Текст книги "Lessons. Мой путь к жизни, которая имеет значение"

Дети смотрят, как играет их папа. Фоксборо, 2017 год

После ужина дети отправляются смотреть португальские мультфильмы по ТВ, и у нас с Томом появляется возможность побыть наедине и поговорить о том, как у нас прошел день, иногда за чашечкой ромашкового чая. И Бенни, и Виви свободно говорят на португальском, Бенни с легким акцентом, а Виви так, словно она родилась в Бразилии. Джек все лучше понимает по-португальски, и мне нравится, когда он пытается говорить на нем. У него такой очаровательный акцент. Когда я росла, родители говорили по-немецки только друг с другом и никогда с нами, так как не хотели, чтобы мы понимали их. После многих лет путешествий я теперь достаточно свободно говорю на четырех языках. Бенни и Виви американцы, они родились в Бостоне, но в их жилах течет и бразильская кровь. Никто из моих родителей не говорит хорошо по-английски, а мои племянники и одна из сестер на английском не говорят совсем. Для меня важно, чтобы мои дети могли общаться со всеми членами семьи. Поэтому каждое лето я везу Бенни и Виви на двухнедельные каникулы со всей моей семьей, и мы все говорим только по-португальски.

Мне нравится думать, что я воспитываю детей как граждан мира. Я уверена и в том, что чем больше мы сможем говорить с людьми на их языке, тем лучше будем понимать друг друга.

Думая о своем ежедневном расписании, я понимаю, что почти каждое мгновение дня ощущается как ритуал, и я на самом деле хочу создать серию особых коротких мгновений. Каждый из нас способен прочувствовать время, придать ему значение, жить минутой и ценить каждое мгновение того, что мы живы. Вот почему для меня так важно извлечь максимум из короткого мига. Потянуться всем телом, когда я просыпаюсь. Осознать свое дыхание. Зажечь свечу. Медитировать. Петь с моими детьми по дороге в школу. Эти мгновения необходимо ценить, и это самое главное. Моя цель быть в настоящем. Глубоко чувствовать и проживать жизнь, даже если я ощущаю перенапряжение или что-то заставляет меня плакать (а такое со мной иногда случается). Я хочу жить полной и осознанной жизнью, быть внимательной ко всему, что происходит вокруг меня, и вдохновлять моих детей жить так же.

Время ложиться спать – это еще один ритуал. Когда Том дома, он целует детей на ночь, иногда рассказывает им сказку. Я люблю вслух читать каждому из детей. А потом я делаю то, что начала делать, когда они были еще младенцами. Каждый получает массаж ступней с маслами ароматерапии, которых у меня целая аптека. Пять минут растирания ступней действительно успокаивают Бенни и Виви, и мы чувствуем себя ближе друг к другу.

Перед тем как пожелать им спокойной ночи, я напоминаю им о том, чтобы они помолились ангелу-хранителю. Я часто жду за дверью, слушая, как они произносят молитву, и от этого мое сердце каждый раз тает.

Обычно я засыпаю позже Тома. Во время футбольного сезона Том ложится спать в девять часов.

Почистив зубы и прочитав несколько страниц книги, я проверяю телефон, нет ли чего-то срочного, перевожу его в режим полета и ставлю будильник.

Так проходит мой день. Все меняется, если я еду в Бразилию или в Нью-Йорк, или на Западное побережье, иногда даже в те дни, когда я в Бостоне. Находясь в другом городе ради фотосъемок, я вношу некоторые изменения в привычный распорядок. Я встаю в шесть утра, медитирую, потом тренируюсь, пусть даже двадцать минут, так как знаю, что позже в течение дня у меня будет все меньше мотивации заняться спортом. А после долгого дня работы в студии я этим точно заниматься не буду. Если я снимаюсь в рекламе для ТВ, рабочий день может продолжаться до двенадцати часов. Съемки для журнала могут занять от восьми до десяти часов. Как я уже сказала, я редко проверяю телефон во время работы, но как только заканчиваю, я всегда общаюсь с Томом и детьми при помощи FaceTime. Перед тем как лечь спать, я люблю принять душ, особенно если грима было много и волосы выглядят ужасно. Обычно к десяти часам вечера я уже в постели. Мне нужно не меньше семи часов сна, восемь, если получится. К счастью, у меня никогда не было трудностей с засыпанием. Обычно к вечеру я настолько устаю, что стоит мне опустить голову на подушку, как я тут же засыпаю.

* * *

Люди часто рассказывают о себе истории, чтобы объяснить, кто они такие и почему в их жизни все так, а не иначе. Одна из моих историй заключается в том, что моя рабочая этика стала следствием жизни в маленьком доме с пятью сестрами и того, что я всегда видела, как много работают родители. Еще одна история рассказывает о том, что я средний ребенок (да к тому же еще и из пары близнецов), поэтому я никогда не чувствовала себя особенной, мне не хотелось разочаровать родителей, но из этого родилось желание не разочаровать саму себя.

Обе истории правдивы, но я знаю, что моя дисциплинированность – это врожденное, я такой родилась. Пусть я выросла как одна из шести сестер у много работавших родителей, пусть я заставляла себя хорошо учиться в школе и добиваться успехов в спорте: все это было всего лишь ареной, где я могла опробовать и использовать ту черту характера, которая была моей изначально. Джозеф Кэмпбелл когда-то написал: «Ты становишься зрелым, когда начинаешь управлять собственной жизнью». В моем случае по каким-то причинам я начала управлять ею, когда была еще подростком. Когда я говорила людям, что ни в коем случае не хотела разочаровать родителей, это было правдой – и до сих пор остается – но на самом деле я ни в коем случае не хотела не оправдать моих собственных ожиданий.

Если дисциплина дается с трудом, как с этим справиться? Она начинается с самоанализа, а самоанализ – это процесс. Мы с этим не рождаемся. Мы развиваем это со временем. Одно я знаю наверняка: чем лучше вы знаете самих себя и то, в чем хороши, что приносит радость, тем легче вам будет сосредоточиться на своих целях, и тем легче будет проявить то, чего вам хочется. Чего вы хотите? Что лучше для вас? Когда вам лучше всего, в какой час, в какие дни, в какой обстановке? Обязательны ли для вас позитивные слова, позитивные образы, вдохновляющие люди, вдохновляющие идеи? Если вы проводите целый день «на телефоне», к примеру, читаете новости, тревожитесь или испытываете страх, или ставите перед собой несообразные цели, то я уверена, что вы настраиваете себя на провал и отсутствие счастья. Если я говорю себе, что я буду медитировать каждое утро по тридцать минут, но меня ежедневно прерывают, то проблема не в моих детях, которые хотят получить завтрак, или собаках, которым хочется выйти на улицу. Это мне не хватило реалистичности для оценки происходящего!

Я представляю дисциплину как голос родителя или авторитетного человека внутри нас. Благодаря ей мы помним об ответственности за свои действия.

Если этот голос внутри вас недостаточно силен, подумайте о том, чтобы создать внешнего родителя. Найдите другой способ отслеживать свое движение вперед, держать перед собой отчет. Именно так я поступила с детьми. Виви и Бенни еще слишком молоды, им многому предстоит научиться. (А кому этого не надо? Я все время учусь.) Чтобы помочь им организовать распорядок дня, дать задания, научить ответственности, мы нашли решение в виде белой доски.

Доска висит в нашей кухне. Она заменила доску с магнитными звездами, когда Виви начала в нее играть, прикрепляя на своей половине столько звезд, сколько могло там поместиться. Поэтому мы выбрали белую доску с черным карандашом и ластиком. Доска впервые появилась в тот короткий период, когда Бенни вдруг начал со мной препираться. Когда я просила его что-то сделать, он отвечал, что я ничего не знаю, а если и знаю, то все равно не права. Поэтому мы с Томом решили сразу исправить ситуацию. Я сказала Бенни, что это нормально, когда он сердится на что-то или недоволен установленными нами правилами, но он не может проявлять неуважение ко мне. Если он на меня рассердился, то должен мне об этом сказать. Бенни признал, что не всегда был вежлив со мной, и сказал, что сожалеет об этом. А потом он предложил идею белой доски.

Вот как это работает. Когда мы замечаем, что детям необходимы рамки, мы задаем им вопросы за ужином. Каковы их манеры? Говорили ли они «пожалуйста» и «спасибо»? Смотрели ли они в глаза друзьям и учителям, когда говорили с ними? Были ли они добры со своими друзьями и друг с другом? Если к ним приходил в гости друг, навели ли они потом порядок в своих комнатах? После еды отнесли ли они посуду в мойку? Когда я просила их что-то сделать, выполнили ли они мою просьбу? Если ответ на вопрос это «да», то ребенок, отвечающий на наши вопросы, получает нарисованную звезду.

Звезду можно дать, но можно и забрать.

Если Бенни, скажем, ущипнул сестру, или Виви забыла о роли радушной хозяйки, когда к ней пришла подружка поиграть, они звезду не получали. Вместо этого мы говорили о том, над чем им надо поработать, будь то умение лучше слушать или работать над заданиями. Мы оставляли на доске список ожиданий, чтобы они понимали, что любое дело – это работа и движение вперед. Система звезд нам по-настоящему помогла. Но что еще лучше, детям стало намного легче разбираться со своими эмоциями и с тем, что они представляют собой как люди. К примеру, Бенни мог сказать, что съел печенье перед ужином и боялся, что я на него рассержусь. Да, он потеряет звезду, но вместо того, чтобы рассердиться, я поблагодарю его за честность. И это станет для него побуждением к честности. Для меня самое главное то, что мы помогли создать атмосферу, в которой наши дети чувствуют себя в безопасности, выражая свои чувства, по-настоящему разговаривая с нами. Они знают, что их папа и мама идут с ними бок о бок, но не несут их на руках. Я напоминаю моим детям, что мы учимся вместе. Мне тридцать восемь лет! И я никогда раньше не была родителем! Моя работа научить их, но и они учат меня. Так что же я могла бы делать лучше?

Мы стараемся дать нашим детям то, что получили от своих родителей, пока росли. Если нам повезет, то нам удается частично заполнить оставшиеся пробелы. Когда я росла в Оризонтине, за нашим семейным столом сидели шесть девчонок, шесть голосов одновременно говорили, смеялись или спорили. И однажды папа установил правило: если кто-то из нас хочет что-то сказать, то поднимает руку. При таком количестве детей у мамы не было времени читать нам книжки на ночь. У нее едва оставалось время для самой себя. Иногда я вставала среди ночи и видела ее за столом в кухне: она все еще работала с калькулятором и стопкой бумаг, высившейся перед ней.

Раке, Фофи, Пати, Габи, Фафи и мне приходилось многое постигать своим умом. В некотором смысле мы были детьми, растившими детей. Нам приходилось учиться договариваться. Приходить к согласию. Честно сражаться. Но в детстве я ни разу не чувствовала, что мне чего-то недостает, что я что-то упускаю. Как мне могло не хватать тех вещей, о существовании которых я не подозревала? У меня было самое лучшее детство в мире! Я так считала и считаю до сих пор.

Я отлично понимаю, что мои нынешние обстоятельства не имеют ничего общего с теми, в которых жили мои родители. Работа, которой я начала заниматься в четырнадцать лет и продолжила в течение следующих двадцати трех, позволяет мне проводить больше времени с детьми. Я могу читать им, массировать ступни, учить их правильно дышать и выражать свои чувства. Я могу стать свидетельницей множества пролетающих моментов, у меня есть время видеть, как растут мои дети.

* * *

В 2017 году меня попросили выступить с речью на фестивале «Рок в Рио» перед аудиторией почти в 100 000 человек. Для тех, кто не знает: «Рок в Рио» один из крупнейших музыкальных фестивалей в мире. За прошедшие годы на нем выступали такие артисты как Бейонсе, Принц, Рианна, Джордж Майкл, R.E.M, Red Hot Chili Peppers, Dave Mathews Band Coldplay и U2. Приглашение произнести речь поступило почти в тот же момент, когда президент Бразилии Мишел Темер объявил о том, что правительство отдаст под шахты территорию крупнейшего национального заповедника в Амазонии. Пострадают девять природных заповедников и поселения индейцев. Я начала работать в сфере охраны окружающей среды с 2004 года, когда побывала в Амазонии и увидела жизнь коренных индейских племен.

Маленькие дети и старики получают отравление и даже умирают из-за пестицидов и ртути в реке, в которой купаются и ловят рыбу. У меня сжалось сердце, когда я увидела это своими глазами. Я стала свидетельницей того, как токсины из окружающей среды влияют на их жизнь. Но правда заключается в том, что зараженные почва и вода опасны для всех нас. С моей точки зрения, любая атака на природу – это атака на саму жизнь. Я мать, и мой природный инстинкт – защищать. Моей реакцией на указ бразильского президента было возмущение. И сразу появилась мысль: «Я должна что-то сделать. Мы не можем этого допустить». Наша группа организовала мощный протест в социальных сетях, вынудив бразильское правительство сообщить о том, что решение будет отложено, состоится широкое обсуждение.

Когда Маркос, мой друг и один из сооснователей организации «Believe Earth», знакомый с Роберто Мединой, создателем фестиваля «Рок в Рио», попросил меня открыть концерт, я ответила согласием. Я закончила разговор и пришла в ужас. Я никогда не выступала с речью перед 100 000 зрителей. Я никогда даже не писала такую важную речь, как эта. Спустя несколько минут я прислушалась к чувствам. Решимость. Дисциплина. Если меня что-то пугало, я знала, что смогу преодолеть собственный страх. Если я хочу добиться успеха, то должна сделать свою работу. Большая часть меня хотела просто остаться дома в безопасности. Меня беспокоило и то, что публика придет на фестиваль, чтобы слушать музыку (в тот год выступали Ивечи Сангалу, Maroon 5, The Who и Guns N’ Roses), поэтому люди разозлятся, когда я выйду, чтобы произнести речь. «Что, если они не станут меня слушать? – думала я. – Или начнут улюлюкать, кричать, швыряться чем-нибудь? Это не имеет значения, – такой была следующая мысль. – Выбрось все из головы. Просто сделай это. Если ты не борешься за то, что тебе дорого, тогда ты становишься соучастницей преступления».

Не имело значения, что я никогда не писала речей.

Не важно было, сколько времени я просижу перед ноутбуком, прежде чем появятся нужные слова. Не имело значения, как сильно я напугана или насколько глупо буду выглядеть. Не имела значения и сотня прочих причин, почему оказаться в такой ситуации было плохой идеей. Я поняла, что отныне и впредь самой главной моей целью будет любовь. Дело не во мне. Я буду говорить ради того, что намного важнее меня самой. Меня проверяли на прочность, и для одного из испытаний требовалась храбрость. Мне не в первый раз предстояло появиться перед таким количеством зрителей. Я прошла по самому длинному подиуму в жизни (более 120 метров) на церемонии открытия Олимпийских игр в Рио в 2016 году, и за этим наблюдали миллионы телезрителей. И этот опыт тоже изначально пугал меня. В тот вечер я чувствовала себя искоркой света, которую несет энергия толпы. Но «Рок в Рио» будет совершенно другим. На Олимпиаде я могла чувствовать зрителей, хотя на стадионе было настолько темно, что я никого не видела. И потом, на этот раз мне нужно будет говорить. Я знала, что «Рок в Рио» будет для меня нелегким испытанием, пусть даже я появлялась перед большой аудиторией и раньше. Потому что, давайте это признаем, обращаться к людям – это куда большая ответственность, чем просто пройтись перед ними!

Но если бы я не прошла тогда по стадиону, я бы не смогла и выступить с речью. Я уверена: когда вы сталкиваетесь с препятствием, надо идти ему навстречу. Следующее испытание будет чуть более сложным, но вы встаете и встречаете и его тоже. Разве не так мы растем? Когда я подошла к концу написания своей речи, то напечатала: «Если мы можем мечтать, то мы можем представить… мы можем создать лучший мир». Мне хотелось закончить песней, так как все-таки это был рок-фестиваль. Но какой песней? Моя сестра Фафи, сидевшая рядом со мной, сказала: «А как насчет «Imagine» Джона Леннона? Разве она не подходит к тому, что ты написала и хочешь сказать людям?» И в ту же секунду я поняла, что «Imagine» станет идеальной песней, чтобы закончить мою речь.

И насколько невероятным будет то, что Ивечи Сангалу, одна из самых популярных певиц в Бразилии и моя давняя подруга, замечательная женщина и красавица, согласится петь эту песню, когда я закончу свою речь? Когда я выяснила, что Ивечи предстоит выйти на сцену сразу после меня как одной из ведущих певиц фестиваля, я позвонила ей и сказала, что мне нужна ее помощь. «Я с тобой!» – ответила Ивечи. Я пришла в восторг! Все складывалось удачно.

В вечер фестиваля эмоции зашкаливали. Перед моим выходом на сцену одна из организаторов решила мне помочь. «Не беспокойтесь, даже Боно и Coldplay нервничают, когда выступают здесь», – сказала она. Забавно, но от этого я только еще больше запаниковала. Поэтому я устроила себе передышку. Закрыла глаза, обдумала свою просьбу и обратилась к Богу: «Прошу тебя, позволь зрителям почувствовать то, что чувствую я. Позволь им почувствовать мое сердце». Мне хотелось установить связь с аудиторией. Мне хотелось, чтобы люди почувствовали, что мы все единое целое. И я ощутила прилив сил, уверенность, необходимую для того, чтобы продолжать. И потом я вышла на большую сцену.

Я говорила несколько минут. Но я не говорила прямо ни об Амазонке, ни о шахтах, ни о других проблемах, стоящих перед страной. Вместо этого я говорила о силе коллектива, о надежде, о том, что мы все вместе. В какой-то момент эмоции взяли верх, и я заплакала. И тут появилась Ивечи. Она крепко обняла меня и начала петь. Она не просила меня петь вместе с ней, да и я этого не планировала – слишком стеснялась. Но когда этот момент настал, я не смогла противостоять порыву и запела. В моем случае это было что-то вроде пения в караоке, особенно когда выступаешь в дуэте с такой певицей, как Ивечи. «Imagine» договорила за меня.

Как вы можете подготовиться к чему-то подобному? Учебника нет. Нет свода правил. Вы просто делаете это. Отодвигаете страхи в сторону. Вы говорите себе, что вас ничто не остановит. Подобный вечер ничем не отличается от любой горы, на которую, как вы знаете, вам нужно подняться. Поэтому вы зашнуровываете ботинки и поднимаетесь. Так вы набираетесь опыта. Когда появляется следующая гора, вы чувствуете себя чуть лучше, чуть мудрее, чуть опытнее в том, чтобы взойти на вершину.

Вот так дисциплина служила мне всю жизнь. Она не просто помогла мне достичь целей. Она помогла мне увидеть, как я могу сделать больше. Мне просто требовалось поверить в свои силы.

Но при этом я иногда напоминаю себе о том, что мне нужно ослабить собственное чувство дисциплины и быть по отношению к себе мягче, проявить больше сочувствия. Некоторые люди могут счесть меня излишне одержимой, человеком с навязчивой идеей. Я над этим работаю. Став матерью, я больше прощаю самой себе. Когда-то я была человеком, для которого все было недостаточно хорошим. Я была недостаточно хорошей. В 2015 году издательство Taschen выпустило книгу в честь моей двадцатитрехлетней карьеры в индустрии моды. Я помню, как Джованни Бьянко, арт-директор книги, спросил меня: «Жизель, когда у тебя было время, чтобы сходить в дамскую комнату? Это же очевидно, что у тебя годами не было жизни!»

И он был прав. В прошлом мне действительно некогда было жить. Только просматривая тысячи фото, чтобы отобрать около трехсот штук, которые вошли в книгу, я осознала, как много я работала. Много раз в день я чувствовала одобрение, но эти снимки заставили меня подумать о другом. Впервые в жизни я смогла увидеть, как далеко ушла девочка из многодетной семьи из Оризонтины.

Я вспомнила всех тех людей, с которыми встречалась, все чувства, которые испытала, все страны, в которых побывала. И в первый раз я мысленно похлопала себя по спине. «Ты отлично поработала, – подумала я. – Ты перебралась на другой берег. И сегодня ты не только осталась прежней, но и стала сильнее, мудрее, стала более уверенной в себе. Умница».

2
Препятствия – это скрытые возможности

Я всегда полагалась на свою интуицию. Когда я начала жить самостоятельно, то обычно прекрасно понимала, как оставаться в безопасности и делать правильный выбор. Но у меня, как и у всех, бывали обстоятельства, когда все складывалось плохо. Иногда происходило событие или складывалась ситуация, которые были совершенно неприемлемыми – это мог быть конфликт или ссора, – и тогда мне не оставалось ничего другого, только измениться. Отношения с другими людьми помогают нам расти, потому что они отражают и самое лучшее, и самое худшее в нас. Когда я задумываюсь о собственной жизни, ясно вижу, что времена позитивных перемен и лучших уроков были одновременно и самыми трудными. В некоторых ситуациях мой выбор оказался крайне неудачным. Но я спрашиваю себя, действительно ли это были «ошибки» или, скорее, просто опыт и возможность извлечь урок. Сейчас я убеждена, что все препятствия, с которыми мне пришлось столкнуться, в конечном итоге оказались скрытыми возможностями. Именно они позволили мне перебраться в лучшее место, я стала внимательнее и сильнее.

Мой типичный день в Нью-Йорке в 1997 году: с телефоном-раскладушкой в руке я собираюсь войти в метро. Впереди у меня целый день кастингов

Когда я думаю о себе двадцатилетней, обязательно вспоминаю, как чувствовала такую беспомощность, что спрашивала себя, хочу ли я жить.

Мне было двадцать три года, я была успешной в том, чем занималась, и работала 350 дней в году. Моя жизнь состояла из перелетов в разные страны и работы в студиях по всему миру. Я редко распаковывала чемоданы: просто меняла грязные вещи на чистые, снова садилась в самолет, потом возвращалась.

Все повторялось два дня спустя, потом еще через три дня. Я начинала утро с кофе – пила фраппучино со взбитыми сливками и закуривала первую сигарету из пачки, которую приканчивала за день. Что касается еды, то в те времена я вообще не думала о том, какие продукты употребляю. Подростком, работая в Японии, я научилась есть быстро и на бегу. Вечером, возвращаясь в свою нью-йоркскую квартиру, я вешала на вешалку плащ и наливала себе бокал вина. Но один бокал не спасал, я все еще чувствовала себя слишком взвинченной после всего того кофе и никотина, которые попали в меня за день. Мне требовалось нечто большее, чтобы расслабиться. Что могло быть более естественным, чем допить начатую бутылку, пока я читала книгу или отвечала на телефонные звонки? Я была трудоголиком. В те дни в моем образе жизни не было ничего здорового.

Я жила на скорости 100 миль в час, курила, пила, плохо питалась, мало спала и жила на чемоданах.

Жизнь была такой интенсивной! Это был постоянный транзит: я либо летела куда-то, либо откуда-то возвращалась. Поэтому я никогда не чувствовала себя дома и не задумывалась о своей жизни. И, как и многие другие люди в этом возрасте, я чувствовала себя неразрушимой.

С сестрой Габи в моем номере в парижском отеле, октябрь 1999 года. Мы заказали еду в номер

Не подозревая о том, что я белка в колесе, я не понимала и того, что полагалась на стимуляторы и успокоительное, чтобы продержаться целый день. Кофе «заводило» меня по утрам. Сигареты отмечали долгие часы работы и позволяли мне ненадолго остаться одной – без стилистов, парикмахеров, визажистов, – и никто ко мне не прикасался. Стейки, бургеры, картошка фри, паста, пицца, сладости и все что угодно, только бы сохранить энергию. Красное вино, чтобы расслабиться и заснуть.

Я впервые попробовала алкоголь в девятнадцать лет, но перед показами шампанское всегда было доступно. Очень немногие дизайнеры обеспечивали моделей едой, поэтому каждый раз, увидев еду за кулисами, я наполняла ею сумочку. Через некоторое время это стало моей «фишкой»: я раздавала другим моделям то, что сумела прихватить с собой – сэндвичи, крекеры, сладости. Я знала, что они, как и я, галопом носились весь день с одного показа на другой, забыв поесть. Как я уже сказала, в то время я жила на бегу. В сезон показов для меня было нормой встать в пять утра и отправиться спать в час или два ночи: я уже упоминала о том, что после показа мне приходилось отправляться на примерку для показов следующих дней. Если я была задействована на всем «маршруте» – в то время он включал в себя Лондон, Милан, Париж и Нью-Йорк, – то это был марафон, длившийся месяц. К концу я обязательно заболевала, но, не желая никого разочаровывать, продолжала работать. Однажды я едва не потеряла сознание на подиуме, а в другой раз мне пришлось улететь домой за несколько дней до окончания сезона.

Оглядываясь назад, я теперь вижу, что, пребывая в крайнем оцепенении, не понимала происходящего и буквально убивала себя. Я травила свое тело с момента пробуждения утром до той минуты, пока не падала в постель ночью. Я сама создавала ситуацию, способствовавшую появлению проблем с тревожностью. Когда вам девятнадцать, обычно вы имеете силы работать 350 дней в году. Но к тому моменту, когда вам стукнет двадцать три, а вы уже несколько лет перерабатываете, ваше тело, мозг и душа начинают разрушаться. Я изо всех сил пыталась справиться с реальностями моей жизни.

Произошедшее застало меня врасплох, учитывая все то, чего я насмотрелась за эти годы в профессии, и все ловушки, которых мне не удалось избежать. Когда я уехала из дома в четырнадцать, я была еще слишком молода, и это очевидно. Но по какой-то причине я чувствовала себя взрослой и способной справиться с серьезными вызовами в новом мире. Почему-то я всегда чувствовала себя защищенной. Но я знала, что любое принятое мной решение действует на меня непосредственно. Я больше не могла полагаться на родителей. Я работала по всему миру, а папа с мамой оставались в Оризонтине. Как мать двоих детей я теперь могу только представить тревогу, которую испытывали мои родители. Я не уверена, что они вообще отпустили бы меня, если бы знали, какой сумасшедший мир ждет меня за пределами нашего маленького городка.

Казалось, слишком многие молодые модели жили в аду, который они сами бессознательно себе создавали. Девушки моего возраста без должного контроля веселились в клубах. Принимали наркотики, отправлялись в сомнительные места. Я легко могла стать одной из них: еще одна модель, выпивающая две бесплатные порции алкоголя и покупающая таблетку экстази у парня, стоявшего возле ночного клуба. Но я так никогда не делала. Как я уже сказала, что-то или кто-то всегда защищали меня. Возможно, это был голос мамы, которая еще до моего отъезда из дома запретила мне принимать что-либо, особенно напитки, от незнакомцев.

В Токио вечер за вечером я видела одно и то же: группы девушек отправлялись в клуб, напивались, и парни пользовались их беспомощностью. Я все время чувствовала себя наблюдателем, стояла в стороне, как будто смотрела на происходящее через объектив или через стекло. Иногда, идя к метро ранним утром, я видела стайки маленьких черных птиц, клевавших мусор на тротуарах, и девушек, возвращавшихся из клубов. Они выглядели больными и дезориентированными. Я не понимала, как они смогут работать. Если то, что я держалась от этого в стороне, делало меня аутсайдером, замечательно. Я не хотела скатиться вниз. Если моя соседка по комнате и я все-таки шли в клуб, то я заказывала содовую, пока она флиртовала с барменом, в которого была влюблена. А потом я шла домой и читала книгу. Клубы, выпивка, наркотики и поздние возвращения никогда не казались мне разумным выбором. Я знала, что буду чувствовать себя плохо, люди воспользуются моей беспомощностью, и дело кончится тем, что я почувствую себя сломленной. Это было не для меня, да и родители доверяли мне. Я хотела, чтобы они мной гордились, и мне хотелось быть хорошим примером для сестер.

Мы с моей сестрой-близнецом Пати отмечаем наш двадцать первый день рождения клубничной «Маргаритой» в местечке Нью-Палц, Нью-Йорк, недалеко от моего небольшого домика в Вудстоке

А еще мне нравилось работать моделью, нравилось, что я могу посмотреть мир, встретиться с разными потрясающими людьми. Мода такая разнообразная. Она изменчивая и веселая. Накладные ресницы и бюстгальтеры пуш-ап сегодня, одежда из латекса и парики завтра, а послезавтра бикини со стрингами и шапки bayonet. Это было все равно что экспериментировать с индивидуальностью. Кем я буду сегодня? Мода соответствовала моему чувству безграничного. Мне никогда не нравилось, если кто-то давал мне определение или говорил, что я такая или такая. Ты модель. Садись. Не говори ничего. Просто будь хорошенькой. По моему разумению, я могу быть тем, кем хочу быть, и это не предполагает статику или безмолвие. Трудная часть работы моделью – это постоянные переезды, рекламные обязательства и вечеринки. Моим единственным другом была собака Вида. Временами я чувствовала себя одинокой. Если вы добиваетесь успеха в модельном бизнесе, люди не всегда за вас радуются. В нем высока конкуренция, и ни в чем нельзя быть уверенной. Не раз я приезжала на показ, и выяснялось, что мне заменили обувь на пару большего размера, несколько раз у меня ломался каблук прямо на подиуме, расстегивался ремешок на сандалии. Но я все равно улыбалась и продолжала идти по подиуму, что бы ни случилось. Высота каблуков, на которых модели вышагивают по подиуму, 18–20 см, и ходить в таких туфлях – это настоящее испытание. Готова держать пари, что у каждой модели есть проблема со спиной. У меня она точно есть. Помимо хронического вывиха плеча у меня сколиоз и серьезные проблемы с коленями.

Эти проблемы только усугубились после того, как я часами не только ходила туда-сюда, пытаясь держать равновесие на невероятно высоких каблуках, но и скрючивалась на бесконечных фотосессиях, едва дыша и удерживая одну неестественную позу за другой, делая при этом вид, что мне комфортно. Это просто ненормально проводить по десять и более часов в день, день за днем на таких высоких каблуках. Еще менее нормально в них прыгать. Потому что я всегда прыгала на фото. Некоторые фотографы в шутку называли меня «Спортивной Перчинкой» (Sporty Spice)! Причина проста: я всегда была недовольна тем, как выгляжу. Я совершенно не чувствовала себя красивой. Мне казалось, что уверенность в себе можно сохранить только одним способом – двигаясь. Если я двигалась на фото, радовалась жизни и создавала некоторое движение или энергию, у меня было больше инструментов, чтобы воплотить то, что хотел сказать фотограф. Но, честно говоря, это был способ отвлечь внимание от моего лица.