Текст книги "Ставок больше нет"

Пьер провожает его взглядом. Он учится отличать живых от мертвых, и это доставляет ему некоторое удовольствие. Они обгоняют накрашенную женщину в короткой юбке, которая идет медленнее, чем они. Пьер разглядывает ее, пытаясь понять, к какому разряду – мертвых или живых – ее отнести. Женщина явно его не видит. Пьер бросает на своего спутника вопросительный взгляд, делая легкий жест в сторону прохожей.

– Живая! Живая! – трясет головой старик.

Пьер разочарованно разводит руками, а женщина тем временем подходит к спешащему мужчине.

– Не переживайте, вы быстро освоитесь, – говорит старик, подметивший разочарование Пьера.

Они продолжают идти вперед, но вскоре останавливаются, поскольку навстречу им движется небольшая толпа.

Во главе ее выступает тщедушный человечек дегенеративного вида. За ним следует его благородное потомство по мужской линии, начиная со Средних веков, все как на подбор осанистые и рослые молодцы.

Живой отпрыск этого знатного семейства останавливается посреди улицы, чтобы закурить; потомки замирают позади него, не спуская с него глаз.

– Что за карнавал? – спрашивает Пьер, не в силах сдержать любопытства.

Но стоит ему произнести эти неосторожные слова, как кое-кто из свиты предка обращает на него яростный и уничтожающий взор.

– Весьма и весьма знатный род, потомственное дворянство. Следуют за продолжателем рода… – пояснил старик.

– Что-то он не больно хорош собой, – тихо замечает Пьер, – они вряд ли им гордятся. Почему же ходят за ним по пятам?

– Ждут, когда помрет, чтобы как следует ему всыпать, – пожимает плечами провожатый.

Между тем дегенерат с важным и тупым видом идет дальше с сигаретой в руке, а предки, не спускающие с него внимательных и полных отчаяния глаз, торопятся за ним.

Пьер и старик, продолжая прогуливаться, переходят на другую сторону проспекта.

Когда они находятся на проезжей части, откуда-то вылетает автомобиль и несется прямо на них, старик успевает прошмыгнуть перед самым капотом, не обратив на него никакого внимания, а вот Пьер шарахается в сторону.

– Постепенно привыкнете… – снисходительно улыбается старик.

Пьер сконфуженно улыбается, и они продолжают путь.

В конторе

Ева сидит на стуле перед письменным столом. На ее лице тревога.

– Вы уверены? Вы не ошиблись? – взволнованно спрашивает она.

Пожилая дама, чье равнодушное и вежливое спокойствие так контрастируют с нервозностью Евы, с достоинством отвечает:

– Я никогда не ошибаюсь. Это входит в мои профессиональные обязанности.

– Он меня отравил? – переспрашивает Ева.

– Ну да, мадам.

– Но почему? Почему?

– Вы его стесняли, – отвечает та. – Приданое ваше у него в кармане. Теперь ему требуется приданое вашей сестры.

– А Люсетта в него влюблена! – заламывая руки шепчет убитая Ева.

– Примите мои соболезнования… Не соблаговолите ли поставить подпись? – приняв соответствующее обстоятельствам выражение лица, просит чиновница.

Ева встает, рассеянно склоняется над столом и ставит подпись.

– Превосходно, – подводит итог пожилая дама, – отныне вы мертвы по всем статьям.

– А куда мне теперь? – нерешительно осведомляется Ева.

– Куда хотите. Мертвые свободны.

Ева, как и Пьер, неосознанно направляется к двери, через которую вошла, но чиновница указывает ей на другую:

– Нет, вам туда…

Поглощенная своими переживаниями Ева покидает контору.

Улица

Ева печально бредет по улице, опустив голову и сунув руки в карманы домашнего платья.

Ее не занимает происходящее вокруг, она не смотрит на прохожих, живых и мертвых, попадающихся ей на пути… Как вдруг слышит голос уличного зазывалы:

– Дамы и господа, еще несколько франков, и вашим глазам предстанет нечто сенсационное… Одной рукой, только одной рукой Алкид поднимет вес в сто килограммов. Я не ошибся, сто килограммов, сто…

Вокруг ярмарочного силача – здоровяка в розовом трико, с вызывающей величины усами и завитками волос на висках – образовался кружок зевак. Пока зазывала представляет его публике, он застыл в выразительной позе.

Удостоив здоровяка взглядом, но не остановившись, Ева обходит толпу зевак.

В последнем ряду, среди любопытных находятся и Пьер со стариком-провожатым.

– Пойдемте отсюда, – обращается к нему старик, – есть кое-что и поинтереснее… У нас свой клуб…

– Минутку, – раздраженно отзывается Пьер, – я всегда любил смотреть на силачей.

Ева тоже останавливается, глядя на здоровяка.

– Дамы и господа! Смелее! Вы же не захотите обойти вниманием тяжелую атлетику. Еще двенадцать франков, и представление начнется. Двенадцать раз по двадцать су! Один франк справа? Один слева? Спасибо. Еще десять франков, и мы начнем!

Взгляд Евы случайно падает на девочку лет двенадцати. Из корзины в ее руках торчат пакет с молоком и дамский ридикюль весьма потрепанного вида, в котором наверняка лежат деньги. Ее послали за покупками, а она задержалась, чтобы посмотреть на представление.

Девочка не замечает юного воришку за своей спиной, который собирается ее обокрасть.

Небрежно озираясь, он протягивает руку и ловко вытаскивает сумочку из корзины.

– Эй, малышка, тебя обворовывают! – кричит Ева, наблюдая за его действиями.

Пьер живо поворачивает к ней голову и переводит взгляд на девочку.

Ева заметила его реакцию и обращается к нему:

– Остановите его! Да остановите же!

Старик выразительно толкает Пьера локтем.

Воришка уже преспокойно удаляется…

– Держи вора! Держи вора! – кричит Ева, указывая на него рукой.

Пьер с любопытством разглядывает ее.

– Эта дама тоже новенькая, – говорит старик.

– Да… до нее еще не дошло… – несколько самодовольно отзывается Пьер.

– Да сделайте же что-нибудь! – обращается Ева к Пьеру. – Что тут смешного? Остановите его!

Пьер со стариком переглядываются.

– Мадам еще не свыклась… – произносит Пьер, обращаясь к ней.

– Как вы сказали? – удивляется Ева. – Не свыклась с чем? – Она смотрит то на одного, то на другого, и вдруг начинает понимать. Теперь у нее растерянный и обескураженный вид. – Ах да, верно… – шепчет она, – верно.

Пьер и Ева какое-то мгновение с интересом разглядывают друг друга, но тут же переводят взгляды на девочку.

Та только что заметила пропажу сумочки. Она все более лихорадочно роется в корзине, заглядывает даже в пакет с молоком, ищет под ногами зрителей, после чего выпрямляется: ее личико бледно, рот искривился, на ставших огромными глазах блестят слезы.

Все трое молча взирают на ребенка. Старик, у которого, казалось бы, чувства давно должны были притупиться, потрясен…

Сделав несколько шагов, девочка падает на скамью и принимается рыдать, обхватив голову руками.

– Бедное, бедное дитя, – шепчет Пьер. – Что ее ждет по возвращении домой… – И добавляет, впервые с ноткой горечи в голосе: – Да, вот так-то!

– Вот так-то! Это все, на что вы способны? – вскипает Ева.

– А что я, по-вашему, должен делать? – силясь скрыть волнение за напускной развязностью, отвечает Пьер.

– Ничего, – пожимает плечами Ева. – Это ужасно, ужасно не иметь возможности помочь, – добавляет она, повернув голову в сторону ребенка.

Они вновь смотрят друг на друга. Пьер резко отворачивается, словно пытаясь прогнать непрошенную мысль.

– Пошли, – обращается он к старику. – Я за вами…

И удаляется вслед за своим вожатым, радуясь, что можно уйти от истории с воришкой.

Ева тоже уходит, опустив голову, сунув руки в карманы. Она проходит мимо девочки, не глядя в ее сторону…

На крыльце дворца Правителя

Пьер со стариком проходят мимо дворца. Два великана-стража, застыв в грозной позе, охраняют внушительных размеров дверь.

Пьер резко останавливается. Старик, едва поспевающий за ним, также останавливается, но с намерением продолжать путь.

Пьер взглядом измеряет дверь и с явной радостью говорит:

– Это тут.

– Как вы сказали?

– Уже много лет мне хочется увидеть его вблизи.

– Правителя? – удивляется старик. – Вы хотите увидеть Правителя? Любопытно… Жалкий узурпатор, поступки которого лишены какого-либо размаха.

– А мне он интересен, – весело отвечает Пьер.

– В таком случае, мой дорогой, не отказывайте себе в удовольствии, – вежливым жестом указывает на дверь старик.

Пьер без колебаний преодолевает ступени крыльца и на мгновение задерживается возле стражников.

– Если бы ты только знал, кого пропускаешь сейчас, если бы знал… – бросает он в лицо одному из них.

Галерея дворца и покои Правителя

Пьер со стариком вступают в просторную галерею, им то и дело попадаются мертвецы в нарядах тех времен, в которые им довелось жить… Встречается и первый камердинер – они пропускают его, расступившись.

Видно, что Пьеру страшно интересно все, что он видит. Старик же скользит по сторонам пресыщенным взором.

Массивная угловая дверь также охраняется двумя вооруженными стражами.

К ней подходит старший слуга с парой великолепных черных сапог в руках.

Один из стражников привычным жестом распахивает перед слугой дверь, и тот величаво входит в покои.

Пьер, находящийся совсем рядом, дергает старика за рукав и тянет за собой:

– Пошли!

Они буквально влетают в покои вслед за слугой, и дверь за ними тут же захлопывается.

Мгновение они стоят неподвижно. Затем медленно проходят дальше.

Они оказываются в огромных размеров величественном зале, в глубине которого возвышается ложе под балдахином. Массивный дубовый стол, большие старинные кресла, бархатные портьеры, парчовые гардины, ковры.

Правитель сидит на краю постели. Он в одной рубашке, в галифе и носках. На лице наусник. Он курит дорогую сигарету.

Это полный и крепкий мужчина с физиономией бессердечного фата, явно способной произвести впечатление.

Слуга почтительно прислуживает ему, помогая натянуть сапоги.

С десяток мертвых, в числе которых одна женщина, находятся здесь же; одни развалились в креслах или на ложе, кое-кто устроился прямо на полу, другие стоят, подпирая стены или предметы обстановки.

Среди них жандармский генерал, одетый в форму, похожую на форму Правителя; средневековый великан; военный не самого высокого чина; весьма пожилой седоусый мужчина, опирающийся на тросточку; офицер из XIX века в доломане с брандебурами и в лосинах; три пожилых человека в сюртуках, обшитых галуном, и в брюках в полосочку; и наконец, женщина лет тридцати, не больше, в элегантном охотничьем костюме.

Все взгляды устремлены на Правителя, в иных читается ирония, в других угроза.

Пьера явно забавляет все, что он видит.

– Ну, что ж, я не один, – мотнув головой, весело говорит он.

Эти слова привлекают к нему внимание мертвых, которые лениво поворачивают головы в сторону вновь прибывших.

– У этого узурпатора всегда посетители, – объясняет компаньон Пьера.

– Друзья?

Мертвые, пожимая плечами, презрительно отворачиваются.

– Бывшие друзья, – спешит поправить его спутник.

Правитель между тем уже натянул сапоги и направляется к высокому зеркалу, в котором видит себя во весь рост.

А поскольку Пьер стоит тут же, возле зеркала, тот оказывается рядом с Пьером, который начинает кружить вокруг него, изучая, словно какую-нибудь букашку. Неподалеку от них опирается на комод военный невысокого чина: скрестив руки на груди и нахмурив брови, он не сводит глаз с бывшего «начальника».

Правитель окидывает снисходительным взглядом свое изображение в зеркале и принимается отрабатывать приветствия и красивые позы. Своими театральными жестами, смешными и нелепыми, он напоминает оратора, выступающего перед аудиторией.

Невозмутимый камердинер в нескольких шагах от него держит в руках мундир.

Правитель подзывает его, и тот, приблизившись, подает ему мундир.

– Ну, как? – тряхнув головой и повернувшись к военному, весело говорит Пьер.

Тот кивает, не сводя с Правителя глаз.

– Красавчик твой начальник, ничего не скажешь, – иронично замечает Пьер.

– Что верно, то верно, – отзывается военный. – Знай я это раньше, ни за что бы не поддался на обман.

Правитель облачается в мундир, затем снимает его.

– Как ты думаешь, может, и без мундира сойдет? – спрашивает он у камердинера.

– Наверняка, ваше превосходительство, но мундир придает вашему превосходительству еще более внушительный вид.

Правитель снова надевает мундир и, на ходу застегивая пуговицы, направляется к столу, возле которого стоит средневековый великан. Пьер следует за Правителем.

Перед тем как затянуть ремень, Правитель швыряет окурок в великолепное блюдо, украшающее стол. Великана от возмущения передергивает.

– В мой тазик для бороды! – рычит он.

Пьер с интересом оборачивается.

– Оно ваше?

– Да ведь я тут у себя, друг мой. Я был королем этих краев четыре сотни лет тому назад. И, поверьте, в те времена к утвари в моем доме относились с большим пиететом.

– Утешьтесь, сир, скоро этому будет положен конец, – улыбаясь и указывая на Правителя, успокаивает его Пьер.

Единственная женщина, находящаяся среди мертвецов, удивленно оборачивается.

– Что вы имеете в виду?

– Это случится завтра.

– Что случится завтра? – подходя с любопытством спрашивает военный.

– Восстание.

– Вы в этом уверены? – спрашивает женщина.

– Да я же все и подготовил. Вам это интересно?

Женщина, указывая на Правителя, нацепляющего на шею орден, а на грудь орденскую ленту, страстно заявляет:

– Я умерла три года назад. Из-за него. И с тех пор ни на секунду его не покидала. Хочу видеть, как его повесят.

К ним подходит военный, слышавший их разговор.

– Не обольщайтесь, – говорит он. – Такие вещи не всегда удаются. Он, знаете ли, более хитрый, чем кажется…

– Вы так говорите оттого, что вам не удалось довести дело до ума… – парирует она, передернув плечами.

Между тем мертвецы обступили Пьера.

– Помните заговор Черных крестов? – продолжает военный. – Это моих рук дело. Я ничего не оставил без внимания, все предусмотрел. А он все же переиграл нас…

– Меня тоже, – вставляет Пьер. – Меня он переиграл, но слишком поздно, другие-то живы…

– Вы так самонадеянны…

– Мы уже три года над этим бьемся, я и мои товарищи… Наше дело верное, – обращаясь одновременно к военному и прочим мертвым, объясняет Пьер.

– Я тоже так говорил… – бормочет себе тот под нос.

– Мертвые, что помоложе, вечно строят иллюзии, – бросает с ухмылкой офицер в доломане, сидящий на стуле у стола.

В то время, как он произносит эти слова, за его спиной проходит камердинер и, словно на стуле никто не сидит, подхватывает его и уносит. Офицер остается сидеть в пустоте, а Правитель усаживается на стул, который ему подставляет камердинер.

– Вы мне кажетесь такими пессимистами, – обращается Пьер к мертвым, скептически взирающим на него.

– Пессимистами? Да я служил под его началом на протяжении многих лет… – ворчит военный, подходя к Правителю.

Все мертвые собираются в кружок вокруг стола.

Камердинер, согласно установленному церемониалу, снимает с Правителя наусник.

– Я верил ему, – продолжает военный, – я умер за него. А теперь вот наблюдаю за этим паяцем: баб меняет как перчатки, носит высокие каблуки. Речи за него пишет секретарь. А когда он репетирует их перед зеркалом, оба покатываются со смеху. По-вашему, приятно обнаружить, что тебя всю жизнь морочили?

Правитель между тем приступает к завтраку. Он набрасывается на еду и ест как свинья, при этом жесты его изысканны.

– Пессимисты, говорите? – сурово начинает военный. – Оказавшись здесь, я узнал, что нас предал мой лучший друг. Ныне он министр правосудия.

Пьер хотел было что-то возразить, но его снова прервали.

– Мы пессимисты? Взгляните на него, – вновь заговорила молодая женщина, встав напротив Правителя. – Я знала его, когда он был писакой. Я ему помогла. Я на него работала. Чтобы вызволить его из тюрьмы, я продала себя. Это я сделала ему карьеру.

– А что было потом? – поинтересовался Пьер.

– Я умерла в результате несчастного случая на охоте, а подстроил все это он.

Правитель продолжает обжираться, порой ковыряя в зубах тонко отшлифованным ноготком.

Пьер, которому так и не удалось вставить слово, взрывается от негодования и с вызовом смотрит на мертвых.

– И что из того? Что это доказывает? Только то, что вы – неудачники.

– Как и вы. Ну, конечно, наша жизнь не удалась. Как и вообще любая жизнь, – разом загалдели мертвые.

Старик, с момента появления в покоях Правителя хранивший молчание, возвышает свой голос над всеобщим гвалтом:

– С той минуты, как наступает смерть, считай, жизнь не удалась.

– Это верно, коль скоро смерть наступает слишком рано, – парирует Пьер.

– Смерть всегда приходит слишком рано… или слишком поздно.

– Но только не ко мне, слышите вы? Не ко мне!

Смех и насмешки со стороны мертвецов вспыхивают с новой силой. Но Пьер стойко все переносит, стоя среди них.

– Я подготовил восстание против этого паяца. Оно назначено на завтра. Про мою жизнь не скажешь, что она не удалась. Я счастлив, я весел и не хочу быть с вами заодно…

Он направляется к двери, но возвращается.

– Вы не только мертвы, ваш моральный дух на нуле, – бросает он зубоскалящим мертвецам и в бешенстве идет прочь.

Старик устремляется за ним.

– Тем лучше для него, если он счастлив… Когда-нибудь он поймет… Все одинаковые! Он думает, что хитрее всех. Да он просто смешон! Вот увидите, что выйдет из его затеи… Он весел, что ж, повезло! – продолжают они галдеть.

Посреди этого гама раздается громкий стук в дверь.

– В чем дело? – с набитым ртом кричит Правитель.

И в ту минуту, когда Пьер и его спутник добираются до двери, она открывается и в покои входит начальник охраны в военной форме.

– Начальник полиции желает говорить с вами. Утверждает, что дело чрезвычайно важное и не терпит отлагательств, – отдавая честь, объявляет он.

– Пусть войдет.

Начальник охраны выходит.

Пьер со стариком намереваются последовать его примеру, как вдруг Пьер застывает. Он видит разгневанного начальника полиции и с ним Люсьена Держё.

Люсьена сопровождают два жандарма, он выглядит страшно напуганным.

Пьер ошеломленно взирает на Люсьена.

– Вот, значит, как! Мальчуган-то… Это он меня убил… – с трудом выговаривает он и, угрожающе сжав кулак, кричит: – Гаденыш!

– Не утруждайте себя, – советует ему старик.

– Знаю… и все же так хочется набить ему морду.

Начальник полиции делает шаг вперед и склоняется в поклоне. Мертвые, до того разбредшиеся по комнате, вновь собираются вокруг стола.

– Ну что у вас там, Ландриё? – вопрошает Правитель.

– Неприятный инцидент. Ваше превосходительство… Я… – в замешательстве отвечает тот.

– Продолжайте… я вас слушаю…

– Один из наших осведомителей совершил глупость… Он убил Пьера Дюмена.

Правитель, все это время продолжающий набивать утробу, поперхнулся.

– Пьер Дюмен мертв, а вы называете это инцидентом?! – ударив кулаком по столу, восклицает он: – Да знаете ли вы, что теперь будет, Ландриё?.. Без Пьера Дюмена не состоится восстание. Лига не осмелится шагу сделать без своего лидера.

Пьер меняется в лице. Старик, который уже обо всем догадался, краешком глаза с иронией следит за ним.

– Я велел ему вести за ним наблюдение, ваше превосходительство… Он счел, что сделает доброе дело… – поясняет Ландриё.

Пьер подходит ближе, протискивается сквозь толпу мертвых и весь обращается в слух.

Градоначальник переходит на крик и бросает в лицо подавленного Ландриё:

– Нам требовалось, чтобы они устроили это свое восстание. С теми сведениями, которые мы получили, нам предоставлялся уникальный случай. Все главари были бы разом уничтожены, и Лига притихла бы лет на десять.

Пьер явно потрясен.

– Вам нехорошо? – с невинным видом интересуется старик.

Пьер не отвечает.

Мертвые, выйдя из оцепенения, в котором до того пребывали, увлеченно следят за ходом беседы. Кое-кто из них уже сообразил, в чем дело, и теперь с понимающими улыбками переводит взгляд с Пьера на Правителя.

– Не все еще потеряно, ваше превосходительство, – бормочет Ландриё.

– Надеюсь, Ландриё, это в ваших интересах. Если завтра Лига не предпримет действий, вы ответите за излишнее рвение своего агента… Свободны!

После некоторого колебания начальник полиции, не смея добавить ни слова, кланяется и идет к выходу.

– Три года усилий. Неслыханный бюджет, – вне себя от злобы бурчит Правитель.

При виде лица Пьера в эту минуту мертвецы принимаются хохотать.

– Вам это будет стоить места, Ландриё! – летит вдогонку начальнику полиции.

Тот, стоя на пороге, оборачивается и еще раз кланяется.

– Вам смешно? – спрашивает Пьер у хохочущей публики, окружившей его. – Все погибнут.

– Вы становитесь пессимистом! – иронизирует военный.

– Вы мне отвратительны! – кричит Пьер и, воспользовавшись тем, что за Ландриё еще не закрылась дверь, быстро проскальзывает в нее.

Старик успевает протиснуться вслед за ним.

Улица заговорщиков

Молодой рабочий подбегает к дому, где состоялось тайное собрание под руководством Пьера Дюмена, во время которого были обговорены последние детали восстания, и, перед тем, как войти, озирается.

Лестничная клетка дома на улице заговорщиков

Молодой рабочий останавливается перед дверью квартиры на грязной лестничной площадке.

За его спиной Пьер со своим пожилым спутником. Они ждут.

– Эй, ребята! Кажется, они убили Дюмена! – в сильном возбуждении стучит в дверь молодой человек.

Слышатся поспешные шаги, и дверь распахивается.

– Что ты сказал? – спрашивает Диксон.

– Похоже, они убили Дюмена… – повторяет молодой человек.

Из глубины квартиры доносится голос Ланглуа:

– Ты уверен?

– Мне сказал об этом Пауло.

Пьер поочередно смотрит на своих товарищей.

– Подлецы! – бросает Диксон. – Отправляйся за новостями. Когда что-нибудь разузнаешь, сразу ко мне.

– Ладно, – соглашается молодой человек и стремглав летит вниз по лестнице.

Комната в доме на улице заговорщиков

Диксон в сердцах толкает дверь – та закрывается, но не плотно – и возвращается к товарищам. Все молчат.

Пьер заглядывает через щель в комнату. Его лицо серьезно, он внимательно слушает.

Наконец Ланглуа нарушает гнетущую тишину:

– Если Дюмен умер, мы все равно завтра выступим?

– Без всяких сомнений, – отвечает Диксон. – Они еще и за это заплатят… Верно, ребята?

– Верно, – отзываются Пулен и Ренодель.

– Идет, – подводит итог Диксон, – а теперь за работу. Нельзя терять ни минуты…

Пьеру удается лишь заглядывать в дверь, он пытается открыть ее, упирается плечом, но она не поддается.

Диксон обращается к Пулену, который еще не успел сесть за стол:

– Впусти немного воздуха, такая духотища.

Пулен идет к окну, открывает его, и из-за сквозняка дверь захлопывается…

Лестничная клетка дома на улице заговорщиков

Пьер дергает закрытую входную дверь. Колотит по ней кулаками, кричит:

– Это западня, ребята! Ничего не предпринимайте. Это западня.

Но вместо ответа слышно, как с той стороны подходят к двери и запирают ее на ключ.

Пьер смотрит на старика, который пытается его успокоить. Пьер осознает тщетность своих усилий, и ему впервые становится по-настоящему больно.

– Завтра они все будут либо убиты, либо задержаны. По моей вине, – с отчаянием произносит он, отвернувшись.

Старик отвечает неопределенным жестом.

Пьер яростно лупит по перилам, но удары его не слышны.

– Ну, конечно, всем на все здесь наплевать. Но только не мне! Слышите?! Не мне!

У Шарлье

В комнате с полузакрытыми ставнями на постели лежит тело Евы.

Люсетта стоит на коленях перед кроватью, сжимает руку сестры и плачет, приникнув к ней щекой.

За ее спиной неподвижно застыл Андре.

Другая Ева стоит, прислонившись к стене, скрестив руки на груди, и строгим взором наблюдает за происходящим.

Люсетта поднимает голову, покрывает руку сестры горячими поцелуями.

– Ева, дорогая моя, Ева… – с отчаянием причитает она.

Андре склоняется над Люсеттой, бережно берет ее за плечи и заставляет встать.

– Пойдем, Люсетта, пойдем…

Девушка дает себя уговорить.

Андре уводит ее, бережно держа за талию.

Она кладет голову на его плечо.

Он подводит ее к дивану и усаживает.

Ева медленно следует за ними, не сводя обеспокоенного взгляда. Встав за диваном, она ждет, что будет дальше…

Как вдруг раздается:

– Здравствуйте!

Ева резко оборачивается. Ее лицо светлеет.

– Папа!.. – взволнованно шепчет она.

Отец Евы, приветливый и улыбающийся, заглядывает в приоткрытую дверь гостиной и, протиснувшись в узкую щель, направляется к Еве:

– Я узнал, что ты теперь среди нас. Добро пожаловать!

Это бодрый старик с изысканными манерами, и одет он с иголочки: гетры, гвоздика в петлице. Он олицетворяет собой законченный тип неисправимого повесы и клубного завсегдатая.

Он подходит к Еве, та взволнованно бросается в его объятья.

– Отец, как я счастлива! Сколько лет…

Отец целует ее в лоб, едва коснувшись губами, и легонько отстраняет. Ева, чуть отодвинувшись, не выпускает его рук из своих и смотрит с большой любовью. Затем, вспомнив о сестре, говорит:

– Папа… Наша маленькая Люсетта… Ты должен знать, что здесь происходит.

У отца смущенный и даже слегка недовольный вид. Он не хочет смотреть, куда указывает Ева.

– Ты действительно думаешь, что это необходимо? У меня очень мало времени, деточка.

Ева заставляет его повернуться лицом к дивану.

– Смотри.

Голова Люсетты по-прежнему лежит на плече Андре, она тихонько плачет. Обняв за плечи, Андре прижимает ее к себе.

Отец смотрит, но видно, что он смущен и не хотел бы присутствовать при этой сцене…

– Видишь? – спрашивает Ева.

– Не плачьте, Люсетта, – говорит Андре.

– Послушай… – не отрывая взгляда от парочки, обращается Ева к отцу.

– Вы не одна, вы это знаете, – продолжает Андре. – Я буду любить вас, как любила Ева… Я люблю вас, Люсетта… Вы так очаровательны и молоды…

Люсетта поднимает взгляд на Андре, который ей улыбается, и с детской доверчивостью снова кладет голову ему на плечо. Еву охватывают жалость и нежность к сестре, она проводит рукой по волосам и лбу Люсетты.

В ту же минуту Андре наклоняется и целует Люсетту в висок.

Ева возмущенно отнимает руку.

– Отец!..

Но тот лишь безнадежно машет рукой:

– Ну да, дитя мое… что поделаешь? – И пятится, словно пытаясь убежать от этого неприятного зрелища.

– Отец, он меня отравил, поскольку я ему мешала…

Отец, сделав еще несколько шагов, неопределенно машет рукой:

– Я все видел… Некрасиво… Очень некрасиво…

Ева смотрит на отца, потрясенная таким безразличием.

– Но это твоя дочь, отец. Он заставит ее страдать.

Ева и ее отец стоят теперь по обе стороны дивана, Люсетта и Андре находятся между ними.

– Разумеется, очень жаль…

– Это все, что ты можешь сказать?

Отец растерянно смотрит на Еву и сердито отвечает:

– А что я должен, по-твоему, сказать? Я знал, что меня здесь ждет. Знал, что не в силах что-либо изменить. Отчего ты мешаешь мне уйти? – Затем его гнев перекидывается на Андре: – Мы тебя видим, Андре, мы тебя слышим. Однажды тебе придется ответить за свои действия. Убийца! Мы все знаем, слышишь?.. Люсетта… Во имя любви к Богу, Люсетта, послушай меня, я…

Люсетта, голова которой по-прежнему лежит на плече Андре, улыбается сквозь слезы и, еще сильнее прижимаясь к нему, шепчет:

– Вы такой добрый, Андре…

Отец замолкает на полуслове, гнев его идет на убыль, и он разводит руками в знак печального смирения.

– Видишь, на что ты меня толкаешь, детка? Я смешон… Лучше пойду… – говорит он, обращаясь к Еве, и направляется к выходу, но Ева бежит за ним.

– Люсетта была твоей любимицей.

– О живых забываешь быстро, сама увидишь… Когда ты была невестой, я терзался, видя тебя с этим мерзавцем. Я не раз говорил тебе об этом. Но ты улыбалась ему, не слыша меня… как Люсетта…

Они вместе идут к выходу.

– Ну, все, до свиданья, детка. Я из-за тебя опоздаю. У меня через десять минут бридж.

– Бридж? – удивляется Ева.

– Ну да. Мы смотрим, как играют живые. В нашем распоряжении четыре партии. Это так занятно. Если б мы могли держать в руках карты, насколько играли бы лучше…

Продолжая разговаривать, Ева с отцом доходят до двери гостиной. На пороге они оборачиваются.

Андре и Люсетта поднялись с дивана. Андре прижимает ее к себе, обнимая за талию, и, увлекая в другую комнату, распахивает дверь.

В тот момент, когда они собираются выйти, Ева устремляется вслед за ними, но Андре закрывает дверь перед ее носом.

Ева упирается руками в дверь и изо всех сил стучит, но не слышно ни звука.

– Люсетта! Люсетта! – истошно кричит она.

Потом перестает стучать и оборачивается к отцу. Тот готовится уйти. Глядя на дочь, он дает ей совет:

– Не возвращайся сюда больше, если это причиняет тебе боль. Что ж… до свиданья, моя девочка… до свиданья… – И исчезает.

Ева еще какое-то время потрясенно стоит у двери, но потом бросает на нее прощальный взгляд.

В конторе

Пожилая дама сидит за своим письменным столом. Напротив нее стоит оробевшая юная девушка в свитере. Ее мокрые волосы беспорядочно свисают прядями по обе стороны лица. Пожилая дама протягивает ей перо.

– Так мило утопиться в этом возрасте!.. – ворчливо и одновременно дружески говорит она. – Распишитесь… С формальностями покончено… – А поскольку та продолжает стоять перед ней, потупив взор, добавляет: – Выход там, деточка…

Девушка выходит.

Пожилая дама встряхивает головой, промокает пресс-папье подпись и, захлопнув книгу регистрации, изрекает:

– На сегодня все.

– Нет, госпожа Барбеза, не все! – в ту же секунду слышится громоподобный мужской голос.

Госпожа Барбеза вздрагивает и тотчас принимает покаянный вид призванной к порядку служащей.

– Соблаговолите заглянуть в раздел «Рекламации» вашей книги.

– Слушаюсь, господин управляющий, – смиренно бормочет пожилая дама, не поднимая взгляда.

Она вновь открывает книгу, подносит к глазам лорнетку и справляется с разделом, который был ей указан. Там можно прочесть следующее:

Пьер Дюмен – Ева Шарлье

Встреча назначена в половине одиннадцатого в парке Оранжери

Пожилая дама складывает лорнетку и вздыхает:

– На тебе! Снова сложности.

В парке

Пьер и старик шагают бок о бок по аллее парка.

Пьер устал.

– Как скверно быть мертвым! – говорит он, обращаясь к спутнику.

– Да уж… Но все же кое-какие преимущества есть…

– А вы, я вижу, нетребовательны!

– Никакой тебе ответственности. Никаких материальных забот. Полная свобода. Развлечения на выбор.

– Правитель, к примеру… – горько усмехается Пьер.

– Вы смотрите на все с земной точки зрения. Но в конце концов примиритесь.

– Надеюсь, что нет. Меня воротит от мудрости мертвых.

Навстречу им идет хорошенькая маркиза. Старик провожает ее взглядом и с улыбкой говорит:

– Кроме того, у нас тут не без хорошеньких дам…

Пьер ничего не отвечает.

Мало-помалу ушей Пьера достигает все более явственный гнусавый звук.

Пьер вдруг замечает рядом с собой старого слепого клошара, сидящего на корточках на пересечении аллей. Он играет на флейте, перед ним плошка для подаяния. Живые, проходя мимо, бросают в нее монетки.

– Меня интересуют живые… Взгляните на этого клошара. Жалкий тип. Последний из людей. Но живой, – остановившись перед слепцом, говорит Пьер, тихонько присаживается рядом со слепым и смотрит на него, будто завороженный, потом трогает его за руку, за плечо и восхищенно шепчет: – Живой! – Затем поднимает взгляд на старика. – А что, когда-нибудь кому-то удавалось вернуться на землю, чтобы привести в порядок свои дела?