Текст книги "Бриллиантовые девочки"

У меня перехватило горло. Я мучительно сглотнула, стараясь смочить рот слюной, чтобы язык отсох от гортани. Но этого не понадобилось. Мама снова кивнула.

– Извини, Дикси. Папа передаёт тебе привет. Он скоро позвонит, но сейчас он по уши в работе.

– По уши в трупах? – усмехнулась Рошель.

Джуд дала ей пинка. Рошель завизжала.

– Девочки, тихо! – сказала мама. – Нет, Терри, послушай, это всего одна минута – мы переезжаем, и нам нужна машина. Пожалуйста, дорогой, выручи, будь хорошим товарищем.

Я ждала, вцепившись в Фиалку, – вдруг он все же захочет со мной поговорить.

Мама положила трубку и улыбнулась обнадёживающе:

– Ну вот! Все устроено.

– Папа приедет с машиной? – спросила я.

– Нет, дорогая, он не может приехать на выходных. Это сложно. Его можно понять. Но у него есть на работе товарищ, он его попросит. Может быть, нам придётся немного ему заплатить, но сущую ерунду. Дикси, детка, папа сказал, что очень по тебе соскучился и просил поцеловать тебя за него.

Я получила от мамы поцелуй и смылась к себе в комнату. На моей кровати было свалено все моё добро, поэтому я свернулась калачиком под одеялом Джуд. Она пришла через несколько минут.

– Что ты делаешь в моей кровати? Ой, я говорю, как три медведя!

Я не поднимала головы от её подушки.

– Ты плачешь, Златовласка?

– Нет.

– Врёшь! Хочешь мне всю подушку засопливить!

– Уже не плачу, – сказала я, садясь и утирая глаза рукавом кофты.

– Ты плакала только оттого, что хотела увидеть папу? Вот дурочка! Я своего папу никогда не вижу – и нисколько не расстраиваюсь.

– Да, но твой был противный и бил маму. И Мартину. Я думаю, он и тебя бил, хотя ты была совсем маленькая.

– Пусть бы он сейчас попробовал! – Джуд ударила по воздуху с такой силой, что кровать подскочила. – Я бы с ним быстро разобралась. Маме без него гораздо лучше. Маме без всех них гораздо лучше.

– Как же мама не догадывается заранее, что они её бросят? Ведь она смотрит в хрустальный шар, читает карты таро и составляет гороскопы.

– Ох, эти мамины глупости! Не верь ты в них, Дикси. Это просто стеклянный шарик, старые карты и дурацкие картинки со звёздами. Неужто по этой идиотской рухляди мама может предсказывать будущее?

– Она просто больная?

– Она такая же больная, как я.

Джуд взяла меня за руку, в которой была Фиалка. Она легонько шлёпнула попугайчика и притворилась, будто тот клюнул её в палец.

– Ой! Ты бы придерживала своего орленочка, Дикси, дорогая! Давай-ка посмотрим, может, я смогу прочесть твою судьбу по ладони. Ага! Я вижу приближающиеся перемены. Предстоит смена обстановки – так хотят звезды. Или это планеты? Вот тут у тебя холм Меркурия. – Она пощекотала мою ладонь. – Видишь, какой выраженный. Он, несомненно, определяет будущее. О, а это что? Смотри-ка, отклоняющаяся линия! Это очень много значит!

– Что? Что это значит?

Я понимала, что Джуд просто шутит, но она так точно изобразила мамин голос и интонацию, что казалось, она и вправду читает мою судьбу по ладони.

– Значит, что на новой планете тебе будет весело! Видишь, линия загибается кверху, как улыбка. – Она прочертила линию по моей ладони.

Я покрутила кистью.

– А так она загибается книзу, как у хмурого человечка, – сказала я с тревогой.

– Значит, надо держать руку правильно, – сказала Джуд и опять меня пощекотала. – А как обстоят дела у нашего юного попугайчика? Протяните-ка крылышко, пожалуйста. – Джуд сделала вид, что изучает кончики перьев Фиалки. – Ага! Кому-то предстоит расправить крылышки и улететь в голубые дали.

– Но она ко мне вернётся? – спросила я.

– Ох, какая же ты трепыхалка!

Мы слышали, как вернулась Мартина. Мама что-то сказала, в ответ раздался вопль Мартины:

– Мне начхать, я сказала, что никуда не поеду!

– Н-да… – протянула Джуд. – Нетрудно предсказать, что у кого-то будут неприятности.

3

К субботе, дню переезда, Мартина все ещё не уложила свои вещи. Она как ушла к Тони вечером в пятницу, так и не вернулась до утра.

– Она просто хочет поставить на своём, – сказала мама, устало намазывая нам бутерброды к чаю.

Она была все ещё в чёрной шёлковой ночной рубашке. Эта рубашка всегда сидела на ней в обтяжку, а сейчас натянулась до того, что один из боковых швов начал расползаться.

– Интересно, Мартина смылась на всю ночь, и ты это принимаешь совершенно спокойно, а когда я пришла домой в двенадцать, так ты чуть с ума не сошла, – напомнила Джуд, уминая свой бутерброд.

– Дурочка, я же знала, что Мартина в полной безопасности тут же за стенкой, а ты носишься по крышам и дерёшься со всяким хулиганьём.

– А если Мартина не вернётся? – сказала Рошель, острым розовым язычком слизывая мёд с бутерброда.

– Перестань играть с едой, как маленькая! – раздражённо сказала мама. – Доешь свой бутерброд. День будет долгий, и дел у нас на сегодня навалом.

– Если Мартина останется у Тони, то комната будет целиком моя, – сказала Рошель.

В её голосе звучала надежда.

Мама посмотрела на неё:

– Прекрати болтать ерунду! Само собой, Мартина не останется у Тони. Давайте, девочки, доедайте скорее. В десять приедет этот парень с машиной – все должно быть уложено и квартира убрана.

– Приятель моего папы, – сказала я гордо.

– Надеюсь, он хоть не похоронщик! – фыркнула Рошель. – А то придёт весь в чёрном и понесёт стол вниз по лестнице медленно и плавно, как гроб.

– Мой папа не похоронщик, он бальзамировщик, – сказала я.

– И он вовсе не собирается таскать нашу мебель. У него больная спина. Мы должны сами погрузить все в машину, – предупредила мама.

Мы посмотрели на маму в расползающейся ночной рубашке. Страшно было представить, что будет, если она попытается поднять хотя бы поднос с чайными чашками. Мама нервно потёрла свой животик и поджала губы.

– Не волнуйся, мам, мы все сделаем, – заверила Джуд.

– Ага, чур мы с Джуд будем носить мебель, – сказала я.

– Детка! – сказала мама, поймав меня за запястье.

Я ужасно маленькая и тощая для своего возраста, и, как назло, руки и ноги у меня – как спички. Джуд пыталась учить меня борьбе, но у меня ничего не выходит. Если на меня нападают, я просто убегаю. На детской площадке мне часто приходилось убегать, особенно с тех пор, как Джуд перешла в среднюю школу. Рошель перешла туда ещё раньше, но от этого для меня мало что изменилось. Рошель нередко сама бывала в числе нападавших.

– Я не собираюсь грузить эту идиотскую машину! Я себе все ногти обломаю, а я их только привела в порядок!

Рошель помахивала в воздухе красивыми длинными розовыми ногтями. На больших пальцах маникюр был украшен стеклянным сердечком.

– Тебя никто не просит грузить машину, твоё дело – вымыть квартиру. Если так беспокоишься за ногти, надень мои резиновые перчатки, – предложила мама. – Живенько, без возражений. Давайте все пошевеливаться!

Джуд спустилась во двор и созвала знакомых ребят. Ей никто из мальчишек не нравится, но они все её уважают. Вскоре половина парней Северного блока уже затаскивала нашу мебель в лифт и выносила во двор.

Я засунула Фиалку за ворот футболки, закатала рукава кофты и принялась волочить и толкать картонные коробки к двери. Я пыталась, пыхтя и отдуваясь, поднять одну из них, но мама меня остановила:

– Дикси, ты слишком маленькая. Ты только покалечишься. У тебя будет опущение матки, и ты не сможешь рожать детей.

– Ладно, – сказала я. – Тогда я буду толкать коробки к лифту, да, мам?

– Да, детка, попробуй. У нас напряжёнка со временем. Я пойду паковать Мартинины тряпки, раз её высочество не удосужилась сделать это сама.

– Может, постучаться к Тони, мама? Может, она просто проспала?

– Я не желаю разговаривать с его гадюкой мамашей после всего, что она мне наговорила. Пальцем не дотронусь до её двери. Нет, пусть уж Мартина сама появится, когда надумает.

– А если она не появится?

– Не думаю, чтоб она появилась, – сказала Рошель, не теряя надежды. – Черт, я извозила все джинсы, пока ползала на коленках по кухне. Мои лучшие джинсы!

– А зачем ты напялила лучшие джинсы, когда мы переезжаем? На кого ты похожа, Рошель! – сердито сказала мама, вываливая вещи Мартины на кровать и закатывая их в одеяло.

– Я же не знала, что меня заставят делать эту чёртову уборку. Это несправедливо, мама, мне ты всегда даёшь самую противную работу. Почему Мартине можно ничего не делать? Грязь-то она разводила вместе со всеми, могла бы и помочь убраться, даже если с нами не едет.

– О «не едет» и речи быть не может, сколько раз тебе говорить! – сказала мама с яростью, вытряхивая ящики Мартины в большой бельевой пакет. Она так тряхнула ящик, что свёрнутые носочки, тонкие трусики и блестящие колготки рассыпались по полу. – Придёт, куда она денется! Она живёт с нами. Мы – её семья.

Мы услышали шаги на лестничной площадке и тихий стук в дверь.

– А вот и она, – с торжеством сказала мама.

Но это была не Мартина. Это был худой невысокий дядька с немодной стрижкой и в круглых очках. Очки у него сваливались, поэтому он все время морщил нос и поправлял их.

– Здравствуйте, – сказал он, с тревогой глядя на мамин живот. – Я знакомый Терри.

– Замечательно, – сказала мама. – Это у вас машина?

– Меня зовут Дикси, – сказала я, протискиваясь к маме. – Вы – папин лучший друг, правда?

– В общем, мы с Терри знакомы по работе.

– Я же говорила, что он похоронщик, – с хихиканьем прошептала Рошель за моей спиной.

– Нет-нет, у меня торговля цветами. Поэтому и машина.

Он показал в окно на белый микроавтобус с красивой золотой надписью: «Цветы от Фриды».

– Понятно. Вы, стало быть, Фрида, – сказала мама.

Мы все прыснули. Он вздохнул. Эта шутка ему явно давно уже осточертела.

– Фридой звали мою маму. Это была её лавка. Мама умерла, и дело перешло ко мне. Меня зовут… – Он секунду поколебался. – Меня зовут Брюс.

– Здравствуйте, Брюс. Меня зовут Сью Бриллиант, а это всё мои дочки. Ну что ж, нам надо поторапливаться, правда?

Брюс выглядел растерянным.

– Терри ведь сказал вам, что мне нельзя поднимать тяжести? Понимаете, я бы рад помочь, видя, в каком вы… – Он смущённо развёл руками.

– Да-да, не волнуйтесь, дружок, у нас все схвачено, – заверила мама. Она взяла его под руку, как будто они уже окончательно подружились. – Очень мило с вашей стороны, что вы согласились нам помочь.

– Я просто нанялся подработать, – сказал Брюс нервно. – Мы договорились, что я подкину вас туда со всем барахлом за полтинник, правильно? Но после обеда мне нужно быть в магазине. Сотрудников у меня немного, а мы ждём поставку – букеты и все такое прочее.

– Конечно, конечно, мы к этому времени уже разместимся в нашем славном домике, – сказала мама. – Так что давайте, девочки, пошевеливайтесь, надо спустить вниз что тут ещё осталось.

Она сжала руку Брюса:

– Дорогой, вы отнесёте в машину эти вещички?

– Я ведь вам сказал, миссис Бриллиант, у меня больная спина.

– Меня зовут Сью, глупый вы человек. Я в жизни не была никакой миссис. Я самостоятельная женщина. Я знаю, приятель, что у вас больная спина. У меня, вообще-то, тоже. Попробовали бы вы, каково оно, когда прямо на ваш позвоночник опирается здоровяк сыночек. Я ж вас не прошу тащить этот чёртов платяной шкаф, а всего лишь несколько несчастных тряпок, которые в нем висели. Уж их-то вы унесёте, правда, Брюс?

Брюс понял, что деваться ему некуда. Он покорно подставил руки под одеяло, из которого выглядывал весь гардероб Мартины.

– Я вам помогу, – сказала я. Все-таки это был друг моего отца.

– Нет, Дикси, ты скатывай половики. Боже, какая пыль! Рошель, бестолочь, надо же было под ними подмести! Джуд, организуй-ка быстренько своих приятелей, пусть погрузят мебель в машину, – распорядилась мама, сопровождая свои указания лёгкими пинками.

Брюса она тоже подтолкнула, и он тяжело побрёл к лифту с тряпками Мартины на руках.

Хлопнула дверь, потом раздались крики. Брюс снова появился на пороге квартиры. Вид у него был совершенно обалделый. Мартина орала на него:

– Мама! Что происходит? Куда этот урод тащит все мои вещи?

– Это не урод, а друг моего папы! – сказала я возмущённо.

– И не стыдно тебе врываться с криком и воплями и позорить нас всех, милая барышня? – Мама скрестила руки над животом.

– Я кричу, потому что ты выбрасываешь мои вещи! – Под глазами у Мартины были чёрные круги, растрёпанные волосы торчали во все стороны, как будто её всю ночь трясло и крутило. – Я знаю, мама, что ты на меня злишься, но чтоб выкинуть все мои вещи – я бы в жизни не поверила! – Мартина тяжело дышала, готовясь заплакать.

Мама тоже сдерживалась из последних сил, лицо у неё пошло пятнами от ярости.

– Что я, по-твоему, делаю? Отправляю их в богадельню? – кричала она.

– А что, не похоже? – сказала Мартина. – Нет, ты посмотри, даже мой кожаный пиджак!

Она выдернула его из рук Брюса, и на прихожую обрушилась лавина тряпок. Брюс прислонился к стене, готовясь отразить новую атаку.

– Скажите, пожалуйста, что я должен делать, – жалобно сказал он.

– Соберите вещи с пола и отнесите в машину! – отрезала мама, как будто он нарочно их разбросал.

Брюс собрал вещи и пошёл к лифту, уклонившись от Мартины, которая потянулась было за своими одёжками, но без особой решимости.

– Мартина, прекрати! – сказала мама.

– Сама прекрати, мама. Зачем тащить мои вещи в машину? Я никуда не поеду. Дойдёт это до тебя наконец или нет? Я остаюсь с Тони, что бы там ни было. Я его люблю.

Мама подняла руку. Я думала, она хочет её ударить. Мартина тоже так подумала и попыталась увернуться. Но мама нежно провела рукой по её пылающей щеке, задержавшись у подбородка.

– Мартина, детка, неужели ты ничему не научилась на моих ошибках? Я знаю, что ты любишь Тони, – но это ненадолго.

– Ещё как надолго! Мы будем любить друг друга всю жизнь!

Мартина стряхнула мамину руку. Рука так и повисла печально с раскрытой ладонью. Мама глубоко вздохнула:

– Раз вы собираетесь любить друг друга всю жизнь, ты, может быть, уделишь мне месяц-другой? Мне нужна твоя помощь, чтобы устроиться на новом месте. Мне сейчас с этим не справиться – ты видишь, я еле поворачиваюсь из-за ребёнка. Я ни поднять ничего не могу, ни отнести, ни натянуть. Ты же видишь.

Мама развела руками, показываясь во всей красе.

– Мы тебе поможем, мама, – сказала я.

– Ох, Дикси! Ты ещё маленькая, я же тебе говорила. – Мама понизила голос. – А у Джуд слишком мальчишеские повадки, а Рошель слишком вредная. – Она проникновенно поглядела в глаза Мартине. – Ты мне нужна, родная. Ты ведь самая старшая моя доченька. Вдвоём мы справимся. Когда твой братик родится – ты свободна, дальше я могу вести лавочку сама. Помоги мне. Прошу тебя. Мне без тебя сейчас не справиться.

По маминым щекам потекли слезы. Она не жмурилась и не утирала их. Она неотрывно смотрела на Мартину.

Мартина вдруг тоже расплакалась.

– Мамочка! – сказала она, обнимая мать за шею. – Ладно, я еду.

– Я знала, что ты меня не бросишь, – сказала мама и прижала её к себе.

– Только до твоих родов.

– Ну, может быть, тебе придётся потерпеть ещё недельку-другую, пока я не оправлюсь. Я ведь не молодею, сама понимаешь. Я не могу сразу снова бросаться в бой, как когда-то, когда ты родилась. Но говорят, с мальчиками легче. Надеюсь, что малыш будет хорошо спать. Я себе даже представить не могу все эти кормления в два часа ночи.

– Я этим заниматься не буду, – сказала Мартина, но при этом прильнула к маме и уткнулась головой в её шею, как будто сама была младенцем.

– Моя взрослая девочка, – сказала мама нежно, разглаживая пальцами растрёпанные волосы Мартины.

– И так всегда, – заметила Рошель, протискиваясь к двери с грязной шваброй, чтобы отряхнуть её на лестнице. – Мне достаётся вся тяжёлая работа, я чищу и мою, как дура Золушка, да ещё и порчу при этом свои лучшие джинсы, а вокруг этой такая возня. Как эта паразитка Мартина стала твоей любимицей, а, мама?

– Вы все мои любимицы, мои Бриллиантовые девочки, – сказала мама. – Вы у меня как драгоценные камушки – целая горсть, особенно эта вот красавица в резиновых перчатках.

Рошель стянула розовые перчатки и шлёпнула маму пустыми резиновыми пальцами. Мама схватила другую перчатку, и они устроили целую перчаточную баталию.

Брюс вернулся, отделавшись от своей ноши, и осторожно приблизился к ним, покачивая головой.

– Мне что-то не очень нравится, что все эти ребята лазают туда-сюда по моей машине, – сказал он. – Некоторые, конечно, помогают загружать ваши вещи, но остальные просто балуются. Один полез крутить баранку, а когда я его стал ругать, он мне такое ответил, что вы и представить себе не можете.

– Очень даже могу, – сказала мама. – Не волнуйтесь так, Брюс, дружок, просто скажите нашей Джуд, чтобы она там навела порядок. Тем более мы уже почти готовы. Не могу дождаться, когда мы выберемся из этой помойки и поселимся наконец в нашем славном новом домишке, правда, девочки?

Мартина, похоже, не разделяла её энтузиазма. Она пошла сообщить Тони, что все же уезжает с нами. Он спустился нас проводить, когда погрузка была уже полностью закончена. Не обращая на нас никакого внимания, он заключил Мартину в объятия и прижался к её губам очень страстным глубоким поцелуем.

Мама что-то недовольно пробурчала, но не пыталась их останавливать. Вся компания Джуд гикала и свистела, а сама Джуд изображала, что её тошнит. Рошель глядела с завистью. Мне трудно было разобраться в своих чувствах. Я, пожалуй, хотела бы, чтобы меня кто-нибудь так сильно любил, и в то же время мне казалось, что так целоваться – это очень мокро и стыдно. Я решила, что волнистые попугайчики лучше, чем мальчишки, потому что они выражают свою привязанность сухими лёгкими прикосновениями клюва.

Самый большой мальчишка в компании Джуд вдруг схватил её за запястье и принялся целовать. Джуд, конечно, терпеть этого не стала. Она дала ему такого пинка, что он закачался и сел. Джуд обтёрла губы тыльной стороной ладони, вздрагивая от омерзения, как будто по ней прополз слизняк. Остальные мальчишки улюлюкали.

Рошель подошла к ним поближе, потряхивая красивыми кудряшками. Она выпятила розовые губки, показывая, что лично она ничего бы не имела против поцелуя. Мальчишки собрались вокруг неё, некоторые сладко причмокивая, но это они её просто дразнили. Рошель скорее забралась в машину.

– Вот уроды, честное слово, – сказала она. – И что ты липнешь к этой шайке, Джуд?

– Я к ним не липну. Это они ко мне липнут.

– Ну, прощайся со своей компанией, – сказала мама. – Мы отъезжаем. Мартина, отпусти Тони и садись в машину. Поехали наконец.

Брюс медленно вёл машину, выбираясь из жилых блоков нашего квартала, а мы изо всех сил старались удержать от падения сваленное сзади барахло. Мама опустила окно.

– Прощай, скучный старый Блечворт! – во всю глотку закричала она.

Люди оборачивались и смотрели на нас. Женщины покачивали головами и бормотали что-то неодобрительное. Мама в ответ тпрукала губами. Многие мужчины восхищённо присвистывали. Даже маляры, красившие подоконники в Южном блоке, наклонялись с лесов и махали нам вслед. Эта бригада уже несколько месяцев красила весь Блечворт. Все девчонки сходили с ума по самому молодому из ребят, брюнету с нагловатой ухмылкой. Он гулял каждый вечер с разными девчонками и успел уже стать отцом, хотя ему было всего семнадцать.

Ему, видимо, приглянулась наша Мартина, потому что он крикнул:

– Пока, красотка, приятно было с тобой познакомиться!

Он махал нам так усердно, что выронил кисть, которая с глухим стуком шлёпнулась прямо на машину Брюса.

– Разрази его гром! Вот идиот! Надеюсь, он мне не сделал вмятину в крыше, – ворчал Брюс. – Поехали скорее, пока он не кинул в нас ещё и банку с краской.

Мама смеялась и в то же время плакала.

– Мама, тебе грустно? Тебе теперь не хочется уезжать?

– Все в порядке, Дикси. Конечно, хочется. Мы начинаем совершенно новую жизнь. Давайте попробуем повернуть колесо фортуны!

4

– Мы уже подъезжаем? – спросила я.

– Да что ты, детка, мы ещё и десяти минут не едем, – сказала мама.

– Кажется, меня начинает тошнить, – предупредила я.

– Дыши глубже и гляди прямо перед собой, – сказал Брюс. – Я куплю тебе леденцов на ближайшей автозаправке.

– Спасибо, дядя Брюс.

– Я тебе не дядя, дорогая.

Тем не менее он вёл себя как дядя и купил нам всем конфет, пока заправляли машину. Меня все равно тошнило. Плохо было сидеть спиной к движению, но меня так затиснуло между коробок, что я не могла пересесть. Мартина сидела практически у меня на голове и строчила эсэмэски Тони, ни на секунду не отрываясь от мобильника. Джуд и Рошель дрались за жизненное пространство, энергично пиная друг друга. Иногда ненароком попадало и мне. Я вцепилась в Фиалку и представила себе, как мы с ней вылетаем в окно, взмываем высоко в небо и приземляемся на нашей тихой планете, где нет никаких сестёр.

До квартала «Планеты» было, видимо, очень далеко. Маме надоело ехать не меньше, чем нам, девчонкам.

– Я умираю с голоду, – заявила она.

– Возьмите леденец, – сказал Брюс, протягивая ей пакет.

– Мне надо питаться за двоих, дружок. Дурацкий леденец мне не поможет. Давайте остановимся на перекус. Будем считать, что это ранний обед, нужно набраться энергии для разгрузки.

Она заставила Брюса остановиться на ближайшей автозаправке. Мы ошеломлённо бродили по ресторанному дворику. Вот это выбор – не то что в ларьке с горячей картошкой или в китайской палатке.

Мартина сперва заявила, что не сможет и куска проглотить, так она несчастна. Потом добавила, что, может быть, возьмёт салатик. И пожалуй, порцию холодной курицы. И пакетик чипсов. А ещё какой-нибудь фрукт. А заодно уж чашку кофе и «Кит-Кат».

Джуд взяла большую порцию спагетти по-болонски.

Рошель – мороженое ассорти, пончик с кремом и шоколадный батончик «Марс».

Я взяла сандвичи с креветками. Булочку я не люблю, но уж больно здорово выуживать из неё маленькие розовые креветки и пускать их плавать по тарелке. Ещё я взяла порцию клубники со взбитыми сливками. Я черпала сливки ложкой до тех пор, пока каждая красная клубничная гора не покрылась собственной шапкой сливочного снега.

Мама взяла макароны с сыром ради ребёнка и большую порцию картошки фри для собственного удовольствия. Она пыталась уговорить Брюса тоже взять картошки и жареного мяса.

– Мне нравится, когда мужчина ест как следует, – сказала она.

Брюс сказал, что способен в это время суток разве что на чай с гренками, и поспешно заплатил за свой заказ, отсчитав деньги мелочью.

Мама протиснулась к нему с подносом, подзывая нас всех:

– Девочки, подходите живее.

Похоже, она надеялась, что Брюс заплатит и за нас. Брюс взглянул на неё с ужасом и так поспешно слинял к столику, что накренил свой поднос и облил чаем гренки с маслом. Маме пришлось расплачиваться. Ей насчитали тридцать шесть фунтов девяносто девять пенсов.

– Блин, – сказала мама.

Вообще-то, она сказала более грубое слово. Кассирша взглянула на неё.

– Следите за языком, – сказала она.

– Да тут сама королева начнёт материться, это же обдираловка! – возмутилась мама. – Ну-ка пересчитайте все по новой. Тут должно быть как минимум на десятку меньше.

– Мама! – зашипела Мартина. – Не позорь нас!

– Мы можем поставить что-нибудь обратно, – предложила я, хотя уже успела выковырять из сандвича пару креветок и съесть самую большую клубничину.

– Я вот взяла только десерт – не то что некоторые, – сказала Рошель, пихая Джуд.

– Ручаюсь, что мои спагетти стоят меньше, чем вся эта твоя ерунда, – сказала Джуд, пихая её в ответ.

– Тихо, девочки. Нет, ничего обратно ставить не надо. Ладно, ладно, мы заплатим. У вас тут, наверное, ножи и вилки из чистого золота, – ворчала мама, выуживая из кошелька две двадцатки.

В кошельке после этого оставалось немного, а ведь ей ещё предстояло заплатить Брюсу за перевоз. Оставалось надеяться, что в квартале «Планеты» хороший ларёк с горячей картошкой, потому что ничего другого в ближайшую неделю нам не светило.

Брюс весь съёжился, когда мы все уселись вокруг него. Он так вцепился в свои размокшие гренки, будто боялся, что мы их у него отберём. Мама пыталась болтать с ним, показывая, что хорошо к нему относится, хоть он и не пожелал раскошелиться на наш обед. Но он на все её попытки только пожимал плечами и мотал головой. И все оглядывался, не оборачиваются ли на нас. Наверное, он стеснялся, что люди могут принять его за нашего отца.

– Вкусные гренки, дядя Брюс? – спросила я, протиснувшись к нему поближе.

– Гренки как гренки. Сказано ведь – я тебе не дядя.

– А вы знаете моих настоящих дядей? Или теть? Или бабушку с дедушкой? – спросила я тихонько, почти на ухо.

Я не хотела, чтобы слышала мама. Она всегда говорила, что никаких других родственников нам не нужно. Она говорила, что все мы вместе, Бриллиантовые девочки, – и так отличная семья.

Почему же тогда она так страстно ждала теперь, чтобы родился мальчик?

– Я не знаю родных твоего отца, Трикси. Я и его-то самого не так уж хорошо знаю. Мы просто знакомы по работе, и все. Я поставляю венки.

– Значит, вы у него дома никогда не были?

– Был пару раз. В гостях. У него много людей бывает.

– Меня у него никогда не бывает, – сказала я. – А как у него дома, дядя Брюс, пожалуйста, расскажите!

– Да просто… дом как дом. Современный, со всеми удобствами. Пожалуй, многовато атласных подушечек и занавесок с оборками. Но я же мужчина, конечно, мне не понять всех этих рюшечек и дамских штучек.

– А почему же моему папе нравятся рюшечки?

– Это Стелле они нравятся, детка.

– Кому?

– Ты знаешь кому. Его жене, – сказал Брюс, намазывая маслом второй гренок. – Она вся такая куколка. И дочки у него тоже – сплошные кудряшки и губная помада. Даже грудная уже вся в кудряшках, ужимках и ямочках.

Я чувствовала себя так, будто он ударил меня ножом под ребра. Я положила сандвич с креветками и стала крошить булку. Вспомнила сказку про Гензеля и Гретель, которых завели в лес и бросили, потому что мама и папа хотели от них избавиться. Они рассыпали по дороге крошки и по ним сумели найти дорогу домой. Этого я не могла понять. Зачем же возвращаться к таким ужасным родителям? Я решила, что я бы осталась в лесу. Не стала бы подходить к пряничному домику и попадаться злой ведьме. Не стала бы даже облизывать её сахарный дверной молоток. Ушла бы от неё подальше и построила свой собственный домик. Мы бы там жили с Фиалкой. В саду была бы трапеция для меня и жёрдочка для неё, и мы бы раскачивались в такт и одновременно крутили сальто, как в цирке.

– Дикси! Ты опять витаешь в облаках! У тебя дебильный вид с разинутым ртом. Во что ты превратила свой сандвич! Он мне, между прочим, обошёлся в кучу денег. Очнись, Брюс с тобой разговаривает.

Я слышала, что Брюс продолжает говорить. Все утро я пыталась выудить из него что-нибудь об отце, но, как только он начал рассказывать, мне расхотелось слушать. Я знала, что у моего отца есть жена и две другие дочери, но мне не хотелось о них думать. Что есть ещё и новая малышка, я не знала. Не хотела о ней думать. Я была его малышкой.

Я была ужасным младенцем. Мама, Мартина, Джуд и Рошель без конца мне об этом рассказывали. Я родилась недоношенной, кожа да кости, вся синяя, и при этом орала как резаная. Орать я не переставала много месяцев, и меня приходилось кормить каждые три часа круглые сутки.

– Такая крошка, а лёгкие, как у лося, – говорила мама. – Господи, как же ты кричала! Вдобавок ты не вылезала из болезней: желтуха, экзема, круп. Я каждую минуту подбегала к тебе, а ты все вопила, задыхалась, чесалась, пищала, так что мне больше всего хотелось выкинуть тебя в окно.

Неудивительно, что папе не больно-то хотелось меня видеть.

Я пробурчала что-то насчёт того, что мне нужно в туалет, и улизнула, не дав Брюсу закончить фразу. Меня тошнило от разговоров о младенцах.

Я долго сидела в туалете, изучая неприличные стишки на двери. Фиалку положила на колени и представила себе, что она летает над всеми кабинками и подглядывает, как народ писает. Я слышала, как мама и девочки заходили и звали меня. Я сидела тихо, зажав Фиалке клюв.

Я не отзывалась, пока мамин голос не перешёл в панический крик. Тогда я отодвинула задвижку и вышла. Мама набросилась на меня. Я пыталась изображать недоумение.

– Вот ты где! Господи, мы же орали до хрипоты. Я уже собиралась звонить в полицию. Думала, тебя украли. – Мама изо всех сил прижала меня к себе. – Дикси, ты что, не слышала, как мы кричали?

– Да все она слышала. Ей просто нравится нас заводить, – сказала Рошель, тряхнув кудрями.

– Я не слышала, – сказала я. И правда, я очень старалась не слышать.

– Так что ты там делала столько времени?

– У меня живот схватило.

Это была не совсем ложь. Живот у меня просто скрутило узлом, когда Брюс упомянул о малышке моего папы.

– Ну вот. Это все сандвич с креветками, – сказала мама.

– Сандвич бы так быстро не подействовал, – возразила Мартина, накладывая румяна на бледные щеки. – Господи, у меня кошмарный вид. Боюсь, что Тони меня бросит. А вдруг он закрутит с другой девушкой, пока меня нет?

– Ой, да прекрати ты, Мартина! – сказала Джуд. – А если ты закрутишь с другим парнем?

– Мне никто на свете не нужен, кроме Тони, – заверила Мартина.

Она говорила серьёзно, но прозвучало это так глупо, что мы все расхохотались, и даже сама Мартина прыснула.

– Ни-и-кто-о, кроме То-о-ни-и, – пропела Рошель, окончательно развеселившись.

– Какая же ты размазня, Мартина, – сказала Джуд.

– Сейчас и ты станешь не лучше.

Мартина сунула руку под кран и прыснула водой в лицо Джуд.

Они устроили большую водную баталию и не унимались, пока мама не шлёпнула обеих сумочкой.

– Девочки, ради бога, перестаньте вести себя как грудные дети. Вы посмотрите на себя, вас же выжимать можно. Пошли, нам пора. Брюс, наверное, уже удивляется, куда мы провалились.

Брюс нервно расхаживал взад-вперёд возле женского туалета. Похоже, он удивился, что Мартина и Джуд насквозь мокрые, но говорить ничего не стал. Зато бочком подошёл ко мне.

– С тобой все в порядке, Трикс… Дикси? – обеспокоенно спросил он. – Твоя мама говорит, что я вёл себя бестактно – распространялся про семью твоего отца. Я не хотел тебя обидеть. Думал, ты как раз хочешь, чтобы я тебе о нем побольше рассказал. Я не знал, что ты расстроишься.

– Все отлично, – сказала я, нащупывая Фиалку в рукаве.

– Ты ищешь платок? – спросил Брюс.

Я отрицательно покачала головой. Вспомнила, что сунула Фиалку под футболку, и стала искать её, делая вид, что чешусь. Она выскользнула у меня из пальцев и спланировала на пол. Я вспыхнула и быстренько подобрала её.

– Это волнистый попугайчик? – спросил Брюс. – Когда я был маленький, у меня был волнистый попугайчик.

– Настоящий?

– Да, его звали Сэмми. Мы выпускали его из клетки, и он садился прямо мне на макушку и пел. Он умел делать разные штуки.

– У меня тоже скоро будет настоящий попугайчик, но я не буду держать его в клетке, потому что это жестоко. Я его выдрессирую, как сокола, чтобы он летал где хотел, но если я свистну, сразу возвращался.