Текст книги "Жены и фаворитки"

Ночи сдержанности

Сердцу не прикажешь, или проклятие за любовь

Долгими бессонными ночами, ворочаясь на широком королевском ложе, Гуго Капет размышлял о будущем новой династии. Разве он, герцог Нестрийский и парижский граф, первый из Капетов, получивший корону из рук французской знати, мог допустить, чтобы какой-нибудь всеми забытый отпрыск Каролингов вдруг предъявил права на престол?

«Этому не бывать!» – решил монарх и со всей возможной поспешностью возложил корону на голову своего сына Роберта.

Если бы Гуго мог выбирать, он, наверное, предпочел бы другого сына тому, которым его наградило Небо. Но, кроме Роберта, у Гуго были только дочери от брака с Аделаидой Аквитанской – если, разумеется, не считать незаконнорожденного Ганзлена, который вскоре должен был стать епископом Буржа.

Не то чтобы король не любил своего единственного наследника или же юноша был хилым и уродливым дурачком. Как раз наоборот – и силой, и статью Роберт очень походил на своего родителя. Он был создан для рыцарской славы, двумя пальцами сгибал железный прут, словно ивовую ветку, кожаные доспехи с железными бляшками для защиты от ударов копья и меча сыну, как и отцу, шли больше, чем роскошные одежды, украшенные золотым шитьем и драгоценностями. Короче говоря, можно было надеяться на то, что Роберт станет родоначальником могущественной династии королей.

Но, увы! королевская мантия привлекала пятнадцатилетнего наследника куда меньше, чем черная монашеская ряса. Он был набожен и скромен, обладал мягким характером и терпимостью, не свойственной коронованным особам. Напрочь лишенный монаршей гордыни, юноша не выносил, когда перед ним становились на колени, дабы в знак уважения прикоснуться губами к краю его плаща или к расшитому узорами льняному чулку. В таких случаях Роберт или пытался поднять подданного, или, что бывало гораздо чаще, краснел, терялся и начинал бормотать что-то несуразное. Поведение сына приводило в отчаяние его венценосного отца, а глупые рассуждения юноши о том, что король такой же человек, как все остальные, и только перед Господом Богом надлежит преклонять колени, выводили Гуго из себя.

Тщетно Его Королевское Величество сурово отчитывал сына, убеждая, что государь есть помазанник божий и потому должен вести себя с подобающим монарху достоинством и принимать почести, приличествующие его высокому положению. В противном случае, добавлял король, народ перестанет уважать своего повелителя.

Однако отцовские увещевания не помогали. Роберт не стремился ни к власти, ни к воинской славе и не желал участвовать в рыцарских турнирах, дабы проявить свою силу и храбрость. Его удручали мелкие заботы, утомляли нудные государственные дела. Он чувствовал себя чужим в обществе дам и кавалеров и ненавидел тайные козни и интриги. Ему претили те изысканные развлечения, кои так тешили придворных, уединявшихся вечерами в роскошно отделанных комнатах замка. Зато юный наследник с большим увлечением изучал философию и теологию и сочинял недурные религиозные гимны. Ведь служение Господу как раз и было искренним и единственным его желанием. Прозвища Набожный и Благочестивый, данные ему в то время, так и остались с Робертом до конца его дней.

Он ни с кем не сближался, никем не интересовался и был бы совершенно одинок, если бы не его давний друг Гуго, граф Шалонский.

Мальчики дружили с детства. Они вместе воспитывались и вместе учились в Реймсе у великого Жербера. Этот пастух, ставший священником, обладал столь глубокими знаниями, что нередко ставил в тупик людей весьма образованных; чернь же считала Жербера слугой дьявола. Однако эти досужие вымыслы и откровенное недоброжелательство не помешали бывшему пастуху стать впоследствии Папой.[4]4
  Француз Жербер, архиепископ Реймсский, под именем Сильвестра II занимал папский престол с 999 по 1003 г.


[Закрыть]

Роберт и Гуго всегда слушали своего наставника с подлинным благоговением. Они переняли у него любовь к поэзии и церковным обрядам. Однако устремления графа Шалонского оказались не столь возвышенными, как у Роберта. Гуго вовсе не разделял горячего желания своего друга стать монахом. По мнению Гуго, предназначение Роберта было в том, чтобы править страной и плодить наследников…

Мнение юного графа полностью совпадало с мнением короля. По ночам, все больше страдая от бессонницы, государь задавался вопросом: что станется со страной, когда его набожному сыну придется повелевать весьма буйными и непокорными вассалами? Сможет ли он противостоять постоянной угрозе заговоров и мятежей?

Спор великих наций о первенстве в мире все еще продолжался, поэтому укрепление военной мощи Франции было первейшей заботой государя. К тому же страну раздирали внутренние распри и междуусобные войны. Гуго Капет не надеялся, что постоянно враждующие друг с другом феодалы объединятся перед угрозой внезапного нападения. Значит, именно королю следовало железной рукой навести порядок в стране и укрепить ее границы.

А этот юный святоша, этот мальчишка, волею судеб вознесшийся над всеми своими сверстниками и почти уже достигший высшей власти, только и делает, что молится и постится! Да что он знает о войнах, битвах и победах?! Что ему до Франции или Англии, что ему до того безумия, которое охватило мир?! Роберт об этом даже не задумывался. Он хотел одного: уйти от жизни, спрятаться за стенами монастыря.

Но ведь над его челом незримо сверкала драгоценная корона, именно ему предстояло править королевством!

И вот в одну из очередных беспокойных ночей государя вдруг осенило: нельзя оставлять трон неженатому сыну! Надо побыстрее найти Роберту супругу, причем женщину опытную, искусную в любви, чтобы все мысли о монашестве разом вылетели у мальчишки из головы.

Увы, «искусная в любви» женщина, которую выбрал король, была чересчур уж опытна. Казалось бы, отец, пожелавший вернуть сыну вкус к жизни, должен был бы подыскать ему хорошенькую девушку его же возраста или чуть постарше, но Гуго оказался не таков. Он захотел сочетать интересы государства с интересами Роберта, и потому его выбор пал на Розалу, дочь Беранже, короля Прованса и Северной Италии, вдову графа Фландрского Арну II. Это была очень богатая, владеющая многими землями особа… которая вполне бы годилась в бабушки своему будущему супругу. Подумать только: она уже встретила сорок восьмую весну!.. Что же до опытности, особенно в любовных делах, то ее Розале действительно было не занимать.

Придворные поэты короля Прованса неустанно превозносили мудрость, образованность и изумительную красоту дочери своего владетеля, называя госпожу Розалу то «Розой», то «Лилией», то попросту «Красавицей из красавиц»… Она, разумеется, была также изысканнее прочих знатных дам…

Когда же невеста прибыла в Орлеан, где должна была состояться свадьба, то все сразу заметили, что льстецы, мягко говоря, несколько переусердствовали с восхвалениями. Впрочем, это неудивительно, ибо все жители Прованса всегда были слишком многословны…

Несмотря на блеск кортежа, на великолепное платье, тесно облегавшее стан Розалы, и на драгоценные украшения, «Роза Прованса» куда больше напоминала крепкую виноградную лозу, чем хрупкий цветок. Это была весьма рослая и весьма высокородная дама, но только слепец мог считать ее очаровательной.

Увидев Розалу, Гуго Шалонский поспешил к королю и на коленях принялся умолять его найти принцу другую супругу.

– Эта женщина никогда не родит детей, – заявил он. – Она не родила их своему первому мужу, и вряд ли годы прибавили ей плодовитости. А какая же династия без наследников?

Однако Гуго Капет только небрежно махнул рукой.

– Дети у Роберта появятся позже, – сказал он, не считая необходимым пояснять, что Розала прибыла во Францию лишь на время, а вот ее приданое останется в королевстве навсегда. Не переживет же эта старуха своего юного супруга… Ну а в том, что этот брак выгоден и политически необходим, король не сомневался, потому и отослал Гуго Шалонского прочь.

Более пышной свадьбы французы еще не видели.

– Обряд должен быть таким торжественным, чтобы мальчику немедленно захотелось овладеть женой, – сказал король.

Поэтому для церемонии не пожалели ни благовоний, ни свечей, а святой водой залили не только супружеское ложе, но и все брачные покои.

Ближе к полуночи, в самый разгар торжественного пира, молодоженов проводили в опочивальню.

Оставшись наедине с пышнотелой дамой, Роберт совсем растерялся. Правду говоря, он совершенно не понимал, что от него требуется. Когда супруга начала поспешно расставаться со своими одеждами и украшениями, бедняге стало так стыдно, что он не знал куда глаза девать.

Розала же, наоборот, чувствовала себя отлично, ей даже нравилось, что мальчишка-король так смущен, что вот-вот лишится чувств. Конечно, она и предположить не могла, что он мечтал только об одном – поскорее убежать. Раздевшись, она легла на ложе и, приняв соблазнительную позу, призывно протянула руки к Роберту, шепча:

– Я ваша… Любите меня, мой повелитель…

Но Роберт не испытывал ничего, кроме отвращения и смущения, и ему вовсе не хотелось приближаться к этой обнаженной женщине. Переминаясь с ноги на ногу и покусывая толстую золотую цепь, висевшую на груди, юный супруг стал медленно пятиться к двери. Бормоча что-то о своем глубоком уважении и стараясь не смотреть в сторону голой супруги, он попытался улизнуть из опочивальни.

– Объяснитесь, мой господин! – вскричала оскорбленная Розала. – Вы – мой супруг, а место мужа – рядом с женой!

Тогда Роберт, заверяя Розалу в своем почтении и поясняя, что покидает ее исключительно из-за того, что после столь изнурительных торжеств она непременно должна отдохнуть, выскочил из брачных покоев. Он не добавил «люди вашего возраста быстро устают» единственно потому, что очень спешил.

Разочарованная Розала тщетно пыталась его удержать…

Назавтра Роберт сказался больным, а ближе к вечеру, надев простое платье, никем не замеченный, он украдкой покинул замок и отправился к своему другу графу Шалонскому, чтобы таким образом оттянуть встречу с женой.

Гуго он нашел, как всегда, на псарне. Дело в том, что у графа Шалонского, молодого щеголя, была одна пламенная страсть – охота и охотничьи собаки. Этой страсти Гуго отдавал все свободное время. Неутомимый наездник и азартный охотник, он, не зная усталости, бесстрашно носился на взмыленном скакуне за дикими вепрями и косулями. У него была большая свора охотничьих собак, о которых он заботился сам, не доверяя этого слугам.

Граф мог часами рассказывать Роберту о своих многочисленных питомцах; он знал о них абсолютно все и, конечно же, помнил все их клички. Вот и сейчас Гуго сидел рядом с загончиком, где расположилась только что ощенившаяся сука. Она добродушно ворчала, когда хозяин брал в руки одного щенка за другим, поднимал, рассматривал со всех сторон, гладил и даже иногда прижимал к губам.

Увидев Роберта, он заставил его полюбоваться пушистыми комочками и с удовольствием рассказал, как они быстро растут, как хорошо едят и какие они все умные и красивые.

У Роберта немного отлегло от сердца: он поболтал с другом о собаках, похвалил щенков и даже дал кое-какие советы. Но Гуго видел, что принцу не по себе, и, разумеется, догадывался, в чем дело.

Вскоре Роберт сам начал разговор.

– Я не могу сейчас вернуться домой. Разреши мне пожить у тебя несколько дней, – попросил он.

Гуго от изумления чуть не уронил запищавшего щенка.

– Ты понимаешь, о чем меня просишь, Роберт?! – не на шутку разволновался граф. – У тебя медовый месяц, тебя ждет… – он чуть было не сказал «молодая», но вовремя прикусил язык, – жена, гости еще не разъехались!

– Мне не до гостей, – ответил Роберт. – И вообще, мне все равно, уехали они или нет…

– Но как ты не понимаешь, что это не совсем прилично?! То есть – совсем неприлично! – волновался граф. – Что они подумают о тебе и твоем отце?! Да и слуги будут шушукаться по углам. – Гуго говорил торопливо и несколько сбивчиво. – Пойдем в дом, там и побеседуем, – внезапно предложил он, взял Роберта под руку и повел к старинному замку, стоявшему в окружении не менее древних лип и дубов.

Розала, будучи женщиной неглупой, поняла, что произвела на юного супруга не слишком выгодное впечатление… однако же бегства она все-таки не ожидала. Несмотря на свой возраст, Розала по-прежнему нравилась мужчинам, и поведение Роберта повергло ее в уныние. К тому же ей неожиданно понравился этот задумчивый и нежный юноша, и она возмечтала о близости с ним – страсть затуманила ей разум.

Ни один лекарь не знает более действенного снадобья для поникшей души, чем надежда, – и вскоре Розала уже мнила себя на пороге победы. Она не догадывалась, что соблазнять Роберта вовсе не надо и что – во всяком случае, пока – его не занимали ее пышные прелести. С Робертом для начала следовало подружиться, а затем постепенно завоевывать его уважение и, возможно, любовь. Ведь границы между дружбой и любовью весьма условны… Но Розала решила идти напролом.

Благодаря своему красноречию, графу Шалонскому удалось уговорить Роберта вернуться к ужину в отцовский замок. Роберт согласился – с условием, что Гуго будет его сопровождать.

За ужином одетая в шелка Розала шутила, бросая страстные взгляды на мужа… Синее, расшитое золотом платье оттеняло мраморную белизну ее кожи. Однако все усилия новобрачной оказались напрасны. Подавленный и грустный, Роберт сидел, не поднимая глаз и даже не пытаясь оценить ум и обаяние супруги.

Очень кстати он вспомнил, что нынче пятница, постный день, а значит, выполнять супружеские обязанности ему никак нельзя.

…Через три дня Розала, поняв наконец, что в своем желании сблизиться с Робертом она постоянно натыкается на стену равнодушия, а иногда и нескрываемого отвращения, решила поискать сочувствия у свекра, который был лишь несколькими годами моложе ее. Пытаясь сохранить достоинство, но все же с ноткой горечи в голосе, она пожаловалась королю, что супруг избегает ее и днем и ночью.

Гуго Капет был весьма удивлен таким поворотом дела. Правда, жена не молода, не свежа, но это еще ничего не значит – супруг должен исполнять свой долг, хочет он того или нет.

– Ты женился на этой женщине и должен спать с ней! – возмущенно заявил он сыну. – В конце концов, этого требует приличие…

– Отец, но я не могу… – пролепетал несчастный юноша. – Да, я женился на ней по вашему приказу, но она мне совсем не нравится. Розала мне в матери годится, и я видеть не могу, как она раздевается! – не выдержав, вскричал молодой принц, не упоминая, однако, о собственной неосведомленности в вопросах супружеской жизни.

Наконец-то Гуго понял, сколь большую ошибку он совершил, выбрав сыну в супруги женщину страстную, но уже стареющую. Послав за графом Шалонским, он потребовал, чтобы тот нашел своему другу умелую девицу, которая научит Роберта правильно держать себя с любой – даже преклонного возраста – дамой.

– Я вас предупреждал, государь, что все этим и кончится, – не удержался граф от упрека. – Я, как и вы, считаю, что наследнику надо жениться и иметь детей. Но, помилуйте, не от старухи же они родятся!

Однако Гуго Капет никогда не прислушивался к чьим-либо советам. Он, насупившись, повторил свой приказ, и графу пришлось подчиниться, хотя он точно знал, что Роберт вовсе не нуждается в помощи развязной девицы.

К сожалению, все оказалось гораздо сложнее, чем думал Гуго Капет, и гораздо серьезнее, чем мог предполагать граф Шалонский. Дело в том, что Роберт испытывал явное отвращение не только к своей жене, но и ко всем женщинам на свете.

Было достаточно одной легкой улыбки, одного многозначительно-игривого взгляда какой-нибудь красавицы, чтобы ввергнуть Роберта в состояние глубокой тоски. Он надолго замыкался в себе, уединялся в часовне, где проводил целые дни в молитвах, или же углублялся в философские трактаты, не желая никого видеть.

Так продолжалось три года. Все это время Роберт упорно отказывался выполнять супружеские обязанности, все чаще подумывая о том, чтобы постричься в монахи.

У Розалы же не хватало выдержки, чтобы смириться со своим поражением. От ласковых просьб и кокетливых взглядов она переходила к ужасным истерикам, от истерик – к слезам, а от слез – к новым попыткам завлечь юного супруга на брачное ложе. Но все было напрасно.

В конце концов Гуго Капет понял, что положение день ото дня ухудшается и что пора спасать самого Роберта, которого все меньше интересовала мирская жизнь. И Гуго разрешил сыну развестись.

«Когда будущему королю Роберту исполнилось девятнадцать лет, он развелся со своей женой, итальянкой по рождению, потому что она состарилась, – написал монах Рише об этом разводе. – Многие считали развод делом греховным, однако мнение свое вслух высказывать не смели…»

Но не прошло и нескольких месяцев после отъезда Розалы, как оставленный наконец в покое Роберт неожиданно без памяти влюбился в свою кузину Берту Бургундскую.

Первый раз юный властитель увидел ее в Орлеане в 993 году. Берте только что исполнилось двадцать семь лет, и она находилась в расцвете сил и красоты. Берта была замужем за графом де Блуа и к тому времени родила супругу четверых детей.

Почувствовав к ней непреодолимое влечение, Роберт несказанно удивился, ибо прежде не ощущал потребности в женщине.

В первый же вечер после встречи ему захотелось увлечь ее в постель, но, видимо, он был слишком откровенен, когда говорил о своем желании, потому что Берта обиделась и с достоинством удалилась в свои покои.

Ощущая в теле неприятную тяжесть от перевозбуждения, Роберт впервые понял, что неразделенная любовь доставляет много мук.

Не в состоянии думать ни о чем другом, кроме своего чувства к Берте, он решил стать ее супругом. Но как? Разумеется, будучи монархом, он знал верный способ устранения ненужных людей: позвать нескольких преданных слуг и приказать им убить графа де Блуа под любым предлогом. Однако набожность не позволила Роберту отдать такой приказ. И он придумал способ получше.

Графа де Блуа давно раздражало вынужденное соседство с одним очень неприятным человеком – графом Анжуйским, настоящим разбойником и смутьяном, обладателем черной шевелюры и не менее черной совести. Единственным его достоинством было то, что он умел строить отлично укрепленные замки. Бессовестный и безжалостный граф Анжуйский никогда не поступался собственными интересами и не считался с человеческим горем. Время от времени он отправлялся в Иерусалим замаливать грехи. Оттуда он возвращался повеселевшим и подобревшим, но вскоре все начиналось сызнова.

Именно его и «натравил» Роберт на графа де Блуа, скрыв, однако, причину своей ненависти.

Три года продолжалась война, но не она свела де Блуа в могилу. Это сделала самая обыкновенная простуда. Граф слег и умер, когда этого меньше всего ожидали. Берта наконец овдовела.

Со смертью графа затянувшаяся война прекратилась. Роберту оставалось лишь вознаградить графа Анжуйского и оплатить его очередное паломничество в Иерусалим, а затем отправиться в Блуа просить руки Берты. Графиня была столь растрогана его постоянством, что сразу согласилась. Вот так Роберт обрел ту, о которой мечтал более трех лет.

Правда, бракосочетание не могло состояться так быстро, как того желали жених и невеста. Дело в том, что Церковь запрещала браки между родственниками до седьмого колена, а Берта приходилась Роберту троюродной сестрой. Все же Роберт попросил согласия папы и, разумеется… получил отказ.

– Король Франции такой же христианин, как и все остальные. Он тоже должен подчиняться закону, – ответил Роберту Григорий V.

Но Роберт не смирился и обратился за помощью к епископам, снисходительно относившимся к человеческим слабостям. Когда те прибыли в Рим в надежде смягчить папу, Его Святейшество отказал им в аудиенции.

После года бесплодных переговоров Роберт, которого любовь сделала дерзким, нарушив запрет Церкви, женился на Берте и даже имел наглость пригласить на свадьбу архиепископа из города Тур.

Папа, узнав о непослушании, собрал в Павии синод, постановивший:

«Король Роберт, который, несмотря на папский запрет, женился на своей кузине, должен явиться к нам вместе с епископами, разрешившими этот кровосмесительный брак, дабы покаяться и искупить вину. Неявившиеся будут отлучены от Церкви».

Такая угроза, прозвучавшая накануне 1000 года, когда многие ожидали конца света, могла испугать кого угодно. И Роберт, разумеется, расстроился и огорчился. Пытаясь задобрить папу, он направил в Рим посла, слывшего искусным дипломатом. Но, увы! папа вторично приказал французскому королю развестись с Бертой.

– Я никогда не расстанусь с женой! – воскликнул Роберт. – Она мне дороже всего на свете!

Спустя несколько месяцев на вселенском соборе в Риме был вынесен суровый приговор: Роберта и Берту папа не только отлучил от Церкви, но еще и предал анафеме.

Это решение Григория V возмутило французского короля до глубины души. Ведь он всю свою жизнь оставался человеком набожным, а теперь его подвергли самому суровому церковному наказанию – анафеме, осуждающей на вечное проклятие.

Испытывая сильнейшие душевные муки, Роберт все же не уступил и остался верен любимой женщине. Он предпочел ад разлуке с Бертой.

Оцепеневшие от страха супруги укрылись в стенах своего замка, но, когда король время от времени выходил из добровольного заточения, все шарахались от него, словно от чумного. Детей, на которых Роберт посмотрел, родители осеняли крестным знамением, вещи, до которых он дотронулся, немедленно сжигали.

Вскоре король отказался покидать покои, где жил вместе с женой. Пищу им готовили двое слуг, и они исправно предавали огню кубки и блюда, коих касались Роберт и Берта. И все же, несмотря на душевные муки, король оставался нежным и любящим супругом. Ради Берты он отказался от благополучия, но благодаря ей он познал любовь.

Так прошло пять лет.

Исстрадавшаяся Берта стала чахнуть. Испугавшись за жизнь любимой, король известил папу о своем решении покориться ему. Это запоздалое раскаяние преследовало одну цель – дать Берте возможность покинуть мрачные покои старого замка, где она чувствовала себя заживо погребенной. Расторгнув брак под тем предлогом, что Берта не родила ему наследника, Роберт, однако, посещал ее тайно, каждую ночь деля ложе с любимой.

Папа был весьма доволен одержанной победой. Вернув в лоно Церкви короля Франции и его возлюбленную, он не преминул заметить:

– Тебе, сын мой, поскорее надо жениться…

Мукам Берты не было конца…

Роберту пришлось-таки жениться, дабы выполнить волю отца – не дать погибнуть королевской династии. Выбор монарха пал на Констанцию д'Арль, красивую, но грубую, жадную и тщеславную женщину, которая, к счастью, была занята только собой и не обращала внимания на отношения Роберта и Берты, любивших друг друга до самой смерти.

Констанция прибыла к супругу в сопровождении многочисленных странствующих трубадуров, чья внешность и странные манеры заставили негодовать и изумляться весь королевский двор. Эти разодетые мужчины вели себя в точности, как женщины.

Вскоре Роберт почувствовал такое отвращение к Констанции, что еще раз попытался получить разрешение Рима на брак с любимой Бертой, однако новый папа наотрез отказался дать Роберту свое согласие на развод с Констанцией.

– Церковь из-за своей же строгости вынуждает нас жить во грехе… – с горечью заметил король.

И тем не менее Роберт исполнил свой долг – Констанция родила ему пятерых детей. Больше королю и не требовалось. Корабль Капетингов мог смело продолжать свое плавание…

Эта странная жизнь втроем продолжалась до 1031 года, когда Берта скончалась. Безутешный Роберт пережил свою возлюбленную лишь на несколько месяцев.