Текст книги "Бриллиантовые девочки"

Жаклин Уилсон
Бриллиантовые девочки

1

– Девочки, у меня для вас сюрприз, – сказала мама. – Мы переезжаем.

Мы, как по команде, уставились на неё. Она тяжело откинулась на спинку стула, упираясь ногами в столешницу, так что тапочки возвышались над чашками с кукурузными хлопьями. Живот выпирал из-под юбки, как огромный надувной мяч. Не верилось, что она способна добраться хотя бы до входной двери. Потёртые мохеровые шлёпанцы, пожалуй, развалятся под её тяжестью. Может быть, надо подуть на неё снизу тёплым воздухом, и тогда она мягко всплывёт вверх и вылетит в открытое окно.

– Прекрати таращиться на мой живот, Дикси! – недовольно сказала мама.

– Как же ей не таращиться? – сказала Джуд. – Он такой здоровый!

– Мамочки, он шевелится! – взвизгнула Рошель.

Мама обхватила руками свой животик, похлопывая по шевелящемуся выступу под пупком. Мне хотелось, чтобы он шевелился не так сильно. А то пупок у мамы, того гляди, вылетит, как пробка из бутылки.

Я раньше думала, что так дети и появляются на свет. От этого уже делалось не по себе. Но правда оказалась и того хуже. Я уверена, что не хочу рожать детей – ни за что и никогда.

– Он сегодня вовсю пинается, – сказала мама гордо. – Наверное, будет футболистом. Правда, мой маленький Дэвид Бэкхем?

Она склонилась над своим надутым животиком, словно ожидая ответа, а потом проговорила тоненьким детским голоском:

– Да, мамочка.

– Мам, ты совсем рехнулась, – сказала Джуд. – Ты как узнала, что будет мальчик, так окончательно чокнулась. И что уж такого хорошего в мальчиках?

Джуд сделала свирепый выпад обеими руками, словно собиралась отлупить всех мальчишек на свете только за то, что они мужского пола.

– Смотри, что делаешь! – возмутилась Мартина, отодвигая свой чай подальше от локтей Джуд. – Мам, ты о чем? Мы не хотим больше переезжать. Мы уже наигрались в «музыкальные стулья» по всему этому чёртову Блечворту.

Мы начали с Южного блока. Переехали туда, когда освободилась трехкомнатная квартира, но мама поругалась с соседями по лестничной площадке. Мы перебрались на первый этаж Северного блока, но там было так сыро, что мы всю зиму не вылезали из соплей и кашля. Тогда мы переехали на последний этаж, под самую крышу. Это оказалось не самым разумным решением. При каждом дождичке нам приходилось сбиваться в кучу в маминой комнате, потому что потолок у нас протекал. Муниципалитет никак не мог привести крышу в порядок, сколько туда ни звонили.

Тем не менее нам эта квартира нравилась.

Мартине нравилось жить на верхнем этаже потому, что её приятель Тони жил в соседней квартире – № 113. Мартина – самая старшая из нас, Бриллиантовых девочек. Ей только что исполнилось шестнадцать. Она говорит, что теперь она взрослая и может делать что хочет. Она очень похожа на маму, но изо всех сил старается быть непохожей. У неё мамины красивые густые чёрные волосы, но она красится в блондинку. Мама носит короткие юбки, поэтому Мартина предпочитает джинсы, сидящие на бёдрах так низко, что, когда она нагибается вперёд, виден край трусиков.

Джуд верхний этаж нравился потому, что она научилась пробираться через тайный люк на крышу. Крышу она объявила своей личной территорией. Куча мальчишек из нашего блока тоже хотела туда залезть, но Джуд их не пускает. Она может справиться с любым мальчишкой, хотя ей всего четырнадцать и роста она небольшого. Она невысокая, но коренастая и очень-очень крепкая. Джуд меня опекает, и кто вздумает меня дразнить, тут же получает жестокую трёпку. Мама говорит, что у нас в семье не должно быть любимчиков, но если бы у меня все же была любимая сестра, то, конечно, только Джуд.

Рошель верхний этаж нравился потому, что Мартина все время торчала у Тони. Это значило, что комната находится в полном распоряжении Рошель и она может свободно скакать по ней, воображая себя эстрадной певицей, прижимая к губам щётку для волос вместо микрофона и любуясь своим отражением в зеркале на двери платяного шкафа. Она все время на себя любуется. Думаю, я бы тоже не отрывалась от зеркала, если бы выглядела как Рошель. Ей всего двенадцать, но она хочет казаться намного старше. Она очень хорошенькая: длинные вьющиеся светлые волосы, личико сердечком и пухлые розовые губки, как на сахарных валентинках. В остальном характер у неё совсем не сахар. Я часто с трудом выношу мою сестрицу Рошель.

Мне нравилось жить на верхнем этаже потому, что я могла воображать, глядя из окна, что мы с Фиалкой летим высоко над крышами нашего города к океану – через весь мир в её родную Австралию. Я знала, что настоящие волнистые попугайчики родом оттуда. Когда мне хотелось поговорить с Фиалкой, она всегда откликалась: «Привет, Дикси!» Но если у вас хватит бестактности перевернуть Фиалку вверх ногами, вы увидите белую этикетку с надписью: «Сделано в Китае». Она не говорит по-китайски, но я иногда выуживала для неё из мусорных баков упаковки от чоу-мейн и китайского рагу, и она радостно утыкалась в них клювиком.

Я нащупала Фиалку в рукаве кофты. Я теперь редко ношу её на пальце, даже дома, потому что все таращатся на меня, как на ненормальную. Так что я сую её в рукав, как бумажный платочек, и иногда потихоньку поглаживаю по пёрышкам. Сейчас мне тоже пришлось её погладить, потому что Мартина, Джуд и Рошель орали во всю глотку, а она этого не любит, я знаю.

– Мама, мы остаёмся здесь! Договорились? – сказала Джуд, выпятив подбородок. – Северный блок – супер. Южный блок – дрянь. Средний – тоже. Северный блок – моя территория.

– Я наконец-то устроила свою комнату так, как мне нравится, – надулась Рошель. – Мам, это несправедливо. Ты о нас никогда не думаешь.

– Мы не можем отсюда съехать, тем более после того, как Тони помог нам сделать такой шикарный ремонт, – заявила Мартина. (Вообще-то, он всего-навсего помог ей покрасить их с Рошель комнату, но, если её послушать, выходило, что он привёл в порядок всю квартиру.) – Нам ни за что не найти квартиры лучше во всем этом квартале.

– Ты права, – сказала мама.

Она спустила ноги на пол и потёрла набухшие синие вены. Потом из последних сил выпрямилась и скрестила руки на полной груди. Под её взглядом мы все примолкли, даже Джуд.

– Мы не ищем квартиру получше в этом квартале, поняли? Мы переезжаем. Это предсказано во всех моих гороскопах. А каждый раз, как я раскладываю карты таро, мне выпадает колесо фортуны, символизирующее новое начало. Тут ничего не поделаешь. Это наша судьба.

– Мам, ты как цыганка со своими дурацкими гаданиями. Моя судьба как раз здесь, – пробурчала Мартина.

– Здесь слишком много вредных флюидов, – сказала мама, отодвигаясь вместе со стулом и поглаживая свой животик, словно желая оградить его от вредных влияний.

– А кто виноват? – сказала Джуд. – Зачем тебе понадобилось снова забеременеть?

– Против судьбы не пойдёшь, детка. Это все звезды.

Мама подняла глаза кверху, словно рассчитывала увидеть Млечный Путь сквозь потолок нашей кухни.

– Мы в школе делали задание по звёздам. И по планетам, и по всем их спутникам. Надо было их нарисовать, но у меня сломался циркуль, поэтому получилось криво, – сказала я.

– Я это задание делала ещё в начальной школе. Мне поставили пятёрку, – сказала Рошель.

– Что ты вечно хвастаешься, Рошель? – возмутилась я. – Кого волнуют твои дурацкие пятёрки?

Вообще-то, они волновали меня. Ужасная несправедливость, что Рошель уродилась сразу и красивой и умной. Джуд совсем некрасивая, зато очень умная, хотя она вообще не старается в школе. Мартина красивая, но учится из рук вон плохо и ждёт не дождётся, когда наконец закончит школу.

Я некрасивая, и большинство людей считают, что я полная дура.

– Потише, девочки. Слушайте, мы начнём все сначала. Уедем из этой гнусной дыры.

– Никуда мы не уедем! – заявила Джуд, так же скрестив руки. – Ты не можешь нас заставить.

– И все же мы переезжаем.

Мама кивнула на лежавшее перед ней письмо.

Мы все думали, что это очередной счёт или какое-нибудь дурацкое письмо из муниципалитета. Мы не обратили никакого внимания на то, что мама его читает, – хотя я удивилась, почему она его не скомкала и не бросила в помойное ведро.

Мартина схватила письмо.

– «Квартал „Планеты“», – прочла она.

– Ну разве не здорово? – сказала мама. – Видишь, Джуд, это судьба.

– Господи, это даже не в самом Лондоне! Мы туда не поедем. Как я буду видеться с Тони?

– Если хочешь знать, тебе стоило бы видеться с Тони поменьше, – сказала мама. – Ты ещё слишком молода для серьёзных отношений.

Кто бы говорил! Сколько тебе было лет, когда я родилась? Шестнадцать?

– Вот именно, я знаю, о чем говорю.

– И ты тащишь нас всех в этот мерзкий квартал в кошмарной глуши, только чтобы разлучить меня с Тони? – запричитала Мартина.

– О господи, перестань разыгрывать королеву из трагедии! Можно подумать, весь мир вертится вокруг тебя и твоего приятеля. Я это делаю для нас всех. Нам нужно больше места, потому что у вас скоро появится братик.

Мама погладила свой живот.

– В муниципальных домах нет квартир больше чем из трех комнат, – сказала Джуд.

– Я обклеила всю комнату портретами поп-звёзд. Все пропадёт, если придётся их срывать, – недовольно проворчала Рошель.

– Обклеишь другую. У тебя будет больше места. Мы переезжаем в отдельный дом, – сказала мама. – Настоящий отдельный дом с собственным садом.

На это мы все попались. Я судорожно сжала Фиалку.

– А нам разрешат держать животных? – спросила я.

– Да, Дикси.

– Настоящих? Птиц?

Я видела перед собой зелёный сад, по которому, пронзительно вереща, порхают на свободе красные с лиловым попугаи, жёлтые канарейки и голубые волнистые попугайчики. Фиалка задрожала, пытаясь расправить полинявшие крылышки.

– Отлично, раз у тебя будут птички, я заведу большую пушистую кошку, – сказала Рошель. – Я заведу целую кучу белых длинношёрстных персидских кошек. Я их назову Снежинка, Сахарок, Пломбир и Бивень.

Призрачные белые кошки размером с полярных медведей принялись разгуливать по моему саду, подстерегая моих беспомощных радужных птичек.

Джуд заметила, как я вцепилась в свой рукав.

– А я заведу большого ротвейлера, и он только раз ударит лапой – и от всех твоих мерзких кошек мокрое место останется. А потом возьму его на поводок, и он будет нашим сторожевым псом и будет всегда охранять тебя, Дикси, – пообещала Джуд.

– О чем вы говорите! – возмутилась Мартина, не переставая плакать. – Несёте чепуху: собаки, кошки, попугайчики дурацкие. Это не игра. Мы никуда не поедем. Я не поеду.

– Нет, поедешь, – настаивала мама. – Перестаньте на меня орать! У меня от этого подымается давление, а это вредно для ребёнка.

– Этот гребаный ребёнок! – крикнула Мартина.

Она так и сыпала плохими словами, мы все даже зажмурились.

– Прекрати! – велела мама. – Чтоб я этого больше не слышала, ясно? Я понимаю, ты просто расстроилась из-за Тони. Не можешь ты всерьёз говорить такое о своём маленьком братце.

– Ещё как могу! – Мартина сорвалась на истерический визг. – Ты, мама, такая эгоистка. Ведёшь себя так, будто мы, девочки, вообще не в счёт. Ты так помешалась на мечтах об этом дурацком мальчишке, что готова всем нам загубить жизнь. Слышала бы ты, что о нас говорят в квартале! Что о тебе говорят!

– Ну, поскольку мы переезжаем, я этого и не услышу. Можешь орать на меня сколько угодно, все уже решено и подписано – совершенно официально, – сказала мама, сворачивая письмо в трубочку и хлопая им по столу. При этом она нечаянно ушибла запястье и стала яростно растирать его. – Ох! Смотрите, до чего вы меня довели.

– Ну и пусть!

Мартина бросилась вон из квартиры, хлопнув дверью.

– Как будто мне не все равно, что эти старые зануды обо мне говорят, – сказала мама, отхлебнув чаю. – Но раз уж об этом зашла речь, и что же они говорят?

Я посмотрела на Джуд и Рошель. Рошель разинула было рот, но Джуд быстро пихнула её в бок.

– А эти «Планеты», – спросила Джуд, чтобы отвлечь мамино внимание, – как ты о них узнала?

О маме вечно говорят нехорошие вещи, но мы ей не передаём, даже когда очень злы на неё.

– Я пошла в муниципалитет и сообщила, что жду ребёнка и поэтому мне нужна большая площадь. Девушка стала рыться в своём компьютере, и, когда она сказала: «Квартал „Планеты“», я вдруг почувствовала такое странное стеснение в груди…

– Несварение, – сказала Джуд.

– Озарение! Я сразу поняла: это то, что нам нужно. Особенно когда она сказала, что во всех шести блоках есть отдельные дома с участками – для больших семей.

Рошель считала на пальцах:

– Шесть блоков? Планет девять – я запомнила, когда мы их проходили в школе.

– Да, тебе пора в школу, а то опоздаешь, – сказала мама.

– А какой толк туда идти, раз мы переезжаем? – спросила Джуд.

– Ты и так ходишь через раз, скверная девчонка, – сказала мама. – Ну ладно, тогда можешь мне помочь. Дойди до супермаркета и набери картонных коробок, сколько унесёшь. Мы будем укладывать в них вещи.

– Лично я пошла в школу, – объявила Рошель. – Надо предупредить друзей, что мы переезжаем. Мам, у нас правда будет свой дом с садом? А у меня будет отдельная комната? Мне надоело, что у меня нет своей комнаты!

Вообще-то, ни у кого из нас нет своей комнаты. Сперва в одной комнате были Мартина и Джуд, а в другой Рошель и я, но долго мы так не выдержали. Теперь Мартина делит комнату с Рошель, а я с Джуд – это ещё куда ни шло. Но лучше бы, конечно, у каждой из нас была своя комната.

– А у меня тоже будет своя комната, мама? У нас у всех? – спросила я.

– Посмотрим, дорогая. Я точно не знаю, сколько там всего комнат и какого размера.

– Чур моя самая большая! – сказала Рошель.

– Нет уж, самая большая – для нас с малышом. Я подумываю взять ещё кредит. Ненавижу всю эту дешёвую подержанную рухлядь. Какая же мать согласится на такое дерьмо для своего новорождённого сыночка? Я тут видела кроватку с узором из голубых медвежат – прелесть…

Мама пустилась в свои любимые разглагольствования о новорождённом сыночке. Минут десять она с упоением излагала каталог «Товары для будущих мам». Джуд зевнула, сделала себе ещё чашку кукурузных хлопьев и пошла смотреть на видике очередную «Баффи». Она стащила школьный галстук, закатала рукава блузки и сбросила туфли.

Рошель с нарочитым старанием собирала портфель, изображая пай-девочку.

Я все ещё пыталась вспомнить все девять планет. Я не очень внимательно слушала, когда мы их проходили в школе. Меня отвлекли мечты о собственной планете. Там жили только мы с Фиалкой, в тишине и покое. На планете Дикси не было притяжения, поэтому я могла летать вместе с Фиалкой. Мы свили себе отличное, устланное мхом гнёздышко на вершине самого высокого дерева. На нем круглый год зрели все фрукты сразу, на одной ветке – яблоки, на другой – персики. В густой переплетённой листве вокруг ствола росли малина, ежевика и клубника, с веток свисали виноградные лозы – так что мы могли клевать свой завтрак, не вылезая из гнёзда.

– Дикси, закрой рот! Очнись! У тебя обалделый вид! – прикрикнула мама.

– Я вспоминала планеты, мама.

– Мы будем жить в «Меркурии». Там ещё есть «Венера», «Марс», «Юпитер», «Нептун» и «Сатурн».

– Они пропустили «Плутон» и «Уран».

– Конечно, кто же захочет жить в собаке Микки-Мауса или в бомбе какой-то? – сказала я, продолжая считать. – А какая же девятая планета?

– Земля, балда. На которой мы живём. Хотя ты обычно витаешь на какой-то совсем другой планете. Планета Лунатик.

Рошель показала мне язык и двинулась к двери.

– Подожди, Рошель, захвати Дикси.

– Ну, мама! Мне некогда носиться из школы в школу. Я уже опаздываю.

Рошель скрылась в ванной.

– Мама, я не пойду сегодня в школу. Джуд же сказала: какой в этом толк, раз мы все равно переезжаем в эти «Планеты».

– Кончится тем, что у меня будут из-за вас неприятности, – вздохнула мама, одновременно притягивая меня к себе и обнимая.

Я прижалась к ней, но осторожно, чтобы не задеть её животик.

– Ладно, Дикси, малышка, можешь не ходить сегодня в школу.

– Ура!

– И почему ты так не любишь школу?

Я пожала плечами. Заводиться не стоило.

– Кто твоя учительница? У тебя с ней проблемы? Скажи ей, что ты не нарочно все время мечтаешь, просто ты такая уродилась.

– Ага, – сказала я, играя мамиными волосами.

Дело было не в учительнице, а в ребятах. Одна девочка подглядела, как я шепчусь с рукавом своей кофты, и выхватила Фиалку. Она рассказала остальным, и все принялись верещать, как попугайчики, крутить пальцами у лба и звать меня Птичьи Мозги.

– Зато теперь ты пойдёшь в новую школу, раз мы переезжаем в «Меркурий». Это самая маленькая из планет, поэтому её всегда связывали с детьми. Вот у меня и будет маленький сынок в «Меркурии». К тому же мне всегда нравился Фредди Меркьюри, – радостно сказала мама. Увидев мои непонимающие глаза, она вздохнула: – Ну, этот певец из «Квин», у которого слишком много зубов. Фредди… Может, так его и назовём? Или Меркьюри?

– Если ты назовёшь бедного ребёнка Меркьюри, его задразнят до смерти, – оторвалась от телевизора Джуд.

– Назови его Джастин, – бросила Рошель, выходя из ванной. – Или Крэг. Или Робби.

– Я хочу подобрать для него особенное имя. Необычное, – сказала мама.

– Какие ещё есть хорошие певцы? – сказала Рошель. – А, вот, Бэби Бастед!

Она хихикнула и умчалась в школу. Я вздохнула с облегчением и принялась заплетать мамины длинные волосы.

– Помоги мне придумать хорошее имя, Дикси. С вами, девчонками, я постаралась. Везёт вам: у всех такие оригинальные имена. В целом квартале не найдёшь больше ни Мартины, ни Джуд, ни Рошель, ни Дикси. А мне приходится откликаться на дурацкую Сью. Сью везде прорва.

– Но такой, как ты, мамочка, больше нет, – заверила я.

Я закончила одну косу, завязала её бельевой верёвкой и добавила для украшения пару блестящих скрепок.

– Что ты делаешь? Хочешь превратить меня в эту… как её… принцессу индейцев Покахонтас? – сказала мама.

– Слушай, а ведь ты можешь писать своё имя как-нибудь по-другому, например «Сиу» – как индейское племя. Это будет оригинально.

– Гм… я подумаю на эту тему. Слушай, отвали-ка теперь, мне щекотно. А может, дать ему какое-нибудь ковбойское имя? – Мама задумалась. – Как насчёт Громилы Кэссиди?

– А если он будет маленький и щуплый, мам? Не называй его Громила!

– Если он будет как Мальчик-Солнышко[1]1
  Имеется в виду классический американский вестерн «Butch and the Sundance Kid» (1969).


[Закрыть] ? А что, Солнышко – отличное имя. Тем более солнце – символ мужской энергии. Малыш, может, тебя зовут Солнышко?

Мама положила руки на свой животик и пристально уставилась на него, будто видя внутри солнечное сияние своего младенца.

2

Сборы мои были недолгие. Все свои одёжки я запихала в большую хозяйственную сумку. Они там, конечно, помнутся, но меня это не волнует. Я не больно люблю свои одёжки. Почти все они достались мне от Рошель, а она обожает все розовое и блестящее, облегающие вещички, подчёркивающие фигуру. А у меня вообще нет фигуры. Я такая маленькая, что даже мини-юбки Рошель оказываются мне сильно ниже колена, и такая худая, что на мне все висит, как на вешалке, к тому же ещё бледная, так что в розовом выгляжу просто зеленой, как после обморока. Я родилась раньше времени. Я была меньше пакета с сахаром, и меня много недель держали в больнице. Я так и не нагнала своих сверстников. В семье не без урода, как говорит Рошель.

Единственная вещь, которую я люблю, – голубая шерстяная кофта. Она волшебная, потому что растягивается при каждой стирке и растёт вместе со мной вот уже два года.

Мне купил её папа. Мы пошли с ним гулять на весь день – вдвоём, – и он заметил, что у меня руки покрылись гусиной кожей, и купил мне большую голубую кофту. С тех пор я ношу её не снимая. Я надевала её даже в школу, хотя нам положено носить темно-синий пуловер или джемпер. Меня ругали за кофту, но я сказала, что голубой – это тот же синий, только бледный, так что я не понимаю, что их не устраивает. Учителя не стали писать записку маме. Им надоело препираться с моей мамой, ещё когда в нашей школе училась Мартина, а за ней Джуд, а потом Рошель.

Все своё личное имущество я собрала в одну из картонных коробок, которые Джуд принесла из супермаркета. На дне лежала большая книга сказок. На слова в ней я никогда не обращала внимания, зато рассматривала чудные картинки принцесс с волосами до колен и сочиняла о них собственные истории. Сверху я положила свои блокноты, фломастеры, красную гелевую ручку с запахом земляники и жёлтую гелевую ручку с запахом бананов. Ещё у меня был набор бумаги для писем «Киска», хотя писать мне было некому. Сверху разместились одноглазая панда Мартины, обезьяна Джуд с оторванной лапой и старые Барби Рошель. Я в них уже не играла, но выбросить их казалось мне подлостью.

Рошель повыкидывала кучу всего, и все же у неё набралось два чемодана и три коробки разного барахла.

У Джуд одёжек было ещё меньше, чем у меня, и всего одна коробка с бейсбольной битой, мотоциклетными ботинками, видеокассетами и романами фэнтези.

Мартина отказывалась укладываться. Она не разговаривала с мамой. Она и с нами не разговаривала, потому что мы теперь все радовались, что у нас будет дом с садом. Почти все время Мартина проводила в соседней квартире, с Тони и его родителями. Мама так на неё разозлилась, что вышла и изо всех сил пнула дверь в квартиру Тони. На шум выскочила его мать, и они принялись скандалить прямо на лестничной площадке, причём Мартина тоже не осталась в стороне.

– Позорить родную мать перед чужими людьми! – рыдала потом мама. – Да ещё когда я в положении!

Нам с Джуд и Рошель пришлось взять на себя большую часть маминой укладки, но мы её легко поделили. Джуд вызвалась собрать все тяжёлые хозяйственные вещи, Рошель занялась одеждой и косметикой, а я укладывала мамины мистические рисунки, хрустальный шар, карты таро, гороскопы и «Как научиться предсказывать судьбу? Доступное руководство для любой женщины».

Мне пришлось собрать и вещи нашего Солнышка. Мама уже накупила голубых распашонок, комбинезончиков и фланелевых кофточек на целую ясельную группу мальчиков. Все новое с иголочки. Из социальной службы ей принесли большущий чёрный пакет со старым бельём для новорождённых, но мама нисколько не обрадовалась.

– Какая наглость подсовывать мне эти застиранные тряпки! – возмутилась она, вывалив содержимое пакета на ковёр и с отвращением подцепляя то одну, то другую вещичку длинными полированными ногтями. – Господи, ты только посмотри, пятна от отрыжки. – Она негодующе провела ногтем по чуть заметному белому следу на распашонке. – Всему этому место на помойке – туда и отправим.

Она так до сих пор и не выбрала мебель для спальни Солнышка. Все, что предлагалось в «Товарах для будущих мам», было уже изучено и отвергнуто: маме хотелось чего-нибудь более оригинального.

– Может быть, фирмы «Хэрродс»? – сказала Джуд.

Она хотела съязвить, но мама приняла её слова всерьёз:

– Да, можно посмотреть, что они предлагают для детских, но у них слишком традиционный стиль, понимаешь? Мне бы хотелось заказать что-нибудь по индивидуальному проекту, но боюсь, это будет дороговато…

– Да, чуть-чуть, – сказала Джуд и на минуту задумалась. – Не забудь, тебе ещё надо заплатить за машину, которая будет нас перевозить.

– Вообще-то, я хотела попросить кого-нибудь их ваших отцов помочь мне с этим.

Я гордо выпрямилась. Единственный из наших отцов, к которому мама иногда обращалась, был мой отец.

– Я спрошу, не поможет ли он нам нанять машину, – сказала мама.

– Может просто одолжить свой катафалк, – сказала Рошель со смехом.

Джуд тоже рассмеялась. Я смотрела на них с каменным лицом.

– Заткнитесь! – крикнула я с такой яростью, что обе отпрянули, даже Джуд. – Не смейте издеваться над моим папой! Не понимаю, что смешного все находят в его работе.

– Какой тут смех – сплошной страх! – Рошель передёрнулась. – Хорошо, что ты уже не маленькая. Представь, каково держать его за руку, после того как он целый день бальзамировал трупы!

– Да, меня это тоже немного смущало, – призналась мама. – Я заставляла его очень долго мыться, прежде чем прикоснуться ко мне, и все равно мне казалось, что от него странно пахнет.

– Ничем от него не пахнет! – крикнула я, почти плача.

– Конечно, от него не пахнет. Пахнет от мамы, – сказала Джуд.

– Что ты несёшь? Я ничем не пахну.

– Ну да, ещё как пахнешь – своими дурацкими ароматическими маслами.

– Они совсем не дурацкие, а очень полезные. Мне нужны померанец и лаванда, чтобы успокаивать нервы. Это естественно, ведь мне все время приходится иметь дело с вами! Дикси, детка, не хмурься. Я это не всерьёз говорила о твоём отце, ты же знаешь. Иди сюда. – Мама открыла объятия и притянула меня к себе, хотя из-за огромного живота примоститься можно было только на самом выступе её коленки.

– Твой папа очень хороший, – сказала мама. Она отвела волосы, закрывавшие мне ухо, и прошептала: – Он, пожалуй, лучший из парней, которые у меня были.

У Рошель всегда ушки на макушке.

– Мама, ты же говорила, что больше всех тебе нравился мой папа, – заныла она.

– Все ваши отцы были славные ребята, – улыбнулась мама.

Она вздохнула, откинулась на стуле, поглаживая животик, и приготовилась рассказывать сагу об отцах.

Мы все знали её наизусть. Она убаюкивала нас этой историей, когда мы были совсем маленькие. Это была наша особая семейная сказка на ночь.

– Первым был мой любимый Дэйв, отец Мартины. Мы были парочкой с детства. Мы влюбились друг в друга, когда нам было по десять лет, представляете? Мы просто обожали друг друга. И воображали, что все знаем, – в точности как вы теперь. Когда выяснилось, что появится Мартина, я почувствовала такую радость, хотя знала, что мать устроит скандал. Моя мать меня всегда недолюбливала, говорила, что я плохо кончу. Дэйв, как мог, старался меня поддержать, дай ему Бог здоровья. Но он сам ещё был ребёнок – куда ему было взять на себя младенца… Потом я познакомилась с отцом Джуд…

Джуд фыркнула, но слушала внимательно.

– У Дина были самые лучшие намерения, он обо мне заботился. Он старался и Мартине заменить отца. Он умел быть с нами таким ласковым и нежным, что я просто таяла. Но бывал и вредным, особенно если ему перечили. Я его очень любила, но, когда он стал меня поколачивать, я поняла, что придётся расстаться.

– Так ему и надо, – сказала Джуд.

– А потом появился Джордан – мой папа, – сказала Рошель. – Он был самый красивый из всех, правда, мама? И ты бы с ним никогда не рассталась, если бы он не умер. – Она взглянула на меня. – Тогда тебя бы тут сегодня не было, Дикси. Тебя бы вообще не было.

Я понимала, что она меня просто дразнит, но мне вдруг стало очень страшно. Я в панике оглядывала себя с головы до ног, опасаясь, что руки и ноги, того гляди, начнут таять в воздухе и я превращусь в привидение.

– Дикси, конечно, не могло не быть. – Мама помахала в воздухе кистью, поглядывая на пять тоненьких линий на своей раскрытой ладони. – Вот, читайте по моей руке! Четыре чудесные девочки и один здоровенький красавец сынок! Это мне на роду с самого начала написано, детка. Может быть, и хорошо, что я не знала заранее, как это все будет. Я так тосковала, когда умер мой Джордан. Ты права, Рошель, он был такой красавец, что у меня сердце начинало колотиться от одного только взгляда на него. Он был к тому же очень талантливый. Мог бы стать в музыке настоящей звездой, если бы ему чуть больше повезло. И с наркоманами он связался, в общем-то, не по своей вине. Просто это такая среда. Господи, какой был ужас, какая жуть, когда мне позвонили из полиции.

По щеке у мамы скатилась слеза. Она всегда плакала, когда говорила о Джордане.

Рошель сопела и гримасничала, будто тоже плачет. Она вечно изображает, будто смерть отца – трагедия всей её жизни, хотя ей было два года, когда он умер от передозировки наркотиков, и вряд ли она его хоть немного помнит.

Мама погладила красивые светлые кудри Рошель и поцеловала её в щеку, как будто они все ещё скорбят о покойнике.

Я посадила Фиалку себе на палец и стала приглаживать ей пёрышки. Мама обернулась ко мне. Я локтем отпихнула Рошель. Она надулась и щёлкнула по Фиалке, так что та кубарем свалилась у меня с пальца.

– Ах ты, свинья! – закричала я, бросаясь на неё с кулаками.

Рошель со смехом увернулась. Я укачивала бедняжку Фиалку, гладя её по клювику.

– Смотри, что ты наделала, Рошель, он же погнулся!

– Ах ты боже мой, и как же бедняжка теперь будет клевать свой корм? – гримасничала Рошель. – Хотя она ведь не ест по-настоящему, правда? И улететь она тоже не может. Это ненастоящий попугайчик, если хочешь знать.

– А ты ненастоящая девочка, раз так дразнишь сестрёнку, – сказала мама. – Не поддавайся, Дикси, детка.

– Мам, расскажи о моем папе, – попросила я.

– Как раз это я и собиралась сделать, лапуля. Милый Терри! Я была в таком отчаянии, оплакивая Джордана, а Терри был сама доброта – он слушал меня часами, помогая во всем разобраться…

– Дубовый гроб, урна или роскошный гроб из красного дерева, обитый лиловым атласом, – сказала Рошель.

– Отвяжись, противная девчонка! – разозлилась мама. – Можешь смеяться сколько влезет, но если бы не доброта Терри, я бы тогда с ума сошла. Я уже была близка к этому, у меня ехала крыша каждый вечер, как только я оставалась одна…

– И поэтому у тебя съехала крыша с этим кошмарным Терри, – сказала Рошель.

– Ты совсем обнаглела, дорогая моя! Следи за своими словами! Я, конечно, на восьмом месяце беременности и раздулась, как слон, но с тобой справиться сумею, даже не сомневайся, – сказала мама. – Терри – чудесный парень, просто чудесный, и, если бы он не был уже женат, мы бы с ним и не расставались. Хотя это, наверное, судьба моя такая – ни с одним парнем не жить вместе долго. Наверное, Бриллиантовые девочки должны просто держаться вместе, а когда мы состаримся, пусть о нас позаботится Младшенький.

– А кто отец Младшенького?

Мама вздохнула:

– Я знала, что это ненадолго. Он был такой милый, такой одухотворённый. Представляете, настоящий художник! Жалко, что он не познакомился с вами, девочки. Было бы здорово, если бы он написал наш общий портрет – «Девочки Бриллиант».

– Мама, а почему ты нам не говоришь, как его зовут? – спросила я.

– А может, она и сама не знает, – пробормотала Рошель.

– Нет, правда, мам, почему ты вечно связываешься с какими-то парнями? – сказала Джуд.

– Сейчас я ни с кем не связалась, госпожа наставница. Вообще-то, надо признать, что мне не везло с парнями.

– Мягко говоря, – сказала Джуд.

Мама надулась, но ничего не ответила. Она позвонила на работу моему отцу – спросить, не сможет ли он нам помочь. Похоже было, что он не в восторге от её звонка. Мама вздыхала, морщилась, говорила «да-да» и «я ведь никогда не беспокою тебя дома, дорогой, перестань на меня ворчать. У нас же общая дочь. Ты не хочешь поговорить с малышкой Дикси?»