Текст книги "Река, текущая вспять"

Глава девятая
Ханна

В середине библиотеки стояла большая, еще не остывшая печка. Томек подбросил в нее несколько поленьев и устроился поудобнее за столиком, освещенным керосиновой лампой. Конверт и правда оказался толстым. Томек аккуратно распечатал его и вытащил десяток листов, сложенных вчетверо. Бумага испускала тонкий аромат фиалки. «Это жители деревни ей подарили», – подумал Томек и принялся читать.

Дорогой бакалейщик,

простите, что так Вас называю, но я не знаю Вашего имени. Я знаю, что оно начинается с буквы Т, по Вашим носовым платкам. Меня зовут Ханна, я Вам не сказала в тот день, когда покупала у Вас карамельки. Сегодня утром я читала Вам большую книгу сказок «Тысячи и одной ночи», тот отрывок, где речь идет о крокодилах. Мне показалось, что Вы пошевелились. Я подумала, что нашла Пробуждающие Слова, обрадовалась и перепробовала все: «голова крокодила», «зубы крокодила, «живот крокодила»… Но напрасно. Вы продолжали спать. Я увидела в Вашем шкафу флягу. Вы, как и я, ищете воду из реки Кьяр? Было бы замечательно пойти туда вместе. Я не очень люблю путешествовать в одиночестве и уже заметила, что дорога таит в себе множество опасностей. Но все же я должна идти дальше. Я не могу ждать Вашего пробуждения. Господин Эзтергом мне рассказывал о человеке, проспавшем больше шести лет, так что… Я должна идти дальше, потому что мне обязательно нужно набрать этой воды. Мне хватит нескольких капель, ведь это для птички, такой крохотной, что она помещается на ладони. Одной капли ей будет достаточно, надеюсь… Вы, наверное, удивлены, и это понятно, ведь Вы не знаете моей истории. Вот она. Вы первый, кому я ее рассказываю.

Мой отец был уже не молод, когда я появилась на свет, и он безумно обрадовался моему рождению. После меня у него родилось еще четыре сына, но я уверена, он этого не заметил. Он не сводил с меня глаз, я была его принцессой, смыслом его жизни. Ничто не было для меня слишком красивым: самые дорогие ткани, самые редкие украшения. Мать упрекала его, но он не слушал. Мы жили в северном городе, его название Вам ничего не скажет. Разве только Вы интересуетесь птицами, потому что каждую весну там устраивают громадную птичью ярмарку, которая длится целую неделю. Каких только видов там нет, люди приезжают туда издалека. Мой отец каждый год водил меня на ярмарку и крепко держал за руку, боясь потерять. Каждый год он задавал мне один и тот же вопрос: «Какую птичку ты хочешь, Ханна? Какая тебе больше всего нравится?»

Я выбирала ту, что привлекала меня своим оперением, пением или всем вместе, и отец покупал ее, не глядя на цену. Я подсаживала ее в большую клетку к прочим… Птицы радовали меня больше всего на свете. Когда мне исполнилось шесть лет, отец, как обычно, повел меня на рынок: «Какую птичку ты хочешь, Ханна? Какая тебе больше всего нравится?»

Я выбрала маленькую амадину необычной окраски. Но продавец потребовал за нее огромную сумму, отец очень удивился, и тот объяснил, что пташка на самом деле – принцесса, которая жила больше тысячи лет назад и была превращена колдуньей в птичку. Поэтому он не снизит цену ни на один су.

Любой другой сразу понял бы, что продавец – мошенник. Но отец попросил приберечь амадину и обещал скоро вернуться. Меньше чем за неделю он продал все: скот, дом, земли, мебель – все, вплоть до занавесок. Несмотря на это, ему не хватало половины суммы. Тогда он занял деньги у ростовщика. Мы отправились к продавцу и купили птичку. Мама ушла от нас на следующий день, забрав с собой моих братьев. Больше мы их никогда не видели. Они унесли с собой все, что оставалось в доме, даже птиц. Оставили только амадину. Мы стали жить в хижине. Мой отец нанялся работать: возил тележки по улицам города. Подъемы были очень крутые, поэтому он быстро ослаб, к тому же возраст… Денег, которые он зарабатывал, едва хватало на жизнь. Тем не менее он продолжал каждый год водить меня на рынок и задавать все тот же вопрос: «Какую птичку ты хочешь, Ханна? Какая тебе больше всего нравится?» Мы были слишком бедны, чтобы купить даже воробья, и я говорила, что ничего не хочу, что я счастлива и с моей амадиной. Отец умер от истощения через три года. Не думаю, чтобы он хоть на секунду пожалел о том, что сделал. Конечно, он был немного сумасшедший, но такой нежный и спокойный. Он сошел с ума от счастья, когда я родилась, и таким остался. Остальное не важно. Меня забрали дальние родственники, которые очень хорошо со мной обращались, с ними я жила до последнего времени. У меня не осталось ничего, кроме амадины. Я смотрела на нее и снова слышала вопрос отца: «Какую птичку ты хочешь, Ханна? Какая тебе больше всего нравится?»

И вот как-то утром, проснувшись, я нашла амадину под жердочкой, бьющуюся в лихорадке. Я согревала ее, гладила, корила, умоляла, чтобы она не оставляла меня совсем одну. Конечно, я бы никогда не поверила словам продавца. Но моя амадина не менялась на протяжении многих лет. Я уже было подумала, что так будет всегда. Но цвет ее перьев бледнел, пела она все реже. Она… старела.

Я не хочу, чтобы эта птичка умерла. Не хочу! Однажды в наш город пришел сказочник, и я решила послушать его на площади. Он рассказывал о реке Кьяр, которая течет вспять, о ее воде, которая дает бессмертие. Он объяснил, что до этой реки нелегко добраться, но она действительно существует где-то на юге. Люди спорили с ним, пытаясь найти повод, чтобы не идти к реке. Просто им не хватало смелости. В общем, он убедил меня поехать.

Я покинула дом в самом начале лета, ночью. Я разбудила младшую сестру (ей шесть лет, она дочь моих приемных родителей, но я зову ее младшей сестрой, потому что очень люблю). Я сказала ей, что уеду на некоторое время, чтобы она позаботилась о моей амадине, чтобы обняла всех и что я скоро вернусь. Потом я забрала кое-какие вещи, мои сбережения и сбежала через окно.

До того как я случайно зашла в Вашу лавку, со мной случилось много невероятных приключений, о которых я Вам как-нибудь расскажу. Вы тоже прошли через этот ужасный лес с медведями? Во всяком случае, Вы, как и я, оказались в поле и вдохнули аромат цветов, которые называют «парусами», потому что, пока я Вам пишу, Вы спокойно спите. Что нам предстоит еще пережить, перед тем как мы доберемся до реки Кьяр? Какие опасности нас поджидают? И все это ради того, чтобы дать птичке каплю воды. Кто-нибудь может это понять? Вы понимаете?

Бог знает, где я окажусь, когда Вы прочтете это письмо. Я передам его господину Эзтергому, потому что боюсь, что его кто-нибудь возьмет, если я оставлю его на Вашем ночном столике. Мне не следовало бы раскрывать Вам свой секрет, я Вас так мало знаю. Но я нисколько не жалею. Я Вам доверяю и завтра вечером отправлюсь в путь с легким сердцем. Может быть, мы увидимся, и в следующий раз, надеюсь, Вы окажетесь более разговорчивым.

Ханна

P. S. Что у Вас в мешочке на шее?

Томек, не зная, плакать ему или смеяться, вынул из мешочка монету и сжал ее в руке.

– Это монета в один су, – прошептал он, – и я скоро ее верну.

Глава десятая
Пепигома

День только занимался, когда Эзтергом пришел за Томеком.

– Я знал, что вы не спите, поэтому явился так рано.

Они начали с плотного завтрака, а потом отправились на парфюмерную фабрику. Томек не думал, что она окажется такой большой. На фабрике работали по меньшей мере триста человек, почти все жители деревни. Она состояла из нескольких корпусов. В первом хранились засушенные цветы, собранные прошлым летом. Они не потеряли своей яркости, и было так чудесно идти среди всех этих разноцветных кип! В другом корпусе цветы размельчали, толкли, давили. Все вкладывали душу в работу и пели, чтобы еще больше воодушевить друг друга. Третий корпус был отведен под перегонку. Рабочие там носили белые халаты.

– А теперь, – с гордостью объявил Эзтергом, – я предлагаю вам пройти туда, куда не каждый может проникнуть. Это наша секретная лаборатория. Здесь производятся уникальные ароматы. Заходите, прошу вас.

Их встретила юная улыбчивая толстушка, у которой нос и щеки были усыпаны веснушками. Эзтергом представил ее:

– Господин Томек, перед вами – мадемуазель Пепигома. Несмотря на свой юный возраст, она одна из лучших работниц на фабрике, поскольку обладает превосходным обонянием. Такие способности с возрастом слабеют, и редко кому удается выполнять подобную работу после сорока лет. Но Пепигома молода и исключительно талантлива. Сколько вам лет, мадемуазель?

– Четырнадцать лет и три месяца, – уверенно ответила девушка.

Томеку казалось, что четырнадцать лет – не так уж мало, но раз Эзтергом так считает…

– Мадемуазель Пепигома, – продолжал старик, – не могли бы вы продемонстрировать нашему другу последние разработки лаборатории?

– С удовольствием, господин Эзтергом, почту за честь.

– В таком случае оставляю вам господина Томека. И покидаю вас, поскольку должен готовить речь к празднику, который состоится во второй половине дня.

Пепигома отвела Томека в соседнюю комнату, где на полках стояли сотни стеклянных пузырьков. Она выбрала один и вынула из него пробку.

– Понюхайте, господин Томек, и скажите, чем пахнет.

Томек определил изысканный запах лимона.

– Прекрасно. А этот?

Томек только со второго раза узнал запах мха в лесной чаще.

– Очень хорошо, господин Томек, у вас замечательный нюх. Но знайте, что благодаря исследованиям, пробам и различным смесям мы получаем особенные, тончайшие ароматы. Посмотрим, удастся ли вам их определить.

Несмотря на свои четырнадцать лет, Пепигома едва доставала Томеку до плеча. От нее приятно пахло вербеной, и, как все жители деревни, она светилась здоровьем и дружелюбием. Томек глубоко вдохнул запах из флакона, но ничего не понял. У него даже создалось впечатление, что флакон ничем не пахнет. Вместо того чтобы сконцентрироваться, он расслабился и замечтался. Сначала он представил себе пруд. Когда его родители были живы, они устроили там пикник, но пришлось прятаться от дождя. Почему он сейчас вспомнил об этом?

– Ну что? – улыбаясь, спросила Пепигома.

– Не знаю, – промямлил Томек, пытаясь оторваться от воспоминаний. – Я… ничего не чувствую.

– Правда? А может, вы просто думаете о чем-то другом?

– Абсолютно точно! – воскликнул удивленный Томек. – Прошу меня извинить.

– Вы не могли бы сказать, о чем именно вы думали? Случайно не о пруде? И не о каплях дождя?

Томек смутился и не нашел что ответить. Неужели эта девушка умеет читать мысли?

Пепигома засмеялась, увидев его таким обескураженным.

– Этот аромат называется «Первые капли дождя на пруду».

– Вот как, – произнес Томек. – Это… это… удивительно. Правда.

– Тогда попробуйте следующий и скажите, – предложила Пепигома, протягивая ему другой пузырек.

Томеку потребовалось несколько секунд, чтобы догадаться, но все оказалось так очевидно, что он не осмеливался сказать:

– Холм… музыканты… много народу… все поют…

– Браво! – воскликнула Пепигома. – Но кое-что вы упустили. Принюхайтесь как следует.

Томек вдохнул несколько раз, и музыка заиграла в бешеном ритме, все танцевали, кричали «Ура!». Точно, это была свадьба! Женихом и невестой на скамейке среди друзей оказались Томек и Пепигома. Они держались за руки и обнимались под дождем из лепестков!

– Свадьба? – пробормотал Томек и покраснел.

– Опять браво! Скоро вы займете мою должность! Этот аромат называется «Свадьба на холме». Хотите продолжить?

– Охотно, – ответил Томек, находя игру занимательной.

Он успешно определил ароматы «Рождение ягненка на свежей соломе», «Отъезд на заре», «Чтение письма от любимого человека», «Постройка домика из хлебных палочек на кухонном столе, в то время как за окном падает снег» и многие другие…

– Скажите, вы изготавливаете только приятные запахи?

– Разумеется, – ответила Пепигома. – Жизнь слишком коротка, господин Томек, чтобы тратить ее на неприятные вещи.

– Конечно, – подтвердил мальчик. Он был совершенно согласен с Пепигомой.

В полдень он пообедал вместе с Эзтергомом. На этот раз они пробовали пирожки, не менее аппетитные, чем блины. «Неудивительно, что все парфюмеры такие упитанные, – отметил про себя Томек, – они едят только вкусные вещи».

Они доели десерт, великолепные пироги с черникой, и вышли на крыльцо харчевни. Тут Томек подумал, что грезит: как только он появился, сотни жителей деревни, собравшихся на площади, закричали:

– Ура!

Заиграла веселая музыка. У маленьких трубачей чуть не лопались щеки, а барабанщики выстукивали бешеный ритм. У лестницы стояла настоящая карета, запряженная четырьмя белыми пони в упряжи, украшенной плюмажами и помпонами. Крыша кареты представляла собой огромного крокодила, а «под животом у крокодила» гордо восседал юный Ачигом в праздничном костюме. На плечи ему надели золоченый плащ, а на голову – цилиндр, в котором он выглядел очень важным господином. Томек сел рядом с ним, и карета тронулась. Они пересекли всю деревню под приветственные возгласы.

«Я не заслуживаю всего этого», – подумал Томек. Но народ так ликовал, что ему было неудобно отказываться. Рядом с ним Ачигом радовался от всего сердца. Он смеялся и бросал в зрителей конфетти из большого мешка.

Вскоре они подъехали к мэрии, на ступенях которой их ожидал Эзтергом. Когда карета остановилась, старик поднял руки, чтобы воцарилась тишина, и произнес речь:

– Дорогие друзья! Мы собрались здесь, чтобы в очередной раз отметить великий Праздник Пробуждения. Я должен был бы уже привыкнуть, ведь это происходит не впервые, но каждый раз меня все равно захлестывают эмоции. Среди нас господин Томек вернулся к жизни, среди нас познал второе рождение. Так пусть он будет, как и все его предшественники, нашим ребенком. Я не стану продолжать, потому что не люблю длинных речей, а вы и подавно. Долгих лет господину Томеку! Долгих лет Ачигому, его пробудившему! И долгих лет всем вам, друзья мои!

Тут он достал из кармана носовой платок и громко высморкался. Многие зрители поступили так же. Почти все женщины плакали, и даже мужчины иногда всхлипывали. Только дети смеялись и кричали: «Долгих лет!», потому что для них все это казалось игрой. Завершая церемонию, Эзтергом вручил Томеку медаль с гравировкой:

ГОСПОДИНУ ТОМЕКУ

ОТ ПАРФЮМЕРОВ

Томеку, разумеется, надо было сказать несколько слов, но он настолько смутился, что смог только пробормотать:

– Я… я благодарю всех вас… я… я благодарю вас от всего сердца.

Бурные овации избавили его от смущения.

Весь день в деревне царило всеобщее веселье. На улицах устраивали состязания в ловкости и силе: тут метали бревна, там сбивали кукол тряпичными мячиками. Чуть дальше бегали в мешках или держа во рту деревянную ложку с сырым яйцом. Повсюду звучал смех, и у всех было хорошее настроение.

После банкета в харчевне состоялся бал, и сидр тек рекой. Томек вынужден был плясать до изнеможения со всеми девушками деревни. Как только он отпускал одну, другая тут же прыгала в его объятия. И Пепигома не отставала от других… К полуночи он наконец добрался до своей комнаты и свалился на кровать одетым – так у него кружилась голова. «Боже мой, – пробормотал он, засыпая, – какое странное путешествие. Как я смогу обо всем этом рассказать дома?»

Глава одиннадцатая
Снег

Когда Томек проснулся, было позднее утро, а за окном кружились белые хлопья. Он сразу же встал и увидел, что за ночь деревня покрылась толстым слоем снега. «Нечего сказать, повезло, – подумал он. – Как же я уеду?»

Как раз накануне он решил, что покинет новых друзей пораньше, потому что и так потерял много времени. Пока он спокойно спал, Ханна продолжала путешествие. Где она сейчас?

Он надел пальто, которое нашел на спинке стула; на пороге обнаружились меховые ботинки в точности нужного размера. Он брел по колено в снегу до самой харчевни в надежде кого-нибудь отыскать, но там в это время никого не было. Все, должно быть, работали. Тогда он зашел в библиотеку и, к счастью, нашел там читающего Эзтергома.

– Добрый день, господин Эзтергом, – сказал Томек, – я хотел бы отправиться в путь сегодня, но снег…

Эзтергом улыбнулся и предложил ему сесть рядом.

– Мой юный друг, боюсь, вам придется задержаться у нас еще на некоторое время. Наши зимы длинные и суровые. Этот снег не стает, его только станет еще больше. Деревня завернется в снежный кокон. С этого момента никто не сможет никуда двинуться. И так будет продолжаться, пока не наступят погожие дни. Но не тревожьтесь, мы умеем развлекаться и никогда не скучаем. Увидите, время пролетит незаметно.

– А, – спросил Томек дрожащим голосом, – сколько длится у вас зима? Когда я смогу снова отправиться в путь?

– Весна наступит примерно месяца через четыре, и она будет прекрасна, вы увидите.

Томек едва сдерживался, чтобы не разрыдаться. Четыре месяца! Четыре месяца здесь торчать! Никогда ему не приходилось ждать так долго. Он уже умирал от скуки и нетерпения! Ему не удалось скрыть своего разочарования, и он решил объяснить Эзтергому истинную причину отъезда. Иначе старик подумал бы, что Томеку не нравится в деревне. Это было бы неправильно. И он рассказал все без утайки. Эзтергом внимательно его выслушал, потом положил руку ему на плечо:

– Теперь, мой юный друг, я понимаю ваше беспокойство. Мужайтесь. Возможно, вам еще не захочется отсюда уезжать.

– Наверное, – ответил Томек, пытаясь улыбнуться, но на глаза наворачивались слезы.

– А по поводу реки Кьяр, – продолжил старик, – могу вам сообщить, что она на самом деле существует, если вас это обнадежит. Действительно, она вытекает из океана, только…

– Что – только? – спросил Томек.

– Только… она находится по другую сторону океана…

– Как? Вы хотите сказать, что надо пересечь океан, чтобы найти ее?

– Увы, да, – подтвердил Эзтергом, – но об этом мы поговорим попозже…

Несмотря на все попытки развеселиться, несмотря на все усилия сохранять беззаботный вид, в последующие дни Томек ходил мрачнее тучи. Большую часть времени он проводил в библиотеке или в своей комнате, погруженный в грустные мысли. Потом, как и предсказывал Эзтергом, снова выпал снег, и передвигаться можно было только в паутине бесчисленных пересекающихся туннелей, ведущих от дома к дому. Деревня превратилась в огромный белый лабиринт, где резвились дети, катаясь на ледянках и пугая прохожих на каждом углу. Томек наконец свыкся с мыслью, что все вышло не так, как он хотел, и придется потерпеть. И потом, что толку было грустить? Грустить невежливо, понял он и решил побольше думать о других и совсем чуть-чуть – о себе.

Обычно жители деревни встречались в харчевне, потому что не очень-то любили сидеть дома. Вечером они чаще всего играли в карты, в лошадки, занимались музыкой или ставили спектакли. Вскоре Томек убедился, что парфюмеры – большие шутники, обожают балагурить, петь и, конечно, пить сидр. Понемногу к нему возвращалась прежняя беззаботность.

Днем он прогуливался по фабрике и навещал Пепигому, которая просто светилась от счастья при встрече.

– Господин Томек! Как мило, что вы нас навестили!

Она часто давала ему понюхать новый аромат или спрашивала совета, когда в чем-то сомневалась.

– Как вы полагаете, это запах муравейника, за которым наблюдает один человек или несколько?

Томек отвечал, что думает по этому поводу. Они веселились от души, потому что Пепигома была большая хохотушка.

Прошло три месяца, и однажды Томеку передали, что Эзтергом ждет его в библиотеке. Старик сидел в компании бородатого мужчины ростом почти с Томека – в деревне он, должно быть, считался великаном.

– Дорогой Томек, рад представить вам Бастибалагома. Он командует нашим флотом. Я долго сомневался, прежде чем пригласить вас на это совещание, но потом подумал, что следует. Вы – целеустремленный мальчик, ваше долгое и опасное путешествие нам это показало. И отговаривать вас продолжать путешествие бесполезно, не так ли?

– Так и есть, – ответил Томек. – Я очень хочу идти дальше.

– Я и не сомневался. Поэтому, не желая вас задерживать, я решил помочь вам. Если хотите, можете отплыть весной вместе с нашей командой. Но я должен предупредить вас об опасностях, которые вам предстоит пережить. Вот причина, по которой я пригласил сюда нашего храброго капитана, который опишет их лучше, чем я. Вам слово, Бастибалагом.

Рыжебородый прокашлялся и начал:

– Мой юный друг, вам наверняка известно, что наши ароматы уникальны. Они составляют наше богатство, и нам жизненно необходимо продавать их. Загвоздка в том, что главные клиенты живут по другую сторону океана. Каждую весну мы отправляемся в плавание. Тут нужна смелость, потому что мы никогда не уверены в успехе. Взгляните-ка на этот журнал…

Он взял старинную тетрадь в кожаном переплете и раскрыл ее перед Томеком. На правой странице было изображено великолепное трехмачтовое судно, на палубе которого можно было даже разглядеть матросов.

– Посмотрите, на странице слева указаны год отплытия и название корабля. Этот, «Надежда», три раза пересекал океан, прежде чем бесследно пропасть. – Бастибалагом перевернул страницу. – Этот, «Нежный», только два раза. А вот и «Всевидящий», который под командованием капитана Тольгома преодолел путь туда и обратно целых восемь раз. Этот подвиг еще никому не удавалось повторить. А вот «Жемчужина», она так и не вернулась из своего первого путешествия…

Эзтергом громко высморкался, и Бастибалагом на некоторое время замолчал. Список дат и кораблей занимал целую тетрадь.

– А кто эти люди? – спросил Томек, указывая на имена слева от рисунка.

– Это имена капитанов и матросов. Мы помним о них.

Снова воцарилась тишина. Потом Томек задал вопрос, мучавший его с начала разговора:

– А что означает буква «Р»? Она здесь часто встречается…

Мужчины переглянулись. Они явно были чем-то озабочены.

– Ладно, – начал Бастибалагом. – «Р» означает «Радуга».

– Радуга? – переспросил Томек.

– Да, имеется в виду, что эти корабли исчезли, проплыв под изумительной радугой. Никто не знает, что с ними было дальше.

– Но как можно узнать, – спросил Томек, – куда они уплыли, если никто еще не вернулся?

– Случалось, что матросы, испугавшись радуги, спускали на воду шлюпки и отдавали себя на волю волн. Большинство из них пропадали – наверное, их пожирали акулы, – но некоторым удавалось достичь берега. Или их подбирали другие корабли. Все рассказывают одно и то же: они видели, как их корабль направлялся прямо к радуге, не имея возможности изменить курс, затем скрывался из виду и пропадал навсегда… Теперь вы знаете об этом столько же, сколько и мы, так что в нужный момент вы сами решите, уезжать или оставаться.

– Хорошо, – сказал Томек, – я… подумаю.

– Вот и все! – заключил Бастибалагом, вставая со стула. – Я не рассказал вам о штормах, акулах и пиратах, с которыми нам придется встретиться по пути, но эти препятствия гораздо менее опасные…

Затем он пожал руки Томеку и Эзтергому и удалился.

Месяц перед отплытием прошел в безумной спешке. Томек знал, что уедет, и считал своим долгом всех оповестить. Как-то в харчевне он рассказал об этом Пепигоме, и она очень огорчилась.

– Мне хотелось бы, чтобы вы остались в деревне, – сказала она, грустно ковыряя вилкой блин с салом. – Мы могли бы стать… добрыми друзьями.

«Мы уже давно стали добрыми друзьями, – подумал Томек. – Наверное, она имеет в виду что-то другое».

– Я бы тоже хотел, – ответил он, покраснев, – но… но я уже помолвлен.

– Правда? Может быть, с другой девушкой из нашей деревни?

– Совсем нет. С девушкой из наших краев.

– Тогда, может быть, с той Ханной, которая спала у нас?

Пепигома обладала не только хорошим обонянием, но и интуицией.

– Да… – ответил Томек, смутившись.

– В таком случае я вас поздравляю, потому что она очень красивая, – произнесла Пепигома, пытаясь улыбнуться.

Но все-таки она была очень расстроена.

Томек обнял бы ее, чтобы утешить, но за соседними столиками сидело слишком много народу, и он не решился.

– Я тебя тоже очень люблю, Пепигома. Ты самая милая девушка, какую я когда-либо видел…

Он поймал себя на том, что обратился к ней на «ты». Это их обоих рассмешило. В этот момент заиграли музыканты, и друзья пустились в пляс.

Несколько дней спустя потеплело. Снег растаял так же быстро, как и выпал, и вскоре поле покрылось бутонами. Началась подготовка «Отважного». Так назывался корабль, стоявший в небольшой бухте. На него погрузили провизию и одежду, а еще настольные игры, потому что путешествие должно было продлиться больше месяца. Ящики с ароматами были аккуратно сложены в трюме. В день отплытия все жители деревни провожали команду до самого берега. Бастибалагом с четырнадцатью матросами попрощались с родственниками и взошли на корабль. Когда все матросы уже стояли на палубе, Эзтергом взобрался на камень и вынул из кармана бумажку, на которой, очевидно, была написана длинная речь. Он поправил очки и приготовился произнести ее. Но эмоции захлестнули его и не позволили говорить. В конце концов он просто воскликнул: «В добрый путь!» – и скомкал бумажку. Все подхватили: «В добрый путь!» – и принялись размахивать белыми платочками. Пепигома протянула Томеку флакончик.

– Я приготовила его специально для тебя. Пожалуйста, не открывай до отплытия.

На этот раз, несмотря на окружавшую их толпу, Томек обнял ее и прижал к себе, кругленькую и маленькую.

– Спасибо, Пепигома. Не грусти, я вернусь.

И он побежал на корабль. Начинался прилив, и матросы поднимали белые паруса. «Отважный» пошел по ветру и устремился в открытое море. Солнце садилось за горизонт и бросало на волны последние пылающие лучи.