Текст книги "Мегрэ в «Пикреттс»"

– Я почти все время там. Мы, в общем-то, не готовим, но случается, посетители заказывают иногда луковый суп, гусиный паштет или холодного лангуста. Вот я и иду на кухню.

– А в остальное время находитесь в зале?

– Чаще всего. Наблюдаю за девочками и в подходящий момент подхожу с коробкой конфет, цветами или атласной куколкой. Да вы и сами знаете, как это делается.

Она не собиралась лукавить. Сняв тапочку с распухшей бесформенной ноги, женщина сидела с явным облегчением на лице.

– Что еще вы хотите узнать? Нет, я вас не тороплю, но скоро будить Фреда. Он мужчина и должен спать больше меня.

– В котором часу вы легли?

– Около пяти. Иногда задерживаемся и до семи.

– А когда встали?

– Час назад. Как раз успела подмести.

– Ваш муж лег вместе с вами?

– На пять минут раньше.

– Утром он никуда не выходил?

– Не вылезал из постели.

Почувствовав, с какой настойчивостью комиссар расспрашивает ее о муже, она заволновалась.

– Надеюсь, вы пришли не из-за него?

– Нет. Меня интересуют двое мужчин, которые были здесь ночью, около двух часов, и сидели в одном из кабинетов. Не заметили?

– Двое мужчин?

Она окинула взглядом столики, словно пытаясь вспомнить.

– Не скажете, где находилась Арлетта перед вторым своим выходом?

– Сидела с молодым человеком. Я даже шепнула ей, что она напрасно теряет время.

– Он часто приходит?

– За последнее время я видела его раза три-четыре. Да, бывает: зайдет человек сюда и влюбится в какую-нибудь из наших девочек. А я им постоянно твержу: если подфартит, уходите, но чтобы ваши кавалеры здесь снова не появлялись. Они сидели спиной к улице в третьем от нас кабинете, в шестерке. Я наблюдала за ними со своего места. Он держал ее за руки и что-то рассказывал, млея от восторга, как, впрочем, все в таких случаях.

– А кто был в соседнем кабинете?

– Никого.

– За весь вечер?

– Это легко проверить: столы еще не протерты. Если там кто-то был, в пепельнице должны остаться окурки, а на столе – следы бокалов.

Проверять пошел сам Мегрэ – она не шелохнулась.

– Чисто.

– В другие дни я не была бы столь категорична, но по понедельникам так мало народу, что мы даже подумываем вообще не открываться. Посетителей вчера набралось едва ли с дюжину, представляете? Муж вам подтвердит.

– Вы знаете Оскара? – неожиданно спросил Мегрэ.

Лицо ее осталось непроницаемым, но у комиссара сложилось впечатление, что откровенности в ней поубавилось.

– Какого Оскара?

– Пожилого, маленького, коренастого, седого.

– Мне это ничего не говорит. Мясника зовут Оскаром, но он – высоченный брюнет с усами. Может, муж знает?

– Будьте добры, позовите его.

Мегрэ остался один в этом красном тоннеле, в конце которого светло-серым экраном вырисовывался прямоугольник двери, где возникали расплывчатые персонажи старого видового фильма.

Прямо перед ним, на стене, висела фотография Арлетты в неизменном черном платье, таком облегающем, что она казалась более обнаженной, чем на непристойных снимках у него в кармане.

Сегодня утром, в кабинете Люкаса, он едва обратил на нее внимание. Обыкновенная ночная пташка, каких множество. Но Мегрэ поразила молодость женщины, и что-то в ней насторожило его. Он все еще слышал усталый голос – такой бывает у них поутру, после вина и сигарет, – видел беспокойные глаза, вспомнил, как машинально взглянул на ее грудь, и, главное, вновь почувствовал запах женщины, запах постели, исходивший от нее.

Ему редко приходилось встречать столь сексуальную женщину, и это контрастировало с ее встревоженным девчоночьим взглядом, а еще больше с квартиркой, где он только что побывал: навощеный паркет, шкаф со швабрами, ящик для продуктов за окном.

– Фред сейчас спустится.

– Вы спросили у него?

– Только одно: видел ли он двоих мужчин. Не помнит. И даже почти уверен: за этим столиком двоих мужчин не было. Это четвертый. Мы обозначаем столики номерами. За пятым сидел американец – он выпил почти целую бутылку виски, за одиннадцатым – веселилась компания с женщинами. Дезире, официант, может вам вечером подтвердить.

– Где он живет?

– Где-то в пригороде. Точно не скажу. Утром уезжает домой с вокзала Сен-Лазар.

– Кто еще у вас работает?

– Кузнечик. Он и зазывала, и рассыльный, и проспекты при случае раздает. Еще музыканты, девочки.

– Сколько девочек?

– Кроме Арлетты – Бетти Брюс – акробатический танец, ее фотография слева – и Таня. До и после своего номера она играет на пианино. Больше никого. Заходят, конечно, девочки с улицы выпить стаканчик или подцепить кого-нибудь, но они чужие. Мы же – одна семья. У нас с Фредом нет амбиций – поднакопим деньжат и уедем на покой к себе, в Буживаль. А вот и он!

Из кухни, надевая пиджак на рубашку без воротничка, вышел мужчина лет пятидесяти, невысокий, коренастый, моложавый, темноволосый, с серебристыми висками. Вероятно, он схватил первое, что попалось, поскольку к брюкам от смокинга надел шлепанцы на босу ногу. На вид спокоен, даже, пожалуй, больше, чем его жена. Разумеется, он слышал о Мегрэ, но видел его впервые и поэтому шел медленно, желая доставить себе удовольствие рассмотреть комиссара.

– Фред Альфонси, – представился он, протягивая руку. – Моя жена вам ничего не предложила?

Как бы для очистки совести он подошел к столику номер четыре, провел по нему рукой.

– Вы правда ничего не хотите? Не возражаете, если Роза приготовит мне чашечку кофе?

Отправив супругу на кухню, он сел напротив комиссара и, локти на стол, выжидательно молчал.

– Вы уверены, что сегодня ночью за тем столиком не было посетителей?

– Послушайте, господин Мегрэ. Я вас знаю, а вы меня – нет. Возможно, прежде чем прийти сюда, вы навели справки у своих коллег из отдела светской жизни. Вот уже несколько лет эти господа изредка заходят ко мне по долгу службы. Если они вам еще не сказали, то наверняка скажут: никогда и ничего незаконного здесь не было, а я – человек безобидный.

Забавно было смотреть, как он – расплющенный нос и уши старого боксера – произносит эти слова.

– Если я говорю, что за тем столиком никого не было, значит, там никого не было. Заведение у меня скромное. Нас в кабаре всего несколько человек, я же здесь постоянно – за всем глаз да глаз нужен. Могу вам точно сказать, сколько посетителей побывало у нас прошлой ночью: достаточно проверить в кассе жетоны с номерами столиков.

– Арлетта с молодым человеком сидели за пятым столиком?

– За шестым. Справа четные номера: второй, четвертый, шестой, восьмой, десятый, двенадцатый. Слева – нечетные.

– А за следующим?

– За восьмым? Около четырех утра было две пары, парижане, раньше они к нам не заходили. Видно, не знали, куда деться, но быстро поняли, что ошиблись адресом. Взяв бутылку шампанского, они ушли, а мы почти сразу закрылись.

– Значит, ни за этим столиком, ни за другим вы не заметили двух мужчин – один пожилой, чем-то похож на вас.

С улыбкой понимающего человека Фред Альфонси ответил:

– Будь вы со мной откровенны, может, и я был бы вам полезен. Вам не кажется, что игра в кошки-мышки затянулась?

– Арлетта убита.

– Ну да?

Он подскочил. Взволнованно крикнул в глубину зала:

– Роза! Роза!

– Сейчас иду.

– Арлетта убита!

– Да ты что!

Она вернулась с удивительной для ее полноты быстротой.

– Арлетта? – повторила она.

– Задушена сегодня утром у себя на квартире, – продолжал комиссар, глядя на обоих.

– Вот-те на! Что же за негодяй?..

– Именно это я и хочу узнать.

Роза высморкалась. Казалось, еще чуть-чуть – и она заплачет. Взгляд ее был прикован к фотографии на стене.

– Как это произошло? – спросил Фред, направляясь к бару.

Он долго выбирал бутылку, наполнил три рюмки, подал сначала жене. Старый коньяк. Ненавязчиво поставил рюмку и перед Мегрэ, тот пригубил.

– Сегодня ночью здесь она случайно подслушала разговор двоих мужчин о какой-то графине.

– Что за графиня?

– Я ничего не знаю. Одного из мужчин зовут Оскаром.

Фред ухом не повел.

– Выйдя отсюда, Арлетта пошла в комиссариат квартала, чтобы сообщить об услышанном, а оттуда ее доставили на набережную Орфевр.

– Поэтому ее и убили?

– Возможно.

– Ты видела двоих мужчин, Роза? Нет, не видела. Оба и впрямь были ошарашены и удручены.

– Клянусь, господин комиссар, если бы двое мужчин были в «Пикреттс», я знал бы и непременно сказал вам. Нам-то чего хитрить между собой? Вы же в курсе, что представляют собой заведения вроде нашего. Сюда не ходят посмотреть необыкновенные номера или потанцевать под звуки великолепного джаза. И до изысканного салона нам далеко – вы видели рекламный проспект.

В поисках чего-нибудь возбуждающего идут сначала в другие заведения. Тех, кому удается подцепить девицу, здесь вы не увидите. А уж те, кто не нашел что хотел, в конце концов оказываются у нас и всегда здорово навеселе.

Я сумел столковаться со многими водителями ночных такси и неплохо им приплачиваю. Да и портье крупных гостиниц подсказывают своим клиентам, куда пойти.

Большинство наших посетителей – иностранцы, которые надеются на что-то сногсшибательное.

А сногсшибательное – всего лишь раздевающаяся Арлетта. На какой-то миг, пока падало платье, она оставалась голой. Чтобы избежать неприятностей, я наказал ей сбрить волосы – так вроде поприличнее. После этого мало кто не приглашал ее за свой столик.

– У нее были мужчины? – медленно спросил Мегрэ.

– Во всяком случае, не здесь. И не в рабочее время. Я не позволяю девочкам выходить, пока заведение открыто. Они лезут из кожи вон, чтобы подольше задержать посетителей, предлагают им выпивку и, видимо, обещают встретиться после закрытия.

– И встречаются?

– А как вы думали!

– Арлетта тоже встречалась?

– Вероятно.

– И с молодым человеком, который был сегодня ночью?

– Ни в коем случае. Этот молодой человек, скорее, для души. Однажды вечером он случайно зашел к нам с приятелем и влюбился в Арлетту. Потом приходил еще несколько раз, но никогда не оставался до закрытия – наверно, рано вставал на работу.

– У нее были постоянные клиенты?

– Постоянных у нас почти не бывает, уж вы-то должны понимать. Здесь же проходной двор. Все, конечно, одинаковые, но лица всегда другие.

– А друзья у нее были?

– Чего не знаю, того не знаю, – ответил он довольно холодно.

Мегрэ неуверенно посмотрел на жену Фреда.

– Не приходилось ли вам?..

– Можете продолжать. Роза не ревнива, ее это уже давно не волнует. Да, приходилось, если вам так интересно.

– У нее?

– Я никогда не был у нее. Здесь. В кухне.

– Он такой, – вмешалась Роза. – Зайдет на кухню – и тут же возвращается. А за ним – девица, отряхивается, словно курица.

Она рассмеялась.

– Вы ничего не слышали о графине?

– О какой графине?

– Ладно, оставим. Не дадите ли адрес Кузнечика? Как его настоящее имя?

– Тома… Фамилии нет: он из приютских. Где ночует, не могу сказать, но днем пропадает на скачках. Скачки – его единственная страсть. Еще рюмочку?

– Спасибо.

– Как вы думаете, газетчики придут?

– Возможно. Когда узнают.

Трудно было понять, радуется Фред предстоящей рекламе или недоволен этим.

– В любом случае я в вашем распоряжении. Пожалуй, мы все-таки откроемся сегодня вечером. Если зайдете, можете переговорить со всеми.

Когда Мегрэ добрался до улицы Нотр-Дам-де-Лоретт, машина прокуратуры уже уехала, отъезжала и «Скорая» с телом девушки. У дома стояла кучка зевак, не столь значительная, однако, как ожидалось.

Жанвье в привратницкой звонил по телефону. Повесив трубку, он доложил:

– Пришло сообщение из Мулена. Леле, отец и мать, живут с сыном, банковским служащим. Их дочь, Жанна Леле, маленькая курносая брюнетка, ушла из дому три года назад и с тех пор не подает признаков жизни. Родители даже слышать о ней не хотят.

– Приметы совпадают?

– Ничуть. Она на пять сантиметров ниже Арлетты и вряд ли удлинила нос.

– Что нового насчет графини?»

– Ничего. Я опросил жильцов корпуса Б. Их довольно много. Толстая блондинка, которая видела нас на лестнице, содержит гардероб в театре. Утверждает, что совсем не интересуется происходящим в доме, но слышала, как кто-то прошел за несколько минут до девушки.

– Значит, она слышала и как девушка поднималась? Как же она ее узнала?

– Говорит, по шагам. На самом-то деле она все время торчит возле дверей.

– Она видела мужчину?

– Нет, не видела, но поднимался он медленно – или очень грузен, или сердце больное.

– А как он спускался?

– Нет.

– Она уверена, что это не мог быть кто-то из жильцов с верхних этажей?

– Она знает шаги всех жильцов. Я встретился и с соседкой Арлетты. Девушка служит в пивной, и я, должно быть, ее разбудил. Она тоже ничего не слышала.

– Все?

– Звонил Люкас, он на месте, ждет указаний.

– Отпечатки есть?

– Только наши и Арлетты. Вечером вы получите донесение.

– Нет ли в доме мужчины по имени Оскар? – на всякий случай спросил Мегрэ у привратницы.

– Нет, господин комиссар. Но однажды, очень давно, кто-то звонил Арлетте. Говорил мужчина, с провинциальным акцентом. Он сказал: «Будьте добры, передайте, что ее ждет Оскар, она знает где».

– Когда это было?

– Через месяц или два после ее переезда. Я еще удивилась, потому что за все это время ей никто не звонил.

– Она получала письма?

– Иногда из Брюсселя.

– Почерк мужской?

– Женский. И писал человек не слишком грамотный.

Полчаса спустя Мегрэ и Жанвье, выпив по дороге по кружке в пивной «У дофины», поднимались по лестнице дома на набережной Орфевр.

Не успел Мегрэ открыть дверь своего кабинета, как появился малыш Лапуэнт с красными глазами, лихорадочным взглядом.

– Мне надо срочно поговорить с вами, шеф.

Когда комиссар, повесив в шкаф шляпу и пальто, повернулся и увидел перед собой инспектора, тот, кусая губы и сжимая кулаки, готов был разрыдаться.

Спиной к Мегрэ, почти касаясь лицом стекла, он говорил сквозь зубы:

– Увидев Арлетту сегодня утром, я понятия не имел, зачем она здесь. По дороге на набережную Жавель бригадир Люкас ввел меня в курс дела. А вернувшись, я узнал, что она убита.

Мегрэ, сидя за столом, медленно произнес:

– Я забыл, что тебя зовут Альбер.

– После всего, что она рассказала, господин Люкас не должен был отпускать ее одну, без сопровождающего.

Он говорил как обиженный ребенок, и комиссар улыбнулся.

– Иди-ка сюда, сядь.

Лапуэнт медлил, словно сердился на Мегрэ. Затем скрепя сердце сел на стул у стола. Опустив голову, уставился в пол, и оба, он сам и Мегрэ, который с важным видом посасывал трубку, выглядели, как отец с сыном во время важного разговора.

– Ты у нас недавно, но пора бы уже понять, что, если брать под надзор всех, кто приходит с заявлением, вам некогда будет ни есть, ни спать, согласен?

– Да, шеф, но…

– Что – но?

– Здесь совсем другое.

– Почему?

– Вы хорошо знаете, что ее показания не выдумка.

– Успокоился? Теперь рассказывай.

– Что рассказывать?

– Все.

– Как я с ней познакомился?

– Хотя бы и так. Давай с самого начала.

– Ко мне заглянул приятель из Мелена, школьный товарищ, он изредка наезжает в Париж. Мы вышли прогуляться, сначала? с моей сестрой, а потом, проводив ее, уже вдвоем отправились на Монмартр. Вы знаете, как это бывает. Выпили по стаканчику в нескольких барах, и у последнего какой-то карлик сунул нам адресок.

– Почему карлик?

– Да ростом он с четырнадцатилетнего, а лицо все в морщинах, потасканное. Посмотришь – мальчишка мальчишкой. Поэтому, наверно, его и прозвали Кузнечиком. Кабаре, где мы побывали, разочаровали моего приятеля, и я решил, что «Пикреттс» как раз то, что надо.

– Когда это было?

Лапуэнт подумал и, не скрывая своего удивления и даже огорчения, ответил:

– Три недели назад.

– И в «Пикреттс» ты познакомился с Арлеттой?

– Она сама подсела к нам. Приятель – у него нет большого опыта – принял ее за потаскушку. Потом, уже на улице, мы с ним поссорились.

– Из-за нее?

– Да. Я понял, что она не такая, как другие.

Мегрэ, старательно прочищая трубку, слушал с серьезным видом.

– И на следующую ночь ты пришел снова?

– Я хотел извиниться за приятеля.

– Что же такого он сделал?

– Предложил ей переспать за деньги.

– Она отказалась?

– Конечно. Я пришел довольно рано, уверенный, что еще никого нет, и она согласилась выпить со мной стаканчик.

– Стаканчик или бутылку?

– Бутылку. Хозяин не разрешает им сидеть с посетителями, если те не заказывают бутылку. И только шампанского.

– Понятно.

– Я знаю, что вы думаете. Она о чем-то умолчала и была убита.

– Она не говорила, что ей грозит опасность?

– Прямо не говорила, но я догадывался, что у нее в жизни не все гладко.

– Например?

– Трудно объяснить, да мне и не поверят – ведь я любил ее.

Последние слова он произнес тихо, подняв голову и глядя комиссару в глаза, полный решимости дать отпор, если тот станет иронизировать.

– Я хотел, чтобы она изменила образ жизни.

– Жениться на ней? Смущенный, Лапуэнт молчал.

– Я не думал об этом, но, конечно, не женился бы сразу.

– Тебе не нравилось, что она выставляется голой?

– Уверен, она и сама страдала.

– Это она сказала?

– Все не так просто, шеф. Конечно, вы многое видите иначе. Но я тоже знаю женщин из подобных заведений. Сразу трудно понять, что у них на уме, поскольку они пьют. На самом-то деле они не пьют, не так ли? Они только притворяются, раззадоривая посетителей. Им же вместо ликера подают какой-нибудь сироп. Верно?

– Почти всегда.

– А вот Арлетта пила по потребности, и чуть ли не каждый вечер. Да так, что хозяин, мсье Фред, проверял перед ее выступлением, держится ли она на ногах.

Лапуэнт настолько проникся духом «Пикреттс», что называл хозяина «мсье Фред», как, без сомнения, все в кабаре.

– Ты никогда не оставался до утра?

– Она не хотела.

– Почему?

– Я признался, что мне рано вставать на работу.

– А где работаешь, сказал? Он снова покраснел.

– Нет. Сказал только, что живу с сестрой, и Арлетта заставляла меня уходить. Денег я ей никогда не давал, да она и не взяла бы. Она даже не разрешала брать больше одной бутылки, а шампанское выбирала самое дешевое.

– Думаешь, влюбилась?

– Прошлой ночью я был в этом уверен.

– Почему? О чем вы говорили?

– Все об одном и том же – о нас двоих.

– Она рассказывала о себе, о своей семье?

– Созналась, что у нее фальшивые документы и она страшно боится разоблачения.

– А как у нее с образованием?

– Не знаю. Ясно было одно: это ремесло не для нее. О себе она не откровенничала. Намекнула лишь на какого-то мужчину, от которого никак не может избавиться. Сказала, что во всем виновата сама, но теперь слишком поздно, что я не должен приходить – наши встречи только напрасно причиняют ей боль. Потому-то я и думаю, что Арлетта влюбилась в меня. Она вцепилась мне в руки и не отпускала их ни на минуту.

– Она была уже пьяна?

– Возможно. Выпила – наверняка, но собой еще владела. Насколько я знаю, она почти всегда такая: взвинченная, в глазах или тоска, или безумное веселье.

– Ты с ней спал?

В брошенном на комиссара взгляде мелькнула почти что ненависть.

– Нет!

– Но предлагал?

– Нет!

– А она?

– Никогда.

– Она что, строила из себя девственницу?

– Она ненавидела мужчин: слишком много от них натерпелась.

– Почему?

– Из-за этого.

– Из-за чего?

– Из-за того, что они с ней вытворяли. Она была совсем молоденькой, когда, не знаю уж при каких обстоятельствах, это случилось с ней впервые, вызвав глубокое потрясение. Воспоминания неотступно преследовали ее. Она все время говорила мне о мужчине, которого боялась.

– Об Оскаре?

– Имени она не называла. Думаете, разыгрывала меня, наивного? Пусть. Она мертва, значит, не зря боялась.

– Тебе не хотелось переспать с ней?

– В первый вечер, – признался он, – когда мы пришли с приятелем. Вы видели ее живой? Ах да, накоротке, сегодня утром, она уже падала от усталости. Если бы вы увидели ее в другое время, то поняли бы… Ни одна женщина…

– Ни одна?

– Может, я и преувеличиваю, но Арлетта вызывала желание у всех мужчин. Когда она выступала со своим номером…

– С Фредом она спала?

– Терпела его, как и остальных. Мегрэ пытался выяснить, насколько откровенной была Арлетта в своих разговорах.

– Где?

– В кухне. Роза все знала. Она молчит, потому что боится потерять мужа. Вы видели ее?

Мегрэ кивнул.

– Она сказала, сколько ей лет?

– Пожалуй, за пятьдесят.

– Почти семьдесят. Фред на двадцать лет моложе. В свое время она была, наверное, одной из самых красивых женщин, ее содержали богачи. Роза действительно любит мужа. Она делает вид, что не ревнует и не возражает, чтобы все происходило в доме, – так ей спокойнее, понимаете?

– Понимаю.

– Наибольшую опасность представляла Арлетта, и Роза глаз не спускала с танцовщицы. Однако именно на Арлетте и держалось заведение. Не будь ее, туда никто не пошел бы. Остальные – обычные девушки, каких полно в монмартрских кабаре.

– Что произошло прошлой ночью?

– Вы же знаете.

– Она сказала Люкасу, что с ней был ты, правда, назвала лишь имя.

– Я был там до половины третьего.

– За каким столиком?

– За шестым.

Лапуэнт говорил как завсегдатай и в то же время как сотрудник их общего учреждения.

– В соседней кабине были посетители?

– В четвертой нет, а в восьмой целая компания, мужчины и женщины, которые сильно шумели.

– Значит, если бы в четвертой кто-то был, ты мог и не заметить?

– Заметил бы. Я не хотел, чтобы меня подслушивали, поэтому иногда вставал и заглядывал за перегородку.

– Ты не видел за одним из столиков пожилого мужчину, невысокого, коренастого, с сединой?

– Нет.

– А когда разговаривал с Арлеттой, тебе не показалось, что она к чему-то прислушивается?

– Нет, уверен, что нет.

– Не возражаешь вести расследование со мной? Лапуэнт удивленно посмотрел на Мегрэ, и его вдруг охватила волна признательности.

– Вы хотите, несмотря ни на что…

– Слушай внимательно. В четыре утра, выйдя из «Пикреттс», Арлетта отправилась в комиссариат на улице Ларошфуко. По словам снимавшего показания бригадира, она была крайне возбуждена, пошатывалась.

Арлетта сообщила о двоих мужчинах, которые сидели за четвертым столиком, в то время как вы с ней были за шестым; она подслушала их разговор.

– Зачем она это сказала?

– Понятия не имею. Узнаем – продвинемся на шаг вперед. Но это не все. Те двое говорили о какой-то графине, которую один из них собирался убить. Когда они уходили, Арлетта, по ее словам, видела со спины мужчину средних лет, широкоплечего, невысокого, с сединой. Ей показалось, что мужчину называли Оскаром.

– Но тогда и я слышал бы.

– Я встречался с Фредом и его женой. Оба в один голос утверждают, что за четвертым столиком ночью никого не было, как не было в «Пикреттс» и человека с такими приметами. Следовательно, Арлетта что-то узнала, но как – не хотела или не могла сказать. Она была пьяна – это твои слова – и думала, что вряд ли удастся проверить, где сидели посетители. Улавливаешь?

– Да. Но откуда она взяла это имя? Зачем?

– Вот именно. За язык ее не тянули. Она сказала сама. Значит, у нее была причина. И эта причина – попытка навести нас на след. Дальше. В комиссариате она все утверждала категорично, а здесь, проспавшись, стала сдержаннее, и у Люкаса сложилось впечатление, что она охотно взяла бы свои слова обратно.

Теперь-то мы знаем, что она не шутила.

– Я уверен!

– Она вернулась домой, и кто-то прятавшийся в шкафу в спальне задушил ее. Но этот кто-то хорошо знал Арлетту, знал ее квартиру, возможно, имел ключ.

– А графиня?

– Пока ничего нового. Или ее не убили, или труп еще не обнаружен, что вполне вероятно. Арлетта никогда не говорила тебе о графине?

– Никогда.

Лапуэнт долго смотрел на письменный стол, потом как бы невзначай спросил:

– Она долго мучилась?

– Нет. Убийца был очень сильный – она даже не сопротивлялась.

– Она все еще там?

– Нет. Ее отправили в Институт судебно-медицинской экспертизы.

– Можно взглянуть?

– Сначала поешь

– Что мне делать потом?

– Сходи к ней домой на Нотр-Дам-де-Лоретт. Ключ возьми у Жанвье. Мы уже обследовали квартиру, но, может, тебе – ведь ты ее знал, что-то подскажет какая-нибудь мелочь.

– Спасибо, – горячо поблагодарил Лапуэнт, уверенный, что Мегрэ дает ему задание только из любезности.

На фотографии – они лежали у него на столе, прикрытые папками, – комиссар даже не намекнул.

Ему доложили, что в коридоре, надеясь получить информацию, ожидают несколько журналистов. Он пригласил их, рассказал о деле, но не все, зато каждому вручил фотографию Арлетты в черном шелковом платье.

– Сообщите также, – попросил он, – что мы будем признательны некой Жанне Леле, которая живет сейчас под другой фамилией, если она даст о себе знать. Мы гарантируем полное соблюдение тайны и ни в коем случае не собираемся осложнять ей жизнь.

Обедал он довольно поздно у себя дома, а потом вернулся на набережную Орфевр, чтобы ознакомиться с досье Альфонси. Под нудным мелким дождем Париж по-прежнему выглядел призрачным, а уличная суета казалась попыткой прохожих выбраться из этого аквариума.

Хотя досье хозяина «Пикреттс» выглядело весьма внушительным, ничего существенного там не оказалось. Уже в двадцать лет, отслужив действительную в африканских войсках, он жил за счет проститутки с Севастопольского бульвара и дважды арестовывался за драки и поножовщину.

Затем он на несколько лет исчез из поля зрения и вновь вынырнул уже в Марселе, где поставлял девочек для публичных домов Юга. В свои двадцать восемь, еще не будучи хозяином положения, Альфонси котировался довольно высоко среди себе подобных и больше не вмешивался в стычки в барах Старого порта.

В тот период ничего противозаконного с его стороны не наблюдалось, за исключением, правда, крупных неприятностей, связанных с одной семнадцатилетней девицей, которую он по фальшивым документам определил в «Парадиз» в городе Безье.

И вновь тишина. Известно только, что он с несколькими своими подопечными отбыл на борту итальянского судна в Панаму, где стал заметной фигурой.

В сорок лет Альфонси в Париже, живет с Розали Дюмон, попросту Розой, увядающей дамочкой, содержательницей массажного салона на улице Мучеников. Охотно посещает скачки, бокс, известен как любитель пари.

В конце концов он женится на Розе, и они открывают «Пикреттс», который сначала был всего лишь неприметным баром для завсегдатаев.

Жанвье тоже находился на улице Нотр-Дам-де-Ло-ретт, но не в квартире. Он опрашивал соседей – и не только жильцов дома, но и владельцев близлежащих лавочек – всех, кто мог хоть что-нибудь знать. Тем временем Люкас в одиночестве, что повергло его в мрачное настроение, заканчивал дело об ограблении на набережной Жавель.

Было без десяти пять, но уже давно стемнело, когда зазвонил телефон. Мегрэ ждал этого звонка и наконец услышал:

– Центральный пульт дежурной части.

– Графиня? – не удержался Мегрэ.

– Во всяком случае, какая-то графиня. Правда, не знаю – ваша ли. Только что звонили с улицы Виктор-Массе. Несколько минут назад привратница обнаружила, что одна из квартиросъемщиц убита. Возможно, прошлой ночью.

– Графиня?

– Графиня фон Фарнхайм.

– Огнестрельное оружие?

– Задушена. Других сведений пока нет. Полиция квартала уже на месте.

Через несколько минут комиссар ехал в такси, которое бесконечно долго тащилось через центр Парижа. Проезжая по улице Нотр-Дам-де-Лоретт, он увидел выходившего из овощной лавки Жанвье. Мегрэ остановил такси, окликнул инспектора:

– Садись. Убита графиня!

– Настоящая?

– Пока не знаю. Здесь рядом. Все в одном квартале.

И действительно, от бара на улице Пигаль до квартиры Арлетты не было и пятисот метров; между баром и улицей Виктор-Массе примерно столько же.

В отличие от утренних событий перед полицейским у двери уютного и с виду спокойного здания толпилось человек двадцать зевак.

– Комиссар здесь?

– Его не было на участке. Здесь инспектор Лоньон.

Бедный Лоньон, ему так хочется отличиться! Но всякий раз, как он выезжает на дело, его преследует рок: появляется Мегрэ и все забирает в свои руки.

Привратницы на месте не было. На ступеньках лестницы, отделанной под мрамор, лежала толстая, закрепленная медными штангами ковровая дорожка цвета бордо. Пахло затхлостью, словно жили здесь одни старики, которые никогда не открывают окна. Стояла удивительная тишина: пока комиссар и Жанвье поднимались, не раздалось ни единого звука. Лишь на пятом этаже открылась дверь, и они увидели мрачного длинноносого Лоньона и маленькую толстушку с нелепым шиньоном на голове.

В комнате, куда они вошли, тускло горел торшер под пергаментным абажуром. Духота ощущалась еще сильнее, чем во всем доме. Едва переступив порог квартиры, вдруг, неизвестно почему, начинало казаться, что все это далеко от Парижа, от остального мира, от уличного дождя, от людей на тротуарах, от гудков такси и потока автобусов, скрипящих тормозами при каждой остановке. Было так жарко, что Мегрэ, не раздумывая, снял пальто.

– Где она?

– В комнате.

Комната представляла собой, по крайней мере в прежние времена, нечто вроде гостиной, но каждый входящий сюда погружался в мир не имеющих названия предметов. Такой могла быть только квартира, идущая на распродажу: мебель стояла в самых неожиданных местах.

Везде бутылки, литровые бутылки из-под дешевого красного вина, что потягивают из горлышка землекопы на стройках, запивая им колбасу. Была здесь и колбаса, но не на тарелке, а на промасленной бумаге, вместе с остатками курицы, кости которой валялись на ковре.

Ковер был потертый, невероятно грязный, как, впрочем, и все остальное; стул без ножки; из кресла торчал волос, а пергаментный бесформенный абажур потемнел от старости.

В соседней комнате на не убиравшейся уже несколько дней кровати без простыней лежал полуголый, именно полуголый труп; верхняя часть туловища прикрыта коротенькой ночной рубашкой, нижняя – раздувшаяся, отвратительно белая, обнажена.

Мегрэ сразу увидел мелкие синяки на бедрах и понял, что сейчас найдет и иглу; он нашел их две – одну, сломанную, на каком-то подобии ночного столика.

Убитая выглядела не меньше чем на шестьдесят – точнее определить было трудно. Никто к ней еще не прикасался. Ждали врача. Не вызывало сомнений, что смерть наступила уже давно.

Матрац был взрезан по всей длине, часть волоса вытащена.

Здесь, как и в первой комнате, валялись бутылки, остатки пищи, посредине стоял ночной горшок с испражнениями.

– Она жила одна? – спросил Мегрэ, оборачиваясь к привратнице.

Та, поджав губы, кивнула.

– К ней часто приходили?

– Если бы к ней приходили, она, наверно, убрала бы всю эту грязь.

И, словно оправдываясь, добавила:

– Я сюда уже года три не входила.

– Она вас не впускала?

– Да мне и не хотелось.

– У нее не было служанки или приходящей прислуги?

– Никого. Появлялась изредка только подружка, такая же чокнутая.

– Вы ее знаете?

– Как зовут – не знаю, а так вижу иногда в квартале. Она еще не дошла до ручки. Во всяком случае, когда я видела ее в последний раз, но это было давненько.

– Вы знали, что ваша жиличка наркоманка?

– Знала, что она тронутая.