Текст книги "На обочине мироздания"

– Вот как, – прокомментировал отстраненно дворецкий, на его ремне под пиджаком проглядывалась время от времени толстая кобура на манер тех, что юные дамы могли увидеть в кинофильмах о ковбоях и диком западе. – Даже подполковник Фош нашел в этом возможность отлучиться, – сообщил задумчиво мужчина, перед тем как закончить разговор и откланяться.

Угловатые тела боевых кораблей вдали за пятнами черепичных крыш застыли неподвижно в одном ряду у оконечности живописной бухты, Леклер все наблюдала увлеченно за колышущимися на ветру над крошечными башнями командных рубок флагами пятой республики, словно бы молчаливые орудия судов хранили спокойствие на всем архипелаге. Мари ступала вслед за Исабель в открытых туфельках, чьи короткие каблуки звонко стучали от каждого прикосновения к вековой брусчатке тротуара на центральном проспекте. Магазины и прочие заведения здесь не закрывались даже на время сиесты, точно бы во всем подражая городам заморской метрополии.

– Дорогая, а ты не думала, что тот приятный незнакомец, Венсан, на самом деле моряк? – спросила вдруг без причины Иглесиас, от чего Леклер сначала увидела в словах подруги тень насмешки, аккуратные карнизы над их головами с математической точностью прилегали к карнизам соседних двухэтажных домов.

– Он вовсе не похож на моряка, хотя европеец, – возразила справедливо Мари, когда подруги прошли мимо красочных афиш местного театра, где с завидной регулярностью ставят постановки именитые мексиканские коллективы.

– Я знаю, что он не военный, как брат Дарсии, и не француз, как ты, – с легкой усмешкой заверила Исабель, пальмовая аллея перед фасадом губернаторского дворца за спинами юных дам почти пропали из виду.

– Хотя бы обошлась без упоминаний Густаво, – по-дружески попрекнула спутницу Леклер, старый островитянин на смешном мотоцикле с крышей в цвет шахматной раскраски такси зазывал клиентов.

– Постой, – поспешила уверить дорогую подругу Иглесиас. – Архипелаг стал излюбленным местом для океанографов со всего света.

– Помниться мне, он сам признавался, что ему больше по душе звезды.

Дамы ненадолго снова замолчали, думая каждая о своем. В следующую минуту они остановились у дверей старой католической церкви, главного храма Руана, возведенного еще при испанском владычестве в соответствующем стиле, от чего даже среди изящных изваяний на фасаде и башне в здании проглядывался образ средневекового бастиона.

– Даже не вериться, что папенька и маменька поженились именно здесь, – призналась Иглесиас, говоря так всякий раз, когда она появлялась у небольшой церквушки вместе с Мари, в тени возле основания башни мирно лежали закормленные собаки, устало повиливая хвостами.

Широкие двери были открыты, и подруги без труда смогли увидеть убранство безлюдного зала, где на ближайшей к алтарю скамье сидел единственный прихожанин во французской форме. Черный берет лежал рядом с фигурой мужчины, а взъерошенные волосы предательски выдали в офицере набожного Антуана Фоша, даже для европейцев он был чем-то вроде феномена, поскольку прежние коменданты и прочие офицеры ВМС отдавали предпочтение выпивке, карточным играм в местных барах и женщинам.

– Искренне удивлена, что гневные депеши папеньки позволили запросить такого ревностного праведника, – усмехнулась вполголоса Иглесиас, зная, что внутри храма ее слышно не было, и подполковник был слишком увлечен молитвой. Должно быть, он подыскал свободную минуту во время сиесты, чтобы никто не помещал его общению с небесами перед алтарем.

Мари посоветовала подруге оставить Антуана, и они вдвоем спустились к ближайшей к набережной линии домов, вдоль которых под ветками могучих деревьев расположились веранды ресторанов и кафе, откуда из заведений звучала приятная джазовая мелодия. Проживание на этой улице также считалось престижным.

– Ты хочешь привести меня в казино? – усмехнулась ласково Леклер, завидев в полусотне метров перед собой громады трех стеклянных башен, вздымающихся к небу прямо у песчаного берега.

– Звезды говорят мне, что сегодня в день твоего возвращения удача обязательно улыбнется нам, и мы поставим все на 13 черное в рулетке, – отшутилась несерьезно Иглесиас, обе подруги знали, что ближайшие пару лет их в это заведение даже не пустят.

Стеклянный глянец тридцатиэтажных обелисков горел и разливался бликами золотистой ряби в нежном свету солнца, точной бы утопая в объятьях чистого моря за собой, справа и слева от подаренных французской казной небоскребов вдоль набережной стелились песчаные полосы безупречных пляжей. Водная гладь широкой бухты оставалась беспредельно голубой, будто бы в ней среди скал не стояла на якоре карибская эскадра французского флота, и трижды в неделю не пребывали в порт круизные лайнеры: Алехандро первым указом распорядился перенести из курортного Руана причалы рыболовецких и грузовых судов, чем и обеспечил переписку конституции архипелага в свою пользу.

Беззаботная Исабель вновь потянула за собой Мари, и они вдвоем перебежали через пешеходный переход, чтобы, оставаясь в тени пышных крон вековой аллеи, оказаться у ухоженной набережной. Следом Леклер, не скрывая своей радости, сквозь робкий шепот листьев смогла расслышать повторяющийся шелест волн, омывающих пляжи столицы, островитяне находили мало удовольствия в купании, поэтому песчаные берега почти всегда оставались безлюдны. Подруги отстранились от подножья стеклянных обелисков и вскоре разгоряченно остановились, облокотившись о мрамор оградки, откуда восторженная Леклер над молчаливыми громадами военных судов вдали смогла разглядеть визгливых чаек, реявшие на ветру полотнища триколоров на таком значительном удалении оставались совсем малы.

– Вода сегодня как разбитое стекло, безупречно блестит и серебриться, будто всего этого нет на самом деле, будто на сцене протянули бархатистые полота, – произнесла вслух мечтательно Мари, ветер тормошил приятно ее собранные руками подруги волосы, редкие прямые локоны касались оголенных плеч.

– В самом деле: жидкое золото, чем-то напоминает масляные духи в ящичке твоего туалетного столика, – согласилась Исабель, пышные кроны лиственных деревьев за их спинами казались неприступными, от чего многие островитяне предпочитали ложиться на дневной сон их стволами.

Леклер все вглядывалась куда-то вдаль, найдя над пятнами черепичных крыш размытые очертания фасада ее дома, где сейчас остался только трудолюбивый дворецкий Хосе Леон де Виньялес, отпустивший их под честное слово.

– Давай выйдем на песок? – предложила вдруг ребячески Иглесиас и, сняв свои белоснежные туфельки, взяла их в руки, белый глянец обуви мгновенно нашел свое отражение на ободе золотистого браслета, повисшего на ее тонком запястье, Алехандро называл эти тонкие руки произведением искусства.

В скором времени подруги в роскошных одеждах неторопливо прошагали по теплому песку прямо к полоске безмятежного моря, что сокрушалось разливами шелестящих в унисон музыке листьев волн.

– И ты привела меня сюда только за этим? – поинтересовалась Мари, живописный пейзаж Руана надолго приковал ее тронутый взгляд, безбрежный бриллиант которого голубел своими гранями, словно бы заставляя само море дрожать.

– Можно подумать, что ты чем-то недовольна, – возразила Исабель, на мгновенье ей даже показалось, что она не желает покидать это место до самого вечера, чтобы застать закатное зарево и алый багрянец светила, а затем увидеть белесую изморозь лунного света в отражении морского глянца, что обязательно сменится бликами рассветных лучей, будто в цикле этих превращений и заключается сущность жизни. Разум Мари в эту минуту застелили схожие мысли.

– Просто на тебя это совсем не похоже, – ответила не сразу Леклер, сделав короткий шаг навстречу стихии, и ее босые ноги омыли робко волны теплого моря.

– В эти часы здесь любят собираться члены клуба серфингистов и прочие неравнодушные студенты, – сообщила Иглесиас, указав свободной рукой в сторону песчаной полоски перед стеклянными башнями, где виднелись фигуры людей в гавайских одеждах, что пытались устоять на досках. – Странно, что они предпочитают тихую бухту волнам у студенческого пляжа, – подумала вслух Исабель, стоя на горячем песке неизменно, точно бы подруги находились на границе миров.

– Среди них ведь будет и Бальмонт? – спросила напрямую Мари, стоя на пути волн, ее легкие туфли сейчас висели в ее руках.

– Не исключено, ведь Густаво ищет возможность себе что-нибудь снова поломать, – улыбнулась приветливо Иглесиас и протянула открытую ладонь подруге, точно бы желая вытащить ее на берег, на этот раз спутница не стала противиться и ступила на обожженный песок.

Юные дамы вновь приблизились к подножью стеклянных башен, где помимо казино и роскошных отелей располагалось региональное отделение международного банка, среди учредителей числилась и семья Морелов. Леклер неоднократно доводилось слышать, что через этот банк пропускаются грязные деньги со всей Мексики, от чего их пользует ЦРУ, с молчаливого согласия последних и процветает семейное дело дома Морелов.

Наконец, Мари и Исабель подошли к небольшой толпе беспечных студентов в пляжных одеждах, что играли в волейбол, Леклер не сразу узнала знакомые лица, в то время как ее обворожительная спутница позволила себе непринужденно окликнуть присутствующих.

– Думала, что вы уже на вечеринке у сеньориты Лавлейс, – в ответ на приглашение присоединиться к беззаботному времяпрепровождению сказала Иглесиас.

– Вечерника будет вечером, – насмешливо выговорила вполне очевидную фразу одна из девушек в летнем наряде, пока мальчишка одних лет с ней предпринял попытку забросить мяч за сетку.

– Дорогая Мари, ты так давно не появлялась на острове, что тебе бы следовало присоединиться к нам, пока мы еще окончательно не проиграли, – произнес приятной наружности юноша с влажными волосами, он был приятелем Густаво, хотя и не разделял его увлечения в катании на досках.

– Наверное, мне следовало выбрать другой наряд, – отказалась Леклер, завидев уже в полусотне метров от берега фигуры самодовольных мальчишек в гавайских рубашках, что пытались устоять на досках и в отсутствие набегающих волн.

– Мари права: мы составим вам компанию позднее, – согласилась сразу Иглесиас, заметив отчетливо Густаво, свалившегося прямо с доски, должно быть, он еще не узнал об их появлении.

***

Леклер и Иглесиас гуляли по набережной, скрывшись от вечернего солнца в тени деревьев, в эти часы на улицах Руана становилось особенно жарко, даже птицы предпочитали прятаться в листве.

– Не думала, что ты вот так сразу согласишься, – призналась Мари, стеклянные башни перед пляжем остались на некотором удалении позади.

– Знаю, что ты не слишком хочешь его видеть, – отозвалась учтиво Исабель, с наслаждением вслушиваясь в повторяющийся топот каблуков. – К тому же хотела побывать с тобой на утесе у входа в бухту, – объяснилась девушка, принявшись изящно обмахиваться веером, от чего ее распущенные темные волосы задрожали.

– Жарко, – выговорила Леклер и предложила следом: – Давай выпьем сока.

– Знаю одно приятное заведение поблизости, – заверила сразу Иглесиас, точно бы солнечный Руан был не так мал, чтобы апеллировать подобными категориями.

Через минуту Исабель привела дорогую подругу к дверям бара «Павлин», из открытых окон которого на улицу разливалось пение хриплого саксофона, прерываемое редким смехом посетителей. Девушка поспешила развеять небезосновательные опасения Леклер, заверив, что здесь в перерывах между службой собираются французские офицеры, поэтому для дочери мэра это заведение может считаться самым безопасным местом на всем архипелаге.

– Если нас ждут неприятности, то недоброжелателям придется встретиться с отставным оперативником ЦРУ, – несерьезно приободрила подругу Исабель, говоря о дворецком семьи Леклеров, Хосе Леоне де Виньялесе.

Юные дамы несколько надменно показались в залах старого бара, Мари сразу ощутила отчетливый аромат сигаретного дыма, за длинной стойкой перед дверьми сидел офицер, смотря задумчиво на сцену в углу, где вместе со своим инструментом стоял старый саксофонист, другие офицеры играли в покер за карточным столом. Должно быть, они пришли сюда сразу после службы, чтобы пропустить пару бокалов рома за отвлеченными разговорами, тоскуя по дому, куда каждый так желал вернуться, отсчитывая дни в заграничном странствии.

– Госпожа Иглесиас, буду вынужден вновь признать вашу красоту, как и красоту вашей спутницы, – выговорил вдруг удивленно капитан, завидев появление почтенных гостей, и манерно поднялся со стула, остальные трое товарищей за карточным столом машинально повторили следом и поклонились, а после продолжили с умным видом раскидываться картами.

– Весьма признательны за ваше внимание, господа офицеры, – ответила Исабель, когда смуглый бармен, аккомпанируя саксофонисту за пианино, оторвался от клавиш и приветственно помахал рукой.

– Госпожа Иглесиас, надеюсь, вы не хотите закрыть это чудное заведение, заказав рома или чего-нибудь еще, что будет вам не погодам, – произнес одинокий капитан. Он мог дотянуться до полок с бутылками прямо через стойку, чтобы не тревожить знакомого им давно бармена, выкупившего «Павлин» у прежнего хозяина много лет назад, и не вырывать его из незримого ритма представления, пусть даже зрителями будут всего несколько посетителей.

– Мы всего лишь хотели заказать сока: снаружи так душно, – ответила с наигранной робостью Исабель, длинные лопасти вентилятора на потолке мрачного помещения вращались неторопливо, вскоре приятная мелодия клавиш пианино присоединилась к пению саксофона вновь.

– Мари Леклер, – представилась капитану гостья и прилежно поклонилась, как вдруг, к своей полной неожиданности, заметила у бильярдного стола в противоположной стороне от сцены Венсана Сойера в безупречной белой рубашке с расстегнутыми несколько вальяжно верхними пуговицами у воротника. Молодой человек тоже почувствовал на себе чужой взгляд и оправил изящные тканевые ленты галстука, обвившего его тонкую шею, после положил кий на зеленую ткань стола, где блестели разбросанные нумерованные шары.

– И вы здесь? – спросила удивлено Исабель, завидев фигуру незнакомца, в один миг исправившего поломку в лимузине сегодняшним утром.

– Не видел, чтобы в правилах «Павлина» где-то было указано, что посетителями могут быть только французские офицеры и юные красавицы вроде вас, – отшутился приветственно юноша одних лет с Дарсией Морел, пока капитан за барной стойкой так любезно наполнял для дам пару бокалов с кусочками льда свежевыжатым соком.

Мари с собранными волосами непредумышленно направилась в сторону Венсана, словно бы трезвость ее рассудка застелила собой мелодия чудного дуэта на сцене, несколько высокомерная Иглесиас о чем-то заговорила с уставшим капитаном.

– Неужели сейчас вы без дворецкого, или терпеливый Хосе Леон де Виньялес не знает, что вы окажетесь в заведении подобного толка, госпожа Леклер? – обратился к Мари европеец с пышными волосами, оттенок который совпадал с теми, что носила на себе девушка.

– Ваши слова звучат как угроза, господин Сойер, – заметила справедливо Мари, остановившись в нескольких шагах от бильярдного стола, куда уселся одной ногой Венсан.

– Значит, не знает, – заключил вслух с насмешливым и одновременно добрым взглядом юноша, положив одну руку на угол стола сразу за собой, его французский казался безупречным, как и его наружность.

– Не ожидала вас здесь увидеть, – выдохнула Мари, – вы говорили, что любите звезды.

– Как известно, они становятся видны лишь ночью.

– Выходит, вы слукавили Исабель, – заметила с легкой полуулыбкой на веснушчатом лице Леклер, положив обе руки на стол и опустив свой взгляд на зеленую ткань, Сойер стоял от нее в полушаге левее и вслушивался в незамысловатый музыкальный мотив, пока беспечные офицеры играли в карты, а Иглесиас говорила о чем-то с капитаном.

– Я не хотел смущать моих студентов, – оправдывался юноша, внешне он выглядел старше собеседницы на три-четыре года, хотя без пристального внимания это было не слишком заметным.

– Разве вы можете быть уверены, что среди гостей будут именно они? – возразила девушка с собранными волосами, лопасти вентилятора прямо над бильярдным столом приятно овеивали ее бледную кожу прохладой.

– Боюсь, солнечный Руан слишком мал, чтобы это было не так.

– Значит, вы знаете Густаво Бальмонта? – приняла заинтересованный вид Мари, теперь она своим безбрежно голубыми бриллиантами глаз смотрела прямо на собеседника.

– Конечно, – ответил бесхитростно с легкой улыбкой на лице Венсан. – Думал, он в твоем вкусе, – после короткой паузы несколько вальяжно отшутился юноша, справедливо полагая, что их беседы никто из посетителей «Павлина» и не слышит вовсе.

– Кажется, он больше понравится Исабель, – сказала несерьезно Леклер, когда в их сторону с двумя бокалами в руках направилась Иглесиас, задумчивый капитан снова курил, сидя спиной к барной стойке и облокотившись на нее руками.

– Надеюсь, я вам не помешала, – сказала Исабель и протянула один из холодных бокалов подруге, а после обратилась к молчаливому мужчине: – Венсан, вы случайно не знакомы с Дарсией Морел, она тоже учиться в Лиссабоне?

Мари в ожидании ответа коснулась губами холодного стекла бокала, с наслаждением испив напитка, а манерный юноша сделался задумчивым или хотел таковым показаться, оголенная шея казалась шелковой, как и его изящный ленточный галстук.

– Ведь в какой-то степени все мы на этом острове уже заочно друг с другом знакомы, а такому разбойнику, с ваших же слов, и подавно, – неясно ответил Венсан, чем даже насмешил Исабель, нашедшей эту беседу довольно занимательной.

– Так можно сказать и обо всех гражданах архипелага маркиза Ламберта, – возразила Леклер, офицеры за карточным столом громко рассмеялись, когда один из игроков выбыл из партии, даже капитан на время оторвался от сцены и улыбнулся.

– Мари, вы даже представить себе не можете, насколько ваши слова верны, – согласился задумчивый Сойер. – Впрочем, неважно, не смею вас задерживать, – закончил разговор юноша, точно бы многозначительный комментарий Леклер отозвался в нем эхом полузабытых воспоминаний, от чего нахождение в этом месте и в это время в один миг стали ему невыносимы.

Герои расстались: Венсан застегнул верхние пуговицы рубашки, бросил бильярдный стол и, оставив пару мятых банкнот на барной стойке, удался из «Павлина», а неприкосновенные дамы вышли на улицу позднее. Леклер все еще оставалась удивленной такой внезапной встрече, все думая о связи Дарсии Морел с этим молодым человеком, чьи манеры и вид не вызывали сомнений в принадлежности его к дворянскому роду старого света, хотя фамилия, если Сойер назвался под настоящим именем, не значилась среди древнейших семейств Португалии.

– Этот капитан рассказал мне, что в следующем месяце сюда прибудет целый авианосец для показательных маневров, – поделилась со спутницей занятной новостью Иглесиас, по какой-то причине сейчас ей не хотелось сплетничать и обсуждать недавнюю встречу с Венсаном.

– И что в этом такого знаменательного? – спросила напрямую Мари, когда подруги вышли из тени пышной аллеи вдоль старой дороги, что поднималась неторопливо в гору, справа от обочины среди милых домиков с красными черепичными крышами стоял молчаливо отесанный гранитный камень, служащий указателем со времен испанского владычества.

– Ничегошеньки ты не понимаешь, дорогая Мари, – усмехнулась ласково Исабель и, приняв мечтательный вид, почти пропела, сказав восторженно: – Сюда прибудут делегации из Франции и всех ключевых игроков Северной Атлантики, многие послы и видные чиновники прилетят со своими семьями, ведь здесь пройдет торжественная церемония, парад, как это было двенадцатью годами ранее… – На последнем слове Иглесиас вдруг прервала свою речь, потому что по завершении маневров того года произошла страшная трагедия: роскошная президентская яхта, откуда делегаты наблюдали за ходом учений, столкнулась с миной времен второй-мировой войны и охваченная пламенем стремительно затонула в паре километров от Руана. Супруга Алехандро, мать Исабель и двоюродная сестра Жозефины Лакруз де Морел погибла в первые секунды, находясь на носу вместе с министром финансов и его сыном, видным красавцем, что вскружил не одну голову за свою недолгую жизнь.

– Улицы Руана преобразятся: все будет увешано флагами, оркестр у губернаторского дворца будет исполнять гимны, пока ты вместе с папенькой под прицелами телекамер журналистов со всего света будешь встречать дорогих гостей и членов их семей под одобрительные взгляды зрителей на трибунах, – приободрила помрачневшую подругу Мари, хорошо помня тот день. Семейство Леклеров находилось в первых рядах от сцены, представляя старую аристократию всего архипелага, Жозеф в последнюю минуту до отплытия был вынужден отказаться от присутствия на яхте со всеми гостями лишь по той причине, что его супруге вдруг поплохело, точно бы сама Санта-Мария уберегла их от трагедии.

– Ты же помнишь вечер того злополучного дня? – спросила вдруг напрямую Исабель, заметив, с какой настойчивостью Мари пытается ее отвлечь.

– Конечно, – выдохнула печально Леклер, – такое не забудешь и через сто лет.

Иглесиас все шла вверх по склону, пока у подножья в заточении берегов и набережных серебрился беззаботно глянец бухты, вдали за янтарной полосой света реяли трехцветные полотнища флагов над размытыми силуэтами грозных боевых кораблей. Чистые улицы солнечного Руана казались безупречными, выделялись среди пятен черепичных крыш стеклянных башни, возвышался над городом гордо фасад колониального губернаторского дворца.

– Красивая была яхта. «Рона», – проговорила отвлеченно Исабель, вспомнив название президентского судна, и оправила изящно тонкими пальцами свои распущенные темные волосы, что от прикосновений прохладного ветра словно пытались сплестись в длинные косы.

– Мне нравилось, как там подавали лобстеров, – вспомнила вдруг Мари, за все время разговора по дороге мимо них не проехала ни одного автомобиля, словно бы она была построена, чтобы только облегчить подругам путь до утеса.

– Хорошо, что ты не упомянула про стейк из кайманов, которые так любил доверенный капитан, – сказала с робкой усмешкой Исабель, она хорошо помнила, с какой самоотверженностью командир «Роны» лично помогал пассажирам эвакуироваться на шлюпки, откуда их не далее чем через пятнадцать минут подобрал один из эсминцев. В случившейся трагедии не было вины капитана, как и кого-либо еще кроме страшной войны в старом свете, что даже спустя десятилетия после своего завершения продолжала собирать кровавую жатву.

– Доверенный капитан лично разделывал нам с тобою лобстеров за ужином, – возразила в его защиту ребячески Леклер, редкие вольные локоны ее собранных волос норовили коснуться ее открытых плеч и застелить собою милые веснушки на щеках и аккуратном носу.

В скором времени дамы взобрались на холм, что словно в противовес тому, что сразу за особняком Леклеров был застелен пятнами зеленых лугов, был покрыт густым лесом, хотя среди старых стволов, которые еще со времен испанского мандата были провозглашены заповедными, были просыпаны гравийные дорожки. Мари хорошо помнила, как Исабель еще ребенком, фантазируя без злого умысла, уверяла ее, что в лесу живет семейство слонов во главе со старейшим слоном-президентом всех слонов архипелага маркиза Ламберта, хотя таковых здесь и не водилось вовсе.

Иглесиас вдруг восторженно улыбнулась, взглянув прямо на свою спутницу, когда редкие листья кустарников и лепестки цветов коснулись подолов их роскошных платьев. Подруги оставили дорогу и вышли к узкой гравийной тропе, просыпанной вплоть до утеса, будто бы власти Руана сделали это только для них, ведь здесь почти всегда более никого и не появлялось. Мари осторожно вышагивала по тропе вслед за Исабель, что расставив руки с раскрытыми ладонями, касалась жадно колыхающейся листвы кустарников и цветов, неутихающие ветры не позволяли назойливым насекомым тревожить гостей, по странной причине лишь прекрасные бабочки, порхая своими исписанными красками крыльями, иногда навещали утес. Так было и сейчас: Мари, идя аккуратно или скорее даже как-то стеснительно вслед за Иглесиас, завидела редкие пятна нежно-фиолетового у листьев одинокого вереса, что словно бы дрожали, как танцующие медленный вальс языки истлевшего пламени на пепелище.

Наконец, Исабель застыла у самого обрыва, и глазам Леклер открылся неподдельно головокружительный вид на беспредельное чистое море, утопающее в прикосновеньях вечереющего солнца, что розовело и этим оттенком робости окрасило небеса до самого горизонта. Мари стояла в полушаге от подруги, им уже не были видны улицы Руана, их неповторимая мозаика черепичных крыш вместе с неподвижными громадами боевых кораблей под трехцветными флагами пятой республики, лишь в стеклянном глянце прекрасного в своем вековом молчании на сотни километров море проглядывались размытые очертания других островов. Обомлевшая от приоткрывшегося ей полотнища божественного художника Леклер не сразу смогла различить среди мраморных обелисков скал к северу от Руана белоснежные треугольники парусов над прогулочными яхтами. Раньше среди скал, которых островитяне издревле назвали белыми по цвету мрамора, плавали лодки океанографов, откуда они в гидрокостюмах погружались на дно, однако теперь они ушли к коралловому рифу в 10 километрах к восточной оконечности острова.

– Исабель, моя дорогая, прощу, отойди от края, – выговорила вдруг полушепотом Мари и прикоснулась осторожно к ладони подруги, на пальцах которой еще остались сорванные лепестки цветов.

Иглесиас поддалась уговорами и игриво отступила на несколько шагов назад от обрыва, до которого доносился приглушенный рокот разбивающихся о скалы волн, и после, не отпуская руки Мари, спросила:

– Думаешь, маменька видела эту чудную картину?

– Думаю, что она была красавицей, – ответила уклончиво и одновременно с этим искренне Леклер, на всем утесе не было никого кроме них, лишь правее от них за полосой леса на холме у самого края возвышался купол заброшенной астрономической обсерватории, что некогда принадлежала одному из Парижских университетов.

– И почему ты так решила? – спросила не сразу Иглесиас, пастельные полутона ее пестрого платья сливались с буйством красок цветущей в непрекращающихся прикосновениях ветра под солнцем поляны.

– Твой нрав и черты от отца, а обольстительный взгляд от матери, – уверяла ласково и от чистого сердца Мари.

Подруги стояли рядом друг с другом у обрыва, точно бы после странствия дойдя до границы целого мира, за которым скрывается лишь безмерная даль моря, соединяющегося где-то за горизонтом с чистым небом, и откуда-то оттуда с края скалистого берега на них смотрят увлеченно другая Мари и другая Исабель.

– Мне хочется верить тебе, даже если ты говоришь неправду, дорогая, – выговорила красиво и несколько бестактно Иглесиас, однако ее спутнице даже не хотелось давать толкование этим сказанным в чистом душевном порыве словам.

Среди алого зарева вечереющего неба проглядывались силуэты чаек, а Леклер, оставаясь неподвижной, многозначительно посмотрела на очертания купола брошенной обсерватории на холме за узкой полоской леса, куда и была просыпана гравийная тропа.

– И как тебе принц Лиссабонский? – поинтересовалась без тени стеснения сеньорита Исабель, заметив затуманенный взгляд дорогой подруги, точно бы голубой алмаз ее глаз стал блеклым и потерял свою первозданную чистоту.

– Кажется, я слишком молода для него, – отшутилась несерьезно Леклер, на бледной коже ее нашел свое отражение багрянец кровавого зарева, закаты на архипелаге в этом месяце происходили ближе к двадцати часам, а восходы – раньше шести.

– Кажется, ты слишком зануда, – усмехнулась застенчивости Мари Исабель, отчетливо осознавая, что на запланированную ее друзьями по университету вечеринку она уже опоздала, впрочем, ее это не слишком волновало.

Леклер вдруг вспомнила слова Венсана, с первой встречи показавшегося ей проницательным и довольно милым молодым человеком, и сказал вслух неуверенно:

– Вообще он признавался, что любит смотреть на звезды.

– Мари, ты ведь осознаешь, что тебя на всем острове и пальцем не тронут? – спросила без всякой причины расчетливая Исабель, подруге казалось, что она проявляла задатки искусной интриганки еще с малых лет или с того дня, когда не стало ее матери.

– О чем это ты? – поинтересовалась Мари.

– Сеньорита Мари, вам следует посетить обсерваторию, – уверяла настойчиво Иглесиас.

– Поздно, – выдохнула Леклер, – и что я скажу Леону?

– Я скажу все за тебя, – заверила Исабель и, когда ее темные волосы вдруг взвил элегантно теплый ветер, добавила осторожно: – Полагаю, добрый дядя Хосе будет благосклонен ко мне и в случае неудачи, простив тебя за мою ложь.

– Разве от меня требуется идти на это? – неясно заключила Леклер, подумывая об этом и до предложения подруги, однако ее слова сделали событие неотвратимым, точно бы оно являлось собой результатом случайности космического масштаба, умноженного на желание девушки наслаждаться беспечно каждой секундой нахождения на острове, вдыхая этот аромат и ощущая на себе ласковые прикосновения солнца, что на закате становилось еще более прекрасным, приобретая стеснительный почти бархатный багрянец, растекающийся кровавыми полосами по водной глади, от чего море в эту минуту можно было сравнить с россыпью граненных ледяных бриллиантов в кружевной изморози на окне зимним утром.

– Разве ты не хочешь так сильно хотя бы еще раз увидеть этого полного загадок и какой-то неповторимой недосказанности человека? – поинтересовалась Исабель, зашелестевшая от порыва ветра в приятной мелодии листва ближайших деревьев оборвала разговор, словно эта музыка выступала в качестве лейтмотива целостного произведения, всю полноту которого Леклер было попросту невозможно постичь.

Обе подруги не прерывали повисшего между ними молчания, прекрасно осознавая, что Иглесиас будет готова услышать любой ответ, оставляя решение за Мари, вот только Мари в эту секунду показалось, что этот разговор уже происходил однажды и был обречен повториться, всякий раз завершаясь одним результатом. Быть может, именно глубокое незнание обреченности бытия для Леклер служило ключом к спасению от безумства, размалеванного грубой кистью на безграничном полотне абсурда.

Глава 2

Одинокая фигура в легком платьице, возгоревшемся в закатном зареве, показалась среди заброшенного сада перед обветшалыми стенами обсерватории, что от своей покинутости в каждой детали казался только милее, цвела пахучая вишня, чей аромат был сладковато искрящимся. Порывы ветра в саду ощущались Мари незаметными, она рассталась с дорогой подругой несколькими минутами ранее, однако и они в ее восприятии обратились в сладкую вечность, словно бы Леклер в пронзительном молчании среди пьянящего шелеста листьев вокруг увидела собственное отражение, как и делала это сотни раз ранее.