Текст книги "Короли и королевы. Трагедии любви"

Он вынул меч и нанес своему другу и повелителю смертельную рану. Не издав ни стона, ни крика Меровек повалился на землю.

Когда наутро пришел торжествующий Гильперих, он нашел лишь труп своего сына. Он приказал заковать Гаэлена и его товарища в цепи и позволил Фредигунде излить на них весь свой гнев. Гаэлену отсекли руки, ноги, уши и нос и он скончался в страшных мучениях.

* * *

После смерти Меровека Фредигунда совершила целый ряд убийств. Ее гнев смягчился бы, если бы все ее соперники сдались ей на милость, но поскольку это было невозможно, она уничтожала всякого, кто был ей в тягость. Сперва младшего сына Гильпериха, которого ему родила Аудовера.

Хловис был обвинен в каком-то несовершенном злодеянии, и его убили в тюрьме в Хеллесе. Его труп был брошен в Марну.

После всех этих деяний Фредигунда возжелала смерти самой Аудоверы, которая уже несколько лет жила в монастыре в Ла Манше. Бывшая королева была убита, но ее дочери удалось бежать. Жена несчастного Хловиса была сожжена заживо.

Ее следующей жертвой стал епископ Пратекстат, который приютил Меровека и Брунгильду. На него напали в его собственной церкви и жестоко изранили, после чего его посетила лучезарная Фредигунда.

– У нас есть очень хорошие лекари, – сказала Фредигунда, – которые могли бы исцелить твои раны. Ты позволишь, они навестят тебя?

Пратекстат собрал все оставшиеся силы, приподнялся в кровати и промолвил:

– Я чувствую, что Господь призвал меня к себе из этого мира. Но ты будешь предана проклятью во всех грядущих поколениях и правосудие Божье покарает тебя!

Фредигунда покинула его, не сказав ни слова. Епископ вскоре обрел вечный покой.

А Божье правосудие не заставило себя долго ждать и покарало королеву Нейстрии.

Сразу друг за другом от оспы умерли ее сыновья. Несмотря на заботу лекарей, их не удалось спасти. В живых остался лишь Хлотар, которому было несколько месяцев.

Злоба Фредигунды на Гильпериха все возрастала. Он был уже стар, предавался немыслимым порокам и мешал ей на пути к власти.

В сентябре 584 года король находился в округе Хеллеса на охоте. Он убил вепря и был крайне воодушевлен этим. Один из его людей, любовник Фредигунды, предложил ему кубок вина. В следующую ночь король скончался…

Отныне она была единовластная правительница королевства, ее сын был еще слишком юн, чтобы помешать ей в чем-то. Наконец-то власть принадлежала ей!

* * *

Время от времени она посылала наемных убийц в Метц, чтобы те устранили ее соперницу и молодого короля Хильдеберта. Из этого ничего не выходило. Всякий раз преступники были узнаны, взяты под стражу и казнены.

Вскоре возникли сложности и в ее собственном государстве. До того, как начался спор между двумя королевами, Париж не принадлежал ни к одному из четырех королевств. К ярости Фредигунды, этот город хотел получить свой статус обратно, тогда как Фредигунда хотела, чтобы город принадлежал ей. Вскоре ее жизнь превратилась в непрерывную борьбу.

С одной стороны, власти города постоянно пытались поднять восстание против нее, с другой стороны – ей все время приходилось отражать нападение армии Брунгильды.

Так прошло несколько лет, и единственное, что было неизменно за эти годы, – ее ненависть к Брунгильде. Затем в 596 году в возрасте двадцати шести лет умер сын Брунгильды Хильдеберт. Он оставил после себя двух сыновей, которые были теперь на попечении бабушки.

Фредигунда всерьез использовала возможность захватить Париж, и вскоре он был в ее руках. Едва была справлена тризна по сыну, как Брунгильда должна была вывести свои войска на поле битвы против Фредигунды.

Обеим королевам было уже за пятьдесят, но их гордость и ненависть были все еще молоды.

Сторону Брунгильды возглавлял граф Лупус, который сохранил свою любовь к ней, Фредигунда же была одинока в своей злобе и коварстве.

Войска встретились на австразийской границе, у Суасона. Враждующие королевы ехали каждая во главе своего войска. Они были облачены в доспехи, а поседевшие волосы прикрывал шлем. С возрастом черные волосы Брунгильды и огненные косы Фредигунды сделались одинаковы. Фредигунду сопровождал ее сын, а Брунгильду – оба ее внука. То был ужасный день для австразийского войска. Отряды Брунгильды потерпели полное поражение, граф Лупус был убит, и лишь благодаря стремительности коней ей удалось избежать плена. Пока Брунгильда уходила от опасности вместе с двумя внуками, она потеряла шлем и ее длинные волосы развевались по ветру. Фредигунда, которая, стоя на вершине холма, наблюдала за происходящим, узнала ее.

– Поймайте ее, – прорычала она, – поймайте, или я прикажу удавить вас всех! Она нужна мне живой, вы поняли? Живой, а не мертвой!..

Удушливый кашель прервал ее. Она склонилась в седле и с жадностью глотала воздух. По краям губ выступила кровь. Фредигунда была больна, так тяжело больна, что у нее не хватило даже времени вкусить наслаждение от победы. Вскоре после этого она умерла мучительной и медленной смертью. Ее тело было похоронено в старом аббатстве Сан-Винсент в Париже, которое вскоре после этого стало называться Сен-Жермен-де-Пре.

Смерть Фредигунды должна была бы свести на нет ненависть и вражду по отношению к Брунгильде. Но этого не случилось. Ее сын, Хлотар, продолжил борьбу. Он был необузданным, коварным юношей, едва ли менее жестоким, чем его мать. Борьба между ним и Брунгильдой длилась семнадцать лет, до 613 года.

* * *

После смерти своей соперницы Брунгильда ощутила утрату уважения и почета к себе со стороны подданных. Дабы сохранить свою власть, она совершала преступление за преступлением. В этом ей помогал некто Протад, который был ее старым фаворитом. Ее непомерное честолюбие заставило стравить внуков друг с другом, и она приказала убить одного, чтобы способствовать успеху другого. Мало того, она повелела казнить обоих детей убитого. Но затем исчез и второй внук, после которого осталось четверо детей.

Слишком много крови уже было пролито в Метце и в поместьях, где любила жить королева. Хлотар вновь взялся за оружие, чтобы уничтожить старую соперницу своей матери. Брунгильда была предана бургундцами, у которых она искала спасения, и подставлена под удар. Когда произошло сражение, отряды бургундцев бросили оружие и обратились в бегство. Теперь путь к вилле д'Орбе, где Брунгильда дожидалась исхода битвы, был открыт для врага. Она была схвачена, несмотря на ее возраст и положение, закована в цепи и отправлена в Ренев-сюр-Винжан, где ее ожидал Хлотар. Там и разыгрался кровавый конец этой истории, который будет ужасать людей еще несколько столетий. Хлотар дал волю своей немыслимой жестокости.

По его приказу шестидесятишестилетняя королева была отдана на растерзание палачам и ее пытали три дня. Это происходило в одном деревенском доме, к которому Хлотар часто приближался, чтобы послушать, как его враг кричит от боли. На четвертый день, когда ее тело превратилось в сплошную рану, ее посадили на верблюда и глумящееся войско осыпало ее всевозможными оскорблениями. Наконец, ее привязали волосами, рукой и ногой к хвосту дикого коня и пустили его вскачь. От той, кто родилась на престоле, была дочерью, сестрой, супругой и матерью королевских особ и кому не было равных по красоте, осталось лишь месиво, которое дикий жеребец продолжал топтать окровавленными копытами. Хлотар не подозревал, что в глазах потомков эта мучительная смерть будет казаться более ужасной, чем большинство злодеяний того времени. Вместе со своей матерью он вошел в историю как олицетворение зла и жестокости.

КРОВАВАЯ КОРОЛЕВА
ВУ ЦО ТЬЕН, ИМПЕРАТРИЦА КИТАЯ

Лязганье ножниц заставило ее вздрогнуть. Длинная черная прядь волос скользнула по плечу и упала на землю… за ней вторая, третья. Когда на голове остались лишь совсем короткие волосы, монахиня отложила ножницы, взяла острое лезвие и начисто выбрила ей голову. Тогда Ву Цо Тьен уже не смогла сдержать слез, они падали на грубое платье из белой шерсти, в которое она была облачена. На голый череп ей набросили покрывало, и тем самым были исполнены все предписания. Как и все остальные жены великого умершего императора Тай Цонга, она была обречена провести остаток своих дней в этом монастыре, изнуряя себя молитвами и постом. Тоскливая жизнь без радости и цвета, без смеха и песен; лишь сердитый звук гонга отмерял ритм существования.

Великий император покоился в своей роскошной гробнице среди каменных правителей и коней из гранита. Таков был справедливый закон природы. Он был стар и правил долго и славно. Смерть соответствовала его возрасту. Но двадцатипятилетняя Ву Цо Тьен была слишком молода для того, чтобы хоронить себя заживо.

– Теперь иди к своим подружкам, – сказала надзирательница строгим голосом.

Молодая монахиня смиренно бросилась на землю, как то предписывал ритуал, затем удалилась, семеня своими маленькими ножками, которые из-за тугих перевязок перестали расти с раннего детства. То были настоящие «золотые лилии» – ножки знатной госпожи, которые предназначались лишь для того, чтобы покоиться на вышитых сатиновых подушечках или прогуливаться по песчаным дорожкам сада.

В четырнадцать лет она попала в императорский гарем и с тех пор обитала в этом полутемном, благоухающем, нежном мире. Благодаря необыкновенной красоте, Тай Цонг призывал ее часто к себе на ложе. Он любил ее, ибо она была столь умна и весела, Сколь прекрасна. Те двенадцать лет ее безмятежного существования пролетели как во сне. Как призраки в тумане над рекой.

Обо всем этом размышляла бывшая фаворитка, идя в длинной процессии своих подруг, одетых в белое, к вечерней молитве. Когда они проходили через двор между двумя массивными башнями, она увидела озеро Ло Янг в лучах заходящего солнца.

Там, внизу, располагался императорский город с огромным парком, чьи стены были бесконечны.[11]11
  Длина стены была 120 км.


[Закрыть] Там были позолоченные крыши, разукрашенные стены, а на острове находился павильон с шелковыми обоями, где могли отдыхать женщины. Там, на Великом Канале, были дома фаворитов, которые окружали никогда не увядающие цветы и деревья, ибо каждую зиму они украшались листьями из зеленого шелка и золотом. Там внизу… у предела мира…

В храме, стоя на коленях в клубах фимиама, молодая женщина шептала про себя сокровенную молитву. Она молила Будду о том, чтобы ее лучше лишили жизни, чем заставили влачить существование за этими толстыми стенами. Она была молода, ей хотелось жить и веселиться, а приходилось молиться сквозь слезы.

Слезы еще не высохли на щеках, когда она в своей голой монашеской келье вытянулась на деревянной лежанке. В отчаянии она не слышала открывающейся двери и легких шагов по каменным плитам. Только когда чья-то рука легла ей на плечо, она вскочила. В луче лунного света старая монахиня стояла у ее ложа и склонялась над ней.

– Вставай, – прошептала она, – император здесь. Он спрашивает тебя.

Ву Цо Тьен быстро спрыгнула со своего жесткого ложа. Ее сердце билось так неистово, что она приложила руку к груди, как будто желая его успокоить. Что хочет от нее молодой император? Зачем он ночью приехал в одиноко лежащий в горах монастырь?

По привычке она принялась отыскивать на стене кельи зеркало, но не нашла его. Вспомнив о своей изуродованной голове, она ощутила горечь и закуталась в желтое покрывало. Как же сделать так, чтобы и в таком виде казаться прелестной? Она последовала за старой монахиней по пустому коридору, который освещался лишь несколькими масляными светильниками.

Император Као Цонг был не так привлекателен с виду, как его отец. Он был юношей двадцати трех лет, высоким и худощавым, с узким лицом цвета слоновой кости, черными волосами и тонкими висячими усами. Его мечтательные глаза были темны, то были скорее глаза поэта или ученого, но не завоевателя.

Все это Ву Цо Тьен заметила украдкой, ибо ее глаза были почтительно и смиренно потуплены. Когда еще был жив его отец, она время от времени видела наследника во дворце, но никогда так близко, как сейчас. Он стоял посреди монастырского зала для почетных гостей и был один, свита осталась где-то. Освещенный горящими на стенах факелами, он выглядел очень внушительно. Ву Цо Тьен пала ниц перед ним и замерла, склонив лицо к полу. Так она безмолвно ожидала, ибо было неучтиво говорить первой.

Он заговорил несколько сдавленным голосом, как будто ему приходилось бороться с натиском охвативших его чувств.

– Я вынужден был прийти к тебе, Ву Цо Тьен, ибо вот уже несколько месяцев, как мой дух потерял покой, а тело сон. В моем дворце нет ни души, и даже весенние цветы потеряли свой аромат.

– Чего желает мой высокочтимый повелитель? – спросила молодая женщина, все еще лежа на полу.

– Чтобы ты вернулась. Я не могу жить без тебя. Уже долгое время я размышляю о тебе. Ты и не догадывалась об этом, но когда ты еще только появилась во дворце и я увидел тебя среди других жен, с тех пор… с тех пор я не могу забыть тебя. Я поклялся, что когда-нибудь ты будешь принадлежать мне. Я знал, что должен ждать, пока мой отец не отправится к своим великим славным предкам. Теперь этот день наступил, и я поспешил к тебе. Ты хочешь пойти со мной?

Он подошел к ней ближе и склонился, чтобы положить руку ей на голову. Но при этом прикосновении Ву Цо Тьен дернулась назад, как будто от ожога.

– Всемогущий император, – промолвила она дрожащим голосом, – если я, ничтожная, некогда понравилась тебе, то знай, что у меня не осталось более той красоты. Я не достойна более твоего высочайшего внимания. По древнему обычаю в монастыре мне обрили голову… я выгляжу отталкивающе…

Он мягко заставил ее подняться и взял обеими руками ее мокрое от слез лицо. Ву Цо Тьен увидела, что император улыбается.

– Когда дерево еще молодо, листва быстро вырастает на нем заново. За несколько недель твои волосы отрастут и ты станешь еще прекраснее, чем была. Хочешь ли ты следовать за мной?

Преисполненная благодарности за столь неожиданное и чудесное счастье, молодая женщина вновь бросилась ему в ноги и прижалась к ним губами.

– Я не что иное, как твоя рабыня. Владыка середины земли, поступай со мной сообразно своему желанию.

– И… ты будешь любить меня?

– Я всегда любила тебя, – ответила Ву Цо Тьен, и в своем счастье она верила в то, что говорила.

Вскоре после этого по крутой тропинке, ведущей от монастыря, были пронесены носилки с плотными непроницаемыми занавесками, которые сопровождал отряд всадников. Процессия двинулась по направлению к императорской столице, чьи золотые крыши мерцали в лунном свете. В носилках сидела Ву Цо Тьен. Она закрыла глаза, все еще не веря в столь неожиданный поворот своей судьбы.

Голос певицы был сладок и нежен, но, несмотря на это, Ву Цо Тьен попросила ее замолчать.

– Давай немного побудем в тишине. А то ты разбудишь мою дочь, и она будет неспокойна.

Певица быстро прижала ладонью трепещущие струны кана[12]12
  Китайская гитара с пятью струнами.


[Закрыть] и положила инструмент рядом с собой. Затем она поднялась, сунула руки в рукава кимоно и поклонилась.

– Будут ли какие-нибудь приказания от моей госпожи?

– Ты можешь идти. Мне сообщили, что меня посетит императрица.

Оставшись одна, Ву Цо Тьен с улыбкой откинулась на подушки. За несколько месяцев ей удалось пройти весьма длинный путь. Сперва она была представлена придворным дамам императрицы Вант, супруги Као Цонга. Среди них она очень скоро заняла совершенно особое положение, ибо влюбленность императора можно было легко прочесть по его глазам. Вскоре она окончательно сделалась фавориткой и сильные мира сего преклонялись и оказывали ей знаки почтения ежедневно. Когда же она объявила, что ждет ребенка, всеобщее уважение достигло наивысшей точки.

– Если ты мне подаришь сына, – сказал ей Као Цонг, – то ты сможешь потребовать от меня половину государства.

Императрица Ванг была веселой, нежной и доброй женой, но, к прискорбию, она была бесплодна. Мысль о сыне воодушевляла императора.

Когда же она родила девочку, все при дворе были убеждены, что Ву Цо Тьен потеряла благорасположение императора.

Но император любил ее и продолжал относиться к ней по-прежнему. Он с улыбкой принял известие о рождении ребенка и поздравил бесконечно счастливую мать. Редко какая мать выказывала столько любви ребенку, тем более если это была девочка. Но фаворитка обожала свое дитя и придворные должны были следовать ей в этом. Теперь же ей была оказана высочайшая почесть: императрица известила молодую мать, что вечером она навестит ее. Именно поэтому и улыбалась молодая женщина, поэтому она и отослала свою служанку. Ибо то, что Ванг придет к ней, было лишь следствием одного грандиозного замысла, который фаворитка тщательно продумала заранее.

Между женщинами не было вражды. Как нелюбимая более жена, Ванг восприняла появление Ву Цо Тьен с некоторым удовлетворением. В ней она прежде всего видела средство, при помощи которого можно было обезвредить красивую и дерзкую Сиу Фей, пленившую в свое время императора и стремившуюся занять при нем место императрицы. А эта нежная и лучезарная Ву Цо Тьен отвлекла бы императора и тем самым избавила бы Ванг от опасности, не требуя за это слишком многого. Вскоре, впрочем, ей пришлось убедиться, что она не такой уж хороший знаток людей.

Когда фаворитка услышала, что императрица и ее свита приближаются, она не вышла им навстречу. Напротив, уложила спящего ребенка в колыбель и скрылась в одном из прилегающих покоев ее жилища. Когда она вернулась оттуда, то застала Ванг уже одну и рассыпалась перед ней в извинениях и учтивых заверениях в своей преданности.

– Вы должны простить меня, досточтимая госпожа, – сказала она, – но я была неверно осведомлена о времени вашего прихода, которым я несказанно польщена. Я ожидала вас позже, отсюда и мое отсутствие. Я прошу вас простить меня.

Ванг взяла из колыбели ребенка и нежно его покачивала. Она тихо кивала головой с высокой, украшенной цветами, жемчугами и рубинами, прической.

– Ты не должна извиняться. Я все это время любовалась твоей дочерью. Она наверняка будет так же прекрасна, как и ты, и я понимаю, что ты гордишься ею.

– Я берегу ее как зеницу ока, – промолвила фаворитка, – и после моего божественного повелителя она милее всех моему сердцу.

– Я понимаю тебя и завидую тебе. Боги сочли меня недостойной того, чтобы зачать и родить ребенка, но я была бы счастлива, будь у меня девочка.

Некоторое время женщины еще поговорили, как того требовали вежливость и этикет церемонии. Когда же Ванг покидала покои, Ву Цо Тьен еще раз выразила свою радость от почетного посещения.

Но едва лишь затворилась за императрицей дверь, которая была прикрыта голубой завесой с вышитыми на ней фантастическими образами, почтительная улыбка фаворитки сменилась жестоким, полным ненависти смехом. После того как ее посетила императрица, пришло время воплотить вторую часть ее замысла. Она подошла к колыбели, где лежало все еще спящее дитя, склонилась над ней, протянула руки, как будто собиралась поправить одеяльце… затем раздался короткий, приглушенный крик и вновь воцарилась тишина. Когда Ву Цо Тьен выпрямилась, ребенок был мертв. Нежная, любящая мать хладнокровно удавила его.

Затем тихими шагами Ву Цо Тьен отправилась к императору, который ежедневно ожидал ее в это время.

* * *

Час спустя Као Цонг проводил Ву Цо Тьен до ее жилища. Казалось, она была счастлива, она смеялась и нежно повисала на его руке.

– Наша дочь становится с каждым днем все прекраснее, – весело утверждала она, переступая порог своей комнаты. – Мой повелитель сам убедится в этом.

– Она никогда не будет красивее, чем ты, моя драгоценная жемчужина.

– Она будет в сто, в тысячу раз красивее. Она уже прекрасна, только взгляни на нее!

Она подошла к колыбели, отдернула полог, склонилась и взяла на руки маленькое тельце, чтобы в то же мгновение с ужасным воплем выпустить его из рук…

– Моя дочь… о небо… мое дитя убито! – Као Цонг подскочил к ней и с ужасом увидел маленький трупик с посиневшим лицом и закрытыми глазами. На шее виднелись следы удушения. Убийство было очевидным.

– Кто дерзнул сделать это? – глухо промолвил император.

Ву Цо Тьен не слышала его. Казалось, от боли и страданий она лишилась разума. Она опустилась на пол у колыбели, разодрала на себе платье, царапала лицо ногтями, рвала на себе волосы, а из глаз ее струились потоки слез. Она шептала какие-то нечленораздельные слова. Отчаявшийся император тщетно пытался поднять ее.

Наконец, он ударил в гонг. Появился слуга.

– Пусть все женщины немедленно придут сюда, – вскричал император. – Мы должны отыскать виновную.

Конечно же, собравшиеся женщины отрицали свою вину. Но Као Цонг уже послал за палачом, поклявшись замучить всех до смерти, дабы заставить их признаться, когда одна из них нашла в себе мужество сказать, что лишь императрица какое-то время находилась в комнате с ребенком одна и без свидетелей.

Ву Цо Тьен, которая все это время лежала на мраморных плитах пола и плакала навзрыд, казалось, не слышала этих слов. Она даже не шевельнулась, когда Као Цонг приказал:

– Приведите императрицу.

И никто не увидел торжествующей улыбки Ву Цо Тьен на прикрытых ладонями устах.

* * *

В качестве бывших советников своего отца Као Цонг содержал двух монахов-несторианцев, которым Тай Цонг позволил проповедовать христианство. Раббан был сирийцем, а Мартин франком из местности Ла Манш. Оба они прибыли из Эдессы и были старыми и опытными людьми. Дикий гнев, которому поддался император в их присутствии, заставил их разочарованно покачать головами.

– Сын Дракона не должен так волноваться, – сказал Раббан. – Нет слов, преступление ужасно, но уверен ли император в вине своей супруги? Она утверждает, что бережно положила ребенка назад в колыбель.

– Почему она должна сознаваться? – вскричал император. – У нее были все основания ревниво относиться к моему счастью, ибо она зачать не может! Она хотела насладиться отчаянием моей возлюбленной!

Поэт Ло Пин Ванг, который присутствовал при разговоре и не очень-то высоко ценил новую фаворитку, позволил себе скептическую усмешку.

– Отчаяние, на мой взгляд, выражается несколько иначе. Слишком уж своевременны обвинения против императрицы, исходящие от этой утопающей в слезах матери.

Император метнул на него гневный, ужасный взгляд.

– В эти страшные часы твой цинизм не к месту, мой поэт. Поверь, что не так легко нам обвинять нашу первую супругу, которая, как нам казалось, неспособна на подобное деяние. Но как ты можешь думать, что наша драгоценная жемчужина втайне радуется смерти своего ребенка?

Ло Пин Ванг ничего не ответил. Не имело смысла спорить со столь рассерженным человеком, тем более что он был императором. Он не верил в преступность императрицы и догадывался о настоящем положении дел. Несмотря на скромное поведение фаворитки, вечно потупленный взор и спрятанные в рукавах руки, у него к ней не было никакого доверия.

Со вздохом он вышел из мужского круга, но монах Мартин позволил себе еще одно возражение:

– Вопреки всему, у нас нет доказательств виновности императрицы. Если ее обвиняют служанки, то, быть может, только для того, чтобы выгородить себя.

При этих словах появился слуга, который нес что-то перед собой на бархатной подушке. Он подошел к подножию трона из золота и смарагда и пал на колени перед верховным владыкой.

– Божественный император, – произнес он с глубоким смирением и поднял обе руки над головой, – стража, которой было поручено отыскать в покоях императрицы доказательства ее вины, обнаружила этот предмет под ее кроватью.

Као Цонг наклонился и взял вещь в руки. То была восковая кукла в желтом, вышитом золотом платье из шелка. На кайме этого наряда было начертано имя императора и грудь куклы была проткнута длинной иглой. Као Цонг побледнел и отбросил куклу прочь.

– Ты говоришь, под кроватью императрицы?

– Да, досточтимый повелитель.

– Ты можешь идти.

Слуга попятился спиной, а Као Цонг обратился к своим собеседникам.

– Что вы на это скажете? Не удовлетворившись убийством нашей дочери, первая супруга пожелала убить нас. Эта сцена повергла всех в долгое молчание, которое было нарушено главным советником Суй Лангом.

– Откуда мы знаем, что эта кукла не подброшена туда кем-нибудь, кто хотел оговорить императрицу?

– Как и у каждого из нас, у императрицы есть враги, – согласился монах Раббан.

Но их слова не были услышаны. Император со страшным выражением лица показал им нетерпеливым жестом, что они могут удалиться.

– Кто совершил одно злодеяние, – добавил он, – способен и на второе.

В тот же вечер, несмотря на слезы и заверения, несчастная Вант была выведена из своих покоев и закована в цепи. Ее поместили в ужасное подземелье, нечто вроде погреба, где лишь в потолке было отверстие, через которое ей бросали еду. Она недолго пробыла там в одиночестве. Торжествующая победу Ву Цо Тьен, которая имела теперь безграничное влияние на императора, приказала бросить туда прекрасную Сиу Фей, единственную женщину, кроме нее, на которую император обратил свое внимание.

* * *

Несколько дней спустя Ву Цо Тьен была наречена императрицей. Ее праздничный наряд был из шелка цвета голубой ночи, на котором множество фантастических зверей распростерли свои крылья и сверкали очами из драгоценных камней. На шее у нее было великолепное колье из золота и рубинов, а на руках кольца и браслеты. Рубины в форме цветка поблескивали в ее волосах. В тот день она впервые подняла вечно потупленные глаза и с жестокой улыбкой окинула взором собравшихся придворных и куртизанок. Наконец, она стала сильнейшей, владычицей, которой принадлежал дух императора. Если она подарит ему сына, то будет править после его смерти.

Но среди смиренно потупленных перед ней людей был один, кто не склонил головы. Внезапно Ву Цо Тьен столкнулась взглядом с парой черных глаз, которые смотрели столь гордо и презрительно, что она затрепетала от гнева. Человека, который так бесстыдно осмелился глядеть на нее, она видела несколько раз и знала о нем лишь понаслышке. То был вице-канцлер Шанг Куанюй. Он был самым красивым мужчиной при дворе, и каждый раз, когда Ву Цо Тьен видела его благородный облик, ясные черты лица и кожу цвета амбры, она чувствовала, как ею овладевает необычное возбуждение. Это был мужчина, настоящий мужчина, ощущала она, а не обезумевший от страсти глупец Као Цонг. Такого она могла преданно любить.

Несмотря на ее властный взгляд, вице-канцлер не отвел глаза в сторону. Стыд и гнев заставили ее покраснеть. Она отвернулась и заняла место на Троне Дракона, чей украшенный золотом балдахин колыхался над императорской четой.

Когда ей уже была оказана большая часть почестей, Ву Цо Тьен внезапно почувствовала, что ей недостает чего-то. На душе у нее было пусто и одиноко, ибо впервые в своей жизни она ощутила, что и у нее есть сердце.

Почему ты избегаешь меня? Почему тебя никогда нет рядом, когда я желаю тебя? Неужели ты не догадываешься, что ради тебя я готова сделать все, что угодно? Ты можешь владеть и управлять мною… тебе стоит всего лишь захотеть этого.

Но Шанг Куанюй, который находился лишь в нескольких шагах от трона, оставался безучастен и равнодушен. На этот раз он пребывал в позе хорошо разыгранного почтения и благолепия, низко склонившись к полу, что сперва сильно смутило императрицу.

– Подойди сюда, – приказала она резким голосом. – Подойди ко мне поближе.

Он повиновался и подошел на несколько шагов ближе, но так и не взглянул на Ву Цо Тьен. Он слишком хорошо знал, насколько опасна красота этой женщины и, по возможности, старался избежать ее взгляда. При входе он сразу заметил, насколько обольстительна она в этом небесно-голубом платье, усеянном цветами яблони. Помимо этих вышитых цветов, она украсила свои волосы настоящими. От нее исходил столь сильный аромат благовоний, что у него слегка закружилась голова.

Он еще не успел произнести ни слова, когда она поднялась, подошла к нему и положила ему руку на плечо.

– Ты не понимаешь, что я хочу тебе сказать, Шанг Куанюй? Ты хочешь смутить меня и потому вынуждаешь говорить о том, что лежит у меня на сердце.

Незаметно он отступил немного назад и холодно поклонился.

– Великая, досточтимая императрица не должна говорить того, о чем потом пожалеет. В это мгновение она говорит из благородных побуждений, которые, очевидно, вскоре пройдут.

Она яростно топнула ногой и забыла о своих императорских обязанностях.

– Я никогда не жалею о том, что сказала, ибо если я произношу какие-либо слова, я тщательно обдумываю их прежде. Неужели твое сердце столь холодно? Неужели оно не понимает, что ему хочет сказать мое сердце? Ты знаешь, ведь в какой мере…

Тихо, но настойчиво Шанг Куанюй прервал ее.

– Никто не может приказать своему сердцу, о драгоценная жемчужина. Мое сердце уже долгое время не принадлежит мне. Я уже давно не чувствую его, как же оно может тебя слышать?

Затем он учтиво поклонился и направился к двери, прежде чем совершенно ошеломленная Ву Цо Тьен успела сделать хоть одно движение, чтобы удержать его. Еще не успела опуститься за ним завеса из красного шелка, как молодая женщина осознала, что ее любовь отвергли, как если бы она была ничтожной рабыней. Его сердце не принадлежит ему более, утверждает он. Он любит другую… Быть может, свою жену, это убогое создание, которая безмолвна и невзрачна, как колибри. Если бы она была в этом уверена…

Именно в этот момент вошел главный евнух, которого она своими подарками сделала преданным лишь ей слугой. Этот хитрый, умный человек, который мог молчать как могила, без сомнения, был единственным человеком при дворе, способным ответить на все возникшие вопросы. Он всегда знал все обо всем. На этот раз он выглядел задумчивым и ему явно было что сообщить.

– Что у тебя, говори, – приказала она.

– Сын Дракона в последнее время озабочен, досточтимая госпожа… мне стало известно, что он ходил в тюрьму. Он повелел открыть ему подземелье, где находится прежняя императрица.

Ву Цо Тьен вскочила с побледневшими губами.

– Он спускался вниз? Он был в тюрьме вопреки всему тому, что обещал мне! Что за безумие напало на него?

– Чужеземные монахи проводят дни за тем, что проповедуют ему милосердие и любовь к ближнему. Он хотел взглянуть, действительно ли заключенная столь жалка и достойна сожаления, как они говорят.

– Неслыханно! Итак, слушай внимательно: когда повелитель вернется во дворец, ты спустишься в подземелье и прикажешь страже… – продолжая разговаривать с ним, она поспешила к маленькому столику, взяла кисточку для письма и быстро начертала несколько иероглифов на украшенном императорской печатью куске пергамента, который протянула евнуху.

– Вот. Теперь никто не осмелится ослушаться тебя. Скажи им, чтобы они…