Текст книги "На пороге жизни и смерти"

ГЛАВА 6

Рабочий день пришёл к концу, доктора уже переоделись и собрались к выходу. Ярослав сидел за столом, бессмысленно водя ручкой по бумажке.

– Интерн, через десять минут подойдёшь в кабинет! – Колесников крикнул в ординаторскую и пошёл дальше.

– Слава, не роняй давление! – доктор Шаповалова увидела, как Белоусов побледнел, – не оправдывайся, соглашайся во всем, мол, да, я такой идиот. Может, и обойдётся. До завтра.

– До завтра.

Ярослав на негнущихся ногах подошёл к кабинету и встал, не решаясь постучать.

– Проходи, я знаю, что ты там стоишь! – послышалось оттуда. Белоусов вошёл. На столе хирурга были кружка и бумажная упаковка от бутерброда.

– Присаживайся!

Интерн присел на краешек стула.

– На вскрытии было установлено, что ты немного сильно затянул лигатуру, и она прорезала перевязанный сосуд. Казалось бы, некритично, но учитывая состояние тканей, ему хватило и этого.

– И сильно вас пропесочили?

– Да нет, я и не от такого отбивался. Что-то ты белый весь и сонные артерии пульсируют, словно у тебя пляска каротид.

– Я подвёл вас.

– Ох, горе луковое, – Колесников встал, – все делают ошибки. У каждого хирурга есть персональное кладбище.

Колесников и Белоусов делали отчёт, когда в кабинет заведующего зашла женщина лет тридцати. Это была кареглазая блондинка с слегка кругловатым лицом, овальными глазами и тонкими губами. Ярослав понял две вещи: Колесников знал её и знакомство это было не из приятных, потому что он обычно вежлив с посетителями, а ей он даже не предложил присесть. Женщина не сильно смутилась прохладным приёмом и сама села на диван.

– Чего тебе понадобилось? – хмуро произнёс хирург.

– Можно попросить молодого человека выйти отсюда?

– Здесь я заведующий, а не ты, и значит, я определяю, кому где находится. Интерн останется здесь.

– Интерн значит… Как сложилась твоя жизнь?

– Как видишь, продвинулся по карьерной лестнице, пашу с утра до вечера, всё как обычно.

– Ты по-прежнему один?

– Да.

– У меня тоже не сложилось с личной жизнью.

– Послушай, Агата, ты сюда языком почесать пришла? За душевными разговорами обращайся к психотерапевту, а нам не о чём с тобой говорить!

– Вообще-то я пришла по делу. Мне нужно прооперировать маму.

– Это не ко мне. Я даже ассистентом не пойду.

– Почему?

– Потому что если она умрёт прямо на столе, потом ты меня будешь обвинять, что я бывшую тёщу зарезал.

«Тёща?! Так это его жена? Вернее, бывшая жена».

– Она не должна умереть! – возразила Агата.

– Но люди же всё равно умирают. Вот у интерна на днях пациент умер, пришлось его в чувство приводить.

– Ладно! Кто у тебя тогда хороший доктор?

– У меня все хорошие, плохих не держу. Доктор Петров и Крылов работают много лет, а докторам Хайдарову и Шаповаловой я сам руки ставил.

– И всё-таки подумай, Сева, тогда трудности сломили нас и мы не смогли быть вместе, но сейчас всё по-другому.

– До свидания, – сказал Колесников сухо.

Обычно бывших принято представлять исчадиями ада, которые только и делали, что отравляли жизнь, вызывая искреннее недоумение – а раз он такой плохой человек, то почему ты с ним связался? Конечно, нередки случаи, когда, только вступив в тесные отношения, удавалось разглядеть истинную природу человека, но истина состоит в том, что нет ни хороших, ни плохих – есть конфликт интересов.

С его стороны – тяжёлая работа с утра до вечера, когда он приползал домой без сил. С её стороны – съёмная квартира на отшибе с жёлтыми обоями, рассохшейся деревянной мебелью и диваном с бурыми пятнами, и даже за такую конуру они не могли заплатить вовремя, и хозяин грозился вышвырнуть их на улицу. Денег едва хватало, чтобы сводить концы с концами, невозможно было даже купить стакан кофе в какой-нибудь забегаловке. И муж, который целыми днями торчит в больнице и приходит домой только поесть и поспать.

В один ужасный день на улице шёл дождь. Агата вышла на улицу и неловко подвернула ногу. У обветшавшего сапога оторвалась подошва. Девушке тогда хотелось завыть от отчаяния, потому что это была последняя пара сапог, и ей больше нечего было надеть – только идти босиком. Но Агата не закатила истерику, она вернулась на квартиру и кое-как примотала подошву скотчем. Естественно, нога промокла насквозь, но Агате было наплевать. Ей тогда стало на всё наплевать.

«С меня хватит!». Девушка после работы достала дорожную сумку и стала собирать вещи. Собственно собирать было особо и нечего. Агата тогда хотела написать записку и уйти, но потом решила, что это будет совсем уж невежливо по отношению к мужу. Бывшему мужу.

– Дорогая, что сегодня на ужин? – вошёл Колесников.

– Ничего.

– Как ничего?! – муж зло прищурился.

– Не надо на меня так смотреть! Отныне ты сам себе готовишь ужин и стираешь одежду. Я ухожу.

– Раскудрить твоё коромысло в базис и надстройку, – Колесников устало сел на тумбочку, – ну что ты хочешь от меня услышать? Хочешь уйти – так уходи. Я тебя силой держать не стану.

– Я устала! – Агата нервно затопала. Сева увидел сапог, заклеенный скотчем.

– Я устал от этого не меньше. Давай, топай, или хочешь напоследок устроить скандал?

Агата схватила сумку и выбежала на площадку.

ГЛАВА 7

– Когда Колесников учился в ординатуре, как ты сейчас, – рассказывает доктор Петров, – пришёл он однажды, как мешком пришибленный. И доктор Романов, тогда наш заведующий, царствие ему небесное, спрашивает, что случилось? Сева говорит, что от него ушла жена.

– А потом спрашивают, чего это я не замужем, – встряла доктор Шаповалова, – а вот придёшь такая с суток, а у тебя муж чемоданы собирает или с любовницей кувыркается.

– Не всё так просто, – продолжил доктор Петров, – жили они тогда очень небогато, вот и в тот вечер у Агаты порвались последние сапоги. И видимо это стало последней каплей. Сева, конечно, тоже был очень подавлен – не смог обеспечить семью, плюс хозяин тогда вышвырнул его на улицу за неуплату. Ладно ещё наш заведующий, доктор Романов, разрешил ему перекантоваться в больнице, пока не нашёл другое жилье. Но Колесников оказался одарённым хирургом, и когда Романов умер от инсульта, получил должность заведующего.

– Кто будет оперировать мать Агаты? – спросил Хайдаров.

– Я, – ответил доктор Петров, – Колесников отказался категорически. Ну и ладно, не всё ж ему блатных оперировать, – безусловно, ворчание было на публику, Колесников никогда не зажимал клиентуру, позволяя другим заработать.

– Может, они ещё сойдутся, – сказала доктор Шаповалова, – такое часто случается: встречаются годы спустя и вспыхивают былые чувства.

Агата заплатила за пребывание в платной палате и привела мать на плановую госпитализацию. Операция прошла без осложнений, и пациентка осталась в отделении восстанавливаться. Агата находилась рядом в палате, чтобы ухаживать за ней.

В ординаторской позвонили по внутреннему телефону и передали, что ждут Колесников на консилиум. Интерна, – ну, а кого же ещё, – отправили передать сообщение. Ярослав отправился в кабинет и увидел разговаривающих Колесников и Агату.

– …помнишь, как ты прогулял лекцию по анатомии, чтобы встретиться с мной, а потом в трамвае читал стихи Николая Олейникова?

– Ага, – Колесников встал в позу и продекларировал:

Страшно жить на этом свете,

В нем отсутствует уют, —

Ветер воет на рассвете,

Волки зайчика грызут,

Улетает птица с дуба,

Ищет мяса для детей,

Провидение же грубо

Преподносит ей червей.

Плачет маленький теленок

Под кинжалом мясника,

Рыба бедная спросонок

Лезет в сети рыбака.

Лев рычит во мраке ночи,

Кошка стонет на трубе,

Жук-буржуй и жук-рабочий

Гибнут в классовой борьбе.

Все погибнет, все исчезнет

От бациллы до слона —

И любовь твоя, и песни,

И планеты, и луна.

И оба засмеялись. Ярослав постучал по порогу двери, привлекая к себе внимание.

– А этот что здесь делает? – недовольно сказала женщина.

– Он не «этот», а врач-интерн, потому обращайся с ним уважительно! – осадил Колесников, – что понадобилось?

– Вас ждут на консилиум в эндо.

– Извини, но увлекательный разговор придётся прервать. Я закрою кабинет на ключ, – заведующий проводил всех за порог.

Белоусов, войдя в палату, увидел, как парень после аппендэктомии сидит на кровати, целуясь с девушкой. Та бесстыдно закинула на него ноги и заливисто хихикала.

– Прошу посторонних немедленно покинуть палату. Сейчас вообще-то обход!

– Она ухаживает за мной, так что никуда не пойдёт!

– Уважаемый Никонов, вы в состоянии передвигаться самостоятельно, так что ухаживающий вам не нужен, это во-первых. Часы посещения больных с 7:00 до 9:00 и с 17:00 до 19:00, и встречи проходят в холле больницы, это во-вторых. В палате не должно быть никого, кроме тех, кто ухаживает за тяжёлыми, это в-третьих. И напоследок, это больница, а не бордель, вот когда выпишешься, тогда и сможешь делать со своей тёлкой всё, что захочешь!

– Что ты сказал, парень? – юноша встал на ноги и угрожающе надвигался на Ярослав.

– Я не парень, я врач!

– Да плевать мне, кто ты! Проблемы с личной жизнью? Завидно? – парень поднял кулак. Белоусов встал в боевую стойку.

– А ну прекратить! – рявкнул Колесников, – ты совсем что ли охренел на врача руку поднимать?! Сейчас я мигом организую пребывание в обезьяннике за нападение на сотрудника! И не дай бог, я увижу здесь твою прошмандовку – вылетишь отсюда за нарушение режима!

Кое-как закончив обход, Колесников потащил интерна к себе в кабинет.

– Ты совсем что ли ёбнулся с больным драться?!!! Учись держать себя в руках, ёб твою мать, мне психованных врачей нахуй не надо!!! Если у тебя проблемы – пиздуй к психиатру!!!

– Спасибо, я адекватен и могу обойтись без психиатра, – зло ответил Белоусов, сверля заведующего враждебным взглядом.

– Адекватность прямо из тебя прёт, вон больного на драку спровоцировал! Надо было меня позвать или доктора Шаповалова, она мастерски обкладывает хуями! Иди работать!

Тот вскочил как ужаленный. Успокоился только в операционной. «Наверно, я всё-таки извращенец», – думал Ярослав, занося скальпель, чтобы сделать разрез. Зелёный кафель, блеск хромированных поверхностей, белые простыни, запах антисептиков и ультрафиолетового рециркулятора, свет бестеневых светильников – все производило на него магическое действие, успокаивая и приводя мысли в порядок. Люди из команды оперблока смотрели на него с уважением, даже вредная операционная медсестра, которая признавала не каждого доктора, не отпускала ехидных шуточек в его сторону. Когда операция была закончена, в голову Ярослав пришла идея.

«Пора и свою личную жизнь устроить!» Ярослав вспомнил про симпатичного интерна из терапии. После обеденного перерыва было относительно спокойно, и ДжоДжо отправился по переходу в терапевтический корпус.

– Можно пять на вас минут?

Девушка была рада его видеть:

– Ой, я бумажку с телефоном случайно выбросила, а до хирургии никак не дойду!

– Ничего страшного, принцесса и не должна бегать за рыцарем.

Мария и Ярослав обменялись телефонами и разбежались по отделениям.

Ночное дежурство проходило довольно скучно. Колесников и Хайдаров были на «шабашке», и Белоусов решил позвонить в терапию – Мария тоже сегодня дежурила.

– Как всё проходит?

– Тяжёлых я осмотрела, а поступивших пока нет.

– Может, тогда встретимся в холле, поговорим?

– Давай!

Интерны стояли в холле и смеялись.

– Ой, дурдом на выезде! – рассказывает Мария, – сегодня наркоманка украла апельсины у бабульки с Паркинсоном. Та закатила истерику и никак не могла успокоиться, пока ей не купили другие.

– У нас тоже двое мужчин не поделили кресло у телевизора. Шуму-то было, еле разняли!

Всё-таки жизнь хирурга – это не только сплошные операции и дежурства. Вот и Ярослав решил в свой выходной позвать Марию погулять в парк, а затем пойти посидеть в кафе. Он пришёл в парк вовремя, а вот Мария опаздывала. Впрочем, Белоусов и так знал, что Мария пунктуальностью не отличалась, так что не удивился задержке и не стал раздражаться, вместо этого смотря по сторонам.

Вот только самому Славе было невесело. У него было ощущение как при примерке новой обуви – вроде и размер тот, и выглядит симпатично, но вот не сидит по ноге и что хочешь делай. И пока он думал, как бы помягче сказать, что перспектива у их отношений исключительно дружеская, Мария вдруг обняла за шею и поцеловала его.

Белоусов не ответил на поцелуй.

– В чём дело? Я тебе не нравлюсь?

– Да нет, проблема не в этом…

– А в чём же тогда?!

– Ну слишком рано.

– Рано?! А зачем ты вообще затеял это дело? Поматросить и бросить?

Мария отвернулась и стремительным шагом пошла к выходу парка.

ГЛАВА 8

Время пролетело незаметно. Вот и настал Новый Год. Последний день перед праздником выдался на редкость хлопотным – врачи либо сами старались отпустить больных на праздники, либо больные сами писали отказ или особо несознательные – уходили самовольно. То и дело звонили на пост, что выписывается такой-то из палаты такой-то. Ярослав в этот день заделался секретарём, который то и дело был вынужден бегать к заведующему за подписью и печатью.

– Да просто распишись как он! – посоветовал Хайдаров.

– Ага, а потом меня за это вые… убьёт, – отшучивался интерн.

Медики собирались в актовом зале, где медсёстры поставили столы буквой «П» и накрывали на них то, чем были богаты, в том числе и подарки от больных в виде конфет и алкоголя. Наконец-то хирурги выписали тех, кого хотели выписать и расписали лечение тем, кто оставался в отделении.

– Айда отмечать! – Петров махнул рукой, – Слава, ты тоже приглашён!

– Хорошо, – интерн пошёл вслед за хирургами. В актовом зале уже собралась основная масса врачей. Белоусов отправился было в угол, где были места немногочисленных интернов. «Всяк сверчок знай свой шесток!» – да и старшие по званию мигом бы ему указали его истинное место в иерархии, поэтому, чтобы уберечь своё самолюбие, лучше не нарываться.

– ДжоДжо, садись к нам! – крикнула Шаповалова. Ярослав сел рядом с Крыловым. Празднество было в самом разгаре – врачи ели, пили и разговаривали. Белоусов цедил алкоголь понемногу – он терпеть не мог напиваться.

– Когда я работала ещё на скорой помощи, – рассказывала Шаповалова, – был такой курьёз. Приехали на вызов, там родственники зарёванные, умерла бабуля. Проверяю пульс на сонной артерии – есть пульс! Снимаю ЭКГ – есть потенциалы, разве что брадикардия. Оказывается, старуха перепила снотворных, а родственники уже хоронить собрались!

– Ох уж это ЭКГ, – вздохнул Петров, – как я получил пиздюлей от доктора Колесников, за то, что я не снял ЭКГ у больного с острым животом.

– ЭКГ тоже не стопроцентная гарантия, – решил начать говорить функциональный диагност, – был случай в пульмонологии. Поступил мужик с ХОБЛ – длительный стаж курения, одышка, всё как полагается. Лечится, лечится, вот только одышка меньше не становится. Показали его кардиологам, те говорят, что всё чисто, лечите свой ХОБЁЛ. «Ну ок» – сказали пульмонологи и продолжили эуфиллин по вене гнать, вот только нифига мужику не лучше. Долечили до реанимации. В течение срока госпитализации вызывали кардиологов трижды и каждый раз – данных за ОКС нет. Основная подлость в том, что на ЭКГ не было характерных изменений. Ну, соответственно кардиологи как раз плясали от ЭКГ. А мужик взял и благополучно помер. И на вскрытии – барабанная дробь! – обширная зона некроза. Инфаркт тот самый.

– Да ладно?! На ЭКГ чисто, а на вскрытии инфаркт?

– Вот тут и скрывается большая ехидная жопа – отсутствие изменений на ЭКГ НЕ ИСКЛЮЧАЕТ инфаркт! Помер мужик ни за что, получается.

– Слава, ты не выпьешь со мной? – обратилась Мария.

– Да, конечно, – интерн перешёл в угол. Мария подала ему бокал шампанского.

– Настоиграли уже эти бабульки! Сейчас как раз эпидемия H1N1. Ты прививку от гриппа сделал?

– Сделал.

– Вот и молодец. Поступила в коридор старушка, которая несколько месяцев назад лежала с обострением хронического бронхита. Понравилось ей у нас, видать. Пошла я, короче, её смотреть, она ещё пожаловалась, что врачи тут неласковые, наорали на неё, когда она в ординаторскую припёрлась спрашивать, когда её осмотрят. Мы были в дикой запарке и чисто физически не успевали все сделать, а каждый больной «я Кудин и в жопе один» – как только они появились в отделении, врач тут же должен бросить все дела и немедленно его осмотреть, ага. Ну, короче, осмотрела я её, написала на листочке лекарство от запора (вот блин проблемы у людей, капец просто). Печатаю я выписку и тут приходит эта бабка и требует бумажку переписать, мол, неразборчиво написано. Тут уже и я рявкнула, что мне некогда и чтобы она шла в… в коридор. Через пару дней она заразилась от больной гриппом, что привело к декомпенсации ревматического порока и смерти от ТЭЛА. И думаю я – ну пробегала бы недельку в поликлинику за витамином С (Цефтриаксоном), из дома носу бы не казала – может, и жива осталась. Но нет, надо же в больницу лечь!

Слава отхлебнул шампанского и продолжил разговаривать. В голове появилась странная лёгкость, настроение улучшилось, хотя и до этого не было подавленным, хотелось двигаться и болтать без умолку. «Какое-то странное шампанское» – подумал он, но мысль унеслась в сторону.

– Слава, пойдём, погуляем. Тут очень душно.

– Хорошо, – Ярослав последовал за Марией.

Странное состояние никак не проходило. Мария рассказывала случай о подруге из пульмонологии, как врач спихнул на неё алкаша с пневмонией, а тот возьми и умри. И основное западло было в том, что последним, кто застал этого больного в живых, был тот самый несчастный интерн из пульмонологии. И хотя в этой истории не было ничего весёлого, Ярослав смеялся без умолку. Затем Ковалёва замолкла и прижала его к стенке. Девушка смотрела в глаза пару секунд и потянулась за поцелуем. Слава ответил неожиданно пылко – он сам прижал её к стенке и засунул руку в вырез халата.

– Вы тут совсем охуели?! – заорал Колесников, который, оказывается, стоял поодаль и смотрел на это безобразие.

– А что тут такого? – развязно произнёс Ярослав. – Хочешь – присоединяйся! – И захихикал.

Колесников хотел было высказаться, только отметил, что у интерна было неестественное проведение: обычно спокойный, даже флегматичный Ярослав вёл себя как психически больной. «Может, пьян?». Нет, Белоусов пил за столом, но вёл себя адекватно. И тогда его поведение напомнило кое-что, что Колесников очень не понравилось. Он достал фонарик, разжал веко Белоусова и посветил им в глаза. Зрачки практически закрывали радужку, словно в глаза накапали атропин, и вяло реагировали на свет. Ярослав щурился, пытаясь отвернуться от фонарика.

– Ты что ему подмешала, сучка?!

Колесников был в бешенстве. Безусловно, в жизни Марии хватало страшных моментов, учёба на врача совсем не была похожа на институт благородных девиц, да и терапия хоть и считалась спокойным отделением, экстрима всё равно хватало, но она до этого не испытывала такой ужас, как сейчас, стоя рядом с разъярённым хирургом.

– Я не имею ни малейшего желания поднимать шум и устраивать разборки. Но запомни, девочка, если ты ещё раз так сделаешь – я тебя уничтожу. Тебя не возьмут ни в одну больницу даже санитаром полы мыть. Ты меня поняла?

У Марии так сильно дрожала нижняя челюсть, что она не могла ответить, поэтому только кивнула.

– А теперь возвращайся обратно и скажи всем, что Белоусов перебрал с алкоголем, и я его отвожу домой, – Колесников схватил интерна за руку и повёл его к выходу. Ярослав глупо хихикал и шёл вслед за ним вприпрыжку. Мария поплелась ни жива, ни мертва, лишь перед входом в актовый зал натянула на лицо улыбку. Врачи словно и не заметили отсутствия хирургов, хотя это было неудивительно – каждую минуту кто-то уходил или приходил, потому что праздник праздником, а работа не ждёт.

– А где Белоусов? – спросил Хайдаров.

– Он перебрал с алкоголем, и ему стало плохо. Доктор Колесников отвёз его домой, – соврала девушка.

– Когда он успел накидаться? Вроде и не пил особо, – удивилась Шаповалова.

Колесников, конечно, не собирался отвозить Ярослава домой – оставлять его одного было опасно – мало ли чего он натворит под кайфом. Он пристегнул его ремнём на заднем сиденье, и добавил молнию One Step Closers, чтобы тот не мог высвободиться. Белоусов пытался пару раз дёрнуться, но оставил попытки. Даже в состоянии наркотического опьянения он вёл себя сравнительно смирно. Колесников завёл машину и молился про себя, чтобы ему не попалась полиция.

– Почему мы ушли с праздника? Там было так весело, такие истории рассказывали, – и снова захихикал.

«Да пиздец как весело!», – выругался Сева, пока Ярослав, путаясь, рассказывал, как чморили одного интерна из пульмонологии, смеясь при этом.

– Тебе её не жалко? – не выдержал он.

– Жалко? – Белоусов задумался и на некоторое время и замолк. К счастью, до дома добрались без приключений. Колесников отстегнул его и проводил до квартиры.

– Да сиди ты уже! – Сева фактически швырнул его на диван. Ярослав не обиделся на грубое обращение и стал оглядываться вокруг, пока Колесников достал диазепам и стал заправлять шприц.

– Ложись на живот!

– Зачем?

– Ложись, я сказал! – рявкнул врач и вжал его лицом в подушку, расстёгивая на нем ремень.

– Что, так сразу? – заржал Ярослав.

– Да нет, блять! Укол я буду делать. Внутривенно не буду – дёрнешься ещё! – Колесников со всего маху засадил иглу в верхне-наружный квадрант ягодичной мышцы. Ярослав не вздрогнул. «Да конечно, он сейчас под дурью, ему ничего не больно!», – подумал Колесников, натягивая ему штаны обратно и уложив на диван. Белоусов пытался встать, но Всеволод каждый раз понуждал лечь обратно.

– Что вчера случилось?

– Мария Ковалёва подмешала в шампанское наркотик, вероятнее всего экстази, – выплюнул Колесников, – алкоголь и дурь – убойное сочетание.

– Быть такого не может! – Ярослав вскочил, – что за чушь вы несёте!

– Да ладно? От одного бокала шампанского ты стал целоваться с Марией взасос, засунул руку ей в лифчик и хихикал как идиот? Либо у тебя патологическое опьянение, но тогда почему тебя не накрыло, пока пил с коллегами? Или тебя от шампанского уносит?

– Это неправда!

– Если это неправда, то что ты забыл у меня на диване в моей квартире? Думаешь, я от большой любви сорвался посреди праздника, потащил тебя домой и истратил на тебя пять кубов диазепама?

– Бляяяять… – Белоусов начал что-то припоминать, – то-то мне шампанское странным показалось. Я больше ничего не натворил?

– Не успел. Когда я тебя поймал, ты ещё нёс околёсицу про интерна из пульмонологии, над которой издевались врачи, да ещё смеялся, словно у тебя личный счёт к ней.

– Зачем она это вообще сделала?! – Белоусов никак не мог поверить, что эта Мария могла так поступить.

– Влюблённые люди вытворяют по-настоящему отвратные вещи.