Текст книги "Юные путешественники"

Часть вторая

Глава первая
Антигуа

Шведская колония на острове Святого Варфоломея перешла во владение Франции; но этого не случилось с островом Антигуа.

Англия не так-то легко расстается со своими владениями: она более склонна завладеть чужими приобретениями, чем уступать свои. Она все еще имела в своем владении большинство островов Вест-Индии, а со временем, может быть, британский флаг станет развеваться и на каком-нибудь новом острове.

Антигуа не всегда принадлежал честолюбивому Альбиону. До начала XVII столетия на острове жили туземцы-карибы, затем остров перешел в руки французов.

Туземцы оставили остров не без причины: там совсем нет рек. Изредка встречаются пресноводные степные речки, но и они часто пересыхают. Пробыв на острове всего несколько месяцев, французы тоже решили покинуть его и перебрались снова на остров Святого Христофора. Ввиду колониальных нужд на Антигуа надо было выстроить огромные водохранилища.

Это поняли англичане, поселившиеся на Антигуа в тысяча шестьсот тридцать втором году. Они устроили превосходные цистерны, благодаря которым правильно орошаемая почва оказалась вполне пригодной для табачных плантаций. Культура табака обеспечила благосостояние острова.

В тысяча шестьсот шестьдесят восьмом году вспыхнула война между Англией и Францией. Снаряженная на Мартинике экспедиция прибыла на кораблях в Антигуа, разрушила плантации, взяла в плен черных невольников, и целый год остров оставался опустошенным.

Богатый владелец с острова Барбадос, полковник Кодингтон, пожалел о гибели сооружений, сделанных на острове англичанами. Он отправился туда с группой рабочих, стал привлекать колонистов, развел кроме табачных еще и плантации сахарного тростника и привел остров в его прежнее состояние.

Полковника Кодингтона назначили генерал-капитаном всех «подветренных» островов, которые принадлежали Англии. Этот энергичный администратор дал толчок промышленности и торговле английских колоний, но после его смерти они снова пришли в упадок.

Приближаясь к острову Антигуа, Губерт Перкинс должен был увидеть свою родину в таком же цветущем состоянии, в каком оставил ее пять лет тому назад, когда уехал в Европу, чтобы получить образование.

Между островами Святого Варфоломея и Антигуа не более семидесяти – восьмидесяти миль. Но когда «Резвый» вышел в открытое море, ветер стих и корабль пошел медленно. Он прошел мимо острова Святого Христофора, который долго был яблоком раздора между англичанами и испанцами, пока в тысяча семьсот тринадцатом году, по Утрехтскому договору, не перешел окончательно к англичанам. Имя Христофора остров получил в честь Колумба, открывшего его вслед за островами Дезидерада, Доминика, Гваделупа, Антигуа.

Остров Святого Христофора имеет форму гитары, туземцы называют его «плодородным», а французы и англичане – «матерью Антильских островов». Проходя на расстоянии четверти мили от его берегов, пассажиры наслаждались красотой природы. Столица острова, Сан-Киттс, лежит у садов и пальмовых рощ. Вулкан «Мизери» переименованный со времени освобождения негров в «Либерти», представляет из себя гору в тысячу пятьсот метров вышины, и по склонам его дымятся змейки серого газа. Два потухших кратера вулкана являются как бы природными водоемами, в которых собирается дождевая вода, обеспечивающая острову его плодородие. Остров расположен на семидесяти шести квадратных километрах, население достигает тридцати тысяч человек; жители занимаются главным образом посадками сахарного тростника, дающего сахар высшего качества.

Было бы крайне интересно высадиться на остров Святого Христофора хотя бы на одни сутки, осмотреть его пастбища и плантации. Но Гарри Маркел не особенно желал этого; надо было также сообразовываться с маршрутом; к тому же среди антильских школьников не было уроженцев этого острова.

Двенадцатого августа утром береговой телеграф острова Антигуа дал сигнал о прибытии «Резвого». Христофор Колумб назвал остров именем одной из церквей города Вальядолида. Острова не было видно издалека, так как он мало возвышается над поверхностью моря. Его самый возвышенный пункт расположен всего в двухстах семидесяти метрах над уровнем моря. Антигуа – сравнительно большой остров, имеющий протяженность в двести семьдесят девять миль.

Когда у входа в гавань показался британский флаг, Губерт Перкинс закричал «ура», а товарищи присоединились к нему.

«Резвый» вошел в гавань с северной стороны острова.

Гарри Маркел хорошо ознакомился с местностью по карте, и ему не понадобилась помощь местного лоцмана. Он смело вошел в гавань, хотя вход в порт был довольно труден. Крепость Джеймс осталась налево, мыс Лоблоди – направо. «Резвый» стал на якорь в гавани, где корабли глубиной не более четырех-пяти метров находят прекрасное место стоянки.

В глубине залива находится столица Сент-Джонс, имеющая шестнадцать тысяч жителей. Улицы города расположены под прямым углом, так что город напоминает шахматную доску. Роскошная тропическая растительность придает городу своеобразную прелесть.

Когда «Резвый» вошел в гавань, от берега тотчас же отплыла двухвесельная шлюпка и направилась к кораблю.

Гарри Маркел и его товарищи волновались, и не без основания. Могла же наконец английская полиция узнать о кровавой драме, разыгравшейся на «Резвом» в Фармарской бухте, могли всплыть и другие трупы, даже труп самого капитана Пакстопа, и навести на мысль: кто же заменяет его на корабле?

Но скоро все успокоились. В шлюпке сидели родственники Губерта Перкинса. Его мать, отец и две младшие сестры не могли дождаться, когда пассажиры сойдут на берег. Уже несколько часов они смотрели, не покажется ли вдали корабль. Они вошли на корабль даже раньше, чем он стал на якорь, и Губерт Перкинс очутился в объятиях отца и матери.

После первых приветствий Губерт Перкинс познакомил своих родных сначала с мистером Горацием Паттерсоном, затем с товарищами. Миссис Перкинс обратила внимание на здоровый, цветущий вид мальчиков и поблагодарила мистера Паттерсона за его заботы о них. В свою очередь, мистер Паттерсон указал на капитана Пакстона как на лицо, заботившееся о здоровье пассажиров.

Гарри Маркел принял благодарность со своей обычной холодностью и, откланявшись, пошел на нос корабля.

Мистер Перкинс пригласил мистера Паттерсона и его питомцев ежедневно посещать его за все время пребывания здесь.

Мистер Перкинс пригласил к себе и капитана, но тот, как всегда в подобных случаях, отказался, извинившись, а Губерт сказал отцу, что настаивать бесполезно.

Когда Губерт с семейством сел в шлюпку и уехал, мальчики начали приводить в порядок свои дела, писать письма, чтобы отослать их с вечерней почтой в Европу. Нельзя обойти молчанием и восторженное послание мистера Паттерсона, которое миссис Паттерсон получила через три недели. Было также написано письмо по адресу директора Антильской школы, 314, Оксфордская ул., Лондон, Великобритания, письмо, в котором мистер Ардаг нашел самые точные сведения о стипендиатах мисс Китлен Сеймур.

Тем временем Гарри Маркел бросил якорь, стараясь, чтобы «Резвый» остановился вдали от других судов, посреди порта. Матросов, которые будут доставлять пассажиров, было решено не пускать на корабль. Сам капитан решил ограничиться двумя поездками на берег в день прибытия и отплытия корабля ввиду исполнения необходимых формальностей в морском бюро.

К одиннадцати часам снарядили большую шлюпку. Два матроса сели на весла, Корти – у руля. Скоро шлюпка доставила пассажиров на берег.

Четверть часа спустя гости сидели вокруг обильно уставленного кушаньями стола, в уютном доме мистера Перкинса, и рассказывали о своих путевых впечатлениях.

Мистер Перкинс был симпатичный человек, лет сорока пяти, с проседью и добродушным взглядом серых глаз. Он держался с достоинством. Вся колония относилась к нему с уважением и благодарностью за оказываемые членам исполнительного совета услуги. Мистер Перкинс знал в совершенстве историю Вест-Индии и мог дать мистеру Паттерсону самые точные сведения, указать подлинные документы этой истории. Мистер Гораций Паттерсон, конечно, не пропустит такого прекрасного случая пополнить интересными данными свои путевые заметки, которые он ведет с не меньшей точностью, чем расходные книги.

Миссис Перкинс, креолка по происхождению, была женщина лет сорока пяти. Любезная, внимательная, добрая, она посвятила всю себя воспитанию своих двух дочерей, десятилетней Барты и двенадцатилстней Мэри. Можно себе представить, как велика была радость матери, увидевшей сына после пятилетней разлуки.

Приближалось, впрочем, время, когда Губерту можно будет возвратиться в Антигуа, где живут и рассчитывают остаться навсегда его родители. Через год он окончит курс в Антильской школе.

После завтрака было решено осматривать Сент-Джонс и его окрестности. Гости посидели, впрочем, еще с час в роскошном саду виллы. Мистер Перкинс рассказал мистеру Паттерсону много интересного об уничтожении рабства в Антигуа. В тысяча восемьсот двадцать четвертом году Англия, без всяких подготовительных и переходных мер, в противоположность тому, что происходило в других колониях, объявила неграм свободу. Правда, новый закон возлагал на освобожденных известные обязательства; но скоро негров избавили от этих обязательств, и они воспользовались всеми преимуществами и всеми невыгодами полной свободы.

Взаимные, чисто семейные отношения, существовавшие между владельцами и рабами, во многом облегчили этот крутой переворот. По освободительному акту в один день было отпущено на свободу тридцать четыре тысячи негров. Белое население колонии не превышало в это время двух тысяч человек. Тем не менее не произошло никаких злоупотреблений, никаких насилий и кровопролитий. Переход рабов на свободное состояние совершился мирно: освобожденные охотно оставались у своих прежних хозяев в качестве наемных слуг и продолжали работать на их плантациях. Колонисты со своей стороны постарались обеспечить своих бывших рабов: они урегулировали часы работы и заработную плату, выстроили для них более гигиеничные жилища. Улучшена была и пища черных слуг. Прежде их кормили исключительно соленой рыбой да корнями растений; теперь они стали получать свежее мясо. Их стали лучше одевать.

Перемены в быте чернокожих хорошо отозвались и на благосостоянии колонии. Общественные доходы все росли в то время, как административные расходы уменьшались.

Проезжая по острову, мистер Паттерсон и его юные спутники восхищались прекрасно обработанными полями на известковых слоях плоскогорья. Всюду на пути попадались образцово содержавшиеся фермы, не чуждые никаких сельскохозяйственных усовершенствований.

Мы уже сказали, что на острове ощущался недостаток в пресной воде и что пришлось устроить водоемы для сбережения дождевой воды. По этому поводу мистер Перкинс сообщил, что туземцы называли когда-то в насмешку остров Яками, то есть «Струящийся». В настоящее время его водохранилища снабжают водой и город, и окрестности. Искусно проведенный дренаж оздоровляет остров и в то же время предохраняет его от неурожаев, подобных неурожаям тысяча семьсот семьдесят девятого и тысяча семьсот восемьдесят четвертого годов, опустошивших местность. От засухи и недостатка питьевой воды в то время погибли тысячи голов рогатого скота, немало пострадали и люди.

Все это рассказал нашим путешественникам мистер Перкинс, не без гордости показывая им огромные цистерны, объемом в два миллиона пятьсот тысяч кубических литров, которые снабжали Сент-Джонс количеством воды даже большим, чем потребляемое ежедневно большими европейскими городами.

Под руководством мистера Перкинса мальчики сделали несколько поездок не только в окрестности города, но и вглубь острова. Но каждый вечер пассажиры возвращались на корабль.

Путешественники посетили и другой порт, Инглиш-Арбур, лежащий на южном берегу острова Антигуа. Этот порт более огражден, чем Сент-Джонс; в нем выстроены здания казарм и арсеналов ввиду защиты острова. Самая гавань представляет собой, собственно, несколько кратеров, которые мало-помалу понизились и были залиты морем.

Быстро пролетели четыре дня остановки на Антигуа. С утра отправлялись на экскурсии. Было очень жарко, но мальчики довольно хорошо переносили жару. Вечером Губерт Перкинс возвращался домой, а его друзья шли на корабль. Тони Рено уверял, что и Губерт не ночует на корабле только потому, что «затеял что-то» вроде женитьбы на молодой креолке с острова Барбадос и что перед отъездом в Европу все они попируют на сговоре.

Мальчики смеялись, а мистер Паттерсон принимал все эти фантазии всерьез.

Пятнадцатого августа, накануне отъезда, шайка Гарри Маркела снова встревожилась.

К «Резвому» подошла шлюпка английского брига «Флаг», прибывшего из Ливерпуля. Шлюпка причалила, один из матросов поднялся на палубу корабля и сказал, что хочет видеть капитана.

Гарри Маркел во все время остановки корабля был только один раз на берегу, поэтому ответить, что капитана нет на корабле, было бы неудобно.

Гарри Маркел посмотрел в оконце своей каюты, что за человек его спрашивает. Он не знал того матроса, как, очевидно, не знал его и матрос. Но могло случиться, что матрос этот некогда плавал под командой капитана Пакстона и теперь захотел навестить его.

Вот она, опасность, опасность, угрожавшая каждый раз, как корабль заходил в гавань! Конец тревогам и опасениям настанет лишь тогда, когда они отплывут с острова Барбадос, расстанутся навсегда с Антильскими островами.

Корти встретил матроса, лишь только вышел на палубу.

– Вы хотите говорить с капитаном Пакстоном? – спросил он.

– С ним, если только он командует «Резвым», вышедшим из Кингстона!

– Вы его знаете?

– Нет, но у него в экипаже служит, кажется, один мой приятель!

– Как его зовут?

– Форстер. Джон Форстер!

Узнав, в чем дело, Гарри Маркел вышел. Он успокоился, как успокоился и Корти.

– Я капитан Пакстон! – сказал он.

– Капитан… – начал матрос, отдавая ему честь.

– Что надо?

– Хотел бы повидаться с товарищем!

– Кто такой?

– Джон Форстер!

Гарри Маркел хотел было ответить, что Джон Форстер утонул в Коркском заливе, но вспомнил, что назвал выброшенного на берег матроса Бобом. Пассажирам «Резвого» могло показаться подозрительным, что утонули два матроса раньше, чем корабль успел сняться с якоря. Поэтому Гарри Маркел сказал только:

– Джона Форстера нет на корабле!

– Нет? – удивился матрос. – А я-то думал, что увижу его!

– Джона Форстера нет больше на корабле, говорю я вам!

– С ним что-нибудь случилось?..

– Он захворал в момент отъезда и должен был остаться на берегу!

Корти еще раз подивился находчивости своего начальника. Хорошо, однако, что матрос не знал в лицо капитана Пакстона, не то Гарри Маркелу и его друзьям пришлось бы плохо. Но матрос поблагодарил капитана и сел в шлюпку, опечаленный тем, что не сможет повидаться с товарищем.

Когда шлюпка была уже далеко, капитан и экипаж поняли, в какую опасную игру они включились.

Глава вторая
Гваделупа

Гваделупа состоит из двух больших островов. Западный остров, собственно Гваделупа, которую карибы называли некогда Курукуера, именуется также и Бас-Тер (Bisse-Terre – Низменная Земля), хотя он наиболее возвышенный из окружающих островов. Название это происходит от положения острова по отношению к пассатным ветрам.

Восточный остров отмечается на картах под именем Гранд-Тер (Grande-Terre – Большая Земля), хотя на самом деле он по размерам меньше Западного. На обоих островах сто тридцать шесть тысяч жителей.

Бас-Тер и Гранд-Тер разделены рекой, вода которой солона. Река эта, ширина которой колеблется от тридцати до ста двадцати метров, судоходна, по ней могут проходить суда, сидящие в воде не глубже семи футов. «Резвый» мог бы рискнуть пройти этой рекой только во время прилива, но и то было бы неосторожно. Гарри Маркел обошел остров с восточной стороны. Вместо предполагаемых двадцати четырех часов «Резвый» плыл сорок часов и восемнадцатого августа вошел в залив, в который впадает соленая река и на берегу которого лежит Пуэнт-а-Питр.

«Резвый» должен был пройти узким каналом между рассеянными у входа в бухту островками.

Семья Луи Клодиона уехала с Гваделупы уже пять лет тому назад; только его дядя остался жить в Пуэнт-а-Питра. Родители Луи с остальными детьми поселились во Франции, в Нанте, где отец его заведовал торговой фирмой. Луи Клодион уехал с острова, когда ему было пятнадцать лет; он хорошо помнил местность и заранее радовался при мысли, что покажет товарищам все достопримечательности своей родины.

«Резвый», как уже сказано, подходил к острову с востока. Прежде всего, путешественники увидели Гранд-Вижи на Гранд-Тер, затем мыс Гро-Кап, бухту Святой Маргариты, наконец, на юго-западной стороне Гранд-Тер, мыс Шато.

Луи Клодион показал товарищам на восточной стороне Мул, третий по значению город колонии с десятитысячным населением. Здесь обыкновенно груженные сахаром корабли выжидают благоприятной погоды, чтобы выйти в море. Гавань Мула хорошо защищена от сильных в этой части моря бурь.

Подходя к юго-восточному мысу Гранд-Тер, пассажиры увидели Дезидераду, тоже принадлежащий французам островок, первый, который попадается на пути идущих из Европы кораблей. Издалека видна на острове возвышенность в двести семьдесят восемь метров.

Дезидерада осталась влево, а «Резвый» обогнул мыс Шато, из-за которого показался другой, расположенный южнее островок Птит-Тер, тоже примыкающий к группе Гваделупы.

Дядя Луи Клодиона, Анри Барран, владел богатыми плантациями на Гваделупе. Сам он жил в Пуэнт-а-Питре, но имения его находились за городом. Все знакомые любили его за общительный характер, оригинальность, остроумие. Анри Баррану было сорок шесть лет; это был страстный охотник, спортсмен, любитель хорошо поесть, настоящий дворянин, если так можно выразиться об антильском колонисте. В довершение всего Барран был старый холостяк, типичный американский дядюшка, на наследство после смерти которого могли рассчитывать его племянники и племянницы.

Анри Барран с восторгом обнял Луи Клодиона.

Между тем мистер Паттерсон подошел к Баррану с церемонным поклоном.

– Позвольте, мсье, представить вам моих воспитанников! – сказал он.

– Эге! – вскричал плантатор. – Вы, должно быть, мистер Паттерсон? Как поживаете, мистер Паттерсон?

– Недурно, насколько это возможно после перенесенной нами боковой и килевой качки!

– А я вас ведь знаю, – перебил его Барран, – как знаю и всех воспитанников Антильской школы, при которой вы состоите священником!

– Вы хотели сказать, экономом, мсье Барран…

– Эконом, священник, это одно и то же! – весело расхохотался плантатор. – Один ведет счеты здесь, на земле, другой – там, на небе! Лишь бы отчетность была верна!

Болтая таким образом, Барран переходил от одного пассажира к другому и напоследок так крепко пожал руку мистеру Паттерсону, что если бы тот был действительно священником, то дня два не мог бы благословлять своих питомцев.

– Высаживайтесь-ка поскорее на берег, – торопил словоохотливый колонист. – Я вас всех помещу у себя. У меня дом большой. Будь вас тысяча человек, у меня места и добра на всех хватит. Пожалуйста, и вы приезжайте ко мне с молодыми людьми, мистер Паттерсон, да и вы тоже, капитан Пакстон, если ничего не имеете против!

Как всегда, Гарри Маркел отклонил приглашение, а Барран и не настаивал.

– Мсье Барран, – счел нужным заметить наставник, – мы очень благодарны вам за гостеприимство, за столь любезное, как бы это выразиться…

– А вы не выражайтесь никак, будет лучше, мистер Паттерсон!

– Мы, может быть, стесним вас…

– Это меня-то стесните? Я сам не привык стесняться, и меня никто стеснить не может!

Затем Барран сел в шлюпку, на которой приехал, с ним вместе сел и племянник.

Бас-Тер расположен живописнее, чем Пуэнт-а-Питр. Он выстроен в устье Ривьер-Охерб (Riviere aux Herbe), у самого мыса острова. Расположенные амфитеатром здания города, красивые окрестные холмы придают городу живописный вид. Но Анри Барран, вероятно, не согласился бы с нашим мнением, потому что, если Гваделупа была для него самым прекрасным островом, то Пуэнт-а-Питр казался ему первым городом Гваделупы. Он не любил, когда при нем упоминали о том, что Гваделупа в тысяча семьсот пятьдесят девятом году сдалась на капитуляцию англичанам, переходила во власть англичан в тысяча семьсот девяносто четвертом и в тысяча восемьсот десятом годах и только по договору тридцатого мая тысяча восемьсот четырнадцатого года окончательно была возвращена Франции.

Во всяком случае, Пуэнт-а-Питр – город, который стоит посмотреть, а Барран сумеет показать товар лицом, показывая своим гостям родной город. Мальчики проехали через город по дороге в Роз-Круа, на виллу Баррана, где их ожидали дядя и племянник.

Путешественники осмотрели прекрасные владения Анри Баррана. Благодаря устройству искусственного орошения обширные сахарные плантации давали хороший урожай. Барран мог справедливо гордиться и своими кофейными плантациями. Осмотрели также луга, на которых гидравлическая сеть поддерживала свежесть и влагу, плантации алоэ, хлопчатника, маниока, табачные плантации, картофельные поля и фруктовые сады богатого владельца.

На всех полях и плантациях Баррана работали вольнонаемные слуги, хозяин обращался с ними так хорошо, что они скорее согласились бы быть навсегда его крепостными, чем покинуть Роз-Круа.

Двадцатого августа путешественники отправились на маленьком пароходике из Пуэнт-а-Питра в Бас-Тер, чтобы осмотреть и эту часть Гваделупы.

Важный в политическом отношении, Бас-Тер считается, однако, третьестепенным городом Гваделупы. Бас-Тер удивительно красив по своему местоположению, хотя Анри Барран и не хотел с этим согласиться. Здания города расположены амфитеатром по склону холмов; всюду роскошная растительность; загородные виллы утопают в зелени; в воздухе чувствуется морская прохлада. Сам Анри Барран остался в Роз-Круа, но Луи Клодион хорошо знал местность и мог показать товарищам все, что есть достопримечательного в Бас-Тере: замечательный ботанический сад, санаторий Жакоб и прочее.

Четыре дня провели пассажиры на Гваделупе, совершая прогулки и поездки по острову. Барран все это время угощал их лукулловыми обедами. Но пора было пускаться в дальнейший путь, на Мартинику, где, может быть, их ожидает не менее сердечный и радушный прием.

Говорить в присутствии Баррана о Мартинике – значило сердить его. Еще накануне отъезда он сказал Паттерсону:

– Представьте, что французское правительство оказывает Мартинике некоторое предпочтение. Это меня бесит!

– Чем же выражается это предпочтение? – спросил мистер Паттерсон.

– Ах! Да хоть бы тем, что французские заатлантические пароходы останавливаются в Фор-де-Франс, тогда как они, естественно, должны были бы приходить в порт Пуэнт-а-Питр!..

– В самом деле. Но жители Гваделупы могут заявить?..

– Заявить! – вскричал плантатор. – А кто возьмется заявить?

– Разве у вас нет представителя во французском парламенте?

– Есть, сенатор и два депутата, – отвечал Барран, – они делают что только могут в интересах колонии!

– Это их обязанность! – одобрил наставник.

Вечером двадцать первого августа Анри Барран проводил своих гостей до «Резвого». Он поцеловал племянника, простился со всеми его товарищами, потом вдруг спросил:

– А что если бы вы махнули рукой на Мартинику и остались погостить еще недельку в Гваделупе?

– А как же мой остров-то? – воскликнул Тони Рено.

– Ну, мой милый, остров твой не уйдет, увидишь его и в другой раз!

– Очень вам благодарны, мсье Барран, – вступился Паттерсон, – вы очень, очень добры, но мы должны следовать предписаниям мисс Китлен Сеймур!

– Ну, с Богом! Езжайте на Мартинику, друзья мои! – сказал Барран. – Только остерегайтесь змей, которыми кишит остров. Говорят, что это англичане занесли их туда перед тем, как сдали остров французам!

– Не может быть! – ужаснулся наставник. – Ни за что не поверю, чтобы мои соотечественники были способны на такой поступок!

– Я привожу слова историка, – отвечал плантатор. – Если вас там ужалит змея, мистер Паттерсон, так и знайте, что она британская…

– Британская или какая иная, – заметил Луи Клодион, – мы будем их остерегаться, дядя!

– Да, скажите-ка, каков ваш капитан? – спросил Барран уже перед тем, как уходить.

– Отличный, – отвечал Паттерсон. – Мы им очень, очень довольны. Лучшего выбора мисс Китлен Сеймур не могла сделать!

– Жаль! – покачал головой Барран.

– Жаль, говорите вы? Но почему же?

– Потому что, если бы у вас был плохой капитан, «Резвый» мог бы сесть на мель при выходе из гавани и вы тогда остались бы погостить в Роз-Круа еще на несколько неделек!