Текст книги "Бриллиантовые девочки"

– Ладно. А теперь иди и оставь нас в покое.

– Хорошо, мама, – сказала я.

Я расплакалась, выбираясь из комнаты и натыкаясь на сваленную мебель.

– Ох, да прекрати же, ради бога, – сказала мама. – По-моему, это мне надо плакать. Я тут лежу, как выброшенный на берег кит, вся толстая и ослабевшая. Меня занесло в раздолбанный дом на краю света с пятью ребятишками. И что мне теперь делать, а? А ты-то что плачешь, Дикси-Лунатик?

– Так просто. – Я зарыдала ещё сильнее.

Солнышко засопел и тоже расплакался.

– Ну вот. Ты разбудила братика, и теперь его опять придётся кормить, ёлки зеленые!

Мама тяжело вздохнула и принялась расстёгивать рубашку. Она взяла на руки Солнышко, по-прежнему завёрнутого в одеяльце, как бисквитный рулет, и приложила его пушистую головку к своей большой белой груди.

– Кто тут так хочет кушать? – заворковала мама. – Мой сыночек. Мой проголодавшийся мальчик. Ты будешь любитель пива, когда вырастешь. – Мама посмотрела на меня. – Дикси, иди, дорогая. Я стесняюсь, когда ты так на меня смотришь. Вытри глазки, детка. Плакать не о чем. Смотри, какой у тебя славный братик – самый чудный мальчик на свете.

– Нет, – всхлипнула я.

Мама нахмурилась:

– Он самый чудный! Дикси, господи помилуй, тебе же десять лет! Ты же не ревнуешь к маленькому братику?

– Мама, это же неправда, что он мой братик.

– Ты о чем? – Мама так возмутилась, что груди у неё всколыхнулись и Солнышко выронил сосок. – Он правда твой братик. Точно так же, как Мартина, Джуд и Рошель – правда твои сестры. Отцы тут ни при чем. Я его мать. Все просто.

– Я знаю, мама.

– Ты меня с ума сведёшь, Дикси. Что ты знаешь? – спросила мама, пытаясь продолжать кормление. – Давай-ка, малыш, ещё покушаем. Не обращай внимания на свою глупую сестрицу. Тебе надо расти, ты пока такой маленький, мой мальчик.

Я опустилась на колени рядом с мамой:

– Он не мальчик, мама. Он девочка.

– Что? – сказала мама.

– Мама, ты все слышала. Я знаю. Я его видела. То есть её. Солнышко – девочка.

– Не будь дурой! – сказала мама. – Посмотри на него. Ведь это же мальчик. Ну конечно, это мальчик.

– Мама, ну зачем ты все это говоришь? Давай тогда посмотрим Солнышко. Мы сразу все увидим.

– Не смей его трогать! – закричала мама.

Она так вцепилась в Солнышко, что он испугался и закричал.

– У вас все в порядке? Вам что-нибудь принести? – спросил Брюс из-за двери. – Дикси, иди к нам с Джуд на кухню, дай маме отдохнуть.

– Сейчас приду, дядя Брюс. Я тут маме помогаю.

Мы слышали, как он снова прошёл на кухню. Мама раскачивалась взад-вперёд, прижимая к себе Солнышко.

– Ты чудесный мальчик, правда, мой милый? Глупая-глупая Дикси! Как ты можешь быть не мальчиком, моё Солнышко?

– Сними с него подгузник, мама.

– Оставь его в покое!

– Мама, ну посмотри же, – сказала я, хватая Солнышко за ножки и пытаясь сорвать подгузник.

– Прекрати! Не хочу я смотреть, не хочу и не буду! – сказала мама.

– Мама, не сходи с ума! Ты не можешь изображать, будто Солнышко – мальчик.

– Могу.

– И что ты собираешься делать? Навеки укрыть от всех её голую попку? Это же безумие! А когда ты понесёшь её в детскую поликлинику? И ты её собираешься все время одевать, как мальчика? А когда она пойдёт в детский сад? Её там отведут в мальчишеский туалет, расстегнут штанишки, и что она должна делать? Она же не сможет писать стоя.

– Ладно, ладно, уймись, Дикси. Я знаю, что она не может у меня навсегда остаться мальчиком. Мне нужно было всего несколько дней. Разве это так уж много? Я так хотела мальчика! И все приметы и знаки указывали, что у меня будет мальчик, – все гороскопы, все карты. Я была настолько уверена. Я никогда бы ни на кого не променяла вас – девочек, я вас люблю больше жизни, но вы же знаете, как мне всегда хотелось мальчика!

– А УЗИ, мама? Они же тебе сказали, что будет мальчик, – ты нам говорила.

– Сказали. То есть… Я была уверена, что они это скажут. Мне был так нужен мальчик, что я не хотела, чтобы возникли какие-то сомнения. Они такие всезнайки в этих больницах. Поэтому я и сбежала домой, как только они отвернулись. Я не хотела, чтобы они мною распоряжались и толковали мне о девочке, о моей маленькой дочурке. Дочки у меня есть. А теперь я хочу сына. – Она баюкала Солнышко, обхватив ладонью её маленькую головку.

– Но она же не сын.

– Дикси, дай мне немножко повоображать. Ненадолго, пока я соберусь с духом. Я не могу вынести, что все сделала не так. Ты ведь у меня тоже маленькая мечтательница. Ты же знаешь, как это бывает. Не то что другие. Не говори сёстрам!

– Но…

– Дикси, нельзя им говорить. Они подумают, что я рехнулась.

– Я тоже думаю, что ты рехнулась.

– Мартина и так злится, потому что её оторвали от её чёртова Тони. Джуд ещё упрямее, чем всегда. Рошель непрерывно капризничает. Они не поймут этого так, как мы с тобой. Мне нужно всего несколько дней, Дикси. Пожалуйста! Не выдавай меня.

– Хорошо, мама. Я им ничего не скажу. Мама разрыдалась:

– Хорошая моя. Спасибо тебе, тысячу раз спасибо. Так ты обещаешь?

Я нашла носовой платок Брюса и вытерла маме глаза.

– Обещаю, – сказала я. – Но только ненадолго. Нам придётся сказать им очень скоро. Но пока можешь воображать, раз тебе так лучше.

– Ты такая добрая, Дикси. – На глазах у мамы снова выступили слезы. Она приподняла Солнышко и провела его мягкой щёчкой по моей. – Он тебя целует. Он тебя уже очень любит, – прошептала мама. – Ты его любимая старшая сестра.

12

Мама так и осталась с Солнышком на своём матрасе, как будто их занесло на необитаемый остров. Мартина, Джуд и Рошель приходили их навестить, но мама их отсылала, говоря, что устала и хочет отдохнуть. Она не заметила, что Мартина плакала. Она не заметила, что у Джуд разбит нос. Она даже не заметила, что Рошель вырядилась в свои лучшие (непросохшие) джинсы и блестящий серебряный топ.

Мама хотела видеть только меня. Меня она просила принести ей чашку чая, проводить её в туалет, достать чистые подгузники для Солнышка. Она даже разрешала мне присутствовать при смене подгузников, хотя и клала её спиной ко мне, наклоняясь над ребёнком так, чтобы мне не видно было голую попку Солнышка.

– А теперь я его покормлю, – сказала мама. – Пойди поиграй немного, Дикси. Ты была такой примерной девочкой!

Я чувствовала себя слишком взрослой и солидной для игр. Так приятно было чувствовать себя избранницей, маминой любимицей. Солнышку я тоже нравилась. Я умею обращаться с маленькими. Может быть, я стану нянечкой в яслях, когда вырасту. Нет, лучше открою собственные ясли, и все младенцы будут у меня лежать в белых колыбельках под красными, зелёными, жёлтыми и сиреневыми одеяльцами, так что никто не будет знать, кто здесь мальчик, а кто девочка. Над каждой колыбелькой будут порхать на верёвочках маленькие игрушечные птички, и дети будут тянуть к ним пухлые кулачки, пытаясь поймать.

Я буду их кормить, менять им пелёнки, а купать я их буду всех вместе в специальной большой детской ванночке, а потом заворачивать в огромное белое полотенце и щекотать за животики и крохотные пальчики. Меня будут называть няня Дикси, все малыши будут меня обожать, и любой из них будет немедленно переставать плакать, стоит мне взять его на руки.

Я подумала о Мэри. Мне хотелось, чтобы она тоже перестала плакать. Она не умела по-настоящему играть и веселиться. Она боялась испортить этого страшного пластмассового младенца. Я вспомнила своих старых Барби. У всех у них были рваные платья, стрижки, как у скинхедов, и несмываемая татуировка гелевой ручкой. Может быть, Мэри бы понравилось играть с ними. С ними совершенно не нужно было думать о том, как бы их не испортить.

Я порылась в своей коробке и вытащила целую охапку этих Барби. На кухне Рошель чистила свои красные замшевые туфли.

– Ага, надоело играть с настоящими младенцами? – сказала она. – Наконец-то мы снова видим нашу безмозглую Дикси, которая, как всегда, играет в куколки.

– Я с ними играть не собираюсь, – сказала я надменно. – Думаю, они могут понравиться моей подруге Мэри. Я хочу научить её играть.

– Ты что, воображаешь себя Мэри Поппинс, на фиг? – с издёвкой спросила Рошель. – И это вообще-то не твои Барби, а мои, и ты мне их всех перепортила. Что у них с волосами? Ты их что, обстригла?

– Заткнись, а то я тебя обстригу, – пригрозила я и бросилась к задней двери, пока она меня не поймала.

Я залезла на стену, сжимая в одной руке Барби, как какой-то нелепый букет. На качелях Мэри не было. Пластмассового малыша в коляске тоже не было. Сад был пуст.

Я сидела на стене, болтала ногами и ждала. Потом мне надоело ждать. Я решила рассадить Барби в кружок в саду у Мэри прямо за калиткой – с поднятыми руками, как будто все они машут ей в знак приветствия. Это будет здорово, и она посмеётся, когда их увидит.

– Эй, ты что тут делаешь?

Я так удивилась, что так и села. А потом посмотрела наверх. Щеки у меня горели. На меня смотрел человек с огромными страшными ножницами в руке. Я взвизгнула.

– Ну-ну, все в порядке. Не пугайся. – Он заметил, что я уставилась на его чудовищные ножницы, и бросил их на траву. – Не гляди так, это просто садовые ножницы. Моя маленькая дочка тоже их боится.

– Вы папа Мэри? – спросила я.

– А ты знаешь мою Мэри?

Я кивнула, но не стала говорить, что мы с ней дружим, – не хотела доставлять ей неприятности. Но папа Мэри улыбнулся, нагнулся ко мне и помог встать. Барби вздрогнули и все одновременно упали в обморок.

– Это твои куклы? А почему ты их рассаживаешь у меня в саду? Они что, собрались на девичник?

– Я подумала, может, Мэри захочет с ними поиграть, – прошептала я.

– Очень мило с твоей стороны, – сказал он, глядя на моих Барби с некоторым сомнением.

– А она выйдет?

– Она, наверное, ещё допивает чай. Она у нас не очень хорошо кушает, наша Мэри. И мама сейчас на неё сердится за то, что она не доедает хлеб. Вот ты доедаешь хлеб?

Я кивнула, хотя это была неправда.

Он тяжело вздохнул.

– Послушай, а пойдём-ка ты покажешь Мэри пример, а?

Я собрала попадавших в обморок Барби и пошлёпала за ним по выстриженной зеленой лужайке к дому. У двери он остановился:

– Вытри ноги, дорогая. Моя жена, знаешь, очень строго на это смотрит. Она очень следит за домом.

Он снял садовые ботинки и пошёл по полу в одних махровых носках. Я на цыпочках последовала за ним.

Я глазам своим не верила, глядя на их дом. Кухня выглядела так, будто все ещё выставлена в магазине, – новёхонькая, с иголочки, сияющая чистотой, каждая кастрюлька на своём месте и вычищена до неземного блеска. Кухонный стол тоже был очень чистый и совершенно пустой. Они явно не едят на кухне.

Оказалось, что у них есть отдельная столовая, и там они пьют чай. Столовая была вся розовая с тёмной поблёскивающей мебелью. На обеденном столе лежала узорная белая скатерть с вышивкой по собранным в складки углам. Стол был накрыт к чаю – розовые тарелки, чашки и блюдца были все из одного сервиза. На большом блюде лежало несколько бутербродов, на другом – шоколадное печенье, а на третьем – большой глазированный бисквитный торт, украшенный вишнями. Он был уже надрезан, так что виден был толстый слой варенья и сливочный крем внутри. У меня потекли слюнки.

Мэри сидела очень прямо, а перед ней на тарелке лежали четыре куска хлеба. Они лежали четырехугольником, как рама без картины. Мать Мэри стояла у неё за спиной, сложив руки на груди, с поджатыми губами. Они обе явно удивились, увидев меня.

– О господи, опять ты! – сказала мать Мэри.

– Я пригласил её зайти, дорогая, – сказал папа Мэри. – Она принесла нашей Мэри маленький подарок – правда ведь, очень мило с её стороны?

Мать Мэри посмотрела на моих Барби, как будто я принесла пригоршню тараканов.

– Да, очень мило, но у Мэри есть свои куклы, дорогая, – сказала она. – Твои ей не нужны.

Прямо у неё за спиной стоял целый стеклянный шкафчик с куклами. Они были одеты в старомодные розовые, сиреневые и бледно-жёлтые платья с буфами и со сборчатыми нижними юбками, в белые носочки и крошечные чёрные туфельки. У всех были розовые щёчки с ямочками и сияющая улыбка, открывающая жемчужные зубки. У одних были длинные кудрявые волосы, перехваченные лентами, у других – короткие локоны и заколки сердечком, у третьих – очень аккуратные нейлоновые косички.

– Это куклы Мэри? – спросила я с трепетом.

– Нет, конечно. Это моя личная коллекция «Улыбчивые красавицы». Это коллекционные куклы, – сказала мать Мэри.

Я невольно подумала, что ей хотелось бы и Мэри запереть в стеклянный шкаф, чтобы она стояла там, до блеска вымытая, ни единой пылинки, а на щеках всегда ямочки. Мэри смотрела на меня, закусив губу.

– Я пришла на чай, – сказала я, чтобы её успокоить.

Мать Мэри нахмурилась:

– В другой раз, милая. А сейчас уходи. И кукол своих прихвати с собой.

– Я её пригласил, дорогая, – сказал отец Мэри. – Я подумал, что так Мэри будет легче доесть свой хлеб. Так что присаживайся. Как тебя зовут?

– Дикси.

– Погоди… Дикси, – сказала мама Мэри.

Она выговорила моё имя, как будто это было нехорошее слово. Она расстелила на розовом в белую полоску сиденье глянцевый журнал, словно опасаясь, что моя попа испачкает ей стул. Сидеть на журнале было холодно и неудобно, к тому же он хрустел при каждом моем движении. Я ёрзала на сиденье, не зная, можно ли самой взять бутерброд. Дома мы просто брали их руками, но У Мэри все было совсем по-другому.

Мать Мэри передала мне блюдо – торжественно, как обряд. Я взяла сразу два бутерброда, по одному в каждую руку, чтобы не заставлять её больше заниматься этой ерундой. Она нахмурилась, и я догадалась, что сделала что-то не так. Я стала быстро уплетать бутерброды, откусывая то от одного, то от другого. Один был со сливочным сыром и огурцом, а другой с чем-то рыбным вперемешку с зеленью, оба не особенно вкусные.

– Пальчики оближешь! – сказала я вежливо. – Гляди, Мэри, я доела весь хлеб.

Хлеб был поджаренный и очень твёрдый, немного подгорелый. Легко было представить, что он может застрять в глотке и не проглатываться. Я энергично двигала челюстями, но разжевать его было очень трудно. Хлебное месиво налипло мне на зубы. Дома я бы просто выплюнула его, но здесь об этом, разумеется, и думать не приходилось.

– Очень вкусный хлеб, Мэри, – пробормотала я с набитым ртом.

Мэри потерянно взглянула на меня. Я почувствовала себя предательницей.

– Ничего страшного, в твоём возрасте я тоже не доедала хлеб, – сказала я.

– Ну, теперь ты доешь хлеб, Мэри? – спросил её папа.

Мэри кивнула и попыталась проглотить кусок хлеба. Но у неё ничего не вышло – её передёрнуло, затошнило, обмусоленный хлеб выскочил у неё изо рта.

– Мэри, дорогая, – сказала её мама. Она говорила мягко, и все же это прозвучало как угроза.

– Хочешь кусок торта, Дикси? – предложил отец Мэри.

– Да, пожалуйста! – сказала я. И поглядела на Мэри. – А можно ей теперь тоже торта?

– Ну конечно, ей можно торта. Как только она доест свой хлеб, – сказала мама Мэри.

Я съела кусок торта. Он был вкусный, но не лез мне в горло. Я старалась проглотить его побыстрее, чтобы отделаться, и подавилась, брызнув во все стороны крошками. Я почувствовала, что лицо у меня наливается кровью.

– Можно мне водички? – выдавила я.

На самом деле я бы обошлась и без воды. Но я надеялась, что мама Мэри пойдёт за ней, а я тем временем ухвачу хлеб с тарелки Мэри и сжую его за неё. Но за водой для меня отправился её папа. Мама Мэри стояла над ней, как надсмотрщик.

– Тебе, наверное, пора идти, дорогая. Хочешь, я заверну тебе кусочек торта для сестры? – Она приветливо улыбнулась.

– У Дикси три сестры, – тихо сказала Мэри. «Четыре», – подумала я.

Мать Мэри завернула мне торт в бумажный пакет.

– Здесь четыре куска, – сказала она.

– Это домашний торт, – гордо сказал отец Мэри. – В наше время редкая женщина находит время сама испечь торт к чаю.

Мать Мэри улыбнулась жеманной улыбкой и пригладила свои светлые локоны. Она выглядела очень хорошенькой и доброй, но меня ей было уже не провести.

Я поднялась, чтобы уйти. Мне было трудно дышать.

– Мэри ведь не побьют за то, что она не доела хлеб? – поинтересовалась я.

Мать Мэри нахмурилась, папа был, похоже, шокирован.

– Мы никогда не бьём Мэри, – проговорил он хрипло.

– Как это тебе пришло в голову? – удивилась мама Мэри.

Я растерянно поглядела на Мэри, но промолчала.

Отец Мэри проводил меня из столовой по коридору и через сияющую чистотой кухню в сад.

– Говорят, на нашу Мэри иногда находит упрямство, она тогда все делает наперекор. Ой, ты же забыла своих кукол! Думаю, лучше тебе забрать их домой, дорогая.

Я побежала обратно в столовую, где остались куклы. Мэри и её мама все ещё были за столом. Мать зажимала Мэри нос, так что рот у неё открывался, и запихивала ей хлеб в самое горло с такой силой, что голова у Мэри запрокидывалась назад.

Я задохнулась от ужаса. Мать Мэри выпрямилась и улыбнулась мне.

– Вот! – сказала она. – Мэри доела весь хлеб, как хорошая девочка.

Мэри сидела молча, слезы ручьём лились у неё по лицу, рот был набит хлебом. Я хотела бежать за папой Мэри. Он стоял у меня за спиной.

– Молодец, Мэри, – похвалил он.

Я не поняла, видел он что-нибудь или нет. Но я поняла, что рассказывать не имеет смысла.

Я подхватила своих Барби и бегом побежала домой. Торт я бросила в кусты в саду. Я все время трясла головой, пытаясь убедить себя, что всего этого не было. Я не знала, что мне делать.

Я побежала к маме.

– А вот и моя маленькая помощница, – сказала мама. – Ты голодная? Твой приятель Брюс поехал за пиццей для всех нас.

– Мама…

– Что?

– Почему некоторые мамы такие ужасные?

– Какие мамы, детка? Ты имеешь в виду меня?

– Нет!

– Эти кретинки в Блечворте, которые обожают соваться в чужие дела, все время твердили, что я плохая мать. Когда вы были маленькие, одна даже позвонила в социальную службу, вообразив, что я вас не кормлю. Наглая баба! Я ей такой скандал устроила.

Солнышко захныкал у мамы на руках.

– Что с тобой, малыш? Ещё молочка? Аппетит у тебя, слава богу, отличный, а? Ты бы так и ел не переставая, да, сынок? Вот ведь какой ненасытный! Что поделаешь, мальчики – они такие.

Я отшатнулась от мамы. Невыносимо было слушать, как она изображает то, чего нет. Мамы так не делают.

– Дикси, ты не заболела? – спросил Брюс, видя, как я без всякого интереса отщипываю крошки от краешка огромной пиццы, которую он принёс нам к чаю.

– Нет, все в порядке, – соврала я.

Мартине тоже не хотелось есть. Она ковырялась с ломтиком пиццы, сняв сверху шампиньоны, кусочки перца и помидоров и разложив на тарелке: два шампиньонных глаза, толстый нос из перца, помидорная ухмылка. Получилась смешная детская рожица. Обычно таким образом развлекалась я.

– Прекрати играть с едой и доешь наконец! – сказала я маминым голосом.

Мартина не засмеялась. Рошель тоже ела мало, потому что надеялась, что Райан покормит её в «Макдоналдсе».

– Вы, девочки, такие привереды, – покачал головой Брюс.

– Только не я, – сказала Джуд. Она заглатывала кусок за куском, почти не жуя.

– Что ж, ты хорошо потрудилась, – заметил Брюс.

Джуд улыбнулась ему.

– Как вы думаете, у меня есть способности для вин-чунь?

– Ты сама отлично знаешь, что есть. У тебя природный талант, – сказал Брюс.

Он сделал выпад кулаком в её сторону, и она мгновенно блокировала удар. Оба рассмеялись.

– Не подначивайте её, – сказала Мартина. – Она от этого только больше станет драться, а парни тут в округе правда страшные. У них могут оказаться и ножи.

– Не все они страшные. Некоторые так даже красивые, – встряла Рошель.

Джуд взглянула на неё, хмурясь:

– Ты такая дура, Рошель. Чего это ты так намазана? Куда ты собралась?

– Если ты ходишь, как оборванка, это ещё не значит, что нам всем тоже надо. Я просто оделась поприличнее, ясно?

– На тебя смотреть страшно. У тебя же полцентнера штукатурки на физиономии.

– Посмотрись в зеркало, если хочешь увидеть, на что действительно смотреть страшно, – ответила Рошель. – Я пошла.

– Никуда ты не пойдёшь. Мартина, не пускай её, – сказала Джуд.

Мартина не обратила на неё внимания. Она писала эсэмэску Тони, быстро-быстро бегая пальцами по кнопкам телефона. Джуд завопила на неё. Мартина вздохнула:

– Вот ты её и не пускай, Джуд. У меня других забот хватает.

– Ты же старшая.

– Я скоро отсюда уеду. Так что старшая будешь ты. Посмотрим, как тебе это понравится.

Мартина пошла наверх, продолжая лихорадочно жать на кнопки.

– Ну что ж, значит, я теперь на посту, – сказала Джуд. – Никуда ты не пойдёшь, Рошель, слышишь меня?

– Я тебя слышу. Попробуй не услышь, когда ты орёшь прямо у меня над ухом. Но это не значит, что я собираюсь тебя слушаться.

– Она права, Роксана, – сказал Брюс. – Ты ещё слишком маленькая, чтобы ходить одна.

Рошель выпрямилась, тряхнув золотыми кудрями.

– Во-первых, меня зовут Рошель. Во-вторых, я не маленькая, а подросток и могу делать что хочу. В третьих, вы уж точно не можете мной командовать, мистер Недотёпа. – И она бросилась вон из комнаты.

– Я маме скажу! – крикнула Джуд ей вслед.

– А я скажу маме, что ты дралась! – завизжала Рошель.

Она с шумом захлопнула за собой входную дверь. Мгновение все молчали. Потом мы услышали, как пищит ребёнок.

– Ну что, скажем маме? – спросила я.

– Я думаю, надо, – сказала Джуд.

– Я точно знаю, что надо, – сказал Брюс. – Я ей скажу, а потом лучше мне, наверное, пойти следом за мисс Модницей, хотя она меня точно не поблагодарит.

Он постучал в дверь гостиной и попытался войти. Мама как раз начала переодевать Солнышко. Она сказала Брюсу, чтоб он убирался, – коротко и грубо.

Когда Брюс вернулся к нам, вид у него был очень расстроенный.

– Ваша мама очень грубо со мной обошлась, – пожаловался он.

– Она не в себе, – поспешно сказала я.

– Я же хотел только помочь, – сказал Брюс. – Роксана… Рошель… или как её там… не должна разгуливать одна в таком виде по этому кварталу. Вон как досталось Джуд, а она старше и гораздо умнее.

Джуд явно понравились эти слова.

– Давайте поедем за ней на вашей машине, Брюс.

Я поехала с ними. Мы проехали улицу Меркурий из конца в конец. Хуже всего был наш участок улицы, здесь многие дома стояли заколоченные. На другом конце попадались дома с занавесками на окнах и аккуратным газоном перед входной дверью. Кое-где были даже огороженные низким белым заборчиком палисадники с цветами.

– Может, это не такой уж и плохой район, – сказал Брюс.

Потом он проехал сквозь арку многоэтажного дома. Мы посмотрели на грязный бетон и ржавые перила, уходящие далеко вверх.

– Интересно, здесь можно вылезти на крышу? – сказала Джуд.

– А я-то говорил, что ты умная девочка, – усмехнулся Брюс. – И как тебе только пришла в голову такая сумасшедшая мысль?

– Я все время лазала по крышам на старых наших квартирах, – сказала Джуд. – Это была моя территория.

Несколько мальчишек прогромыхали мимо на скейтбордах, стуча по машине и делая неприличные жесты в нашу сторону.

– Похоже, Джуд, что это их территория, нравится тебе это или нет. Если ты ещё раз попробуешь подняться по этим лестницам, они тебя запросто и с балкона могут сбросить.

– Вот освою это вин-чунь и буду ходить куда хочу, и никто меня и пальцем не посмеет тронуть.

– Размечталась, девочка, – сказал Брюс. – Всему есть предел, даже и с боевыми искусствами. Это хорошо в фильмах – там Брюс Ли может расправиться в считанные секунды с любым количеством нападающих – хоп-хоп-готово! Их оружие колотит по воздуху и обращается против них самих, и глядишь – они уже порублены на куски собственными мечами. Но это ведь выдумки, Джуд. Это такая игра в «Представим себе, что…».

Я тоже играла в игру «Представим себе, что…». Я представила себе, что Брюс и правда наш дядя, что он взял нас покататься на машине и сейчас отвезёт в новёхонький Диснейленд, который случайно оказался по дороге и совсем недалеко. Мы там носились по Космической Горе, со свистом проносились по Пути Индианы Джонса и все прочее, чем хвастались ребята в моей старой школе. Я бы, пожалуй, немножко испугалась. Дядя Брюс посадил бы меня к себе на колено и сказал: «Я же с тобой», – и мне не нужно было бы ни о чем больше беспокоиться – ни о моей новой подруге Мэри, ни о маме, ни о сёстрах, даже о самой младшей сестричке в голубых мальчишеских обновках.

А когда бы мы накатались на всех аттракционах, мы пошли бы полдничать в «Макдоналдс», и дядя Брюс не ворчал бы на меня за то, что я не ем мяса, а купил бы мне порцию картошки, и я бы делилась каждым ломтиком с Фиалкой.

Я представила себе Фиалку с оторванной головой. Я видела торчащую набивку, жалкое мёртвое тельце…

Не могла я рассказать.

А если с Рошель вправду что-нибудь случится?

– Я думаю, Рошель не здесь, – сказала я. – Мне почему-то кажется, что она пошла в «Макдоналдс».

– Тебе кажется? – переспросила Джуд. – Ой, Дикси, сил нет с тобой. Что же ты не сказала?

– Ты же ненавидишь, когда ябедничают.

– Да, но только если ты ябедничаешь на меня, – сказала Джуд. – А на Рошель ты всегда-всегда должна ябедничать, потому что она такая дура, что с ней что угодно может случиться. Так почему она пошла в «Макдоналдс»? Она там с кем-то встречается? Говори, Дикси!

– Она сказала, что оторвёт Фиалке голову, если я расскажу, – прошептала я, обеими руками крепко сжимая Фиалку.

Я чувствовала, как бьётся под перьями маленькое птичье сердечко. Она слегка попискивала от ужаса.

– Я ей не позволю, Дикси, не бойся, – успокоил меня Брюс.

– Так она с кем-то встречается?

Я пожала плечами:

– Может быть.

– Но она же никого здесь не знает… – Тут Джуд прижала ладонь ко рту. – Ах ты господи! Не с этим ли парнем с серьгой, которого я побила?

Что-то я не помню, чтобы Джуд кого-нибудь из них побила, но ей, наверное, тоже хотелось представить, что… Я кивнула.

– Поверить не могу, что она такая кретинка! И ты, Дикси, не лучше, раз молчала об этом.

– Это ты зря. Дикси не виновата, – сказал Брюс.

Он выехал из блока «Меркурий» и поехал через «Нептун», «Марс», «Сатурн», «Венеру» и «Юпитер» – такие же жуткие бетонные многоэтажки – к центру города.

– Не близко, однако. А Рошель на своих шатучих каблуках. Может, она и не дошла ещё дотуда, – сказала Джуд. Она взяла мою руку: – Прости, Дикс. Конечно, ты не виновата.

– Ты думаешь, он может её побить, как те мальчишки побили тебя, да, Джуд?

– Нет, – сказала Джуд неуверенно.

– Он может сделать что-нибудь похуже? – прошептала я.

– Прекратите, – сказал Брюс. – Вы только сами себя пугаете. Не сделает он ей ничего плохого в «Макдоналдсе», господи ты боже мой!

Мы ехали по центральным улицам городка; Джуд глядела в окно с одной стороны, я – с другой, высматривая жёлтую букву М.

– Вот он! – крикнула я.

Брюс припарковал машину на двойной жёлтой полосе, а мы с Джуд побежали внутрь. Рошель было не видно. Я принялась грызть ногти, впадая в панику. Джуд показала кивком на места на втором этаже. Она помчалась по лестнице мимо туалетов и влетела в верхний зал. Я потащилась за ней.

Мы увидели Рошель за столиком в углу, вместе с Райаном. Они сидели, сдвинув головы и глядя друг другу в глаза. Перед Рошель стоял стаканчик с её любимым макфларри, но ложечка у неё замерла в воздухе. Она была, видимо, так поглощена Райаном, что совершенно забыла о еде. По Райану было совсем не похоже, что он хочет её побить или обидеть. Он смотрел на неё, как на сказочную принцессу. Казалось, он видит сверкающую драгоценностями корону на её красивых длинных волосах. Казалось, что Рошель и Райан светятся собственным светом, как будто неоновая жёлтая дуга «Макдоналдса» отдала им своё сияние.

Я так и застыла. Я чувствовала, что нам остаётся теперь уйти на цыпочках. Джуд тоже заколебалась, но потом решительно двинулась к ним.

– Не тронь мою сестру! – закричала она, хотя Райан и не прикасался к Рошель.

– Господи, опять ты! – изумился Райан. – В чем дело?

– Не обращай на неё внимания. Просто сестрица у меня ненормальная, – сказала Рошель. Потом она заметила меня на заднем плане. – А там ещё одна моя ненормальная сестрица, которая ещё горько пожалеет, что на меня наябедничала.

– Пошли немедленно домой, Рошель! – закричала Джуд слишком громко.

Весь второй этаж «Макдоналдса» уже таращился на нас.

– У нас нет больше дома, – сказала Рошель. – Не хочу я возвращаться в эту мерзкую дыру, нет уж, спасибочки.

– Ты сию минуту встанешь и пойдёшь домой! – приказала Джуд и потянула Рошель за руку.

– Оставь её в покое! – сказал Райан.

– Не обращай на неё внимания. Она просто места себе не находит от зависти, – самодовольно сказала Рошель.

– Да как ты смеешь! – взвилась Джуд и потянула ещё сильнее.

Рошель попыталась вырваться. Джуд вцепилась в неё мёртвой хваткой. Рука Рошель слегка вывернулась. Она громко завизжала:

– Не смей меня толкать!

Джуд отпустила Рошель и повернулась к Райану. Она заняла исходную позицию по всей форме – ноги на ширине плеч, колени внутрь, как будто она зажимает между ног козла.

– Хочешь драться? Давай!

– Не хочу я с тобой драться. Я не дерусь с девочками. И в особенности с сёстрами Рошель, – сказал Райан.

Рошель с обожанием вскинула на него ресницы. Джуд растерянно застыла у их столика.

– Джуд, иди домой. Со мной все в порядке. Райан меня проводит. Я приду не поздно. Что ты так переживаешь? Ты же просто выставляешь себя на посмешище, – сказала Рошель.

– Джуд, пожалуйста, пойдём к дяде Брюсу! – взмолилась я.

– Да валите обе к своему паршивому дяде Недотёпе! – ухмыльнулась Рошель.

– Не смей обзывать его паршивым недотёпой, – сказала я. – Не смей!

Рошель добавила несколько слов покрепче. Я налетела на неё и вцепилась в её длинные золотые волосы. Рошель заорала во всю глотку.

– Эй, хватит! А ну пошли отсюда! – закричал охранник «Макдоналдса».

Он сгрёб одной огромной лапищей меня, другой – Джуд и потащил нас обеих через весь зал к лестнице.

Встревоженный Брюс подбежал к входу.

– Куда вы тащите девочек? Отпустите их сейчас же! – сказал он охраннику.

– Смотрите получше за своими детьми! Так они сестры? Набросились ни с того ни с сего на хорошенькую девочку наверху!

– Ну, Джуд! – сказал Брюс, покачивая головой.

– Настоящий бесёнок – это меньшая, – сказал охранник. – Кидается как бешеная кошка!

– Дикси? – удивился Брюс.

И тут он увидел дорожного полицейского, идущего в нашу сторону.

– Ой-ой! Живо, а то мне придётся платить штраф. Вы отпустите девочек, я надеюсь?

– Не знаю даже. Вообще-то, я мог позвать полицию.

– Нет, погодите! – К нам по лестнице сбегала Рошель. – Они, конечно, обе чокнутые, и я их просто ненавижу, но они все-таки мои сестры, так что вы их все-таки не арестуете по-настоящему, правда?

– Ох ты господи! Слушайте, убирайтесь все домой со своим отцом, и побыстрее.

– Он нам не отец! – сказала Рошель.

– Я каждый день за это Бога благодарю! – сказал Брюс. – Давайте залезайте быстренько в машину. Ты тоже, Рошель.