Текст книги "Сад сломленных душ"

Глава 13
Сефиза

Мы с Хальфданом пришли в самое сердце города. Люди на улицах глядели вокруг затравленно и испуганно. Я чувствовала, как страх подступает к горлу. Повсюду, где мы проходили, на стенах темнело бессчетное количество рисунков, так что, в конечном итоге, в городе не осталось ни одного человека, не видевшего их.

Наша вчерашняя попытка достучаться до людей наконец принесла свои плоды… вот только сами мы потерпели неудачу. Кто-то взял нашу идею на вооружение и трансформировал ее, превратив в нечто совершенно иное.

Ибо теперь это уже не был простой вопрос, обращенный к тем, кто мог случайно увидеть наши плакаты, размещенные в определенных местах. Нет, теперь, с учетом колоссального размаха, этот манифест был обращен ко всему населению города, а также стал прямым вызовом богам.

Через два дня на Дереве повиснет множество казнимых. Несомненно, на этот раз жертвами Тени станут жители Стального города, а не какого-то далекого города Пепельной Луны.

Мы уже подошли к пешеходным мосткам, ведущим к Академии, как вдруг пальцы Хальфдана коснулись моих, а потом он и вовсе взял меня за руку и сжал кисть во влажной от страха ладони. Я остановилась и посмотрела на друга, слегка сбитая с толку таким открытым проявлением чувств.

Хальфдан поднес мою руку к губам и легко поцеловал костяшки пальцев.

– Что бы ни случилось, окажемся ли мы в черном списке или нет, знай: я не позволю им тебя забрать, – горячо пообещал он. – Я тебя люблю, Сефиза. Кажется, я всегда тебя любил.

Наверное, я годами мечтала услышать такие слова, просто никогда не отваживалась признаться в этом даже самой себе.

Я погладила Хальфдана по щеке, и этот жест показался мне настолько простым и естественным, что я окончательно смутилась.

– Я тоже буду сражаться за тебя, если придется, – заявила я. – Неважно, что произойдет дальше, я не стану стоять в стороне, как стояла в день, когда Тень явился за моей семьей.

Конечно, эта битва заранее обречена на поражение, но без борьбы мы не сдадимся. Дерево нас не получит, ни один из нас не допустит, чтобы другого постигла подобная участь. Мы поклялись в этом друг другу.

Хальфдан медленно наклонился ко мне, и на этот раз я постаралась полностью сосредоточиться на поцелуе…

– А, привет, старик! – прокричал Андерс, один из приятелей Хальфдана, подскакивая к нам. Поцелуй не состоялся. – На твоем месте я был бы осторожен. Сейчас неподходящее время, чтобы целоваться с Залатанной, если хочешь знать мое мнение.

Он ткнул пальцем в сторону Собора Вечности.

Мне хотелось, чтобы Хальфдан велел наглецу убираться куда подальше, однако я тоже онемела от изумления, увидев вдалеке Тень в зловещих черных доспехах, – он стоял перед монументальными дверями дворца, а по обеим сторонам от него как обычно выстроились легионеры.

На миг меня обожгла огненная ненависть, сразу же сменившаяся надеждой, в голове мелькнула отчаянная мысль: а вдруг среди этих солдат находится мой брат, которого я так давно потеряла… Затем я заметила, как лазурно-голубые глаза Хальфдана темнеют от ужаса, а потом он склонил голову. Я проследила за его взглядом, и мне на плечи вдруг обрушилась свинцовая тяжесть.

На одном из балконов, за резной каменной балюстрадой, покоящейся на головах огромных статуй-олицетворений неведомых существ стоял бог-император.

Божества жили в Соборе уединенно и лишь изредка показывались в окнах и на нижних этажах. До сих пор мне только пару раз довелось увидеть Ориона, да и то мельком, в полумраке дворцового зала. Никогда еще бог богов не удосуживался спуститься на один из нижних этажей. Никогда еще он не появлялся на балконе, на свету, никогда не подходил так близко к балюстраде, никогда не даровал толпе столь огромную привилегию лицезреть его.

Бог-император был одет в широкий белый плащ, декорированный пурпурными фестонами, огромные опаловые крылья трепетали, развернутые у него за спиной, а руки с длинными когтями небрежно покоились на мраморном поручне балюстрады. Голову его венчала грандиозная корона, сделанная из камня и золота. Казалось, бог просто вышел на балкон и спокойно наблюдает за своими подданными.

Однако вряд ли правителю вздумалось поглядеть на город именно сейчас: никто не обманывался на сей счет.

Внезапно на нас обрушились волны ужаса: они накатывали одна за другой, ритмично и безжалостно, всепроникающие, неумолимые, неся с собой такую тьму, что их происхождение могло быть только сверхъестественным. Это проявлялась сила Тени – однажды мне уже случалось испытать на себе ее воздействие.

Бо́льшая часть людей вокруг нас попа́дали на колени, из глаз у них потекли слезы. Давление усиливалось, и народ попадал ниц на всех улицах, сходившихся на площади перед Собором. Отталкивающее и одновременно наводящее ужас зрелище.

Я почувствовала, как меня с силой тянет вниз.

Опустив глаза, сообразила, что это Хальфдан: он согнулся в три погибели на земле и настойчиво тянул меня за руку, дабы я последовала его примеру. Я против воли повиновалась: не стоило привлекать к себе внимание. Над городом повисла гробовая тишина, мы все затаили дыхание.

Прошло несколько минут, никто не смел пошевелиться. Чем больше проходило времени, тем сильнее становился страх. Более того, лица людей вокруг меня исказились от боли и ужаса под действием силы Тени.

Внезапно головы всех горожан запрокинулись к небу, их рты открылись. Из глоток всех людей вырвался крик, звучавший как голос одного человека, звучный и глубокий. Он неустанно повторял:

– Никакое преступление против ваших богов не останется безнаказанным, а ростки недоверия будут вырваны с корнем. Никакое преступление против ваших богов не останется безнаказанным, а ростки недоверия будут вырваны с корнем. Никакое преступление против ваших богов…

Ошеломленная, я повернулась к Хальфдану, и от изумления у меня округлились глаза: голова друга была запрокинула, из ноздрей и ушей у него текли тонкие красные струйки. Рот Хальфдана был широко открыт, он, как и прочие люди, выкрикивал одни и те же слова, снова и снова.

Очевидно, лишь я одна во всей округе не повторяла фраз, которые император вложил в уста своих подданных. Угрозы звучали долго, их эхо разносилось над всем городом, дабы все до последнего жителя услышали их и прочувствовали. Затем вдруг, без всякого предупреждения, слитный хор голосов сменился воплями ужаса.

Как и все остальные люди вокруг, скорчившийся рядом со мной Хальфдан сильно содрогнулся всем телом и взвыл от боли, сжав голову руками. Я не поняла, что именно произошло, но инстинктивно угадала, что мне следует делать. Ибо я владела уникальным даром, и сейчас самое время было им воспользоваться.

Впившись ногтями в рану, полученную во время церемонии накануне, я сжала кожу указательным и большим пальцами, чтобы кровь текла быстрее. Затем я прижала кровоточащую руку к виску друга и обняла его как можно крепче, надеясь, что незримая сила защитит его от обрушившегося на город чудовищного колдовства.

– Все будет хорошо, Дан, не бойся, – бормотала я, подавляя рыдание. – Все будет хорошо…

Рядом с нами какой-то мужчина с визгом вцепился себе в лицо ногтями, и на его щеках осталось десять кровавых борозд. По лицу несчастного, от макушки до подбородка, медленно стекала прилетевшая из ниоткуда капля расплавленного металла. За первой каплей последовала вторая, потом третья, еще и еще, заливая глаза человека, волосы, нос и рот, и в конце концов его крики сменились приглушенным бульканьем. Наконец голова мужчины упала с плеч: шея переломилась под весом металла, и череп с застывшим в чудовищной гримасе лицом покатился по земле, а обезглавленный труп рухнул на покрытую пеплом мостовую.

Не пролилось ни капли крови: плоть у основания шеи словно прижгли раскаленным железом, поглотившим часть тела.

Я с трудом сглотнула, борясь с тошнотой, стараясь не удариться в панику. Тут до меня дошло, что такая же страшная участь постигла десятки других собравшихся перед Собором людей. Повсюду, куда ни глянь, корчились в агонии изломанные фигуры, их залитые жидким металлом лица искажали жуткие гримасы боли. Несчастные падали к ногам остальных, оставшихся невредимыми, кто, как и я, окаменев от ужаса, наблюдал за экзекуцией.

– Хальфдан… – пробормотала я, дрожа, и сжала плечи друга еще сильнее. – Хальфдан, скажи, что с тобой все хорошо, умоляю тебя…

Он схватил меня за руку и, через несколько мучительно долгих секунд, прошептал:

– Уверен, я невредим. Тебе удалось отвести это заклятие.

Некоторое время я недоверчиво смотрела на него, потом медленно отстранилась, а дикие вопли умирающих постепенно стихали.

Хальфдан выпрямился, дрожа от потрясения, и вытянул перед собой руку: на его ладони лежал странный кусочек металла в форме капли. Лицо друга было испачкано моей и его собственной кровью, хотя никаких ран я у него не видела. Зато страдание в его глазах казалось самым что ни на есть настоящим, и не мудрено: площадь вокруг нас представляла собой чудовищное зрелище.

Глава 14
Сефиза

– Во имя всех преисподних, что мы натворили? – почти беззвучно выговорил Хальфдан, оглядываясь вокруг. Его глаза округлились от ужаса. – Что же мы наделали, Сефиза?..

Тут и там слышались приглушенные рыдания, площадь была усеяна обезглавленными телами и головами, зажатыми в чудовищные железные «шлемы». Некоторые выжившие боялись подняться, другие стояли на коленях, закрыв глаза, сложив руки перед грудью, и истово распевали молитвы, очевидно, надеясь вымолить прощение.

Балкон, на котором недавно находился император, снова опустел. Орион ушел, скрывшись в огромном чреве дворца. Означало ли это, что его нелепая демонстрация власти на этом закончилась? Считал ли он, что гнусного наказания, которому он подверг своих подданных, достаточно?

Теперь я охотно готова была поверить, что Лес Проклятых – это творение Ориона. Больше никогда не стану сомневаться в происхождении этого мрачного места…

Тень, напротив, не ушел от дверей Собора. Так и стоял у входа в окружении своих солдат – очевидно, решил полюбоваться делом рук своего хозяина, наслаждался страданиями несчастных уязвимых людей. Наверняка наши мучения его веселили.

– Слава богам, вы не попали в число казненных преступников! – воскликнул один из жрецов Академии, подбегая к нам.

Вот только он ошибся: на самом деле мы с Хальфданом были главными виновниками случившейся сегодня трагедии.

Впрочем, в отличие от друга, я сейчас мучилась вовсе не раскаянием. Нет, меня сжигал гнев. Безмерный гнев терзал мою душу, и чем больше я оглядывалась кругом, считая жертв чудовищной пытки, устроенной нашим так называемым богом, тем сильнее во мне разгоралось это безудержное пламя.

– Скорее идите в школьную часовню! – приказал нам жрец, нервно посматривая по сторонам. – Следует поскорее провести церемонию, дабы загладить наши грехи. Нам всем нужно как можно быстрее покаяться!

Я не понимала, как мне удалось избегнуть мысленного воздействия императора, как вышло, что я не подверглась жуткому наказанию – ведь если кого и наказывать, так это меня, – и как мне удалось помешать страшной капле жидкого металла убить Хальфдана.

Я всегда знала, что владею неким необычным, необъяснимым даром: его обнаружил мой отец, когда я была еще маленькой. Кроме того, я подозревала: мои мысли защищены от всевидящего ока богов, несмотря на прикрепленные к моему телу зачарованные протезы – ведь предполагалось, что именно они служат проводником между человеческим разумом и богами. Однако теперь я убедилась: во мне есть нечто, препятствующее воздействию злых чар наших правителей.

– Мой отец, – выдохнул Хальфдан. Его лицо исказилось от потрясения и страха, зрачки расширились от ужаса, глаза бегали. – Мне нужно удостовериться, что его не задело…

– Вы действительно думаете, что будет разумно пропустить ежедневную службу в такой день? – резко упрекнул его жрец, мгновенно выходя из себя. Очевидно, он тоже еще не оправился от пережитого страха. – Вы двое, немедленно отправляйтесь в Академию! Никаких возражений я не потерплю, ясно вам?!

Он повернулся к нескольким стоявшим чуть поодаль ученикам – все они, как и прочие выжившие горожане, дрожали и ошалело оглядывали площадь – и поочередно окинул их грозным взглядом, давая понять, что никому не позволит уклониться от своих обязанностей.

У меня в горле стоял ком, внутри все переворачивалось при мысли о том, что Лотара могла постичь та же участь, что и тех несчастных, чьи обезглавленные тела лежали на площади. И все же я взяла Хальфдана за руку и потянула к зданию Академии. Сейчас ни в коем случае нельзя было навлекать на себя гнев жреца.

Вероятно, Хальфдан тоже это понял, потому что без возражений пошел за мной. Он крепко держал мою руку, пока мы шли к Академии, обходя распростертые на земле безжизненные тела, среди которых были и некоторые его друзья – включая Андерса, который посмеивался над нами за несколько минут до экзекуции…

Лишь когда мы добрались до входа в здание, Хальфдан вырвал у меня руку и прижал пальцы к виску, слабо бормоча:

– Мне нужно к отцу… мне нужно…

Я остановилась и, посмотрев в перепуганное лицо друга, снова его обняла.

– Уверена, с твоим отцом ничего не случилось. Лотар не совершил никакого греха. Наверняка император его пощадил.

Действительно ли Орион карал своих подданных лишь за проступки? На самом ли деле он обрушил свой гнев только на провинившихся, согрешивших в мыслях своих, тех, кто поддался преступным размышлениям?

Впервые за все время нашей дружбы Хальфдан заплакал в моем присутствии, уткнувшись мокрым от слез лицом мне в плечо. Мою душу тоже терзала сильная боль, но я прикусила язык и пыталась сдержать слезы. Нужно быть сильной ради Хальфдана, у меня нет выбора.

По здравом размышлении стало ясно, что мы совершили серьезную ошибку, решив выставить рисунок матери Хальфдана на всеобщее обозрение. И все же мы не несли ответственность за внезапное безумие Ориона. Ничто не могло оправдать подобный гнусный удар по собственному народу.

Проклятие, ведь речь о простом рисунке, на котором изображен человек, глядящий на бога! Что тут такого? Какой грех мы совершили? Зачем наказывать нас так безжалостно и жестоко?

– Давай покаемся в наших жалких грехах, – проговорила я с горькой иронией, решительно высвобождаясь из объятий друга. – Разве боги в очередной раз не продемонстрировали свои мудрость и величие?

Хальфдан нахмурился, в его потемневших от отчаяния глазах мелькнуло сомнение: незаметно для окружающих я сейчас напомнила ему, что именно подтолкнуло нас к действиям прошлой ночью. Друг вытер слезы, бросил последний взгляд на людей, которые словно призраки бродили по усеянной трупами площади, а потом вошел в Академию.

В виде исключения мы весь день посвятили молитве и покаянным церемониям – зато это, по крайней мере, позволило мне постоянно находиться рядом с другом. Время от времени наши руки, порезанные во время многочисленных ритуалов, соприкасались, и тогда мы переплетали пальцы, пытаясь хоть как-то утешить друг друга.

Очевидно, Хальфдана снедал страх за судьбу отца, однако помимо тревоги в глазах друга мелькали чувство вины и негодование. Я не знала, как облегчить его страдания, потому что тоже боялась за жизнь Лотара. Случившееся утром потрясло меня не меньше, чем остальных наших товарищей.

Время в стенах Академии текло мучительно долго и стремительно одновременно, каждая минута казалась часом, а каждый час пролетал во мгновение ока. Во время перерыва на обед никто не проронил ни слова, так что по окончании всех церемоний мы покинули учебное заведение, пребывая в самом подавленном состоянии. Уже наступил вечер: жрецы рассудили, что всем следует сегодня задержаться подольше, дабы вознести дополнительные молитвы и славословия, которые я считала совершенно бесполезными.

На город опустилась ночь, однако извечный туман еще не накрыл землю. Ничто уже не напоминало о трагедии, случившейся утром перед Собором и на окрестных улицах. Тела погибших сразу же убрали и отвезли в расположенные за городом крематории. Что же до голов, запечатанных в железные оболочки, их судьба оставалась для меня загадкой.

Большинство учеников двигались по пешеходным мосткам с опаской, боязливо посматривая по сторонам – очевидно, боялись, что скрывающиеся в темной каменной крепости боги обрушат на головы горожан новые кары. Что же до нас с Хальфданом, то мы поспешили в рабочий квартал, в котором располагались также торговые лавки и много жилых домов. Добравшись туда, мы со всех ног помчались к кузнице. Подошвы наших ботинок тяжело бухали по мостовой, и эхо наших шагов разносилось по пустынным улицам тревожным набатом. Казалось, все жители попрятались, чтобы тихонько оплакать умерших и скрыться как можно дальше от богов и их ужасающего гнева.

Добежав до кузницы Лотара, Хальфдан рывком распахнул дверь и бросился внутрь. Он вырвался вперед на несколько метров, так что у меня ушла пара секунд, чтобы его догнать.

Каково же было мое облегчение, когда, войдя в дом, я увидела, что сын и отец сжимают друг друга в объятиях – на первый взгляд Лотар казался совершенно здоровым. Он резко выпустил Хальфдана, шмыгнул носом и схватил меня за руку.

– Я так рад, что вы невредимы… Как же я за вас беспокоился…

Кузнец порывисто обнял меня и прошептал мне на ухо:

– Девочка моя, ты нам очень нужна. Скорее, время уходит…

Не выпуская мою руку, Лотар повел меня за собой по коридору, и я наконец заметила, что мы не одни. По мастерской и коридору ходили какие-то люди, все они выглядели крайне озабоченными. Хальфдан догнал нас и пошел следом, непонимающе поглядывая на незнакомцев.

Когда мы спускались по лестнице, ведущей в подвал, Лотар пояснил:

– Через несколько минут после казни Тень со своими легионерами поймал около пятидесяти детей. Очевидно, именно эти беспризорники разрисовали городские стены накануне ночью. В качестве наказания их всех сделали Залатанными. Чуть больше половины из них отпустили, а остальные не пережили операцию. Эти дети сейчас страшно мучаются, час назад один мальчик умер. Тех, чья жизнь вне опасности, мы разместили на первом этаже, остальные внизу.

Мы с Хальфданом переглянулись: в глазах друга читался такой же ужас, какой сейчас испытывала я. Удивительно, что мы еще были способны испытывать страх и трепет после всего, через что нам сегодня пришлось пройти. Затем Лотар открыл дверь, ведущую в просторный подвал со сводчатым потолком: внутри, на расстеленных на полу одеялах, лежало около пятнадцати маленьких, изуродованных тел, и все конечности у них были металлические.

– Будем действовать так же, как уже делали прежде, хорошо? – прошептал мне на ухо Лотар. – Завяжем всем малышам глаза, чтобы они тебя не запомнили. Ты должна что-то сделать, Сефиза, умоляю тебя. Ты же знаешь, все это началось именно здесь…

Очевидно, Лотар решил спасти несчастных детей, потому что чувствовал ответственность за случившееся с ними. А еще потому, что знал: я могу им помочь, воспользовавшись моим даром, ведь мне уже доводилось спасать от верной смерти людей, которые без моего вмешательства наверняка погибли бы.

Лишь Лотар и Хальфдан знали об этой моей особенности. В прошлом они наблюдали, как я вылечила около двадцати человек, и каждый раз тщательно следили за тем, чтобы очередной пациент не догадался о моем присутствии.

В подвале два целителя изо всех сил пытались облегчить страдания детей: метались от одного ребенка к другому, вооружившись бинтами и бесполезными отварами. В глубине помещения вчерашняя чужестранка в плаще цвета пепла стояла на коленях рядом с одним мальчиком и держала его стальную руку в своей механической руке. Другой рукой она чертила в воздухе странные знаки. Ее глазные яблоки быстро двигались под опущенными веками. Незнакомка покачивалась взад-вперед и звучным голосом нараспев произносила какие-то непонятные заклинания, вероятно, взывала к запрещенным богам, которых почитал ее культ.

Я быстро кивнула, пытаясь справиться с охватившим меня безудержным горем. Потом пробормотала, отчаянно стараясь сдержать слезы, уже мутившие мне взор:

– Конечно, сделаю все, что смогу, обещаю.

Теперь я уже не была так уверена в собственной невиновности. Угрызения совести терзали мою душу, давили на меня тяжким грузом, мешали трезво мыслить. Последствия наших с Хальфданом необдуманных поступков предстали передо мной во всем своем кровавом, неприглядном виде.

Лотар кивнул и, пройдя мимо меня, поднял на руки девочку – самую маленькую и самую вялую из всех находившихся в зале. Время от времени заунывное пение весталки нарушали слабые стоны, но по большей части дети, как это ни удивительно, лежали совершенно неподвижно, с апатичным видом.

– Идем вон туда, – подсказал мне Лотар, движением подбородка указывая на другую дверь.

– Эта малышка безнадежна, – проговорил один из целителей. – Вот уже три часа как она без сознания. Не лучше ли заняться теми, у кого еще есть шанс выкарабкаться?

– Вильма выживет, – отрезала весталка с непоколебимой уверенностью, мгновенно выходя из транса. Она вперила в меня суровый взгляд своих зеленых глаз. – Поторопись, Сефиза, ты едва не опоздала.

Я пропустила эти странные заявления мимо ушей и, отвернувшись, пошла следом за Лотаром. С первого этажа доносились еще какие-то восклицания, но мы старались не обращать на них внимания. Девочка была так бледна и неподвижна, что казалась почти мертвой. Очевидно, ею надлежало заняться в первую очередь.

Хальфдан уже хотел закрыть за нами дверь, когда по лестнице сбежал какой-то человек и закричал:

– Тень летает над городом на своем механическом чудовище! Он явно хочет поймать малышей, ускользнувших от него сегодня утром. Нужно ему помешать! Он же убивает наших несчастных невинных детей, которые сами не ведали, что творили. Их родители были нашими соседями и друзьями! Нельзя допустить, чтобы он продолжал их истреблять! Мы должны что-то сделать, не важно, что…

– Во имя всех преисподних! – выругался Лотар сквозь зубы. В его голосе слышались одновременно ярость и паника.

Кузнец подскочил ко мне и, стараясь действовать осторожно, передал мне девочку, хотя руки у него дрожали от нетерпения.

– Я иду! – решительным, непререкаемым тоном заявил Хальфдан. – Ральф прав, нужно действовать.

В два прыжка он добрался до нашей комнаты для сражений и вышел оттуда, неся мечи, которые несколько лет назад выковал втайне ото всех.

Лотар покачал головой, словно укоряя сына за глупость, потом забрал у него один меч, быстро оглядел лезвие, повернулся и взбежал вверх по лестнице, перепрыгивая через четыре ступеньки за раз. Хальфдан мчался за ним по пятам.

– Это безумие! – Я попыталась было образумить их, но тщетно. – Дан, ты не можешь идти туда без меня!

– Займись малышами, сохрани им жизнь! – крикнул мне друг. – Я вернусь, обещаю!

С этими словами он захлопнул за собой дверь, оставив меня одну с умирающим ребенком на руках.