Текст книги "Мегрэ и старики"

Жорж Сименон
«Мегрэ и старики»

Глава 1

Стоял удивительный месяц май, какие выдаются лишь два-три раза в жизни, когда ослепительно светит солнце, когда все вокруг радует взор, а воздух напоен воспоминаниями о детстве. Мегрэ называл его месяцем благодати, ибо он напоминал комиссару и его первое причастие, и первую весну в Париже, когда все было еще для него внове, все полно чудес.

На улице, в автобусе, в своем кабинете ему доводилось застывать на месте под впечатлением от отдаленного звука, дуновения теплого ветерка, светлого пятна корсажа, переносивших его на двадцать, а может быть, тридцать лет назад.

Накануне, когда они собирались на обед к семейству Пардонов, жена вдруг спросила его, слегка покраснев:

– А не смешно ли я выгляжу в мои-то годы в этом цветастом платье?

В тот вечер их друзья Пардоны против обыкновения пригласили супругов Мегрэ не к себе домой, а в небольшой ресторан на бульваре Монпарнас, где они вчетвером обедали на террасе.

Мегрэ и его супруга молча обменялись заговорщическими взглядами, так как лет тридцать тому назад на этой самой террасе они впервые пообедали вдвоем.

– Есть у них баранье рагу?

Хозяева заведения переменились, но в меню по-прежнему было рагу из баранины, над столиками все так же криво висели лампы, по углам стояли растения в кадках и шавиньоль в графинах на столиках.

Всем было весело. За кофе Пардон достал из кармана журнал в белой обложке:

– Послушайте, Мегрэ, о вас тут пишут в «Ланцете».

Мегрэ, знавший по названию этот очень известный и серьезный английский медицинский журнал, нахмурился.

– Они пишут о вашей профессии вообще. Статья подписана неким доктором Ричардом Фоксом, я вам сейчас переведу более или менее дословно отрывок, который будет вам интересен. «Осведомленный психиатр, опираясь на свои научные познания и свой врачебный опыт, в состоянии хорошо понимать людей. Однако бывает и так, что, увлекшись теорией, он понимает их хуже, чем способный школьный учитель, писатель или даже полицейский».

Какое-то время они поговорили об этом то в шуточном, то в более серьезном тоне. Потом супруги Мегрэ проделали часть пути домой пешком по утихшим улицам.

В то время комиссар еще не подозревал, что эти слова лондонского врача будут неоднократно приходить ему в голову в течение ближайших дней и что воспоминания, навеянные сказочным месяцем маем, окажутся чуть ли не дурным предзнаменованием. На следующий день в автобусе, увозившем его в Шатле, он еще рассматривал лица пассажиров с таким же любопытством, как когда был новичком в столице.

Ему было также любопытно подниматься по лестнице в здание уголовной полиции в качестве дивизионного комиссара, отвечая на почтительные приветствия сослуживцев. А давно ли он, взволнованный, впервые вошел в это учреждение, руководители которого казались ему легендарными личностями?

На душе у него было и легко, и немного грустно.

Открыв окно, он просмотрел почту и вызвал молодого Лапуэнта, чтобы дать ему указания.

За двадцать пять лет Сена ничуть не изменилась: все так же проплывали по ней лодки, а рыбаки с удочками стояли на тех же самых местах, как будто никуда и не уходили.

Попыхивая трубкой, комиссар наводил порядок у себя в кабинете, освобождая его от завершенных дел и уничтожая дела незначительные, когда зазвонил телефон.

– Вы можете зайти ко мне на минутку, Мегрэ? – спросил директор.

Мегрэ неспешно направился в кабинет шефа.

– Мне только что позвонили с набережной Орсе по любопытному поводу. Не сам министр иностранных дел, разумеется, а начальник его кабинета. Меня попросили срочно прислать к ним человека, наделенного полномочиями принимать решения. Так мне было сказано. «Может, инспектора?» – спросил я. «Желательно кого-нибудь рангом повыше. Вероятно, здесь речь идет о преступлении».

Мужчины переглянулись без намека на иронию во взгляде, так как оба не любили иметь дело с министерствами, а тем более с таким высокопоставленным, как министерство иностранных дел.

– Вот я и подумал, что, может быть, вы сами туда отправитесь…

– Наверное, придется мне…

Директор взял со стола лист бумаги и протянул его Мегрэ:

– Вам нужно спросить месье Кромьера. Он вас ждет.

– Это начальник кабинета?

– Нет. Это человек, занимающийся этим делом.

– Мне взять с собой инспектора?

– Ничего не знаю, кроме того, что я вам уже сказал. Эти люди любят тайны.

Мегрэ все же позвал с собой Жанвье, и они сели в такси. На набережной Орсе их направили не к главной лестнице, а к узенькой в глубине двора, по которой они протискивались словно между кулисами в театре. Поблуждав по коридорам, они обнаружили приемную, и там вахтер, никак не отреагировав на фамилию Мегрэ, заставил его заполнить карточку.

Наконец их провели в какой-то кабинет, где одетый с иголочки молодой чиновник неподвижно и молчаливо сидел напротив такой же бесстрастной пожилой дамы.

Складывалось впечатление, что они, вероятно, сидят так с тех пор, когда с набережной Орсе позвонили в уголовную полицию.

– Комиссар Мегрэ?

Комиссар представил Жанвье, которого молодой человек удостоил лишь беглым взглядом.

– Не зная, в чем здесь дело, я на всякий случай захватил одного из своих инспекторов…

– Садитесь.

Кромьер заботился прежде всего о том, чтобы напустить на себя важный вид, и говорил он с такой снисходительностью, какая присуща чиновникам его ведомства.

– Если уж с набережной Орсе обратились непосредственно в уголовную полицию, – он произнес слово «набережная» так, будто речь шла о чем-то священном, – значит, господин комиссар, дело не совсем обычное…

Наблюдая за ним, Мегрэ держал в поле зрения и пожилую даму, должно быть глухую на одно ухо, так как она вытягивала шею, чтобы лучше слышать, и в то же время следила за движением губ.

– Мадемуазель… – Кромьер заглянул в одну из карточек у себя на столе. – Мадемуазель Ларрье – служанка, вернее, гувернантка в доме одного из наших старейших и наиболее заслуженных послов, графа де Сент-Илера, о котором вы наверняка слышали…

Мегрэ помнил это имя, потому что встречал его в газетах, но это, как ему казалось, было слишком давно.

– Выйдя в отставку лет двенадцать тому назад, граф де Сент-Илер жил в Париже в своей квартире на улице Сен-Доминик. Сегодня в половине девятого мадемуазель Ларрье явилась сюда, и ей пришлось подождать какое-то время, пока ее смог принять ответственный работник.

Мегрэ представил себе пустые кабинеты в половине девятого утра и пожилую даму, неподвижно сидящую в приемной, устремив взгляд на входную дверь.

– Мадемуазель Ларрье на службе у графа де Сент-Илера уже больше сорока лет.

– Сорок шесть, – уточнила она.

– Пусть так. Она была рядом с ним на всех его постах и вела домашнее хозяйство. Последние двенадцать лет она была единственной, кто жил в его квартире на улице Сен-Доминик. И вот сегодня, найдя пустой спальню, куда она принесла завтрак своему хозяину, она обнаружила его мертвым у него в кабинете.

Старая дама смотрела на них по очереди проницательным и недоверчивым взглядом.

– По ее словам, Сент-Илер получил одно или несколько пулевых ранений.

– Она не обращалась в полицейский участок?

Белокурый молодой человек напустил на себя важный вид:

– Я понимаю ваше удивление. Но не забывайте, что мадемуазель Ларрье большую часть своей жизни прожила в дипломатической среде. И хотя граф уже не состоял на дипломатической службе, она все же подумала, что в нашей профессии есть определенные правила сохранения тайны…

Мегрэ подмигнул Жанвье.

– И ей не пришло в голову вызвать врача?

– Дело в том, что смерть не вызывала никакого сомнения.

– Есть сейчас кто-нибудь на улице Сен-Доминик?

– Никого. Мадемуазель Ларрье пришла прямо сюда. Во избежание недоразумений и потери времени я уполномочен заявить вам, что граф Сент-Илер не владел никакими государственными тайнами и причину его смерти не нужно искать в политике. Тем не менее надо действовать очень осторожно. Когда речь идет об известном человеке, особенно если он служил в нашем ведомстве, газеты всегда стремятся поднять шум и высказывают самые несуразные предположения… – Молодой человек встал из-за стола. – Если вам угодно, сейчас мы поедем туда.

– И вы тоже? – простодушно спросил Мегрэ.

– Не бойтесь. Я не собираюсь вмешиваться в ваше расследование. Я поеду с вами только для того, чтобы убедиться, что там нет ничего, что могло бы вам помешать.

Пожилая дама тоже встала, и все четверо спустились по лестнице.

– Нам лучше взять такси, чтобы не привлекать внимания к лимузину министерства…

Ехать было совсем недалеко. Автомобиль остановился перед величественным зданием конца XVIII века, перед которым не было никакого скопления людей, даже ни одного зеваки. Под аркой было прохладно, а в помещении, больше похожем на гостиную, чем на привратницкую, восседал швейцар в униформе, такой же важный, как вахтер в министерстве.

Они поднялись на четыре марша по лестнице слева.

Лифт в холле из темного мрамора бездействовал. Старая служанка достала из сумочки ключ и открыла дверь орехового дерева:

– Сюда…

Она повела их по коридору до комнаты, на окнах которой, выходящих во двор, были закрыты ставни и шторы, щелкнула выключателем, и у письменного стола на красном ковре все увидели распростертое тело.

Мужчины сняли шляпы, а старая служанка вызывающе посмотрела на них. «Ну что я вам говорила?» – казалось, брюзжала она.

Не было нужды наклоняться над телом, чтобы убедиться в том, что граф де Сент-Илер мертв. Одна из пуль вошла в правый глаз и разворотила ему череп, а судя по дыркам на черной бархатной домашней куртке и по пятнам крови, еще несколько пуль поразили тело в разных местах.

Кромьер первым подошел к письменному столу:

– Посмотрите, кажется он занимался правкой гранок…

– Он писал книгу?

– Да, мемуары. Два тома уже вышли. Было бы нелепо усматривать в этом причину его смерти, так как Сент-Илер был человеком необыкновенно сдержанным, а его мемуары представляли собой скорее художественное, чем политическое произведение.

Кромьер разглагольствовал, слушал сам себя, и это начинало раздражать Мегрэ. Они вчетвером стояли в комнате с закрытыми ставнями и смотрели на труп старика, покрытый пятнами крови, в десять часов утра, когда за стенами ярко сияло солнце.

– Я полагаю, – пробурчал комиссар не без издевки, – что это дело касается прокуратуры?

В кабинете был телефонный аппарат, но Мегрэ не захотел к нему прикасаться.

– Жанвье, сходи позвони из привратницкой и сообщи об этом деле в прокуратуру и районному комиссару полиции…

Старуха переводила взгляд с одного на другого, как будто ей было дано задание следить за ними. Ее глаза смотрели жестко, в них не было ни симпатии, ни человеческой теплоты.

– Что вы делаете? – спросил Мегрэ, когда молодой человек с набережной Орсе открыл дверцы книжного шкафа.

– Я только взгляну… – И он добавил с самоуверенностью, неприятной в устах человека его возраста: – Моя миссия состоит в том, чтобы удостовериться, нет ли здесь документов, разглашение которых было бы нежелательным…

Был ли он так молод, как выглядел? В каком отделе министерства он состоял на службе? Не дожидаясь разрешения комиссара, он стал осматривать содержимое шкафа, открывать папки и потом ставить их на место.

Все это время Мегрэ нетерпеливо и нервно ходил взад-вперед.

Кромьер перешел к другим предметам обстановки, выдвигал разные ящики, а старая дама так и стояла у двери в шляпе и с сумочкой в руках.

– Будьте добры, проводите меня в его спальню.

Она пошла впереди человека из министерства, а Мегрэ остался в кабинете, куда вскоре вернулся Жанвье.

– Где они?

– В спальне…

– Что мы будем делать?

– Пока ничего. Я жду, когда этот господин уступит нам место.

Не только он раздражал Мегрэ, но и тот оборот, который принимало дело, а особенно, может быть, та враждебная атмосфера, в которую он вдруг окунулся.

– Комиссар полиции будет здесь с минуты на минуту.

– Ты сказал ему, в чем здесь дело?

– Нет, я только попросил его привезти с собой врача.

– А в отдел установления личности позвонил?

– Да, Мере со своими людьми уже выезжает.

– А в прокуратуру?

– Да, позвонил.

Кабинет был просторный и уютный. Хотя в нем не было ничего особенного, здесь чувствовался утонченный вкус, поразивший Мегрэ, как только он сюда вошел. Каждый предмет обстановки, каждая вещь были хороши сами по себе. И лежащий на полу старик с почти напрочь снесенной макушкой сохранял среди всего этого величественный вид.

Вернулся Кромьер в сопровождении старой служанки:

– Думаю, мне здесь делать больше нечего. Еще раз напоминаю вам, что необходимо быть осторожным и благоразумным. Тут не может быть и речи о самоубийстве, ведь в комнате нет никакого оружия. Вы со мной согласны? Вам нужно выяснить, была ли кража. Во всяком случае, будет очень нежелательно, если пресса поднимет шум вокруг этого дела…

Мегрэ молча смотрел на него.

– Если хотите, я вам позвоню, чтобы узнать новости, – продолжал молодой человек. – Возможно, вам понадобятся какие-нибудь сведения, тогда обращайтесь ко мне.

– Благодарю вас.

– В одном из комодов в спальне вы найдете письма, которые наверняка вас удивят. Это старая история, которую знают все на набережной Орсе, но она не имеет никакого отношения к сегодняшней трагедии. – Он уходил с явной неохотой. – Я полагаюсь на вас…

Старуха Ларрье пошла закрыть за ним дверь и вернулась уже без шляпы и сумочки. Она пришла не предложить комиссару свои услуги, а скорее следить за полицейскими.

– Вы ночуете в этой квартире?

Когда Мегрэ заговорил с ней, она не смотрела на него и, по-видимому, ничего не услышала. Тогда он повторил вопрос погромче. На этот раз она наклонила голову, повернув к нему здоровое ухо.

– Да, у меня есть маленькая комнатка рядом с кухней.

– А есть в доме другие слуги?

– Здесь нет.

– Вы занимаетесь уборкой и готовите еду?

– Да.

– Сколько вам лет?

– Семьдесят четыре.

– В котором часу вы видели хозяина последний раз вчера вечером?

– Около десяти.

– Он был в своем кабинете?

– Да.

– Он никого не ждал?

– Мне он ничего не сказал.

– А к нему кто-нибудь приходил иногда вечером?

– Да, его племянник.

– Где он живет?

– На улице Жакоб. Он антиквар.

– Его фамилия тоже Сент-Илер?

– Нет, это сын сестры хозяина. Его фамилия Мазерон.

– Ты записываешь, Жанвье?

– Утром, когда вы обнаружили труп… Вы ведь обнаружили его утром?

– Да, в восемь часов.

– Вам не пришло в голову позвонить месье Мазерону?

– Нет.

– А почему?

Она не ответила. Ее глаза, как у некоторых птиц, неподвижно смотрели в одну точку.

– Вы его недолюбливали?

– Кого?

– Мазерона.

– Это меня не касается.

Мегрэ понимал, что говорить с ней будет нелегко.

– Что вас не касается?

– Семейные дела.

– Племянник и дядя не ладили между собой?

– Я этого не говорила.

– Они друг друга понимали?

– Не знаю.

– Что вы делали вчера в десять вечера?

– Пошла к себе спать.

– А в котором часу вы встали сегодня?

– В шесть, как обычно.

– И вы не заходили в эту комнату?

– Мне нечего здесь было делать.

– Дверь кабинета была закрыта?

– Если бы она была открыта, я бы сразу заметила, что здесь что-то произошло.

– Почему?

– Потому что горели лампы.

– Как сейчас?

– Нет, люстра не горела, только настольная лампа и торшер в углу.

– Что вы делали с шести утра?

– Сначала умылась.

– А потом?

– Потом прибрала в кухне и пошла покупать круассаны.

– В квартире никого не было в это время?

– Как всегда по утрам.

– А дальше?

– Я приготовила кофе, позавтракала, а потом пошла с подносом в спальню.

– Постель была разобрана?

– Нет.

– Вчера вечером, когда вы отправились спать, на хозяине была эта же черная домашняя куртка?

– Как всегда по вечерам, если он никуда не уходил.

– А часто он уходил?

– Он любил ходить в кино.

– У него бывали друзья?

– Почти нет. Изредка он ходил пообедать в городе.

– Вы знаете по имени людей, с которыми он встречался?

– Это меня не касается.

В дверь позвонили. Это были районный комиссар и его секретарь. Он посмотрел на письменный стол, потом на старуху, наконец, на Мегрэ и поздоровался с ним за руку:

– Как это вы оказались здесь раньше нас? Это она вам позвонила?

– Ничего подобного. Она отправилась на набережную Орсе. Вы знали жертву?

– Да, это бывший посол, так ведь? Я знаю его по имени и в лицо. По утрам он прогуливался по улицам квартала. Кто это сделал?

– Пока ничего не известно. Я жду людей из прокуратуры.

– Врач вот-вот приедет…

Никто не прикасался к мебели и к вещам. Всеми владело чувство какого-то неудобства, и облегчение наступило, когда появился врач, который присвистнул, склонившись над телом:

– Полагаю, я не могу его перевернуть до прибытия фотографов?

– Даже не прикасайтесь к нему… Вы можете примерно сказать, в котором часу наступила смерть?

– Довольно давно… На первый взгляд часов десять тому назад… Любопытно…

– Что любопытно?

– Похоже, что в него выпустили по меньшей мере четыре пули… Одну сюда… Другую сюда… – Встав на колени, он осматривал тело вблизи. – Не знаю, что скажет об этом судебно-медицинский эксперт, но я не удивлюсь, если окажется, что он был убит наповал первой же пулей. Несмотря на это, в него продолжали стрелять. Но это всего лишь мое предположение…

Не прошло и пяти минут, как квартира заполнилась людьми. Из прокуратуры приехали помощник прокурора Паскье и следователь Юрбен де Шезо, которого Мегрэ знал мало. С ними был доктор Тюдель. Следом появились люди из отдела установления личности со своей громоздкой аппаратурой.

– Кто обнаружил тело?

– Служанка.

Мегрэ показал на старуху, которая без видимых эмоций продолжала следить за каждым их движением и жестом.

– Вы ее допросили?

– Нет еще, я только обменялся с ней несколькими фразами.

– Она что-нибудь знает?

– Если и знает, то будет не просто заставить ее говорить.

Он рассказал, что произошло в министерстве иностранных дел.

– Была кража?

– На первый взгляд – нет. Я жду, пока люди из отдела установления личности закончат свою работу, чтобы убедиться в этом.

– Есть родственники?

– Племянник.

– Ему сообщили?

– Пока нет. Пока здесь люди работают, я хочу пойти сам известить его. Он живет в двух шагах отсюда, на улице Жакоб.

Мегрэ мог бы позвонить антиквару и попросить его прийти, но он предпочитал встретиться с ним в его стихии.

– Если я вам пока не нужен, то я отлучусь ненадолго. А ты, Жанвье, оставайся здесь…

Какое это было облегчение снова увидеть лучи солнечного света, заливающего деревья на бульваре Сен-Жермен! Воздух был теплым, женщины одеты в светлые одежды, поливальная машина орошала половину проезжей части.

Он без труда нашел на улице Жакоб антикварный магазин, одна из витрин которого была заполнена старинным оружием, в особенности саблями. Он толкнул дверь, звякнул колокольчик, и спустя две-три минуты из темноты вынырнул хозяин.

Поскольку дяде было семьдесят семь лет, Мегрэ не рассчитывал, что племянник будет очень молод. Но каково же было его удивление, когда он увидел перед собой старика.

– Что вам угодно?

У него было вытянутое бледное лицо, кустистые брови, почти лысый череп, а в своей просторной одежде он выглядел более тощим, чем на самом деле.

– Вы месье Мазерон?

– Да, Ален Мазерон.

Внутри магазин был тоже загроможден оружием: мушкеты, мушкетоны, а в глубине даже двое рыцарских доспехов.

– Я комиссар Мегрэ из уголовной полиции.

Сдвинув брови, Мазерон пытался сообразить.

– Вы племянник графа де Сент-Илера, так ведь?

– Да, он мой дядя. А в чем дело?

– Когда вы видели его последний раз?

Он ответил без колебаний:

– Позавчера.

– У вас есть семья?

– Да, у меня есть жена и дети.

– Когда вы видели своего дядю позавчера, он выглядел нормально?

– Да. Он даже был весел. А почему вы меня об этом спрашиваете?

– Потому что он мертв.

Мегрэ уловил в глазах своего собеседника такую же подозрительность, как у старой служанки.

– Несчастный случай?

– В некотором роде…

– Что вы хотите этим сказать?

– Что его убили прошлой ночью у него в кабинете несколькими пулями, выпущенными из револьвера или автоматического пистолета.

Лицо антиквара выражало недоверие.

– Вы не знаете, есть ли у него враги?

– Нет… наверняка нет…

Если бы Мазерон ограничился словом «нет», Мегрэ это не насторожило бы. А вот «наверняка нет», прозвучавшее как уточнение, заставило его держать ухо востро.

– У вас нет подозрения, кто мог бы быть заинтересован в смерти вашего дяди?

– Нет… Никакого подозрения…

– У него было состояние?

– Довольно маленькое… Он жил в основном на свою пенсию…

– Он заходил сюда?

– Иногда…

– Пообедать или поужинать по-семейному?

Мазерон выглядел рассеянным, отвечал еле слышно, и казалось, что он думает о чем-то другом.

– Нет… Он заходил утром во время прогулки…

– Он заходил поболтать с вами?

– Да… Он приходил, присаживался ненадолго…

– А вы к нему ходили?

– Время от времени…

– Вместе с семьей?

– Нет…

– Вы сказали, что у вас есть дети?

– Двое!.. Две дочери…

– Вы живете в этом же доме?

– Да, на втором этаже… Старшая из моих дочерей сейчас в Англии… А младшая, Марсель, живет с матерью…

– Вы не живете со своей женой?

– Да, уже несколько лет…

– Вы разведены?

– Нет… Все это так сложно… Может, мы пойдем в дом дяди?

Он ушел за шляпой в полутьму задней комнаты, потом повесил на дверь табличку «Закрыто», запер ее на ключ и пошел по тротуару вслед за Мегрэ.

– Вы знаете, как это произошло? – спросил он.

– Я не знаю почти ничего.

– Там была кража?

– Не думаю. В квартире нет беспорядка.

– А что говорит Жакетта?

– Вы имеете в виду служанку?

– Да… Ее так зовут… Не знаю, как по документам, но в доме ее называли Жакетта…

– Вы ее недолюбливаете?

– Почему вы об этом спрашиваете?

– Потому что, мне кажется, она недолюбливает вас.

– Она не любит никого, кроме моего дяди. Если бы это зависело только от нее, никто никогда не переступил бы порог его квартиры.

– Как вы думаете, она была бы способна его убить?

Мазерон удивленно посмотрел на него:

– Она? Убить его?

Было похоже, что эта мысль казалась ему в высшей степени нелепой. Однако вскоре он стал размышлять.

– Нет! Это невозможно…

– Но вы какое-то время колебались.

– Это из-за ее ревности…

– Вы хотите сказать, что она его любила?

– Она не всегда была старухой…

– Вы полагаете, что между ними…

– Это вероятно… Я не решился бы присягнуть… От такого человека, как мой дядя, трудно что-либо узнать… Вы уже видели фотографии Жакетты в молодости?

– Я еще ничего не видел.

– Увидите… Все это очень сложно… Особенно то, что это происходит как раз сейчас…

– Что вы хотите этим сказать?

Ален Мазерон посмотрел на Мегрэ с унылым выражением во взгляде:

– Сам не знаю… Вы нашли письма?

– Я только начинаю расследование.

– У нас сегодня среда?

Мегрэ кивнул.

– Это как раз день похорон…

– ЧЬИХ?

– Принца де В. Вы все поймете, когда прочтете письма…

Когда они пришли на улицу Сен-Доминик, машина отдела установления личности отъезжала, и Мере помахал Мегрэ рукой.