Текст книги "Красавица и чудовища"

Глава 15
Кейт

Меня продолжает колотить изнутри, даже когда Ворон обнимает меня с непривычной нежностью. Я больше этому не верю. Ведь уже в следующую минуту он может снова накрутить мои волосы на кулак и заставить давиться его членом.

Я соврала.

Снова соврала ради собственного же блага. Таких историй о девушках в борделях миллион, особенно в бедных районах Чикаго. Боссов такими биографиями не удивишь. Они легко поверили мне, тем более что мой страх был настоящим.

Как и мое имя.

Но они не стали спрашивать мою фамилию. Иначе мне пришлось бы ее выдумать.

Я все еще не знаю, помнят ли они Пинки Пай, если сами уже давно не отзываются и не пользуются своими настоящими именами. И пока не хочу проверять этого.

Ворон улыбается мне в полумраке комнаты – странной, неживой улыбкой. Как если бы у него болело лицо после ожогов. Гримаса немного жуткая, но его синие глаза больше не обжигают меня презрением, так что постепенно я тоже успокаиваюсь.

И вздрагиваю, только когда Медведь дергает ручку входной двери.

Молча Ворон достает из кармана тот самый ключ и кидает его Медведю. Больше не глядя на нас, тот проворачивает ключ в замке и уходит.

Ключ остается в дверях.

– Почему он ушел?

Это первое, что приходит на ум. Разве они занимаются сексом по отдельности? Разве это не всегда были только тройнички?

Ворон щурится, как будто смотрит на солнце, скользит глазами по моему лицу и телу.

– Хочешь, чтобы он вернулся?

Еще мгновение назад я хотела, чтобы Медведь исчез с лица земли, как будто его и не было никогда. А теперь, когда он больше не рядом, я не знаю. Спиной я ощущаю непривычные пустоту и холод. Горячее тело Медведя согревало меня, если исключить то, что он собирался сделать. Но, как я понимаю теперь, он просто пугал меня. Он бы не сделал этого со мной.

Чудовища вдруг оказались не такими уж плохими.

Медведь ушел, оставив своему другу, раз он не может сам лишить меня девственности. Но зачем уходить? Ведь есть еще варианты.

Ворон вдруг грустно улыбается одними только уголками губ. Легкая, едва заметная улыбка, которая тут же исчезает, как будто ее и не было никогда. Кажется, ему больше не нужен мой ответ, он только что понял все и без слов, по одной только затянувшейся паузе.

Он убирает спутавшиеся локоны с моего лица, проводит ладонями по голым плечам. Вытирает слезы с моих щек.

Обводит пальцами соски, а после чувствительно впивается пальцами в талию. Что-то изменилось в его поведении, но настолько неуловимое, что я теряюсь в догадках. Даже тот факт, что я знаю его дольше, чем он думает, никак не помогает мне разгадать его переменчивое настроение.

Губы снова сжимаются в тонкую линию, а в глазах появляется уже знакомый стальной блеск, от которого моего сердце замедляет свой ритм.

Я снова повелась.

– Разденься полностью, – говорит он уже другим голосом.

Еще мгновение тому назад меня обнимал и со мной разговаривал совсем другой мужчина. Я неловко поднимаюсь и сбрасываю джинсы, оставаясь полностью обнаженной.

– Раздвинь ноги.

Из-за темных татуировок его тело сливается с тьмой. Можно даже попытаться представить, что в комнате никого нет. Ставлю ноги на ширине плеч и сглатываю подступившую горечь. Ворон осматривает мое тело взглядом придирчивого покупателя.

И почему я думала, что будет иначе?

Даже с одним мужчиной, говорят, не бывает просто. Здесь же их двое, и с каждым меня то подбрасывает вверх, то швыряет на всей скорости об землю.

– Подойди ближе, – летит следующий сухой приказ. – Одну ногу поставь на кровать.

Мои щеки вспыхивают, когда я делаю это. Раскрываюсь перед ним, а он и не думает смотреть мне в глаза. Я не понимаю, почему ему так нравится туда смотреть, а еще не понимаю, почему положение живого товара так меня заводит.

Я хотела бы не чувствовать и половины того, что ощущаю сейчас. Пока я вынуждена стоять ровно и без лишних движений, каждая клетка моего тела сгорает заживо под натиском возбуждения. Между ног тянет и пульсирует, но Ворон не делает ничего, чтобы облегчить мое состояние.

Только смотрит.

Я адски сильно хочу наклониться и впиться в его губы грубым поцелуем, чтобы наконец-то заставить его коснуться меня. Но мысль о том, что ни один из них так и не целовал меня, несколько отрезвляет. Поцелуи так естественны, но так интимны. А Медведь с Вороном не целуют женщин, с которыми спят.

– Сколько у тебя было мужчин, Кейт?

Видимо, удивление в моих глазах искреннее и неподдельное, потому что Ворон усмехается.

– Даже таких, как мы, Кейт. Сколько их уже было у тебя? Тебе ведь сколько? Двадцать?

– Двадцать один.

– Даже так, – тянет Ворон. – И ты сделала себе тату на бедре, но при этом никогда не занималась сексом?

– Только петтингом.

– С твоим парнем? – проявляет чудеса хорошей памяти Ворон.

– Да, с ним.

– И почему же он так и не трахнул тебя, Кейт?

Хотя Ворон говорит со мной, его глаза по-прежнему направлены мне между ног. Он тяжело дышит, а его глаза мерцают густой, синей тьмой.

– Что с тобой или с ним было не так, что он оставил тебя девственницей? Или это ложь?

Ворон опускается ниже, теперь он полулежит на этой узкой кровати, и будь я проклята, если ему не открывается так еще лучший вид на меня.

Никто еще не смотрел на меня под таким углом. И ракурсом.

– Ты сам знаешь, что это правда. – Я словно наглоталась песка, который теперь комом стоит в горле. Удивительно только, как я все еще разговариваю. – У меня не было времени на отношения. А парень всегда оставался последним в моем графике. Я много работала, чтобы хоть как-то выжить. Я ведь сирота. И тебе не понять, каково это, ведь ты был с детства обеспечен всем, как ребенок босса.

Я говорю правду. Правду говорить легко и просто.

Лицо Ворона превращается в застывшую маску.

Он наконец-то кладет одну руку мне на бедро той ноги, которой я упираюсь в кровать. А пальцами второй проводит между ног. Меня прошивает словно током.

Он смачивает пальцы моим же соком, обводя по кругу клитор, а после вводит в меня сразу два. И сдавленно стонет.

– Узкая.

Его пальцы скользят внутри меня, и теперь Ворон следит за этим взглядом хищника из засады. Зрачки расширены, крылья носа раздуваются.

– Он делал это с тобой, Кейт?

Я едва не спрашиваю: «Кто?», потому что мне с трудом удается сохранять связь с реальностью.

Ах да, мой несуществующий парень. Впрочем, кое-какие отношения у меня все-таки были. И я даже не вру, когда отвечаю:

– Пару раз.

– И ты просила его двигаться сильнее? Вот так?

Не знаю, что это за мазохизм, разговаривать о другом мужчине, пока его пальцы находятся во мне, но может быть, Ворону просто не хватает рядом Медведя.

Киваю, потому что сил говорить у меня больше не осталось. Ворон трахает меня двумя пальцами в довольно быстром ритме, и все мои силы уходят на то, чтобы не рухнуть.

– Попроси меня.

Я разлепляю губы и выдыхаю:

– Сильнее.

Хотя куда еще?

Приходится вцепиться в его руку на своем бедре, чтобы устоять на месте. Я ахаю и сгибаюсь практически пополам. Тугой узел удовольствия внизу живота закручивается все туже, пульсация доводит до изнеможения. Мои бедра сами дергаются навстречу его пальцам. Я пыталась удержаться, но мое тело в их руках живет какой-то своей жизнью.

– А так он делал? – бросает Ворон быстро.

И раньше, чем я успеваю спросить: «Как?», он вдруг приподнимается и прижимается ко мне между ног губами.

Его рука при этом не останавливается.

– Делал? – на миг отстраняется Ворон.

– Нет!

Когда его язык снова принимается дразнить меня, я сцепляю зубы, чтобы не стонать в полный голос. Я не могу ощущать это в его руках, я не должна наслаждаться каждую гребаную секунду тем, что он делает, и тем более не должна умолять его продолжать делать мне так же хорошо.

И все же это я безбожно теку в его руках, сгибаюсь пополам от силы ощущений, дрожу и задыхаюсь, пока он, прикрыв глаза, дразнит языком самую чувствительную часть моего тела.

– Еще!

Я не узнаю свой голос.

Это рычание. Животное, голодное рычание. Я ищу освобождение тому напряжению, которое вот-вот достигнет своего пика. Я отвечаю всем телом, двигаю бедрами навстречу его языку и сильнее насаживаюсь на пальцы.

– Быстрее… Да!..

Нарастающий оргазм проносится по моим венам со скоростью искры по проложенному Бикфордову шнуру. На миг, за секунду до взрыва, я задерживаю дыхание. А после отпускаю себя.

Глава 16
Ворон

Медведя мне удается поймать только через сутки после той ночи, когда он ушел, чтобы оставить меня наедине с Кейт. У меня достаточно накопилось к нему вопросов.

Раньше Медведь никогда не уходил, отказываясь от секса втроем.

Но и Кейт не похожа на тех женщин, что у нас были. И что-то подсказывает мне, что этот случай не последний, что будет разительно отличаться от всего, что было у нас с Медведем раньше.

Когда я вхожу в кабинет, сизый дым от сигар уже висит лохмотьями в воздухе. Развалившись в кресле, Медведь курит, глядя в огонь камина. На нем черная кожаная куртка и потертые джинсы. На полу – мотоциклетный шлем. Под курткой на груди кобура.

Замечаю под глазами темные круги. Не знаю, спал ли он вообще или принял что-то, чтобы не чувствовать усталости. У него было много дел и для начала мы должны обсудить именно их.

Я время даром тоже не терял. Навел связи с бандами латиносов из окрестностей Нью-Сити и кое-как заручился поддержкой черных группировок из Энглвуда. Если нам понадобится поддержка против Белласты, нас прикроют не только наши.

Может быть, так мы проживем немного дольше.

Об этом и рассказываю Медведю, который кивает с рассеянным видом и тянется к пепельнице, чтобы стряхнуть пепел.

– Еще что-нибудь рассказать хочешь? – он щурится из-за дыма, но ощущение такое, как будто он просто не хочет поднимать глаз.

– Я не спал с ней.

Сигара повисает на его нижней губе.

Медведь расправляет плечи и выпрямляется в кресле.

– Повтори.

– Я не спал с ней.

– Ты нормальный вообще, Ворон? – вкрадчиво говорит Медведь. – Какого хрена? Забыл, как управляться с бабами в одиночку?

Отворачиваюсь к бару, чтобы налить себе виски.

– Не стоит у меня на нее. Так что пора завязывать с ней.

– Грохнуть хочешь? – ахает Медведь.

Закатываю глаза.

– Да нет же. Вывезти ее надо куда-нибудь. В Бриджпорте, откуда забрали, оставлять опасно. Кругом китайцы. Как думаешь, нормально будет, если высадим в Гайд-парке? Вроде безопасный район. А у нее с собой куча бабла.

– Повтори еще раз, Ворон! – цедит он.

– Я хочу отпустить ее, Медведь. Мы узнали от нее все, что хотели. Она ни при чем и не связана с Белластой. Так смысл ее держать взаперти и дальше? Ее же потом грохнут за связь с нами, если вдруг что.

– Нет, нет, – качает он головой. – Ты ту часть, где у тебя не стоит на нее, повтори. Посмотри мне в глаза и повтори, что ты ее не хочешь!

Так себе идея врать Медведю, который знает меня как облупленного, но что уж. Сказанного не вернешь.

Поворачиваюсь к нему с бокалом виски, и чувствую себя одним из тех свидетелей, которые всегда раскалывались под силой его непроницаемого взгляда.

– Какого хрена происходит, Ворон? – тихо спрашивает он, как будто комната нашпигована прослушкой. – Ты должен был просто трахнуть ее и успокоиться! А не беспокоиться, на каком углу Гайд-Парка ее высадить с пачкой налички. Она эти деньги получила за секс, помнишь? Которого, оказывается, так и не было!

А вот и буря.

Хуже было бы, если бы Медведь вел себя тихо. А так проорется и успокоится. Наверное.

Но Медведь неожиданно снова стихает и прищуривается. Ощущение, что он видит меня насквозь, только усиливается.

– Что такого произошло той ночью, когда я ушел, что ты так резко передумал ее трахать? – спрашивает он.

– Ничего.

Иду к окнам, чтобы раскрыть их и впустить свежий воздух в комнату.

– Ворон, – тише говорит Медведь. – Перестань шататься по комнате. Ты не умеешь врать. Мне так точно. Что произошло?

Во рту привкус дыма и пепла, как будто это я выкурил целую коробку сигар. Хорошо, что я стою к нему спиной и не вижу выражение его лица. Может быть, так он не догадается, что моя дружба дала трещину.

Кейт была мокрая, горячая и голая в моих руках, и должна была ненавидеть Медведя за то, что он собирался с ней сделать, но вместо этого аж в лице изменилась, когда он оставил нас наедине.

Никогда раньше я не ощущал ревности к Медведю из-за женщин, которых мы делили на двоих.

Никогда.

Ни одну не ревновал и даже не понимал, каково это.

А в этот раз еще как ощутил.

Я ведь думал, что она будет рада, что с ней остался именно я. Но, похоже, она хотела Медведя так же сильно, как и меня. Может быть, не так уж сильно она его и боялась, как мне казалось.

Без одежды, дрожащая, испуганная и в слезах она казалась такой невинной. Но, похоже, и это было обманом. Я ведь слишком хорошо знал, что нельзя никому верить, а ей почему-то поверил. А она, похоже, была совсем даже не против зажечь на троих. Иначе не горевала бы так после ухода Медведя.

А потом… Словно с цепи сорвался.

Завел эти разговоры о парнях… С каждым ее ответом, что кто-то уже касался ее, кто-то трогал так же, как я, зверел только сильнее. Другие мужчины только подливали масла в огонь. Ревность. Вот она какая. Я проверил и убедился – дело было даже не в Медведе.

И не во мне.

Дело было в ней.

Я ревновал к каждому. С каждым ее словом, когда представлял, что кто-то уже делал это с ней. Кто-то касался ее так же, как я.

Я больше не хотел видеть ее рядом. Не хотел привязываться и не собирался позволять какой-то несостоявшейся шлюхе вносить раскол в мою дружбу с Медведем. От нее нужно было избавиться как можно скорее. Она ничего не знает по делу Белласты, и это главное.

Все остальное забудется, как только Кейт исчезнет.

Ведь сначала Медведь заметил противоестественную улыбку на моем лице. А теперь я чувствую то, что чувствовать не должен. От Медведя это тоже не укроется.

А я не готов к этому.

Я коснулся через футболку татуировки на груди, которая напоминала о матери. Чувства – это всегда боль. И ревность лишь первый шаг к этому.

А я не должен ничего чувствовать. Так проще выжить в моем мире.

– Так что произошло, Ворон? – напоминает о себе Медведь, возвращая меня к реальности.

– Не о чем рассказывать, – пожимаю плечами и снова оборачиваюсь к нему. – Она отсосала, я ушел. Конец истории. Ты же знаешь, сосет она бездарно. Так, всего лишь облизывает сверху. Незачем держать ее рядом, еще и боится секса как огня. Хотел вышвырнуть еще вчера, но тебя нигде не было. Решил дождаться. Цербер уже готов, скормит ей какие-нибудь колеса полегче и вывезет в район поспокойней. Согласен?

Медведь откидывается и делает глубокую затяжку, а после долго выпускает дым. Он тоже меняется рядом с ней. Уже начал. Прежний Медведь предложил бы разделить ее на двоих на дорожку, а после отпустить с хорошими чаевыми. А этот Медведь не предлагает. Он тоже держится от Кейт как можно дальше. Не просто так он ушел, оставив ее наедине со мной, чего никогда не делал.

Как и я, ему претит мысль о других мужчинах рядом с ней. Но ради меня он готов отказаться от собственных желаний. Медведь лучше меня, как оказалось. Это меня разъедает ядовитая желчь ревности, а не его.

– Тут, видишь, какое дело, Ворон, – выдыхает слова вместе с дымом Медведь. – Меня ведь не просто так не было эти сутки… Я не херней какой-то страдал, как тебе могло показаться. Я искал одну нашу несостоявшуюся знакомую. Луизу.

Ее имя, как одна из казней Египетских. Каждый раз, когда Медведь произносит его, мне кажется, что сейчас с неба начнет сыпаться саранча или лягушки.

– И как? Нашел ее?

– Нет. Но выяснил кое-что. Она действительно работала два месяца на Мадам Лу. И именно она должна была стать нашим подарком, но почему-то исчезла накануне встречи с Сяо. И никто не знает почему. Как и то, где она до сих пор и жива ли. Так что саму Луизу я не нашел, но вышел на одного ее клиента… Вернее, он сам меня нашел.

Мое сердце пропускает один удар.

– Клиента? И кто он?

– Итальянец из Саут-Сайда. Подошел ко мне в пиццерии на 32-й стрит. Сказал, что ему нашептали, что сладкая Луиза сейчас у нас. А он ходил к Луизе в бордель на протяжении всех двух месяцев, как на работу, потому что уж как она сосала ему, никто так больше не сосал… Так что ему, как постоянному клиенту, очень не терпится узнать, когда мы наиграемся и она вернется в строй.

Медведь потушил сигару и сказал:

– Как ты любишь повторять? «Не верь никому»? Ну вот, похоже, самое время проверить, можем ли мы верить или она развела нас, как лохов. Я взял итальяшку с собой, и теперь он ждет нас в левом крыле дома.

Я посмотрел влево, как будто стены особняка были прозрачными, и я мог увидеть этого постоянного клиента.

Вот только был он клиентом Луизы или… Кейт?

– Это снова один из тех планов, которые мне не понравятся?

– Возможно. Так что вернемся к обсуждению поездки в Гайд-Парк, чуть позже, ладно?

– Хорошо, – хрипло отозвался я. – Прикажу Церберу привести ее.

Глава 17
Кейт

Единственный мужчина, который навещает меня в этой комнатушке, это Цербер. Дважды в день он приносит бургеры из какой-то дешевой закусочной неподалеку, потому что еда остается теплой, и воду в бутылках.

Ни Медведь, ни Ворон в моей тюрьме больше не появляются.

– Пытаешься у меня что-то выпытать, крошка? Напрасно, – отрезал он, когда я стала спрашивать, есть ли в доме что-то интересное.

Я прекрасно понимала, что он не станет выдавать мне всех подробностей о доме, в котором меня заперли, просто надеялась, что где-то в доме есть хоть какой-нибудь шкаф с книгами, и хотела попросить у него хоть одну. Любую. Хоть Хроники Войны Юга и Севера или Декларацию Независимости.

Я сходила с ума.

От заключения в одиночестве и тишине. От неизвестности, что меня ждет и к чему готовится. От неспособности связаться с Майей и ФБР.

И от воспоминаний.

Безжалостная память вдруг раскрасила мое прошлое яркими цветами, как реставраторы оживляют кадры старого черно-белого кино. Я никогда не забывала те дни, но раньше не помнила хотя бы, как улыбался Уильям. Как он на самом деле улыбался, а не так, как сейчас.

И не помнила, как смеялся Эдвард, когда направил шланг с водой на меня.

Двое совершенно других мужчин. Совершенно не похожих на тех Ворона и Медведя, которых я узнала сейчас.

Тогда у Уильяма еще не было татуировки этой женщины на груди, и иногда, лежа в кровати, я прокручиваю в памяти ее профиль, скрытый развевающимися волосами, и размышляю, кто она была и кем ему приходилась, что он решил набить ее возле сердца? Когда он потерял ее и связана ли она с тем, каким он стал?

У Медведя на теле нет ничьих лиц, только вязь римских цифр покрывают обе его руки. Я хорошо запомнила только одну – и так поняла, что это даты. Год, месяц, день. У Медведя еще больше татуировок, чем у Ворона.

И даже семь лет назад было так же.

Наверняка Чарльз знал, что означают для них нанесенную на кожу чернила. Но его уже не спросить.

Иногда я плачу. Но недолго. Зло вытираю слезы и вместо того, чтобы рыдать, снова начинаю отжиматься, делать выпады и приседания, а после иду в душ. И так до бесконечности. Может быть, только благодаря этому я вообще заснула ночью. И даже проспала без кошмаров, и выспалась.

Отсутствие трусиков и необходимость носить одни и те же джинсы бесит. Но и постирать джинсы я тоже не могу, не имея сменной одежды. Вдруг что, и мне придется смываться с голой задницей.

Я еще раз осмотрела все, что находится в моей комнате и душе, что можно было бы использовать в качестве оружия, но не нашла ничего, кроме зубной щетки.

Еще я часто смотрю на пачку долларов, которая так и лежит на узком подоконнике. Я так и не пересчитала их и не стану этого делать, а еще не стану забирать себе. Со мной расплатились за секс, но ни один из них со мной так и не переспал.

Я не понимаю, почему Ворон ушел. Как и Медведь.

Их уход и игнорирование меня задевают даже сильнее, чем должны. Мне бы радоваться, что может быть, они и вовсе забыли обо мне, но не получается.

А еще я бы предпочла, чтобы мой первый раз уже случился, чем в сотый раз оттягивать неизбежное. Учитывая пачку «Франклинов» на моем подоконнике, это я теперь у них в долгу.

Я жду весь следующий день, когда они явятся, но во дворе только снова суют мотоциклы и машины. А Ворон и Медведь не появляются.

Только Цербер.

Провернув ключ, он остается на пороге, глядя на то, как я отжимаюсь от пола. Только закончив подход, я поднимаюсь и делаю небольшой глоток из бутылки.

– Опять принес свои канцерогены? Давай.

Цербер качает головой.

Замечаю, что в его руках нет привычного замусоленного пакета из закусочной с жирными пятнами от картошки-фри.

– Пойдешь со мной. Они зовут тебя.

После упражнений мое сердце и так билось часто, но теперь, после его слов, мой пульс просто таки подскакивает.

Зачем они зовут меня? Что изменилось, что я им вдруг понадобилась? Почему оба не пришли ко мне? Бросаю взгляд на свою узкую кровать. Может быть, дело все-таки в ней.

Делаю еще один глоток из бутылки и выхожу в коридор за Цербером.

Дом старый и необжитый. Но пыли и грязи нет. Света мало, окна закрыты ставнями, а двери других комнат чаще всего заперты. Хоть я и покинула свою комнату, которая выходила на бетонную стену, я по-прежнему не могу определить, даже в каком районе Чикаго нахожусь.

Издали слышны мужские голоса, а еще хлопают двери. Боссы никогда не живут сами, хотя некоторые умудряются заводить даже семьи. Но в таком случае им всегда приходится скрываться.

Ворон и Медведь молоды по меркам сверстников, которые живут обычной жизнью и следуют букве закона, но для мафии такой возраст в порядке вещей. Здесь редко доживают до старости. И если не пули и заговоры, то наркотики справляются с членами Системы еще быстрее. Даже по меркам мафии двадцать семь уже почтенный возраст, ведь в ряды вступают едва ли не с двенадцати.

Ворон получил свою должность от отца, а после разделил власть с Медведем. Им пророчили междоусобицу и то, что каждый начнет перетягивать канат на себя, но ничего из этого не случилось. А еще всегда трахали слишком много женщин, чтобы их подозревали в связи друг с другом.

Только меня почему-то не стали.

Их снисходительное: «Беги, крошка Пинки Пай, поиграй во что-нибудь» – страшно бесило меня еще семь лет назад.

И теперь, когда я иду к ним в другую часть дома, мне почему-то кажется, что меня раскусили. Узнали, кто я такая и кем была. Причем едва ли не сразу. Вряд ли узнали лично, но как-то точно. Иначе я не понимаю, почему они держатся от меня в стороне.

Не знаю, чего ждать от этой встречи, но я слишком устала бояться неизвестности. Поэтому просто следую за Цербером, воровато оглядываясь, но меня ведут по второму этажу, а вся жизнь в доме сосредоточена на первом.

Лишь одна дверь остается открытой – и я замираю на пороге темной комнаты и удивленно присвистываю.

– Я же сказал – иди за мной!

Амбал хватает меня за предплечье и тянет за собой.

– Слушай, – я отряхиваю его ручищу. – Если после я снова вернусь в ту комнату. Пожалуйста. Вернись сюда. Возьми мне любую книжку, будь человеком!

– Я похож на человека, который будет ходить вместо тебя в библиотеку? – бросает он не оборачиваясь.

– Нет, но…

– Вот и закончили на этом.

Он распахивает дверь и вталкивает меня в комнату. Там так светло, что поначалу я даже слепну после темного коридора.

Проморгавшись, наконец-то вижу Медведя и Ворона. Оба – в разных концах комнаты. Почему-то мне кажется, что это плохой знак.

В центре у камина, на бордовом кожаном диване с потертыми ручками сидит еще один мужчина.

И при виде него моя челюсть едва ли не падает к полу.

Это Петро Модильяни.

Агент под прикрытием, который ввел меня в бордель мадам Лу вместо Луизы.

Луиза сама выболтала Модильяни, который был ее постоянным клиентом, так как вел дело об обороте наркотиков, что скоро ее ждет повышение – она будет обслуживать самих боссов Саут-Сайда и уж она постарается произвести на них впечатление, чтобы стать их постоянной любовницей.

Так в ФБР узнали о встрече. Остальное было дело техники – накануне Луизу арестовали за просроченный дорожный штраф, а я заняла ее место. Модильяни был моим единственным клиентом накануне. Он заплатил Мадам Лу за час, поднялся ко мне, а после покинул комнату через оговоренное время.

Весь этот час он объяснял мне детали дела. И как пользоваться жучком.

И теперь он здесь.

В доме боссов. На этом диване. И смотрит на меня с похабнейшей улыбкой, поскольку продолжает отыгрывать роль клиента, который встретил знакомую шлюху.

– Луиз-и-иза, я скучал, солнышко! – тянет он с итальянским акцентом.

Медведь и Ворон каменеют каждый в углах комнаты.

Я вспоминаю, как Ворон спрашивал меня о других мужчинах. И, кажется, даже с трудом переварил даже петтинг, что уж говорить о постоянном клиенте. Но разве ему не все равно? Я так и не поняла, какое дело Ворону до моего послужного списка? Ведь они с Медведями спали только со шлюхами. Всегда так было. Благодаря их увлечениям, я и попала на эту роль в бордель.

– Как я рад, что мои друзья тебя никак не тронули!

Мне вдруг становится так больно, словно Петро вбивает в меня гвозди. Я, черт возьми, должна была молчать и придерживаться легенды! Должна была выдержать! И если бы накануне я не созналась бы, что я всего лишь Кейт, которая заняла место Луизы, сейчас я могла бы быть свободной! И уж никого из них точно не удивился бы моему постоянному клиенту. И черт его знает, что вообще Модильяни успел рассказать им.

А он скорее всего уже рассказал боссам о том, что трахался со мной на протяжении прошедших двух месяцев, желая поддержать мою легенду.

А если так – то мне не жить.

Теперь они думают, что я соврала им.

– Луиза, что же ты такая бледная? Садись, солнышко, ко мне. Ближе, ведь можно, Медведь?

Петро в замешательстве смотрит на Медведя. Как двойной агент, он хорошо чувствует смену настроений. А в комнате с моим появлением воздух наэлектризовался настолько, что скоро молнии начнут бить с потолка.

– Садись.

Медведь говорит это мне. Его глаза сейчас цвета полыхающей нефти.

Я остаюсь на месте. В каком-то шаге от порога.

– Кто это? – я смотрю на Медведя.

Меня колотит от страха, ну так я и агент ненастоящий, верно? Я не Петро Модильяни, чтобы держать маску при плохой игре. Но мне сейчас очень-очень нужно спасти собственную шкуру.

Ворон по-прежнему молчит и это плохо.

– Я не знаю его, – я делаю еще один шаг к двери. Нельзя придумать ничего хуже, чем усесться на глазах у этих двоих к Петро на колени. – А я уже сказала вам, что я не Луиза. И я не знаю, кто этот мужчина!

Хоть Модильяни очень хороший агент, но даже его глаза в этот момент становятся квадратными.

Он издает нервный смешок.

– Подождите, как это не знаешь? – хихикает он. – А ну, повернись ко мне задницей и нагнись. Вы же, понимаете, парни? Как мужчины мужчину. Я ведь ее лица толком и не видел за эти два месяца, только задницу. Мог и обознаться.

Модильяни в два счета поднимается с дивана, сам разворачивает окаменевшую меня лицом к двери, спиной к себе и при всех, не церемонясь, задирает мой батник.

– Татуировки? – за его удивленный возглас ему впору давать «Оскар». – Черт, но у Луизы не было таких татуировок!.. Дура! – одновременно с этим быстро шипит он мне прямо в ухо. – Как тебя теперь вытаскивать?!

В тот же миг он отпускает меня и делает шаг в сторону. На губах нервная улыбка.

– Ворон, Медведь, прошу прощения. Я обознался. Это не моя Луиза. Эту шлюху я впервые в жизни вижу. Слушайте, а раз уж я здесь, не знаете, куда моя Луиза подевалась? Она ведь говорила, что будет работать в этот день?

– Ты уверен, что не узнаешь ее? – это подает голос Ворон.

Впервые за все это время.

– Да, уверен. Обознался. Со шлюхами такое бывает, верно. Не, ну я могу и эту девчонку с собой забрать, если она вам надоела. Вроде ничего, симпатичная. Так что, отдаете ее мне?

С колотящимся сердцем я жду их вердикта. Они могут отпустить меня сейчас, если захотят. Я даже не стану забирать те деньги из спальни. К черту их!

Я не хочу оставаться с ними. В их руках и от их близости мое решение о мести истончается быстрее, чем за все эти семь лет. Рядом с ними моя ненависть растворяется, как туман в лучах солнца, а я перестаю понимать, кто я действительно такая и чего хочу. Когда я была Луизой, было проще. А Кейт к такому повороту не готова.

– Так что? – Петро чувствует их нерешительность и не хочет уходить, не выполнив задание. И ему не нужна лишняя головная боль. – Я могу заплатить, если что. За беспокойство и собственную ошибку. Назовите свою сумму.

Скорей всего эти деньги потом штрафом спишут с меня же, но мне плевать. Я хочу на свободу. Хочу, чтобы этих двоих мужчин больше не было в моей жизни. Хочу оказаться далеко от них и забыть все то, что они делали с моим телом, и что я чувствовала при этом. При их образе жизни они все равно скоро умрут. Со мной или без меня.

Только пусть отпустят…

Ворон отворачивается к окну. Для него разговор окончен. Ему плевать. Я смотрю какое-то время на напряженную спину, и так и не нахожу в себе силы посмотреть на Медведя, поэтому опускаю глаза и жду вердикт.

И вдруг слышу:

– Нет.

Это произносит Медведь.

– Она останется с нами, – это говорит Ворон.

Петро нервно переступает с ноги на ногу и кивает.

– Что ж, я понял. Простите еще раз за беспокойство.

Он уходит, не удостоив меня и взглядом.

Медведь кивает Церберу за распахнутой дверью, и их телохранитель также молча уводит меня обратно. Ни один из них так и не посмотрел на меня.