сказала:

– Вот как? Совсем как принц, который отыскал прекрасную Золушку?

И Элизабет засмеялась собственной шутке. Смех был мрачный. Дуглас молча смотрел на нее, пытаясь не думать о том, что в комнате стало на несколько градусов теплее, хотя в очаге не было огня.

Но в ее глазах огонь пылал, и она все еще смотрела на него. Огонь этот был таким сильным, что внутри у него все непроизвольно сжалось.

Дуглас сказал единственное, что пришло ему в голову:

– В Шотландии эта сказка называется «Неосмотрительная беглянка».

Девушка молчала и по-прежнему смотрела на него.

Дуглас шагнул в комнату и поставил туфельку к изножью кровати.

– Ну, я пошел…

– Одну минутку, прошу вас, мистер Маккиннон.

Дуглас смотрел на нее выжидающе.

– Если не возражаете, мне хотелось бы поговорить с вами откровенно о некоем предложении, которое я хочу вам сделать.

Интересно, о чем это она?

– Предложение, миледи?

– Да, сэр. Деловое предложение. Я хочу нанять вас, мистер Маккиннон.

– Нанять меня?

– Да. Это ненадолго. Видите ли, я хочу, чтобы вы стали моим женихом.

Женихом? Этого он ждал меньше всего, ее слова ударили его словно обухом по голове. Дугласу и в голову не могло бы прийти такое. Он, конечно, не так ее понял. Ему явно все это снится. От виски у него разыгралось воображение.

– Прошу прощения, вы сказали – «женихом»?

– Да. И как я заметила, это ненадолго. На самом деле вы, разумеется, не женитесь на мне по-настоящему, но только будете притворяться, что мы должны пожениться. Обещаю, что за ваши старания вы получите хорошее вознаграждение.

Он понял, что речь идет о деньгах, но почему-то не мог отвести взгляда от ложбинки на ее груди, едва прикрытой сорочкой.

– Вы слишком много выпили, барышня. И теперь сами не знаете, что говорите.

– Нет, сэр, – возразила она вполне серьезно. – Я прекрасно понимаю, что именно вам предлагаю.

– Но ведь вы меня даже не знаете. Я для вас незнакомец. Чего же ради вы хотите, чтобы я так поступил?

Элизабет молча смотрела на него, и внезапно он понял, чем объясняется ее предложение. Догадка ударила его, словно тяжелый камень. Его одежда, речь, его грубая внешность… Глядя на него, она видит невежественного, бедного, туповатого шотландца. Другими словами, она хочет купить его, как некое развлечение, которое почему-то понадобилось ей на время, купить так же легко, так же бездумно, как покупает пару новых чулок. И уж конечно, она считает, что он бросится на колени и возблагодарит небеса за такую несравненную щедрость. А когда он ей надоест, когда перестанет ее привлекать, она с легкостью отшвырнет его в сторону, как те же чулки.

Негодование, яростное и острое, пронзило его, как палашом.

– Вряд ли это возможно.

– Как?! Вы отказываетесь?

«Наверное, она еще никогда ни в чем не знала отказа, – подумал Дуглас. – До сих пор».

– Да, отказываюсь.

– Я предлагаю, мистер Маккиннон, сделать вас богатым человеком. Все, что от вас потребуется, – это притвориться, будто бы вы хотите на мне жениться. Это ведь ненадолго. Все, что вам придется сделать, – это приехать со мной в наш дом и познакомиться с моим от… с моей семьей, – поправилась она, – объявить о нашей помолвке, а потом вы продолжите свою поездку на остров Скай уже гораздо более богатым человеком.

Вот оно что. Она хочет, чтобы он познакомился с ее семьей. В особенности с отцом. Он вспомнил разговор сестер внизу за ужином. Что-то насчет лорда Перф-как-его-там и их поездки на север. У девицы, должно быть, богатый папочка, которому ей хочется сильно насолить за то, что тот захотел ее выдать за знатного вельможу. И вместо этого она привезет к ним в дом его в качестве самого безобразного кандидата в мужья. Мужика… и того хуже – шотландского мужика.

Дуглас не знал ее отца, но уже сочувствовал ему.

– Наверное, найдется какой-нибудь сакс, которого вы могли бы уговорить поиграть в ваши игры, мисс. Я же на это не гожусь. Желаю удачи.

И Дуглас собрался уйти.

– Мистер Маккиннон, прошу вас… – Ее голос теперь звучал мягче. – Не уходите. Подождите минутку. Если вы согласитесь на мое предложение, вы сможете получить еще кое-что.

Она, конечно, не имеет в виду…

Элизабет соскочила с кровати и, промчавшись по комнате, точно ветер, стала между ним и дверью. От света, горевшего в коридоре, волосы у нее вспыхнули, а прозрачная сорочка казалась теперь почти невидимой. Без каблуков она была Дугласу до подбородка и показалась ему хрупкой, уязвимой. То же благоухание трав, которое он ощущал во время езды в карете, коснулось его лица, приправленное легким запахом выпитого виски. Некоторое время они стояли молча, не двигаясь. Губы ее были приоткрыты. Сейчас ее легко можно было бы поцеловать, мелькнуло у него в голове. Для этого нужно только закрыть глаза и…

Но тут она поднесла к его лицу руку и раскрыла сжатые в кулачок пальцы. На ладони лежал довольно большой перстень с драгоценным камнем.

– Эта вещь переходит в нашей семье по наследству, это подарок самой королевы Елизаветы. Как видите, на нем вырезаны ее инициалы. Перстень с секретом, внутри портрет ее отца, короля Генриха, и матери, Анны Болейн. Оно принадлежало многим поколениям нашей семьи, а мне его подарили, когда я родилась. Для меня это самая дорогая вещь на свете. Что же до его денежной стоимости, оно бесценно. И оно будет вашим, если вы согласитесь на мое предложение.

Дуглас окаменел, его тело больше ему не подчинялось. Стараясь не дать воли возмущению, он подумал о том, сколько раз, в сущности, всю жизнь, он отступал, глядя, как его семья, его клан, его страна смиряются перед нашествием англичан. Его отец, а до того и дед потеряли все, сражаясь за права своих соотечественников. Сам он чуть ли не всю свою жизнь добивался расположения английского короля из Ганноверского дома, пытаясь закрепить за собой земли, которыми его семья владела чуть ли не испокон веков. Эти земли Корона конфисковала после последнего восстания скоттов в 1719 году, когда они сражались за восстановление на престоле Стюартов. Дуглас всю жизнь стремился сохранить гордость и знаки отличия, которые были достоянием их клана еще со времен первого Маккиннона, Фингона, правнука великого шотландского короля Кеннета Макалпина. А теперь эта распущенная девица из саксов стоит перед ним, благоухая, как летний ветерок, и распустив свои огненные волосы, и думает, что может купить его честь за какую-то фамильную безделушку?

– Мой ответ неизменен, мисс. А теперь ступайте в постель, прежде чем вы попадете в такой переплет, какого и представить себе не можете.

Дуглас заметил, что лицо девушки омрачилось, когда она поняла, что он непоколебим. Не говоря ни слова, она обошла его и вернулась в постель, а там скользнула под одеяло. Дуглас повернулся, чтобы выйти, жалея, что он вообще остановился на дороге, чтобы помочь путешественникам, попавшим в беду. Он-то хотел всего лишь предложить свою помощь, а теперь зашел так далеко, как ему и в голову не могло прийти.

Он уже почти вышел из комнаты, как вдруг голос, неожиданно тихий, позвал его обратно:

– Не уходите, прошу вас.

Дуглас остановился в дверях, хотя и велел себе не задерживаться и идти до тех пор, пока воспоминание о ее глазах, губах и о звуке ее голоса не изгладится из памяти.

Но он обернулся против собственной воли.

– Что еще, мисс?

– Здесь… здесь так темно. – Ее голос походил скорее на дрожащий шепот. – Прошу вас, останьтесь. Ненадолго. Я… я не очень-то… люблю темноту.

– Я могу привести к вам мисс Изабеллу, если вы…

– Нет! – Она затрясла головой. – Нет, пожалуйста, не нужно. Она решит, что я веду себя как маленькая.

Она так разговаривала с ним, так смотрела на него при слабом свете, проникавшем в комнату из коридора, что в глубине души у Дугласа шевельнулось что-то неизведанное. Он умел различить бросающуюся в глаза гордость, но также умел различить и играх. Ей не хотелось, чтобы младшая сестра видела, что она боится темноты. Даже признаться в этом перед ним было для нее нелегким делом. Эта леди не из тех, кто без труда признается в своей слабости. Он понял это сегодня вечером, когда она так опрометчиво отведала виски и продолжала пить, а ведь он знал, что она скорее всего никогда не пила ничего более крепкого, чем разбавленный водой кларет.

И теперь, почти в полной темноте, глаза девушки молили его не оставлять ее. И хотя все его чувства твердили, что ему лучше уйти, Дуглас повернулся и присел на краешек кровати рядом с Элизабет.

– Я никуда не уйду, мисс.

Он сказал себе, что пробудет здесь, пока она не уснет.

Он никак не рассчитывал, что сон сморит его самого.