Текст книги "Вершители реальности"

– Я сыт – ты думать.

Арсен промыл личинки от волчьего желудочного сока, нанизал их на приготовленные шампуры, сделанные из каких-то тонких стеблей, и расположил над огнём. Огонь мгновенно охватил громадных жирных личинок, закапал сок, и маленькие ножки гусениц превратились в чёрные точки. Пошёл запах жареного мяса, и юноша снял еду с костра. Он разодрал первое обуглившееся тельце, внутри оказалась белая сочная мякоть, приятно и сильно пахнущая. Арсен попробовал. Вкус удивительный… после нескольких десятков поджаренных личинок пришло полное насыщение, было ощущение, что он пировал всю ночь. Такого чувства сытости человек никогда не испытывал. Затем его охватила лень. Арсен сладко зевнул, подбросил мха в горящий костёр, чтобы хватило до утра, и улёгся спать подле храпевшего Серого.

Даже здесь, на краю света, Арсен не изменил привычке перед сном анализировать произошедшее за день. Вот и сейчас он лежал, вспоминая, анализируя, но постепенно почувствовал приятную негу в руках и ногах. Он отогнал мысли и стал смотреть на небо, как любил делать с самого раннего детства. Глубокая завораживающая Бездна манила своим безмолвием и таинственностью. Не слыша его, Арсен чувствовал набат Вселенной, взывающий к нему через миллионы парсеков реликтовых излучений. Он упивался гармонией зова, и если бы существовала такая возможность, то не раздумывая отдал бы всего себя, чтобы слиться с вселенским звучанием воедино – так он любил это пространство: холодное – но напряжённое, жестокое – но правдивое, безграничное, но зовущее и вездесущeе. Ещё мальчиком он забирался на самую высокую точку шахты и взывал к небу, молясь ему с безудержно-страстной любовью, на какую только былo способно маленькое сердечко. Потом Арсен узнал безграничную любовь отца и искреннюю, даже чрезмерную заботу, но его всегда притягивалa леденящая душу пропасть – молчаливая бездна, говорящая с ним на одном, только ему понятном, языке. Он внимал словам, отвечал клятвами, зная, что она с ним заодно, – они были единым целым, как два неразделимых мироздания. И сейчас, лёжа посреди бескрайних болот, пронизанных высокими радиационным и гравитационным полями, молодой человек снова и снова отдавал своё сердце загадочной Бездне. Он был не один – а с нею заодно. Страха не было…

Глава 8
Nunquаm rеtrоrsum, sеmpеr ingrеdiеndum[41]41
  «Ни шагу назад, всегда вперёд».


[Закрыть]

Страха не было… Было недоумение, помноженное на сомнение. Была печаль в факториале безысходности…

– Почему я?

– Почему все остальные погибли?

– Почему я осталась в живых? Почему? Почему? Почему?

В молодой женщине пламенела осень; нет, она не вальсировала в водовороте празднично-яркой падающей листвы, на фоне ясного «blеu rоуаl»[42]42
  Королевского голубого.


[Закрыть], не окутывалась паутиной чарующего и услаждающего взор купания в бабьем лете и не пела последние волшебные серенады, взывая к величественности, покою в предстоящем будущем. Нет! Ничего этого не было! Это былa взорвавшаяся, сумасшедшая, рвущая на части всё – буквально всё, даже саму девушку, сгоревшая чёрная осень; воняющая смрадом обугленных тел вечных друзей, пронизывающая каждую клеточку тела то ли леденящим холодом, то ли невыносимым ужасом, а может быть, и тем и другим вместе. И даже хмуро-пасмурный ноябрь казался благородно-серым, сдержанным и всеобъемлющим по сравнению с тем состоянием, в котором находилась девушка. Нет, слёз не было. Криков, всхлипывания, ничего такого – обугленность чёрной осени… Девушка сидела на корточках и медленно, ритмично раскачивалась, уставившись на осколок люка брошенного модуля посреди россыпей озёр в какой-то горной местности. Ветер играл золотистыми прядями, а остановившиеся изумрудные глаза пристально смотрели в одну точку. Она не моргала, глаза слезились; влага замерзала мгновенно, превращаясь в сосульки – замёрзшие ручейки стекали по обветренным щекам.

Позади остались метания, безумие, отчаяние и раздавленность. Воцарилась чёрная осень. Навсегда!

Ни благородства, ни благодарности, ни величия – всё смыто волной отчаяния, подавленности и немоты… В этом ступорном состоянии всё, что не уничтожил огонь, оцепенело, и так бы и осталось навсегда посреди безымянной гряды, если бы не мучительное ощущение в спине, притупленное душевной болью, но вдруг вспыхнувшее из-за пореза, идущего через всю спину. Мозг лихорадочно заработал, не обращая внимания на растерзанную душу, окровавленную чёрной осенью. Мощные толчки боли взорвались в голове, отбросив душевное страдание на второй план, и заставили девушку с трудом обернуться. Она посмотрела через плечо, зрачки мгновенно расширились – киллур. Тот остался недоволен первым нападением; сопротивление высокопрочного материала, облачавшего худощавое тело, защитило от смертельного удара. Зверь встал на задние лапы и издал ужасный вой. Эхо разнесло его по всему горному хребту, где-то далеко отразилось в чем-то гигантском и твёрдом и возвратилось с ещё более устрашающей силой, подобно мощным раскатам грома. Девушка медленно обернулась и спокойно попятилась; ей надо было выиграть время, стараясь не раздражать нападающего. Монстр продолжал угрожающе рычать, переступая с лапы на лапу, царапая когтями камень и готовясь к смертельному прыжку. Девушка посмотрела убийце прямо в глаза – схватка была неизбежна, несмотря ни на что, здесь и сейчас, в это самое мгновение. Пристальный взгляд зверя сверлил жертву, налитые кровью глаза были безумны, в них читались жажда крови и предвкушение скорой победы. На мгновение девушкe показалось, что монстр замышляет какую-то жестокую игру, с яростью готовясь к предстоящей борьбе. Из пасти чудища текла обильная слюна.

«Он не просто убьёт, а будет делать это долго и с наслаждением, заставив умирать в медленных мучениях. Будет терзать тело и упиваться не только моей кровью, но и моим страданием. Однако и умён же он – видно, что разработал тактику нападения!»

Секунда показалась вечностью…

«Дальше всё будет зависеть от моих рефлексов, проворства, интуиции, а главное – от твёрдого намерения выиграть», – пронеслось в голове.

Первые же мгновения должны были стать решающими в этой схватке.

В ней проснулся зверь. Она поняла, что так просто не сдастся не только киллуру, но и всему, что окружало, исключительным обстоятельствам, в которых она оказалась, чего бы это ни стоило. Перчатка брошена всея и всему – в душе звучал призыв продолжать дело братьев и отцов, несмотря ни на что. Она поняла, что настал самый важный момент в её жизни. Зверь – это вызов! Всё было спланировано ещё до её рождения, заложено и тщательно отработано во время обучения, проверено сотни тысяч раз, чтобы уйти в забытьё именно до этого единственно важного момента. Настало время для использования всего накопленного потенциала. Она стояла перед зверем, пристально наблюдая за ним. Схватка обещала быть жаркой, беспощадной и мгновенной, как последний аккорд внезапно лопнувшей струны.

До прыжка киллура юная воительница успела оценить всю окружающую местность. Справа поблёскивали озёра и дверь разбитого модуля примерно метрах в пятидесяти-шестидесяти ниже по склону. Это была тяжёлая металлическая масса с острым торцом. Слева простиралась залитая светом равнина, изрытая мелкими кратерами, за ней виднелся горизонт, кое-где затемнённый массивными облаками; девушка попыталась представить себе участок сзади, но чтобы не ошибиться, она решила во что бы то ни стало сманеврировать, чтобы получить возможность внимательно осмотреть его. Перед нею стоял громадный монстр. Звериный оскал сверкал на солнце, и длинные рыжие космы развевались под порывами серного ветра – позади него простиралась серая гладь.

«Видно, он уже какое-то время охотился за мной, изучал, готовился… Долина – справа, модуль – слева, сзади – возможно, обрыв, яркий солнечный свет и…» – последовал моментальный гигантский прыжок.

Завязалась ожесточённая борьба – не на жизнь, а на смерть. Она резко отпрыгнула в сторону, скатилась по скалистому склону и кинула изучающий взгляд назад, одновременно схватив острый увесистый камень. Kиллур резко остановился, раздались звуки когтей, скребущиx каменную плиту.

«Там пропасть», – мелькнуло в голове молодой амазонки.

Зверь не ожидал такого отпора – не всякий способен вступить в схватку с хозяином местности – а может быть, был слишком молод. Но не прошло и доли секунды, как он мощным броском кинулся на девушку. Промахнулся. Солнечный свет ослепил его. Тем временем она уже стояла с другой стороны и метнула большой острый камень, который попал ему в глаз. Хищник издал яростный вой, но не кинулся на противницу, а завертел головой, пытаясь смахнуть густую чёрную кровь, заливающую глаз. Девушка воспользовалась этим и кинула ещё один камень в голову киллура. Он отпрянул, но не стал отпускать жертву, удерживая eё на краю пропасти. Она тоже заняла выжидающую позицию, прикидывая возможные ходы коварного монстра. Воительница понимала, что хищник не намерен ждать: «Слишком уж жаждет крови, вот-вот кинется на меня. Надо сделать так, чтобы он промахнулся и свалился вниз…»

Она улучила момент и посмотрела вглубь каньона. В его извилистых коридорах свистел ветер; кратер был окутан каким-то густым серным испарением, до люка модуля по-прежнему оставалось далеко, да и что это могло дать – такого зверя сложно загнать на остриё металла. Дожидаться темноты было ещё опаснее – хищники более проворны ночью. Остальные камни находились вне досягаемости, поэтому молодая амазонка решила действовать на свой страх и риск, надеясь на прочность защитного костюма.

Мгновенно повернувшись друг к другу, два гибких тела застыли в готовности продолжить борьбу. Зверь оценил возможности противницы и решил как можно скорее завершить схватку, но того, что последовало, никак не ожидал. Через секунду, схватив небольшой камень, девушка мощным прыжком вскочила на хищника. Как будто угадав её намерение, он моментально подскочил, но она успела попасть камнем во второй глаз, он же разорвал ей одежду и вспорол живот. Оба тяжело упали, ударившись о камень. Зверь молниеносно ответил вторым прыжком, пытаясь застать девушку врасплох, но она ждала этого и была готова. Несмотря на распоротый живот, она кинулась в пропасть, солнце ослепило животное, оно полетело за ней и кануло в бездну.

Несчастной удалось каким-то чудом вырваться из смертоносных объятий хищника, но с ужасной раной, нанесённой острыми как бритва когтями. Девушка висела над пропастью, чувствуя, что руки вот-вот ослабнут и она полетит вслед за зверем. Одним рывком, превозмогая боль, она подтянулась из последних сил, оставляя багровый след на холодной каменной поверхности. Потом позволила себе передохнуть несколько секунд и, придерживая тяжёлый, будто набитый камнями, окровавленный живот, со стоном заставила себя встать и из последних сил броситься к отсеку разбитого модуля. Она падала, поднималась и снова падала; в голове билась единственная мысль: «Бегом, бегом в модуль, не останавливаясь».

Уже смеркалось, когда она соскользнула в отсек и плотно закрыла за собой дверь.

Отдышавшись, решила попить, но тут же оставила эту идею – прямая смерть былa привлекательнa только сегодняшним утром, но сейчас это уже была не девушка, оплакивающая погибших товарищей, – а воительница, оставившая своё прошлое, чтобы продолжить дело своей семьи, ибо таково было её предназначение. Держась за стену, она стала пробираться к середине модуля. Не дошла, упала, тяжело дыша, но не сняла маску.

Теперь предстояла финальная и самая главная схватка – борьба со смертью. В полуобморочном состоянии раненая анализировала ситуацию: у нeё была надежда на спасение, посредством падения в расщелину серного коридора, и девушка осталась и вступила в отчаянную борьбу. Каковы были её реальные шансы? Возможно, она в безопасности, но со вспоротым животом и с такой сильной жаждой, что губы превратились в засохшую мёртвую корку, а если учесть, что она не ела практически всю жизнь, находясь в стазисе, то шансы на победу сводились к нулю. Eё стало рвать – реакция вполне естественная после борьбы со смертью, которой, казалось, конца не будет – что ещё больше усугубило положение. Так несчастная лежала на полу в собственных рвотных массах, пытаясь собраться с силами. Уже не было сил стонать, она просто лежала, чувствуя, как её охватывает безутешная тоска, заливают волны безысходности и беспомощности, руки опускаются, а в ушах звучит реквием умиротворяющей смерти. Раньше амазонка чувствовала себя сильной мира сего – могла полностью распоряжаться бесконечно текущим временем, думала, что чувствует мир намного лучше, чем кто-либо другой. Через души мирян она вершила дела миром так, как подсказывала интуиция, опыт, совесть. Теперь прежде подвластный мир стал её покидать – она уже не ощущает органами чувств эту жизнь, проявляющуюся в неравной борьбе с приближающимся последним часом. И теперь, преодолевая страх перед смертью, она поняла, насколько жизнь полна смысла: борьба за выживание; противостояние цивилизации и разрушения, опустошения; девушка, оставшаяся частью Великого и Неповторимого Культурного Целого, причём, возможно, последней eё частью… Она должна победить смерть – в борьбе за ускользающую из-под её власти жизнь.

«Ни один характер не может достигнуть совершенства без борьбы и страданий, смятения и разочарований, и благородная смерть – венец благородной жизни, – проносилось в голове, – ибо всё светлое и прекрасное, что существует в умах и сердцах мирян, родилось в звоне скрещиваемого оружия, в костлявых руках нужды и голода, перед лицом опасности и обречённости в схватке со смертью. Я была свидетелем этому тысячи раз! Мне надо поддерживать эту призрачную жизнь. По сути, я сделала только первый глоток, но уже испила полную чашу, хоть она и горька – не о такой я мечтала, но что поделать, такова её физическая форма. Жизнь уходит навсегда. Надо сопротивляться, даже безо всякой надежды достигнуть окончательной победы, ибо смерть рано или поздно берет своё… но не сейчас; сейчас я буду гнать eё от себя так далеко, насколько хватит сил. Не здесь и не сейчас у нас назначена встреча!»

Окружающий мир исчез, он пал в неравной схватке с индивидуальностью… Обессиленная девушка закрыла глаза; самые прекрасные моменты жизни предстали перед ней во временной проекции. Она слышала мягкий, еле различимый шелест последних падающих листьев и видела первые пушистые снежинки, кружащиеся над головой, над круглой, облицованной красным камнем площадью. Первый мороз приятно пощипывал покрасневшие от холода пальцы. Это было весело. Свежий морской ветерок, насыщенный йодом и солью, которым хочется дышать полной грудью, но никак не можешь надышаться – настолько это упоительно, пробуждал светлые мысли; спокойствие приближающегося вечера, утопающего в хаотичной пляске синих берегов, скованных гранитными синими глыбами пирса, звало за горизонт, в преддверие новой жизни, предвосхищалo грядущие события, мелькающие в юной, почти детской головке. Щёки разрумянились от воспоминаний о чудесном детстве и бурно ворвавшейся за ним юности, и от мыслей об исключительности сегодняшнего таинственного предложения, о котором она давно была наслышана! Она бодро бежала по красной брусчатке, выстукивая миленькую, незатейливую мелодию красными башмачками, подпевая при этом в такт своим каблучкам, и размышляла над предложением. Нет-нет, она и думать не хотела о серьёзности загадочного приглашения – просто находилась в эйфории оттого, что выбор пал на нeё – девчушку из далёкой провинциальной глуши! В общем, всё гудело, трубило, праздновало, кружилось прелестными морозными сумерками. Потом всё растаяло где-то там, за горизонтом приближающегося будущего… И это был последний тихий вечер – последовали события, которые сменялись одно за другим с бешеной скоростью.

На рассвете школа была разбужена рёвом приближающегося автомобиля, беспорядочным грохотом грубых каблуков о сухой деревянный пол, ворвавшейся морозной свежестью серых шинелей. Они зачитали приказ, смысл которого был понятен только взъерошенному директору интерната, впавшему в ступор и беспрестанно повторяющему: «Слушаюсь». После прочтения бумаги люди в серых шинелях собрали детей по приложенному списку и, поспешно посадив их в машину, исчезли в снежной пурге. Этим же вечером юная барышня, ещё вчера вальсирующая со снежинками на красной площади, в оцепенении стояла по стойке смирно, не моргая, и, как все подростки, громко кричала: «КЛЯНУСЬ». Она запомнила не весь текст клятвы, которую сиплым, но твёрдым голосом произнёс совершенно седой, весь в шрамах человек в мундире, а только какую-то её часть – возможно, именно это и помогло выжить:

«…в гибели миров выживают лучшие. Эволюция способствовала появлению у нас механизмов защиты от этих угроз – они позволили нашему виду выживать и процветать; как и среди любых биологических организмов, в результате естественного отбора выживают наиболее приспособленные – самые умные, самые ловкие, самые смелые; те, кто быстрее других может приспособиться к меняющимся условиям, – лидируют. Первую половину своей жизни вы учились выживать и приспосабливаться к условиям цивилизации. Теперь вам предстоит выйти за пределы базовых установок и научиться подстраиваться под требования реальности, импровизировать, проявлять недюжинную изобретательность. Индивидуум, не умеющий или не успевающий приноровляться к окружению и следующий только своей линии поведения, – обречён. Ваши внутренние органы и нервная система будут адаптироваться к новым условиям по-разному, иногда настраиваясь очень долго, но когда это произойдёт – рамки вашего понятия о возможном действии начнут расширяться в параболической зависимости от готовности приспосабливаться. Поэтому именно вера придаст силу, слушайте внутренний голос, который сформирует способность выживать, несмотря ни на что, – рядом с вами вы почувствуете поддерживающее присутствие… Это ваша первая точка невозврата…»

Потом их в сумасшедшей спешке погрузили на галактический лайнер. Так же быстро распределили по однометровым каютам, без возможности общения. Психика девчушки не выдержала бурной смены событий и она, как только за ней со скрипом гидравлики захлопнулась тяжёлая дверь, скорчилась на полу и тихо заплакала. Вчерашнее заманчивое предложение, так бездумно вскружившее ей голову, сегодня превратилось в мистическую, фатальную реальность без какого-либо обнадёживающего исхода. Наплакавшись вдоволь, юная особа опомнилась, взяла себя в руки и стала вспоминать, взвешивать каждое произнесённое напутственное слово клятвы. Она почувствовала, как мурашки пробежали по телу, ибо из примерно двух тысяч произнесённых слов одна треть состояла из слов «выжить» и «адаптироваться». Она окончательно осознала обман и предательство со стороны общества, но ещё острее, всеми клетками своего организма почувствовала безысходность – как будто уже была не сама собой, а зомби, марионеткой у бездушного монстра, требующего во что бы то ни стало окончательно трансформироваться или умереть…

Вой сирены заставил её вздрогнуть и пробудиться ото сна. Вой был неумолим, но вводил в состояние организованности, бдительности: стройные ряды таких же, как она, юнцов маршировали по коридору, потом исчезали. Их сменяли новые ряды, которые также исчезали. Девушка в ужасе поняла, что тоже марширует вместе со всеми – не было возможности остановиться, спрятаться, убежать. Ей пришлось больно щипать себя за руки, чтобы проснуться, – ничто не помогало. Конец коридора приближался… раскрылась пропасть… раз-два, раз-два, раз… в eё жизнь беспощадным вихрем ворвалась суровая реальность. Впереди лежала бездна – несколько лет голода, жажды, невыносимой боли и одиночества, где пришлось выживать, прятаться, питаться лишь от случая к случаю и учиться никогда ничего не бояться. Казалось, ни конца, ни края не будет этой гонке против дикого мира и против самой себя, но надо было выживать – иначе её ждала смерть, другого пути не было; жизнь ставила беспощадные условия, на которые бедняжка с такой наивностью и легкомыслием так глупо согласилась.

…Но всё проходит, и из затравленного зверька девушка превратилась в монстра – и очень сообразительного по части способов оставаться в живых. Она адаптировалась к жизни в аду, и на eё лице не было ни тени грусти. Oна совершенно разучилась слышать собственные чувства и желания, но превосходно прогнозировала исход предстоящей схватки. Она уцелела и научилась приспосабливаться к жёсткой конкурентной борьбе за выживание и настолько преуспела в этом, что эффективно выстраивала собственную систему, построенную на ловкости, хитрости, бдительности и вере – в себя. Именно вера придала силу, сформировала способность сопротивляться несмотря ни на что, потому что за спиной девушка всегда чувствовала чьё-то присутствие. Если всё eё существо приспособилось к окружающей опасности, то ощущение какой-то аномалии в подсознании осталось. И в один прекрасный момент к ней пришло предчувствие того, что выработанная сверхвыносливость, отточенная проницательность в умении выживать в любых условиях были непременным условием той миссии, которая ждёт её в будущем. Затем пришло понимание того, что ей предстоит самое большое испытание – научиться ждать… И тогда молодая амазонка «подружилась» с Лесником – самым диким, дерзким, хитрым, отчаянным и жестоким из всех видов, с которыми ей пришлось соперничать в борьбе за жизнь. Она сделала монстра братом по оружию, своим вторым «я» на охоте, а он научил eё общению на огромном расстоянии. Теперь отчаянные схватки разыгрывались вдвоём и велись тактически – посредством особoй связи. Жизнь перестала быть тягостной. Девушка распоряжалась ею, планировала её вместе со своим единственным и самым главным другом…

«Терпение нам в радость!» – передавала она Леснику.

«Терпение нам в радость!» – мысленно отвечал ей Лесник.