Текст книги "Великолепная маркиза"

Жюльетта Бенцони
Великолепная маркиза

Кристине де Бартийя с нежностью…

Часть I
Ураган

Глава 1
Замок в Бросельянде

Когда карета въехала в лес, небо на востоке уже начало светлеть. Откинув голову на подушки, Анна-Лаура де Понталек гнала от себя тревожные мысли, разглядывая величественные многовековые деревья, которые она так любила. Она так надеялась остаться в Комере! Хотя бы до того времени, когда кончится смута. И вот теперь ее убежища больше не существовало!

Стекло было опущено, и в карету проникали запахи леса. Глаза молодой женщины увлажнились. Ей тяжело было уезжать из этих мест, тяжело возвращаться в Париж. На мгновение ей пришла в голову мысль отправиться в Сен-Мало к матери. Но как ее там примут? Никто не мог предугадать настроение Марии де Лодрен. Если мать в гневе, то Анна-Лаура этого просто не вынесет. Так стоит ли ехать к ней?

Анна-Лаура подумала о муже, и ей остро захотелось его увидеть. В конце концов, и он родом тоже из этих мест, которые они оба так любили. Да, он жесток, но Жосс – сильный человек. Возможно, он и не питал теперь пылкой любви к своей жене, но все-таки оставался ее мужем. Маркиз не хотел делить с ней наслаждения прежней жизни, но, может быть, супруг разделит с ней тяготы и волнения жизни новой? Возможно, грядущие испытания их сблизят?

Анна-Лаура закрыла глаза, чтобы насладиться этой приносящей утешение мечтой, как вдруг карета замедлила ход и остановилась. Молодая женщина открыла глаза, выглянула в окно и увидела, что они все еще не выехали из леса.

– Что случилось? – поинтересовалась она.

Жуан спустился с козел и подошел к дверце.

– Благодарение богу, все в порядке. Я лишь хотел поговорить с госпожой маркизой здесь, где нас никто не может услышать. Это место мне показалось подходящим.

– Поговорить? Но о чем?

– Госпожа обо всем узнает, если соблаговолит выйти из кареты и пройти со мной вон к тому поваленному дереву. Это нелегкий разговор. Если госпожа маркиза пойдет со мной, это облегчит мне задачу. Речь идет об очень серьезных вещах.

– Вот как!

Анна-Лаура колебалась лишь мгновение. Упряжка остановилась на небольшой поляне, где бил родник. Место было очаровательным. Невидимые в густой листве, пели птицы, а заря окрасила все вокруг нежными красками.

– Хорошо, я согласна. В конце концов, мы ненастолько торопимся…

Жуан открыл дверцу и протянул руку молодой женщине, он подвел ее к заросшему мхом стволу и помог ей сесть, убедившись прежде, что она не испачкает платье. Оба молчали, и тишину нарушали лишь звуки леса. Маркиза де Понталек впервые внимательно рассмотрела слугу своего мужа, хотя знала его уже давно.

До отъезда из Парижа он был для нее лишь тенью мужа. Жоэль Жуан приходился Жоссу молочным братом и следовал за ним всюду. Сначала он был слугой, потом стал кем-то вроде секретаря, а теперь стал доверенным лицом маркиза. Жуан очень редко появлялся на улице Бельшас, и Анна-Лаура никогда не обращала внимания на безмолвную фигуру, сопровождавшую маркиза.

И только теперь на этой поляне она увидела, что Жоэль Жуан – мужчина высокого роста и благородного вида, что у него умное лицо с выразительными чертами, крупным носом и серыми серьезными глазами под густыми бровями.

Понимая, что его разглядывают, Жуан стоял, выпрямившись, перед Анной-Лаурой, держа шляпу в руке, не смущаясь, но и без вызова. Жоэль просто ждал, пока маркиза заговорит первой.

– Итак, – проговорила Анна-Лаура, – я вас слушаю. Что вы хотите мне сказать?

– Могу ли задать вам вопрос… Вернее, два вопроса?

– Задавайте!

– Куда мы едем? И зачем?

– Ну, разумеется, мы едем в Париж.

– Тогда я повторю свой второй вопрос – зачем мы туда едем? Почему госпожа маркиза желает вернуться в этот город, где ее ждут опасности? Госпожа маркиза, возможно, не заметила, но в стране началась революция. От королевской власти остались одни воспоминания, церкви опустели, монастыри закрываются. И очень скоро на смену благородным людям, желавшим дать народу свободу и счастье, придут отбросы с самого дна общества. Мерзавцы без чести и совести надеются разжиться чужим добром, они съезжаются в столицу со всей страны. Париж бурлит и скоро взорвется. Раз уж вам удалось выбраться, так не возвращайтесь же туда!

Маркиза де Понталек даже не пыталась скрыть своего удивления:

– Откуда у вас такие сведения?

– Отовсюду. Я смотрю, я слушаю, я читаю газеты, я прислушиваюсь к пересудам на улицах и иногда захожу в харчевни. Дворянство ожидает неминуемая катастрофа… И я осмеливаюсь умолять госпожу маркизу остаться в Бретани.

– Неужели вы считаете, что в Бретани безопаснее? Вы же сами все видели. И куда, по-вашему, мне ехать, если в Комере нельзя жить? В Понталек? Допустим, его еще не сожгли, но я не люблю этот замок. С ним связано слишком много ужасных легенд, так что революционеры вряд ли упустят возможность сровнять его с землей…

– Тогда, может быть, Ля-Лодренэ? Или еще лучше в Сен-Мало, там госпожа маркиза будет рядом со своей матерью.

– В Ля-Лодренэ давно уже никто не живет, моя мать редко там бывала. Что же касается Сен-Мало, то мать не будет мне рада. Она без колебаний отправит меня к моему супругу, и будет права. Благодарю вас, Жуан, за заботу о моем благополучии, но мое место рядом с вашим хозяином. Тем более, если нас ожидают трудные времена. Мне кажется, я ответила на ваши вопросы, и теперь мы можем отправляться в путь.

Анна-Лаура встала и отряхнула юбки, но Жуан преградил ей дорогу.

– Я еще не все сказал! – властно заявил он, несказанно удивив молодую женщину. – Было бы безумием вернуться к маркизу, неужели вы сами не понимаете этого?!

Гнев сменил удивление и любопытство на лице маркизы:

– Вам следовало бы питать больше уважения к вашему хозяину! И ко мне тоже! Вы осмелились непочтительно говорить о маркизе, я больше не желаю вас слушать. Едем!

– Нет. То, что я должен вам сказать, слишком серьезно. Вы должны выслушать меня до конца! Я прошу госпожу… Я прошу у вас прощения, – поправился Жуан, оставляя манеру слуги обращаться к хозяйке в третьем лице, – но кто-то же должен открыть вам глаза. И кто сделает это лучше меня, когда именно я знаю Жосса де Понталека лучше других. И именно поэтому я больше не питаю к нему уважения. Мы с ним ровесники, мы вместе воспитывались, а когда нам приходилось драться, я всегда одерживал верх. Я справлюсь с ним и сегодня…

– Это говорит лишь о том, что вы сильнее, и ни о чем больше, – презрительно парировала Анна-Лаура.

– Если бы он изменился с возрастом! – Жуан, казалось, не слышал ее слов. – Жосс и раньше был жестоким, чванливым, амбициозным эгоистом, но я был уверен, что это человек чести. Увы, я ошибался и убедился в этом, когда он приказал мне сопровождать вас.

– Это какая-то бессмыслица. Мой супруг хотел, чтобы я не подвергалась никакому риску во время поездки, поэтому и отправил вас со мной. Он доверяет вам. И как я теперь понимаю, совершенно напрасно!

– Да, маркиз напрасно доверял мне, и вы должны этому только радоваться. Он считает меня лишь орудием для выполнения его приказов. Я согласился сопровождать вас только по одной причине: я не хотел, чтобы он обратился за помощью к кому-либо другому.

– А вы, конечно, принадлежите к этой категории?! Верно? – насмешливо поинтересовалась маркиза. – Именно это вы пытаетесь мне объяснить, не так ли? Не потому ли вы обращаетесь ко мне как равный?

– Для того, что я должен вам сказать, иное обращение к вам сейчас нелепо. Я прошу вас потерпеть еще немного, хотя мое обращение и оскорбляет ваш слух. Умоляю вас, поверьте мне – вы ни в коем случае не должны возвращаться в Париж! Там вы будете подвергаться опасности каждую секунду, и днем раньше или позже, но смерть обязательно настигнет вас.

– Я не боюсь этих ваших революционеров, которые так вас пугают.

– О них я и не думаю. Хотя и они представляют опасность. Иногда бывает так удобно прикрыться налетом мятежников, чтобы привести в исполнение коварные планы.

Анна-Лаура в изумлении уставилась на Жуана.

– Да о чем таком вы говорите? Я ничего не могу понять! Какие планы? Какое прикрытие?

– Не заставляйте меня открыть вам всю правду. Лучше примите мое предложение. Вы не хотите ехать к матери, пусть так. Но у меня есть домик возле Канкаля, я унаследовал его от моей матушки. Вы можете спокойно жить там. Вы ни в чем не будете нуждаться… И вы никогда меня не увидите. И потом, если революция застигнет вас там, я укажу вам место, где вы сможете сесть на корабль и отплыть в Джерси. Кто-нибудь…

– Господь свидетель, вы просто потеряли рассудок! Как вы осмелились предложить мне отказаться от моего положения, от всего, что меня связывает с родными, от моего имени, и все ради того, чтобы жить в вашем доме? Но зачем?!

Последние слова Анна-Лаура произнесла с особым нажимом, чтобы восстановить подобающую своему положению дистанцию. Разумеется, она никогда не подчеркивала свое происхождение перед слугами, но дерзость этого человека вышла за все дозволенные рамки. Неужели он знает, насколько презирает ее Жосс, если осмеливается предлагать свою помощь и поддержку? Но Анне-Лауре не удалось обидеть Жоэля Жуана.

– Госпожа маркиза оскорблена, – произнес он с ноткой сожаления. – Дворянская гордость, положение в обществе, семья, пусть от этого всего и нет никакого проку. Вы даже не смогли распознать искреннюю преданность вам. Я вам предлагаю лишь пожить одной, оставив мир, которому больше нечего вам предложить.

– А кто вам сказал, что я хочу его оставить? В Париже у меня дом, друзья – пусть их и немного, – муж, в конце концов! Мое место там!

– А вы уверены в том, что ваш супруг желает вас снова увидеть?

– Сейчас, разумеется, нет, потому что я собиралась пожить в Бретани…

– Ни сейчас, ни когда-либо в будущем! Маркиз будет крайне удивлен вашим появлением. И я не думаю, что это удивление будет благосклонным!

Возмущенная подтекстом, прозвучавшим в последних словах Жуана, Анна-Лаура хотела было вернуться к карете, но он удержал ее.

– Нет, я не сошел с ума. И раз уж вы не желаете внять моему совету, я должен открыть вам всю правду. Так знайте же – согласно приказанию маркиза вы не должны выйти живой из леса Бросельянд!

Анну-Лауру словно хлестнули плеткой – она согнулась пополам. Жоэль решил, что она падает, и бросился к ней.

– Простите меня, мне пришлось вам это сказать, потому что вы не желали ничего слушать.

Очень по-детски молодая женщина спросила дрожащим голосом:

– Маркиз приказал вам… убить меня?

– Да.

– И вы согласились?

– Да. Хотя я не собирался выполнять его приказание. Я согласился на все, чтобы он не нанял вместо меня другого, кто не стал бы колебаться ни минуты.

Очень медленно Анна-Лаура выпрямилась и отстранилась от Жуана, но только для того, чтобы лучше видеть его лицо.

– Что ж, если маркиз приказал вам меня убить, вы должны повиноваться!

– Никогда!

– И все-таки вам придется. И потом, вы окажете мне услугу, я буду благословлять вас. Видите ли, после смерти моей маленькой Селины я потеряла желание жить. А теперь вы уже нанесли мне смертельный удар. Так довершите же начатое!

– Вы хотите умереть? Такая молодая, такая кра…

– Убейте меня, и поскорее. Вы даже представить не можете, как я хочу уснуть и никогда больше не просыпаться.

– Возможно, это так, но умоляю вас, позвольте мне вас спасти! Я не могу вынести даже мысли о вашей смерти. И если бы мне пришлось вас убить, чтобы уберечь от более страшной участи, потом я немедленно покончил бы с собой! Не требуйте от меня этого!

Он упал перед ней на колени и, закрыв лицо руками, повторял:

– Только не это! Только не это!

Анна-Лаура стояла, не шевелясь, удивленная больше тем, что она видит, чем тем, что она услышала. Наконец она наклонилась и коснулась пальцами склоненной головы.

– Но почему? – прошептала маркиза.

– Потому что я люблю вас. Всем своим существом, всей душой, так сильно, как только может любить человек, я люблю вас!

Есть слова, которые требуют молчания, кто бы ни произносил их. В тишине нашептывал что-то древний лес Бросельянд. Прозвучала трель птицы, пробежал кролик, прожужжало какое-то насекомое, блеснув крылышками в луче солнца, зажегшем струи родника. Словно по волшебству, – а в словах любви все полно волшебством, – сомнения Анны-Лауры рассеялись. Этот человек говорил искренне, любая женщина поняла бы это.

– Что ж, вас остается только пожалеть, – мягко сказала она. – Впрочем, как и меня.

Жоэль поднял голову и посмотрел ей в глаза:

– Так вы все еще любите его? Вопреки тому, о чем я вам рассказал?

Анна-Лаура обреченно склонила голову, признаваясь в этом, а потом негромко сказала:

– В это трудно поверить. Даже мне. Что же до моего мужа, то вы ясно дали мне понять, что я ему мешаю. Он никогда меня не любил, потому что его сердце принадлежит другой…

– Вы знаете об этом? – изумленно спросил Жуан.

– Разумеется. Он влюблен в королеву…

– В королеву? Определенно, вы плохо знаете вашего супруга. Вернее, вы совсем его не знаете! Нет, Марию-Антуанетту он не любит. Я бы даже сказал, что маркиз ее ненавидит с тех пор, как она предпочла ему этого шведа Ферзена…

– Но ведь, несмотря на опасность, он каждый день ездит во дворец. Разве это не доказательство?

– Нет. Это всего лишь игра. Он демонстрирует преданность, которой на самом деле не испытывает. Это позволяет ему каждый день наслаждаться теми унижениями, которым подвергают королеву. Ему так нравится наблюдать, как она постепенно спускается со своего трона. Наш маркиз странный человек!

– Но ведь вы служили ему, вы были ему преданы…

– Это так. Вы правы, что говорите об этом в прошедшем времени. Мое отношение к нему изменилось в день вашей свадьбы, когда я увидел, как он с вами обращается. А теперь мне кажется, что я его ненавижу за то, что он осмелился приказать мне убить вас. И все-таки я благодарен богу, что с этим поручением маркиз обратился именно ко мне. Доверие – отличная штука, – добавил Жуан с горьким смешком.

– Он считает, что вы способны на такое! И что же нам теперь делать? Вы меня убьете или мы поедем дальше?

Жуан долго с грустью смотрел на молодую женщину.

– Я так надеялся, что вы меня поймете. Возможно, настанет день, когда вы узнаете меня лучше… Разумеется, мы едем, но только не в Париж! Умоляю вас, позвольте мне отвезти вас в Сен-Мало! Всего на несколько дней. Это же естественно, если вы поделитесь с матерью постигшим вас горем…

– И что я там буду делать эти несколько дней?

– Всего пять-шесть дней, я вам обещаю! У меня будет время съездить в Париж, свести счеты с маркизом и вернуться за вами, чтобы увезти вас туда, куда вы пожелаете, клянусь вам!

– Что вы хотите этим сказать – сведете счеты с маркизом? Вы намерены его убить?

– Я не убийца. Я намерен вызвать его на дуэль на шпагах или на пистолетах. И я выиграю, потому что я сильнее его и более ловок. В детстве мы часто боролись с ним.

– Вы давно уже не дети. Маркиз не станет драться со слугой.

Это слово обожгло Жуана как пощечина.

– Суть человека – это его душа! Я никогда не был слугой и тем более перестал им быть после того, как ваш муж отдал мне свой последний приказ. Я могу отвезти вас в Париж. Но помните, что меня не будет рядом с вами, чтобы защитить вас.

– Вы собираетесь уехать?

– Да. После того, что я рассказал вам, я не могу больше оставаться с Жоссом де Понталеком. Говорят, что германские принцы собираются прийти на помощь королю. Франции понадобятся солдаты. Я отправлюсь сражаться за свою страну, и будь что будет. А теперь, прежде чем мы закончим наш разговор, который, без сомнения, будет последним, я прошу вас помнить только одно. Если вам понадобится убежище и вы не будете знать, куда пойти, вспомните о моем домике в Канкале. Он называется «Бутон» и всегда готов вас принять. За домом присматривает моя кузина Нанон Генек. Она живет по соседству. Вам достаточно будет только попросить у нее ключ. Вы не забудете? «Бутон», Нанон Генек.

Анна-Лаура кивнула и чуть заметно улыбнулась. Щедрость Жуана тронула ее, но его искреннее признание в любви заставило задуматься о другом. Жуан отчаянно ревновал ее к Жоссу и наверняка сгустил краски, чтобы постараться навсегда удалить ее от мужа. Может быть, Жосс вообще только пошутил, а Жуан воспринял все всерьез? Ее муж был способен и на такое. Он был эгоистом и человеком непостоянным, но это желание убить ее? Он не мог быть настолько жесток…

Анна-Лаура медленно двинулась к карете, и Жуан больше не удерживал ее. Он отвязал лошадей, вскочил на козлы и щелкнул кнутом. Упряжка понеслась вперед. С усталым вздохом молодая женщина откинулась на подушки и закрыла глаза. Водоворот воспоминаний захватил ее…

Маленький букетик из маргариток и дрока выскользнул из рук Анны-Лауры и исчез в могиле. Каменную плиту поставили на место, пока старый Конан Ле Кальве, за неимением священника, бормотал слова заупокойной молитвы. Слова гулко отдавались в тишине часовни, а Жоэль Жуан мягкими, осторожными движениями, словно он боялся нарушить траурно-торжественную тишину, приводил в порядок часовню, чтобы не осталось никаких следов похорон. Закончив, он загасил фонарь.

Темнота показалась абсолютной только на мгновение, но потом летняя ночь, проникавшая сквозь разбитые витражи, осветила обезглавленные статуи, изуродованный герб на скамье хозяина этих мест и следы пожара, остановившегося у самого алтаря. Странно, но огонь не тронул позолоченное дерево. Казалось, людская ярость наткнулась на невидимую стену, и рука господа остановила вандалов, не позволив совершить самое страшное святотатство.

В темноте гулко прозвучал голос Жуана:

– Когда это случилось?

– В праздник святого Эрве будет два месяца, – ответил Конан. – Но это не местные. Из Морона явились перепившиеся парни. Они такое кричали, что я думал – рухнут небеса… Они сожгли господский дом и осквернили часовню.

– Их было много?

– Даже слишком много! Что могла сделать деревня в десять домов против вооруженной банды? Это точно были не крестьяне. Они спалили два амбара.

– И кто их привел?

Старик недовольно покачал головой:

– Кто же это знает? Этого косоглазого здесь никогда не видели. Здоровый неряшливый рыжий детина, заросший волосами до самых глаз. И я бы сказал, что он очень похож на тебя.

Мужчины разговаривали шепотом, чтобы не мешать горю молодой женщины. Но она их и не слушала. Анна-Лаура – мать только что похороненной малютки – оглядывалась по сторонам с отсутствующим видом, словно все это ее не касалось. На самом деле, несмотря на весь этот кошмар, она испытывала необыкновенное облегчение, оказавшись здесь после путешествия, напоминавшего дурной сон. Да, часовня пострадала, но освященная земля осталась, и молодая женщина думала, что ее маленькая Селина скорее обретет вечный покой здесь, чем в одной из этих ужасных парижских ям, куда ее пришлось бы отнести, потому что в закрытых церквях и опустевших монастырях больше никого не хоронили. Подобная мысль была для Анны-Лауры невыносимой. Здесь, в Комере, ее девочка будет дома около пруда, где, согласно легенде, с незапамятных времен фея Вивиана держит в плену волшебника Мерлина. Даже если осторожность предписывала не делать на камне никакой надписи о том, что здесь покоится Селина де Понталек, умершая на втором году жизни…

Направляясь к выходу, Анна-Лаура услышала рыдания старой Барбы Ле Кальве. Именно она помогла Селине появиться на свет, а теперь заливалась слезами, бормоча:

– Наш маленький ангел…

Анна-Лаура позавидовала ей, потому что сама не могла проронить ни слезинки. Боль иссушающим огнем жгла ее изнутри, но Анне-Лауре удалось проделать весь долгий путь по ставшей неузнаваемой стране с высоко поднятой головой. Она везла с собой старый дорожный сундук, скрывавший маленький гроб. Это была отчаянная авантюра, и свекор Анны-Лауры ее не одобрил:

– Это безумие! Вы рискуете быть арестованной в любую минуту, и вам не помогут никакие пропуска. И потом, почему именнно Комер? Отчего не похоронить девочку у меня в Понталеке или в Ля-Лодренэ, принадлежащем вашей семье?

К удивлению маркиза, застенчивая, молчаливая невестка его не послушалась. Комер принадлежал только Анне-Лауре, доставшись ей по завещанию от крестного-холостяка. Крестного называли сумасшедшим, а местные жители полагали, что он обладает волшебной силой. Ронан де Лодрен оставил ей это убежище фей, маленький замок, бывший некогда частью мощной крепости, от которой остались лишь камни на берегу пруда у леса Бросельянд. Здесь Анна-Лаура еще девочкой провела свои самые лучшие часы в окружении деревьев, воды, загадочных теней, веря в легенды куда больше, чем в Евангелие. Теперь и от замка не осталось ничего, кроме почерневших от копоти стен.

В этом же замке родилась и Селина. И именно сюда Анна-Лаура захотела вернуться в свой самый горестный час. Только этой земле она хотела отдать тело своей дочери. Если бы молодая женщина прислушалась к внутреннему голосу, она опустила бы Селину в воды пруда, чтобы та присоединилась к Вивиане, Мерлину и тому рыцарю, который из-за любви к своей королеве был лишен права сражаться за священный Грааль. Но даже здесь, в глухом уголке Бретани, ее никто бы не понял, и такой поступок сочли бы святотатством.

Более того, об этом невозможно было говорить и с мужем, Жоссом де Понталеком, который никак не мог понять желания своей жены похоронить малютку в бретонской земле. Но он на удивление быстро сдался и только пожал плечами:

– В таком случае Жуан поедет с вами. Я надеюсь, вы не собирались совершить это путешествие в одиночестве?

– Признаюсь, я надеялась, что вы поедете со мной. Принято, чтобы отец присутствовал на похоронах своего ребенка.

– Вы все решили сами, моя дорогая. А так как я не согласен с вашим решением, то вам и нести ответственность за свои поступки. Скажите спасибо, что я позволяю вам ехать. Но с Жуаном вы будете в большей безопасности. И к тому же, – добавил он после некоторого колебания, – я никогда не любил Комер. Только вы чувствуете себя там как дома.

Предлог был просто смехотворным. Истину следовало искать во дворце Тюильри, куда Жосс отправлялся каждый день, чтобы показаться при дворе королевы Марии-Антуанетты. Для него это было куда важнее, чем сопровождать жену в столь тягостном путешествии. Если бы еще речь шла о сыне… Но дочь не стоила того, чтобы маркиз де Понталек хотя бы на один день оторвался от того, что он почитал делом чести.

– Я делил с королевой восхитительные часы в Трианоне. И теперь я должен разделить с ней суровые испытания изгнания.

Изгнание? Это слово раздражало Анну-Лауру. Неужели пребывание в столице можно считать изгнанием для королевы Франции? Неужели ей легко дышится только в очаровательном и искусственном мире Трианона или в роскоши Версаля? Разумеется, после неудачного бегства и бесславного возвращения из Варенна старый дворец Тюильри стал для королевской семьи практически тюрьмой. И весь Париж был ее тюремщиком. Некогда всевластным монархам запретили оттуда выезжать. Даже переехать в замок Сен-Клу, расположенный совсем рядом с Парижем, им не разрешили. И добрый король Людовик XVI, для которого охота была самым лучшим развлечением, молча страдал без своих лесов. Их ему не хватало намного больше, чем огромного дворца в Версале!

Анна-Лаура, редко появлявшаяся при дворе, любила короля, который всегда был очень добр к ней. Но королева ей совсем не нравилась, тем более что в ее присутствии молодая женщина чувствовала себя неловкой деревенщиной. И Жосс не пытался помочь жене. Он демонстрировал невероятную преданность Марии-Антуанетте, относился к своей супруге несколько пренебрежительно и редко одаривал ее своим вниманием. И в самом деле, Анна-Лаура де Лодрен, только недавно вышедшая из монастыря, принадлежавшая к семье состоятельных судовладельцев, очень проигрывала рядом с роскошной Марией-Антуанеттой. Маркиз и женился на Анне-Лауре исключительно ради приданого.

Разумеется, Анна-Лаура об этом не подозревала, когда тремя годами раньше отдала свою руку и сердце маркизу в часовне Версаля. Ей только исполнилось шестнадцать, она приехала из Бретани и казалась самой себе счастливейшей из женщин, выходящей замуж за лучшего из мужчин. Потому что Жосс де Понталек, будучи старше своей невесты на десять лет, оставался одним из самых красивых мужчин при дворе, где в красавцах не испытывали недостатка. А его безупречная элегантность принесла ему исключительную известность.

Оказавшись в Версале в двенадцать лет, Жосс стал одним из самых непоседливых пажей, а потом появился при первом из изысканных королевских дворов мира и стал своего рода эталоном хорошего вкуса. Он первым, еще до герцога Шартрского, предпочел английское платье, умелый и простой покрой которого выгодно подчеркивал его фигуру, достойную античного героя, и великолепные ноги, при виде которых любой танцовщик из Оперы побледнел бы от зависти. Его рединготы копировали, от манеры завязывать галстук приходили в восторг, а когда маркиз де Понталек снисходил до того, чтобы надеть придворный костюм, никто не мог соперничать с ним в великолепии.

Но любая роскошь обходится дорого, тем более что маркиз к тому же любил азартные игры и женщин. Его состояние – по тем временам немалое – растаяло как снег под весенним солнцем, и Жоссу не оставалось ничего другого, как подыскать себе богатую невесту. Обе семьи обсудили этот вопрос, королева соизволила принять в этом участие, и вскоре невесту маркиза привезли из монастыря, где она завершала свое образование.

Отец девушки давно умер. Себастьян, старший брат Анны-Лауры, погиб за два года до этого, далеко от дома на одном из пиратских судов в Индийском океане. Так что в семье не осталось близкого родственника-мужчины, чтобы повести Анну-Лауру к алтарю. Она приехала в Париж в сопровождении своей крестной матери, госпожи де Сен-Солан. Мать невесты, Мария де Лодрен, была слишком занята, чтобы терять время в Версале, даже когда речь шла о свадьбе ее дочери. К тому же судьбу девушки решила сама королева.

Госпожа де Лодрен была женщиной энергичной и суровой. Она страстно любила мужа и так и не смогла обрести покой после его смерти. Некоторым утешением стало то, что она заняла его место в семейном доме. В Сен-Мало этому никто не удивился. За последние сто лет там уже видели трех женщин – мадам де Босежур Соваж, мадам Онфруа дю Бур и мадам Лефевр Депре, – с успехом снаряжавших корабли. Погрузившись с головой в дела, Мария де Лодрен уделяла мало времени своим детям, особенно Анне-Лауре. Девочка, не представлявшая, что между детьми и родителями могут существовать куда более теплые отношения, не особенно от этого страдала, и всю свою нежность она отдала госпоже де Сен-Солан, ее крестной матери.

Несмотря на долги Жосса, госпожа де Лодрен сочла этот союз весьма желательным. Понталеки были старинным, уважаемым родом, у них был титул, и если их владения на континенте пострадали от излишеств молодого маркиза, то в Санто-Доминго они сохранили плантацию сахарного тростника. Это владение приносило бы отличную прибыль, если бы только Жосс соизволил им заняться. Или хотя бы просто съездил туда, чтобы призвать к порядку зарвавшегося управляющего. Но Жосс ненавидел путешествия по причине отсутствия комфорта и из-за врожденной лени. Как только брачный контракт был подписан, Мария де Лодрен взяла дело в свои руки и отправила туда верного человека на хорошо вооруженном корабле с командой, готовой оказать ему любую помощь. Управляющего повесили, и в течение трех лет плантация устойчиво приносила солидный доход. Но в 1791 году во время восстания негров она превратилась в пепел, залитый кровью.

Все эти меркантильные интересы ускользнули от внимания Анны-Лауры. И потом – ее мнение никого не интересовало. Очарованная миром, в который она попала, девушка видела свою будущую жизнь только в розовом свете. У ее жениха была обворожительная улыбка, тем более ценная, что улыбался Жосс редко. Анна-Лаура тут же в него влюбилась, и после свадебной церемонии в версальской часовне ей казалось, что перед ней открылись двери рая. Разве Жосс не поклялся, что будет любить ее, защищать ее и хранить ей верность, пока смерть не разлучит их?

Очарование не разрушила и первая брачная ночь, к которой Жосс, в те времена пылко влюбленный в актрису театра «Комеди-Франсез», отнесся как к обременительной повинности. В своем эгоизме он не задумался ни на секунду, что наносит глубокую рану молодой девушке, ставшей его женой. И все-таки Анна-Лаура не перестала его любить. Она была настолько невинна, что вообразила, что именно так и ведут себя обычно мужья, и во всем упрекала только себя.

Анна-Лаура не знала о любви ничего. В детстве она читала рыцарские романы, а в двенадцать лет летним вечером на берегу пруда в Комере, где громко квакали лягушки, девочку поцеловал кузен, ее ровесник. Его поцелуй не доставил ей никакого удовольствия. Больше Анна-Лаура никогда не видела своего кузена. Семейная распря разлучила их. Первый опыт разочаровал девочку, а ночь с Жоссом укрепила Анну-Лауру во мнении, что любовь не имеет ничего общего с грезами молоденьких девушек.

Медовый месяц с Жоссом де Понталеком оказался совсем коротким – маркиз поспешил вернуться к удовольствиям придворной жизни, не испытывая никаких угрызений совести. А так как вскоре Анна-Лаура забеременела, то Жосс воспользовался этим, чтобы удалить ее от себя. Он устроил жену вместе с Августиной де Сен-Солан в прелестном доме на улице Бельшас в Париже и нечасто вспоминал о ней, развлекаясь со своей актрисой.

Тем не менее он почитал себя обязанным время от времени навещать жену, и молодая маркиза не особенно жаловалась на свое затворничество. У нее был свой сад, птицы, звон колоколов женского монастыря по соседству, две-три приятные соседки и тошнота по утрам. Первые волны революции обошли стороной ее дом, и если бы Анна-Лаура вела дневник, то, как и король Людовик XVI, она записала бы «ничего не произошло» в тот день, когда парижане взяли штурмом Бастилию.

Иногда маркиза выходила из дома – она очень любила берега Сены и сад Тюильри, где прогуливалась вместе со своей крестной, любуясь солнечными бликами на темной воде. В октябре женщины оказались свидетельницами того водоворота, который захватил Париж.

Подчинившись требованию толпы, из Версаля вернулась в Париж королевская семья. За каретой, двигавшейся очень медленно под палящим солнцем по пыльной дороге, следовали почти две тысячи повозок.

Анну-Лауру затолкали, чуть не задушили, она потеряла в толпе крестную. Женщина погибла бы под колесами, если бы не хладнокровие гвардейца, подхватившего ее в последний момент. И все-таки из-за этих ужасных событий Анна-Лаура потеряла ребенка. Это был мальчик, и Жосс загрустил, чем тронул сердце жены. Маркиз не стал терять времени даром, и одиннадцать месяцев спустя родилась Селина. Отец отреагировал на появление на свет дочери вздохом разочарования.