Текст книги "Завещание чудака"

Глава X. РЕПОРТЕР В ПУТИ

– Да, господа, да! Я смотрю на этот матч Гиппербона как на одно из самых изумительных национальных явлений, которое обогатит историю нашей славной страны! После войны Северных штатов с Южными за Независимость, после провозглашения доктрины Монроэ (Доктрина Монроэ – принцип, провозглашенный президентом США Монроэ в 1823 году: «Америка для американцев». Доктрина Монроэ направлена против вмешательства европейских государств в дела Американского континента.) проведения в жизнь билля Мак-Кинлея – это самое значительное событие, созданное фантазией одного из членов Клуба Чудаков, событие, которое сосредоточило на себе всеобщее внимание.

Так говорил Гарри Кембэл, обращаясь к пассажирам того поезда, который 7 мая вышел из Чикаго. Главный репортер газеты Трибуна, преисполненный радости и надежды, шагал сначала по центральному проходу от одного конца вагона к другому, все время безумолку болтая и произнося высокопарные фразы, а потом перешел по тамбуру, соединяющему вагоны, в соседний и стал так путешествовать по всему поезду, мчавшемуся на всех парах по южному берегу озера Мичигана. Гарри Кембэл ехал один. Выразив благодарность тем из своих товарищей, которые предложили его сопровождать, он не принял их предложения. Нет, он поедет один, даже без слуги, один, совершенно один! Как вы видите, он не хотел путешествовать инкогнито, как Макс Реаль или Герман Титбюри. Он ничего ни от кого не скрывал и охотно написал бы на своей шляпе: «Четвертый партнер матча Гиппербона! «

Его провожала на вокзал многочисленная толпа с криками «ура» и с пожеланиями счастливого пути. Он был так возбужден, так самоуверен, его все знали как человека очень решительного, смелого и ловкого, что многие тут же начали держать за него пари. За него ставили один против двух и даже против трех, что льстило ему, ибо он считал это для себя хорошим предзнаменованием.

Но если Гарри Кембэл отказал своим друзьям в просьбах сопровождать его в переездах по Союзу, то он отнюдь не имел намерения, – в чем нетрудно было уже убедиться, – сидеть в полном одиночестве в своем углу, погруженным в собственные мысли, ни с кем не говоря ни слова. Наоборот, все путешественники, с которыми сталкивала его судьба, становились его товарищами. Он принадлежал к тем людям, которые думают только тогда, когда говорят, сказать же, что во время своего пути он был скуп на слова, было, конечно, невозможно. Ни на слова, ни на деньги! Касса богатейшей Трибуны была для него открыта, и он всегда мог возместить свои расходы всевозможными интервью, описаниями, рассказами, статьями всякого рода. Различные перипетии матча должны были доставить ему богатый материал.

– Но, – обратился к нему один из путешественников, янки с головы до ног, – не придаете ли вы слишком большого значения партии, придуманной Вильямом Дж. Гиппербоном?

– Нет, – ответил репортер, – я считаю, что такая оригинальная идея могла зародиться только в ультраамериканском мозгу.

– Вы совершенно правы, – сказал на это толстый коммерсант из Чикаго, – все Соединенные штаты потеряли сейчас голову, и в день похорон можно было убедиться, какую популярность приобрел покойный на другой день после своей смерти.

– Мистер, – обратилась к говорившему пожилая дама, сидевшая в своем уголку закутанная в плед, с искусственными зубами и в очках, – а вы тоже участвовали в процессии?

– Да, и мне казалось, что я тоже один из наследников нашего славного гражданина – ответил не без гордости'коммер-сант из Чикаго. И я более чем счастлив, встретив на своем пути в Детройт одного из его будущих наследников.

– Вы едете в Детройт? – спросил Гарри Т. Кембэл, протягивая ему руку.

– В Детройт, Мичиган.

– В таком случае, я буду иметь удовольствие сопровождать вас до города, которого ждет такое блестящее будущее. Я его еще не знаю, но очень хочу знать.

– У вас нехватит на это времени, – заявил янки так поспешно, что его можно было принять за одного из держателей пари. – Это значило бы удлинить ваш маршрут, и я повторяю, что у вас нехватит на это времени.

– Всегда можно на все найти время, – ответил Гарри Т. Кембэл таким уверенным тоном, что еще больше расположил к себе всех присутствующих.

Гордые тем, что среди них находится пассажир с таким темпераментом, они огласили вагон громкими криками»ура», которые были услышаны в самом конце поезда.

– Мистер, – обратился к Кембэлу пожилой священник в пенсне, пожиравший репортера глазами, – довольны вы этим первым ударом игральных костей?

– И да и нет, ваше преподобие, – ответил журналист почтительным тоном, – Да – потому что мои партнеры, уехавшие до меня, не ушли дальше второй, восьмой и одиннадцатой клеток, тогда как я выпавшими на мою долю очками – два и четыре – отослан в шестую клетку, а оттуда в двенадцатую. Нет – потому что эту шестую клетку занимает штат Нью-Йорк, в котором, как гласит легенда, «есть один мост… », и этот мост – через водопад Ниагару. Ну, а водопад Ниагара мне чересчур хорошо известен. Я уже раз двадцать там был! .. Слишком уж это избито, повторяю; так же, как американский и канадский водопады, как Пещера Ветров, как Козий остров! .. К тому же это чересчур близко от Чикаго! .. Мне хотелось бы поездить по всей стране, побывать во всех четырех углах Союза, отмахать тысячи миль…

– Но это при условии, что вы всегда в назначенный день и час будете на месте… – сказал священник.

– Разумеется! Будьте уверены, что ничто никогда не заставит меня запоздать хотя бы на одну минуту!

– Но мне кажется, – заметил находившийся среди публики торговец консервами, свежий цвет лица которого говорил в пользу его товара, – мне кажется, что вы могли бы себя поздравить, так как после того, как вы ступите на территорию штата Нью-Йорк, вам надо будет направиться в Нью-Мексико… А они не так уж близко один от другого…

– Ну, – воскликнул репортер, – ведь их разделяют всего несколько сотен миль!

– Да, если только не быть посланным в крайний пункт Флориды или в какую-нибудь пограничную деревушку штата Вашингтон…

– Вот этого мне и хотелось бы! – объявил Гарри Т. Кембэл. – Пересечь всю территорию Соединенных штатов с северо-запада на юго-восток! ..

– Но разве эта шестая клетка, в которой имеется «мост», не обязывает вас уплатить штраф? – спросил священник.

– Ба, тысячу долларов! Вот уж что не разорит Трибуну! Со станции Ниагара-Фоле я по телеграфу пошлю туда чек, который газета поспешит, конечно, оплатить… – И тем охотнее, – прибавил янки, – что этот матч Гиппербона для них является делом…

– Которое к тому же превратится в очень выгодное дело, – ответил уверенным тоном Гарри Т. Кембэл.

– Я в этом так убежден, – сказал коммерсант, – что если бы держал пари, то держал бы за вас…

– И вы хорошо сделали бы, – ответил репортер. Можно судить по этим ответам, что уверенность Кембэла в своем успехе можно было сравнить только с уверенностью Джовиты Фолей в успехе ее подруги Лисси Вэг.

– А не думаете ли вы, – спросил священник, – что среди ваших конкурентов есть один, которого, по моему мнению, следует опасаться более всех других?

– Кого же именно?

– Седьмого, мистер Кембэл, того, который значится под инициалами X. К. Z.

– Этого «партнера последней минуты»? ! – воскликнул журналист. – Ну, что вы! Он только ловко пользуется всей той таинственной обстановкой, которой его окутали. Это своего рода «Человек в маске», так любимый всеми зеваками! Но в конце концов его инкогнито раскроется, и если бы даже он оказался самим президентом Соединенных штатов, то и тогда все равно не было бы никаких оснований бояться его больше, чем кого-либо другого из этих «семи».

Было почти невероятно, чтобы этот седьмой, на котором завещатель остановил свой выбор, оказался президентом Соединенных штатов. Но в Америке никто не нашел бы ничего неприличного и в том, что первое лицо в Союзе вступило в борьбу с целью оспаривать у своих конкурентов состояние в шестьдесят миллионов долларов.

Около семисот миль отделяют Чикаго от Нью-Йорка, но Гарри Кембэлу надлежало сделать только две трети этого пути, не заезжая в этот огромный американский город, что ему вовсе и не улыбалось, так как он знал его еще лучше, чем те знаменитые водопады, куда он теперь отправлялся.

Покинув Чикаго и обогнув озеро Мичиган, поезд достиг штата Индиана, граничащего с Иллинойсом, и стал подниматься по дороге, которая шла в гору вплоть до самого города Мичиган-Сити. Несмотря на свое название, этот город, однако, не принадлежит к штату того же имени и является одним из портовых городов штата Индиана.

Если самонадеянный репортер избрал этот путь из целой сети других железнодорожных путей этого района, если он проехал Нью-Буффало, если он остановился всего на несколько часов в Джексоне, важном фабричном центре с двенадцатью тысячами жителей, если он продолжал двигаться все дальше и дальше на северо-восток, то это потому, что он решил посмотреть Детройт, куда и прибыл в ночь с 7 на 8 мая.

На следующий день, после недолгого сна в комфортабельной комнате одной из городских гостиниц, откуда известие о его приезде быстро распространилось по всему городу, он с самого утра получил горячие приветствия от множества любопытных, вернее симпатизирующих ему людей, решивших весь этот день ходить за ним по пятам. Может быть, он не раз пожалел о невозможности скрыться под строгим инкогнито, тем более что, в сущности, дело шло только о беглом осмотре города. Но как избежать известности и славы и всех связанных с ними неудобств, когда вы являетесь главным репортером Трубины и одним из «семи» матча Гиппербона? !

В результате, окруженный многочисленной и шумной компанией, Гарри Т. Кембэл осмотрел Детройт штата Мичиган, официальной столицей которого является скромный город Лансинг. Это благоденствующий город, выросший из маленького пограничного форта, построенного французами в 1670 году, и названный так по имени пролива шириною в этом месте в четыреста туазов. По этому проливу озеро Гурон несет излишек своих вод в озеро Эри. Напротив возвышается канадский город Виндзор, предместье Лансинга, куда четвертый партнер не заглянул, так как у него едва хватило времени на то, чтобы осмотреть самый Детройт, население которого не превосходит двухсот тысяч человек. Там встретили его с величайшим энтузиазмом и всевозможными пожеланиями, которыми они, без сомнения, с такой же горячностью наградили бы любого из семи партнеров.

Гарри Т. Кембэл в тот же вечер отправился дальше. Если бы ему было позволено воспользоваться железнодорожными путями Канады и пересечь южную часть провинции Онтарио, он мог бы через длинный тоннель, проложенный под рекой Сент-Клэр при ее выходе из озера Гурона, достигнуть более прямым путем Буффало и Ниагары. Но въезд на территорию доминиона Канады был ему запрещен. Поэтому ему надо было доехать до штата Огайо, спуститься к Толедо, быстро растущему городу, построенному в южной части озера Эри, затем по вернуть по направлению к Сандаски, путешествуя все время среди самых богатых виноградников Америки, и, наконец, по восточной береговой линии озера доехать до Кливленда. О, это великолепный город с населением в двести две тысячи, с улицами, обсаженными кленовыми деревьями, с аллеями Эвклида, прозванными Елисейскими полями Америки, с предместьями, расположенными амфитеатром на холмах, с природными богатствами, доставляющими неисчерпаемые запасы нефти, которым мог бы позавидовать Цинциннати! ..

Потом он проехал Эри-Сити, город штата Пенсильвания, и, покинув этот штат на станции Нортвилл, очутился в штате Нью-Йорк, откуда, промчавшись мимо Денкирка, освещенного газом своих природных источников, вечером 10 мая доехал до Буффало, второго по значению города штата, где за сто лет перед тем он встретил бы лишь тысячи бизонов вместо теперешних сотен тысяч жителей.

Несомненно, Гарри Т. Кембэл хорошо сделал, не задержавшись в этом прелестном городе, на его бульварах и аллеях парка Ниагара, у его элеваторов и на берегу озера, в которое вливаются воды водопада. Было необходимо, чтобы ровно через десять дней – последний срок – он предстал своей собственной персоной в Санта-Фе, столице Нью-Мексико, находившейся на расстоянии тысячи четырехсот миль, из которых не на всех проведены железные дороги.

Вот почему на следующий же день после короткого переезда в двадцать пять миль он уже подъезжал к деревне Ниагара-Фоле.

Что бы ни говорил репортер об этом знаменном водопаде, ставшем теперь слишком известным и слишком индустриализованным, причем индустриализация еще усилится, когда будут укрощены все его шестнадцать миллионов лошадиных сил, все равно ничто не может привлечь к себе столько туристов, сколько привлекает водопад Лошадиная Подкова. Ни горная цепь Адирондайк, представляющая собой совокупность ущелий, узких горных проходов, котловин и лесов, – изумительная территория, которую Союз намеревается превратить в национальный заповедник, – ни заграждения на реке Гудсоне, ни Центральный парк Нью-Йорка, ни его Бродвей, ни Бруклин-мост, так дерзко перекинувшийся через Ист-Ривер, – ничто из всех этих чудес не может сравниться с чудесами знаменитого водопада!

Да! Ничто не может сравниться с этим шумным низвержением вод, мчащихся по Ниагарскому каналу из озера Эри в озеро Онтарио! Это мчится река Св, Лаврентия и, на своем пути разбиваясь об один из утесов Козьего острова, образует два водопада: по одну сторону американский, а по другую – канадский, называемый Лошадиной подковой. И что за изумительное зрелище – эта гневно клокочущая река, ее страшные скачки у подошв двух водопадов и эти глубокие зеленоватые впадины в центре второго из них! А затем река успокаивается и катит свои укрощенные воды на протяжении трех миль, вплоть до моста Сэспенщен-Бридж, где она вновь разрывает свои оковы и превращается в наводящие ужас стремнины.

Когда-то на крайнем выступе скалистого берега Козьего острова возвышалась Террапин-Тоуэр, башня, окруженная до самой своей верхушки облаками распыленной пены, которая днем образовывала солнечные радуги, а по ночам – лунные. Но эту башню пришлось снести, так как водопад за последние полтора столетия отодвинулся почти на сто футов и башня могла свалиться в пропасть. В последнее время пешеходный мост, так смело перекинутый с одного берега бушующих вод на другой, позволяет туристам любоваться двойным течением реки во всей его красоте.

Гарри Т. Кембэл, сопровождаемый многочисленными приезжими – американцами и жителями Канады, прошел осторожно на середину мостика, стараясь не ступать на ту его часть, которая принадлежит доминиону Канада. После провозглашения громкого «ура», подхваченного тысячей восторженных голосов, так что оно было слышно, даже несмотря на шум и гул вод, он вернулся в деревушку Ниагара-Фоле, обезображенную теперь соседством большого количества заводов. Но что прикажете делать, когда вопрос идет о возможности утилизировать миллион тонн в час!

Репортер не отправился бродить по зеленеющим рощам Козьего острова, не спускался к гроту Ветров, спрятанному в лесной чаще острова, и не пожелал скрыться на время за густыми завесами водопада, именуемого Лошадиной Подковой, что можно сделать, только перейдя на канадский берег. Но он не забыл явиться в деревенскую почтовую контору, откуда отправил чек на тысячу долларов на имя нотариуса Торнброка, горрд Чикаго, Чек, который тотчас по предъявлении должен был быть оплачен кассиром газеты Трибуна. После полудня, воздав должное превосходному завтраку, данному в его честь, Гарри Т. Кембэл возвратился в Буффало и в тот же вечер уехал из этого города, чтобы к назначенному сроку завершить вторую часть своего маршрута.

Когда он уже садился в вагон, мэр города, почтенный X. В. Экселтон, сказал ему серьезным тоном:

– Это хорошо удается раз, мистер Кембэл, но не увлекайтесь больше всякими прогулками и поездками, как вы это делали до сих пор…

– А если это доставляет мне удовольствие? – возразил Гарри Т. Кембэл, не любивший никаких замечаний, исходивших даже от таких высокопоставленных лиц. – Мне кажется, что я имею право…

– Нет, мистер Кембэл… Вы так же мало имеете на это право, как какая-нибудь пешка, желающая двигаться, куда ей вздумается, по шахматной доске…

– О! Но ведь я сам себе хозяин, я полагаю? !

– Глубокая ошибка, мистер Кембэл! Вы принадлежите тем, кто держит за вас пари, и в том числе мне, который поставил на вас пять тысяч долларов.

В сущности почтенный X. В. Экселтон был прав, и в собственных своих интересах репортер Трибуны даже в том случае, если бы от этого пострадали его заметки, обязан был думать главным образом об одном: как достигнуть назначенного пункта самым быстрым и коротким путем.

К тому же Гарри Кембэлу совершенно незачем было изучать этот штат Нью-Йорк, в котором он бывал уже столько раз. Железнодорожные сообщения между его центром и Чикаго так же многочисленны, как и просты. Для американцев это дело одного дня, так как их поезда удерживают рекорд пробега одной тысячи миль в сутки.

В общем, Гарри Кембэл не имел основания быть недовольным этим первым ударом игральных коcтей. Разве он не отсылал его из штата Нью-Йорк в штат Нью-Мексико, где его любопытство туриста могло быть вполне удовлетворено? По всей вероятности, каприз игральных костей направит в штат Нью-Йорк еще и других участников матча, которые там еще не бывали, например Германа Титбюри, Лисси Вэг и ее неизменную спутницу Джовиту Фолей.

Штат Нью-Йорк по своей населенности является первым в Союзе (в нем насчитывается не менее шести миллионов жителей), а по своей территории в сорок тысяч квадратных миль – двадцать девятым. Это «главный штат», как его иногда называют, расположенный в форме треугольника, стороны которого составляют прямые линии. Без сомнения, те из партнеров Гарри Кембэла, которые туда приедут, не будут иметь, так же как и он, возможности оставаться там в течение всех пятнадцати дней – периода, отделяющего один тираж от другого. Им придется только очень бегло осмотреть водопад и, побывав на Ниагарском мосту, спешить в Санта-Фе, столицу Нью-Мексико. И если в конце концов они решили бы доехать до Нью-Йорка, то на другие города у них уже не осталось бы времени. А между тем большинство из них стоили бы того, чтобы их осмотреть: Олбани, местопребывание представителей законодательной власти, с населением в сто десять тысяч жителей, гордый своими музеями, школами, парками, своим дворцом, постройка которого обошлась не менее чем в двенадцать миллионов долларов; Рочестер, мукомольный центр, город мануфактурный по преимуществу, развивающий индустрию с помощью энергии водопада Дженесси; Сиракузы, город, богатый солью, добываемой из неисчерпаемых солончаков Онондага, и еще много других городов, которыми штат может справедливо гордиться.

Нужно осмотреть самый Нью-Йорк, возвышающийся между реками Гудсоном и Восточной, расположенный на полуострове Манхаттане, где он занимает сейчас площадь в шестьсот квадратных километров, или двенадцать тысяч гектаров. Необходимо осмотреть его бульвары, его памятники, его тысячи церквей, что не так уж много для миллиона семисот тысяч жителей; собор св. Патрика, выстроенный из белого мрамора; Центральный парк, занимающий площадь в триста сорок пять гектаров, с лужайками, рощами, водами, парк, к которому примыкает большой акведук (водопровод) Кротона; его Бруклин-мост, перекинутый через Восточную реку в ожидании дня, когда будет перекинут такой же и через Гудсон; его порт, торговые обороты которого выражаются цифрой в восемьсот миллионов долларов, и его обширный залив, испещренный островами. Среди них находится и Бедлоэ-Айленд, где возвышается колоссальная статуя Бартольди – Свобода, освещающая Мир. Но, повторяю, все эти чудеса не представляли для главного репортера Трибуны прелести новизны, а потому, посетив водопад Ниагару, он решил впредь не уклоняться от своего маршрута.

Действительно, было уже 11 мая, ему надо было быть в Санта-Фе самое позднее 21 мая ровно в поддень, а как всем известно, два штата, разделенные расстоянием в тысячу шестьсот миль, не могут назваться соседними!

Покидая Буффало, Гарри Т. Кембэл предполагал вернуться в Чикаго, чтобы направиться далее на запад по Центральной Тихоокеанской железной дороге. Но так как не было никакой соединительной ветки, идущей прямо в Санта-Фе, то это было бы ошибкой, ибо ему пришлось бы долго ехать на лошадях по стране с очень плохо налаженным транспортом. К счастью, его сотрудники по Трибуне, ознакомившись основательно с этой частью Дальнего Запада, составили для него маршрут, сообщенный ему телеграммой в Буффало. Телеграмма эта заканчивалась так:

«Не забывайте, что подписавшийся под этой телеграммой поставил на вас сто долларов и что при всяком другом маршруте он рискует их потерять.

Бруман С. Бикгорн, секретарь редакции «

Как же мог тот из «семи», которого так усердно обслуживали друзья, облегчая ему с такой заботливостью исполнение его задачи, – как же мог он не иметь всех шансов явиться первым? Да, без сомнения, но при условии следовать совету почтенного X. В. Экселтона, другими словами, не задерживаясь несвоевременным рассматриванием окружающего.

«Хорошо, мой добрый Бикгорн, этому маршруту я и буду следовать, – мысленно сказал себе Гарри Т. Кембэл, – и не позволю себе ни малейшего от него уклонения. Что же касается железной дороги, то об этом тревожиться нечего. Будь спокоен, любезный секретарь редакции! Если случится какое-либо запоздание, то это произойдет не по моему легкомыслию или небрежности, и твои сто долларов будут так же энергично защищаться, как и пять тысяч его превосходительства главного представителя власти Буффало. Я не забываю, что ношу цвет Трибуны».

Благодаря строго обдуманной комбинации железнодорожного расписания и поездов Гарри Т. Кембэл не спеша, отдыхая по ночам в лучших отелях, проехал за шестьдесят часов шесть штатов – Огайо, Индиану, Иллинойс, Миссури, Канзас, Колорадо – и 19-го вечером остановился на станции Клифтон, на границе Нью-Мексико.

И если репортер пожал там пятьсот сорок шесть рук, то это значило, что в этой маленькой деревушке, затерянной в глубине необозримых равнин Дальнего Запада, было всего только двести семьдесят три двуруких существа!

Гарри очень рассчитывал провести в Клифтоне спокойную ночь, но велико было его разочарование по выходе из вагона, когда он узнал, что по случаю значительных исправлений пути движение поездов будет прервано на несколько дней. А он был еще в ста двадцати пяти милях от Санта-Фе, и на переезд у него оставалось не больше тридцати шести часов. Мудрый Бруман Бикгорн этого не предвидел!

К счастью, при выходе из вокзала Гарри Кембэл столкнулся с субъектом полуамериканского, полуиспанского типа, который как будто его ждал. Увидев репортера, тот три раза щелкнул своим бичом – тройная пальба, применявшаяся им, невидимому, всякий раз, когда он с кем-нибудь здоровался. Потом на языке, напоминавшем скорее Сервантеса, чем Купера:

– Гарри Кембэл? – спросил он.

– Я.

– Желаете ли вы, чтобы я отвез вас в Санта-Фе?

– Желаю ли я этого? !

– Значит, решено?

– Твое имя?

– Изидорио.

– Изидорио! Мне нравится.

– Мой экипаж здесь, готов к отбытию.

– Так едем же. И не забудь, мой друг, что если экипаж двигается благодаря своей упряжке, то на место он прибывает благодаря своему кучеру.

Понял ли испано-американец все то, на что намекал этот афоризм? Возможно.

Это был человек лет сорока пяти – пятидесяти, очень смуглый, с очень живыми глазами, с насмешливым выражением лица, один из тех хитрецов, которые нелегко дают себя провести. А что он был горд тем, что везет важную особу, имевшую один шанс из семи сделаться обладателем шестидесяти миллионов долларов, в этом репортер нимало не сомневался, хотя ничто не было менее достоверно.

Гарри Т. Кембэл ехал в экипаже один. Это не была какая-нибудь почтовая карета, запряженная шестеркой лошадей, а простая одноколка, способная перенести все трудности пути. Она стремительно понеслась по тряской дороге Обэй-Трейль, пересеченной многочисленными ручьями, которые они переезжали вброд. Затем, сделав запас провизии на почтовой станции, они отдохнули ночью несколько часов.

На следующий день на заре одноколка помчалась дальше, сделав около сорока миль через Кимаррон, следуя вдоль цепи Белых гор, не встретив в пути никаких препятствий. Теперь больше уж не приходилось опасаться ни апашей, ни команчей, ни других племен краснокожих, которые в былые времена бродили по дорогам, так как некоторые из них добились разрешения от федерального правительства сохранять свою независимость.

К полудню Гарри Т. Кембэл проехал форты Юнион и Лас-Вегас и ехал теперь по горным перевалам Моро-Пике. Это очень гористая, трудная и даже опасная дорога, совершенно неподходящая для быстрого передвижения, так как с низменности надо было подняться на высоту в семьсот или восемьсот туазов над уровнем моря к тому месту, где лежит Санта-Фе.

За этим громадным горным хребтом Нью-Мексико простирается водный бассейн, пополняемый многочисленными притоками, делающими реку Рио-Грандедель-Норте одной из великолепнейших рек западного склона Америки. Там начинается одна из очень важных дорог, которая идет в Денвер и способствует торговым сношениям с провинциями Мексики.

В ночь с 20-го на 21-е продвижение одноколки сделалось очень трудным и медленным, и нетерпеливый путешественник не без основания начал бояться, что не успеет приехать в Санта-Фе к сроку. В результате

– нескончаемые уговоры и упреки по адресу флегматичного Изидорио.

– Да ведь ты совсем не двигаешься! ..

– Что поделать, мистер Кембэл, ведь у нас только колеса, а нам нужны были бы крылья!

– Но ты, значит, не понимаешь, почему я спешу приехать в Санта-Фе непременно двадцать первого!

– Что ж! Если не будем там в этот день, приедем на следующий…

– Но это будет уж слишком поздно!

– Моя лощадь и я делаем все, что можем, и нельзя требовать большего от одного человека и одного животного.

Изидорио действительно не проявлял никакого упрямства и не щадил себя.

Гарри Т. Кембэл почувствовал, что ему необходимо вызвать в своем вознице больший интерес к той партии, в которой он сам участвовал. Когда экипаж с трудом поднимался по одной из самых крутых дорог горного перевала, посреди густых зеленеющих лесов, следуя по зигзагам лабиринта, покрытого камнями, пнями и свалившимися от старости деревьями, он сказал, обратившись к своему Автомедону (Автомедон – возничий Ахилла, легендарного древнегреческого героя-полубога, обладавшего неуязвимым телом, за исключением его пяты, откуда и термин «ахиллесова пята».):

– Изидорио, я хочу сделать тебе одно предложение.

– Сделайте, мистер Кембэл.

– Ты получишь тысячу долларов, если я буду завтра до полудня в Санта-Фе.

– Тысячу долларов, говорите вы? – переспросил испано-американец, прищуривая один глаз.

– Тысячу долларов, при условии, разумеется, что я выиграю партию.

– А, – протянул Изидорио, – при условии, что…

– Ну, разумеется.

– Идет… Пусть будет так! И он стегнул свою лошадь.

В полночь одноколка достигла только вершины горного перевала, и беспокойство репортера усилилось. Будучи не в состоянии сдерживать дольше своего волнения:

– Изидорио, – объявил он, ударяя его по плечу, – я хочу сделать тебе новое предложение.

– Делайте, мистер Кембэл.

– Десять тысяч… да, десять тысяч долларов… если я приеду вовремя.

– Десять тысяч? .. Что вы говорите! – повторил Изидорио.

– Десять тысяч!

– И опять, если вы выиграете партию?

– Разумеется.

Чтобы спуститься с горной цепи, не заезжая в Галистео, где можно было бы воспользоваться добавочной железнодорожной веткой, а это отняло бы некоторое время, и поехать по долине реки Чикито до города Санта-Фе, находившегося на расстоянии пятидесяти миль, требовалось не менее двенадцати часов.

Правда, дорога была теперь сносная, с небольшим подъемом, а лучшей лошади, чем та, которую Гарри Т. Кембэл получил на последней станции в Туосе, трудно было бы иметь. Теперь была надежда явиться в Санта-Фе к указанному сроку, но только при условии, что они нигде ни на минуту не задержатся и что погода будет им благоприятствовать.

Ночь была великолепная; луна – точно заказанная по телеграфу заботливым Бикгорном; температура воздуха приятная; легкий свежий ветерок, а когда подымался сильный ветер, то он дул в спину и потому не мешал движению экипажа. У дверей гостиницы фыркала от нетерпения лошадь, полная огня, представительница мексико-американской породы лошадей, выросшая в коралях западной провинции.

Что касается того, кто держал в руках вожжи, то лучшего возницу трудно было бы найти. Десять тысяч долларов чаевых! Блеск такой суммы никогда, даже в самых безумных мечтах, не ослеплял его глаз! И тем не менее Изидорио не казался так сильно пораженным этим неожиданно свалившимся на него богатством, как должен был быть, по мнению Гарри Т. Кембэла.

«Может быть, – говорил себе репортер, – негодяй хотел бы больше? Раз в десять больше? В конце концов, что такое какие-то тысячи долларов по сравнению с миллионами Гиппербона? .. Капля воды в море! Ну так что же! Если нужно, я дойду и до ста капель».

И в тот момент, когда они трогались в путь:

– Изидорио! – сказал он ему на ухо. – Теперь дело идет уже не о десяти тысячах долларов…

– Ну? Значит, вы берете назад свое обещание? – воскликнул Изидорио.

– Да нет, мой друг, нет… наоборот! .. Сто тысяч долларов – тебе, если мы до полудня будем в Санта-Фе…

– Сто тысяч долларов… говорите? .. – переспросил Изидорио, полузакрыв свой левый глаз. Потом прибавил:

– Опять же… если вы выиграете?

– Да, если я выиграю.

– А вы не могли бы мне это написать на кусочке бумажки, мистер Кембэл? Всего только несколько слов…

– За моей подписью?

– За вашей подписью и с вашим росчерком…

Само собой разумеется, что словесное обещание в таком важном деле не могло быть достаточным. Гарри Т. Кембэл без всяких колебаний вынул из кармана свою записную книжку и на одном из листков написал, что обязуется выплатить сто тысяч долларов господину Изидорио из Санта-Фе,

– обязательство, которое будет точно выполнено, если только репортер окажется единственным наследником Вильяма Дж. Гиппербона. Он подписался, сделал росчерк и отдал бумажку вознице.

Тот взял ее, прочел, бережно сложил, сунул в карман и сказал:

– А теперь – в путь!

Что это была за безумная скачка, что за головокружительная быстрота, как мчалась теперь одноколка по дороге вдоль берега реки Чикито! Но, несмотря на все усилия, рискуя сломать экипаж и свалиться в реку, в Санта-Фе все же нельзя было попасть раньше, чем без десяти минут двенадцать.