Текст книги "Талисман отчаянных"

– Он не видит в наших собраниях ничего дурного. Тем более что я… А вернее, мой отец был владельцем этого монастыря до преобразований, проведенных министерством Комба[10]10
  Правительство Эмиля Комба (1835–1921) в 1902–1905 годах проводило антиклерикальную политику и готовило проект отделения церкви от государства. (Прим. перев.)


[Закрыть], и, когда все наконец устоялось, мы сделали монастырю, можно сказать, подарок… Сейчас вы тоже познакомитесь с отцом Жерве.

Профессор позвонил в колокольчик у ворот. Их явно ждали, потому что тяжелая дубовая дверь отворилась почти что тотчас же и на пороге появился бородатый монах с тонзурой и в черной рясе, словно на дворе стояло Средневековье.

– Добрый вечер, Лотарь, – поздоровался он с улыбкой, в которой уже не было ничего средневекового. – Я вижу, вы привели с собой новых братьев?

– Они люди не местные, но близки и дороги мне. Познакомьтесь, Альдо Морозини из Венеции и Адальбер Видаль-Пеликорн из… парижского Института Востока, – закончил профессор, сообразив, что не знает, откуда родом Адальбер.

Отец Жерве рассмеялся от души.

– Я не знал, что ученые мужи в области востоковедения проводят изыскания в наших краях. Полагаю, это новое направление в науке.

– Я родился в Пикардии, святой отец, а по профессии египтолог, – сообщил Адальбер с точно таким же поклоном, каким приветствовал монаха и Альдо. – Это не мешает мне быть вполне добропорядочным христианином, хотя, может быть, я не слишком часто посещаю церковь.

– Они уже пришли? – спросил Лотарь.

– Сколько человек вы ждете?

– Шестерых, и нас трое. Остальные заняты, но вы знаете наше правило: присутствующие сообщат о решениях отсутствующим.

– Не волнуйтесь, все уже здесь. Идите и проводите ваше собрание, сын мой. Как вы полагаете, оно будет долгим?

– Сомневаюсь. Я сделаю только одно важное сообщение, о котором скажу и вам, когда мы будем расходиться. А сейчас пора поторопиться к собравшимся.

– Значит, никаких долгих бдений?

– Нет. Это срочное непредусмотренное собрание. Думаю, мы уложимся в полчаса.

Настоятель проводил их к церкви через двор, где стояло несколько автомобилей, и друзья вошли в нее через боковую дверь. Церковь была пуста, только перед алтарем, грубо выложенным из местного камня, на котором стояли два скромных подсвечника с двумя горящими свечами, светилась еще и красная лампадка, напоминая о Вездесущем. Все четверо, проходя мимо алтаря, преклонили колени, потом встали и прошли в заалтарное пространство.

В глубине церкви, у стены, украшенной наивной каменной резьбой в виде листьев и фруктов, открылось несколько ступенек, ведущих к небольшой площадке. На площадке стало видно, что каменная лестница, изворачиваясь, ведет еще глубже вниз.

– Я вас оставлю, – шепотом сказал настоятель. – Собрание внеочередное, мы не успели приготовить для вас облачений. Если я вам понадоблюсь, ищите меня в ризнице, я буду там молиться. Мне почему-то кажется, что сегодня вы собираетесь пригласить и меня, – заметил он с легкой улыбкой. – Разве вы не принимаете сегодня новых членов?

– Сегодня – нет. Помолитесь, чтобы нам удалось спасти женщину, чей сердечный порыв обернулся для нее смертельной опасностью. Я вам расскажу больше после собрания, а сейчас мы не можем медлить.

Чем ниже они спускались, тем явственнее доносился шум голосов, и отчетливее мелькали блики света. Лотарь спускался первым, уверенно шагая по неровным крутым ступеням. Альдо и Адальбер спускались осторожнее. Им казалось, что они углубляются в саму Историю. Потемки были окутаны тайной.

Спустившись в крипту, они невольно затаили дыхание, оказавшись в настоящем Средневековье. Круглая часовня с каменным сводом, освещенная свечами в бронзовых канделябрах, поражала величием и значительностью.

Прямо напротив входа, в нише, затянутой алым бархатом с золотым шитьем, стоял алтарь, покрытый парчой, тоже алой с золотом. На алтаре сияло массивное золотое распятие высотой около полуметра. Тело Христа по контуру было усеяно рубинами, крест – жемчужинами, и на каждом конце креста сияло еще по три очень крупные жемчужины. По обеим сторонам ниши висели завесы, и не было никакого сомнения, что они перенесены сюда из старинной герцогской часовни. Сохранились они великолепно и были вытканы с необычайной изящностью золотой, пурпурной и лазоревой нитями. С одной стороны – архангел Гавриил, с другой – архангел Рафаил. В крипте сильно пахло перцем.

В центре ее располагался круглый стол, на столе лежали две красные подушки. На одной из них сияло ожерелье Золотого руна, на второй лежал меч, рукоятка которого и ножны, оправленные в золото с жемчугом и рубинами, были сделаны из зуба нарвала, когда-то считавшегося рогом единорога.

Стены украшала роспись, изображавшая старинное рыцарское оружие. Вокруг стола стояли раскладные сиденья, на некоторых из них сидели люди в темных и скромных современных костюмах, люди ХХ века. Разного возраста, не похожие друг на друга, только что сединой.

Вид этих людей успокоил Альдо. Попав в необыкновенную часовню, он словно бы очутился в глубокой древности и с трудом соотносил ее с буднями современности.

Когда они вошли, сидящие за столом встали. Лотарь с гостями, стоя посреди часовни, отвесил общий поклон и с улыбкой произнес:

– Добрый вечер, братья.

– Добрый вечер, брат Лотарь.

– Извольте сесть. Сначала я должен попросить у вас прощения за наше столь срочно созванное собрание. Но у нас возникло дело, не терпящее отлагательства. И я благодарю вас за готовность откликнуться на мой призыв. Прошу вас также известить о принятом нами решении тех наших друзей…

– …которые не смогли освободить себе этот вечер, – подхватил мужчина несколько нервно, но совсем незлобиво. – Можете положиться на нас, брат Лотарь, и расскажите нам о наших гостях, которых мы, как мне кажется, уже видели. Они что, наши новые братья?

– Не вижу в этом ничего невозможного, поскольку их жизненный путь схож с нашим. Но пока они – наши друзья, и вы с ними уже знакомы, так как мы все вместе праздновали трехсотлетие усадьбы Водре-Шомар.

– Мы это помним, так что оставь дежурные любезности и скажи, что от нас понадобилось.

– Ты, как всегда, нетерпелив, брат Адриен?

– Я приехал из Лона, а путь до него, как ты знаешь, неблизкий! Так что говори без проволочек! Для твоих друзей мы, может, и незнакомцы, но мы-то успели их запомнить на твоем празднике, так что знаем, кто они такие. И я говорю им: добро пожаловать!

Все присутствующие в знак приветствия поклонились. Лицо говорившего бородача – холодное, суровое, но с ясным прямым взглядом и чуть насмешливой улыбкой, было симпатично Альдо, и он без дальнейших околичностей представился:

– Меня зовут Альдо Морозини, а это мой друг – Адальбер Видаль-Пеликорн из Института Востока.

– А вы откуда?

– Всего-навсего из Венеции.

– Но вы князь, так что не всего-навсего. Но предоставим слово Лотарю. Похоже, что дело у нас спешное.

Профессор не заставил себя упрашивать. Он уже успел достать из одного из своих многочисленных карманов вчетверо сложенный листок бумаги.

– Думаю, никто из вас не забыл госпожу маркизу де Соммьер и мадемуазель дю План-Крепен, которая сопровождала ее в путешествии по нашим краям. Нам нужно отыскать мадемуазель дю План-Крепен и, если возможно, спасти от опасности, которой, судя по всему, она не придала никакого значения. Если кто-то не видел этого скверного объявления, то посмотрите. Сегодня с утра оно было развешано по стенам в наших городках и деревнях.

Лотарь развернул плакат, и, взглянув на него, все сошлись на том, что прекрасно помнят эту женщину, и также единодушно изумились тексту объявления.

– Чем она может быть опасна? – удивился один из братьев. – Трудно предположить, что мадемуазель авантюристка. Даже если бы в ней и была такая жилка, вряд ли бы маркиза поощряла авантюризм в своей компаньонке. Маркиза не потерпела бы ничего подобного. Госпожа маркиза де Соммьер произвела на меня неизгладимое впечатление, как мало кто из женщин. И в чем же дело?

– Сейчас попробую объяснить, – вновь заговорил Лотарь, и коротко, но точно и емко описал все события, начало которым положило убийство госпожи де Гранльё в церкви Святого Августина в Париже. Не забыл он упомянуть и путешествие Морозини в Швейцарию по приглашению умирающего старика-рыцаря, о существовании которого князь даже не подозревал.

– Добавлю в заключение, – продолжил профессор, получив одобрение от Альдо и Адальбера, – что мы с сестрой поддерживаем наших друзей в этой битве. Во-первых, потому что они нам дороги, а во-вторых, потому что странным образом мы ведем точно такую же борьбу с тех пор, как наши отцы, мой отец и отец Адриена, основали Сообщество друзей Золотого руна. С той поры мы в силу своих возможностей печемся о рыцарской чести, кодекс которой запечатлел герцог Филипп Добрый в 1430 году. И начинаем день с мессы, которую служит для нас кто-то из монахов этой обители.

– Аминь, – заключил речь Лотаря брат Бруно, приехавший из Салена. – Но я хотел бы знать, по какой причине супрефект позволил распространять эти вредоносные листки. Они подвергают опасности жизнь благородной и родовитой девушки, чье преступление состоит только в том, что она имела несчастье влюбиться, причем влюбиться в человека, чье лицо, благодаря таинственной игре природы, точь-в-точь напоминает того, кто является символом нашего сообщества. Мало этого, из-за той же таинственной игры природы отец этого человека воплощает в себе все то, что мы ненавидим и против чего боремся.

– Трудно понять, что делается в голове чиновника Республики, который не родился, как наш капитан Вердо, в нашем дорогом и любимом Франш-Конте, – вздохнул Лотарь.

– Но мне кажется, даже ирокез понял бы, что недостойно восстанавливать народ против женщины, которая никогда и никому не причинила зла. Мы должны восстановить справедливость, – возвысил голос брат Бруно.

Альдо позволил себе вмешаться.

– Мне хотелось бы знать, кто кроме владельца типографии в Понтарлье, который отрицает свою причастность к этим листкам, может печатать подобные мерзкие объявления.

Тот, кого Лотарь назвал Адриеном, рассмеялся:

– Неужели вы так простодушны, князь? Мы все, я думаю, будем согласны в своем ответе: новый владелец Гранльё и никто другой. Мы уверены, что его руки обагрены кровью, которая слишком часто в последнее время стала проливаться в здешних краях.

– Вы уверены в его виновности, но все же позволяете крови проливаться?

– Полиции нужны улики, а у нас есть только внутренняя убежденность.

– А вы не думаете, что осмотр замка Гранльё мог бы дать что-то интересное? Лично я убежден, что мы бы нашли там печатный станок.

– Вполне возможно, но для посещения замка нам нужен официальный документ, судебное поручение…

– Ожидая законных процедур, нам не положить предела беззаконию. Но представитель магистратуры не может мыслить иначе, не так ли? – осведомился Альдо.

– Именно так, ибо я и есть представитель магистратуры.

Лотарь вмешался:

– Дорогие братья! Мы отвлеклись. Всему свое время, не будем торопиться. Сегодняшняя наша задача – уничтожить злопыхательские объявления там, где мы можем их уничтожить. Занимаясь объявлениями, мы, возможно, поймем, в каком именно месте находится мадемуазель дю План-Крепен.

Брат Жером из Нозеруа подал голос:

– Можете не сомневаться, что мы немедленно займемся уничтожением этих бумажонок, но позвольте мне сделать еще одно замечание.

– Хоть десять, если пожелаете, – проговорил Лотарь. – Но не слишком длинных. У нас сегодня внеочередное заседание, и не хотелось бы, чтобы оно отняло у вас много времени.

– Я коротко. Объявление о розыске свидетельствует о двух очень существенных вещах. Во-первых, о том, что мадемуазель дю План-Крепен жива, и это самое главное, а во-вторых, о том, что она сумела убежать. И некто, весьма нервозно, желает ее поймать, лишив возможности позвать на помощь, когда она будет схвачена.

– Мы вас поняли! Естественно, если мы вдруг встретим ее, то немедленно доставим в ваше семейство, выразив свое почтение.

Предложение было единодушно одобрено. Лотарь раздал присутствующим привезенные объявления, и все разъехались. Автомобили выезжали со двора с разницей в несколько минут, и вокруг монастыря по-прежнему царила тишина, потому что моторы начинали работать только на шоссе под горой.

Лотарь со своими спутниками ушли последними, поблагодарив настоятеля. Довольно долго они шли молча, погрузившись в свои мысли, пока наконец профессор насмешливо не провозгласил:

– А знаете, мои дорогие, что вы меня очень удивляете?

– Чем же? – отозвались друзья чуть ли не в один голос.

– Неужели то, чему вы стали свидетелями, не вызвало у вас никаких вопросов?

– Еще сколько! – посопев, признался Адальбер. – Вот только мы не знаем, каким образом их вам задать.

– Наверное, – подхватил Альдо, – чем проще, тем лучше. Так что спрошу без околичностей: откуда вы взяли столько великолепных вещей, безусловно принадлежавших Карлу Смелому?

Тон Альдо был жестким, прямо-таки прокурорским. Водре-Шомар поднял воротник пальто, потому что с гор подул пронизывающий ветер.

– Я ждал вопроса и похуже. Скажу сразу, лично я их ниоткуда не брал. Скажу и другое, чтобы вы не приняли нас за банду воров – в часовне нет ни одной вещи, добытой недостойным образом. Дело в том, что я и мои друзья – уже не первое поколение, которое чтит чудесные святыни часовни, лицезреть которые сегодня удостоились чести и вы. Мой дед во время распродажи утвари замка купил пополам со своим другом Флёрнуа из Салена распятие. Тогда оно было в жалком состоянии, цена его была умеренной, но оба они понимали, как велика ценность покупки. Вы не удивитесь, если я скажу, что ни одна, ни другая семья не вправе были забрать себе распятие. Подумав, друзья решили доверить его хранение брату Флёрнуа, который в то время был настоятелем этой обители, называвшейся монастырем Одиноких. Аббат Флёрнуа и начал обустройство подземной часовни. Моего отца, так же, как его друзей, очень впечатляла драма, сопутствовавшая концу Дома бургундских герцогов. Они приложили немало усилий, разыскивая то, что осталось от тех времен, и передавали эти сокровища церкви.

– Могила герцога Карла находится в церкви Святой Маргариты в Брюгге, рядом с могилой его дочери Марии, – менторским тоном сообщил Альдо. – Почему сокровища не были отправлены туда?

Но стоило задать ему этот вопрос, как он тут же сообразил, что сморозил глупость. Возразил ему Адальбер, не дожидаясь ответа профессора:

– Скажешь тоже! С какой это стати делать такой подарок бельгийцам, чьи предки не пожелали спасти своего герцога?

– Не спорьте, господа! – вмешался в перепалку Лотарь. – Не мне вам объяснять, что такое пыл и горячность коллекционеров. Шло время, и страсть двух друзей все росла, наконец она стала всепоглощающей, и тогда они решили создать общество – разумеется, тайное, – которое объединило бы людей, одержимых рыцарскими идеалами. И вот теперь нас двенадцать человек, мы связаны общими мыслями и дружбой.

– И доверием?

– Абсолютным. Мы считаем себя своего рода наследниками сокровищ Карла Смелого и храним надежду, что будем и дальше понемногу украшать нашу часовню.

– Но это невозможно! – заявил Альдо. – Часовня герцога Карла Смелого находится в Вене, и я всегда считал, что там собрано все!

– Вы считали так потому, что знаете далеко не все, и это, мой друг, естественно. Вы знаток драгоценностей, но в сокровищнице герцогов бургундских хранились не только украшения. Подтверждение тому вы только что видели.

– Прошу извинить меня, но я примерно представляю себе, что именно находилось в часовне.

– В какой именно из часовен?

– Как бы ни был богат герцог, у него была одна часовня, разве нет?

– Две, это уж точно. Его собственная – часовня герцогов бургундских и часовня ордена Золотого руна, которой принадлежало то, что вы только что видели. У нас пока еще нет всего, что находилось в орденской часовне. Например, священных сосудов.

Адальбера страшно клонило в сон, и он пробормотал:

– Да, да, да, что-то я их не заметил. Но объясните мне в нескольких словах, что, собственно, подразумевалось под словом «часовня».

– В первую очередь облачения. Для часовни ордена Золотого руна – это четыре священнические мантии из алого бархата с темно-зеленым атласным подбоем, богато расшитых фигурами из Священного Писания: Божия Матерь, Иоанн Креститель и сам Спаситель. Две алтарные пелены, нижняя и верхняя, в центре одной – Дева Мария в короне, с одной стороны у нее святая Екатерина, с другой – Иоанн Креститель. Есть еще риза и два стихаря, тоже богато расшитые золотом. Распятие – самая драгоценная из наших находок, оно выполнено из золота, украшено рубинами и жемчугом и называется «распятие священных обетов». На нем приносили клятву вновь принятые в орден рыцари. Облачение из второй часовни, разграбленной под Грансоном, было из голубого бархата, расшитого золотом, но оно бесследно исчезло под Муртеном.

– А скажите мне, пожалуйста, – задал новый вопрос Адальбер. – Где находились эти святыни, когда герцог не воевал?

– Его часовня находилась у него в замке, а часовня Золотого руна в особой церкви, специально построенной для ордена. По крайней мере, так было сначала.

– Что значит сначала?

– Так было при герцоге Филиппе, основателе ордена. Карл Смелый воевал почти всю свою жизнь и почти не появлялся в Дижоне, поэтому он счел за лучшее возить обе часовни с собой.

– И вот результат: после Нанси, когда он умирал, у него ничего не осталось!

– Думаю, что-то осталось у его жены, герцогини Маргариты. Вы знаете, что обычно говорят о сокровищнице герцога Бургундского, но правильнее было бы говорить о сокровищницах. Когда Максимилиан Австрийский обвенчался с юной герцогиней Марией в Генте, то свадьба вовсе не была убогой. Состояние Марии и вдовы ее отца в драгоценностях и разных вещах было более чем значительным. Да и достояние Габсбургов маленьким не назовешь. Если бы Мария не умерла, она стала бы императрицей. Именно по этой причине Флёрнуа и мой отец решили, что их находки останутся здесь, в Франш-Конте, – в земле, принадлежавшей Бургундии до тех пор, пока Бургундия существовала. И мы, двенадцать братьев, которые теперь составляют общество, считаем, что эти сокровища по праву принадлежат Бургундии. Но если бы газеты прознали о сокровищах нашей подземной часовни, Вена тотчас бы накинулась на нас с угрозами и требованиями.

– А что будет, если кто-то из вас умрет?

– Мы решили следовать закону ордена. Когда рыцарь умирает, ожерелье не передается по наследству, оно возвращается в сокровищницу и лежит там до появления нового посвященного. Но у нас не может быть вновь посвященных, стало быть, сокровища и подземную часовню будет хранить монастырь.

– Даже в том случае, если последним останетесь вы?

– В этом случае в особенности. У меня нет сына, значит, нашу тайну будут хранить Божьи люди. Тайну скрывает дверь позади алтаря, для непосвященных она невидима.

– Немного грустно, не правда ли?

Слабого света юного месяца хватило, чтобы заметить, как смягчилось лицо Лотаря и словно бы осветилось внутренним светом.

– Мне случалось мечтать, – тихо проговорил он, – и в мечтах я видел одну и ту же картину: будто я, преклонив колено, протягиваю меч единорога единственному достойному его рыцарю.

– Единственному достойному? – переспросил Альдо, не решаясь взглянуть на Адальбера, который тоже замер, затаив дыхание.

– Единственному! И вы знаете, кому. Подобное сходство, возникшее через века, не может быть случайностью. И не говорите мне о законах Менделя!

Адальбер все же счел необходимым высказать свою точку зрения.

– Трудно обойтись без Менделя, если мы говорим о роде. А отец этого потомка мало похож на герцога Филиппа.

– На первый взгляд – да, не похож, – задумчиво проговорил Лотарь. – Но если присмотреться, все-таки что-то есть. Филипп Добрый не отличался красотой, но в нем было обаяние, которое часто привлекательнее холодной красоты. И, посмотрите, сколько побед над женскими сердцами одержал фон Хагенталь за несколько месяцев: Изолайн де Гранльё и, возможно, старая графиня тоже – кто знает? Агата Тиммерманс, обокравшая собственную мать, чтобы лишь угодить ему, Мари де Режий, которая вот-вот выйдет за него замуж…

– Вы находите, что это много?

– Да, нахожу. А если прибавить к ним мать Гуго и еще тех, кого мы не знаем… Я провел маленькое расследование в Инсбруке, где он часто живет. Там у него есть любовница, и вполне возможно, не одна.

– В общем, местный Дон Жуан, – насмешливо ухмыльнулся Адальбер. – А вы можете сказать, почему юная Режий его боится?

– С чего ты это взял? – удивился Альдо. – Мы их видели всего несколько минут на трехсотлетии.

– Вот тогда-то мне и показалось, что настроение у девушки вовсе не праздничное.

Лотарь приостановился, зажигая сигарету, и, закурив, рассмеялся:

– Учитывая прием, который я им оказал, думаю, Мари просто перепугалась.

– Возможно, но до того, как вы спустили на них собак, она вовсе не светилась от счастья, – продолжал настаивать на своем Адальбер.

– Может быть, ты и прав, – не стал спорить Альдо. – Но мне нет никакого дела, влюблена эта девушка или нет, меня интересует только План-Крепен. Она одна достойна наших хлопот и беспокойства, а мы по-прежнему ходим по кругу и никак не можем напасть на ее след.

– Она сбежала. Иначе не появились бы эти дурацкие объявления, предупреждающие, что она опасна. Но чего злоумышленники добиваются? Чтобы первый встречный убил ее? Но люди в здешних местах научились чтить закон, никому не захочется сесть в тюрьму за убийство.

– А мы пошли неправильным путем, – заволновался Альдо. – Вместо того чтобы уничтожать объявления, нужно было пойти к типографу и заказать такой же текст, как в первый раз: двадцать тысяч франков, если доставят План-Крепен живой, и ничего, если мертвой. И расклеить свой текст под портретами.

– Объехав весь департамент?

– Почему нет? Вообще-то еще не поздно, – поддержал Альдо профессор, посветив зажигалкой на часы. – В типографиях порой бывает очень долгий рабочий день. Мы вполне можем туда заехать. Но нам нужен автомобиль.

Они уже добрались до дома, так что сесть в машину не составило труда. Лотарь так мощно надавил на акселератор, что автомобиль рванул, словно скоростной поезд. Оба пассажира замерли на сиденье, не решаясь произнести ни слова, но уже через четверть часа они остановились перед типографией, окна которой светились огнем.

– Ну, что я вам говорил? – торжествовал профессор. – Они работают! Вперед, друзья!

Типограф встретил поздних гостей широкой улыбкой. Клиенты, у которых денег куры не клюют, всегда были ему по душе, он готов принимать их в любое время. Разумеется, он не одобрял появившиеся объявления. Скандал, да и только, он уже беседовал об этом с капитаном Вердо. Все, что хозяин типографии говорил капитану, он повторил нашим друзьям.

– Я сказал, что такого заказа наша типография не принимала, – говорил он. – Я понятия не имею, кто и где мог изготовить подобную гадость. Но с этим покончено, супрефект уже распорядился сорвать эти объявления, а их обрывки отправить в мусорную корзину.

– Тем лучше. Значит, мы напечатаем новые и как можно скорее, – начал Адальбер, улыбаясь самой обаятельной из своих улыбок.

Хозяина перспектива повергла в изумление.

– Новые объявления печатать? И о чем же?

– Объявление будет короткое, но большими жирными буквами. «Двадцать тысяч франков тому, кто доставит живой! Ничего – за мертвую!» И постарайтесь, чтобы портрет был более четким. Не хуже того, что сейчас валяется в мусорной корзине.

– С него и придется печатать, а оттиск с оттиска – сами понимаете! А супрефект? Что скажет он?

– Ничего особенного не скажет, – уверенно бросил Лотарь. – Мы едем к нему! А вы принимайтесь за работу! И немедленно!

– Погодите! Погодите! А кто будет платить? Вы же не думаете, что я…

– Я буду платить, – оборвал хозяина Альдо и достал чековую книжку. – Какой вас устроит аванс?

– Тысяча… Остальное, когда получите ваш заказ, то есть завтра утром. Мне придется не спать всю ночь.

– Ничего страшного, но предупреждаю, объявлений должно быть в шесть раз больше. Сделайте отдельные пачки. Мы развезем их по всем здешним городишкам.

Когда они садились в машину, Адальбер тронул друга за плечо.

– Речи быть не может, чтобы за все платил ты один. Я охотно заплачу свою часть.

– И я тоже, – эхом подхватил Водре-Шомар.

– Как пожелаете. Не будем делать из этого проблему.

Проблема оказалась в другом: что надо сделать, чтобы супрефект их принял? А господин супрефект пребывал в прескверном расположении духа, вся эта история сидела у него в печенках. Он получил телеграмму из министерства внутренних дел, и она его не порадовала. А в этот час он уже приготовился лечь спать и надел пижаму. Он сделал все, чтобы отложить встречу до завтрашнего утра, но ему пришлось принять нежданных гостей, и он встретил их в шелковом бирюзовом халате, расшитом розовыми фламинго.

– Что за бредятина? С какой радости вам снова понадобилось вывешивать проклятый портрет? У вас что, голова не в порядке?! – шипел он, глядя, как удав, на Лотаря и едва удостоив кивком двух других гостей.

– Можно сказать и так, – добродушно отвечал профессор, – мы, понимаете ли, находимся в непрестанном страхе. Боимся, что мадемуазель дю План-Крепен подвергается смертельной опасности. Полезное решение не сразу пришло нам в голову. Новые объявления обещают награду тому, кто доставит мадемуазель живой, и ничего не обещают в противоположном случае.

– И какова награда?

– Двадцать тысяч франков. Мы выплачиваем ее втроем, – поспешил прибавить профессор, увидев, с каким чувством покосился супрефект на Морозини. – К счастью, а может, и к несчастью, сходство на объявлениях из-за плохого качества печати оставляет желать лучшего. Вот и все, о чем мы хотели сообщить вам, господин супрефект.

– Сообщите ваши новости в министерство внутренних дел, господа! Своей безответственностью вы подводите меня под монастырь! Не думаю, что господина мэра порадует возможность лишиться места в муниципальном совете.

– Господина мэра еще меньше порадует катастрофа с фатальным исходом, – поспешил вставить замечание Адальбер, горевший желанием принять участие в беседе.

– В любом случае у мэра уже началась бессонница. Но скажите: если будут развешаны новые объявления, так ли необходимо убирать старые?

– Конечно, необходимо! Объявляя мадемуазель опасной, ее тюремщики извещают своих сообщников, что она жива и ухитрилась сбежать.

– Почему вы так решили?

– Прочитайте внимательно объявление, господин супрефект. Мадемуазель, которая находится под замком или, не дай бог, в могиле, не представляет никакой опасности.

– Да, согласен. Я все понял. Действуйте, но не забывайте держать меня в курсе дела, господа!

Небрежно кивнув, господин супрефект простился с нежданными посетителями и величественно направился в спальню, полагая, что начальство остается начальством даже в халате и тапочках.

– Слава богу, дело сделано, – удовлетворенно произнес Лотарь, садясь за руль. – Теперь – домой, и не скрою, что стакан грога или горячего вина меня очень порадует. А вас? – спросил он.

– Мне кажется, что разумнее разойтись по спальням, не поднимая лишнего шума, – сказал Альдо, уверенный, что Адальбер его поддержит.

Лотарь в ответ рассмеялся:

– Неужели вы думаете, что наши дамы спят?

– А вы знаете, сколько сейчас времени?

– И что из этого? Не знаю, как госпожа де Соммьер, но Клотильда сидит в библиотеке с кофейником, держит его на углях в камине и следит, чтобы не остыл.

– А наша маркиза составляет ей компанию, – подхватил Адальбер.

Оба оказались правы.