Текст книги "Родительство 2.0. Почему современные родители должны разбираться во всем?"

В медицинских и педагогических работах 1870–1890-х годов предписания экспертов в отношении матерей носили рекомендательный характер, но со временем они становились все строже и категоричнее. Врачи диктовали женщинам, во что одеваться, как вести себя до и после замужества, как часто иметь половые отношения с супругом, что делать во время беременности, как рожать, как кормить грудью[7]7
  Мицюк Н. А. Конструируя «идеальную мать»: концепции материнства в российском обществе начала ХХ века // Журнал исследований социальной политики. 2015. Том 13. № 1. С. 21–32.


[Закрыть]. Появилось деление на правильную и неправильную, осуждаемую материнскую любовь. Одновременно представления о должной любви связались с идеей потребления: настоящий любящий родитель обязан купить своему ребенку все и даже больше (но подробнее об этом поговорим чуть позже).

Доминирование такого подхода уже ко второй половине XX века привело к тому, что многие женщины стали испытывать дискомфорт и от избыточного контроля, и от навязанных стереотипов, и от социального принуждения к материнской роли. В качестве иллюстрации возникшего противоречия приведем отрывок из статьи современной писательницы Фаины Гримберг «Самка человека»:

«И вот тут самое время процитировать один абзац из интереснейшей книги известного энтомолога И. Халифмана “Пчелы”, Халифман – в свою очередь – цитирует писателя Герцена: “Никто не говорит, – заметил А. И. Герцен, – что на пчеле лежит священный долг делать мед; она его делает, потому что она пчела”. Золотые слова! И никому не придет в голову укрепить на крышке улья плакат с аршинной надписью: “Делай мед, пчела! Родному улью нужны твои рекорды!” Пчела будет делать мед без всяких призывов, плакатов и лозунгов; она повинуется инстинкту. А женщина?.. Вот теперь-то мы можем с ледяным спокойствием заявить: у человеческой самки нет материнского инстинкта! У нее – от природы – нет ни малейшего желания производить потомство! Она точно так же, как и самец, способна “творить”, то есть чего-то там делать руками или придумывать разные “идеи”! Но… С самого своего начала мужская цивилизация работает на то, чтобы заставить женщину размножаться!»

Если вернуться ко второй половине XIX века, то стоит вспомнить еще об одном нюансе. Тогда образованные матери, как правило, не могли найти иной реализации для своего интеллекта и амбиций, кроме деторождения, ведь господствовали представления о невозможности и нежелательности женской деятельности в публичной сфере, в том числе в науке и большей части искусств. Женщины посвящали себя детям полностью – часто не только помогали им учить уроки, но и сами чему-то обучали их. Они контролировали гувернеров и приглашенных учителей, взаимодействовали с учебными учреждениями – школами, гимназиями, училищами, которые ко второй половине XIX века все реже требовали проживания детей отдельно от родителей.

Также матери принимали решения относительно будущего своих детей. И чем больше они были вовлечены в их образование, тем более веским было их слово при принятии таких решений. То есть именно мать подчас определяла, какая из дочерей должна особенно много учиться, потому что замуж она вряд ли выйдет и ей придется как-то себя обеспечивать; кто из сыновей пойдет в военные, а кто, к примеру, в университет. Надо ли говорить, что сплошь и рядом такие бескомпромиссные решения приводили к личным трагедиям подросших детей. Их жизнь складывалась вопреки родительским планам, во взрослом возрасте они выбирали совершенно не ту профессию, к которой их готовили (например, Петра Чайковского прочили в правоведы, Федора Достоевского – в инженеры, Модеста Мусоргского – в военные, список можно продолжать).

Важно отметить, что судьбу дочерей матери определяли в большей степени, чем судьбу сыновей. Но и в этом случае их слово часто становилось веским, хотя участие отца в жизни сыновей могло быть более значительным. Впрочем, в вопросе замужества дочерей слово отца тоже многое решало. Интенсивная вовлеченность матерей в жизнь детей была связана, как уже упоминалось, с властью. И властностью. Попытки детей что-то самостоятельно решить в своей жизни наталкивались на противодействие теперь уже не только отцов, но и матерей. А кто-то и не пытался ничего решить, потому что воля была сломлена властным подходом уже в детстве.

Иными словами, при изначальном стремлении женщин к добру и благу для своих детей их интенсивное материнство могло принести немало вреда, на что в первой половине ХХ века обратил внимание Зигмунд Фрейд и что всесторонне изучили другие психоаналитики. Cам Фрейд о материнстве не говорил практически ничего, но его представления о развитии детской сексуальности (прежде всего о том, что изначально девочка «влюбляется» в отца и начинает ревновать его к матери, а также о зависти девочек к мужской анатомии и постепенном принятии ими того факта, что в связи с отсутствием мужских половых признаков им необходимо принять вторичное место в семье и обществе) многое обусловили в работах его последователей. Властная мать в этой научной традиции рассматривалась как патологический вариант развития женской психики, поскольку «нормальная» женщина властной быть не должна, ей положено смириться со своей подчиненной ролью.

Общественные изменения, технический и социальный прогресс заставляли огромное число женщин принимать участие в обучении своих детей, поскольку будущий жизненный успех и сыновей, и дочерей все больше зависел от образования. Лучшие успехи в учебе демонстрировали дети вовлеченных и образованных матерей. Главной задачей отца было содержать семью. Не правда ли, это очень похоже на нынешнюю ситуацию? Только тогда это было свойственно относительно узкому образованному слою населения, а сейчас распространилось очень широко.

Однако реакция детей, недовольных вмешательством матерей в их жизнь, оказалась бурной. Привычка во всех своих неудачах обвинять мать пошла примерно с тех времен, когда стало популярным фрейдистское учение. Ведь она сама все решала, она заставляла, а я не знал, не мог и поэтому не сопротивлялся. И да, даже в мои 30 лет она все еще виновата в моих неудачах и даже преступлениях… Некоторые люди стали считать материнскую властность и последующие претензии великовозрастных чад неизбежными и поэтому вообще отказались от деторождения, отмечала французский философ Люс Иригарай.

Социолог Нэнси Чодороу и антрополог Маргарет Мид из США говорили о необходимости изменить практики воспитания детей так, чтобы уникальное значение матери в жизни ребенка уменьшилось, чтобы ответственность за все случившееся во взрослой его жизни он смог разделять с другими – с отцом, с обществом и т. д. Это уменьшило бы и страх при принятии решения о рождении ребенка у новых поколений женщин, и степень материнской властности, которую ребенок на себе испытает.

Американская исследовательница Адриенн Рич писала в книге «Рожденные от женщины: материнство как жизненный опыт и социальный институт»[8]8
  Rich Adrienne. Of Woman Born. London: Virago Press, 1977.


[Закрыть], что навязываемые обществом практики родов и ухода за детьми, которые часто угнетают женщин, изобретают, как правило, мужчины. Именно они учат нас, как рожать и растить детей. Но это не значит, что всем женщинам надо отказаться от материнства, – для большинства это счастье, личностный рост, опыт, который многое дает, а не только отнимает время и силы.

На рубеже ХХ-ХХI веков получила популярность концепция «естественного материнства». Она предполагает роды вне роддома и без вмешательства профессиональных врачей (их заменяют доулы и «духовные акушерки»), а также минимизацию вмешательства в детскую жизнь. По мнению сторонников этого подхода, раннее развитие может оказаться вредным. По крайней мере до пяти лет ребенок должен развиваться спонтанно. В этом невмешательстве кроется проблема: когда эти дети подрастают, у них возникают сложности с дисциплиной и тем более с самодисциплиной, что мешает учебе, да и вообще создает сложности в жизни. Школы под таких детей давно подстраиваются, ведь свободное обучение процветает. Однако по окончании начальной школы родители таких детей часто стремятся резко изменить их жизнь, опасаясь, что, когда эти счастливые люди вырастут, они просто не смогут нормально влиться в общество.

Родители и дети в эру детоцентризма

Совсем недавно, на протяжении жизни одного-двух последних поколений, родители стали восприниматься как люди, обязанные предоставить ребенку все доступные и недоступные блага. Так выглядит детоцентризм. Именно он стал показателем того, настоящая у родителей любовь или нет. У детоцентризма есть очень неприятная особенность: изменение отношения взрослых к детям. От превосходства над младшими, требования от них «уважения к старшим» оно трансформировалось к соревнованию между родителями: кто больше угодит детям. В течение второй половины XX века детоцентризм усиливался. Лозунг «Все лучшее – детям!» стал господствующей нормой.

Как мы писали выше, на протяжении большей части истории человечества у многих родителей не было возможности дать ребенку что-то особенно хорошее, да и уважение к родителям в семейных отношениях было важнее заботы о детях. Сто лет назад, отправляя детей на заработки, родители рассчитывали на то, что определенную часть денег те будут посылать им. И, как правило, эти деньги родители действительно получали – по крайней мере, до тех пор, пока дети не создавали собственные семьи. Причем эти работающие на родителей дети были подростками, а некоторым вообще не исполнилось и 10 лет.

В дальнейшем, в эпоху, когда появились пенсии по старости, поддержка стариков-родителей, даже в случаях, когда они действительно в ней нуждались из-за слабости и болезней, перестала считаться нормой. Произошло очень важное изменение в представлениях о ребенке: из источника дохода для родителей в старости – он превратился в «малыша навсегда», который чаще всего становится для отцов и матерей источником расходов, причем суммы, которые считается правильным тратить на детей, все время корректируются в бо́льшую сторону. В 1996 году американский социолог Шэрон Хейз осмыслила современные изменения во взаимоотношениях родителей и детей, назвав все это «интенсивным материнством». Согласно ее теории, у идеальной матери ребенок является центром семьи, такая мать старается следовать советам экспертов в области воспитания детей, она эмоционально восприимчива к потребностям детей и всегда доступна для них эмоционально. Такая мать не жалеет на детей времени, она тратит много сил и денег на их воспитание. Эта идея стала очень влиятельной более чем на 20 лет, только в самое последнее время появились ее критические оценки. Как такой подход к воспитанию влияет на матерей и детей?

Социологи Игнасио Гименес-Надаль и Альмудена Севилья из университета Сарагосы показали, что матери с высоким уровнем образования ощущают недостаток счастья и удовлетворенности жизнью, они устают от воспитания детей и ухода за ними. При этом у отцов с разным уровнем образования, а также у образованных и малообразованных бездетных женщин одинаковый уровень счастья. Это связано с тем, что именно образованные женщины за последние пару десятилетий стали проводить с детьми заметно больше времени, все интенсивнее вовлекаясь в их дела. Но при этом таким матерям все равно кажется, что они делают недостаточно.

Шэрон Хейз писала, что противоречия современного интенсивного материнства наиболее остры не просто для образованных, а именно для работающих мам. Им приходится выискивать все больше времени для детей, но не все из них готовы отнимать это время, а также силы у любимой работы. При этом правила поведения на работе и дома радикально отличаются: на работе все, и женщины в том числе, должны проявлять амбициозность и конкурентоспособность, а дома мама должна быть заботливой и почти полностью лишенной эгоизма. Неудивительно, что критики уже начали размышлять о том, есть ли вообще необходимость в том огромном вовлечении в детскую жизнь, которое считается сегодня нормой. Ведь в современном мире очень важна независимость при принятии решений, а по результатам некоторых исследований, у детей интенсивных родителей во взрослой жизни с этим могут возникать проблемы…

Вполне закономерно, что в последние годы появляются новые концепции того, как следует жить матерям и детям. Финская исследовательница Анна Роткирх, например, выдвинула идею распределенного материнства, при котором задачи матери частично выполняют другие люди (бабушки, сестры, подруги, отцы, наемный персонал), как это когда-то происходило в Средние века, – но уже на новом уровне, с вниманием к психологическим и другим потребностям детей. Задачей матери, впрочем, по-прежнему остается организация и контроль за тем, чтобы все всё делали «правильно», а также поиск необходимых для этого людей. Но у нее остается больше времени на собственную самореализацию, на то, чтобы построить удовлетворяющие ее отношения с мужем или партнером. А ведь счастье матери не менее важно, чем счастье ее детей. Как говорят эксперты, вряд ли несчастная мать может многое дать своим детям.

В первой трети XXI века набирает популярность «вертолетное» материнство, которое в идеале позволяет совместить интенсивное и распределенное материнство. Слово «вертолетное» означает, что мать постоянно «нависает» над своим ребенком, даже если он физически находится далеко от нее. Современные средства связи позволяют следить за ребенком и теми, кто за него в данный момент отвечает, в режиме реального времени. Это, несомненно, удовлетворяет требования даже самых тревожных мам, но порождает этические вопросы: нормально ли постоянно следить за взрослыми людьми только потому, что они у вас работают? Где граница, за которой эта слежка становится недопустимой? Не слишком ли многозадачна жизнь «вертолетной» мамы: ведь она следит за ребенком и одновременно занята работой, а это, как правило, два очень интенсивных процесса. И сможет ли ребенок стать в таких условиях самостоятельным? Как обычно, на эти вопросы нельзя ответить сразу. Время покажет, как будет развиваться материнство.

Но пока количество усилий, денег и времени на детей увеличивается не переставая. Наряду с материальными вложениями, как мы писали выше, возрастает и стремление родителей (а также требования общества) стать ближе к своим детям, обеспечить им психологическое благополучие. Правильное развитие ребенка, соответствие в каждом возрасте заданным экспертами стандартам оказалось новой важной стороной жизни.

Итак, «новые» родители появились в России в начале XXI века в результате «родительской революции» (в Европе и Америке она прошла в 1980–1990-е годы). В основе такой революции лежали экономические и культурные предпосылки. Сначала, в ХХ веке, во всем мире произошли важные изменения, вызванные улучшением качества жизни и медицины. В частности, сократилась детская смертность и увеличилась продолжительность жизни. Каждый рожденный ребенок получил почти стопроцентный шанс дожить до совершеннолетия.

В постсоветский период в России произошел резкий рост социального неравенства, разница между уровнем жизни богатых и малоимущих стала несопоставимой. Инвестиции времени, сил и денег в образование детей приобрели для родителей особый смысл. Безусловно, высшее образование дает массу преимуществ, но его отсутствие не означает, что человека обязательно ждут бедность и ужасные жизненные перспективы. Однако у родителей появилась уверенность, что только хорошее образование даст их детям доступ к стабильной и хорошо оплачиваемой работе. Поэтому родители включились в образовательную гонку, начинающуюся еще до рождения ребенка. Еще во время беременности матери думают о том, как дитя будет развиваться, затем они занимаются его ранним развитием, чтобы подготовить к школе, после чего нанимают репетиторов: так больше шансов получить на ЕГЭ максимальное количество баллов и поступить в лучший вуз, дающий надежды на успешную карьеру.

В начале 2000-х рост благосостояния обычных граждан стал причиной закрепления идеологии «нового родительства». Появилась стабильность, люди начали думать не о том, как выжить, а о качестве жизни. Они задались вопросами самореализации, удовлетворенности жизнью, психологии и содержательности отношений. В этот период появился занятный парадокс: государство стало регулировать вопросы родительства и воспитания детей менее интенсивно, но при этом начало активно возлагать на родителей обязанности (вспомним кампанию, посвященную тому, что недопустимо оставлять детей без присмотра) и ответственность за любые несчастные случаи.

Рынок заполнился новыми товарами и услугами для детей. Благодаря грамотным рекламным кампаниям они стали пользоваться огромным спросом. Прошли времена, когда новорожденному нужны были несколько пеленок и материнская грудь. Теперь ему необходимы горы памперсов (которые, кстати, не так просто утилизировать) и специальное питание (которое не вызывает аллергию и действительно полезно для младенца). Одежда для малышей шьется из специальных тканей по секретным лекалам, и все, что мама пытается сшить сама, оказывается неизбежно хуже. Появились соски, стерилизаторы, бутылочки, коляски на каждые три месяца жизни.

Благополучное родительство неожиданно стало заключаться в формуле: «Я тебя люблю, поэтому трачу на тебя деньги и обеспечиваю безопасность».

Глава 3. Счастье поневоле. Почему мы должны быть в восторге от материнства

Могут ли дети не быть причиной счастья своих родителей? Имеют ли право их отцы и матери заявлять о подобном? Обязаны ли родители растить их в перманентно счастливом состоянии и сами при этом испытывать счастье? Правда ли, что несчастная мать не может вырастить счастливого ребенка?

Материнство в режиме 24/7

«Мама, детям несчастливых родителей сложно быть счастливыми, понимаешь? И я вижу, что твои будни на нелюбимой работе, твои блуждания в лабиринтах отношений с отцом, твои старания быть успешной, соответствовать социальным требованиям забирают гигантское количество твоих сил, совсем не приносят счастья и радости. Ты не улыбаешься, ты напряжена, твои глаза не блестят, и я помню, как вздрагивал от одного твоего напряженного вздоха. Если маме так плохо – что говорить обо мне? Если мама, взрослая, большая, сильная, не может выстоять в этом большом мире и быть в нем собой: счастливой, красивой, то что говорить обо мне – еще маленьком, не разобравшемся с существующими здесь порядками. И я помню, как бегу к тебе, мама, радостный, наполненный, взволнованный, такая радость во мне, такие ощущения, живость, и уже вижу твой взгляд, твою походку, я уже предугадываю слова, от которых вся эта красота внутри меня стремительно гаснет. Я забываю об этом и в следующий раз снова бегу к тебе счастливый, и жизнь во мне все еще бьет ключом. Но со временем я все больше и больше принимаю правила “игры” и сам становлюсь таким же: взгляд мой тухнет, ощущения затираются, и жизнь перестает казаться огромной возможностью» (https://ya-yasna-ya.livejournal.com/251663.html).

Многие люди перепостили этот текст из «Живого Журнала», а значит, материнство уже не кажется кому-то состоянием, автоматически приносящим женщине счастье. Стало быть, надо удовлетворять и другие потребности мамы, чтобы сделать ее счастливой.

Сама по себе такая установка прекрасна, но по факту конечной целью материнского счастья все равно остается ребенок, его благополучие. Большинство людей по-прежнему считает, что у женщины, если она мать, не может быть других целей в жизни, ну или они отходят на второй план.

Соответственно, заботы о физическом благосостоянии ребенка и достижении им успеха в жизни с нее не снимаются. Но убедительность аргументов о «счастливом ребенке и счастливой матери» помогают женщине поспорить в соцсетях, когда кто-то начнет ее упрекать, например, за двойки сына по математике: «Зато у меня растет счастливый ребенок». Ведь мы, как взрослые люди, обязаны обеспечить и свое, и детское счастье. Еще одна обязанность. Остальные тоже никуда не исчезают. Интересно, что мало кто замечает при этом противоречивость концепции «счастье как обязанность»… В прежнюю эпоху счастьем считались в первую очередь базовые потребности: чтобы ребенок был сыт, обут, одет. За это должны были отвечать не только родители, но и государство – оно провозглашало себя «гарантом» счастливого советского детства. Правда, сомнительно, что детей делали счастливыми всевозможные официальные мероприятия, где все пионеры должны были вести себя одинаково и хотеть одного и того же.

Счастье современных детей – в другом. Стала необыкновенно важна его психологическая сторона. С мнением детей считаются, их развивают и стремятся психологически не травмировать. Большинству мам и многим папам знакомы книги или ролики в интернете с советами, как строить отношения с ребенком и как правильно его любить. Изначально многие родители планируют придерживаться этих правил в своей жизни. Они становятся содержанием «проекта “Ребенок”», и негативных ожиданий от материнства у большинства тех, кто на него решается, нет. А затем наступает реальность: занятость повседневными нуждами младенца в режиме 24/7. («Щастье материнства – чувствовать себя хомяком в клетке. И бегать в колесе каждый день. В одном и том же колесе, каждый день. Есть только клетка, колесо и хомячонок. Всё». – Так пишет анонимный автор паблика «Щастье материнства» в соцсети «ВКонтакте», посвященного проблемам современного материнства в жизни обычных людей.) Это не только тяжело (с некоторыми детьми некоторым мамам, несомненно, бывает легко, но они не так часто встречаются или не так громко заявляют о своем счастье в социальных сетях), это прежде всего очень однообразно. И непрерывно.

Других таких же непрерывных занятий у подавляющего большинства людей в наше время не бывает. Летняя страда и мартеновские печи – символы другой эпохи, но по интенсивности и постоянству включенности материнство действительно можно сравнить с некоторыми трудными профессиями.

Причем никто вам не предскажет на этапе планирования материнства или беременности, насколько тяжелой окажется будущая «работа», каким получится ребенок. Будет ли он здоровым и спокойным, потребует ли интенсивного ухода сразу после рождения и надолго ли эта интенсивность сохранится. Неизвестно, почувствует ли мать эмоциональную привязанность к малышу сразу и почувствует ли вообще. К некоторым женщинам это чувство не приходит никогда.

«Материнство – самая опасная в мире рулетка. Мне повезло с дочерью. Она спокойная, послушная, смышленая, а главное – здоровая. С чем мне не повезло (очень) – это с восприятием материнства. Мне скучно, душно и тяжко. Мне неинтересно с ней играть, я всегда рада, когда она здорова и ходит в сад, когда приезжает мама и сидит с ней, когда приходят гости с детьми, с которыми она играет и не дергает меня. Я делаю все что нужно – гуляю, читаю, играю, рисую/леплю, привлекаю к домашним делам (дочке нравится), целую, обнимаю, жалею… Но все это не от сердца, а потому что ТАК НАДО. Да, иногда удается поймать кайф от общения, но за 3,5 года это время можно измерить считаными днями. Я не знаю, что это. Эгоизм, отсутствие материнского инстинкта, просто “не мое”… Копаюсь в себе, но ответа не нахожу. По мере взросления дочери становится объективно легче, хотя бы потому, что я не привязана к ней 24/7, у нее появляются друзья и потребность во мне потихоньку уменьшается», – пишет еще одна анонимная мама в паблике «Щастье материнства».

Такие истории не так редки, как кажется большинству из нас, выросших с уверенностью, что материнская любовь бывает у всех мам ко всем их детям. На форумах женщины анонимно признаются: «…Был момент, когда я стояла с маленькой дочерью на подоконнике и через минуту выпрыгнула бы, но что-то отвлекло, а потом стало легче…» Матерям некому рассказывать о подобных ощущениях и мыслях, ведь это означает признаться в своей ненормальности (нормальная мать счастлива с ребенком всегда) и порочности (лишь плохой человек может не любить маленькое беззащитное существо, которое сам же произвел на свет). И, как мы уже писали выше, никто не вспоминает в этой ситуации о том, что «любить по приказу невозможно». Будто вся прочая любовь живет и развивается по сложнейшим законам, которые человечество признает и пытается постичь, но только материнская должна включаться по щелчку, чтобы уже никогда не выключиться. И непонятно, должна ли она включаться сама собой или это еще одна ответственность матери: умудриться вовремя нажать на некую скрытую эмоциональную кнопку (а сначала – найти ее).

Можно пожалеть о принятом когда-то решении не иметь детей. Такое нередко случается, особенно когда наступает климакс и женщина не может забеременеть в силу биологических причин. Но о том, что можно пожалеть о выборе в пользу материнства, говорят и пишут гораздо реже, причем начали делать это только в последние годы.

Орна Донат (выше мы писали о ее книге «Сожалея о материнстве») считает, что женщина не может заранее понять, сделает ли ее материнство счастливой и насколько. Проблема заключается в том, что никакая осознанность здесь не помогает. После родов вполне счастливыми в своем родительстве могут оказаться заядлые чайлдфри, а женщины, долгие годы мечтавшие о материнстве, – горько в нем разочароваться. Как гласит английская пословица: «Вы никогда не узнаете, пока не попробуете».

Это одновременно хорошая и плохая новость для тех, кто размышляет о том, стоит ли рожать детей. Может, стоит принимать неабсолютное счастье как вариант нормы?