Текст книги "Истории Дядюшки Дуба. Книга 2. Сердце"

Хижина медленно произносила слова, то и дело умолкая, чтобы собраться с мыслями, и всякий раз детям казалось, что она уже больше не заговорит.

Сарбатана объяснила, что перво-наперво дедушке для выздоровления необходима кружка драконьего молока. Второе средство показалось Тау и Майе и вовсе странным: стук сердца драконьего императора.

– В вашем дедушке тоже течёт драконья кровь, – добавила она. – Неужто не замечали? В каждом из нас есть что-то чудесное. И каждому требуется нечто необычное.

Так, полоумная Эуриссия могла жить только внутри Сарбатаны, где потихоньку излечивалась от безумия.

Внезапно они услышали: «Пуф!» Испуганный дракончик тщетно отбивался от Эуриссии. Та пыталась засунуть его в мешок, яростно орудуя ручищами, тощими и жёсткими, как лапы насекомого.

– Эуриссия! – одёрнула её Сарбатана. – Дети, а ну-ка, быстро отнимите маленького дракона у этой чудачки! Дело в том, что спятила Эуриссия именно из-за драконов. Угораздило её когда-то влюбиться в прекрасного огненного дракона. С тех пор видеть их спокойно не может!

Тау и Майя бросились вызволять маленького Микоу из рук полоумной Эуриссии. Сарбатана как могла пыталась образумить смутьянку на своём странном языке.

Наконец дракончику удалось расправить крылышки.

– Хвост! – крикнул он. – Взять!

Дети ухватились за бархатистый и нежный драконий хвост. В этот миг они почувствовали, что сделались лёгкими, почти невесомыми. Они поднялись в воздух!

Дракончик всего лишь несколько раз взмахнул крыльями – и они уже парили над землёй! Они поднимались всё выше, выше, прямо к кучевым облакам, плывущим в небе.

– Передавайте привет дедушке Друсу! – крикнула им вслед старая Сарбатана. – Скажите, что, если он когда-нибудь вернётся, я непременно испеку его любимый пирог с мёдом и анисом. Прощайте, прощайте, прощайте!

Глаза Тау и Майи слезились от ветра (полёт был очень быстрым) и от радости. Надо же – они летят! Неужели это происходит на самом деле? Земля, плывущая под ними, напоминала рождественский вертеп.

– Дер-жи-тесь креп-ко! – время от времени говорил маленький Микоу: выглядел он не по-детски сосредоточенным. Но для невесомых Тау и Майи это было совсем не сложно. Они могли бы удержаться одним пальцем!

Поразительно: они в небе! На такой высоте до них не доносились голоса лесных зверей, пение птиц, гул и суета городов. Со всех сторон лишь тишина безбрежных небес и прохладное дыхание неутихающего ветра.

Они пролетали над густыми лесами, над пустыней, над морем. Внизу проплывали тёмные горные хребты, зелёные заливные луга, где могучие буйволы поднимали голову и провожали их взглядом, равнодушно пережёвывая жвачку. Ландшафты меняли цвет. Солнце было ещё высоко, но землю заслонили облака. Постепенно полёт замедлился. Прямо под ними безымянные реки сплетались в серебряную паутину, которая покрывала долину у подножия высокой горы. Туда они и направлялись.

Наконец Микоу приземлился у входа в огромную пещеру.

– Ту-да, – проговорил он. – Мо-ло-ко де-ду-шка Друс! Би-е-ни-е серд-ца!

Майе пришло в голову, что Микоу наверняка устал. Она достала из кармана мешочек с китайским горошком, который получила от дедушки. Дракончик проглотил сразу три горошины, сказал «ап-чхи!», и из носа у него вылетели два фиолетовых облачка. Он мигом взбодрился и потёр лапами мордочку, потому что сам немножко испугался собственного чиха.

На одном из камней Тау заметил паучка Кафку.

– Кафка, и ты здесь? – радостно воскликнул он.

– Ну что, пришли? – уклончиво поинтересовался человечек-паучок и указательным пальцем вывел на камне: «Ну что, пришли?»

– Мы прилетели вместе с Микоу, – начал Тау. – Наш дедушка Друс…

– В таком случае, – перебил его паучок (и тут же записал сказанное), – помните три заповеди: «Ничего не бойся! Ничего не жди! Ни о чём не проси!»

Входя в пещеру, брат и сестра ещё раз повторили заповеди паучка Кафки. Вдруг они их забудут и не смогут помочь дедушке?!

Но, достигнув каменных ворот, они всё же испугались. Прямо перед ними, свернувшись колбасой, возвышался невероятно большой красный дракон. Ворота были высечены из красного камня, который отлично сочетался с цветом кожи могучего существа.

– Не бо-ять-ся… – пропищал крошечный Микоу: сам он свернулся калачиком в Майином рюкзаке и носу не показывал.

Дети остановились перед чудовищем. Они ничего не ждали – ни плохого, ни хорошего, потому что понятия не имели, чего обычно ждут в таких случаях. И ничего не просили, потому что не знали, о чём просят красных драконов. Внутренне они, конечно же, трепетали от ужаса, но не позволяли этому ужасу прорваться наружу: не вопили, не убегали и не падали в обморок. Получается, вели себя так, будто им ничуточки не страшно. Пару раз они глубоко вздохнули и взялись за руки, чтобы поддержать друг друга.

Дракон поднял тяжёлое веко и приоткрыл один глаз. Радужка у него была оранжевая. Зрачок, как у кошки, сузился, чтобы лучше рассмотреть стоящих перед ним человеческих существ.

– Кто вы такие? – тяжело выдохнул дракон. – И зачем пришли?

Детям показалось, что каменные своды пещеры задрожали и вот-вот обрушатся.

Кое-как они объяснили, что случилось с дедушкой. И что нужно им совсем немного: кружку драконьего молока да удар сердца драконьего императора. И что они ничего не ждут и ничего не просят, просто пришли – вот и всё.

Красный дракон закрыл глаз и опустил голову в уютное гнёздышко, которое соорудил из колец собственного тела.

Дети стояли в нерешительности. Они не знали, что делать. И тут каменные ворота приоткрылись. А ведь на их сплошной гладкой поверхности не было ни единой трещинки! Небольшого зазора оказалось достаточно, чтобы худенькие Тау и Майя протиснулись внутрь.

– Так и быть, – пробасил дракон, чуть заметно улыбнувшись. – Пропущу вас. Потому что вы маленькие. А я – самый маленький дракон из всех, с кем вам предстоит встретиться.

– Спасибо, дорогой дракон! – воскликнула Майя.

– Самый маленький? – не поверил Тау.

Но дракон не ответил.

«Пчхи!» – раздалось в рюкзаке. И в тот же миг каменные ворота захлопнулись.

III. Зловещие стражи. Принц-дракон. Смерть

Шли они довольно долго, поскальзываясь на каменных плитах. Они почти уже заскучали, как вдруг впереди увидели такого громадного дракона, что ворота, которые он охранял, за ним были едва видны: чудище почти полностью их загораживало.

Новый дракон был куда крупнее предыдущего, а четыре кургузые лапки придавали ему сходство с уткой или утконосом. Туловище ярко-апельсинового цвета, покрытое блестящей чешуёй, казалось созданным для плавания под водой. А ещё он был с ног до головы мокрый: по камням и известковым стенам пещеры стекала вода, сливаясь в ручейки. Под брюхом у дракона натёк целый прудик.

Чудище дремало. Наверняка ему снилось купание: всё его тело слегка извивалось, лапки подёргивались, а на морде расцветала блаженная улыбка.

– Эй! Становиться водой! – донеслось из рюкзака.

– А ведь это идея, – зашептала Майя. – Учил же нас Дядюшка Дуб превращаться в скалу и дерево!

– Во-да! Толь-ко во-да!

Дети сосредоточились. Это было несложно: главное – перестать о чём-либо думать. И представить себя струйкой воды, которая сбегает по спине дракона. А если дело заладится, то ручьём или дождём.

Не переставая сосредотачиваться, Тау и Майя услышали грохот морского прибоя – с таким звуком отворились тяжёлые ворота.

Дети осторожно, на цыпочках, двинулись мимо драконьей морды. Сквозь приоткрытые веки виднелись закатившиеся глаза спящего зверя. Изумрудного цвета, подрагивающие – они напоминали два небольших озерца.

За воротами детей ждало настоящее пекло. Под ногами хрустел песок, как в пустыне, а над головами висел купол из розового кварца, который будто бы излучал зной. Дети мигом вспотели и думали лишь об одном: где бы достать воду. Маленький Микоу спал в рюкзаке. А может, потерял сознание.

Новый дракон, который повстречался им на пути, сидел скрючившись в три погибели, чтобы не проломить розовый купол. Но, несмотря на огромный рост, улыбнулся он вполне приветливо. Этот дракон был огненно-жёлтый, словно завиток пламени, а из глаз его вылетали искры. Он так сильно раскалился, что песок вокруг него плавился, и казалось, тело чудища омывает жидкое золото. Он был раза в два крупнее предыдущего и в четыре раза больше первого – только сейчас дети поняли, что тот, первый, действительно представлял собой довольно мелкий экземпляр.

Жёлтый дракон заговорил. Он едва открывал пасть, но голос, отражённый кварцевым сводом пещеры, гремел так оглушительно и раскатисто, что дети испугались, не лопнут ли у них барабанные перепонки.

– Куда путь держите? – спросило чудище.

Майя и Тау ответили то же, что и в первый раз. Они вежливо объяснили, кто такие и чего ищут. И даже добавили два слова про дедушку Друса.

– А вам не страшно? – спросил дракон, улыбаясь ещё шире и приветливее.

– Конечно, страшно, – призналась Майя. – Но, видишь ли…

– Нам страшно, но мы не боимся! – нашёлся Тау.

– О-хо-хо… – засмеялся дракон. – А чего тут бояться? Я обычный дракон средних размеров. Мне и лет-то всего ничего: миллион! Проходите смелее, раз уж вам понадобилось, маленькие недотёпы. Дракон, который поджидает вас впереди, настолько велик и могуч, что даже я ни разу не осмелился заглянуть ему в глаза! А всё потому, что я, признаться честно, побаиваюсь… Как вы сказали: боитесь, но вам не страшно? О-хо-хо…

Он тяжело попятился.

– Вперёд, проходите. Для меня вы крошечные блохи!

Золотые, с огненным отсветом, ворота медленно приоткрылись. Когда дети осторожно входили под низкие своды, дракон их обнюхал, шумно втягивая носом воздух. Он пригнул голову, и по его шее пробежали языки пламени.

– Ваша светлость… – пробормотал он.

Майя и Тау решили, что чудовище над ними смеётся, и даже слегка обиделись, хотя вслух ничего не сказали.

Следующая пещера выглядела более уютно. Она была зеленоватой и прохладной, как лес, здесь гулял ветерок. Дети больше не изнывали от зноя, и пить им не хотелось. Время от времени земля как будто подрагивала, а ветер в эти мгновения усиливался. Стены, выложенные настоящими изумрудами, излучали ровный, спокойный свет, похожий на зелень Дядюшки Дуба.

– А где же дракон? – удивился Тау.

Нефритовые ворота в конце пещеры были приоткрыты. Но никакого дракона дети не увидели. Маленький Микоу высунул мордочку из рюкзака. С каждым шагом он делался тяжелее. Майя тащила рюкзак с большим трудом.

– Мы в серд-це боль-шого зе-лё-ного дра-кона! – проговорил Микоу.

Дракон оказался так велик, что дети теперь шагали прямо внутри его сердца. Очевидно, это было доброе сердце: детей оно приняло как нельзя более радушно. Тау и Майя не могли поверить тому, что видели. «Ваша светлость…» – эхом отражалось от стен. Может, это всё ещё смеялся жёлтый дракон? Или голос раздавался у них в голове, да так громко, что его было слышно?

За открытыми воротами мерцали звёзды. Синеватый туман, прозрачный и чистый, плыл над горами, клубился кольцами. Этот полный гармонии пейзаж напоминал старинную китайскую живопись. А если прислушаться, можно было различить едва уловимые мелодии и песни на всех языках, какие только существуют в мире.

– Похоже, здесь нет дракона, – вздохнула Майя.

Маленький Микоу захихикал, чихнул и сказал:

– Все э-ти го-ры – э-то и есть о-дин бе-лый дра-кон… Знать всё о-бо всём…

– А как через них перебраться? – спросил Тау.

– Си-ний дра-кон! – позвал маленький Микоу.

– Да, но сказал же паучок Кафка: «Не просите».

– Си-ний дра-кон! – настаивал Микоу.

«Смотрите: принц, принц…» – повторяли на разных языках голоса, рождавшиеся в глубине гор.

Внезапно от тумана отделилось облачко, подлетело к детям и опустилось прямо на них.

Они почувствовали, как неведомая сила подняла их в воздух и понесла. Видно ничего не было: обзор загораживала ледяная изморозь. Но вскоре воздух стал чуточку теплее. Дети закрыли глаза. Когда же они вновь их открыли, то обнаружили вокруг себя равнину всё того же синеватого цвета, но более насыщенного и густого. Похоже, они очутились внутри сияющего облака. Над головой простиралось фиолетовое небо, глубокое и ясное. Перед ними стоял небольшой трон, сделанный словно из самого солнца: смотреть на него было почти невозможно. И вообще, всё вокруг казалось до того ярким, светлым и радостным, что Тау и Майя не могли широко открыть глаза – такое сияние исходило от этого удивительного места.

– Осторожно, Микоу! Береги глаза! Ты очень нежный, – повторяли дети.

Однако дракончик повёл себя неожиданно: он вылез из рюкзака и заковылял, уверенно виляя хвостом из стороны в сторону и переставляя короткие кривые лапки – ни дать ни взять взрослый могучий дракон. Он направлялся прямиком к сияющему трону.

– Микоу, вернись! – закричали дети.

Но никто не остановил бы преисполненного решимости дракона. И вскоре он исчез в ярком сиянии трона.

Дети отошли в сторону, прикрыли ладонью глаза и вновь посмотрели вслед исчезнувшему дракончику. Тут их взору открылось нечто невероятное.

Маленький Микоу взгромоздился на трон. Оказывается, тот был выполнен в точности по его меркам!

– Микоу, что ты делаешь?

– Я не прос-то Ми-ко-у, – засмеялся дракончик. – Я принц дра-ко-нов Ми-ко-у!

Удивление детей его позабавило: стоя на троне, он переминался на коротеньких лапках, взмахивал крылышками, моргал и хихикал.

– Ап-чхи! – Из носа дракона вылетели синие искры.

– Ап-чхи! Ап-чхи! – не унимался дракон.

Дети не могли опомниться от изумления: их малыш Микоу действительно самый настоящий драконий принц!

– Но значит, ты самый сильный? – спросили дети.

Дракон пораскинул мозгами и что-то сосчитал, загибая пальцы на жирненьких трёхпалых лапах.

– Нет, – решительно заключил он.

И добавил, что существует ещё «седьмой дракон»: он и есть самый сильный. Этот дракон – его родители.

– А твои родители тоже невидимые?! – воскликнула Майя.

– О-ни у те-бя пе-ред но-сом! – улыбнулся дракончик.

Оказывается, мамой Микоу была сама планета Земля, а папой – весь Космос. Величайшие звёзды служили глазами для отца Микоу, а целые галактики – сердцем. Раз так, они и правда день и ночь находились у Майи и Тау перед носом!

Тут Тау пришла в голову одна мысль:

– Но получается, когда твои родители умрут, драконьим императором станешь ты?

Дракончик Микоу так захохотал, что схватился за живот и чуть не свалился с трона. Потянулся передними лапами, затем задними и сказал:

– Ап-чхи! Нет смерть! Пе-ре-ме-ны! Пе-ре-ме-ны! – Видимо, он хотел пояснить, что на самом деле никто не умирает, а всего лишь меняется. – Сей-час мы здесь, по-том там! Се-год-ня ты ма-лень-кий дра-кон, за-втра боль-шой! За-втра им-пе-ра-тор! И-ли ма-ма зем-ля! Ап-чхи!

– Они не умирают, как мы?

– И ты. И ты не ум-рёшь. Пе-ре-ме-ны!

Микоу зевнул.

– Ах, прекра-а-ас-ный мир! Прек-рас-ный и ог-ром-ный! – сказал он.

И принялся устраиваться на троне, переминаясь на своих трёхпалых лапках. А потом икнул: «Ик! Ик!»

По правде сказать, Тау и Майя так и не поняли, что имел в виду дракон. Но, так или иначе, они чувствовали, что его слова действуют на них успокаивающе, а значит, наверняка означают что-то хорошее. Возможно, в один прекрасный день они поймут. Как много чудесного увидели они за такое короткое время!

Дракон меж тем ворочался на троне, не в силах справиться с икотой. В какой-то миг он икнул так сильно, что шлёпнулся на пол. Но тут же поднялся и залез обратно.

– Чхи! – сказал он и свесил голову.

– Микоу! – позвал Тау.

Внезапно живот дракончика надулся, грудь сделалась выпуклой. А рот открылся.

– Ик! – икнул он на этот раз очень громко.

И вдруг изо рта у него выскочило белоснежное яйцо.

– Дер-жи-те! Де-душ-ка Друс!

Взяв яйцо в руки, дети ощутили, что оно подрагивает, будто внутри стучит маленький барабан: «Бум! Бум, бум!» Всё ясно: это и есть биение драконьего сердца. Необходимое, чтобы спасти дедушку.

Тут дракон весь подсобрался и уселся на своём троне. Откуда ни возьмись в его передних лапках появилась стеклянная бутылочка, внутри которой плескалась какая-то жидкость.

– Дра-конь-е мо-ло-ко! Выс-ше-го ка-чест-ва! Де-душ-ка Друс!

Тау и Майя захлопали в ладоши. Какой же он всё-таки молодец, их маленький дракончик! Как им повезло! Микоу посматривал на них с гордостью: ему тоже было приятно, что он всем угодил. Хорошо оказаться полезным!

Но все понимали, что пора возвращаться. Микоу приказал детям ухватиться за его хвост: он доставит их домой. Дети поступили так, как он велел. И отправились в обратный путь. Они летели по воздуху, то и дело обмениваясь изумлёнными восклицаниями. Внизу, на земле, которая снова была далеко-далеко под ними, проносились леса и деревушки, населённые необыкновенными людьми и животными, причудливые ландшафты, климатические зоны и всякие природные чудеса. Их путь озаряли яркие всполохи, которые вырывались из ноздрей Микоу, стоило ему чихнуть. Чтобы дракон чихал почаще, дети тихонько щекотали его за ушком.

Искры, рассыпанные Микоу по небу, видели лишь дети да ротозеи, которые только и знают, что любоваться облаками.

IV. Ахаб

Дедушка Друс страшно обрадовался возвращению внуков! Прежде чем выпить драконье молоко и проглотить яйцо с биением драконьего сердца (предварительно стукнув его тупым концом об стол, чтобы не повредить при очистке от скорлупы), дедушка привёл себя в порядок, надел парадный костюм, высунул голову в окошко и запел.

– Пусть Дядюшка Дуб узнает, что у нас всё хорошо, – пояснил он.

Редкие прохожие, оказавшиеся на улице, испуганно посматривали вверх, на окна. Пение Друса лишь отдалённо напоминало арии в исполнении Дядюшки Дуба. Скажем прямо: пел дедушка просто ужасно. Но он был не виноват в отсутствии голоса и слуха, да и вообще цель оправдывает средства. Так что не будем заострять внимание на этой несущественной детали.

На другой день дедушка бодро расхаживал по всему дому, заказал себе вкусный обед, а потом закрылся на чердаке, строго-настрого наказав, чтобы его не беспокоили.

– Надо бы мне почитать про драконов, – пояснил он. – А то получается, что вы теперь знаете куда больше моего!

Польщённые Тау и Майя переглянулись. Они гордились своим сумасбродным, но таким гениальным дедушкой, однако не в меньшей степени гордились собственным путешествием в глубь драконьего сердца, куда их доставил самый крошечный представитель мира драконов, а в действительности – принц.

Маленький Микоу, отдохнув пару дней, захотел отправиться с Тау и Майей к Дядюшке Дубу. Ему было интересно наконец увидеть легендарное дерево.

Спустившись в колодец, они обнаружили, что им приготовили тёплую встречу: Петибертус, медведь Умбертус и медведь Марти сидели возле скалы, дожидаясь их появления. На радостях Микоу бросился обнимать Петибертуса, так что бедный медвежонок от неожиданности повалился на землю. Вместе они покатились вниз по отвесному холму – прямо к цветам и лужам. А уж как они хохотали и кувыркались, садились друг другу на живот, дёргали за уши и хвост и щекотали травинкой в носу, чтобы заставить чихнуть!

– Они что, знакомы? – недоумевали дети.

– Ещё бы! – ответил медведь Марти. Он подбежал к детям, поднял их с земли и подбросил в воздух аж на три метра. Упали они точно в лапы медведя Умбертуса – в самые сильные и одновременно нежные объятия, которые когда-либо видели эти леса. – Малыш Микоу рождается на земле не впервые! Он давний друг Дядюшки Дуба.

– А, мелкие дракончики, – поприветствовала их Кассандра. – Но не огорчайтесь: будут драконы и покрупнее! Драконье пузо, его ни с чем не спутаешь!

Дядюшка Дуб, мисс Дикинсон, Мальчик Йогурт и Ванильная Девочка – все выглядели так, будто с момента расставания с Тау и Майей миновало не более часа.

На этот раз Дядюшка Дуб пустил корни рядом с высокой осиной, которая казалась спящей – такой покой исходил от её круглых синеватых листочков.

– Это Тётушка Осина, – сказал Мальчик Йогурт. – Она не умеет разговаривать с нами, как Дядюшка Дуб. Но между собой они беседуют. Дядюшка Дуб утверждает, что лет через тысячу Тётушка Осина научится говорить не хуже его, но пока ей и так неплохо.

Набежавший ветерок качнул ветки Тётушки Осины. Дерево задрожало, будто услышало разговор. По земле пробежала кружевная тень, в которой запутались солнечные зайчики: старая осина приветствовала друзей как умела. Из тёмной и таинственной глубины леса выглянули семья белок, две сони, ласка, две летучие мыши и одна заспанная сипуха; показались два неизвестно чьих рога, вылетели галка, дрозд с белой грудкой, дюжина синиц, зеленушки, славки, певчий дрозд; выбежали целые семьи жуков, полчище муравьёв, сороконожки и самые разные пауки, каких только можно встретить в здешних широтах, – дети с любопытством наблюдали, как течёт жизнь природы.

Шли дни. Дядюшка Дуб попросил Тау и Майю, чтобы они не слишком спешили обратно и погостили подольше. Пока они здесь, в их мире пройдёт совсем мало времени. А они увидят много чудесного. И может быть, что-то из увиденного когда-нибудь им пригодится.

Маленький Микоу целыми днями где-то летал, наводя ужас на окрестности, и шкодил.

Но однажды случилось несчастье: малыш вернулся с тяжёлой раной.

Сначала послышались горестные стенания Петибертуса, затем жалобный плач. Но вот появился и сам Петибертус: на загривке он нёс раненого Микоу. Все забегали, засуетились. Что с драконёнком? Он жив? Дышит?

К счастью, малыш был жив, но случилось ужасное: ему оторвали крыло. Раненого перенесли в комнату мисс Дикинсон.

В тот вечер из сбивчивых объяснений Петибертуса, то и дело прерываемых возгласами досады, и благодаря бесконечному терпению медведя Марти, который как мог переводил невнятное бормотание медвежонка на понятный язык, они узнали следующее.

Бегая по лесу и играя, Петибертус и дракончик в конце концов оказались на каменистом берегу мелкой речушки, которая тихо текла неведомо откуда и куда. Чуть поодаль на поляне возвышался большущий камень-песчаник, настоящая скала. И хотя сердце подсказывало дракону, что приближаться к камню не стоит, второе его сердце, больше всего на свете любившее узнавать новое, советовало ему не бояться. Да-да, у драконов, как у некоторых других особенно искренних и пылких существ, имелось не одно, а целых два сердца. Наверняка странная скала для того и стоит на полянке, чтобы её покорил принц Микоу.

Пока они с Петибертусом резвились на скале, всё было хорошо. Но потом они задремали, и тут мир перевернулся. Он перевернулся в буквальном смысле слова: началось настоящее землетрясение. Один из подземных толчков расколол старую скалу. Из разлома, образовавшегося посередине, показалась огромная голова с широко разинутой красной пастью и ринулась прямо на них. Микоу успел подхватить Петибертуса, который всё ещё спал, и, сжимая лапами загривок медвежонка, подняться в воздух. Оказывается, огромный камень был не песчаной скалой, а головой дракона. И двигалась она с немыслимой скоростью. Один щелчок пастью – и дракончик лишился крыла.

Обнаружив на спине ужасную рану, Микоу издал душераздирающий вопль. Задрожали листья на деревьях, разошлись облака, четыре пролетавших мимо воробья без чувств упали на землю, а Дракон Песчаного Камня от удивления замер, забыв закрыть пасть. А потом потерял сознание и сам Микоу. Теперь уже Петибертус как мог потащил его домой.

В тот вечер Дядюшка Дуб то и дело протяжно вздыхал – такие звуки издаёт ветер, не стихающий ни на минуту в долгие зимние ночи. Казалось, он тихонько зовёт кого-то на помощь. Через некоторое время на зов, раскачивая ветви, явились четыре ветра: они подхватили жалобы старого дуба и на четырёх языках разнесли их по свету.

Дядюшка Дуб призвал всех рассесться вокруг очага: началось общее собрание. Обсудили происшествие, поохали, поахали, а затем старый дуб сообщил, что к ним уже спешит подкрепление и очень скоро помощь придёт.

К ужину почти не притронулись. Все страшно переживали за жизнь Микоу, сидели неподвижно и не отрываясь смотрели на языки пламени. Вдруг в небе над их головами послышались непонятные звуки, словно включился какой-то механизм. Затем будто бы раздался удар плетью, и наконец земля содрогнулась, точно с высоты на неё упало что-то очень тяжёлое, причём совсем рядом с костром.

Из сумерек вышел Ахаб, охотник на драконов.

Его сопровождал верный дракон Ху Лун, невероятно обаятельное существо.

Ахаб был высок ростом и, казалось, весь состоял из сухожилий, костей, мышц и шрамов. Его смуглое обветренное лицо тоже пересекали три глубоких шрама. Один глаз был пронзительно-зелёный, другой непроницаемо-чёрный. Как будто в хозяине жили две души. Густая чёрная борода с проседью поблёскивала, как кожа Ху Луна. Длинные волосы были заплетены в тонкую косицу, которая сбегала от затылка по спине, напоминая змею. Некогда чёрные как смоль волосы посеребрила седина. Высокие сапоги и кожаные доспехи испещряли царапины, порезы и прорехи. За спиной висели лук из буйволиного рога, колчан из клыков гигантского кашалота, два коротких меча и большая тяжёлая праща[3]3
  Праща – древнее оружие для метания камней. Здесь и далее прим. ред.


[Закрыть] из железа и кожи. Набор оружия завершали два кинжала с тяжёлыми костяными рукоятками. Левая рука у охотника казалась крупнее и мощнее, чем правая, и выглядела необычно: эта рука была механической. Винты и пружины проступали между полосками задубевшей кожи – охотник даже не пытался скрыть, что рука у него ненастоящая. Правое бедро охотника покрывала не человеческая кожа, а драконья чешуя тёмно-фиолетового цвета. Когда Ахаб улыбался – что случалось чрезвычайно редко, – он показывал неровные зубы, некоторые были острее и крупнее остальных.

Мисс Дикинсон вышла ему навстречу. Ахаб тоже сделал шаг вперёд. Ху Лун деликатно отошёл в сторонку. Он не хотел им мешать. Рядом с крошечной мисс охотник выглядел таким огромным, что казалось, одно неловкое движение – и он её раздавит, как мышонка. А в следующий миг Ахаб отвернулся, словно желая спрятать свой изумрудный глаз от дамы, которая, возможно, не привыкла к такому зрелищу. Глаз был не человеческий – драконий. Медведь Умбертус при появлении охотника вытянулся в струнку: судя по всему, ничего хорошего он не ждал. Ху Лун нервно застучал хвостом, не сводя с медведя настороженного взгляда.

Внезапно Ахаб взял мисс Дикинсон за руку. Ко всеобщему удивлению, она не отпрянула и руки не отняла. И даже нисколько не смутилась. Её крошечная белая ручка в его огрубевшей ладони казалась бабочкой! Медленно, очень медленно наклонившись, Ахаб поднёс эту ручку к губам и поцеловал тонкие нежные пальцы. Он пригнул голову так низко, что теперь глаза его смотрели прямо в глаза мисс Дикинсон.

– Мисс Дикинсон, – заговорил он хриплым низким голосом, прозвучавшим удивительно нежно, даже робко. – Я очень скучал.

Жестом мисс Дикинсон попросила охотника выпрямиться, приподнялась на цыпочки и чмокнула его в щёку.

Кто из этих двоих покраснел сильнее? В слабом свете костра и не разглядеть.

Теперь Ахаб казался робким мальчиком. Он будто бы вернулся в прошлое – превратился в ребёнка с огромными глазами и тонкими руками и ногами, которому по странному капризу судьбы суждено было родиться на маленьком острове с незамысловатым именем Каменный. Хотя некоторые моряки называли его Остров Скала, Чёрный утёс или же просто Остров, не нанесённый на карту. Туманы и дыхание небольшого вулкана часто окутывали родину Ахаба непроницаемой дымкой, в воде у берега прятались опасные острые рифы, поэтому для жителей Большой земли острова как будто не существовало. Однако они знали, что затерянный на морских просторах Каменный остров обитаем. Было известно и то, что крепкие отважные островитяне, чья кожа смугла и покрыта шрамами, выходили на маленьких судёнышках ловить рыбу. Иногда они подплывали к крупным судам, проходившим неподалёку, и меняли улов на продукты, оружие, посуду. Но никто по собственной воле не причаливал к берегам Каменного. Только безумец или отчаянный искатель приключений мог отважиться подплыть к этой негостеприимной земле. А ещё птицы охотно вили гнёзда и чувствовали себя на острове в полной безопасности. Иногда с его берегов доносились пронзительные крики – это кричали птицы, нашедшие приют на Каменном острове.

Ходили легенды, что на Каменный остров переселились последние женщины Спарты[4]4
  Город-государство в Древней Греции, где существовала крайне строгая система воспитания детей. С 7 лет мальчиков забирали у родителей и отдавали в отряды, где в суровых условиях из них готовили сильных, храбрых, выносливых воинов. Грамоте почти не обучали. Целыми днями мальчики занимались физической и военной подготовкой и разучивали песни, с которыми спартанцы шли в бой.


[Закрыть], а с ними дети и подростки, из которых выросли самые закалённые воины, когда-либо существовавшие на земле. Ни один народ не был так жесток со своими детьми. И никто не служил так слепо и беззаветно искусству войны. Первые обитатели чудом выжили на Каменном острове, таком же диком, как они сами.

Словом, не было места печальнее, чем то, где родился мальчик по имени Ахаб. Ахаб Заколдованные Глаза, как его часто называли соседи.

Никто ни разу не спел ему колыбельной. На Каменном острове звучали лишь военные песни, и исполняли их не женщины, а хор воинов, которых муштровали боевые командиры. Если переврать всего одну ноту (надо заметить, такое водилось за Ахабом: заслушавшись красивой мелодией, он иногда тянул ноту слишком долго), это каралось двумя днями без пищи, а иной раз виновника отправляли стеречь Южные Рифы.

Возле Южных Рифов волны достигали такой высоты, что стражнику приходилось приковывать себя цепями, чтобы его не унесло в море. Юноши, отправленные на эти дальние рубежи, не роптали, а, наоборот, гордились наказанием. Будущий воин становился выносливым, как морской тритон. Ахаб тоже мужественно сносил суровое наказание, но после обычно сильно простужался.

С детства он слышал истории о подвигах великих воинов Каменного острова. Истории эти сплошь состояли из наставлений, советов, положительных примеров, угроз и запретов. Обычных сказок, которые так любят дети, юным островитянам не рассказывали.

Когда маленький Ахаб заболевал, когда после драки его руки и ноги покрывались ссадинами и синяками, а из носа текла кровь, родители не утешали сына. Лечение же всегда было одно: морская вода и приказ не раскисать.

– В следующий раз бей первым! – вразумляли его.

Или:

– Действуй быстрее!

– Ударяй сильнее!

– Не будь слабаком! – внушал старший брат, который был не просто воином, но одним из командиров детской охоты. То есть не давал слабину ни при каких обстоятельствах.

– Ты обязан пробудить в себе боевой инстинкт, у воинов нашего рода он в крови! Мой младший сын не имеет права позорить семью! Что, что я сделал не так? – сетовал отец Ахаба, видя, что младший сын не оправдывает его ожиданий.

Иногда, чтобы спрятаться от бдительных глаз родителей и брата, маленький Ахаб убегал в горы. Он залезал на дерево, устраивался на ветке поудобнее и погружался в раздумья. Он с тревогой ждал своего девятого дня рождения. В этот день ему предстоит участвовать в Большой Охоте, которая устраивалась в честь Праздника Весны.