Электронная библиотека » Жан-Мишель Кинодо » » онлайн чтение - страница 5


  • Текст добавлен: 27 мая 2015, 03:02


Автор книги: Жан-Мишель Кинодо


Жанр: Зарубежная психология, Зарубежная литература


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +
«Печаль и меланхолия» (1917е [1915])
Интроекция утраченного объекта

В работе «Печаль и меланхолия», написанной в 1915 году одновременно с «Метапсихологическим дополнением к теории сновидений», но не опубликованной до 1917 года, Фрейд исследовал реакции людей на реальные ситуации утраты объекта или разочарования, вызванного любимым человеком, или утрату идеала: почему одни люди реагируют скорбной печалью, которую они со временем преодолевают, а другие становятся жертвой депрессии (именуемой в то время меланхолией) [Strachey, 1957; Laplanche, 1980].

Фрейд отмечал, что, в отличие от нормальной скорби, которая переживается преимущественно на сознательном уровне, патологическая скорбь развивается бессознательно. Он обращает внимание на меланхолическую ингибицию, которую он приписывает утрате Эго в результате утраты объекта. Меланхолия также сопровождается самообвинениями, которые могут достигать даже уровня бредового ожидания наказания.

Со свойственной ему интуицией Фрейд предполагал, что меланхолические самообвинения на самом деле направлены на кого-то другого – важное лицо из непосредственного окружения, «которое послужило причиной эмоционального расстройства пациента» ф. 251). Так Фрейд открыл ключ к механизму меланхолии. Это обращение упреков в сторону субъекта происходит потому, что утраченный объект, ответственный за разочарование, устанавливается заново в Эго, разделенном надвое, одна часть содержит фантазию об утраченном объекте, а другая становится критической силой:

«Таким образом, тень объекта падает на Эго, и последнее, с этого времени, может подвергаться осуждению с особой силой, как если бы это был объект, покинутый объект. Так, утрата объекта была трансформирована в утрату Эго, а конфликт между Эго и любимым лицом – в расщепление (Zweispalt) между критической активностью Эго и Эго, измененным идентификацией» (1917е [1915], р. 249).

Этот механизм интроекции утраченного объекта и расщепления Эго, как защиты от утраты объекта, подвергается воздействию ряда условий, которые Фрейд описал и суммировал следующим образом: (1) для того, чтобы выбор объекта регрессировал к нарциссической идентификации, катексис объекта должен быть слабым и, преимущественно, нарциссическим; (2) для того, чтобы стала возможной интроекция утраченного объекта, либидо должно регрессировать к оральной или каннибальской фазе, на которой силы амбивалентности трансформируют любовь к объекту в идентификацию с ним; ненависть обращается на этот замещающий объект. Так, садистические тенденции в отношении объекта обращаются против самого субъекта. Фрейд указывал, что садизм, обращенный против самого субъекта, в то же время бессознательно продолжает направляться значимому лицу из непосредственного окружения:

Обычно пациентам удается отомстить объекту, который является первопричиной, с помощью окольного пути самонаказания и мучения любимого лица своей болезнью; они обращаются к этим средствам во избежание необходимости открыто выражать свою враждебность по отношению к нему (1917е [1915], р. 251).

Обращение садизма против себя объясняет, почему меланхолики совершают суициды. Относительно мании Фрейд обнаружил, что это попытка прийти к условиям того же комплекса, что и при меланхолии, жертвой которой становится Эго, поскольку при мании удается овладеть этими переживаниями или оттолкнуть их (p. 254).

Некоторые неясности у Фрейда

Интуитивная догадка Фрейда действительно является проявлением его гения: когда депрессивный человек говорит «я ненавижу себя», на самом деле он говорит «я ненавижу тебя». Это утверждение наполнено бессознательной ненавистью к любимому объекту. На мой взгляд, эта ценная клиническая интуиция не была полностью понята, и до сих пор психоаналитики недостаточно эффективно применяют ее в практике интерпретаций переноса.

Вероятно, как отмечали некоторые авторы, это связано с определенными неясностями в более поздних формулировках Фрейда. Действительно, читая поздние работы Фрейда, мы можем это обнаружить: некоторые формулировки вполне определенны – например, когда он помещает идентификацию с утраченным объектом в отщепленную часть Эго, которая противопоставляется другой части, а другие формулировки, наоборот, двусмысленны. Например, можно оправданно задаться вопросом относительно части Эго, в которой Фрейд располагает субъектное Эго («I»). В какой части Эго отводится место «критическому Эго», «критической силе» или, позже, «Эго-идеалу» и «Супер-Эго»?

Ответы на эти вопросы очень важны, поскольку наш подход к реципрокным отношениям между Эго и объектами будет определять, как мы проинтерпретируем проекцию и интроекцию утраченного объекта, когда они возникнут в переносе во время лечения; далее я приведу пример.

Многие авторы отмечали эти неточности Фрейда. Например, Лапланш спрашивает: «Кто кого преследует в депрессивной топографии?» Laplanche, 1980, р. 329), – и он желает знать: «Какова центральная позиция дискурса?» и «Откуда исходят слова депрессивного субъекта?». На его взгляд, предпочтительно не пытаться слишком упорно локализовать субъект-Эго, дабы избежать «соблазна разместить субъект где-нибудь, раз и навсегда», или превратить его в средство. Лучше быть более прагматичными и вместо вопроса: «Каково происхождение дискурса?» – задавать вопрос: «Откуда это говорится?» Laplanche, 1980, р. 331). Мельтцер обращает внимание на эти же сомнения Фрейда:

Кажется, что Фрейд сам запутался, и не был уверен: то ли это Эго обвиняет, или Эго-идеал обращается против Эго.

Тем не менее, релевантной, заслуживающей внимание мыслью является его осознание, что вопрос заключается в том, «кому больно?» – Эго или его объекту – и «кто является оскорбленным/поруганным?» (Meltzer, 1978, р. 85).

Мне кажется, что если внимательно читать статьи Фрейда, эти неясности могут быть рассеяны, и тогда аналитик будет иметь все необходимое для того, чтобы распознать специфический конфликт меланхолика в трансферентных отношениях, так что они смогут быть проинтерпретированы и проработаны.

Субъектное Эго критикует объект, а не наоборот

Если мы проанализируем одну за другой формулировки Фрейда, используемые при описании интрапсихического конфликта при меланхолии, приведенные в литературе за 1917е, [1915], 1921с и 1923 годы, то обнаружим, что он последовательно проводит различие между двумя частями Эго, разделенными сплиттингом и противопоставленными друг другу. Одна часть, соответственно, совпадает с субъектным Эго («I»), в то время как другая согласуется с частью Эго, идентифицированной с интроецированным утраченным объектом. Первое направляет критику против последнего, который путают с объектом.

Это достаточно очевидно в «Печали и меланхолии» (Freud, 1917е, [1915]): «Мы видим, как в нем одна часть Эго противостоит другой, критически осуждает ее и воспринимает ее как объект» (p. 247). Дальше в этой же статье он пишет: «конфликт между Эго и любимым лицом [трансформирован] в расщепление между критической активностью Эго и измененного идентификацией Эго» (p. 249). И снова: «ненависть вступает во взаимодействие с этим замещающим объектом, нападая на него, обесценивая его, заставляя страдать и получая садистическое наслаждение от его страданий» (p. 251). Формулировка 1921 года похожа: при меланхолии обвинения «представляют месть Эго объекту» (p. 109) или: «одна [из частей Эго] злится на другую. Другая часть, измененная интроекцией, содержит утраченный объект» (p. 109).

Этчегоен одобряет мое прочтение Фрейда в свойственном ему категорическом утверждении, что в «Печали и меланхолии» «критическое Эго принадлежит субъекту, а не инкорпорированному объекту». На его взгляд, это та «особенность, которую сам Фрейд не осознавал и которая недостаточно принималась во внимание его последователями. По моему мнению, двусмысленность/неопределенность приводит к затруднениям во многих технических дискуссиях» (Etchegoyen, 1985, p. 3).

Даже если бы этим противопоставлением между частью субъектного Эго и частью, содержащей утраченный объект, исчерпывался конфликт, свойственный меланхолии, проблема по-прежнему не была бы простой. Картина усложняется тем, что субъектное Эго меланхолика не является субъектным Эго, выполняющим свою нормальную проективную функцию – то есть функцию совести, критической инстанции внутри Эго, которая и в обычные времена занимает критическую позицию по отношению к Эго (Freud, 1921с, р. 109). Вместо этого Эго критикует «столь безжалостно и неоправданно», что утрачивает свою защитную функцию. Эта чрезвычайно строгая инстанция, создающая расщепление внутри Эго, согласно Фрейду, формирует из субъектного Эго то, что он вначале называл «Эго-идеалом» (1921с) и позднее «Супер-Эго» (1923b). При меланхолии «чрезмерно сильное Супер-Эго, удерживающее власть над сознательным», теперь злится на Эго с безжалостной жестокостью (1923b, р. 53)».

Эти вопросы отнюдь не бесполезны, напротив, они чрезвычайно важны для тех психоаналитиков, которые хотят использовать интуицию Фрейда в технике интерпретаций. Для психоаналитика необходимо знать, кто является субъектным Эго, а кто – объектом, поскольку, пока он не знает, кто кому и что делает, он может быть в замешательстве или воздерживаться от интерпретаций этого типа конфликта, когда тот возникает в трансферентных отношениях.

Позитивный ответ моих анализандов на интерпретации, касающиеся интроекции аналитика – объекта, к которому они относятся как к утраченному объекту (к этому объекту субъект привязан и против него же он направляет свою ненависть, обращая ее против себя), – эффектно подтверждает, что в меланхолических реакциях именно субъектное Эго ненавидит интроецированный объект, а не наоборот. Далее я приведу два клинических примера, иллюстрирующих этот распространенный феномен переноса, и мои интерпретации подобных трансферентных реакций.

Откуда происходит садизм Супер-Эго?

Лапланш и Понталис обращают внимание на трудность определения специфических идентификаций, вовлеченных в структуру Супер-Эго, Эго-идеала, идеального Эго и даже Эго (Laplanche, Pontalis, 1967, р. 437). Поэтому столь нелегко указать точно идентификации, имеющие отношение к интрапсихическому конфликту при меланхолии. Фрейд превратил критическое Эго в Супер-Эго во второй топографии (Freud, 1923b), заявляя, что садизм Супер-Эго в меланхолике является «чистейшей культурой инстинкта смерти», который «часто преуспевает в том, чтобы привести Эго к смерти, если последнее вовремя не отгонит своего тирана обратным превращением в манию» (p. 53).

С 1930 года Фрейд рассматривал садизм меланхолического Супер-Эго по-другому, что, однако, не делает недействительными его ранние взгляды: он выражает согласие с Мелани Кляйн относительно того, что ненависть Сурпер-Эго в отношении Эго есть не что иное, как результат проекции ненависти Эго на объект, приписываемый Супер-Эго и обращенный на субъектное Эго. Мелани Кляйн считает, что строгость Супер-Эго, наблюдаемая у детей, не имеет отношения к строгости родителей: интернализируется образ родителей, на который ребенок проецирует свои деструктивные инстинкты. Фрейд принимает эту точку зрения с прямой ссылкой на Мелани Кляйн и других английских авторов: «истинная строгость Супер-Эго не является – или не в такой большой степени является – олицетворением строгости, пережитой с ним (объектом) на практике или приписываемой ему; в большей мере это выражение собственной агрессивности по отношению к нему» (Freud, 1930а, 129-30).

Последний момент является существенно важным для выбора техники, так как аналитик может интерпретировать анализанду его самодеструктивность, как результат проекции его агрессии против аналитика, обращенной на Эго анализанда, сбитого с толку интроецированным объектом-аналитиком. В соответствии с интуитивным знанием Фрейда, конфликт между Эго и объектом (в данном случае – аналитиком) трансформируется в интрапсихический конфликт между двумя частями Эго, в которых субъектное Эго атакует интроецированный объект и направляет агрессию, нацеленную на объект, против самого себя.

Расщепление Эго и отрицание реальности, как защиты от утраты объекта

Концепция расщепления Эго была представлена в «Печали и меланхолии» в качестве специфического защитного механизма против утраты объекта, следующего за интроекцией утраченного объекта. Конфликт между Эго и внешними объектами трансформируется в конфликт между двумя частями Эго, которые подвергают воздействию саму структуру Эго: «Таким образом, утрата объекта трансформируется в утрату Эго и конфликт между Эго и любимым лицом, в расщепление (Zwiespalt; GW 1917e, 10, p. 435) между критической активностью Эго и измененным идентификацией Эго» (p. 249). (Во французском варианте этого отрывка используется слово scission, которое не способно передать идею расщепления, присущую немецкому слову Zwiespalt, содержащему корень Spalt, сам по себе близко связанный с Spaltung [расщепление]. Чтобы сохранить психоаналитическую концепцию расщепления, Zweipalt, на мой взгляд, следует переводить дословно, чтобы передать идею «расщепления надвое». В действительности идея расщепления подробно разработана в другом месте «Печали и меланхолии»: «критическая инстанция, которая отщеплена от Эго» [p. 247]).

Идея расщепления Эго, представленная в «Печали и меланхолии» в свете утраты объекта, впоследствии была дополнена отрицанием реальности. В начале Фрейд представляет отрицание реальности, как защитный механизм, свойственный психозам. Однако позже он видоизменяет эту концепцию, вводя идею о частичном отрицании реальности, поражающем только часть Эго – согласующуюся с психотической частью, – в то время как другая часть Эго сохраняет свои связи с реальностью.

В действительности концепция отрицания реальности, как защитного механизма против утраты объекта, возникла в 1924 году, когда Фрейд провел различие между вытеснением и отрицанием реальности, которое ранее рассматривалось как характерный защитный механизм при психозах. Фрейд приводит пример молодой женщины, которая была влюблена в мужа своей сестры и, стоя рядом с ее смертным одром, вытеснила свои чувства и продемонстрировала «психотическую реакцию [молодой женщины], отрицающей факт смерти сестры» (Freud, 1924b) [1923], p. 184).

В работе «Фетишизм» (1927е) Фрейд отмечает, что отрицание реальности может быть частичным. Он возвращается к своему ясно очерченному противопоставлению неврозов и психозов, с этого момента признавая, что расщепление Эго может существовать в одном и том же индивидууме, одна часть которого отрицает реальность, а другая признает ее. В качестве примера он приводит случай двух молодых людей, которые в детстве «скатомизировали» смерть отца, судя по всему, не став при этом психотиками. Согласно Фрейду, эта скатомизация основана на отрицании реальности смерти отца, по крайней мере, настолько, насколько в этом было заинтересовано Эго. В этом случае Эго молодых людей было разделено на два потока:

Один поток в их психической жизни не распознавал смерть отца, в то время как другой полностью принимал во внимание этот факт. Позиция, соответствующая желанию, и позиция, соответствующая реальности, существовали бок о бок (1927е, р. 156).

Похоже, что после «Печали и меланхолии» Фрейд постепенно пришел к мысли о том, что Эго защищает себя от утраты объекта путем расщепления: одна часть Эго идентифицируется с утраченным объектом, отрицая реальность утраты, а другая часть Эго признает реальность утраты. Более детально он представил эту идею расщепления Эго на две части во «Введении в психоанализ» (1940а [1938]) и в «Расщеплении Эго в защитных процессах» (1940е [1938]). Бион (Вюп, 1957) по-новому развил эту идею через разделение психотической и непсихотичсекой части личности – эта концепция идеально подходит к описанию феномена расщепления в переносе, наблюдаемого в клинической практике при патологической скорби.

Пример интроекции утраченного объекта и обращения против себя ненависти в переносе

На примере двух клинических случаев я бы хотел проиллюстрировать интроекцию утраченного объекта – аналитика – в переносе, при реактивации амбивалентных чувств любви-ненависти, с которыми мы часто сталкиваемся в связи с перерывами между сессиями, выходными или праздниками. В этих случаях объектом интерпретации является предотвращение закрепления защитных механизмов, характерных для депрессивных реакций. Необходимо также довести до сознания пациента бессознательную привязанность к аналитику, представленную интроекцией и путаницей между анализандом и аналитиком, и возвратить субъекту ненависть, обращенную к объекту, вместо проецирования ее в переносе.

Первый пример описывает несколько депрессивного и амбивалентного пациента, который много раз удивлял меня реакциями на перерывы, связанные с выходными. К примеру, однажды в пятницу я отметил его полную включенность в процесс проработки, радостное настроение и активность, но когда после выходных он пришел на сессию в понедельник, то был подавлен, молчалив и неудовлетворен и, казалось, был вынужден работать без всякого желания. Радикальные перемены произошли в его отношении ко мне: он как будто потерял ко мне всякий интерес и игнорировал мое присутствие, демонстрировал незаинтересованность в том, что прорабатывалось на предыдущей неделе, а также в том, что он чувствовал в данный момент. Я был обеспокоен, не понимал, что происходит, и думал, не случилось ли что-нибудь серьезное в его жизни, не совершил ли он какую-нибудь глупость, о которой не осмеливается мне сказать. Единственные слова, которые он произнес, были: «Я – пустое место, я ничего не могу, я ничтожество».

Не сразу я понял, что, обвиняя себя, фактически он обвинял меня. В результате последующих ассоциаций о приближающихся праздниках я смог проинтерпретировать ему, что, говоря о себе: «Я – пустое место, я ничего не могу», – в действительности он имплицитно обращался ко мне, говоря, что, как аналитик, я – пустое место и ничего не могу сделать. Вместо того, чтобы выразить словами свой гнев на меня за то, что я оставил его одного в такой важный момент, он не сказал ничего, но обратил упрек против себя, показывая мне, что я неспособен что-либо сделать как аналитик.

Пациент немедленно отреагировал на мою интерпретацию: не успел я закончить предложение, как вся его витальность и сила вернулись; казалось, что его депрессия, как по волшебству, растворилась в воздухе, и я услышал, как он вполне определенно высказался по поводу своего гнева на меня. Убежден, что моя интерпретация не только привела его к осознанию своей привязанности и ненависти по отношению ко мне, но и привлекла его внимание к тому, как он обращает против себя агрессию, предназначенную и адресованную мне, смешанному с частью его Эго (интроецированному как утраченный объект). На мой взгляд, этот пациент смог быстро отреагировать на мою интерпретацию и открыто критиковать меня, поскольку, выражая мне свою агрессию, он не боялся потерять меня. Такая реакция отличается от реакции пациентов, которые не осмеливаются выражать свою ненависть к аналитику иначе, как бессознательно. Это происходит от того, что в их представлении ненависть не достаточно связана с либидинальными тенденциями в отношении объекта – аналитика в переносе – в смысле слияния инстинктов (Freud, 1920g, 1923b); им кажется, что ненависть в отношении аналитика является силой, разрушительной для объекта. На другом уровне анализанд чувствовал себя опустошенным и истощенным во время выходных, но, с моей интерпретацией, он смог восстановить свои силы.

Следующий пример касается депрессивного обсессивного пациента, который реагировал на потерю объекта в ситуации переноса во время анализа, при приближении праздников, тенденцией к саботажу против себя. В переносе это было бессознательным выражением его ярости, обращенной против себя в саморазрушительных садистических и мазохистических проявлениях. В раннем детстве этот человек страдал от того, что его много раз бросали. Он казался недоверчивым, заключенным в скорлупу. Тем не менее, его отношения со мной и окружающими медленно улучшались в ходе анализа. Он обезопасил свою профессиональную позицию, соотнеся ее со своими возможностями, уменьшилась его склонность считать, что с ним плохо обращаются окружающие его мужчины и женщины. Затем произошел необъяснимый рецидив, настолько сильный, что он не мог нормально работать, и я боялся, что его могут уволить. Я чувствовал, что утратил с ним контакт, он перестал говорить со мной о своих чувствах, а говорил только о работе, где, несмотря на все его усилия, обстановка все более накалялась и его начальник все чаще открыто угрожал уволить его. «Я вгоняю себя в крайность и доведу все до того, что меня вышвырнут», – повторял он мне.

Эти слова напомнили мне о приближении летних каникул, и я подумал, что, стараясь добиться того, чтобы начальник выкинул его, бессознательно он пытается выбросить и меня, так как, потеряв работу, он не сможет оплачивать свой анализ. Он атаковал себя, саботируя свою работу, но он также атаковал и меня. Когда я проинтерпретировал ему, что ненависть, обращенная против себя, бессознательно предназначалась мне, он, не без труда, смог остановить процесс саморазрушения, отвести ненависть от себя и направить ее против объекта, что стало возможным благодаря тому, что в интерпретации соединились аспекты любви и ненависти.

Этот тип интерпретаций основан на меланхолическом интра-психическом конфликте, описанном Фрейдом (1917в [1915]), в котором любовь диссоциирована с ненавистью: любовный катексис находит убежище в нарциссической идентификации и «ненависть вступает в действие с этим замещающим объектом» (p. 251). Далее Фрейд добавляет, что садизм, вслед за интроекций, бессознательно обращается на сам субъект, в то же время оставаясь обращенным на соответствующего человека из непосредственного окружения ^. 251). Этот момент чрезвычайно важен для интерпретаций. Фрейд подчеркивал, что либидинальные и агрессивные аспекты всегда двунаправлены: они одновременно обращены против интроецированного объекта «внутри» и предварительно катектированного внешнего объекта «снаружи», который соответствовал предшествующему. Абрахам впервые предоставил возможность депрессивному пациенту осознать его собственный садизм и оральную привязанность к объекту, показав, что Эго может достичь успеха в преодолении амбивалетности, направляя враждебность на объект. Абрахам полагал, что объект утрачен вследствие того, что его хочет уничтожить садизмЭго, а не вследствие коллатерального, случайного эффекта либидинальной инкорпорации, как проницательно подметил Этчегоен (Etchegoyen, 1985).

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации