Книга: Соль - Жан-Батист Дель Амо

Грязь. Я с первых страниц понял, что это взгляд на мир тех несчастных, которые ищут вход только там, где остальные определились с выходом. И автор таков. Можно сколь угодно цитировать Поля Верлена и Уитмена, проводить параллели с Каннингемом и вставлять в эпиграф цитаты Вульф, и быть бесконечно далеким от них. Роман о том как бессмысленны все попытки встроиться в чужую и бестолковую жизнь, сотканную из неприятия, непонимания, болезней, обмана, разлук и ссор. Мир распада, мерзкий и отвратительный, тошнотворный, без часов счастья. Герои - плоские и одномерные, эгоистичные и ничтожные. И хоть в романе много плотской любви, но она не будит желание, а лишь горечь и раздражение. Чтобы быть художником нужно уметь создавать, а не только транслировать увиденное. Увиденное Дель Амо - грязное и депрессивное, беспросветное, пересоленное. Хотите угрюмого говна?

Соль в капельках пота над верхней губой, выступающих от нахлынувших воспоминаний, в которых совершенно очевидно, что ты, Луиза, была хорошей женой и плохой матерью, хотя было бы лучше поменять местами слагаемые. Это тот случай, когда от их перестановки сумма могла бы круто измениться. Однако уже ничего не вернуть, и тебе остается только лишь снова и снова переживать моменты счастья и горя, заламывая старые больные пальцы оправдывать и проклинать себя, жить прошлым и так и никогда не освободиться от власти Армана, не простить себя за мимолетное влечение, за безропотность, за то, что любила так, как умела, а не так как должно. И дурнота набегает волнами, и уже ничего не исправишь, слишком много воды утекло.

Соль в море, на берегу которого расположился городок Сет, ставший для всех членов семьи якорем. Даже если кто-то бежал, заткнув пальцами уши, чтобы не слышать шума моря и собственных мыслей, связанных с ним, они будут сюда возвращаться, физически или мысленно, но всегда. В море, которое отец и муж выбрал в жены, любовницы и дочери при живой семье, которое стало лейтмотивом их семейной истории, немым участником практически всех самых важных событий.

Соль в слезах матери, от которой отвернулись дети; матери, которая потеряла дитя; жены, чей муж уже лет пять видит что угодно, только не разлад в семье; сына, чья участь быть изгоем; мужчины, который умирает; женщины, которой придется жить дальше, без цели и смысла.

Соль на разгоряченных телах мужчин и женщин, девушек и юношей, познающих себя в попытках найти своего человека, в попытках заменить того, кого они любили, в упорядоченных или беспорядочных связях, призванных восполнить, обрести или забыться; в разбитых в детстве коленках, первого ощущения боли, в порезанных ступнях, как вечного напоминания о том, что другая жизнь не для тебя, в растрескавшихся обветренных губах, никогда не заживающих.

Боль кругом, только как будто какая-то ненастоящая, высосанная из пальца, придуманная молодым автором, еще не избавившимся от юношеского восприятия черного и белого, или же еще не получившего должного жизненного опыта, чтобы мочь говорить от имени разочаровавшихся в жизни взрослых людей, мужчин, всю жизнь самоутверждавшихся, державших детей в ежовых рукавицах, строящих свою жизнь по образу и подобию своих отцов, заканчивающих свои жизни неизлечимо больными, безмолвно кричащими и ненавидящими свое положение, бессильное и требующее памперсов. Автором, который не имеет опыта общения с отцами – тиранами, не знающего матери, которая бросается грудью на амбразуру, когда муж приходит пьяным и начинает устанавливать свои порядки. Человеком, не представляющим, как быть девочкой, сидящей на руках у моряка, для которого она уже почти вчерашнее воспоминание, однако сегодня его рука тянется под ее платьишко, девочкой, получающей нагоняй от матери за то, что все портит, хотя она просто сбежала от насилия, получающей удар за то, что не уследила за братом тогда, когда ее мать была в одном шаге от измены отцу. Мужчиной, не знающим, как быть сыном, которого отец растит по своему образу и подобию, которого в день совершеннолетия отец отводит к проститутке, ужасно довольный своей затеей. Как быть сыном, который отдалился от отца, избавился от него, но продолжает жить его жизнью. Кажется, автору чуть больше остальных понятна история Жонаса, который стал изгоем в семье еще в восьмилетнем возрасте, который был залюблен матерью, однако не стал добиваться любви, а ушел, открыто заявив о своей гомосексуальности. Со временем его принимает отец, однако забывает, что в семье есть еще один ребенок, взрощенный по образу и подобию, который не даст просто так забыть о том, что это нельзя спускать с рук.

Тональность – соль диез минор, пять диезов при ключе, пять судеб одного семейства, рассыпавшегося как соль из солонки на несостоявшемся ужине, и продолжающих пересаливать уже собственные семейные истории. Все мы родом из детства, но это слабое оправдание, когда калечишь судьбы своих детей только потому, что искалечили твою.

Призрак миссис Дэллоуэй сжимает в железных когтях девять десятых начинающих авторов и Каждый из них считает, что скопировать зачин с женщиной, готовящейся к семейному торжеству, что вызывает проход по лабиринту флэшбеков, наваленных а ля Джойс, это всё равно, что взлететь в небеса с джинном читательского восхищения. Смотрите, какие взрослые слова я знаю и говорю совсем-совсем как настоящий взрослый!

Соль пятнает белыми разводами камни пляжа, когда море, насытившись и утомившись, удовлетворённо отливает от берега, готовясь к новой страстной атаке. Море и секс - вот фон, который должен оттенять историю семьи, обязанной собраться к вечеру на торжестве, а заодно подводящей итоги уже прожитых жизней. Дель Амо заходит с козырей - младший сын-гей Жонас вспоминает, как мял, тискал собственное тело, ещё не способное к эякуляции, забравшись на заросший остров, заселённый розовыми фламинго. Розовые фламинго, заполнившие полинялое небо, и сексуальный голод, природа и возбуждение, проистекающее как из эстетического чувства, так и от понимания своей принадлежности окружающему.

Но это был единственный туз в раскладе Дель Амо. Он кинул его на стол, уверенный, что этим как начнёт, так и закончит игру. Маленький мальчик, который сел за стол играть с усталыми, разочарованными взрослыми, которые держатся за свои последние иллюзии, как утопающие в зыбучих песках цепляются за брошенную верёвку, не желая даже знать, поможет ли она им спастись или из-за неё они утонут ещё глубже. Только в гомосценах у Дель Амо прорывается что-то своё, какой-то искренний крик, затаённая обида, мечты книжного мальчика, который приписывает книжному Жонасу грубые эротические приключения, на которые не решиться книжным детям. Небольшой запас козырных карт и много-много таких, что взяты в руку лишь по правилам игры, только потому, что "так надо". Но читают Дель Амо не только ровесники, за столом с ним сидят взрослые, которые могут назвать каждый элемент "было здесь, а это там-то", слишком много прочитано книг, слишком много видено фильмов, не садись играть со старыми шулерами, если не можешь сыграть в новую игру, мы уже видели все эти карты, все они краплёные, мы сами ставили на них метки своих эмоций, тебе не перетасовать эту колоду так, чтобы показать новый фокус.

Проблема Дель Амо и в том, что его стратегия не продумана. Он не знает, чем будет удерживать внимание после первого красивого образа. Он не сможет развить их в одну картину. Потому мысли матери и её детей постоянно вертятся вокруг крохотного количество общих воспоминаний. Один и тот же пляж, одно и то же море, немного/много секса. Секс тоже солёный, со вкусом чужой жидкости на собственной коже. В этом сексе нет инжирной сладости, нет головокружения, которое дают не гормоны, а адреналин. И что хуже всего, в этой книге нет надежды. Надежда, лишь пунктирно намеченный силуэт, нарисована быстро, скупо, сухими фразами. Малыш хочет растравливать собственные раны, он хочет обижаться, он хочет нарисовать других людей, но не хочет их понимать.

Дель Амо хватило вкуса не превращать череду флэшбеков в бесконечный пересчёт трагедий. Вам врали, семья в книге не плохая, не несчастливая, обычная, со своими ошибками и совершёнными глупостями, как любая иная. Но чтобы спокойно рассказывать о бытовых событиях, вкуса осталась слишком крохотный кусочек, который мгновенно растаял, как сливочное масло на жаре. Эта игра в трагедию, эти постоянно непролившиеся слёзы. Ах, как жалко, жалко... себя. Дети мало посещают мать, так как им сложно простить уже умершего собственного отца и того, что, возможно, мать была на его стороне. Что там было? Изнасилования? Побои? Нет, лишь глупая игра отца в "мужицкую силу". И сыновья не попытались поиграть, когда выросли, в "а мы лучше тебя"? Не проявили унизительного сострадания? Ох, мальчик, мальчик, зачем ты лезешь во взрослую литературу? Ты ничего не знаешь о взрослой жизни. Ты ничего не знаешь о том, как люди лгут сами себе. О том, что практически любой человек считает свою жизнь худо-бедно сносной. Что твоя собственная обида на родителей, не принявших твою гомосексуальность, это обида избалованного ребёнка, который после семнадцати лет перестал получать подарки к Рождеству. К сорока люди учатся врать себе, что получили ровно то, что и хотели от жизни. Или кончают с собой. Неудовлетворённость - удел молодых.

Старшая сестра Фанни. Десять лет назад она потеряла при несчастном случае дочь. С тех пор она не может избавиться от мыслей о ней, жизнь дала трещину, второй ребёнок, сын, почти забыт. Нет, парень, прекрати играть в трагедию! Её мысли, её жизнь - это не трагедия, это вялотекущая клиническая депрессия, что ты бы прекрасно знал, если бы друзья-геи из маленьких городков, из бедных семей у тебя бы существовали в действительности, а не только на страницах этой книги. Клиническая депрессия лечится таблетками, а настоящие истории о сломанной психике намного страшнее, как твоей выдуманной трагедии выдуманной семьи, так и последних глав, где вкус заканчивается совсем и ты пугаешь кровавыми картинами детства отца. Это пугает твоих ровесников, иди играть за стол с ними.

Наверное, мне бы хватило понять, что пишет не только молодой человек, но и парень, вовсе не потому, что сцены гей-секса более яркие, чем гетеро. А потому, что секс он реально считает ответом. Нет, мой милый. Есть ещё один аспект, про который знает любая женщина. Вещи. Некая вещь может заставить жизнь казаться состоявшейся. Телевизор или машина, квартира или лодка. Не имеет значения. Сознание, что были деньги приобрести нечто, что жили "не хуже других" - вот главный источник самообмана. Не надо, не ной, что материализм отвратителен. Я тебе открою секрет: нет секрета состоявшейся или несостоявшейся жизни. Графики из денег, из положения в обществе, даже из твоего секса - их составили люди, чтобы хоть как-то, хоть какими-то измерениями противостоять иррациональности. Матери семейства Луизе было бы что возразить нарастающему чувству одиночества. Ах да, такая любящая бабушка, как она, вообще-то могла бы и без всяких торжеств зазывать к себе ежедневно внуков. В твоём детстве такого не было, да? Ты понимаешь, чем плоха эта книга? Тем, что ты меряешь людей, много людей, только своим лекалом, только своим пережитым опытом. Небогатым опытом.

И наконец Альбен, средний сын. Которого Арман лепил по своему подобию. С которым произошёл эпизод, позволивший мне поставить книге зелёную оценку, когда после совершеннолетия отец отвёл сына к проститутке. Вот этот эпизод стоит книги. Он показывает всё то, чего не могут понять современные родители, которым хочется контролировать и сексуальную жизнь ребёнка. Что слова "Лучше от меня, чем на улице" означают педофильскую тягу родителя влезть в чужую жизнь, прожить первый сексуальный опыт ребёнка вместе с ним, что они хотят для своего ребёнка ровесника-партнёра подменить собой. И именно это отталкивает Альбена от отца, хотя он всю жизнь будет его копировать и даже пронесёт ненависть к гомосексуальности Жонаса, чуть большую, чем даже того хотел бы от него отец.

Почему мне вся книга НЕ понравилась? Есть под конец книги эпизод игры всё на том же пляже близнецов-подростков Камилля и Жюля. Их игра электризующая и Жюль чувствует возбуждение, тянется к брату, уверенный, что ощутит то же и они вместе разделят удовольствие. Но Камилль не разделил и даже не понял этой сексуальной тяги. Эта сцена должна свидетельствовать о разделении, опять о том же непонимании, которое разделило и семьи. И в то же время быстрый отказ Жюля от продолжения и его смущение лишают сцену реализма, оставляют её метафорой, но не куском жизни. Завывания "мальчика, который себя жалеет", сводящего очередную сцену к словам "трагедия-трагедия", к этому моменту из простого раздражения уже начинают откровенно бесить. Либо не начинай игр с запретным, но если уж начал - не бойся, мать твою, не переводи сцены в метафоры. Боишься - не делай, делаешь - не бойся.

Козырная карта давно упала со стола. То, что обещало наслаждение, раз за разом оставляло неудовлетворённым. Слишком понятно "что и зачем", каждой сцене можно найти аналог в другом произведении. Вместо того, чтобы наслаждаться с героями, нам приходится раз за разом переживать их острое разочарование, особенно неприятное тем, что в нём так мало реальности. Фламинго, издавая хлопающими крыльями звуки сушащего на ветру белья, улетели. Розовое покрывало сорвали с такого обычного и тусклого неба. Не достигший оргазма мальчик так и лежит на островке, сжимая своё расслабленное тело, не готовое к удовольствию. Нет слёз. Потому собственные губы на вкус пресные, даже без привкуса соли.

Ты заглянешь в замочную скважину одной большой семьи, где упреков больше, чем похвал, где слезы льются очень часто, пропитывая насквозь кожу солью. Соль везде. В воспоминаниях. В настоящем. И в будущем. Она белой коркой покрывает каждый лист этой книги, а ты отчаянно пытаешься отряхнуть свои пальцы от нее.

История о семейном ужине, который превращается в трагедию. Воспоминания всплывают один за другим. Напоминая каждому члену семьи, почему же все случилось с их жизнью именно так. Обвиняя другого, но не себя. Тяжело читать. И не хочется. Но ты просишь еще. Здесь слишком много боли. Слишком всё.

Хочется оттянуть лямку и прикоснуться языком к плечу, чтобы проверить, пропитался ли ты этой солью, как болью.