Текст книги "Красавица и чудовища"

Глава 13
Кейт

Я заснула.

Проклятье!

Как я могла заснуть в месте, в котором не чувствовала себя в безопасности?

Меня разбудил скрежет ключа в замке, и я подскочила на кровати, на которую легла полностью одетая. За весь день ко мне лишь однажды заглянул Цербер и принес остывший бургер и бутылку колы, а весь остаток дня я так и провела взаперти, сходя с ума от страха и неизвестности.

А потом заснула.

За окном было уже темно. Похоже, был разгар ночи. Глаза горели из-за недосыпа, слез и нервов.

Ключ провернулся трижды, прежде чем дверь распахнулась. За мной наконец-то пришли, но это хорошо или плохо? Что меня ждет? Почему ночью?

Может быть, они нашли кого-то из того борделя, кто мог подтвердить, что я и есть Луиза? А теперь пришли отпустить меня?

С бьющимся в горле сердцем я узнала Медведя по темному силуэту на пороге. Горевший в коридоре свет бил ему в спину, подчеркивая мощные плечи. Дверной проем следом за ним тут же перегородил еще один мужчина. Ворон.

Оба пришли.

Ночью.

Ко мне.

Свет они зажигать не стали. Вошедший последним Ворон захлопнул дверь, провернув ключ один раз. В замке он его не оставил, спрятал в карман.

Мне по-прежнему не доверяли, и освобождать никто не торопился.

Свет фонаря блеснул на гранях двух пар наручных часов, скользнул по покрытым татуировками крепким рукам. Ворон держал кулаки сжатыми. В полумраке его синие глаза растеряли всякий оттенок, и в центре бесцветной радужки выделялись только бездонные зрачки, отчего его взгляд пробирал до костей, как сорокаградусный мороз.

Я не продержалась и секунды, перевела взгляд на Медведя. Когда он улыбался или при свете дня, в его черных глазах даже виднелись зеленовато-янтарные вкрапления, но не теперь, в этой пустой комнате, в которую они пришли вдвоем в разгар ночи.

Пахнуло виски и терпким дымом, наверное, от сигар. Слишком много мужских ароматов для меня одной. Как никогда мне нужен был свежий воздух, но окна все еще были заколочены. И это лишний раз напомнило о том, что мне из этой комнаты никак не выбраться.

Я подтянула колени к подбородку и вжалась в стену. Слишком узкая кровать для меня одной, не говоря уже о троих, верно? Или им плевать на это?

Из-за тесноты в комнате они вынужденно касались друг друга плечами, и я не могла не думать о том, каково это – оказаться зажатой двумя крепкими жесткими телами и ощутить каждой клеткой своего тела их возбуждение.

И только страх отрезвлял и сводил на нет мое такое неуместное возбуждение. Льдисто-прозрачные глаза Ворона пугали меня так же сильно, как и бездонные черные глаза Медведя.

Я сильнее сжала бедра и опустила голову. Подмога со стороны не пришла вовремя, и теперь у меня не было никаких шансов сбежать от них двоих.

Послышался шорох, и на кровать рядом со мной приземлилась пачка долларов. «Франклины» разлетелись по покрывалу, но я не смогла даже примерно пересчитать, сколько тут денег.

Много.

Просто до хрена денег.

Тот самый двойной тариф, как я и сказала Медведю в машине. Шлюшка Луиза была бы довольна.

Я же не могла расцепить руки, которыми обхватила свои колени. Не могла заставить себя поднять глаза. Да и зачем? Ведь какая для них разница? Они заплатили и теперь считают, что могу делать с моим телом, что угодно.

– Я помню наш уговор, Луиза.

Голос у Медведя низкий, хриплый. Рокочущий, как гром вдали. Я достаточно хорошо изучила его за это время, и к тому же я уже дважды была с ним за эти неполные сутки, так что даже по голосу я понимаю – он возбужден. А когда он возбужден, для такой, как я, есть только один выход – подчиниться.

– Здесь двойной тариф, как я и обещал тебе. Мы не тронем твою невинность, раз ты этого хочешь. Обслужи нас так, как обслуживала своих клиентов за те два месяца работы в борделе, и мы в расчете.

Есть только один вариант, как кто-то из них двоих получит удовольствие, при этом не лишая меня девственности. И этот вариант не нравится мне еще больше, чем сам секс. Не стоило говорить про парня. Не стоило так завираться.

У меня пересыхает во рту, и я по-прежнему не поднимаю глаз. Наверное, я должна собрать деньги, хотя пересчитывать не стоит. Таким, как они, верят на слово. Но я не могу сдвинуться с места и так и сижу в окружении «дядей Бенджаменов».

Никогда до этого я не видела Бенджамина Франклина настолько кислым, как теперь, когда сотни его лиц разбросаны вокруг меня по кровати. Улыбка у Франклина немного грустная, а приподнятая бровь как бы говорит: «Что ж. Ты доигралась, Кейт».

* * *

– Шевелись, Луиза. Хочу быстрее трахнуть тебя как следует.

Я в ужасе.

Я не смогу принять Медведя.

Никуда.

Никогда.

А он уверен, что у меня разработана задница и проблем с этим не будет. А если так, не будет и никакой предварительной подготовки.

Не думала, что анальный секс произойдет в моей жизни даже раньше обычного. Сам факт такого секса пугал меня, но теперь, когда уже в следующую секунду Медведь может сделать это со мной, мой ужас безграничен, как вселенная. А я задыхаюсь, как космонавт при разгерметизации скафандра.

Это конец. Я не переживу этого.

Но вслух произношу:

– У меня к вам другое предложение.

Мой голос срывается и хрипит, как если бы я болталась в петле. Примерно так я себя и ощущаю. Причем я сама засунула в эту петлю свою голову и теперь продолжаю стягивать веревку.

Но я продолжаю говорить, пусть даже и повторяюсь. И то же самое я уже говорила Церберу до того, как вошла в ту комнату в борделе:

– Это большая честь для меня, если кто-то из вас станет моим первым.

Я не вру. Для обычной шлюшки Луизы была бы большая честь, если бы один из боссов мафии Чикаго лишил ее девственности. Таким можно гордиться. Носить почти как медаль и рассказывать каждому на улицах, на которых работала Луиза, уж я знаю, что говорю.

– Мой парень, для которого я себя берегла… Он поймет, – продолжаю выплевывать я из себя слова через силу. – Он служит Системе[2]2
  Система– так называют мафию те, кто причастен или близок к преступной организации.


[Закрыть]. Он будет только рад, если один из вас…

– Трахнет тебя, – неожиданно заканчивает за меня Ворон.

Я горячо киваю, комкая покрывало пальцами. Пусть лучше так. Пусть отнимут у меня это, чем заставляют пройти неподготовленную через анальный секс. К черту. Это уж точно перебор, а так… Может быть, Ворон уже лишил меня девственности с первого раза. Я не знаю, как это бывает обычно, но говорят – это больно. А вчера мне было больно, может быть, на этот раз уже не будет?

Я все равно запомню их двоих. Лишат они девственности меня или нет. Теперь их вкус и запах всегда будут со мной и в моей памяти. Я смогла избежать секса дважды: в борделе и в машине, но не теперь. Я не готова беречь девственность такой ценой.

– Окей, Луиза.

Мне не нравится, как Медведь произносит мое имя. Каждый раз он подчеркивает его голосом, как будто каждая буква в нем ему отвратительна. Он знает, что это не настоящее имя, и не перестает напоминать мне об этом.

– Раз уж я трахал твой рот, то теперь очередь Ворона. А я стану твоим первым.

Черт возьми!

«Не каждая женщина способна принять меня», – сказал он. И я надеялась, что он снова довольствуется минетом, и именно Ворон, как и в борделе, сделает это.

Но я не вправе выбирать и указывать им. Луиза бы не стала. Никто не делает выбор вместо боссов мафии. Они делают его сами.

Медведь решил стать моим первым, а Ворон никак не помешал ему. Возможно, Ворону не нравится вообще вся эта возня с девственницами, учитывая, как он отпрянул от меня накануне. Но если вспомнить, как мне было больно из-за Ворона… И вспомнить размеры Медведя…

Меня прошибает холодный пот.

– Поднимайся, Луиза, – велит мне Медведь.

Я кивнула, поднялась и вдруг стала собирать деньги негнущимися пальцами. Здесь действительно много денег. А мне нужно убрать их верно? Спрятать. Может, удастся отвлечься. Но сфокусироваться на цифрах я сейчас просто не в состоянии, хотя пачка и выглядит внушительной и довольно тяжелой.

Дело сделано. Моя кровать снова чиста. И готова.

В отличие от меня.

Я откладываю стопку денег на узкий подоконник и замираю возле кровати, теребя край батника.

Неужели все произойдет здесь?

Не говоря ни слова, Ворон обходит меня и тут же стягивает с себя футболку. Мышцы перекатываются на его голой груди, на которой в районе сердца вытатуирован женский профиль. Ветер развевает ее волосы, а на глазах блестят слезы.

Кто она и кем была для него?

Она уж точно значила для него больше, чем я.

Игры закончились, глупая, глупая Кейт. Им плевать на тебя и то, какая поза подходит для наиболее безболезненной дефлорации. Это я встану так, как будет удобно им, а не они будут стараться для меня.

Горячие ладони Медведя ложатся мне на талию, и я вздрагиваю всем телом. Он прижимает меня к себе, а пальцы пробираются под толстовку, обжигая голую кожу прикосновениями.

Поглаживая мой живот, он медленно ведет пальцами выше. Очерчивает низ груди обеими ладонями, а после дразнит пальцами соски.

Одновременно с этим Ворона в два счета справляется с пуговицей на джинсах. Белья на мне нет.

Если руки Медведя обжигают, как котлы для грешников в Преисподней, то глаза Ворона похожи на два несокрушимых айсберга. В его глазах только холод, скука и отвращение. Но он все равно смотрит на то, как Медведь цепляет худи и стягивает его с меня через голову. Я остаюсь в одних джинсах, которые, впрочем, болтаются где-то в районе моих колен.

И пока Медведь пропускает мои соски через свои пальцы, Ворон следит за этими ласками так внимательно, как будто от этого зависит чья-то жизнь.

Татуировки темнеют и сливаются, не давая разглядеть узоры на его плечах и правой руке. Темно-русые волосы спадают на лоб. Ворон тяжело и глубоко дышит.

Я перехватываю его взгляд, который обжигает холодом, пока прикосновения Медведя сжигают меня заживо. Я не должна чувствовать такое сильное удовольствие, только не с ними. Но воззвать к ненависти сейчас – невозможно. Мое тело давно жаждало свободы. Мне двадцать один, я знаю, что такое секс, хоть и не занималась им по-настоящему.

Я кусаю губу, чтобы не стонать. Не знаю, как Медведю удается добиться от моего тела такого отклика, только касаясь груди. Соски покалывает под его пальцами, а возбуждение разгорается ниже. Вынуждает переступать с ноги на ногу, чтобы хоть как-то унять непривычные ощущения между ног.

Медведь кусает меня в шею, сильнее выкручивая между пальцами соски. И я не успеваю задушить новый стон, а еще понимаю, что выгибаюсь в его руках, прижимаясь ягодицами к его твердому члену, потому что сама хочу этого.

И все это на глазах у Ворона, которые, кроме того, что расстегнул мои джинсы, больше ничего не сделал. И никак не касался меня.

Ворон все еще сидит на кровати, хотя я на какую-то секунду успела позабыть о нем, растворившись в мягкой ласке Медведя. Я не знала, что такой огромный мужчина, как он, может быть таким. Что вообще умеет касаться так нежно, невесомо, даже без напора и принуждения.

Может быть, это даже не будет больно.

Хотя сомневаюсь.

Ворон все-таки касается моего живота.

Сейчас его прикосновения – это как подбросить сухих дров в полыхающий костер. Языки пламени взмывают сразу к небу.

Две пары мужских рук на моем теле. Ворон поглаживает самый низ живота, пока Медведь снова и снова пощипывает грудь. Я пытаюсь сосредоточиться, сдержаться, усмирить тело, но рассыпаюсь на атомы, стоит пальцам Ворона опуститься еще ниже.

Сейчас я впервые понимаю, как везло тем девушкам, которые попадали к ним в руки еще семь лет назад. Тогда они были нежнее и осторожнее и, должно быть, это было что-то фантастическое. Теперь они должны быть опытнее, и кое в чем мне тоже повезло.

Ворон медленно проводит между моих ног тремя пальцами, не сводя с меня глаз.

Но с другой стороны – в их глазах я всего лишь подстилка на ночь. Их не заботят мои чувства и ощущения и то, что я буду думать о них после.

Мои мысли тут же подтверждают действия Ворона. Обменявшись с Медведем быстрыми взглядами, на смену неспешной ласке, от которой я млела, внезапно пришли совсем другие действия.

Медведь коленом раздвинул мне ноги и, надавив на плечи, вынудил опуститься на пол. Сбросивший футболку Ворон теперь уже расстегнул резко и быстро собственные джинсы.

Его пальцы коснулись моего затылка, и он вдруг притянул мое лицо ближе к своему. Я задержала дыхание от неожиданности. Мне казалось, что сейчас он меня поцелует. Но нет, Ворон только сильнее поджал тонкие губы и бросил грубое:

– Давай.

Ворон – второй мужчина, которого я вижу обнаженным. И я, черт возьми, не вижу большой разницы между его членом и членом Медведя. Теперь понятно, почему мне было так больно.

Ворон не дает мне подготовиться. Сразу намотав волосы на кулак, он наклоняет мое лицо еще ниже, так что мне ничего не остается, кроме как раскрыть рот как можно шире.

Да, он все-таки другой.

Но я все равно задыхаюсь, давлюсь слюной и тем, как глубоко в мое горло Ворон сразу пытается погрузиться. Он двигает моей головой, как если бы я была безвольной куклой. Резкие движения проносятся болью по моим взведенным нервам. Мне не нравится то, что происходит. Не нравится чувствовать себя настолько безвольной и позволять им просто пользоваться мной.

Еще минуту назад я таяла в их руках и от их нежности, но теперь я просто средство, чтобы получить удовольствие. Всего лишь шлюха, в которую можно спустить накопившуюся сперму.

Я дергаюсь всем телом и упираюсь руками в кровать. Ворон не сразу, но отпускает мои волосы. Прозрачные глаза почти черные, в них плескаются ненависть и отвращение, и нет ни капли возбуждения. И если так, я ни черта не понимаю, зачем ему тогда вообще понадобился этот минет.

– Поняла, что тебя ждет, Луиза? – говорит Ворон. – Можешь представить, каково это будет, когда мы возьмем тебя оба?

К моим голым ягодицам вдруг прижимается Медведь, и я тут же каменею. Если минет был таким агрессивным, то что будет сейчас?

Я снова дергаюсь, но Ворон, как и Медведь в борделе, перехватывает мой подбородок одной рукой. И цедит:

– Но есть один шанс избежать этого. Скажи нам правду, кто ты такая. И Медведь не сделает этого.

Глава 14
Медведь

– Скажи нам правду, кто ты такая. И Медведь не сделает этого, – произносит Ворон, и надеюсь, что только я в этой комнате чувствую в его голосе надлом.

И страх.

Ворон знает, что я сделаю это. Потому что я знаю, Луиза будет лгать. Даже теперь. Я был уверен, что она откажется от анального секса и скорее согласится лишиться девственности, чем пойдет на это.

Ее умение – вернее, неумение – делать минет, лучшее доказательство тому, что она не проработала и дня в борделе. Не говоря уже о двух месяцах.

Но от нее нам нужна правда. Мы должны узнать, что она там делала и как оказалась на втором этаже, чтобы действовать дальше. Нет ничего хуже, чем недостаток информации накануне новой возможной войны кланов.

Эта женщина слишком сильно выводит нас обоих на эмоции, чтобы оставлять ее рядом с нами. Если ее пребывание рядом с нами затянется, будет только хуже. Всем троим.

Вот почему я сказал Ворону, что есть лишь один способ сделать так, чтобы узнать правду.

Пытки.

Для нее такие.

Не желал бы ни одной женщине, чтобы именно я стал ее первым. Девственниц я избегал еще с колледжа с тех пор, как одна из девушек сбежала от меня в слезах. Каждый мужчина мечтает об огромном члене, но не каждый знает, каково это – действительно жить с таким.

Долгие годы я довольствовался только неглубоким минетом, потому что девушки не знали, с какой стороны ко мне подступиться. А я не знал, что делать с ними. Мне не нравилось причинять им боль вместо удовольствия.

И не сразу, но я все-таки понял, что женщины могут принять меня. Если только будут как следует возбуждены.

Я мог бы справиться и самостоятельно, но как только я снимал штаны, их возбуждение стремительно снижалось. А страх не давал расслабиться.

Вот тогда-то мне и пригодился Ворон. Я не знаю, чего стоило ему уговорить отца все-таки отправить его в колледж, учитывая, что каждый на улицах Чикаго знал, кто он такой и кто его отец. Но Ворон не был бы Вороном, если бы не добивался своего.

За свою жизнь Ворон хорошо узнал, как опасно боссам мафии иметь семью. Его мать убили в войне кланов, и жестокий отец никогда не давал ему забыть об этом. Всегда повторял сыну, пока был еще жив, что Ворону никогда не следует привязываться к женщинам. Не в его положении наследника босса.

Ворон почти не спал с женщинами из-за этого. Он закрыл свои эмоции на ключ от других людей, но секс всегда распахивал этот непробиваемый сейф. Ворон очень быстро влюблялся. Он сам это знал, потому держался и воздерживался, даже сверх всякой меры.

А потом он встретил меня.

И я стал тем, кто фактически ввел его в мир большого секса. Мы делили женщин, и у каждого были свои причины для этого. Для Ворона так было проще – он не оставался с ними наедине и мог не привязываться к ним. Третий в отношениях всегда уничтожает отношения. Не будь меня рядом, Ворон бы влюблялся в каждую, я же выступал своего рода щитом между ним и женщинами. И брал свое.

Двое мужчин в постели – тайная фантазия многих женщин. Только так я мог даже трахаться, а не довольствоваться минетом. Женщины таяли в наших руках и позволяли делать с их телом все, что мы считали нужным. Это был голод, и мы удовлетворяли его, каждый по-своему.

Я не знаю, почему нас так сильно обоих клинит на лживой Луизе, но ей лучше как можно быстрее убраться из нашего дома. И с наших глаз. Если грядет война, Белласта начнет убивать каждую, кто побывала в наших с Вороном постелях. Это мы уже проходили.

Хоронить проще тех, к кому не испытываешь чувств. Я не Ворон. Я не умею закрывать свое сердце на замок, но я тоже не железный.

Кем бы ни была эта Луиза, именно секс – ее слабость. И страх. Я видел достаточно, чтобы понять – даже запри мы ее в подвале и мори голодом, она и то не созналась бы так быстро, как может сознаться сегодня.

Сейчас.

Если я все-таки сделаю это.

Ворон держит ее за подбородок, и Луиза не видит меня. Мне приходится называть ее даже в мыслях этим именем, от которого у меня начинается изжога. Оно приторно-ненастоящее, как яркие украшения на дешевых тортах в витринах магазинов. Сама девчонка совсем другая. Ей не идет это имя, которое она назвала.

Она реагирует на наши прикосновения искренне, по-настоящему. Как никто давно не реагировал. Дрожит от возбуждения и хрипло стонет, когда все-таки теряет голову. Но она пытается держать себя в руках, потому что ей есть что скрывать.

И мы должны выяснить, что именно.

Белласта еще не объявил войну прямо, но мы уже знаем, что не станем раскуривать трубку мира во второй раз. Никому из нас это не нужно. Но и война нам тоже не нужна. Мы с Вороном пережили две вместе, и Ворон в детстве пережил третью, в которой погибла его мать. Рано или поздно наш лимит удачи будет исчерпан.

Мне жаль эту девчонку, чья первая ночь могла быть совсем другой, встреть мы ее при других обстоятельствах. Но теперь нельзя иначе.

Кто владеет информацией, владеет миром. А мы с Вороном сделаем все, чтобы задушить поползновения Белласты в зародыше. Нам не нужна война на наших улицах.

– Что вы хотите знать? – она вздрагивает в наших руках.

Такая хрупкая и тонкая. Я поглаживаю ямочки на ее заднице, потому что не могу сдержаться. Они манят к ним прикоснуться, но в следующую секунду все-таки убираю руку.

Берусь за свой ремень и приспускаю джинсы. Она сама напросилась.

– Скажи свое настоящее имя.

– Луиза.

В тот же момент я с размаху бью ее по заднице ладонью, выше и левее черных роз, вытатуированных на ее бедрах. Это не больно. Больше неожиданно.

Она взвизгивает и вздрагивает.

– Я сыт по горло ложью, – отвечает Ворон.

Чтобы напомнить ей, с чем она имеет дело, я освобождаю член, которому плевать на мораль и собственные размеры. У меня стоит, потому что не может быть иначе – при виде нее у меня встает сразу же. А сейчас она стоит голая, на коленях, только джинсы болтаются где-то ниже.

Не могу сдержаться и провожу пальцами у нее между ног.

В машине она стонала по-настоящему. Жаль, что я не пригрозил ей тогда. Но сначала я хотел поговорить с Вороном, а еще убедиться, что она совершенно не умеет сосать, как могла бы шлюха после двух месяцев работы в борделе.

Между ног влажно. Но не так, как со мной в тот раз в машине.

Значит, она боится. И это хорошо.

Может быть, будет сговорчивее. Может быть, мне не придется этого делать. Я ведь могу отбить у женщины желание заниматься сексом до скончания века, я знаю это.

Когда я снова провожу пальцами между ее ног, она только сильнее стискивает бедра. Хочет укрыться, избежать этого. Но мне важно, чтобы она поняла, что сейчас все происходит на самом деле.

– В последний раз повторяю, – говорит Ворон. – Назови свое настоящее имя. И Медведь не станет этого делать.

Черт, он палится по всем фронтам. В глазах мука и жалость, желваки играют от напряжения. Девчонка должна быть слепой, если не видит того, как Ворон сейчас ломает себя. Я говорил, что ему не понравится мой план. И так оно и есть.

Ворону хватило краткого минета, чтобы поверить мне – она в жизни не делала этого. И не знает, ни как расслаблять горло, ни как действуют и стонут настоящие шлюхи.

Ни одна из них не кончала так быстро в моих руках.

Тянусь снова к ее клитору. Если я должен это сделать, то пусть она будет хоть немного возбуждена.

Веду пальцами вверх и вниз, чувствуя, как она начинает дрожать. Она пытается сдержаться, сражается с реакциями собственного тела. Она тоже откликается на нас так, как настроенный камертон. Ни одна продажная девка никогда не реагировала на нас так.

Вопрос Ворона о ее настоящем имени повисает в воздухе. Девчонка молчит, тем самым подписывая себе приговор.

Я ударяю бедрами.

* * *

В тот же миг она дергается всем телом, а из горла вырываются рыдания. Она дрожит и цепляется за Ворона, пытаясь убежать. И не сразу, но даже до ее затуманенного страхом сознания все-таки доходит – я не сделал этого.

Я не вошел в нее.

Просто провел членом между ее ног.

Не смог.

Насильником я никогда не был. И никогда не стану. Я тут же поднимаю ее с колен, потому что ноги едва ее держат. По щекам бегут крупные слезы. Она прижимается ко мне всем своим голым телом и вздрагивает, когда мой неугомонный член снова упирается ей в бедро.

Веду рукой по темным спутанным волосам и говорю тише:

– Как тебя зовут, девочка?

– К-кейт.

Правда. Наконец-то.

Это имя подходит ей больше. А я не буду скучать по Луизе.

– Почему ты пришла к нам? Тебя кто-то просил об этом?

Она трясет головой, а на щеках блестят слезы.

– Никто. Так случайно вышло. Луиза попросила ее подменить… Я не знаю почему. Я ни о чем не знала, когда пришла. Мне нужны были деньги… Я решила, никто не заметит, что я еще… Девственница.

– И кто отправил тебя наверх? К нам?

– Мадам Лу… Клянусь, я знала только то, что там вы, но не задавала никаких вопросов. Мне сказали, я пошла! Я не могла выбирать. Я больше ничего не знаю, клянусь! Только не надо… Больше не надо… Пусть Ворон, но не ты!..

И тут она сама обнимает меня, обеими руками, утыкаясь лицом в грудь, и принимается рыдать еще сильнее.

Смотрю поверх ее головы на Ворона. Тот сложил руки перед собой и размышляет. Ворон все еще озадачен. Но на его лице также написано облегчение. Он рад, что я не вошел в нее по-настоящему.

Слова Кейт похожи на правду. Ее могли отправить к нам просто ради издевки, а еще ради того, чтобы мы заподозрили ее в сообщничестве с Белластой.

А может быть, хотели просто потянуть время. Ведь пока мы будем разбираться с этой псевдошлюхой, Белласта получит фору.

Ворон ерошит руками светлые волосы, хмурится, глядя на меня. Немой вопрос повисает в воздухе.

Что нам делать с ней дальше?

Я не знаю, что принесет нам обоим новый день. Не знаю, сколько еще мы проживем на белом свете. Но есть единственный человек, которого я знаю достаточно хорошо – своего лучшего друга.

Я крепко обнимаю Кейт, она смелая девочка и храбро держалась. Надеюсь, у нее сложится все хорошо и больше не придется продавать себя в борделях.

А после отрываю от себя, разворачиваю и подталкиваю к Ворону. Она путается в джинсах, которые висят на щиколотках, падает, но он ловит ее в последний момент. Немного удивленный, все еще хмурый, но на его губах снова расцветает улыбка.

Кейт – ей действительно идет это имя, – тоже улыбается ему. Невинно, растерянно и смущено, как не каждая могла бы улыбаться, будучи при этом абсолютно голой и после всего, что ей довелось совершить.

При виде ее улыбки Ворон плывет окончательно.

Я вижу это в его стремительно темнеющих глазах, которые с жадностью окидывают голое тело: острую грудь с розовыми сосками, плоский живот и невинную гладкость между ног.

Натягиваю обратно джинсы и застегиваю ремень, стараясь больше не пялиться на их улыбки. На то, как ложатся его руки на ее талию. Поправляю натянувшиеся в паху джинсы.

Ворон хочет стать ее первым. И он станет. А я бы все равно не мог.

Физиология, ничего личного.